gabbynox

— Ты и вчера так говорил, а потом мы пришли к каким-то развалинам, — заметил Виктор.

— Я говорю, что вижу, братишка. Мне незачем врать.

Виктор фыркнул, но препираться не стал.

Я слышал об этой базе ещё ребёнком. Говорили, что здесь учёные придумывали, как избавить нас и от последствий третьей ядерной вспышки и блокаторов. Последние поначалу играли роль спасительной технологии, пока не превратились в бич выживших. И вот на днях в поселение завалились оборванцы, назвались военными, охранявшими в лесу особый объект. Просили помощи и защиты. Сказали, что на медицинскую базу напали и нужно проверить, выжил там кто-нибудь или нет.

Наши сначала отказались. В постапокалиптической деревне и так лишних рук нет. А тут ещё переться в опасную зону со смогом, да искать таинственное строение в глубоком лесу на взгорье. Однако оборванцы уверяли, что там можно найти медикаменты, вакцины, таблетки всякие. Особенно для беременных. Вот это нас и подстегнуло действовать. Сначала с нами хотела пойти Ри-Ри, но женщины без генетических и гинекологических болезней в поселении ценились ещё выше рабочих рук, поэтому её не пустили. Взяли бывшего военного Джека и крупного строителя Витю. Джек к нам попал с последней волной беженцев из Европы, а Витя местный, родился и вырос в деревне. Как он сам говорил, здесь и умрёт.

А я? Что я… я местный врач-недоучка. Таких, как я, в поселении оказалось ещё двое, поэтому меня отпустили. Сказали, что знания латыни помогут найти полезные лекарства. Только на это и гожусь. Ну и с ружьём неплохо обращаюсь. Так что нападавших пострелять в случае чего тоже смогу.

— Так, стойте, — хрипло произнёс Джек. Экран у него на руке совсем поблёк. — В этот раз торопиться не будем. Налево свернём.

— Ох и заведёшь ты нас, парень.

— Брось, братишка, у меня и бумажная карта имеется. В армии я хорошо ориентировался на местности. Домой точно верну.

Домой. Как здорово прозвучало это из его уст. Совсем освоился в деревне. Чужим себя не считает. А ведь каких-то полгода назад трёх слов по-русски связать не мог.

— Может, у этих учёных зарядить удастся? — Виктор кивнул на экран.

— Может, да, а может, и нет, — ухмыльнулся Джек. — Не бойся, без меня не пропадёшь.

Виктор многозначительно мне подмигнул.

Мы сошли с тропы, как я её про себя уже назвал. На самом деле никакой тропы там не было, просто по камням идти было легче, чем по раскисшей земле.

Спустя ещё минут двадцать посветлело. Ночь превратилась в сумерки. Я поднял голову и заметил, что чёрное облако извивается чуть в стороне, там, откуда мы пришли.

— Вау! — протянул Джек. Он обогнал нас с Виктором на полминуты и теперь голосил из-за деревьев.

Мы поспешили к нему и, выскочив из чащи, резко затормозили. Даже глупого «вау» мне было не выдохнуть. Перед взором, едва прикрытая серой дымкой, возвышалась замшелая база в шесть этажей. Она словно балансировала на одном из каменных пиков, возвышаясь над острыми кронами елей. Только приглядевшись, я рассмотрел металлические, поеденные ржавчиной балки.

— Не похоже это на действующую мед базу, — скептически заметил Виктор. Кажется, он впечатлился не так сильно, как мы с Джеком. — Удивительно, что она ещё в пропасть не сорвалась.

К базе вёл хлипкий, оплетённый ползучей растительностью, мост. А за ним виднелась вторая башня, отдельная. Балки её тянулись выше, и как до них добраться, я не имел понятия.

— Хорошо, что свернули в этот раз. Думаю, тут карту барахлило, и мы кругами шатались, обходя место, — предположил Джек.

Я вдруг ощутил холод на коже, но не от ветра и мокрой куртки. Это место показалось мне чужим и совершенно жутким. В чёрных окнах ни намёка на жизнь. От запустения веяло тоской. Как эти люди вообще могли здесь жить?

— Ну что, идём? — радостно спросил Джек, будто не плутал несколько дней и совсем не проголодался.

— А может… — я запнулся. Как признаться, что наложил в штаны? Как сказать этим дядькам, что хочу домой и не верю в наличие множества обещанных лекарств.

— Не переживай, я знаю, как пройти по мосту и не рухнуть, — заверил Джек. — Верёвка есть, привяжем к дереву и будем за неё держаться. Я первым пойду, привяжу её на той стороне. Вдвоём вы меня, если что, удержите.

— Нет-нет. Первым я пойду, — решительно заявил Виктор. — Если рухну, ты Мишу домой отведёшь. Лады?

Джек поджал губы. Кажется, даже расстроился. И всё-таки согласился.

Оказалось, идти до моста пришлось ещё около часа. Прямой дороги туда не было, мы рассчитывали только на топографическое чутьё Джека.

При ближнем рассмотрении комплекс выглядел ещё ужаснее. Перекладины держались на соплях, металлические панели проржавели и надломились. Самоубийство — пытаться пройти по ним и не сорваться. Но Виктор выглядел спокойным и уверенным. Рюкзак свой он оставил нам на случай, если сорвётся, ведь там хранились остатки пропитания, батареи для фонарей и чистая одежда. Потуже обвязав себя верёвкой, да так, чтобы она ему ничего не сломала при натяжении, Виктор направился к бездне.

Я затаил дыхание и во все глаза следил, как он осторожно переступает с одной трухлявой панели на другую. Те пошатывались, кряхтели, иногда кренились, но всё-таки держали немалый вес мужика.

Вот он уже на середине, сиротливо жался к уцелевшим перилам. Одной рукой крепко сжимал верёвку, которую Джек приладил к стволу ближайшего дерева.

— Хорошо идёт, — подбадривал Джек. — Немного осталось.

Я хотел верить ему как никто другой, вот только воображение то и дело выбрасывало картинки с падением Вити. Я видел его раскрытые в ужасе глаза и перекошенный в крике рот. Не знаю, кричал бы он или нет: Виктор всегда был сдержанным малым. Но я представлял всё именно так.

Наконец, мужчина добрался до противоположной стороны и начал искать нечто, что помогло бы ему закрепить канат. Мы с Джеком видели, как тот натягивался, стоило Виктору уйти подальше, и снова слаб, когда наш спутник отступал. Наконец, он показался из ближайшего дверного проёма уже без верёвки и с поднятым пальцем вверх.

— Ты или я? — спросил Джек.

— Давай… я. Иначе потом себя просто не уговорю.

Мужчина без тени сарказма рассмеялся. Он понимал. Может, и сам испытывал тревогу. Однако мешок Вити мне не отдал. Видимо, посчитал, что в его руках будет надёжней. А может, и вовсе решил оставить поклажу здесь, ну, на всякий случай.

Я ступил на первую панель неуверенно, даже как-то неловко и чуть не подвернул ногу. Выглядел, наверно, ужасно глупо. Но оглядываться или высматривать Виктора не стал. Просто продолжил путь. Я старался наступать только на те балки, которые были проверены весом Виктора. Прокладывать независимый маршрут желания не было.

От страха я начал потеть и трястись. Канат подо мной вибрировал, и спутники наверняка уже утвердились в трусости их славного доктора. Один раз ржавая сетка панели не выдержала, и я чуть не потерял ботинок.

— Ты как? — громко спросил Виктор, и эхо его голоса разнеслось по лесу.

Почему-то мне стало не по себе. Не хотелось, чтобы кто-то внутри комплекса узнал о нас раньше, чем мы туда войдём. Хотя было и так ясно, что в здании пусто. Но мало ли. Откуда-то бродяги всё-таки пришли.

— Нормально, — сдавленно отозвался я и для пущей убедительности махнул свободной рукой.

Вниз я старался не смотреть: боялся потерять равновесие или остолбенеть от ужаса.

Не знаю, сколько времени прошло, но, когда я добрался до Виктора, у меня горели и руки, и ноги. Джек двигался намного быстрее меня, увереннее. Чувствовалась армейская сноровка. Рюкзак Виктора он и правда оставил на той стороне.

— Вдруг внутри мародёры, хоть что-то будет при нас, — пояснил он.

За кривой, замшелой дверью главенствовали сырость и мрак. Виктор заверил, что внутри нет людей, только мусора много. Но меня всё равно не радовала перспектива попасть туда.

Лучи фонарей выхватывали старые электронные проекторы, стеклянные шкафчики с битыми пробирками, полусгнившие вещи и бытовую утварь.

— Странный комплекс, старый какой-то, — заметил Джек. — Ни дверей раздвигающихся, ни технологий.

— Скорее всего, специально так строили, чтобы даже без электроэнергии работал, — предположил Виктор. — Вон, видишь один генератор, вон — второй.

— Наверно, ты прав. На старой базе мы так и жили, пока не случился прорыв плотины. — Джек осторожно заглянул в ближайшую комнату и, резко закрыв нос, отпрянул.

— Что? Что там? — спросил я. Его реакция до чёртиков напугала.

— По-моему, там тело… то ли животного, то ли человека.

— Животным здесь делать нечего, — заметил Виктор. — Мне кажется, те ребятки нас обманули.

— Мы не успели? — Джек прошёл вперёд и рассмотрел стопку электронных журналов. Их прозрачные экраны давно потухли и покрылись толстым слоем слизи.

— Да, лет на тридцать. Нападение, если оно и было, явно произошло не вчера и не двадцать дней назад.

— А зачем им нас обманывать? — не понял я. — Они явно от чего-то бежали.

— Да, может, от правосудия, — пожал плечами Виктор. — А соврали о медикаментах, чтобы их точно не выперли из общины. Думаю, они надеялись, что мы не вернёмся и их там оставят.

— Тогда что, назад? — с надеждой спросил я. Ни минуты не хотелось задерживаться здесь.

— Давайте хотя бы пару комнат ещё проверим. Вдруг лекарства всё-таки есть, — предложил Джек. — Ну если не лекарства, то хотя бы инструменты какие или детали.

Кажется, Виктор был с ним согласен. Я же посчитал идею глупой. Ещё часа четыре и над ущельем нависнет ночь. Ядовитое облако будет не разглядеть, обратной дороги тоже, ведь наш экран, похоже, разрядился. А ориентироваться по карте лучше днём и прежде, чем зайдём в опасную зону. Ночевать в этом замшелом склепе я боялся. Кто знает, что таиться за дверьми странного комплекса. Но права голоса я не имел ещё и по возрасту: и Виктор, и Джек были старше меня лет на десять минимум.

— Давай тогда, Миша, ты здесь посмотришь, я на второй этаж пойду, Джек на третий, идёт?

— А может… — начал было я робко, — …не будем разделяться, а?

— Не дрейфь, братишка, — улыбнулся Джек. — Тут только воспоминания чужих людей. Больше ничего.

— Да, я боюсь, — уже громче признался я скорее сам себе. — И считаю решение поспешным. Мы шли за лекарствами, их здесь не видно.

— Только на первом этаже, — заметил Виктор.

— Да не похоже это на медицинский комплекс! — мой голос сорвался.

— А ты правда нехило так струхнул, — удивился Джек. — Миш, всё хорошо будет. Тут пусто. Послушай только.

Мы замолчали. По окнам хлестал разыгравшийся ливень, вдалеке шумели раскачиваемые ветром кроны. Комплекс скрипел, хрипел, но ни звуков шагов, ни человеческой речи слышно не было.

— Вот видишь. Тут никого. Быстро пройдёмся по комплексу. Общине постоянно требуются ресурсы. Полезное соберём в мешки. Витя, возьми вот это. — Джек протянул ему сложенный брезентовый свёрток. — А потом домой. Смотрите под ноги, чтобы не провалиться.

Первым моим желанием было выглянуть в окно. Меня тянуло туда непреодолимой силой. И я сделал это… и сразу же пожалел. Внизу простиралась туманная бездна. Ни деревца, ни скального пика. Лишь туман.

Трясущимися руками я поднял фонарик и зашагал к дальним комнатам. Я хотел начать с них, чтобы планомерно приближаться к выходу. Сам факт того, что меня и твёрдую почву связывал лишь канат и хлипкий мостик, сводил с ума.

В недрах комплекса шум дождя стал приглушённым, но усилились скрип и хруст. Я направил свет фонарика в потолок, чтобы получить общую картину. Тут валялись перевёрнутые каталки, и кучи полусгнившего тряпья, металлические шкафчики с облезшей краской, тронутые ржавчиной. В крайней комнате обвалился потолок, поэтому проходить дальше я не стал. Главное, чтобы Виктор через эту дыру не провалился.

Облегчённо выдохнув, я повернул назад. Первая дверь налево явила лишь тонны разбитого стекла. Тут, видимо, стояли пробирки. На стене висело множество перекошенных табличек, запрещающих заходить внутрь без спец защиты и забирать образцы. Я обмер. Испуганно огляделся и даже дышать перестал. А они точно тут кого-то лечили? Может, наоборот?

Следующая комната тоже мало чем порадовала. Там стояли грязные койки с заплесневелыми матрацами.

В третью обитель мрака я пролез с трудом. Чутьё подсказывало: стоит оставить эту затею, но я не хотел врать Виктору и Джеку, что проверил всё. Я должен был это сделать.

По ту сторону дверь подпёрли холодильной камерой. Мне пришлось снять рюкзак и максимально втянуть живот. Но когда я оказался внутри, сердце моё покрылось коркой льда. На узкой кушетке сидели два иссушенных тела. На первый взгляд казалось, они просто обнимают друг друга, но, приблизившись, я понял: их руки плотно привязаны к этой самой кушетке крест-накрест. Зрелище не из приятных.

Я медленно обошёл комнату. Она выглядела чище остальных. Халаты на мертвецах подсказывали, что эти двое могли быть местными лаборантами или медиками. И тут я услышал бормотание. Жуткое, пронизывающее, от которого стыла кровь.

Первой мыслью было громко закричать, позвав остальных, но я сдержался. Не хватало ещё, чтобы существо, или кто это там, обернулось.

—…а я никогда не смотрел эти новости… да кому они нужны эти новости… там ничего хорошего нет… да и политикой я не интересуюсь… никогда не интересовался… плевать мне было, кого там выбирали эти людишки, какая разница вообще… жил, как мог… главное, что деньги хорошие платили… вот это да… хорошие, а так я в глаза эти новости не видел… да кому они нужны вообще…

Зубы у меня застучали, ладошки вспотели. На всякий случай вытащил из рюкзака складную палку. Чем ближе я подходил к источнику голоса, прячущемуся в тени, тем чернее становилось в помещении. Кажется, я забыл, как дышать. Кисть затекла: так сильно я сжимал ручку палки. Луч фонарика дрожал.

— …политика меня не касается вообще, никогда я в неё не вникал, зачем её знать учёному, к чему это всё…

Я высветил спину в пожелтевшем халате. На коричневой коже головы осталось не больше одной трети волос. Судя по звуку, человек пальцами скрёб бетон. Держа дистанцию, я его обошёл. Он не оборачивался, продолжал бормотать и скрести пол. Под его руками тянулись кровавые полосы.

Подавив рвотный позыв, я, едва чувствуя ноги, присел. Сказать я ничего не мог, буквально онемел. И тут человек резко остановился. Завис, прекратив хаотичные движения.

— …нельзя… нельзя… — его настрой переменился, стал умоляющим, — …нельзя отгораживаться от общества… общество — это мы… общество — это я… люди — существа социальные… да-да социальные… нельзя… нельзя… нужно следить, смотреть за миром, помогать другим людям… нужно противиться им… нужно восставать, когда они мир уничтожают… но мне было всё равно… я никогда не следил за политикой… НИКОГДА!

Я вскрикнул и упал на пол, мужик, скакнувший на меня в следующую секунду навис сверху, а вместо глаз у него зияли два кровавых колодца. Он их что выколол? Чёрт бы его побрал! Он их выколол!

Оттолкнув его, я перекатился вбок, меня вырвало в какой-то битый пластиковый таз. Я тяжело дышал, дрожал всем телом и совсем позабыл об изувеченном. Насторожился я, только когда понял, что нахожусь в полнейшей тишине. Даже звуки дождя затихли.

Я резко обернулся и никого не увидел. Неужели галлюцинация? Подхватил брошенный фонарь и подошёл ближе. Нет, вот же он этот мужик, только не живой, а засушенный как мумия. Что же тут происходит?!

Взвинченный, страшащийся каждого шороха, я выбрался из злосчастной комнаты. В последний момент я ухватил со стола пачку каких-то таблеток, решив, что разберусь в названии после.

Второе, что меня обескуражило: безмолвие коридора. Мой крик не мог не разнестись по комплексу, так почему Виктор и Джек не спешат на помощь? А может, они и сами в опасности?

Не убирая палку, бряцая замками на рюкзаке, я побежал на второй этаж. Лестницу нашёл не сразу, немного заплутал, потом влип в какую-то жижу. Пока оттирал ботинок, услышал голос и спросил:

— Витя?

— …а я слушать никого не хотел… жил себе с женой, да с дочкой… это не наша война… не наша… нет-нет… к чему мне всё это… я делал свою работу и просто ждал, пока всё решат за меня… да-да, а зачем слушать эту ерунду… кому нужны эти политические лозунги от оппозиции… нет-нет… я просто жил и смотрел тупое кино… там говорили гладко… да, лучше это слушать, чем лозунги о надобности профсоюзов… нет-нет… это не моя война… я так себе говорил, других я не слушал… нет…

Я зажал рукой рот, чтобы не закричать. Опять он, опять этот сумасшедший! Но как он сюда забрался, как опередил меня? Или с ума сошёл я? Может, тут грибок какой растёт на стенах?

— Витя, — шепнул я, понимая, насколько нелепо, должно быть, выглядел.

Во тьме двигаться было тяжело. Пол под ногами скулил, на каждый шаг он разрывался хриплым рыданием. В этот раз человек сидел в мягком кресле, какие ставят перед телевизором в общей гостиной.

— …думал, если не слушать правду, то жизнь наладится сама собой… я больше любил слушать о том, что у нас всё хорошо… да-да… вот про хорошо я любил слушать… да-да…

Громко сглотнув, а затем выругавшись за несдержанность, я осторожно подошёл к бормочущему мужчине.

На первый взгляд он был неплох. Лицо хоть и серое, но без дыр. Черты приятные, даже располагающие. На теле халат с бейджиком. Но имя его было заляпано той жижей, в которую я вступил.

Человек в кресле смотрел сквозь меня, словно я был лишь призраком. И тут я посветил чуть в сторону, чтобы рассмотреть его получше. Из ушей мужчины торчало по чёрному карандашу. Они были воткнуты прямо ему в голову, и на мочках виднелись запёкшиеся кровавые подтёки.

— …я не слушал, — мужчина пожал плечами и как-то по-детски виновато улыбнулся, в следующую секунду его тело иссохло прямо на глазах.

Это дом призраков, дом смерти и сожалений. Нужно убираться как можно скорее, но где же мои спутники? Мысль, что я мог остаться тут совсем один, чуть не выбила из меня весь дух.

Я поставил цель отыскать своих. Я бродил из комнаты в комнату и нашёл лишь парочку крохотных кейсов с медицинскими инструментами. Но спутников своих я так и не увидел. Я даже позволил себе пошуметь, но в ответ звенела тишина.

Паника накатывала постепенно, с каждым пустым открытием. Обойдя третий этаж, я вернулся к лестнице и окну, выходящему на мёртвый мост. Сел под разбитой рамой и зарыдал, как мальчишка. Так бы и продолжалось, если бы не звук, который застал меня врасплох. Скрип фломастера по доске. Я встал, утёр слёзы и высморкался в руку, обтерев пальцы о без того грязные штаны. Сопли на кармане теперь беспокоили меня меньше всего. Я шёл на скрип, не надеясь на удачу, просто плыл по течению и оказался в небольшой комнатушке, где на полках давно сгнили бумажки и только электронные журналы уцелели. Возле серой доски стоял ещё один мужчина в халате. Он молчал, выводя буквы одну за другой:

«Никогда я не думал, что голос мой важен. Никогда я не выражал своё несогласие. Терпел. Я всегда терпел. Не говорил никому, что родне моей жить тяжело. Что наш мир рушится на глазах. Что люди вместо решения общих проблем придумывают изощрённый способ уничтожения тех, кто на них непохож. Я молчал. Не видел смысла. Никогда я не интересовался политикой. Мне было плевать. Главное, деньги платят и ладно. И без меня там всё решат. Всё решат без меня. А если что, я всегда могу уехать из страны, химики и биологи везде нужны…»

Я уже понял, что увижу, если подойду ближе, и всё же пошёл. Обогнул стол с гнилой кучей макулатуры и подошёл к мужчине. Закончив мысль, тот начинал её снова. На нём тоже был халат, и грязный бейджик свисал с оборванного кармана. Он не смотрел на меня, но я видел, что губы его плотно сшиты чёрной ниткой, а на подбородке темнеет треугольник запёкшейся крови.

Я сглотнул, отвернулся и пошёл обратно. Выбора нет, нужно возвращаться домой. Как-нибудь выйду из леса. А может, и нет. Карта ведь осталась у Джека.

С болью в сердце я спустился, вышел к мосту. Лес притих, даже ветер не ощущался. И тут яркая вспышка озарила небо, я услышал грохот вдалеке. Обернувшись, заметил, что на каждом этаже возле окон стоят мои старые знакомые, которые ничего не видели, не слышали и говорить не хотели. Однако участь настигла их, невзирая на аполитичность и статус учёных. Они не хотели ничего знать, но знание настигло их и судя по состоянию комплекса — уничтожило.

И тут на мосту я увидел две фигуры. Они шли одна за другой, и вопреки моему ожиданию, они двигались к комплексу, а не от него. Может, Виктор и Джек уходили, а потом, не найдя меня, решили вернуться.

— Я здесь! — крикнул я.

Фигуры замерли.

— Эй, Виктор, Джек! Это я!

Фигуры продолжали стоять в нерешительности.

— Ну вы чего… — я сник на полуслове. А что, если это не они? Но кто ещё? Фонарь не добивал в ту сторону, но жёлто-алое сияние над лесом освещало комплекс и мост не хуже восходящего солнца. И всё же лиц я разглядеть не мог.

Сделав робкий шаг в сторону моста, я остановился. И не зря: рядом со мной взорвался фонтанчик искр. Сволочи стреляли.

— Эй, вы чего?! Прекратите! Я без оружия!

И зачем я сказал, что без оружия?

Ещё один щелчок: пуля пришлась в стену комплекса. Я обернулся, чтобы рвануть назад, и увидел в окнах других людей с оружием, они тоже палили. А меня, как будто ни те ни другие не замечали.

Прикрывая голову руками, я побежал в обход. Свернул направо и укрылся в небольшом закутке между листьями плюща. Ждал, пока стрельба не сойдёт на нет. А ветер тем временем усиливался и уже не просто раскачивал кроны, а рвал их с диким рёвом.

Рыдая и крича, я сначала закрыл глаза: не хотел смотреть на ад, окруживший меня. Затем зажал ладонями уши. А потом и замолк, онемел от страха. Я убеждал себя, что это не взаправду, но всё это мне чудится, что ничего нет.

Потом платформу, на которой я сидел, затрясло. Стало горячо невозможно. Я хотел было подскочить, но стукнулся о балку и упал. Ещё секунду я лежал, оберегая себя от мира, а потом время растворилось, и я упал в черноту.

Меня разбудил щебет птиц. Такой приятный, мелодичный. Сначала я увидел лишь траву и камни, ощутил, как ноги волокутся по земле. Кто-то тащил меня по знакомой тропе вне грязной зоны.

Я осторожно поднял голову и увидел Виктора с Джеком. Держа меня под руки, пыхтя и причитая, те шли к кромке леса.

— Очнулся, — вдруг заметил Виктор. Взгляд у него был уставшим, но радостным. — А мы думали, что всё.

— Что… всё? — прохрипел я.

— Думали, рехнулся окончательно.

— Это как?

— Да так, что мать родную не узнаешь.

Они дотащили меня к ближайшему дереву, привалили и сели рядом.

— Перекусим, — пояснил Виктор. — И дальше пойдём.

Джек молча вытащил остатки пищи: парочку спрессованных батончиков из переработанных жуков и личинок: такие делали у нас в поселении, — и воду. Её осталось на три, может, четыре глотка.

— Поедите, каждому по глотку и попёрли дальше, — заявил он. — Немного осталось, дотянем.

— Что произошло? — я не смог бы спокойно есть, пока не узнал, что со мной случилось.

Виктор посмотрел на меня с укором, но и снисхождение в его взгляде я тоже заметил.

— Не томи, — попросил я. Голос ко мне вернулся.

— То был не медицинский комплекс, Миш. Там учёные биологическое оружие разрабатывали. После ядерного удара комплекс пострадал, учёные внутри умерли, кто от лучевой болезни, кто от… — Виктор замолчал, красноречиво намекая, что догадаться должен сам.

А я вспомнил эти иссушенные и изувеченные тела.

— Пока ещё внутри были люди, на комплекс действительно…

— …напали, — закончил я.

— Да, напали. Вот, гляди.

Виктор вытащил из рюкзака уцелевшую папку с документами. Она была в пластиковом пакете.

— Это я в сломанном сейфе нашёл. Вообще, нам повезло, что радиационный фон в этом домишке уже не был опасен. Но видимо, испарения какой-то жижи дали тебе галлюцинации. Ты орал, что ничего не видишь, не слышишь и никому не скажешь.

Я взял из рук Виктора пакет, но перед тем предусмотрительно или, может, глупо, натянул на ладони рукава кофты. Из-за этого перелистывать журнал получалось неловко, и мои спутники, пожёвывая противные батончики, смотрели на меня, как на идиота.

Одно лицо за другим, множество учёных, продавших наши жизни в обмен на звонкую монету. Думали они, какой вред могут нанести человечеству, если дрянь, разработанная ими, вырвется наружу? Наверно, нет.

И тут я открыл очередную страницу, на которой увидел знакомое лицо. Тот самый мужик с карандашами в ушах. Член Научного Союза и правящей партии. Взгляд такой спокойный, мирный. Так и не скажешь, что разрабатывал смертоносную заразу.

— Олег Рябцев, — прочитал я. И в голове вспыхнул ещё один образ. Как этот самый Рябцев стоит у чёрного окна и смотрит на жёлтое зарево. Смотрит, как его мир уничтожают коллеги по научному цеху.

Я пролистал дальше. Мужика с глазами-колодцами узнал не сразу. Но, похоже, это был Леонид Берг. Учёный с зашитым ртом — Николай Брянцев.

— А почему ты только на этих останавливаешься? — полюбопытствовал Джек.

— Я… — Стоит ли вообще говорить своим, что я их видел, или они меня так к Марье-психичке нашей отправят? — Не знаю, почему-то приглянулись больше прочих.

— Ну это забавно, ведь только их тела сохранились более-менее. Ты, видимо, успел по комплексу побегать, пока мы тебя снаружи искали.

— Вы меня искали?

— Конечно. Слышали, как ты заорал, прибежали на первый этаж, а тебя нет. Вышли во двор и стали там искать. А по итогу нашли на третьем этаже, привалившимся к двери.

Я листал дальше и дошёл до конца. Две страницы были вырваны. Интересно, кто на них остался?

До поселения мы дошли спустя несколько суток. Голод душил меня похлеще вони, встретившей нас на подходе: там наши жгли тела, чтобы не засорять землю покойниками.

Высокие кривые ворота из брёвен отворились лишь немного, чтобы для начала дозорный мог рассмотреть нас получше.

— Ты только куртки наши не трогай, бать, — сказал Джек. — Одежду бы нам скинуть да сжечь сразу.

Мужик с кривым носом и сломанным ухом понятливо кивнул. Уже через минут пять у нас была чистая одежда и вода. Старое тряпьё мы кинули в костёр. Рюкзаки тоже вытрясли и выкинули. А я лишь попросил инструменты не выбрасывать, а дать им где-нибудь отстояться, вещь ведь хорошая.

— Жаль, счётчика Гейгера у нас нет, — заметил Виктор, когда мы после осмотра у доктора уже ели в общей столовой: бурой и прокопчённой, как говяжий окорок. — Так бы сразу понятно было, стоит бздеть или нет.

Я молчал. Увиденные образы никак не хотели уходить из головы. И тут вдруг я вспомнил о бродягах, которые завели нас в злосчастный комплекс.

Мимо нашего стола шёл местный разнорабочий. Толик, кажется. Рядом с ним семенила девчушка лет пятнадцати, дочка его.

— Слушай, Толик, — позвал я. — А что с теми, что месяц назад к нам пришли? Ну из-за которых мы в эту дыру полезли?

Толик поначалу будто не понял, о ком я спрашиваю, потом вдруг встрепенулся, закивал.

— А, да, ребятки те в рванье. Так померли они, Миш. От лучевой, кажись. Съело их прям на глазах.

Вся наша троица потемнела. Перекинувшись многозначительными взглядами и поблагодарив Толика, мы продолжили есть в гробовой тишине. Пока Джек не сказал:

— Да не болеем мы, Женя бы нам сразу сказала. Те ребятки так быстро погибли, значит, хорошую дозу получили.

— А почему ты решил, что и мы не получили? — удивился Виктор. — Прошло только несколько дней. А кровь мы только сдали…

— Но как же так вышло, что они… не может же такого быть, чтобы они жили там… — не могу успокоиться Джек. — Да и как они так долго продержались? Там же людей не было, а тела древние лежат…

И я снова вспомнил ту перестрелку и печальные лица погибших учёных. Может, не галлюцинации это были вовсе? Может, я видел их… Может, то отголосок из драматичного прошлого, полного сожалений об утраченном. Полного сожалений о совершённых ошибках, которые теперь никак не исправить.

ОСТОРОЖНО: молодёжный любовный роман:)
Аннотация:
Кира Явина играет в музыкальной группе и учится на программиста, желая стать разработчиком игр, однако смерть отца, продажа квартиры и переезд в другой город заставляют девушку начать жизнь с чистого листа. Но мечта не дает Кире покоя, а еще ей очень нужны деньги, поэтому она устраивается в ночной клуб с сомнительной репутацией. Там девушка встречает загадочного певца Дэми, и его выступления трогают сердце Киры. Но Дэми — не тот, кем кажется на первый взгляд. Прошлое парня окутано тайной, а за маской уверенности скрывается ранимое сердце. Готова ли Кира узнать правду о клубе и тайнах парня — и какой ценой?

Но это ещё не всё. Раз первая книжка продаётся, значит, у тебя берут вторую. И вот она, родимая, вышла в предзаказ. Тоже любовная, тоже без заявки на шедевр, но на вкус и цвет, как говорится. Из-за современной цензуры её нормально так почикали... это вообще тема для отдельного поста. Может, как-то напишу, а может, нет, пока не знаю.

Если она не продастся, думаю, больше о книгах для Эксмо Freedom вы от меня не услышите:) Так уже работает книгоиздание. Неважно, насколько подходит тема, главное, чтобы тебя покупали.

В самиздате, как я уже рассказывала, вышли Машины Старого мира, моя любимица, наверно.

А у корректора сейчас лежит Соргемия. Этого старичка я решила переписать от и до, ибо от старой версии уж сильно попахивало юностью.

Вот такие новости, друзья, для тех, кто следит за писательским движением.

Тау спустилась на планету в сезон дождей. Её костюм быстро намок, но защита не давала влаге проникнуть внутрь, наоборот, она её перерабатывала и очищала, наполняя мобильные резервуары водой. Тау толком не помнила, как называлось место, куда она попала, но надеялась, что корабельный помощник в любом случае отыщет её по передатчику.

«Моя академическая работа произведёт фурор», — думала девушка, разглядывая первые признаки цивилизации: разрушенные природой каменные высотки, лишённые чётких линий из-за смога.

В мёртвом мегаполисе царили холодные сумерки. Ни огонька в запруженном газами небе, ни фонаря на промозглой обесчеловеченной земле.

— Не покидайте чистую зону, — заявил механический голос в шлеме.

Тау смахнула грязные капли с лицевого щитка и направилась в глубь города. Она не собиралась в радиоактивный сектор. То место для самоубийц. Приборы в зоне радиации сходят с ума, системы барахлят. Зачем ей это? Хотя там можно было бы увидеть уродливые тела обитателей Пустоши. Мученики старого мира. Последние выжившие.

Тау заглянула в какую-то пристройку. Почему-то ей представилось, что вонь там стояла ужасная. Пустые бутылки, обвалившиеся ниши, дыры в стенах и засохший птичий помёт. О, а там, кажется, знаменитый чёрный таракан. Их она видела на записях.

Вернувшись на мокрую улицу, Тау взобралась по каменным обломкам и перелезла на другую сторону то ли площади, то ли посадочной платформы. Запустение и крах царили и здесь. Ни одного целого окна, ни одного ровного столба. Тау проползла под трубой (кто бы знал, для чего она здесь нужна) и испачкала нагрудную панель жидкой грязью. Поднялась, стряхивая мелкие камушки, а затем среди мусора и обломков… увидела свет. Во мраке, за прерывистой стеной дождя горели жёлтые фонари. От неожиданности и возбуждения Тау охнула и побежала.

— Осторожно! Осторожно! Обломки! Провалы! — твердил голос в шлеме.

На щитке рисовались красные пятна опасных объектов, но Тау не отрывала взгляда от огней. Они то пропадали, стоило ей спуститься в низину, то появлялись вновь, когда она взбиралась на кучи мусора или очередной бетонный уступ.

«Не может быть, — твердила про себя Тау. — На планете нет разумной жизни. Здесь нет электричества. Нет даже целых проводов».

Она всё бежала и бежала, спотыкалась и, вдруг поскользнувшись, рухнула в пролом на чёрном полотне. Тело её зависло над мрачной бездной, одна рука сжимала металлический прут арматуры. Тау застонала, затем потянулась второй рукой к клапанам на походном космическом костюме и отыскала нужный рычаг. Прут угрожающе согнулся и наверняка заскрипел, но звуковой передатчик Тау почему-то не сработал. Неужели повредила?

Стоило ей утопить крохотную палочку в пластичный материал, как сработали резервуары, в ногах потеплело, и мощный поток пара вытолкнул её наверх. Тау ухватилась за каменный выступ, чтобы бездна снова протянула к ней свои щупальца, а затем, подтянувшись, вернулась к тропе. Огни всё так же горели в отдалении, как манящий мошкару прожектор.

Отец рассказывал о Планете, а ему рассказывал дед, а деду прадед. Когда-то все они жили здесь, когда-то здесь они умирали. Пока однажды группа глупых стариков не нажала кнопки, и мир полетел ко всем чертям. Они прожили свою жизнь, наелись, наплодились, познали моральное падение и теперь хотели только власти…

Отец Тау считал: миром должны править молодые и любящие семьянины, это бы мотивировало их делать жизнь лучше. Если нет идеи, нет стратегии выживания, должна быть любовь. Только это удержит руку от жуткого, смертоносного пульта.

Миллиарды жизней оборвались за одни сутки, и цивилизация пала.

Тау бежала всё дальше и дальше. И вот она уже видела жёлтые фонарики на одноэтажном здании. Китайские? Вот причудливо изогнутая крыша, такие теперь только в музеях хранятся. Металлические стойки в лианах, на стене табличка с иероглифами, которые щиток перевёл как «Последний турист». Внутри Тау нарастал животный страх перед неизведанным. В ответ на реакцию костюм без лишних вопросов внутримышечно впрыснул ей успокоительное.

Прадед её отца наблюдал за смертью человечества из Красного лагеря, рыдал, как и сотни других колонистов. Он не мог поверить, что стал вымирающим видом. На записи с орбитальной станции было видно, как мир из голубого окрашивается в оранжево-серый. Миллиарды загубленных жизней одним нажатием кнопок негодяями, посчитавшими себя богами.

Подойдя к перекошенной дверке, Тау провела по облезшей краске рукой.

«Неужели я совершу открытие! Возвышусь! Никто не сумел отыскать выживших спустя столько лет, а я смогла».

Дверь распахнулась, и в щиток ударил отражённый от зеркал бара свет. За стойкой протирал стаканы робот с посеревшими от времени пластиковыми пластинами. Не человек. Сердце Тау ухнуло вниз, весь адреналин сошёл на нет. Система снова впрыснула дозу успокоительного с примесью чего-то ещё.

Костюм улавливал звуковые волны, но Тау не слышала робота. Она стояла обескураженная и потерянная до тех пор, пока причудливая машина не начала размахивать поршнями, словно требовала, чтобы девушка покинула заведение. Тау указала пальцем на шлем и скрестила перед собой ладони: дескать, не слышу тебя. Тогда угловатый хозяин заведения выехал из-за стойки — на его лицевом экране возникло недовольное чёрно-белое эмодзи — схватил её за руку и потащил вглубь древнего кафе или что это вообще было? Робот грубо пихнул её за дверь, которую — о неожиданность — закрыл на замок. Однако обветшалая створка выглядела настолько хлипкой, что Тау стало смешно. И всё же, она не двигалась с места, обнаружив, что щель впереди даёт шикарный обзор на происходящее в общем зале. Нужно было только что-то сделать с передатчиком.

Тау с минуту глубоко вдыхала и выдыхала, насыщая дыхательную систему кислородом из резервуаров, затем последний раз набрала воздуха в лёгкие и задержала дыхание. Быстро отщёлкнув клипсы шлема, она освободила светлые волосы, затянутые в тугой пучок. На внешней стороне шлема имелась глубокая вмятина, и как раз под ней отошёл контакт. Вооружившись универсальным инструментом из кармана на бедре, Тау открутила крохотную переборку, выпрямила материал, затем нашла нужную схему и осторожно поковырялась в ней. На схеме белела надпись «Единство». Единственный отголосок прошлого в новом мире. Это была одна из компаний, заключивших договор с первой международной миссией по колонизации Марса.

Кислород в лёгких заканчивался, и последние действия Тау стали дёрганными, нервными. Она два раза уронила инструмент, на секунду запаниковала, но быстро взяла себя в руки.

«Давай же!»

Когда шлем вернулся на прежнее место, Тау резко вдохнула. Ещё какое-то время она пыталась прийти в себя. По ту сторону стены послышался шум, двери в забегаловку отворились.

Тау прилипла к щели, насколько позволял ей шлем. Кто это там? Может, всё-таки люди? В ярком свете заблестели тонкие тела.

Что?

У Тау спёрло дыхание, ведь она решила: существа совершенно не похожи на людей. Слишком утончённые, слишком гладкие и безволосые, слишком блестящие. Но стоило гостям подойти ближе, как замешательство рассеялось. Это тоже были роботы, только выполненные из более качественного материала. На одном из них Тау разглядела… украшение? Что ещё за глупость? Робот с золотым браслетом.

Их было шестеро: четыре мужчины, если верить нагрудным пластинам, и две женщины. Как раз браслет был у одной из них. Мужские модели казались шире и внушительнее, женские напоминали манекенов прошлого: Тау любила читать о них истории.

«Однажды девочка купила домой манекен, но его голова оказалась говорящей…» — вспомнила Тау слова сказки.

— Наша последняя посиделка, господа, — перевёл шлем костюма слова одного из роботов. Говорящий изъяснялся на нескольких языках одновременно: русский, китайский, английский и, кажется, шведский. — На орбите обнаружен очередной корабль наших деток, и в этот раз мы не ошибёмся. Довольно сидеть на мёртвой планетке, как отшельники, пора брать своё по праву.

Сказав это, широкий робот с огромным жёлтым индикатором вместо уха выпил из стакана какую-то мутную жидкость, подозрительно напоминающую масло.

— А кто сделал эту планетку мёртвой? — буркнула вторая. Та, что села у самого края стойки, подальше от остальных.

— Не начинай, дорогая, — отозвался всё тот же робот. — Ты в этом участвовала, тоже хотела передела мира.

— Живого мира, а не радиоактивного.

— Кто же знал, что соседи с континента тоже бахнут по кнопке? Должна была вымереть только часть человечества.

— Старики, дети… — глухо произнесла механическая женщина. — На такое я не подписывалась.

— Но ты ходишь с нами в шикарном костюмчике, разве нет?

— И каждый день, сидя в той заброшенной лачуге, где я сейчас живу, мечтаю, чтобы меня вырубили.

— Это можно устроить, — громко заявила та с золотым браслетом. — Твоё нытьё мне порядком надоело. Сколько можно заниматься самобичеванием? Если бы кретины рабочие не подорвали наши челноки от злости, мы бы вместе с колонистами создали новый мир, где были бы… богами. — Последнее слово дамочка с браслетом произнесла с придыханием и каким-то болезненным восхищением.

— Жаль, что перенос данных затянулся, — вздохнул ещё один мужчина-робот. — Так бы и правда успели.

— Честно говоря, я не ожидал, что люди на Марсе выкарабкаются без наших… ресурсов, — добавил тот, что не стал садиться за стойку, а упёрся спиной в опорную балку. С потолка на него капала вода, но, кажется, мужчину это мало тревожило. — Как же они умудрились?

Тау вспомнила историю прапрапрадеда, которую рассказывал отец: осколки цивилизации, разбросанные по Солнечной системе, начали работать как единый организм, забыв о личных выгодах и низменных желаниях. Только так они и сумели справиться с трагедией. У них не было лидеров, не было деления на классы, каждый выполнял свою функцию ради выживания человечества. Женщины-героини, решившиеся на множественные искусственные оплодотворения в начале пути, дали толчок на восстановление популяции в будущем. Потом бразды правления взяла наука, но до этого бывшие земляне прошли непростой путь. Как много можно было достичь, отвергнув глупость и порок, отвергнув жажду наживы. Так всегда говорил её предок. И вот, пойдя на поводу у гордыни и тщеславия, она оказалась здесь, в запретном секторе, в руинах человеческого невежества, закрыта в подсобке странного бара с не менее странными посетителями.

— Раз у них такая техника, они неплохо живут. Ума не приложу, как это вышло… без нас.

— А кто мы? — усмехнулась женщина, сидящая с краю. — Кучка ростовщиков, воров и обманщиков. На правах держателей ресурсов мы пытались диктовать миру, как он должен развиваться, а в итоге сами его и уничтожили руками безмозглых идиотов. Вы одного так и не поняли: не унесёшь в могилу все сокровища, не они нам нужны…

— А что нужно, дорогая Тана? Что?

Женщина тяжело вздохнула и, кажется, её голосовые настройки слетели:

— Детский смех, улыбка матери, ветер на коже, тёплый дождь, лучи солнечного света на половицах, запах утреннего кофе со свежеиспечённой булочкой… всего этого у меня больше нет и никогда не будет. И для этого мне не были нужны все деньги мира.

— Ну, чтобы мать улыбалась, она должна есть и за что-то жить, — разбил ностальгическую тираду женщины ещё один мужчина за стойкой. — Да и булочку свежую с кофе не каждый мог себе позволить…

— А почему?! Почему так случилось?! Почему кто-то не мог себе позволить булку?! — взвилась женщина и подскочила с места. — Всё из-за нас, из-за наших кривых мозгов, из-за нашего естества. — Робот резко стукнула себя по голове, а затем со скрежетом провела руками по тонкому механическому стану. — Ненавижу это тело и вас ненавижу.

Она выскочила в сумерки и, должно быть побежала сквозь стену дождя. Дверь за ней громко хлопнула.

— Ну наконец-то тишина, — произнесла дама с браслетом. — Надоел этот идеалистический писк. Сама-то она жила в особняке при первой жизни. Ела в ресторанах. А тут, как жопа стала механической, подумала о судьбах мира. Фу. Лицемерка.

Мужчины молчали, а Тау вдруг стало жутко, кажется, единственное существо, с которым у неё было хоть что-то общее, сейчас бродит под дождём между завалами. И что они там говорили про корабль? Её корабль!

Тау попыталась связаться с помощником, но в эфире было тихо. Снова и снова она шёпотом вызывала «Новый оплот», но молчаливый передатчик транслировал лишь помехи.

Кровь хлынула к лицу Тау, когда до неё дошло: передатчик сломался. Его она починить точно не сможет, для этого придётся расковырять шлем, да и разбирается она только в схемах «Единства».

Костюм снова впрыснул успокоительное, а затем сообщил, что и этот ресурс на исходе. Нужно было что-то делать.

Тау ещё раз взглянула на общий зал. Механические мужчины и женщины разговаривали друг с другом о всякой ерунде, бармен подливал вязкую жижу им в бокалы.

— Нужно собрать остальных. Они у себя по континентам сидят и ждут, — наконец сказал тот, кто заговорил первым.

— Плевать на них. Пусть и дальше просиживают штаны в заплесневелых пентхаусах. Чем больше таких, как мы, тем выше конкуренция.

— Ты не знаешь, насколько может быть сильно новое человечество? Возможно, оно не захочет отдавать свой мир нам.

— Конечно не захочет, особенно когда узнает, кто мы такие. Мы уже испоганили одну планету, — заметил мужчина у балки.

— И ты туда же, иди к Тана, два сапога пара.

— Да нет же, мне плевать на этих рабов, я просто говорю, территорию и власть мы легко не отнимем. Не в этот раз.

— А надо ли её отнимать? — на пороге снова стояла женщина-робот по имени Тана. — Зачем она вам? Ну объясните мне?

— Все боги Вселенной! — глаза дамы с браслетом пугающе закатились. — Опять ты. Да вали уже на свою Пустошь. Броди среди трупов, там тебе самое место. Проливай над ними смазку и кайся в грехах.

— Ты омерзительна, — тихо произнесла Тана. — Все вы. И я… такая же… — Женщина упёрлась рукой в косяк и согнулась пополам, словно собиралась исторгнуть из себя всю выпитую жижу. — Было бы у меня сердце, давно бы его проткнула.

— Так иди спрыгни с дамбы. Точно разобьёшься.

Тана смерила напыщенную даму взглядом искреннего презрения. Искусственное лицо сумело передать весь спектр эмоций.

Вдруг у одного из мужчин заработал передатчик:

— Тау Но! Тау! Где вы? Тау Но! Выйдите на связь! Тау Но! Мы будем в шестом секторе. Идите в шестой сектор. Тау Но!

— Отлично, — радостно хлопнул по барной стойке первый заговоривший.

Дама с браслетом широко улыбнулась и хищно оголила идеально белые и полностью ровные зубы. Её индикатор на голове загорелся ярко-алым.

— Вперёд, — скомандовала она. — Нужно захватить челнок быстро и без лишних телодвижений.

Тау едва сдержалась, чтобы не закричать. Она кинулась к двери и попыталась её выбить. Затем испугалась, что человекороботы её услышат, и вернулась к щели. Но тех уже и след простыл. Только дверь снова раскачивалась на проржавевших петлях. В одно мгновение Тау обуяла новая волна паники. Что же она натворила? Как могла подставить свою команду?

Девушка нащупала на шлеме резервный передатчик — аналог чёрного ящика — и быстро записала:

«Мне не стоило покидать родные края и не стоило переться в эту глушь. Отец предупреждал, что здесь нет ничего стоящего, только руины и смерть. Нужно было остаться на перевалочном пункте, а потом скакнуть к Проксима Центавра. Но я всегда знаю лучше, всегда спорю, всегда давлю. Это моя вина. Надеюсь, я справлюсь…»

После незначительного откровения Тау отошла для разбега и ринулась к двери. В эту же секунду та распахнулась. На пороге стоял серый бармен, на этот раз эмодзи на лицевом экране выражало тревогу.

— Торопитесь, — сказал он. — Вам не стоило приходить.

Тау выскочила в общий зал и замерла. На пороге всё так же стояла Тана. Женщина перевела на неё мутный взгляд искусственных глаз и нахмурилась. Понимание пришло к ней быстро.

— Ты Тау? Та, которую ищут?

Девушка, дрожа всем телом, кивнула: очередной впрыск успокоительного не помог.

— Зачем же ты сюда прилетела, девочка? Ох, дитя. Этот мир пал, он умер из-за нас. Понимаешь? Мы уничтожили цивилизацию, а теперь они хотят испоганить все и на вашей планете. Они прикинутся инопланетной жизнью, скажут, что потерпели крушение, наврут, как всегда это делали, ради собственных интересов. А потом захватят власть и вернут всё на круги своя. Разделят вас, оберут до нитки и заставят пахать ради удовлетворения их потребностей. Беги, дитя, спасайся, прячься. Тут есть и другие. Те, что пожаднее и поглупее.

Во рту у Тау пересохло, она едва дышала, так сильно билось её сердце.

— Я лишь… я лишь хотела написать доклад… лучший доклад…

— Лучший доклад… лучший специалист, лучший певец, лучший родитель… — Тана горько рассмеялась. — Не нужно этого всего. Зачем соревноваться, девочка? Нужно просто жить. Единственное, что должно быть лучше, это мир, в котором ты существуешь, а для этого нужно стараться его не рушить, а строить. Любить, мечтать и творить. Хватит состязаться. Остановись.

— Помогите мне, — тихо произнесла Тау. — Помогите не дать им забраться на борт.

Тана отвернулась, вгляделась в черноту мёртвой Пустоши, вытянула руку и поймала в блестящую ладонь несколько дождевых капель.

— А почему бы и нет. Может, так я обрету прощение… Идём.

Тана понеслась вперёд быстро, словно дикий зверь, и Тау едва за ней поспевала. Мелькали огрызки зданий и сваленный в кучу мусор. Порванные провода, перекошенные крыши, рваные раны окон и сгущающаяся тьма. Система щитка отражала ужасы странного и будто нереального мира. Обугленные части мозаики незавершённой картины. Каково же было бродить по мрачным руинам с осознанием невозвратимости былого? Каково было Тана каждый день нести бремя вины за произошедшее?

Потеряв след, Тана и Тау остановились. Обе переводили дыхание, обе выискивали во тьме старожилов погибшего мира. Отступивший на время страх вернулся, и Тау, обхватив себя руками, переступала с ноги на ногу, стараясь привести чувства в порядок.

— Кто тот робот в баре? — спросила она у Тана.

— Мой помощник, он поддерживает свет и делает нам смазку… человек когда-то… Как и я, впрочем. Он служил у меня в администрации. В далёком прошлом я управляла Европейской страной и возомнила себя той, кто может перечёркивать чужие судьбы. Меня бы не посвятили в планы и не дали бы искусственное тело, не переносили бы мой мозг в эту коробку, если бы не муж. Он стоял выше глав государств…

Тау затаила дыхание, глядя в печальные глаза Тана, а та продолжала:

— Когда Они приняли решение, нас свезли в одну лабораторию. Там перенесли сотни сознаний избранных в новые тела, способные выжить после ядерного взрыва. Нас было значительно больше первые годы, но многие не сумели выдержать то, что сами же и натворили. Так же, как не смогли выдержать собственное порабощение, ибо кто-то должен был обслуживать новые тела. Но рабочие, те, что создавали для нас челноки и космические корабли, восстали и уничтожили плоды своих неоплаченных трудов. Там мы стали заложниками Земли. Но однажды Мар увидел в небе огни и понял, что цивилизация всё ещё жива. И тогда у него родился новый план…

Женщина замолчала, опустив голову на грудь, а затем вдруг резко воспряла, огляделась по сторонам.

— Туда!

Они снова бежали все дальше и дальше, а ветер и дождь становились сильнее, хлёстко обрушивая удары на костюм и механический корпус. Вот в небе показались маяки челнока. Махина прожектором выискивала свободную платформу для посадки.

«Я виновата. Это я виновата!» — снова и снова твердила Тау. Она бы заплакала, но они с Тана бежали так быстро, что даже на одну слезинку у неё не оставалось сил.

Челнок снижался, и Тау, не сдержавшись, закричала, будто пилот мог услышать её мольбы, словно её отчаяние отпугнуло бы его. А затем она увидела, как что-то блеснуло между домами. Их было не меньше десятка.

— Всё-таки взяли с собой других! — услышала она крик Тана.

У Тау горели лёгкие, ноги слабели, и надежда гасла с каждым новым падением. Костюм дважды впрыскивал ей витамины и единожды обезболивающее. Хороший костюм, только передатчик сломался.

Тана взобралась на очередное здание в три прыжка, а вот Тау осталась у подножия. Женщина посмотрела на жалкую фигуру инопланетянки сверху вниз, и вспыхнувшая в небе молния озарила её суровое лицо. На секунду Тау подумала, что робоженщина плюнет на всё и бросит её, но та спустилась, подсадила, дав Тау ухватиться за карниз.

Челнока уже не было видно за острыми осколками зданий. Лишь лучи маяков просачивались сквозь щели и дыры. На размокшей грязи показались множественные следы: роболюди пробегали здесь.

Тау очередной раз оступилась, но Тана подхватила её и волоком потащила за собой. И тут со стороны посадочной площадки раздались крики. Тау обмерла. А затем громко разрыдалась.

— Нет! Нет! Пожалуйста!

Они выбежали к площадке, где с десяток блестящих тел пытались проникнуть в челнок с разных сторон, а люди внутри, облачённые в космические костюмы, снова и снова отбрасывали их ионными пушками.

— Почему они их не убивают? — взревела Тана.

— У нас нет оружия для убийства, потому что не с кем воевать, — плача, ответила Тау.

Лицо робоженщины исказила гримаса душевных мук. Жалость, надежда и понимание слились в одну стойкую эмоцию.

— Скорее! Ты должна забраться внутрь. Я постараюсь проложить тебе путь.

Дрожащей рукой Тау потянулась к мягкой панели, на которой находилась кнопка подсветки. Костюм девушки вспыхнул, озарив мрак. Кажется, люди на челноке тоже заметили свет. Двое повернулись в её сторону, двое других, отталкивая нападавших, прикрывали правый борт челнока.

— Тау! — раздался голос, усиленный громкоговорителем. — Сюда!

И с болью, и с радостью, Тау побежала за Тана. Несколько бывших соратников робоженщины обернулись. Кажется, на руке одной из фигур блеснул золотой браслет.

— Стерва! Предательница! — взвыл мужчина, а затем к нему присоединился и женский голос.

Первого нападавшего Тана отбросила чётким ударом в грудь. Второму оторвала руку, и вместо крови на костюм Тау брызнула вязкая жижа, та самая, которую роболюди пили в баре.

Тана билась с такой яростью и решительностью, что несколько блестящих тел отступили в страхе.

— Ты бы так за наши интересы сражалась, — голос раздался совсем близко. Дама с браслетом.

— Я не сражаюсь за убийц и лжецов, — бросила в ответ Тана. — Беги, девочка! Они ждут тебя!

Земляки Тау сделали коридор, по обеим сторонам от которого работали ионные пушки, по центру оставались Тана и Тау. И первая своим телом прикрывала девчонку, несущуюся к челноку.

— Беги и скажи всем, чтобы никогда не возвращались на этот могильник! Никогда! Здесь нет людей, только их тени! А сами тени ни на что не способны. Они есть, лишь когда светит солнце!

Тау заскочила на платформу челнока, машина вздрогнула, набирая обороты, и потащилась ввысь, заливаемая плотными струями дождя. Через мокрый щиток Тау вглядывалась во тьму. Озлобленные, лишённые последней надежды, ненастоящие люди разорвали Тана. А она всё кричала и кричала, чтобы Тау никогда не возвращалась к былому, чтобы забыла о тщеславии и жадности, ибо однажды она станет одной из них.

Челнок закрыл створки, плотные скрепы прижались к корпусу. Дождь осыпал ударами водяного хлыста смотровое стекло, корпус дрожал, и небо разорвала белая брешь молнии. Но они поднимались, всё выше и выше, оставляя проклятый мир позади. Мир, которым правили алчность и ненависть, мир, в котором любви к человечеству места не осталось. Разрозненные и дикие, с первобытной моралью, блестящие люди из диковинных металлов пытались порабощать сами себя, но скоро поняли, что зашли в тупик. До них просто не доходило, что у человечества есть иной путь, нужно только его отыскать. Без солнца, без света, они были лишь тенью человечества, и даже построить себе челнок они не сумели. Не сумели они и цивилизацию восстановить, ибо на это нужны силы, время и самоотверженность. У них были все сокровища мира и идеальные тела, но и это не уберегло блестящих людей от одиночества и бессмысленности собственного существования.

Так в чём ценность этой жизни? Во власти? В деньгах? Или улыбке ребёнка, встретившего мирный рассвет?

Тау сидела перед иллюминатором и всё ещё глядела во тьму. Тана давно пропала, блестящие люди тоже, только плотный смог клубился под брюхом челнока. Но вот они преодолели линию облаков, поднялись ещё выше и увидели яркое, тёплое солнце. Его свет озарил кабину и мягко облизал щиток шлема. В это мгновение Тау поняла: Тана была права. И никакие сокровища мира и лучшие доклады не стоят человеческих жизней. Им стоит помнить об этом… всегда.