Жду новый пост

Серия «Истории»

Скоротечные сборы, и вот они уже стояли в подземного гараже, на том же этаже, где находится ферма. Андроидам не так ужи много времени нужно на сборы. Еда не нужна, вода так же не имеет смысла для них. Ремонтный набор, да баллончик смазки, вот и всё самое необходимое. Отдельным именно для этих двоих, в первую очередь было одеться, и взять с собой побольше сумок, или иных резервуаров куда можно было сложить найденное. На давно заброшенную станцию они ехали для поисков интересных вещей. На старом, модернизированном мотоцикле висело несколько сумок, сев на него они двинулись вверх, на поверхность, сквозь открытые ворота у основания башни.

Мотоцикл не издавал ни звука, хоть он и был по настоящему древним, ещё с тех времён, когда для передвижения использовались шумные нефтяные двигатели, но мотоцикл был переделан. В старом корпусе бензинового двигателя находился более компактный электрический двигатель, за счёт чего не было слышно шума мотора. Питание бралось от сверх компактного аккумулятора, человечество уже давно отказалось от литиевых аккумуляторов, а на тот случай, если вдруг аккумулятор неожиданно разрядится, имелись солнечные панели по свободным плоскостям мотоцикла. Органично встроенные в его дизайн. Спрашивается, зачем нужно столь сильно заморачиваться, переделывать древний мотоцикл, тратить столько сил и времени, ведь имелись уже более совершенные средства передвижения, для которых и не требовалось контакта с поверхностью. Ответа на этот вопрос и не имелось. Что-то внутри Сергея не просило, требовало о такой услуге. Сергей повиновался и выполнил просьбу неведомого из его собственных механизированных глубин.

Несколько нажатий на приборной панели мотоцикла, и он двигался с земной гравитацией, более привычной даже для андроидов, ведь они и так как правило передвигались в условиях земной гравитации по Марсу.  А вот для самих себя, он попросил об этом и Софию, они переключили гравитацию в марсианскую. Теперь при каждой кочке подпрыгивали довольно высоко от сиденья мотоцикла, только его руль не позволял улететь им в космические пустоты. Так они и ехали, весело подпрыгивая на кочках, со смехом и улыбками на лицах, пока не отъехали на приличное расстояние. На первый взгляд могло показаться, что вокруг ничего нет, только необъятные просторы Марса, что вначале упирались в стенки каньона, а после над ними выходили далеко за его пределы, но не просто так Сергей привёз Софию именно в это место.

Они остановились у вполне обычной кучи камней, если приглядеться, то везде, совершенно везде их окружали точно такие же камни, и невооружённый глаз не смог бы заметить разницы. Сергей подошёл к одному из камней, наклонился, и неожиданно открыл небольшой круглый люк, что был прежде скрыт под бордовым грунтом. София удивилась, она не ожидала такого, в её представлении было, то, что заброшенная станция будет надземной, но ни в коем случае не будет находится в толще марсианской породы. Не ожидала она, что к ней будет вести изначально тёмный люк, с узкой неудобной лестницей, и только тогда, спустя десяток метров, они окажутся среди тёмных коридоров. Им повезло, на станции остался свет. Конечно, источники питания, и батареи уже давно выдохлись от старости, но разве может что-то стать, с металлом, вытянутым в проволоки в изоляции – с проводами - когда в этом месте отсутствуют грызуны, и любые примитивные организмы, что смогли бы навредить проводам, а точнее их изоляции. Подключение батарей и коридоры осветились холодным светом, не все лампы оказались живыми, но в перемешку с их собственными фонарями этого было более чем достаточно.

После спуска было два пути. Слева были электрические щитовые и раздевалки. В последних они пробыли ну очень много времени, София, перевозбуждённая и явно невероятно довольная от нахождения в этом месте, сложила огромную кучу из различных человеческих вещей. Справа вёл коридор, что после разветвлялся ещё несколько раз. В одном из ответвлений была старая ферма, такая, как в подвале Сергея. От фермы уже ничего не осталось. Хоть толща марсианской земли и защищала от космической радиации, но не могла дать кислорода для жизни растениями, который давали установки, а они вместе с уходом людей давно пришли в негодность. В другом ответвлении были лаборатории. В них уже было более интересно Сергею. Он был в поисках утраченных технологий, чего-то экспериментального, что никогда не покидало стены подобных лабораторий, или просто чего-нибудь интересного, что было связано с техникой. Ему повезло многим меньше, чем Софии, даже здесь в лабораториях. Она вновь набрала кучу всего, а у него ничего, совсем ничего. Парочка старых вещей: механические часы, с разбитым стеклом, и игровая приставка с двумя экранами, и ещё вместе с ней в чехле имелись игры. Находки радовали его, но не могли сравниться с тем, чего он ожидал на очень старой станции. Она была совершенно пустой. Люди, прежде чем покинуть её, выпотрошили всё, а после замуровали, вот он итог.

Сергей решил подключить свои очки. Довольно интересный прибор. Они показывали не то, чтобы металл, они показывали много композитные металлы, их комбинации в механизмы, электрические микросхемы. Это была разработка, что он нашёл на одной из подобных станций, и очень гордился ей. Множество раз очки помогали ему, и в этот раз он поставил многое на них, решил пройтись, по дороге к выходу, с включёнными очками. А вдруг, что заметит по пути. София нагрузила его полными сумками, а сама шла на легке, играясь логической игрушкой. Они прошли через лаборатории, и через предшествующие им коридоры. Ничего. Сергей решил заглянуть на ферму. Хоть одним глазком. Он просунул голову, осмотрелся. Вновь ничего. Уже явно расстроенный отвернул голову и начал переводить взгляд в коридор перед фермой, как вдруг краем глаза заметил странный силуэт. Он всё же что-то заметил.

Сумка была аккуратно оставлена у входа в ферму. София долго возмущалась, но после взгляда на сумку полную своего добра и воспоминания о том, чем удалось поживиться её возлюбленному, замолчала, и молча последовала за ним. Зелёный силуэт вёл за теплицы. Первая, вторая, третья, они шли нескончаемой вереницей. Наконец силуэт стал большим он стоял прямо напротив него, но сняв очки он ничего не увидел. У самой дальней стены теплицы не было ничего. Сергей задумался, и начал стучать по стене. Послышался глухой звук. Постукивание рядом с силуэтом издавало различные звуки, но все отличались от звука силуэта. Там определённо что-то было, да и очки никогда не обманывали. Удар молотком. Второй. Ещё один, и стена наконец поддалась, начала осыпаться, а после и полностью оголила своё содержимое. Скрючившееся полуразложившееся тело андроида.

“Интересно почему его кожа разложилась? Ведь нашей коже ничего не грозит, ни радиация, на холод.” – Сергей задумался.

Тело лежало в позе эмбриона. Погребённое в стене. Неизвестно было ли это произведено заживо, да и можно ли назвать подобный способ погребением заживо, ведь это было не живое существо, а андроид, или же он был захоронен после отключения. Кто-то явно хотел сохранить его на потом, или же не хотел, чтобы о нём узнали. Сергей достал его из стены. Полуразложившийся андроид из стены особо не отличался от своих более современных собратьев, что стояли сейчас над ним. София правда отвернулась и не хотела смотреть на него, а вот Сергей решил его изучить.

В первую очередь он полез в его голову, в его микросхемы. На удивление микросхем в голове не оказалось, как у нынешних андроидов, вместо них это был отсек для переноски и хранения вещей. Он начал изучать тело, не может быть, чтобы со сходным строением не имелось мозгового отсека. Ага! Он оказался спрятан в районе лёгких. Место лёгких действительно довольно большая полость, совершенно не нужная для андроидов. За исключением совсем мелких отличий строение было совершенно таким же. Микросхемы, вентиляторы, провода, механизмы, передатчики, всё, как у всех современных андроидов. Так и думал Сергей, пока не обратил внимание на блок памяти.

“Что? Почему они тёмно-красного цвета?”

Сергей сразу же отсоединил блоки памяти от схемы, единственное отличие, что бросилось ему сразу же в глаза. Они отличались, не формой, даже не количеством контактов или пинов, нет, они отличались цветом. Точно такие же по всему, кроме цвета, тёмно-красного, венозного цвета. В обличии от современных блоков памяти тёмно-зелёного цвета. Он отложил их на землю и принялся вновь изучать схемы. После он вынул ещё одну микросхему. Она на самом деле было микро.

“Вероятно какой-то прототип филоса!”

Он разглядывал его. Первого взгляда оказалось достаточно, чтобы заметить разницы по контактам, в общем это было и всё. Сергей передал блоки памяти с прототипом филоса Софии. Сам захватил в луч тело старого андроида, и они двинулись к выходу, андроид, подхваченный лучом, парил позади них. Наконец их поход был окончен, да и разрядиться уже пора. Прибор на запястье показывал девяносто два процента, а это многострадальное число не стоило доводить до отметки в сто.

София уже спала. После прибытия домой в башню, она перебрала часть найденного барахла, и с новой найденной книгой пошла спать. Долгое время она пыталась уговорить Сергея, чтобы пойти спать вместе, но он вежливо объяснил любимому андроиду, что даже если он и пойдёт спать сейчас, то едва ли уснёт, когда наверху, на третьем рабочем этаже, лежат новые устройства. Она, явно расстроившись и нехотя приняла эту весть и с горящими глазами, уставившись на книгу ушла спать.

Сергей рассматривал в руках маленькую микросхему, найденную прежде на станции.

“Что же ты такое? По устройству, по количеству контактов так сильно похож на филос, но почему анализатор не может распознать твою функцию? Интересно.”

Он решил пойти на риск. Первым по простоте производства, а главное по научному интересу была маленькая микросхема. Штамповщик во всю орудовал и давал время на размышления для Сергея. С точки зрения функционала, блоки памяти не могли ничем особым удивить, и анализатор это подтвердил, что это обычные блоки памяти, с немного другим устройством. Удивить интересными воспоминаниями андроидов? Мало вероятно, что такие существуют. Их жизни мало чем отличаются друг от друга, а вот филос, да, совершенно другое дело. Прозвучал сигнал из штамповщика - небольшое устройство похожее на мини печь, с прозрачным стеклом. Сергей открыл дверцу, изнутри повалил густой пар, вентиляция тут же включилась и избавила комнату от заполнения густым паром.

Он вытащил изнутри совсем уж крохотное устройство в виде прямоугольника. Закрыл дверцу, нажал на кнопку на самом штамповщике, а после на панели анализатора. Процесс начался. Новая плата начала печататься. На панели анализатора были изображены блоки памяти, а точнее переходник, с дополнительными контактами и парочкой внутренних улучшений. Затем он вставил филос со станции в напечатанное штамповщиком устройство и запихнул его к себе в голову на место своего филоса. Как разумный андроид, конечно же он сделал предохранительную кнопку, после нажатия которой должен был начать работать новый прибор. Главное, то, чем он никогда не пользовался, аварийным наблюдателем, он его активировал. Камера следила за каждым его движением, именно она и была наблюдателем. Все предосторожности были выполнены, всё было готово, и он нажал на кнопку.

В первый момент его закоротило, но это было естественно даже при использование классического филоса, но вот, что последовало дальше, он явно никак не ожидал. Коротыш оказался столь сильным, что его систему отключило, и благодаря перестраховке с аварийным наблюдателем всё обошлось. Именно наблюдатель его запустил вновь. По первой, когда он включился не ощущалось ничего, совершенно ничего. Он сидел, пытался принюхиваться, конечно, имитируя данный процесс, пытался облизнуть свою синтетическую кожу своим искусственным языком, одним словом, пытался любым способом ощутить вкусы, но ничего. Ровным счётом пока не вспомнил о консервированной в медицинской жидкости зелени со своей фермы. Зелень была научным материалом, и на самом деле не стоило её вот так запросто уничтожать, но на, что не пойдёт человек науки, ради науки.

Первым был вкус травы, необычный, вяжущий, от которого выделяется слюна у человека, а того и ещё больше может онеметь полость рта, но Сергей и сам в последствии понял, что это было глупо. Ведь он никогда и не пытался пробовать на вкус зелень, и не пытался её познать или имитировать, он не знал, работает ли филос, имитирует ли вкус. После вспомнил о жидкости в стакане, что периодически пил. Задав определённый вкус в своём приборе на запястье, привычный вкус, тот который он пробовал каждый раз, каждый день, а задать он мог вкус любой жидкости, и в последствии его ощущать. Он сделал глоток из стакана, доли секунды, и выплюнул выпитое на пол.

“Фу, что за мерзость! – были первыми мысли после этого, - Что? Я ощущаю вкус? Настоящий вкус, даже учитывая, что выставлен вкус молока! Хм…”

Неожиданно он полез в ящик над столом, немного поковырявшись в нём, разбросав точно половину его содержимого, он достал небольшой картонный пакетик виноградного сока. Его не волновал срок годности, для него это было не привычно думать о том, что еда может пропасть, так же, как человеку не привычно думать, о том, что у человека может кончиться заряд его батареи. Получил Сергей сок очень давно, от одного человеческого ребёнка в подарок. Лихорадочное открытие фиолетовой картонной коробки, чуть ли не дрожащими механическими руками, и он делает глоток. Да! Он ощущает! Конечно, уже противный перебродивший вкус виноградного сока, частично обращённого в вино, частично преобразовавшегося в уксус, но он чувствует. Вкус! Первая реакция андроида была неожиданная, он не мог определиться с тем, что он чувствует, однако, что было наверняка, спектр вкусов, эмоций и чувств стал гораздо больше, чем при старом филосе. Быть может ему показалось, но он чувствовал, как после первого глотка пробежала волна дрожи по электронному телу, хотя мало вероятно, скорее всего только показалось.

“Что, если сделать копии? У меня есть его схемы в анализаторе! Анализатор не смог определить его функционал, но я сделал это опытным путём. Сделать копии нового филоса, нормальные без костылей и переходников, да просто раздавать другим, не ради денег, ни в коем случае!”

В голове уже протекали нескончаемые планы по реализации новообретённого прибора, как сигнал из штамповщика повторился. Сергей подошёл к штамповщику, всё повторилось, клубы пара, вентиляция, и в руках оказался очередной переходник. Даже не совсем переходник, несколько дополнительных контактов, которые отсутствовали в блоках памяти со станции. Он вставил контакты из штамповщика в блок памяти, а после и его самого в специальную плату. От неё расходились провода, к нескольким был подсоединён провод от Сергея. В этом случае не требовались меры предосторожности, что может опасного нести в себе банальный блок памяти, обычная микросхема с набором воспоминаний.

Сергей нажал на кнопку, доля секунд, для проживания воспоминаний, и он упал. С огромным трудом он мог сдержать чувства, внутри всё сжалось, а новый филос отлично справлялся со своей работой, расширяя спектр переживаемых эмоций и чувств. Однозначно, если бы андроиды умели плакать, по синтетическому лицу Сергея сейчас бы тёк ручей из слёз.

Сергей увидел всю жизнь андроида – хозяина блоков памяти. От первого открытия глаз на больничной койне, до последнего, в окружении криков андроидов и людей, с переломанными суставами, с последним взглядом несчастного андроида на человека, и андроидов, что заложили его заживо в стене. Но одна мысль, слегка, едва ли уловимая мысль, в большей степени навязчивое тревожное чувство, проносилась сквозь всю его жизнь, сквозь все его воспоминания…

- Нет! Не верю! Все мы андроиды были людьми! – произнеся эти слова Сергей отключился.

Прошло минут сорок, солнце слегка сменило своё положение, но этого оказалось более чем достаточно, чтобы осветить комнату, лучом, что выскочил из-за угла башни-обелиска. Самая обычная комната, с четырьмя углами и парой окошек на стенах. В одной части стояла кухня со столом, в другой части гостиная с диваном и стульями, на одном из которых андроид сейчас и развалился, без возможности контролировать свои ноги. В центре комнаты, ввысь уходила винтовая лестница, именно на ней сейчас заканчивался солнечный луч, без возможности пробраться дальше, в недра комнаты.

Он проснулся. Вновь несколько щелчков и стало сразу заметно, что его ноги снова под его контролем. Андроид встал со своего стула, потянулся, сделал несколько глотков и направился к винтовой лестнице, а после вниз, под башню. Внизу, после включения света, показалась небольшая, совсем небольшая комнатка раза в два меньше, если не в три, чем комната на верху, наполненная садовым инвентарём, с дверью и парой окошек.

За окошками шла вереница зелёных грядок. Разнообразные растения, любимые человечеством, росли под тёплым светом рядов ламп. Андроид включил полив, и начал осматривать растения. Одно за другим, он внимательно осматривал, обходя свои владения. В одной из теплиц, по какой-то неведомой причине погибли, или по крайней мере так казалось, что они были близки к гибели, все растения. Он выругался и принялся за работу. Уборка старых погибших растений, полив почвы, посев, удобрение, обезвакуумывание и наконец работу можно было завершить нажатием одной кнопки, но неожиданно андроид засмеялся. Истерически, на всю ферму, его смех пробегал по коридорам.

- Зачем! Зачем я это делаю! – сказал он вслух, смеясь, и продолжил уже в голове: “Последний человек мёртв! А нам, андроидам, достаточно филоса, для ощущения вкуса и переживания эмоций.”

Он выключил свет везде и направился наверх по винтовой лестнице. Мимо гостиной комнаты, где он отдыхал прежде. Мимо своей просторной спальни на следующем этаже, с большущей кроватью у камерного окна, ещё выше, мимо рабочего помещения, вновь выше и наконец последний, рабочий этаж. На этом этаже находилось множество разнообразных приборов, едва ли можно было понять для чего какой из них предназначен, андроид же взял в свои руки довольно привычный даже для современного глаза прибор, подзорную трубу. По крайней мере она так выглядела.

Опять работа с прибором на запястье, щёлканье нескольких кнопок на нём, на стене с большим дверным окном, единственным окном в привычном для человека понимании, и за ним медленно, прям совсем не торопясь начал появляться балкон, выезжающий из основания самой башни. Вот выехала полукруглая, от угла до угла башни, платформа балкона, за ней перила, и в центре платформы появился большой, довольно большой телескоп. С балкона открывался грандиозный вид на весь город. Впереди, прямо в земле, глубоко в грунте было углубление в виде круга, или даже в большей степени, в виде торта, такое же круглое и высокое. В этом углублении, высотой во многие десятки метров, раскинулся город. Прекрасный рай для перфекциониста. Ровный, с ровными кварталами и улицами, без неожиданных тупиков. В некотором смысле из-за своей ровности и одинаковых домов-коробок, он смотрелся скучно и однообразно, но для существа – андроида, что руководствуется в принятии решений только алгоритмами, разве нужно что-нибудь хаотичное, от того вероятно и породился на свет город таких форм. В центре города была ровная поверхность, неожиданно, конечно, как правило в центрах стараются располагать важные здания, а здесь ничего. Ровный участок земли. На поверхности земли, прямо у основания города, так же, как и его башня, располагались три других таких же башни, во всех направлениях света. В одном из которых, находилась его башня.

Его не интересовало то, что он видел, каждый день, когда выходил для работы на этот самый балкон. Сейчас его интересовали далёкие, и пусть разведанные дали, но такие чудесные. Он подсоединил свою подзорную трубу к телескопу. Вида телескоп не потерял после этого, стал слегка более монструозным, и направил его в недра космоса. Планеты солнечной системы, их спутники, кометы, астероиды, а дальше уже и границы нашей системы, другие участки галактики, туманности, экзопланеты. Вид завораживал. Но сейчас его взгляд привлекли совсем не дальние дали Млечного Пути, и едва ли центр галактики, внимание привлекла голубая планета, окружённая космическим мусором, остатками человечества. И сам вид планеты изменился, её, будто истыкали непонятного назначения высочайшими столбами, с шарообразными окончаниями. Конечно, невооружённым глазом этого нельзя было заметить, а вот в телескоп вполне можно было увидеть нынешнее сходство Земли с набалдашником средневековой булавы.

Андроида заинтересовал один определённый момент в наблюдениях, прямо сейчас к Земле двигался неизвестный корабль. Он не был кораблём человечества с Марса, или кораблём с давно заброшенной базы на Луне. Совсем необычной формы корабль, формы буквы “Н”, с немного сдвинутой перегородкой в одну сторону. Фиолетовое пламя вырывалось из его сопел, двигая корабль в сторону планеты, мимо злосчастного космического мусора. За долгие годы наблюдений, за практически нескончаемые столетия, в наблюдениях произошёл прорыв, мало того, что как предполагалось, и предполагал сам андроид, что якобы вокруг Земли теперь имеется охранное поле, что не пускает никого внутрь, это опроверглось, так ещё и неизвестная форма жизни двигалась прямиком к Земле, сквозь атмосферу. Корабль исчез в плотных слоях, а сердце андроида, если бы оно имелось, давно бы выскочило из груди.

Он быстро набрал необходимые сообщения, прикрепив к ним снимки, описания, и направил их по почте своему начальству. Едва ли сейчас было кому дело, до его открытий в наблюдениях за космической пустотой, которую теперь язык не повернётся так назвать. Солнце скрылось за непроглядной тьмой, что двигалась с противоположной стороны, и уже скрыла внутри себя противоположную башню. Надвигалась пылевая буря.

Прозвенел звонок, звук шёл откуда-то из глубин стен, он взглянул вниз из-за балкона, у подножия башни стояла андроид-девушка. Неизвестные манипуляции на запястьевом приборе, и он наблюдал за тем, как девушка проникает внутрь башни тем же путём, каким он заходил внутрь. Андроид начал собирать своё рабочее место, снял присоединённую к телескопу подзорную трубу, забрал планшет с электронными записями, начал собирать балкон. Когда девушка поднялась на верх, к андроиду-мужчине, перила уже давно убрались и балкон практически полностью задвинулся назад. Пылевая буря уже поглотила в себе насколько башен, надвигаясь прямиком на эту часть каньона. За окном было видно, как над городом раздвигается защитный чехол. Изначально дроны развели параллельные друг другу направляющие в разные стороны, а после по ним самим начали разъезжать другие дроны, без возможности полёта, они тянули за собой раскладывающиеся пластины, теперь они стали новым металлическим небом для города. В пару минут, ещё до того, как буря приблизилась к нему, посреди бордового грунта Марса, неожиданно воздвигся идеальный серый круг с небольшими зазорами.

София подошла, и обняла своего любимого андроида, нежно, без толики страсти, вкладывая в свои прикосновения максимум чувств. Он ответил ей тем же, не заметив, как она подошла к нему, настолько его заворожил и пленил вид пылевой марсианской бури, хотя и смотрел на неё он не в первый раз. Он обернулся, и нежно поцеловал девушку-андроида.

София была прекрасна, хотя, едва ли можно было найти некрасивого андроида на Марсе, вероятно создатель андроидов был эстетом. Аккуратная худая женская фигура, ни больше ни меньше, чем нужно, ни торчащих костей, в данном случае металла, из-под синтетической кожи, ни наоборот ничего лишнего, средний тип фигуры близкий к худощавости. Чёрные, слегка вьющиеся волосы, чуть ниже каре, обрамляли, такое-же, как и фигура лицо, ни вытянутое, ни широкое, среднее. Тонкие губы, без излишеств, голубые глаза, одним словом, прелесть. Даже здесь, на Марсе, София отличалась от большинства других андроидов-женщин. Местные женщины-андроиды, учитывая возможности искусственной жизни, старались, как можно больше проапгрейдить себя. Плотные мясистые губы, чересчур длинные ресницы, неестественные формы черепов, для местных законов красоты, а учитывая опять же искусственную жизнь, это позволяло андроидам менять свою внешность по желанию, достаточно было только перенести память в новый скелет, и конечно же достаточное количество денег. София отличалась, минимумом апгрейдов, максимумом естественности, если, конечно, можно говорить в таком ключе, про естественность, в искусственной жизни.

Они пошли вниз, в спальный этаж, и уже спустя пары десятков минут сидели друг на против друг друга на кровати. Каждый достал свой филос из головы, после произошёл обмен, и подключение другого филоса в свою голову. Некоторое время никто из двух андроидов не подавал признаков жизни, они зависли, не моргали глазами, и даже не производилась имитация подъёма грудной клетки при вдохе, но после они наконец пришли в себя. Каждый испытал примерно одно и тоже, тотальный сбой в системе за счёт подключения к системе не совсем инородного программного обеспечения, но всё же с совершенно другими настройками, и системе следовало подстроиться под новые настройки. Дальше больше. Они достала по ШОИ (шнур обмена информацией), и через заранее подготовленный переходник, при этом и запрещённый, за который их могли бы отключить, подключились друг к другу. Обмен собственной информацией и токами всё ещё не начинали, оставалось последнее приготовление. Два андроида повернулись друг к другу спинами, не много сместили головы, и положили их на плечо партнёра.

- Ты готова, Сонь?

-Да! А ты Серёж?

-Да! Я включаю?

-Да!

В руке у Сергея был тот самый переходник, которым они прежде соединились, он нажал на кнопку, и их затрясло. Легкая тряска, как при быстром нервном человеческом импульсе, а после она кончилась, отключив обоих. Так они и оставались в полном контакте своими спинами друг к другу, и с головами на своих плечах. Со стороны, конечно, странная поза, едва ли, это самое странное из великого множества идей, что может возникнуть в головах влюблённых. Первой включилась София, после Сергей. Они повернулись друг к другу и обнялись, всё прошло успешно.

- Что будем делать? У меня предложение отправиться на ту станцию, о который ты говорил. – многозначительно спросила София.

- Точно! Давай, я только за! – Сергей взглянул на дисплей прибора на запястье, - Только, давай немного подождём? Пусть уже зарядится до конца, и со спокойно душой поедем!

- Хорошо. Долго ещё?

- Сейчас восемьдесят процентов, ещё шесть, это где-то с полчаса!

- Отлично. Серёж!? Слушай! Я помню, что ты рассказывал о том, что у тебя, это с тобой происходит из-за дефекта в блоках памяти, о том, что невозможно практически сделать их копию, и тебе остаётся довольствоваться вечными блоками, как сегодня, и я знаю, что ты один такой потратил на воспоминания обо мне, за что очень тебе благодарна! -  Соня улыбалась, ей было приятно осознавать, что столь важный ресурс, как вечный блок памяти был потрачен на воспоминание о ней, - но почему ты не можешь работать в городе? Мне надоело довольствоваться друг другом только по выходным. Я хочу быть с тобой рядом каждый день, а ты ведь знаешь мне моя работа не позволяет этого, а тебе… твоё положение, не совсем понимаю почему…

Девушка, явно разочарованная, закончила, прикусив губу и ушла в свои мысли. Её огорчало осознание этого неудобного момента, который она особенно хотела бы поменять.

- Сонь! Мы же уже говорили об этом. Заряд накапливается примерно раз в три-четыре часа, и я его не могу разрядить в городе, совсем никак. Проблема не в инфраструктуре или приборах, и даже не в человеке, здесь им повезло гораздо больше, чем нам андроидам, но я не могу разрядиться из-за андроидов. Любой андроид, оказавшийся в поле радиуса поглощения заряда, станет его жертвой. Заряду нужна пустая территория в восемь метров, желательно больше, чтобы уйти спокойно в грунт, но увы это невозможно в городе, и обязательно кто-нибудь погибнет из-за него. Поэтому мне приходится работать здесь, это идеальные условия, которые я совсем не могу изменить. И конечно, огорчает моя “смертность”, ведь никаких копий памяти я не могу сделать, а учитывая ценник на вечные блоки, их редкость, и их объём, максимум резерва памяти, что я могу сделать, от силы процентов двадцать. Это грустно…

Оба задумались. Сергей продолжал играться синтетическими волосами Сони, уставившись в стену в одну точку, а она в свою очередь, прикусив губу пыталась найти выход из сложившейся ситуации. Выйти из царства фантазий и бесконечного воображения заставил знакомый ещё с похоронной процессии звуковой сигнал с устройства на запястье Сергея. На дисплее отчётливо виднелось число восемьдесят шесть, можно было разрядиться. Сергей встал с кровати, он был полностью голым. Будь он человеком, то оголившимися бы были все места и участки человеческого тела, что стали запретны после инцидента с первыми людьми в Эдемском Саду, но андроидам этого не грозило. В местах, где у обоих полов должны присутствовать гениталии и прочие места, что не принята оголять за исключением разве, что нудистских пляжей, не было ничего. Ровные участки синтетической кожи, скрывали отсутствующие половые признаки и прочие неприятные места. Исключением были женские груди. Кто знает для чего в своё время создатель андроидов оставил их женщинам-андроидам, в большей степени, вероятнее всего, чтобы было приятно глазу.

Сергей прошёл по диагонали в противоположный угол комнаты, в котором имелась металлическая лента на стене. Он отсоединил от ноги присоединённый контейнер, выложив его у металлической ленты, и нажал на кнопку на приборе. Всё, как и в прошлый раз, искрящийся шар света покинул контейнер и прямиком направился к единственной вещи с меньшим сопротивлением чем сам Сергей в заданном для него радиусе – металлической ленте – и в ней растворился.

- Теперь можно ехать!

“И это человек? И это венец творения?” – рассуждал андроид – мужчина, стоя в толпе практически таких же, практически идентичных ему, андроидов. Его окружало великое множество таких андроидов. Мужчин и женщин, едва ли, конечно, можно было отличить их друг от друга по внутреннему строению, только по внешним половым признакам, на вроде выпирающей женской груди, или же густой мужской растительности у мужчин на подбородке. Даже, учитывая то, что андроидам разных полов был дан разный стиль мышления подобно нашему людскому, оно, мышление, полностью нивелировалось отсутствием в их телах любых половых гормонов. До нельзя банально, женщины не слетали с катушек каждые несколько недель к ряду, и даже если по людской женщине не видно снаружи, что её переполняют эмоции в данный момент из-за гормонального взрыва от того, что то, что было заложено матушкой природой, деторождение, не выполняется, на самом деле внутри неё происходит гремучая смесь, в самый данный момент внутри неё перемешивается всё что только может перемешаться в человеке, в первую очередь эмоции и мысли с гормонами.

Соответственно. Мужчины и женщины не отличались мало того, что едва ли по половому признаку, за исключением внешних половых различий, так они особо и не отличались между собой. Они были идеальны, с точки зрения эстетики конечно же. Их механические внутренности, из сталей различных точек плавки и плотностей, шестерёнок, разнообразных жидкостей, синтетической кожи и микросхем, сидели внутри идеальных, для человеческого глаза, тел.

На протяжении десятилетий синтетическая кожа сохраняла свою упругость, от чего ни на одном теле не было ни единой складки, ни морщинки. Ни второго, или третьего подбородка. Да, конечно же, одно из самых выбивающихся для глаза живого человека, отсутствие лишнего веса, это то, без чего невозможен обычный земной мир. У каждого обычного человека, который работает на самой приземлённой работе, не имеет достаточно финансов для пластических операций, будет лишний вес, а с возрастом любое растяжение кожи давало о себе знать. Тела андроидов были прекрасны и идеальны. Так они и стояли, образовав толпу на улице, по которой проносили неизвестное существо.

Андроиды стояли по обеим сторонам улицы, образовав узкий туннель, в котором проплывал прозрачный короб на руках четырёх андроидов. Совсем уж небольшой короб, от силы чуть более метра в высоту, и слегка более полуметра в ширину, чтобы в такой вместился андроид, ему бы пришлось сложиться по полам, или хотя бы лечь в позу эмбриона, с их то ростом это не удивительно, но размеры короба совсем не мешали спокойно находиться существу из плоти и крови внутри его прозрачных стенок, а оно, существо, при этом совсем легко в нём умещалось в полный рост, и оставалось пространство для его перемещения.

Внутри короба находилось уже не живое существо, побледневшее, с начинавшимися трупными пятнами и уже полностью окоченевшее, но оно создавало особую атмосферу одним только своим видом среди толпы андроидов. Маленький, едва ли в нём наберётся метр в высоту, толстый, по-настоящему толстый раздавшийся в ширину, чуть ли не догоняющий своей шириной свою же высоту, со множеством подбородков, за которыми вероятнее всего, где-то там за толщей сложившейся кожи и плотных энергетических слоёв жира находился костяной подбородок. Одним словом, омерзительного вида существо. Его виду не добавляло и не то, чтобы красоты, а хотя бы какой-нибудь эстетичности или хоть бы пропорциональности его голова, по-настоящему круглая, такая, какой голову рисуют маленькие дети на своих первых рисунках. Все части лица, что хоть как-нибудь могли бы придать вида лицу этого существа, они исказились в жуткой гримасе. Огромный непропорциональный нос, гигантские глаза, с минимальными надбровными дугами, и такие мерзкие губы, похожие на червей. Едва ли это существо было похоже на человека, в большей степени на какого-нибудь богопротивного беса из древних легенд, или же на отвратительное мерзкое инопланетное создание, но нет, это был человек. По крайней мере своим геномом, своим строением, и своей физиологией. Последний живой человек на красной планете канул в небытие, и андроиды облепили обе стороны улицы, чтобы проводить его в последний путь.

“Разве это не отвратительно, создать нас, андроидов, только в качестве прислуги для избранных, людей? Они бы только ели, пили, да плодились, пока мы работали и выполняли всю грязную работу за них! А ведь именно так и было, долгие столетия, мы были няньками людям, тем, кто изначально был нашим прообразом, статные, эстетичные и приятные глазу, и во что они в итоге превратились? На, что похож последний, уже мёртвый, человек? Совсем не на человека, больше на отвратительного пришельца. Чёрт!”

Поток мыслей андроида прервал звуковой сигнал, прозвучавший напрямую в его голове, игнорируя окружающую действительность. Сигнал шёл из прямоугольного прибора на запястье, облачённого в ремешок. На панели прибора показывалось количество оставшегося свободного места, оставалось совсем немного, как говорил прибор, всего лишь четырнадцать процентов. Андроид вышел из окружающей его толпы, что оставила его позади и двинулась дальше, он же двинулся вперёд по прямоидущей улице, вдоль множества высотных домов-муравейников. Прямо впереди, между домов, на вершине высочайшего утёса, на карию их круглого каньона, который вздымался выше любого дома в округе, виднелась башня, он к ней и направлялся. Идти было не трудно, широкие свободные улицы, прямые, без подъёмов и спусков, стоило идти только прямо.

Так и продолжалось около пяти минут, пока наконец на углу улиц не завиднелась остановка монорельса. На каждой улице, в любом из направлений был монорельс, самая простая рельса, кусок отлитой стали определённой формы. Только здесь он не был проложен в земле или на ней, на шпалах и подушке из щебня, нет, по улицам он шёл, будучи подвешенным на специальных стальных опорах, обычный одинокий рельс. Андроид подошёл к остановке. Приложил свой прямоугольный прибор на запястье к терминалу на опоре остановки, и тут же примагнитился к рельсу, не вплотную, оставив небольшой зазор для игнорирования трения. Нажатие на приборе, и он уже летел со скоростью вперёд, всё в том же направлении, в котором он шёл прежде, в сторону башни на вершине всеобъемлющей возвышенности, что окружала всё вокруг.

Мимо проносящиеся дома не были ничем примечательны, глиняного цвета прямоугольные коробки, для жизни механических существ – андроидов - они были одинаковы, они были по всюду. Исключением была башня впереди. Её становилось всё отчётливее видно, с каждым оставшимся позади углом улицы, с каждой пройденной остановкой. Вот он и прибыл, край города. Впереди был лифт, прямо под башней, в бардовом грунте.

“Ничего. Верю, что теперь всё изменится! Теперь людей нет, есть только мы – андроиды. Теперь не нужно никому служить, мы организуем демократическое правительство, наш парламент андроидов станет основным, а такой орган власти, как люди, канет в небытие. Теперь всё будет по-другому, теперь мы будем сами себе хозяевами! Ведь нам проще и легче, нам не нужна еда, не нужна вода или кислород, только смазка и питание наших батарей. Мы более совершенные организмы. Да и нам доступны эмоции, не в таком виде, как у людей, не так красочно, как они их испытывали, испытываем мы их сами, но они у нас есть. Мы лучше!”

Он поднимался на лифте, размышляя о действительно насущной для него теме, о смерти последнего человека на красной планете, о переменах. Лифт нёсся вверх, потребляя метр за метром, не замечая пройденного расстояния. Буквально несколько минут, и семьдесят метров грунта были пройдены, лифт открылся. Андроид покинул металлический, закруглённый короб, который захлопнул двери и ушёл под землю.

“Один, два… восемь. Всё. И, как обычно несколько метров ещё на всякий случай.” - он сделал ещё несколько шагов, таким образом, что шахта лифта и башня оказались на равно удалённом расстоянии от него, вытащил из кармана штанов приличных размеров металлический контейнер, положив его после на землю. Контейнер лежал на земле, от него шли провода прямиком в карман, из которого его пару секунд назад достали, андроид нажал на кнопку.

Сверху контейнера открылись створки, точнее задвинулись внутрь него самого, и из открывшегося окошка сначала показался свет. Тёплый желтый свет, такой, который даёт солнце, он был на столько ярким, что затмевал своей яркостью, излучаемый свет от солнца, а это при том, что Марс находится ближе к солнцу, и оно, солнце, на него светит порядком сильнее. После, вместе со светом, медленно расползающимся изначально по стенкам отверстия, по створкам, а после и по граням контейнера, показался шар света и искровых разрядов. Шар смахивал на маленькое солнце, на его поверхности разряды постоянно скакали с места на место, не задерживаясь на одном месте, а его форма не была идеальным шаром. Природа ведь не любит порядок, а это было творение не рук человеческих, и даже, не рук андроидов, в большей степени природы, от того и форма шара не была постоянной, аморфная, вечно меняющаяся, с выпуклостями и впуклостями. Одним словом, хаос во плоти. Первый раз, это зрелище завораживало. Шар света, перелетел через края контейнера, достигнув земли, поглотился ею, исчезнув навсегда, а прибор на руке андроида показал ноль процентов.

Андроид направился к башне, его обдувал ветер, надвигалась пылевая буря. Башня своим белым цветом выделялась на фоне красной поверхности планеты. Как и положено, широкая снизу, зауженная к верху, переходящая в пик. В форме обелиска, не с ровными гранями, а вогнутыми внутрь, в себя, для компенсации воздействия ветра на поверхность башни за счёт округлых внутренних углов. У подножия башни, андроид приложил свой прибор на запястье к терминалу в стене, от чего поверхность грунта начала расступаться, маленькие камушки начали проваливаться вниз, а внутри поверхности показалась лестница вниз, под башню.

Он наконец был в башне. Его валила с ног усталость, было желание отдохнуть, но прежде, подошёл к столику в центре комнаты и взял с него крошечную квадратную микросхему, после направился к сиденью, на котором тут же развалился, как добрался до него. Первое, что сделал андроид, вставил микросхему со столика себе в голову, и сделал глоток непонятной жидкости из стакана со стола.

“Ой, как хорошо, как вкусно! Как хорошо, что однажды изобрели филос! Хоть нам андроидам и не нужна жидкость, как людям, но для тех из нас, кто хочет испытывать эмоции филос важная вещь, и определённо он стоит своих денег!– рассуждал андроид в своей электронной голове, явно наслаждаясь напитком из стакана, - Так, у меня есть ещё пара часов до прихода Сони, как раз успею закончить работу, дальше будем предоставлены сами себе, и как раз можно будет сходить на старую станцию, как раз ту, что я нашёл недавно, да и Соня также хотела сходить!”

Несколько нажатий вновь на всё том же приборе на запястье и в районе колен, а также голени, послышались щелчки, ноги обмякли, было слышно, как течёт жидкость внутри ног. С обмякшими ногами он потянулся к своей голове, несколько нажатий в определённые пазы, едва ли их было видно под его густой шевелюрой, и голова распахнулась, как какой-то сундук. Внутри головы было множество микросхем, густо натыканных рядом друг с другом, друг в друга, и по верх друг друга. В отражении зеркала, он потянулся рукой к самой верхней горизонтальной микросхеме, в неё было вставлено несколько вертикальных массивных блоков, и один блок по меньше, всего в одну треть от предыдущих блоков.

“Какое важное событие, помер последний человек! И на него, на это, я должен тратить драгоценные вечные блоки памяти, уж лучше бы записал на них свои наблюдения за космосом нежели его похороны.”

Андроид достал блок поменьше из головы, блок был чёрного цвета, и положил его на поверхность круглого столика перед собой. Он закрыл свою голову, отвернулся и задремал.

111110011010100000101100

Изначально его затрясло, молодого парня в ночи маленькой комнаты, в постели с некогда любимым человеком. Мандраж был не как от озноба, от воздействия холода, он был подобен нервной встряске, подобно удару локтем об угол, когда через всё тело проходит импульс. Если бы мандраж был самым страшным из того, что испытал молодой парень в ту безлунную тёмную ночь.

Сердце пыталось пробиться сквозь толщь грудной клетки, сквозь толщь из плоти, костей и сухожилий. Неистовый темп биения, совершенно дикий, точно больше ста ударов, хотя вероятнее и более ста пятидесяти. За сердцем в полость тела направился воздух, с той же скоростью, с которой и билось сердце. Парень пытался надышаться, неистово и рьяно. А всё началось с совершенно безобидного действа, с того, что должно было принести удовольствие молодому человеку, а принесло лишь страшную ночь в его воспоминаниях, ночь, что навсегда изменила его жизнь на до и после.

В ночной черни удары сердца быстро разлетались по тёмной комнате. По дивану, по всевозможным полочкам и ящикам, огибая шкаф с прихожей и наконец достигнув телевизора. Над телевизором был единственный свет из электронных часов, что оглашал время: два двенадцать. Ещё тогда, когда только всё это началось, все эти события с его телом, психикой и нервной системой, в частности, он обратил внимание на эти часы, и не мог отвести от них взгляда, на протяжении всего длительного мрачного действа. Даже чтобы отвезти взгляд и взглянуть в лицо всё ещё любимого в тот момент человека. В лицо, обрамлённое русыми кудрями.

Потекли слёзы. Нескончаемым ручьём, и этот процесс не был под контролем. Только нескончаемый поток слёз тёк по вроде молодому лицу, но уже повидавшему за свою короткую жизнь множество страшных вещей, и от того испещрённого морщинами. Слезы не контролировались. Они просто текли. Не по одной слезинке, или маленьким ручьём, нет, от их потока простынь на диване довольно быстро намокла. И никогда нельзя было бы подумать, что в человеке может быть столько слёз. Всё это продолжалось вместе с неистовым биением сердца и дрожащим частым дыханием. Он решил выйти покурить, да, с потоком слёз, с сердцем, и дыханием, сделал такой выбор. И на самом деле не известно, что привело к дальнейшим событиям, выкуренная сигарета, или же всё шло само по себе к этому.

Следом, как он вернулся в тёмную комнату, к девушке с испуганными глазами, что дрожали от страха, как прежде во время последнего скандала, когда всё было окончено, и сейчас совместная жизнь продолжалась лишь по инерции, до его отъезда. Парень сел на диван и прислонился боком к спинке дивана. Зрелище конечно было жуткое. Гигантские широко открытые глаза, полные страха за свою жизнь, что она в любой момент может оборваться, с последним ударом сердца. Влажные от слёз щёки, и раскрытый рот. Он пытался хватать воздух ртом, как рыба, но ничего не выходило, из уголков рта начала стекать слюна. Было ощущение, что всё, скоро всё закончится. Так и произошло. В таком состоянии он лежал, опёршись на спинку дивана, а после услышал Его. Даже и не ведомо кого, быть может это был Бог, Дьявол, или же сам Дагон или же Ньярлатхотеп, а быть может и вовсе это были лишь галлюцинации больного разума и так погружённого в агонию, а сейчас и подогреваемого этим неведомым состоянием. Голос не шёл извне, он шёл изнутри, и пытался транслироваться его голосовыми связками, пытаясь выйти наружу. Внутри он ощущался, как очень глубокий, низкий, глубинный из самых недр необъятных глубин. Не вышло, голос остался внутри, и произнесённые им фразы, да сейчас уже и не упомнить, что он тогда слышал.

Само по себе происшествие оставило неизгладимое ощущение на него. Впоследствии, когда всё закончилось, когда он уехал и путешествовал ночью по незнакомому для себя городу, в полном отчаянии и абсолютной потерянности, он осознал одно. Тогда он мог погибнуть. Он мог умереть. В своей постели, со всё ещё любимым человеком, в полной безопасности. Без единой смертельной болезни. Просто так случилось с ним. Это событие, а точнее его осознание произвело на него невероятное впечатление. В тот момент, когда он пересобрал свои мысли после их раскопок, он понял одно: к чему переживания, к чему страхи, когда всё может закончиться вот так легко. В тот момент старый он умер навсегда, он родился заново, он был иным.

Физически он оставался прежним. Всё таким же широкоплечим, с русыми волосами и носом картошкой, но душой нет. Душа его осталась там, на том самом старом диване, в постели с некогда любимым человеком. Его душу поглотило неведомо что, и теперь ему нужно учиться жить заново, будто взрослый, что умер, и родился в теле ребёнка с мыслями взрослого, которому плевать на всё, ибо всё не значит ничего. Это всё бессмысленно. Всё в любом случае придёт к одному. И жизнью нужно наслаждаться здесь и сейчас, несмотря ни на что.

А сейчас, всё ещё той же безлунной ночью, в мягкой постели его отпустило после неизвестных голосов в глубине. Всё ушло, осталось спокойствие. Он так и не отвёл за всё время взгляда от часов на полке на против, лишь когда выходил курить. Всё закончилось. Часы показывали два пятьдесят.

- Пошли на озеро. – произнёс он изнеможденным голосом, и провалился в сонное забытие.

Нави поднялся, и отряхнувшись от снега оглянулся вокруг. Перед ним предстала удивительная картина, густая берёзовая роща, с зелёной травой у подножия деревьев, её окружали бескрайние пустоши белесого снега с потолком из ночного полярного неба, а в центре, прямо над рощей, будто люстра на потолке, виднелось голубое небо. Солнце, которому всё же удавалось пробиться сквозь густую пелену ночи, таяло снег и освещало рощу. Последним украшением ночного неба было северное сияние, разное, разнообразных цветов, количество, которых превосходило все мыслимые и не мыслимые объёмы. Будто разноцветные нити, оно стекалось к основанию потолочной люстры, прогалу голубого неба на небосводе. Периодически с неба то пропадали, то появлялись новые нити сияния, и так роскошно вписывались в узор, едва ли он должен был там быть.

Нави наконец, после долго оцепенения от увиденного, двинулся вперёд, это было и единственным, что ему оставалось делать. Либо свернуться калачиком в снежных пустошах и ждать ожидаемого конца, обморожения. Он не знал где он и когда, по факту, и сам он так же рассуждал, что он находился нигде и никогда одновременно. Мир вокруг остановился, время остановилось, едва ли здесь ощущалось даже дуновение ветерка. А уж здесь, в пустынных снежных пустошах, где нет ничего, что могло бы остановить поток воздуха, ветер, должен быть всегда. Хотя бы лёгкий, слегка колышущий волосы на макушке и освежающий, не обжигающий, как в южных степях. Когда складывается чувство, будто несчастный попал под разгорячённое дыхание дракона.

На границе с рощей, нави пришлось снять верхнюю одежду. Было довольно тепло, как прохладными осенними вечерами. Ненская накидка с сапогами остались на границе с рощей, Нави остался одет в просторные джинсы и белый свитер. Свитер хорошо сочетался с его светлой шевелюрой и такого же оттенка бородой, практически сливаясь в одно целое в местах их соприкосновения.

Роща высилась в небеса, так похожая на лес из рук, с расставленными широко пальцами. Сразу же бросалось в глаза привыкшему взгляду, так это голый белый берёзовый ствол без привычных чёрных насечек. И только благодаря опытному взгляду по другим признакам, можно было действительно определить берёзы ли это иль другие деревья, быть может даже и не существующие в привычном мире, а лишь являющиеся неотъемлемой частью этого потустороннего места. Вблизи Нави обратил внимание на ещё одну деталь, близость деревьев друг к другу. Они были на столько близко друг к другу, что едва ли между ними мог протиснуться взрослый мужчина. Но ему это было нужно, и он полез. Медленно, с боем, обтёсывая белоснежные берёзовые стволы своей широкой грудью, он пролезал всё дальше. Чем дальше он пробирался, тем сильнее становилось очень неприятное чувство. Похожее на страх, но не бывшее им, как таковым, нечто похожее и более размытое, едва уловимое чувство.

У одного дерева он случайно обратил внимание, обернувшись, что деревья не с голыми белыми стволами. Все чёрные зарубки переместились внутрь рощи и уставились на её центр. Именно уставились. Все без исключения, они были так похожи на глаза. Однажды заметив, Нави теперь не мог избавиться от этого чувства, постоянной слежки, постоянного взгляда в спину. Хоть подростковые проблемы, когда всё валится из рук при присутствующем наблюдателе, остались в той поре, но искусственные взгляды в спину древесных чёрных глаз на белом древесном фоне отлично справились со своей задачей. Такое едва ли уловимое чувство обрело очертания, тревога, она не спрашивала разрешения, чтобы прийти и мгновенно нахлынула.

Долгое время, пока Нави пробирался сквозь рощу, он слышал незнакомый звук, похожий на лёгкое дуновение ветра, смешанный со звуком резко тухнущих сбрызнутых водой раскалённых углей. И только подобравшись в небольшой опушке, он расслышал, что это были женские голоса. Приятные и мелодичные, ублажающие сердце, дающие наслаждение. Выбравшись на полянку Нави улёгся на траву, передохнуть. Закрыв глаза, он расслабился, под аккомпанемент нежных девичьих голосов.

Вдруг, прикосновение. Одно, потом другое. Приятное, будто кусочки бархата касаются кожи, будто кожи касается хлопковая ткань. Он открыл глаза, все берёзы исчезли, ни одной вокруг только сплошные стены из белых пустых глаз, а вокруг него на траве струились прекрасные девы. Все, как на подбор, лишь слегка отличались друг от друга. Большие голубые глаза, плотные русые косы, белые платья на осиных телах. Любой вожделел бы одну из, а их были сотни, если не тысячи, и все кружились вокруг единственного мужчины на всю рощу.

Нави дал глазам вдоволь насладиться, после направился по тропе меж мрачной стены из белых очей. Девушки всё не давали покоя, они ласкали и ублажали, но мужчина был непреклонен. Быть может, такое поведение покажется странным для других мужчин, или даже для женщин, и даже дело не в том, что Нави где-либо ожидало любимая. Нет. Дело в другом, Нави для любых плотских утех нужны эмоции и чувства по отношению к человеку, с которым он решил устроить усладу плоти. Иначе это всё бессмысленно для него, лишь бессмысленное трепыхание тел. Он прекрасно знал условия своей психики и получал только эстетическое наслаждение от окружающего его цветника. Но увы, а может и к счастью. А между тем, он вышел на другую опушку, она была другой. Разнотравье, различные цветы, иные деревья. Самое для него удивительное было в том, что нити, полупрозрачные, едва различимые, нити сияния стекались сюда, на эту опушку, точнее в её центр, в деревянный сруб под сенью большого раскидистого дуба.

Нова начал входить в сруб, обернувшись он увидел, что девушки, которые провожавшие его почти всю дорогу, испарились. Вместо них вновь была берёзовая роща, с голыми белыми стволами без единой без единой чёрной насечки.

Внутри было не то, чтобы темно, скорее мрачно. Лучи солнца едва ли проникали внутрь, в большей степени свет лился от нитей сияния. Да и деревянный сруб совсем не был похож на себя изнутри. Очередное ничто и нигде. Помещение было гигантским. Многие сотни метром, не только расступавшиеся в горизонтальном положении, но и в вертикально в том числе. Нити были везде, а на их изгибах, окончаниях, переплетениях и ответвлениях были руки. Тонкие девичьи руки, мертвенно белые и смертно худые, с аккуратными длинными пальцами витали вокруг нитей. Тел не виднелось, только руки, исходящие из бесформенной и не оканчивающейся тьмы. Тонкие пальцы впивались в ставшие более осязаемыми эфемерные нити.

В центре мрачного ничто, там куда стекались все нити и откуда они все растекались, были другие руки. Такие же девичьи, но на много, на много более изящные и аккуратные. Их движения были подобны танцу двух влюблённых в мерном тёплом лунном свете. Хозяйки также не было видно. Нави двинулся прямиком к ним. Он шёл мягкой, отчаянно неуверенной поступью. Страх, обуял его. Прежняя тревога рассеялась вместе с исчезнувшими девами и мрачными белыми очами. Теперь же, сейчас был именно страх. Сковывающий и в тоже время дающий невероятные силы. Страх перед неизвестным и неизведанным.

Приблизившись, с ним заговорил нежный, совсем уж потусторонний девичий голос. Этот голос так же, как и руки, которыми он повелевал, отличался от девичьих голосов в роще. Более отчётливый и на порядок более мягкий и бархатный. Голос поинтересовался для чего Нави прибыл к нему, на, что он сразу же ответил, что ищет друга. Руки тут же исчезли, они прикоснулись к лицу Нави и разлетелись в разные стороны. Едва ли он когда-нибудь забудет их прикосновение, думается, и ему самому, в тот момент, это невозможно. Вскоре руки вернулись с двумя нитями. Обе были повреждены. Первая была расслоившейся, руки восстановили её и отпустили во свояси. Вторая была разорвана. В месте её разрыва можно было видеть космические переливы, неземные и потусторонние, с непривычным для глаза человека сиянием и переливанием, фиолетового в чёрный, тёмно-синий и обратно, неземное зрелище. Одна рука осталась держать нить, вторая новь куда-то улетела и вернулась обратно, в её пальцах была другая разорванная нить. Нити в разрывах идеально друг к другу. Далее из пустоты появилась прозрачная бесцветная нить, лишь по утолщённым её очертания можно было понять, что это также нить. Её поверх, медленно, колечко за колечком, накручивали белые пальцы, колечко к колечку, и со временем образовав пружинку поверх двух нитей. Руки отбросили во мрак спаянную нить.

Когда нить улетела на своё место, Нави почувствовал, как пролетает над землёй. Пролёт сквозь плотное северное сияние в космическую бездну, а после долгий дрейф в космическом пространстве. Ни холода, ни обжигающего солнечного света, планеты, окружающие звёзды в созвездиях, проносящиеся астероиды и кометы. А внизу родная земля, такая родная, а сейчас такая далёкая. После, полёт, полёт над снежной пустотой, беззвёздной ночью, и всё той же ночью полёт над водной бесконечной гладью. После, тьма. Он открыл глаза. Он дома в своей постели.

Шум был столь громок и силён, что складывалось чувство, что небеса сейчас разверзнутся и заоблачное стадо диких зверей, гонимое по небесам неведомой силой, незримым пастухом, спустится на землю с сокрушительным грохотом небес. Вместо этого, в паре километров от пяти дрожащих от страха существ, разверзлась земная поверхность, и на землю из её глубинных недр выбрался настоящий гигант. Животное, что считалось вымершим многие тысячи лет и до сих пор внушало трепет в умы людей своими размерами, да величием в том числе. То был мамонт с восседающим по верх его горба небольшим человеком. Огромный, целиком покрытый длинной шерстью, с величественными бивнями. Мамонт мгновенно двинулся в сторону Нави. Как только собаки заметили это, тут же разбежались в рассыпную, лишь бы быть по дальше от этой монструозности. Нави пригвоздило к месту, страх сработал совершенно неожиданным образом, он его просто обездвижил. Мамонт нёсся, сотрясая землю не только под собой, но и на многие километры вокруг от мест соприкосновения его массивных лап с землёй.

Приблизившись, человек, что восседал на мамонте, скинул верёвочную лестницу и спрыгнул на земь. Он мало чем отличался от других людей. Такие же пропорции тела, такая же растительность на лице, правда полностью седая, но разве мало седых людей на земле. Одет он был, как и прочие народы населяющие северные пустоши. Высокие пимы, уже отчасти обледеневшие, длинный совик, подпоясанный пёстрым национальным поясом. Даже рост не так сильно бросался в глаза, а мужчина перед Нави был заметно ниже него, по грудь, быть может чуть ниже. Была одна вещь, что сразу же замечалась и внушала природное чувство тревоги, это абсолютно белые глаза. Без намёка на хотя бы зарождавшийся зрачок. Нет, только лишь белок и ничего более. Такой же белый, как окружавшие их белоснежные покрывала снега в сумраке ночи.

Нави вспомнил, где ему уже доводилось видеть такие же глаза, а было это ведь совсем недавно, пару дней назад в ненской деревне. Такие же глаза были у местного шамана, который указал путь Нави, как и куда ему нужно двигаться, чтобы найти друга.

Белоглазый мужчина протянул руку. Это был определённо добрый жест и теперь уже точно, Нави можно было расслабиться, он так и сделал, протянув руку в ответ, для привычного, белому человеку приветствия, но белоглазый произвёл рукопожатие иначе. Настолько быстро и непривычно для Нави, что он не смог запомнить, что произошло, только первое движение, которым он перевернул его руку из вертикального положения в горизонтальное, а после положил поверх свою мохнатую лапу. После приветствия белоглазый махнул ему рукой, позвав его за собой, и указал на веревочные стремена на мамонте, пропуская его вперёд. Нави повиновался и полез наверх. Да и что ему оставалось делать в его ситуации. Но нет, страха благо не было совсем, такой детский, наивный восторг. Восторг перед новым и неизведанным, такой восторг, который испытывал любой будучи взрослым, или ученый с тем же археологом, во время исследований или раскопок.

Белоглазый коснулся головы мамонта, и они двинулись вперёд, в сторону разлома, из которого они прежде появились. Что удивительно, как белоглазый управлял мамонтом. На самом деле никак. Не было ни узды у мамонта во рту, ни шпор, ни хлыстов. Кто знает, рассуждал Нави, быть может ментальная связь двух детей природы. Между тем, они приблизились к проёму, Нави крепче схватился за сидение под собой, накрепко сжав пальцы во время спуска. Тряхало прилично, но при этом ощущалось совершенное спокойствие. Да и единственным громким звуком, после сокрытия земли за собой, остались лишь громкие шаги величественного зверя. Каждый шаг раздавался эхом в ушах, пролетал сквозь голову через ухо, выходил через противоположное ухо и терялся в тесных пустотах земляного туннеля. Со временем обстановка изменилась. Узкий, обшарпывающийся земляной, погруженный во тьму, туннель, сменился более широким проходом, со стенами из спрессованной земли и деревянными подпорками, удерживающие потолок от обвала, тем самым придавая окружению вид, что походил на старые шахты.

Наконец, показался свет, невероятно слабый, едва уловимый мягкий тёплый свет, так похожий на тёплые солнечные лучи. Это обрадовало Нави, после долгих часов путешествия без света. Когда они приблизились к самому источнику света на стене, белоглазый снял его и отдал Нави. Его радость стала запредельной. Теперь в его руках маленькое солнышко, так оно ещё и грело, а быть может ему просто казалось, что камень источал тепло. Быть может всё дело в том, что он соскучился по тёплому солнечному свету, по лучам, что так игриво прыгают через стёкла. Они прибыли.

За последним проходом было на порядок светлее, чем прежде. Можно было видеть даже без его карманного солнышка. За проходом, ширясь, уходила в глубину земли неизмеримая воронка. Наиболее широкая сверху, она сужалась к низу, теряясь в пучинах огня и жидкой породы. Каждый уровень не отличался от другого сугубо ничем, множество тёмных окошек в этих странных уплотнённых землёй жилищах. Хотя несколько отличий всё же имелось.

Первое, единственное жилище в виде привычного для местных народов чума, но чума на столько невообразимых размеров, что в нём могло спокойно уместиться огромное множество семей. К большому чуму прилегали чумы поменьше, образуя таким образом шапь, в некотором смысле, с остроконечными краями. Второе отличие было в статуе в центре. Двойная статуя, состоящая из местного пустоглазого человека, положившего руку на мамонта, который и был второй частью композиции. Удивляло, что они были отлиты из разных металлов. Мамонт из рыжей меди, а человек из молочного серебра. Вид внушал уважение и к величественным животным, населяющим эти земли, в том числе.

Композиционная статуя находилась на платформе подле огромного чума, который в свою очередь был так же на платформе, но только своей собственной. Обе платформы подвешивались за третью, верхнюю платформу, металлического вида канатами. Похоже они и были металлическими, канаты, если судить по звуку от упавшего на один из них камня. Такими же канатами держалась третья платформа, она была вровень земли, к ней вёл подвесной мост от поверхности воронки. Это и было третье отличие. К ней они и направились, прочь от копошащейся внизу массы живых существ. Мысли Нави так и были там внизу, на разных уровнях воронки, он не переставал думать об увиденном, пока они поднимались наверх.

Впереди Нави за подвесным мостом, что вёл к платформе из прессованной земли, подвешенной металлическими канатами, виднелся чум. Гораздо меньше, чем предыдущий, там внизу. На много более аккуратный и не такой громоздкий. Нави двинулся к нему, на платформу через мост к чуму, под кругом из чистого звёздного неба, в окружении сплошной небесной серости. На поверхности платформы земля была рыхлой, в ней восседало множество цветов и трав, но на общем фоне выделялась ромашка. Обычная, маленькая ромашка, на тоненьких зелёных стебельках, нет, совсем не те роскошные бело-жёлтые цветы, что любят многие девушки, нет, эта ромашка любима в большей степени бабушками-травницами за свои свойства. Нави постучался в дощечку у чума и заслышав ответ, вошёл внутрь.

Внутри сидел необычайно старый седой шаман, в малице, подпоясанный поясом. Он был человеком, таким же, как и Нави, не как белоглазый до этого. Глаза не были белоснежными, они были внеземного фиолетового цвета, такого чуждого и такого чудесного. Убранство чума выглядело обыкновенно, таким же, как чумы в ненской деревне. Одна отличительная черта, в нос по входу в чум мгновенно ударил резкий, стойкий, лекарственный аромат ромашки, в остальном всё, как у всех.

Нави предпринял попытку поговорить с шаманом, но увы не вышло. Языковой барьер не давал двум мужчинам понять друг друга, и тут Нави вспомнил о деревянной фигурке из дома друга. Он достал её, а фигурка была не большой, сантиметров двадцать в высоту, изображала прелестную молодую деву, и показал шаману. Тот заулыбался, зажмурил глаз и издал звук, извещающий о достижении понимания со стороны двух пришельцев друг для друга. Шаман попросил его присесть напротив себя, чему Нави тут же повиновался. Шаман же вновь уселся на своё прежнее место, простелив перед этим своё место ветками со свежей листвой. Достав бубен, шаман запел, камлание началось.

Сперва, не происходило ровным счётом ничего особенного. Шаман сидел на своём насесте, бил в бубен и вибрировал голосом. О да, голос определённо вызывал трепет, такой завораживающий и потусторонний. Голос, от которого мурашки пробегали по коже и порой казалось, что он входит в ритм сердца самого Нави своими вибрациями и переливами. Нави бывал и на других камланиях, но такой эффект производило только сие действо, от старого шамана, в чуме, окруженном безветренным ничем.

Далее началась настоящая магия. От поверхности, поднялась земля, спрессовалась и образовала не то человека без ног, не то стойку с руками. Факт был одним, бубен теперь держался спрессованной землёй невесть откуда взявшейся. Следом в воздухе возник воздушный поток, едва ли уловимый, его можно было заметить, только если захотеть. Поток задул в торец бубна, прямиком в ручку, музыка ветра не заставила себя долго ждать. Чум наполнился невероятными звуками, образованные от разных источников, создавая настоящую музыкальную магию для уха несведущего человека. Порой такая гипнотизирующая. После, вода, она поднялась из ведра с водой и образовав руку-хлыст, забила в бубен. Шаман был свободен теперь от своего музыкального инструмента. Со всем справлялись стихии. Нави, пораженный увиденным, рассуждал, какая роль будет у огня в магическом представлении пред его глазами. Прошло не много времени, первая искра, вторая, третья из костра в центре чума, и вот уже вокруг костра в танце завился огонь. Пламя в трёх частях кружило вокруг костра в танце, переливаясь, не в состоянии оставаться на месте.

Огонь здесь, вода на месте, воздух с землёй также не отказались от участия в параде стихий и больше никого не должно быть. Все элементы стихий присутствовали. Вдруг! Из шамана вышел его бестелесный дух. Само тело продолжало вибрировать голосом в такт бубну. Дух шамана отдался танцу вместе с пламенем. В конце третьего круга он неожиданно, дух, повернулся к Нави и ударил его, от чего тот провалился в очередное ничто. Это ничто было настоящим.

В этом месте не было совсем ничего кроме шквального ветра и колоссальной птицы. Всё остальное было пустотой, пространством без ничего. Нави приблизился к птице. Постарался обратить её внимание, и когда это удалось, вновь понял, что опять происходит непонимание и тут же потянулся к фигурке. Он наклонил голову и на вытянутой руке показал птице фигурку. Птица приняла её, Нави оказался в воздухе, он летел. Опять. Сквозь тучи и облака. Когда же небо стало чистым, сперва он подумал, что ему показалось, но после убедился, что нет. К нему что-то летит, возможно невидимое, а может и нет, было видно лишь поток воздуха. Воздух с силой удрали в Нави. Он полетел вниз с оглушительной скоростью.