gabbynox

gabbynox

Унылые будни неизвестного писателя
На Пикабу
поставил 657 плюсов и 330 минусов
отредактировал 0 постов
проголосовал за 0 редактирований
8684 рейтинг 49 подписчиков 16 подписок 30 постов 13 в горячем

Будни неизвестного писателя

Привет пикабу!

Я невостребованный на литературном рынке писака, который нередко сам предлагает деньги за то, чтобы его бесплатные книги почитали. Зачем? Сложный вопрос. Сама не знаю. Жажда признания? Какое-то скрытое тщеславие? Во рту завоняется, если промолчу? А, может, желание раскрутиться, попасть в издательство и больше не работать в офисе? Наверно, всё вместе.

Это тот момент, когда сидишь за ноутом, читая статью о везунчике Роулинг когда-то попавшей в струю и сколотившей на истории о мальчике-волшебнике целое состояние, а у тебя по подбородку течёт жадная слюна. Так уж сложилось, что без бумажки в этом мире ты сам знаешь кто. Нет денег, значит, нет тиража, нет рекламы, нет читателей, кроме мамы и кота. Шучу, кота у меня тоже нет. Но самое забавное, что ты можешь попытаться выстрелить, если напишешь то, что очень популярно сейчас, то, что люди любят читать. Любовные романы, попаданцы, азиатское фэнтези, фантастика с флёром юморка, обливание грязью коммуняк — что там ещё на повестке? Но ты так не умеешь. Не умеешь ты создавать миры по заказу и потребностям рынка, а значит, сиди на твёрдом стуле ровно и не рыпайся. Сама читай свои писульки и радуйся, что вместо «закатное солнце светит на деревья» умудрилась придумать «лишь тонкие алые лучи сочились сквозь пушистые кроны липовых деревьев, ложась прерывистыми бликами на шершавые стволы». А потом перепиши эту фразу ещё триста раз.

Я не буду здесь пихать ссылку на свои книги, не буду постить отрывки из рассказов (хотя хотела, аж руки чесались), просто я и сама не люблю читать простыни текста от ноунеймов. Я лишь хочу поделиться буднями одной неудавшейся писательницы. Поною на тему конкурсов, марафонов, издательских платформ. Расскажу о знакомстве с нейросеткой, и как она помогла оживить творчество. Будет интересно — продолжу, нет — всё равно поною, пока не накинут столько минусцов, чтобы аккаунт отправили в бан.

Всё, публикую и с замиранием сердца жду первый коммент в духе «на кой ты тут сдалась», а потом подавив природное желание разрыдаться и написать тонну ругательств в ответ, напишу «спасибо за ваш отклик» и буду ждать дальше. Но самое страшное будет не минусы и отрицательные комменты, а тишина. Вот она пугает писак больше всего. Даже если поэтессе мадам Жють напишут «барышня, ваши стихи редкостное г…», это будет не так обидно, как если ей не напишут ничего. И она и дальше будет плыть в неведении по творческому пространству, думая, что её просто недолюбили.

Будни неизвестного писателя Писательство, Самиздат, Жизнь, Писатели, Нытье, Странный юмор
Показать полностью 1

О наболевшем

О наболевшем

Сказка о том, как лесной бог полюбил бессмертную душу. Часть 3

Первая часть Сказка о том, как лесной бог полюбил бессмертную душу. Часть 1
Вторая часть Сказка о том, как лесной бог полюбил бессмертную душу. Часть 2

***

Терзаемый чувством вины перед возлюбленной, богом смерти и богиней жизни, Сильва не решался отправиться в мир богов, чтобы снова просить о помощи. Он бродил по земле, не разбирая дороги, видел, как от войн, эпидемий и природных катастроф умирают миллионы; но также видел, как заново отстраиваются города, как вырубаются леса и теперь уже, оправившись от разрушений, вновь множатся создания старшей сестры.

Новые страны определились с границами, мужские платья заменили смокинги, города обзавелись новейшими коммуникациями, каменные джунгли разбавил металл и информационные технологии, а лесной бог всё странствовал, со временем ощущая, как его связь с миром богов и собственными созданиями становится тоньше.

Однажды он решил поговорить с богом западного ветра, но не смог, ведь брат не отозвался на его призыв.

— Его больше нет с нами, — сообщил слабый огонёк старшей сестры, нависший над головой Сильвы. — Люди научились управлять погодой, оттого северный, южный, восточный и западный ветры более не подчиняются нашим братьям, а раз необходимости в них нет…

— Неужели они сделались звёздами в бескрайнем просторе космоса?

— Так и есть. Все мы слабеем, брат. Люди больше не верят в богов, теперь на первом месте наука, логика, торжество разума. Духовное мало что значит для новых созданий земли.

— Но я знаю как минимум одну душу, которая должна помнить обо мне.

— И где она сейчас?

И тут до лесного бога дошло, что несколько столетий любимая им душа прожила сама, без его вмешательства. Он не знал, что с ней, и в какое тело занесло тёплую энергию очередное перерождение.

Сильва тотчас отправился во владения старшего брата, но обнаружил, что грань между мирами практически стёрлась. Не ощущалось присутствие ни речного бога, ни бога дождя, ни богини плодородия, ни бога огня — все они, один за другим, покинули планету.

Дымка бога смерти и перерождения совсем поблёкла, говорил он слабо, едва ли складывая буквы в слова, а слова в предложения.

— Неужели ты не успокоился, брат, — спросил он, плавно переместившись от одного яркого огонька души к водовороту судьбы.

— Я хотел извиниться перед тобой и снова попросить отыскать Аниму.

— Какое имеет значение, найдёшь ты её или нет? Скоро мы все канем в пустоту. Люди научились контролировать смерть, они живут очень долго. Многие из них отправились в космос покорять новые миры. Они больше не верят в нас, оттого наше пребывание здесь не требуется.

— Пока Анима помнит обо мне, пока её душа чувствует связь между нами, я буду рядом. Хочу ещё раз увидеть её глаза или почувствовать тепло тела, и не важно, животное это будет, растение, насекомое или человек.

— Хорошо, брат. Это будет прощальный подарок от меня, ведь я чувствую, что скоро уйду вслед за братьями и сёстрами. Богиня жизни тоже существует последние мгновения, ведь люди теперь знают, как создавать себе подобных без акта любви.

Лесному богу было больно слышать откровения старшего брата, но он ждал, когда тот сообщит ему текущее пристанище Анимы.

— Душа в большом городе, живёт в обычной коробке, кои у людей называются апартаментами или, проще говоря, квартирами. Она относится к людям творческим, тем немногим, что всё ещё творят своими руками, без помощи роботов и искусственного интеллекта.

Сильва поблагодарил брата, попрощался с ним, выразил признательность за доброту, и как только он сделал шаг за пределы божественного царства, связывающая их с землёй нить оборвалась. Границы мира окончательно размылись и исчезли. Где-то там, далеко, энергия Отца слилась с энергией детей, и они унеслись прочь, оставляя лесного бога в молчании и одиночестве.

Сильва всё ещё черпал силы из почвы и остатков деревьев — так забавно и странно, что под конец существования его поддерживали собственные творения. Он принял образ современного человека, это было не сложно, ведь он проделывал подобное раньше.

Оказавшись на ярких, невзирая на ночь, улочках большого города, Сильва с интересом рассматривал детали быта совсем чужих людей. Злость на тех солдат до сих пор жила в его сердце, но любопытство пересилило и её. Раскованные женщины, напомаженные мужчины, пыльные проспекты, увешенные электронными рекламными щитами, блестящие здания, упирающиеся пиками в небо, и бесконечные дорожные развязки, пестрящие самыми разными видами транспорта.

Среди шума, блеска, ярких огней и душных людных переулков, Сильва разглядел на одной из улиц пёструю голографическую афишу с названием художественной выставки: «Как лесной бог полюбил бессмертную душу». Ниже значилось, что картины известной художницы отбросят зрителя к потерянным истокам, наполнят сердца приятными, но давно забытыми мистикой и романтизмом, они позволят увидеть трогательную историю любви, родившуюся в воображении автора.

Деревянный браслет соскользнул с кисти и рухнул подле проектора.

— Неужели это она? Неужели действительно помнит меня?

— Эй, красавчик! — рядом возникла раскрашенная косметикой пьяная девчонка. Она невинно поджимала губки и глупо хихикала. — Понравилась рекламка? А я знаю, где эта выставка, хочешь, провожу?

Сзади подбежала пара взволнованных парней. Они раскланялись в извинениях и оттащили подругу от незнакомца.

— Но я хочу попасть на эту выставку, — остановил их лесной бог.

Девчонка оживилась, вырвалась из рук друзей и, подойдя ближе, ещё более нахально хлопнула Сильву по плечу.

— Тогда вперёд! Она ещё открыта.

По дороге девчонка распиналась, рассказывая, какое сильное впечатление на неё произвели картины, сокрушалась, что ей не довелось испытать подобной любви. Её друзья тихо шли позади, бросая лишь короткие внимательные взгляды на странного мужчину, совсем не похожего на местных. Было ли дело в его жестах, походке или манере речи, они не знали, но что-то определённо вызывало тревогу.

— В этом году деревья в парке выглядят такими вялыми, — вдруг завела новый разговор девчонка, — словно им чего-то не хватает. Ну, оно и понятно. Хотя в городе столько новых электрокаров появилось, да и воздушный транспорт тоже на электричестве запустили. Всё равно. Чего-то им не хватает.

— Может, человеческой любви и места на этой земле, — задумчиво ответил Сильва.

— Может! — новая знакомая громко щёлкнула себя по лбу. — И как я раньше об этом не думала! А вот она думала. Она всегда мне об этом говорила.

— Кто она?

— Она?

— Ну, та, что тебе об этом всегда говорила.

— А «она» — это владелица выставки, собственно, автор картин.

— Ты её знаешь? Какая эта женщина?

— Очень творческая, отстранённая, немного не в себе, но невероятно красивая, прям как вы.

Девчонка снова захихикала и обернулась к парням, чтобы те её поддержали.

Когда они остановились у очередной красочной витрины, на улице пошёл дождь, но не младший брат лесного бога был тому причиной, а запланированная на вечер программа сгона и разгона туч.

Двери в выставочный зал сами собой отворились, впуская очередных посетителей. В полупустом зале стены увешивали картины ручной работы. Их автор красками проходился по холсту, соединяя цвета и сюжеты. Но лесного бога поразило не мастерство художницы и не оттенки, которые она использовала, а образы.

Указатель сообщил, с какой стороны необходимо начинать ознакомление, и Сильва медленно, в сопровождении троих подростков, направился к первой картине. На ней, плачущая девушка с корзиной белья встречает высокого мужчину в странном одеянии. Он склоняется над ней и смотрит с укором.

На второй картине тот же мужчина протягивает теперь уже улыбающейся возлюбленной деревянный браслет. Следом художница нарисовала очень красивую бабочку, сидящую на жёлтом лепестке крохотного цветка.

Выставка уходила всё глубже в помещение, и вот перед зрителем возник образ дворняги, облизывающей руку того же мужчины, но уже одетого иначе. Потом бескрайняя степь и двое улыбающихся людей в доспехах, мчащихся к военному лагерю.

Самой большой картиной стало гигантское дерево, каштан. Тот же мужчина лежал на одной из толстых веток, прикрывая глаза от просочившегося через листву солнечного света.

Ближе к концу полотна демонстрировали одиноких людей и животных, блуждающих по улицам, парками или плывущих по морям в поисках. Самая же последняя картина изображала красивое мужское лицо, в котором лесной бог узнал себя.

— А почему вы не сказали, что являетесь моделью этой художницы? — восхищённо пропищала девчонка. — Вы же с ним одно лицо. Глядите, парни! Ведь правда?

Лесной бог молчал, он надеялся что слёзы, вновь возникшие на его щеках, будут последними в этой земной жизни. Она всё помнила. Анима никогда не забывала о нём. Но где она сейчас?

Подходя к крайней стойке, где администраторы предлагали приобрести оцифрованные картины, лесной бог увидел её. Стройная, утончённая, с огромными зелёными глазами и длинными бордовыми волосами. Чёрное платье до колен аккуратно обтягивало хрупкую фигуру.

— Так вот как ты выглядишь на этот раз, моя Анима.

Девушка обернулась на слова, и снисходительная улыбка владелицы выставки тотчас сползла с алых губ. Она долго смотрела в лицо незнакомца, затем подошла ближе и едва коснулась кончиками пальцев его щеки, а потом и волос.

Присутствующие прятали улыбки, кто-то и впрямь начал замечать несомненное сходство, кто-то даже попытался сфотографировать очарованных друг другом мужчину и женщину.

— Ты нашёл меня, — тихо произнесла она. — Создание из моих снов.

— Так вы знакомы?! Я так и думала, так и… — затараторила девчонка, пока двое друзей не вывели её за пределы выставки.

— Идём! — новая Анима схватила лесного бога за руку и потянула за собой на дождливую улиц.

Они бежали по мокрым дорожкам не останавливаясь, зачарованные долгожданным воссоединением. Женщина с трудом сжимала широкую ладонь крохотными пальчиками, но отпускать её не собиралась. Они не отводили глаз друг от друга и под сенью парковых деревьев Анима и Сильва впервые поцеловались.

Лесной бог снял с запястья деревянный браслет и мягко надел его на ручку возлюбленной.

— Как тебя сейчас зовут? — спросил он, обнимая насквозь промокшую девушку.

— Мэя.

— Какое красивое имя.

— А я не знаю твоего, мужчина из снов.

— Когда-то ты называла меня Сильвой.

С того дня Анима Мэя и Сильва стали неразлучны. Они прожили вместе долгие сто лет, и на новую морщинку на лице Мэи, Сильва добавлял одну себе, так они смогли состариться вместе. Сильва рассказал кто он на самом деле, подтвердив правдивость слов тем, что оживил давно увядшие цветы в квартире возлюбленной.

Когда волосы Мэи окончательно поседели, а на лице больше не осталось свободного места для новых морщин, она готовилась в последний путь, попросив лесного бога забрать её в космос вместе с собой.

Так и случилось. С последним воспоминанием и с последним вздохом Мэи, держащий её за руку Сильва растаял. Их энергии сплелись воедино и отправились далеко-далеко, в холодную пустоту космоса, чтобы продолжить свою жизнь среди звёзд.

Конец!

Показать полностью

Сказка о том, как лесной бог полюбил бессмертную душу. Часть 2

Начало здесь Сказка о том, как лесной бог полюбил бессмертную душу. Часть 1

Вторая часть из трёх.

***

Лесной бог получил ответ не сразу. Долгие годы душа ждала, блуждая между небом и землёй. Как объяснил бог смерти, это время давалось для того, чтобы понять, сможет ли она снова войти в человеческое тело и не совершить прошлых ошибок.

Прошло около ста лет, прежде чем старший брат рассказал о новом перерождении, и лесной бог отправился в путь, в далёкие земли возникших империй. И по мере его продвижения менялись людские облики и порядки. Народы всё ещё верили в богов, но их вера преобразилась. Появилось больше храмов и обрядов, но вот искренность в помыслах постепенно таяла.

Вступив на землю кочевников, образованную в результате завоеваний, Сильва попал в центральный город интересного народа. И хотя быт людей мало интересовал его, он отмечал, как сильно расслоилось общество. Прежде, чем дойти до дворцов императорской семьи, лесной бог встретил невообразимую бедность людей самого низшего сословия. Браслет и южный ветер подсказывали ему, что нужно идти дальше. И вот, оказавшись на территории императорских владений, Сильва остановился.

Прежняя рубаха и штаны соединились, превращаясь в зелёное мужское платье с вышивкой под стать местной моде. Волосы на голове собрались в плотный пучок, руки утопли в широких рукавах, а ноги скрылись под мягкими сапогами.

Лесной бог прошёл по широкому мосту, выложенному каменной плиткой, до высоких ворот с загнутой крышей и золотой черепицей. Невидимый для охраны, он без препятствий перешагнул через границу, за которой открывалась территория богатых теремов и огромных величественных площадей.

Местные чиновники в одинаковой одежде ровными рядами спускались по серым ступеням, здесь же прохаживались знатные дамы, тянущие за собой вереницу прислуг. Таких насупленных и разукрашенных лиц лесной бог ещё не встречал.

Он простоял на одном месте два дня и две ночи, прежде чем деревянные бусы заявили о своём владельце.

Это было тёплое весеннее утро. Через площадь, на которой стоял Сильва, бежал разодетый в такие же громоздкие одежды мальчуган. Испачканное в грязи лицо выражало неподдельную радость и довольство собой. Следом бежали две служанки, и по их мольбам Сильва понял, что мальчишка относится к знатному роду.

Он пронёсся мимо, скинув попутным ветерком браслет. В эту же секунду Сильва обнаружил себя, вызвав у служанок крик испуга. Увидев незнакомца, глаза мальчика загорелись. Он улыбнулся ещё шире, подошёл ближе и протянул руки в приветствии:

— Я Нин Ди, а ты кто?

Лесной бог смотрел на него прямо, не мигая, желая получше изучить лицо мальчишки.

— Сильва.

— Странное имя, таких у нас не бывает. Откуда ты?

— Отовсюду.

— И что ты видел?

— Видел, как люди поднимаются из грязи, чтобы построить стены великих империй.

Мальчишка рассмеялся.

— Ты интересный. Пойдём со мной.

— Так вот кем ты стала, — тихо произнёс лесной бог, но Нин Ди его услышал:

— Я мальчик, а не девочка. Оставь такие шутки.

— Господин, Ки Нин Ди, господин! — звали испуганные служанки. — Отец и мать будут искать вас! Вернитесь!

Но мальчишка уже и сам повернул домой, увлекая за собой нового знакомого.

— Это Сильва и он идёт со мной. Хочу познакомить с отцом и матерью.

Едва ли доставая головой до пояса Сильвы, мальчишка держался весьма гордо. И пусть иногда в его глазах проскальзывала хитрая искорка, со стороны они казались невероятно печальными. В этом лесной бог усматривал неподдельное сходство с Анимой, однако характеры людей разных полов, эпох и классов явно отличались.

За чередой каменных мостов, нависающих над императорскими прудами, и узких улочек, проходящих мимо ярких теремов, предназначенных для прислуги и чиновников дворца, появились каменные ступени, уводящие гостей к красивому трёхэтажному строению. Красные балки подпирали изогнутую зелёную крышу, каменные изваяния божеств перемежёвывались с подставками для благовоний. Строение уходило в скалу, густо занесённую зелёными деревьями.

Мальчишка вырвался вперёд и с натугой отворил тяжёлые двери дома. Лесной бог видел, как переглядываются служанки, гадая, как сильно им влетит за то, что впустили в дом хозяев незнакомца.

— Это мой дом, — вскинув подбородок, заявил Нин Ди. — Мой отец — брат десятой жены императора.

— Наверно, ты был очень хорошим псом, — задумчиво протянул лесной бог, оглядывая роскошное убранство дома.

— Что ты говоришь? Каким псом?

— Обычным псом — с коричневой шерстью и длинным пушистым хвостом.

— Ты и правда очень странный, Сильва. Но подожди, пока вернутся мои родители.

Мальчик увлёкся принесённой служанками едой, а Сильва отправился изучать новое место, отмечая, что эта жизнь Анимы ещё лучше прежней. Стены дома, украшенные рисунками птиц, драконов и прочих животных, придавали месту динамики и почти сказочного торжества. Но было и ещё кое-что. Сильва заметил много оружия и доспехов на подставках. Местная прислуга глядела с опаской на постороннего, но никто из них не смел задавать вопросов молодому господину.

— Твой отец полководец? — спросил лесной бог после короткого осмотра дома.

— Нет, начальник императорской стражи, а что?

— Он любит войну.

— Я тоже люблю. Хочу быть воином, защитником родной земли. И я им буду. Отец уже нашёл хорошего учителя, и он завтра приедет сюда.

— А как же мир и процветание?

— Их не бывает без войны. Сначала нужно всех объединить, а потом уже и пожить можно.

Мальчик с огромным удовольствием уплетал рис, скатанный в ровные шарики.

— Садись и ты поешь.

— Мне не нужно.

— Как это? Всем нужно есть!

— А мне нет. Ешь. Не торопись.

Лесной бог сел у стены подогнув под себя ноги. Мальчишка глядел на него и улыбался заевшимся ртом. Теперь они снова вместе, думал Сильва, снова едины с Анимой. И он не оставит Нин Ди, пока не придёт время.

— Господин, господин, — позвала лесного бога одна из служанок, молодая девушка с убранными назад волосами, — но как же вы объяснитесь перед родителями Нин Ди. Господин Ки очень суровый мужчина, он не пустит незнакомца в дом.

Сильва задумался, мягко улыбнулся, восхитив служанку идеально белыми, будто не настоящими зубами и произнёс:

— Теперь я должен всегда находиться рядом с Нин Ди, поэтому с его отцом и матерью решу вопрос мирно.

Понятнее девушке не стало, но она низко поклонилась и отошла в сторону, где ей и полагалось стоять.

К вечеру в доме появились супруги. С лицом в белилах и ярко красными губами, мать Нин Ди короткими шашками следовала за невысоким плотным мужчиной в армейском обмундировании.

Мальчишка выскочил навстречу семье с радостным воинственных криком, за что был вознаграждён тёплыми объятиями от матери и дружеским хлопком по спине от отца.

— Я привёл в дом друга! — тут же заявил малыш, заставив отца и его личную охрану напрячься.

— Кто вы такой? — поинтересовался отец семейства, в соответствующей занимаемой им должности манере.

— Моё имя Сильва, — ни капли не смущаясь, ответил лесной бог.

— Меня не интересует ваше имя! Как вы тут оказались и зачем задурили голову сыну?

— Папа! Сильва мой др…

— Молчать! Увести ребёнка, — скомандовал мужчина.

Мать со служанками быстро покинули гостевой зал и теперь в нём, помимо Сильвы, остались только охранники и сам начальник императорской стражи.

— Отвечайте немедленно, не то велю отправить вас в ведомство наказаний.

— Вы хотите услышать правду или то, что успокоит встревоженного отца?

Мужчина переглянулся с охранниками.

— Взять этого умника!

Но стоило конвоирам приблизиться к лесному богу, как его образ пропал, сделавшись невидимым для людей. Сильва обошёл отца и возник у него за спиной, вызвав волну ужаса и негодования присутствующих.

— Что за фокусы?!

— Пусть ваши люди выйдут за пределы комнаты, — повелительным тоном потребовал Сильва. Лицо его тотчас сделалось суровым, да таким, что охрана без слов начальника медленно попятилась к выходу.

В ту же секунду яркий свет зажегся над плечом лесного бога — пришла старшая сестра.

— Как смеешь ты впутывать людей в свои проблемы! — возмутилась она.

— Твои создания необузданно жестоки и глупы. Они вырубают мои леса, чтобы строить себе дома и корабли для войны. Советую помолчать.

Сестра вознеслась к потолку, и её свет стал ещё ярче.

— Прости за это, брат, нам ни к чему вражда, но не трогай этого человека и его семью.

— Его семья теперь моя, пока в ней живёт Анима.

— Анима? — влез в разговор и без того до смерти напуганный начальник стражи. — Какая Анима? Здесь таких нет.

— Твой сын есть перерождение близкой мне души. Я буду оберегать его до самой смерти.

— Кто ты?

— Какая разница. С твоей семьёй не приключится зла, пока я здесь.

Богиня жизни тут же растворилась, а отец Нин Ди упал на колени.

— Воля твоя, владыка, с этих пор для меня закон.

— Да будет так. Зовите меня Сильвой.

С тех пор лесной бог жил в семье Ки. К нему относились с почтением и благоговейным страхом. Служанки, да, собственно, и сам начальник императорской стражи, старались реже попадаться ему на глаза, а вот Нин Ди не отходил от странника ни на шаг.

Мальчишка рос, превращаясь в сильного и умного мужчину. Женщины дворца смотрели на него с неподдельным восхищением, мужчины — с завистью. Как и мечтал, Нин Ди вступил в ряды военных. Каждый день он оттачивал удары с опытным мастером, улучшая боевое мастерство. И была у него лишь одна слабость — лесной бог.

Нин Ди мог часами вести беседы с лучшим другом, лицо и тело которого ни на день не постарело с их первой встречи. А в народе уже поговаривали, что в доме Ки поселился демон.

Лесной бог сопровождал Нин Ди во всех поездках и встречах с высокопоставленными чинами. Так однажды он прибыл в императорский дворец и познакомился с первой женой его величества императора. Восхищённая необычными речами, государыня попросила, чтобы Нин Ди чаще приводил во двор мудреца.

К тридцать пятому году жизни Нин Ди тяжело заболел его отец. Должность начальника стражи перешла к младшему сыну императора, поэтому о семье Ки на какое-то время забыли. В этом же году начались крестьянские восстания, на подавление которых отправили императорскую армию. И в этом не простом походе лесной бог решил сопровождать Нин Ди, который стал ему всё равно что родным сыном.

— Когда ты со мной, Сильва, — ничего не боюсь! Вот уже тридцать лет мы знаем друг друга, а ты всё так же молод, красив, загадочен и уверен в себе. Теперь уже я начинаю завидовать, как когда-то завидовали мне. Отчего ты не женишься на даме из дворца?

— Мне чужда жажда продолжения рода. В этом городе и в этой стране я живу лишь для тебя.

— Как так? Неужели ты в меня влюблён?

— Не конкретно в тебя, ты лишь человек. Я люблю твою душу, Нин Ди.

Красивый черноволосый мужчина заразительно рассмеялся. Он вместе с богом леса, верхом, мчался к военному лагерю на равнине. В прохладе осеннего утра, блестя серебром чешуйчатых доспехов, Нин Ди ожидал нового наступления и перед тем хотел, как и прежде, поболтать с дорогим другом.

— Сильва, скажи мне честно, если я женюсь, а потом умру, моих детей ты тоже будешь оберегать от стрел и меча?

— Нет. Я проследую за твоей душой в другую часть света.

— А я вспомню тебя?

— Этого я знать не могу.

— А заберёшь этот браслет? — Нин Ди покрутил перед собой рукой, на которой щёлкали от быстрого лошадиного скача деревяшки.

— Заберу.

— Так что же ты оставишь мне, чтобы я нашёл тебя в другом мире?

— Ты меня там не найдёшь, Нин Ди.

— Ах да, ты же говорил мне. Ты — бог леса и умереть не можешь. Но я в это не верю! Ты просто удачливый малый с хорошей кожей и отменным чувством юмора.

Лесной бог испытывал покой и удовлетворение, видя открытую и яркую улыбку мужчины. Однако заглядывая в его грустные глаза, он снова и снова вспоминал Аниму, добрую и наивную девчонку из поселения.

— Как только завершится этот бой, вернись в город и найди себе любимую женщину. Ты даже и представить не можешь, какое это наслаждение — любить, — сказал лесной бог.

— А тебе-то что об этом известно? — усмехнулся Нин Ди.

— Когда-то я полюбил, и это прекрасное чувство дало смысл моему существованию.

В ожесточённые сражения по просьбе богини жизни и бога смерти Сильва не вступал. Он колесил вокруг, делая себя невидимым для любого воина, и только Нин Ди знал, что дорогой друг рядом и поможет. Оттого он сражался яростней и свободней, пугая собственной неуязвимостью врагов.

Для лесного бога не было правых и виноватых — все люди на одно лицо. И только беспокойство за носителя души заставляло его следить за копьями, мечами и стрелами солдат. В среде войск Нин Ди окрестили бессмертным, а Сильву — его защитником и хранителем. Были и те, кто распознал в высоком нестареющем человеке настоящего бога, но таких здесь называли чудаками и мало воспринимали всерьёз. Иногда попадались военачальники, что на коленях умоляли защищать и их солдат тоже, но к подобным просьбам Сильва всегда относился с равнодушием.

Ночью лагерь загорелся от вражеских стрел. Нин Ди, на ходу натягивая доспехи, давал указания командирам подконтрольных войск. Лесной бог следовал за ним по пятам, наблюдая за создавшейся суматохой. Ржали кони, кричали солдаты, под огненной стеной ломались деревянные опоры.

— Можешь ли ты потушить пожар? — обратился Нин Ди к Сильве, когда военачальники разбежались по лагерю.

— Нет. Я не должен вмешиваться в ваши дела. Я здесь только ради тебя.

— Но если лагерь сгорит, я тоже пострадаю!

— Я не позволю. Но тушить созданные человеком пожары и разрешать мизерные людские конфликты я не намерен.

Тогда Нин Ди от злости и недовольства понёсся к продовольствию, которое вот-вот должно было превратиться в пепел.

— А что ты скажешь на это? — и мужчина забежал прямиком в огонь.

Лесной бог ужаснулся поступку Нин Ди, снова вспомнилась речка и белая сорочка на камне. Воззвал он к младшему брату и крупные капли холодного дождя окропили чёрную землю. Ливень усиливался и под его напором потухли стрелы, палатки и опоры, а хитрец Нин Ди сидел под вымоченной в воде тряпицей и смеялся, когда к нему подошёл Сильва.

— Как низко ты поступил, — заметил лесной бог. — Заставил просить брата за тебя. Подобное поведение ещё аукнется. Не боишься ли ты, что, не вынеся обиды, я уйду?

— Боюсь. Но проиграть и понести человеческие потери боюсь ещё сильнее.

— Но ты же не верил, что я бог. Как же решился?

— На сумасшедшего ты не похож, но слишком самоуверен в высказываниях, только поэтому я решился. Доверился судьбе, а она, как говорят, благоволит смельчакам.

— Будь осторожен, Нин Ди, я не ручной зверёк и в следующий раз позволю столь дерзкому телу умереть. В моих руках тысячелетия, найдётся и лучшее пристанище для любимой души.

Слова лесного бога прозвучали, как угроза, и Нин Ди сразу же пожалел о содеянном. Все последующие сражения он старался не злить Сильву, а наоборот, уважить, не зная наперёд, что лесной бог давно простил зарвавшегося воина.

Так прошло ещё несколько лет. Не без помощи Сильвы, Нин Ди достиг немалых высот в военном ремесле. Солдаты почитали и уважали его, военачальники равнялись, однако каждый из них не забывал и о роли странного друга Сильвы, что стоит за плечами их главнокомандующего.

Когда пришло время возвращаться в родной город, до Нин Ди дошли слухи, что престарелый император недоволен славой главнокомандующего среди населения и готовит скверный план по снятию его с должности.

В расстроенных чувствах мужчина достиг дверей дома Ки. Его встретила убитая горем мать — отец всего пару дней назад отошёл в мир иной, не дождавшись возвращения сына.

Печальные события горой навалились на Нин Ди. Он топил горе в вине, не подпуская к себе никого, кроме лесного бога. Придомовая территория пришла в запустение, слуги позволяли себе вольности без зоркого взора хозяина, а евнухи императора оббивали пороги со срочным вызовом.

— Как быть мне, Сильва? Отца я больше не увижу, о моих успехах он не узнает. Император хочет понизить меня, опасаясь за собственную власть. Где справедливость?

— Это ваша человеческая жизнь, Нин Ди. Боги лишь создали декорации, а вы поставили пьесу. Прими стойко все удары судьбы, ведь итог всё равно один.

— Ты так говоришь, потому что бессмертен.

— Ничто не вечно в этом мире. Даже мы когда-то исчезнем.

— Как же это возможно?

— Как только последнее воспоминание о божестве померкнет, как только созданные мной творения перестанут существовать — я тоже растворюсь в пустоте. Моя энергия полетит высоко в космос и создаст одну из тех сияющих звёзд на небосводе.

Нин Ди горько усмехнулся, опустошил очередную глиняную чашку с вином и сполз по деревянной переборке кровати прямиком на мягкий ковёр.

— Я буду помнить о тебе, Сильва, чтобы ты жил вечно.

Перед воротами дворца императора выстроилась шеренга стражников.

— Войти внутрь может только главнокомандующий Ки Нин Ди, — заявил императорский евнух противным тонким голосом.

— Как скажете, — произнёс лесной бог и исчез прямо на глазах у десятка людей.

Разом охнула стража, а евнух отшатнулся в сторону в страхе.

— Точно демон, — прошептал он.

А Сильва всё так же стоял за спиной Нин Ди, положив руку ему на плечо.

— Будь спокоен, мой друг.

Вопреки ожиданиям за воротами в церемониальном зале не было сановников, только воины стояли ровными рядами. Император возглавлял их сидя на высоком пьедестале в самом конце.

Уверенно шагая по красной дорожке, Нин Ди вышел в центр зала. Воины обернулись к нему и поклонились в уважении.

— Кто позволил кланяться ему?! — завизжал император.

Седина покрывала его волосы, бороду и редкие усы. Крохотные глазки из-под пышных бровей смотрели с ожесточением.

— Ты возомнил себя правителем, Ки Нин Ди, поставил славу выше императорского титула. За это ты будешь наказан.

Нин Ди встал на колени, вытянув руки в знак поклонения.

— Государь, всё это глупые слухи. Наша армия принесла победу, подавив восстание, воины любят вас и чтят…

— Но тебя они любят больше, командующий. Приказываю принять смерть от клинка!

— Прошу, государь, одумайтесь, — взмолился Нин Ди, — кто ещё сможет так же умело управлять воинами, кто принесёт вам новые победы? А если вы переживаете за власть, так она не нужна мне. Цель моей жизни — служить вам.

— Ты знаешься с демоном. Это тоже непростительно. Все в империи только и говорят об этом.

— И это слухи, мой государь. Сильва не демон, а друг нашей семьи. Я встретил его ещё в юности. Он даёт мне дельные советы и поучает время от времени, он мне как второй отец или старший брат.

Император нервничал, исчерпав все возможные придирки, но отступать не желал.

— Если Сильва не демон, тогда почему его кожа не постарела, а одежда с вашей первой встречи не изменилась.

— Всё потому, что он часто дышал лесным воздухом и принимал холодные ванны в ручье. Одежду же он носит аккуратно, оттого она цела и невредима столько лет.

— Вздор! Ты нагло лжёшь мне прямо в глаза! — вспылил император. — Сейчас же казнить его! Казнить!

Капитан стражи с неохотой вытащил клинок из ножен и медленно подошёл к Нин Ди.

— Подыграй мне, — шепнул из-за плеча лесной бог. — Как только скажу, разведи руки в стороны и закричи: «Если не оставите меня и мою семью в покое, своды этого дворца обрушатся, опоры погнуться, а династия не найдёт продолжения».

Нин Ди еле заметно кивнул и замер в ожидании знака. Вдруг столбы, на которых держалась крыша, заскрипели, деревянные переборки затрещали и здание зашаталось, словно трава на ветру.

— Сейчас!

— Если не оставите меня и мою семью в покое, своды этого дворца обрушатся, опоры погнуться, а династия не найдёт продолжения!

Воины разбрелись по углам, император свалился с трона и попытался засунуть голову под стол, командующий стражи высматривал врага на потолке. А дворец продолжал шуметь и дрожать. Падали вазы и благовония, валились золотые кувшины, статуи драконов крошились, осыпая ковры мелкими камнями.

— Прекрати! Прекрати! Я прощаю тебя! Прощаю! Не громи дворец! — взмолился император.

Нин Ди опустил руки, и вибрация тотчас пропала, а балки с опорами перестали скрипеть.

— Могу ли я возвращаться к семье, государь?

— Возвращайся. Куда хочешь иди, только не приходи сюда снова!

Так Нин Ди покинул дворец императора целым и невредимым, и только бог смерти одарил младшего брата укоризной за вмешательство в судьбу простого человека.

— Ты должен уходить из города, ты же понимаешь, что император мстителен и труслив, он захочет избавиться от тебя любым другим способом, — заметил Сильва, стоило им перешагнуть границу владений семьи Ки.

— Понимаю. Но куда мне идти?

— Со мной. В горную деревню недалеко от душистого леса. Там я смогу лучше присматривать за тобой.

— А мама? Её я могу взять?

— Дело твоё.

Остаток жизни Нин Ди провёл в небольшом домике без прислуги и излишеств. Поутру рубил дрова и носил воду, днём готовил еду, так как его матушка после всех скорбных событий слегла, а вечером сидел на пороге вместе с лесным богом, болтая о чужих землях и диковинных людях, что живут там.

Прошло ещё тридцать лет, прежде чем Нин Ди покинул мир живых. На смертном одре он поблагодарил Сильву за доброту и радость дружбы, он не винил его за изменение своей судьбы, ведь в горной деревне нашлась девушка, которую он полюбил. Она подарила ему трёх чудных сыновей и самые лучшие годы своей жизни.

Лесной бог наблюдал, как душа покинула тело, и это означало, что придётся снова навестить бога смерти.

***

— Я зол на тебя, младший брат, — не церемонясь заявил бог смерти, ощутив лесного бога на пороге царства. — Ты изменил судьбу Нин Ди. Я должен был забрать его намного раньше.

Лесной бог виновато опустил глаза, но губы его остались таить скромную улыбку, ведь искреннего гнева брата он не чувствовал.

— Как долго ты планируешь следовать за душой Анимы?

— Долго. Пока она не обратиться в чистейшую энергию, что бороздит просторы космоса.

— Ты обрекаешь себя на вечные скитания, брат.

— Не вижу ничего плохого в этом. Я навещаю созданные мной леса в разных уголках планеты и одариваю своей благодатью.

— Хочу обрадовать, следующие несколько сотен лет тебе не придётся скитаться.

— Как так? Ни один человек не может прожить столько.

— Верно. Но кто сказал, что душа возродится в теле человека. Следуй зову браслета и лови собственные ощущения. Следующее перерождение будет намного ближе к тебе самому.

Лесной бог брёл по континентам в глубоких раздумьях. Больше всего его тревожило, отчего из тела Нин Ди, храброго воина, верного друга и хорошего человека душа переместилась в другое существо. Разве творение богини жизни не самая совершенная часть этого мира?

Шли годы поисков, за это время страны и города в них преобразились ещё сильнее. Менялась мода людей, манера общаться и даже форма любви. Одно оставалось неизменным — войны. Казалось, созданиям старшей сестры не жилось в мире. Постоянно конфликтуя друг с другом, они уничтожали всё вокруг. Высасывая из планеты соки и сооружая огромные машины для убийства, люди утоляли жажду межрасовой ненависти.

Зов браслета привёл лесного бога на склон потухшего вулкана. Там, среди невысоких собратьев, подрастал красивейший пышный каштан. Он ещё не достиг своего пика, но ветви уже раскинулись на десятки метров, создавая под собой узорчатую тень. Листья, словно искусно выточенные мастером лезвия, смотрели на гостя светлыми прожилками и приглашали укрыться от обжигающих солнечных лучей.

Лесной бог протянул к одной из нижних веток руку, и деревянный браслет сам собой соскользнул к новому владельцу.

— Так вот какой ты стала! — воскликнул бог, не сумев сдержать чувств. — Высшее благо для меня, что одним из твоих перерождений стало созданное мной творение.

Бог смерти не обманул. Годы проносились один за другим, им на смену пришли столетия. Сильву не интересовало, что творится в мире людей. Он нежился на мощных каштановых ветвях, обласканный мягкой листвой. Зимой он забирался под могучие корни, что вырывались из-под земли, весной поднимался на самую верхушку, наслаждаясь прекрасным видом. Лесной бог по-прежнему вёл беседы с Анимой, и в этот раз душа отвечала ему, ведь ничего отчётливей, чем голос собственных созданий, Сильва не слышал. Бог готовился прожить так несколько тысячелетий, но на планету пришла очередная кровопролитная война.

Богиня жизни и бог смерти снова просили младшего брата не вмешиваться, поэтому Сильва лишь наблюдал, как мимо любимого дерева проходят толпы беженцев, как некоторые из них в опасной близости жгут костры и укрываются под размашистыми ветвями от дождей.

Однажды среди ночи к лесному богу пришла старшая сестра и сообщила, что Отец собирает детей вместе, чтобы обсудить будущее их царства. Сильва не хотел идти, ведь для него смысл существования свёлся к созерцанию ночного и облачного дневного неба вместе с возлюбленной. Здесь он впервые ощутил блаженное единение и умиротворяющее спокойствие. Ни восточный ветер, ни холодные дожди младшего брата не могли его потревожить, однако сестра настояла на встрече с Отцом.

В божественном царстве слились воедино ветер, земля, вода и огонь. Соединение бессмертных созданий представляло собой всю суть бытия, и только лесной бог отличался от братьев и сестёр человеческой формой. Зная о причудах одного из своих, те больше не переживали.

— Однажды я говорил вам, дети, что в созданном мною мире всё конечно, — заговорил Отец, — и даже я, начало, могу лишиться собственного продолжения. Боги сильны лишь до тех пор, пока в них верят. Однако богиня жизни сотворила поистине великолепные создания. Они развиваются и совершенствуются. Их настоящая вера отличается от прошлой, а некоторые из них и вовсе обратили мистификацию в науку. Теперь люди знают порядок вещей и даже способны управлять им. Будьте готовы, что многие из вас исчезнут, обратившись в энергию звёзд. Вы улетите далеко в космос, в холодную тьму, но не будете одиноки там. Когда люди научатся воскрешать мёртвых и управлять временем — я тоже к вам присоединюсь.

— Но что же нам делать, Отец, получается, мы не бессмертны? — спросил кто-то из богов.

— Бессмертны, ведь смерть — это понятие, относящееся к оболочке живых существ, её же у вас нет. Ваша энергия никогда не иссякнет, она просто больше не будет нужна этому миру.

В то самое мгновение лесной бог подумал об Аниме. Неужели её душа продолжит переходить от тела к телу, а он просто унесётся прочь? В расстроенных чувствах он вернулся к дорогому каштану, но и тут его ждало потрясение, с которым образ человеческого сердца в его груди не смог справиться.

Огромные корни каштана, выкорчеванные и порубленные, глядели на него рваными краями. Листва распласталась по земле, а толстый ствол надёжно впился в почву. Недалеко от дерева сгрудилась рота солдат. Отделившаяся от них группа с усердием колола дрова, нарубленные из ствола каштана.

Лесной бог ещё никогда не испытывал подобной ненависти к созданиям сестры. Он закричал так громко, что небо отозвалось раскатом грома, а потом заплакал так горько, что сильнейший ливень обрушился на склон. Жерло до того молчавшего вулкана задымилось, почву сотрясли толчки.

Солдаты, обескураженные природным катаклизмом, попрятались под боевые машины. Кто-то из них молился, кто-то плакал, а кто-то попросту наблюдал, ожидая конца представления. Но Сильва уже принял решение. Ни свет старшей сестры, ни уговоры старшего брата больше не могли его остановить. Лава вырвалась из острой макушки высокой горы и потекла тягучими огненными языками по склону. Небо заволокло серой пеленой, а грохот и треск создали чарующее сопровождение смертельной пьесе.

В огне возмездия сгорели все: и солдаты, и их машины, и покинутое душой тело огромного каштана. Лесной бог сидел верхом на лаве, сжимая обугленный деревянный браслет, и плакал навзрыд, проклиная человеческий род.

Продолжение следует...

Часть третья Сказка о том, как лесной бог полюбил бессмертную душу. Часть 3

Показать полностью

Сказка о том, как лесной бог полюбил бессмертную душу. Часть 1

В честь восьмого марта ромфант для нас девчонок. Мужчины, парни, надеюсь, простите мне вольностьXD Любителям ужастиков и триллеров на сегодня отбой:)
У сказки 60 тыс символов, поэтому в три этапа опубликую. Как говорится, для самых терпеливых)

***

Ранним весенним утром, когда земля ещё не потеряла прохладу, а солнце уже купало в лучах росу на зелёной траве, лесной бог вышел к быстрой речке, что огибала невысокий холм. На устах его, как и в прочие бессмертные дни на человеческой земле, сияла игривая улыбка. Бог подошёл к быстрым водам переливающейся на солнце реки и зачерпнул в ладонь немного освежающей влаги. Сначала он втянул чистый аромат, а затем жадно отпил. Лицо его тотчас скривилось, и остатки ледяной воды полетели на траву.

— Отчего речная вода стала солёной? — возмутился он, обращаясь к речному богу.

С илистого дна поднялась тень, и когда она достигла берега, то обратилась в полупрозрачное лицо с глазами-камушками.

— Всё из-за той девицы, что льёт слёзы у берега с рассвета, — недовольно отметил речной бог, указывая водным всплеском на север.

— Как же она посмела испортить воду своими слезами!

Не на шутку возмущённый лесной бог отправился вдоль берега в указанную сторону, а фигурка бога реки сопровождала его.

Обойдя холм, лесной бог и вправду увидел одинокую девушку, укрывающуюся в тени невысокого деревца. Она громко шлёпала бельём по широкому камню и лила слёзы, которые по подбородку стекали прямиком в реку.

Она не видела бога до тех пор, пока он не позволил. И вот, когда перед ней выросла высокая фигура в зелёном одеянии, сотканном словно из нескольких тысяч листьев, девушка громко вскрикнула и выронила выстирываемую с такой тщательностью рубашку в воду. Бельё понесло потоком, но речной бог вовремя подхватил его, решив на время оставить одёжку у себя.

— Как смеешь ты своими слезами портить воду этой славной реки? — не медля возмутился лесной бог. Голос звучал его низко, даже хрипел, оттого произвёл на испуганную девушку ещё большее впечатление.

— Сжальтесь, владыка! — воскликнула она и упёрлась лбом во влажную почву. — Я не сдержала эмоций. Не рассказывайте моей семье! Прошу!

— На что мне сдалась твоя семья? — пожал плечами лесной бог, а потом сообразил, что девушка приняла его за вельможу.

— А вы разве не из знатного дома?

Девушка приподнялась на локтях, решив получше разглядеть прохожего. Черты его лица были ей знакомы и не знакомы одновременно. Красивые тёмные глаза и болотного цвета волосы, украшенные желудями и ягодами, подтверждали, что родился он точно не в здешних землях.

— Нет, я не из знатного дома. Но ты так и не ответила на мой вопрос.

— Не гневайтесь, владыка. Я пришла сюда, чтобы излить душу речному богу, но он, как видно, меня не слышит.

За валуном, погружённым в воду наполовину, послышалось хихиканье.

— О чём ты его просишь?

— О том, чтобы дал мне сил совершить задуманное.

— И что же ты задумала?

— Зайти в реку и не выйти из неё.

Лесной бог потемнел, вены, для которых не нужна была кровь, раздулись на его лбу.

— Так ты захотела великий грех совершить?! Прервать жизнь, дарованную тебе природой? Как ты только посмела о таком подумать, мерзавка!

Девушка взвизгнула и снова упёрлась и без того грязным лбом, обратно в землю.

— Смалодушничала, владыка. Не могу больше жить. Пусть моя душа достанется более свободному телу.

— О как! И отчего ты хочешь утопиться?

— Моя семья отдаёт меня третьей женой в дом жестокого мужчины. Две другие его жены ходят постоянно избитые, измученные, сломленные. Я не хочу такой жизни.

— Отчего же семья отдаёт тебя ему?

— Из-за долга. Все близлежащие земли принадлежат этому мужчине. Моя родня не может возделывать их без оплаты, а поскольку прошлый год был неурожайным, денег у нас практически нет.

— Какой вздор! — всплеснул руками лесной бог. — Эти земли принадлежат только природе! Они не могут принадлежать одному человеку.

Девушка подняла измазанное лицо, сузив глаза в подозрении.

— Вы не из этих краёв, по-видимому. Тут все земли кому-то принадлежат. Только такие пахари как мы во владении имеют разве что пару инструментов и полудохлых животных.

— Только если эти животные пришли к вам сами, — проткнул воздух указательным пальцем лесной бог.

Девушка не сдержалась и прыснула, прикрыв рот рукой.

— Чего это ты смеёшься, мерзавка?!

— Вы чудной, владыка. Как я могу вас звать?

Лесной бог растерялся. Первая мысль была исчезнуть с глаз, но что-то заставило его передумать и остаться во плоти. Помощи от речного бога ждать не приходилось, поскольку тот прохвост уже вовсю хохотал за камнем, прикрывая смех бурлением воды.

Тогда лесной бог вспомнил, как звали его человеческие дети, что прибегали поиграть на опушке одного из любимых лесов.

— Сильва.

— Сильва? — снова хихикнула девушка. — Больше подходит женщине, не находите?

— Да что ты знаешь об именах! — снова возмутился лесной бог. — А как зовут тебя?

— Анима, владыка.

— Анима… ничуть не лучше.

И встретившись взглядами оба рассмеялись.

— У тебя всё лицо в грязи, — заметил лесной бог. — Умойся.

Анима принялась оттирать тёмные пятна, не отводя глаз от нового знакомого.

— А что вы тут делали, владыка?

— Хотел попить пресной воды, но ты помешала.

— Ещё раз прошу меня извинить.

Анима молчала, продолжая с усердием приводить в порядок лицо, и Сильва, как теперь стал именовать себя лесной бог, мог получше разглядеть её. Любое растение и любое животное представляли для него исследовательский интерес, с людьми же общаться до этого не приходилось. Он сторонился созданий богини жизни, они казались ему вздорными, алчными и излишне жестокими, только люди порой убивали друг друга из удовольствия.

Он не мог сказать, считает ли Аниму красивым созданием, ведь она отличалась от подвластных ему лесов. Но некая свежесть всё же окутывала девушку, напоминая тем самым лесной ветерок. Лишь в глазах её таилась вселенская печаль, даже когда губы выдавали улыбку. Эти глаза говорили намного больше, чем вслух произнесённые фразы. Сильва почему-то подумал, что даже если бы родня не отдавала Аниму жестокому мужчине, её глаза по-прежнему оставались бы печальными. Но было и ещё что-то. Крохотная, еле различимая искра, именно эта искра заставила его рассмеяться над их именами.

— Приходи сюда завтра. Я не обещаю помочь, но выслушаю тебя, — вдруг заявил Сильва, удивившись собственному предложению.

— Я приду, — громко ответила Анима, и на мгновение Сильве показалось, что в этих самых глазах промелькнула надежда.

Не испытывая жажды и голода, лесной бог просидел весь день и всю ночь в ожидании Анимы. Она вернулась ранним утром с очередной порцией белья в ветхой корзинке.

— Ради стоящего предлога увидеться с вами, пришлось пообещать соседям, что я постираю их вещи, — сразу заявила она. — Долго ли ждали меня, владыка?

— Весь день и всю ночь, — не таясь, ответил Сильва.

Анима округлила глаза в изумлении.

— Так вы не уходили? Наверняка голодны. Я сейчас принесу…

— Не нужно.

Лесной бог протянул руки и помог Аниме поставить корзину. Девушка села на край берега, опустила голые ступни в холодную воду, игриво подмигнула Сильве и начала стирку.

— Расскажите о вашем доме, владыка. Как далеко он отсюда?

— Мой дом везде, я не привязан к месту.

— Так вы путешественник. Я бы тоже хотела странствовать по миру, видеть новые места, знакомиться с интересными людьми, такими, как вы, владыка. Ваши родные не против такой жизни?

— Мы едины, я всегда могу с ними поговорить или увидеть.

Девушка наморщила лоб, пытаясь понять, что имеет в виду Сильва.

— Странно вы говорите, владыка. Точно не отсюда.

Лесной бог встал с травы и прошагал к берегу, где у кромки воды прятался речной бог.

— Лучше ты расскажи мне. Какова твоя жизнь, Анима?

— Моя? Моя жизнь скучна и не интересна, порой безрадостна, но у меня есть две ноги и две руки, голова на плечах и здоровые родные. Наверно, в этом и кроется настоящее счастье.

— Ты больше не грустишь о жестоком будущем муже?

— Грущу, но разве моя грусть что-то решит. Пока я общаюсь с вами мне хорошо.

То, с какой плавностью и лёгкостью тонкая ручка порхала над бельём, завораживало, и лесной бог просто наблюдал за трудом Анимы. Девушка затянула грустную, но невероятно прекрасную песню. В ней не было слов, только звуки, словно шум перешёптывающихся деревьев, бурление лесного ручейка и пение сладкоголосых птиц.

День за днём Анима приходила на холм то для сбора ягод, то для плетения корзин. Дома она искала любой повод, чтобы уйти в ближайший лесок и снова увидеть Сильву. Они говорили на разные темы, пели песни, играли в вопросы. И лесной бог однажды понял, что блуждание по лесам с Анимой и без неё сильно отличаются. Он, как и прежде, любовался природой, как и прежде, оберегал её, только теперь в каждом шорохе он слышал смех Анимы, а в каждом движении веток видел тонкие белые ручки, в каплях росы — светлые глаза. И вот когда она очередной раз покинула его, получив деревянный браслет в подарок, в лесу возникла богиня жизни, старшая сестра лесного бога.

— Я думала, слухи врут, но ты и правда много времени проводишь с этой девушкой. Уже скоро она выйдет замуж и больше не сможет приходить сюда, что ты будешь делать тогда?

Лесной бог помрачнел, и, вторя ему, деревья леса недобро заскрипели.

— Сам разберусь, сестра. Дело не требует твоего вмешательства.

— Но ведь ты даже не сказал ей, кем являешься на самом деле. Она считает тебя молодым человеком с интересными мыслями и богатым воображением. Но любит ли она тебя? Люди так непредсказуемы, так беспечны и непостоянны. Я знаю, сама их сделала такими по воле Отца. Если не веришь мне, спроси его сам.

Спектром богиня жизни пронеслась в сумерках чащи и возникла перед лесным богом в форме яркого света.

— И не устал ли ты ходить в человеческой оболочке? Где тот прохладный ветерок, предвещающий твоё появление, где трава и листья, создающие форму тела, где яркая смола, представляющая лучистые глаза?

— Ты создала человеческий образ, разве тебе он не приятен?

— Отчего же? Приятен, но это не ты.

Лесной бог опустил потяжелевшую в одночасье голову.

— Без человеческого тела, нет человеческих чувств. Боль в сердце, что не смогу прожить с Анимой тысячи лет, терзает меня, но эта же боль позволяет ощутить присутствие жизни. Одно только мешает — осознание, что боли не будет конца. Это тело не состарится, а значит, страдания от потери будут длиться вечно. Но я хочу ощутить их, ведь как только я превращусь обратно в траву и ветерок, то перестану любить Аниму.

— Я могу понять тебя лишь отчасти. Будучи создательницей, я отношусь к людям, как художник относится к любимому пейзажу, но разделить твои чувства никогда не сумею. Пойди к Отцу, он знает намного больше о сердечных делах.

Божественное царство отличалось от мира земного полной идентичностью растений и животных. Каждый куст здесь имел одинаковые длину и ширину, каждый цветок равное количество лепестков и расцветку, каждая капля оставляла одинаковый след на земле, а животные одного вида не отличались друг от друга. Лишь земной мир Отец одарил многообразием, раздав каждому из своих детей по сфере жизни.

Лесной бог нашёл Отца в яблоневом саду. Серым туманом тот переходил от одного дерева к другому, разглядывая алые яблоки, висящие на деревьях.

— Узнать тебя просто, сынок. Ты один из тех, кто решил разделить человеческую форму и пребывать в ней, — тихим шелестом отозвался туман.

— Расскажи мне отец о людях. Старшая сестра сказала, что ты сведущ в вопросах любви.

Криком далёкой птицы разразился отцовский смех.

— Да. Когда-то я полюбил человеческую женщину. В те времена люди только начинали расселяться по континентам. Я, как и ты, принял нужную форму и понравился ей. Мы прожили вместе долгие двадцать лет, а затем она умерла. Я не могу передать тебе боль, которую испытал тогда. Она настолько ужасна и тяжела, что повторить подобное я не решился. Тогда я обратился в воздух и больше не надевал человеческую личину. Любовь, без сомнения, прекрасное чувство и хотя бы однажды его стоит испытать, но лучше вовремя остановиться, чтобы не стать жертвой живого сердца. Люди будут постоянно рождаться и умирать, а их души переходить из тела в тело. Мы же, бессмертны, пока эти самые люди держат нас в своём сознании, поэтому покинем мир не скоро. Готов ли ты на муки и страдания, последующие за старостью и смертью любимой девушки?

Лесной бог обвёл задумчивым взглядом красочный сад. Вспомнил любимые леса, речку у холма и мягкую траву.

— Тогда зачем ты послал нас на землю? Я уже создал растения и животных, раздал им окрас, звуки, форму. Так почему я по-прежнему нахожусь там?

— Это мой подарок вам — наслаждаться собственным творением и творением других братьев и сестёр.

— Так если я полюбил творение старшей сестры, разве ей не должно быть лестно? Почему она отговаривает меня и просит поговорить с тобой?

— Она не хочет видеть тебя печальным и сердитым. К тому же она переживает, что ты полюбил только оболочку человеческой женщины: её лицо, фигуру, смех и голос. Подобной ты больше не найдёшь, поэтому страдания никогда не утихнут.

— А если я полюбил её душу?

— Что ж, тогда ты должен быть готов, что душа не принадлежит только человеку. Всё зависит от того, как он распорядится подаренной жизнью. Люби её пока можешь, а потом обращайся в листья и ветер, так ты сбережёшь себя от уныния и горя.

Следующие несколько дней лесной бог ждал Аниму у реки, но она так и не пришла. Страдая от одиночества, он, вместе с младшим братом, наслал дождь на поселение. Несколько же лесников в этот день заблудились в лесу.

— Отчего ты гневаешься, брат? — обратился к нему речной бог, плавающий неподалёку.

— Анима пропала, тоскую. Мне не хватает её присутствия.

— Так её уже выдали замуж. Ты верно не знаешь. За холмом женщины набирали воду для готовки, был большой пир. Женишок её, видать, богат.

Лесной бог вскочил с травы и понёсся к поселению. Из-под его ног вздымались клочья дёрна, хрупкие стебли цветов склонялись от бойких порывов ветра, шелест листвы пугал затаившихся в кустах крохотных грызунов.

Пока солнце держалось в зените, лесной бог, невидимый для прочих поселенцев, блуждал по запруженным улочкам, выискивая в толпе Аниму. Но ни на местном рынке, ни в купальне её не нашёл.

Ночью его внимание привлекли крики ужаса. Он побежал к высокому дому, что располагался в центре поселения. Возле деревянного забора собралась толпа испуганных мужчин и женщин. На траве, посреди двора, стояла на коленях девушка, молящая о пощаде, а над ней нависло грузное тело мужчины с плетью.

В тонких ручках, белом личике и деревянном браслете на запястье лесной бог узнал Аниму. Ночная рубашка на ней была испачкана землёй, на лбу алой линией пролегал глубокий порез. Анима рыдала, сотрясая соединёнными ладошками перед лицом мучителя.

— Тебе запрещено вмешиваться в людские дела, — учтиво заметила богиня жизни, крохотным огоньком загоревшись над плечом Сильвы.

— Знаю.

— Тогда уходи. Зачем смотреть. Разве в облике, который ты принял, не нарастает гнев?

— Почему он так поступает с ней? Мои животные, насекомые и растения ведут себя по-другому.

— Я создавала людей с иной целью, брат. Теперь же мне неведомо, куда заведут их собственные поступки, сохранят ли они души для новых людских тел или же потеряют, обретя пристанище в одном из твоих творений.

Лесной бог наблюдал над мучениями молодой девушки и посмел сесть рядом только после того, как толпа и мучитель покинули улицу. Распластавшись на траве, она прерывисто дышала, от горя и обиды скребя по земле худыми пальцами.

Увидев лесного бога, она грустно улыбнулась, будто хотела показать, что на самом деле с ней всё хорошо. Этот жест тронул Сильву, и он позволил себе прикоснуться рукой к испачканной слезами щеке.

— Вот я и стала узницей, — хрипло произнесла Анима. — Больше мы не увидимся, владыка. Жаль, что не вы живёте здесь вместо него, жаль, что встретились мы слишком поздно.

Вдали от любимых лесов в горе Сильву поддержал один из младших братьев — бог дождя. Крупными тёплыми каплями обрушился с облаков поток, омывая истерзанное жестоким мужем девичье тело.

— Но если вы скажете уйти вместе с вами, я тотчас покину двор, даже не оглянусь, — вдруг с надеждой в голосе сказала девушка.

Лесной бог отвернулся, пряча первые случившиеся с ним слёзы. Он вспомнил слова Отца и старшей сестры. Как же он проживёт жизнь со смертной? Да и не знает она, кто он.

— Анима, я должен сказать.

— Что, владыка? Говори, не медли, пока он не вернулся.

— Я не вельможа и не странник, я… лесной бог и человеческая жизнь мне неведома. Я не могу тебя забрать, ведь мой дом — это леса. Я не ем и не сплю, не играю на музыкальных инструментах и не читаю, я лишь брожу по земному миру, наслаждаясь собственными творениями.

Анима поднялась на ноги и внимательно посмотрела на высокого мужчину перед собой.

— Для чего же ты приглашал меня на прогулки? Почему пел со мной песни и смеялся над историями?

Лесной бог не нашёл ответа и лишь растеряно махнул головой, потревожив густые волосы.

— Что ж, значит жить мне у тирана до смерти, а думается мне, она скоро настанет.

И от слов Анимы бескровное сердце Сильвы сжалось. Девушка заковыляла к ступеням второго входа. Возле самых дверей она остановилась, ещё раз одарив лесного бога мягкой и беззаботной улыбкой, которую он привык видеть ранее.

— Не переживай обо мне, богу леса не пристало думать о людях.

С тех пор лесной бог наблюдал за Анимой украдкой, но не было дня, чтобы она не выходила из дома без побоев. Глаза-росинки блекли, белая кожа посерела, с каждым разом её голова склонялась всё ниже и ниже. Но вот однажды Анима не вышла из дома.

Лесной бог видел разъярённого мужа, носящегося по двору взад и вперёд, и понял, что Анима пропала. Совсем молоденький бог вечерних сумерек шепнул Сильве, что Анима выскочила из дома и помчалась к речке у холма.

Обратившись в ветер, травы и листья лесной бог мог бы с лёгкостью преодолеть расстояние за секунды, но тогда чувства, возникшие к Аниме, пропали бы бесследно. Держась человеческого образа, он добрался до холма к ночи. На пустынном берегу даже насекомые молчали, и только кроткий плеск воды заставил лесного бога спуститься. На камнях осталась белая сорочка и деревянный браслет, которые он подарил ей. Из-за скользкого валуна выплыла прозрачная фигурка речного бога.

— Где она? — нетерпеливо потребовал лесной бог.

— Я принял её, брат. Она не страдала.

Лесной бог рухнул на землю, закрыв лицо руками.

— Как же ты мог? Почему не отговорил, почему не остановил?

— Не вправе я решать людские судьбы. Она сделала выбор. Но просила кое-что передать тебе.

— Она видела тебя?

— Нет, но догадалась, что я слышу. Она сказала, что те немногие прогулки оставили в её душе лучшие воспоминания. Она будет помнить о тебе столько, сколько просуществует её бессмертная душа.

Второй раз лесной бог ощутил на щеках мокрые слёзы. Непереносимая боль чуть было не заставила его вернуть себе первозданный образ. Он лежал на земле, обхватив себя руками. В грозе, молниях и дрожи земли отразились переживания его братьев и сестёр.

— Как прав был Отец! Как же он был прав! Как плохо мне, как больно.

— Так вернись, брат. Вернись в лес и живи в спокойствии и гармонии, как раньше.

— Если вернусь, если потеряю этот образ, то забуду о чувствах к Аниме, а я не хочу. Теперь я точно знаю, для чего Отец оставил меня на земле людей.

Лесной бог подхватил браслет, брошенный Анимой на камень, и отправился в самое странное место в царстве богов.

Старший брат Сильвы, бог смерти и перерождения, тёмно-синим пеплом рассыпался по границе между миром людей и царством богов. Когда лесной бог попал в его владения, то рассмотрел множество ярких огней, разлетающихся по всему свету, некоторые из них уносились ввысь, скрываясь за чередой плотных облаков.

— Какой сюрприз! — удивился бог смерти, увидев среди огней человеческую фигуру.

Вопреки сложившемуся в людском мире мнению, бог смерти много шутил и веселился, младшие братья и сёстры любили его за прямоту и доброту. Сам же он считал, что выполняет самую главную миссию — следит за тем, чтобы ни одна душа не потерялась на земле и небесах.

— Я пришёл с просьбой, брат. Она эгоистична и не понятна старшей сестре, но я верю, что ты поможешь мне.

— Поделись, если необходимое тебе находится в моей власти, я обязательно помогу.

И лесной бог поведал старшему брату печальную историю Анимы. Брат нахмурился, ведь больше всего он не любил людей растрачивающих данную им жизнь понапрасну.

— Она совершила серьёзный грех. Не видать её душе оболочки пятьдесят лет, а потом она попадёт в тело бабочки однодневки, но ты едва ли успеешь её отыскать.

— А после бабочки? В чьё тело она попадёт после бабочки?

Лесной бог замер в ожидании ответа, а старший брат колебался.

— Уверен ли ты, что готов пройти этот путь полный печали, тоски и томящего ожидания? Душа — свободная субстанция, а тела лишь её оболочки. Она не принадлежит человеку, животному, растению или насекомому, она — для всех. Но только в теле человека можно определить дальнейшую судьбу души. Анима растратила жизнь и обрекла свою душу на скитания. Готов ли ты к тому, что в нужное тело она не скоро попадёт?

— Готов. Моя привязанность возникла не к оболочке. Я понял это тогда, когда Анима утопилась в реке. Я полюбил её душу, она близка мне.

— Что ж, хорошо.

Бог смерти пролетел мимо мутных водоворотов, через которые души покидали его обитель. Он внимательно рассмотрел каждый.

— Мне сложно сейчас ответить, в кого превратится Анима после бабочки, но ты должен понимать, что её душа может переместиться и в кошку и в собаку, она может стать мужчиной или цветком. Неужели ты и вправду собрался сопровождать её в этом мире?

— Да. Я хочу снова её увидеть.

Тёмно-синий пепел коснулся руки лесного бога и словно тысячи мелких песчинок оцарапали тонкую кожу.

— Этот браслет принадлежал ей?

— Да. Я подарил. Он сделан из куска старого упавшего дерева.

— Он может помочь тебе в поисках. Душа будет тянуться к вещам предыдущего владельца. Держи браслет при себе. Как только бабочка отживёт свой срок, я скажу, куда уйдёт душа.

Так лесной бог остался один на пятьдесят лет. Тенью он бороздил просторы мира, наблюдая за меняющимся бытом людей. Он надеялся встретить ещё одну душу, что скрасит гнетущее одиночество, но таких близких как Анима так и не нашёл. Люди казались ему отстранёнными, странными созданиями.

Всё время странствий братья и сёстры просили его обратиться в первозданный вид и забыть терзающие его муки любви, но на их тревоги он отвечал лишь обречённой улыбкой.

«Вы не поймёте меня, пока сами не познаете это чувство».

И вот, когда прошло пятьдесят лет, и бабочка однодневка дожила свой единственный день, бог смерти рассказал, где именно нужно искать.

***

За пятьдесят лет многие поселения мира превратились в города. Войны распределили земли, культура разделила людской быт.

На каждом континенте лесного бога встречали красивейшие и разнообразные леса. И в них тоже нередко жили люди. Северный ветер завёл Сильву в небольшой городок у скалы. Шумное место с крупным рынком пряностей и лечебных трав, которые торговцы рвали в тех самых лесах неподалёку.

От торговых улиц в разные стороны расходились проулки, увенчанные жилыми кварталами. Подпирая дома, скапливались торговые тележки, мимо которых по желобам текли нечистоты.

Проходя по пыльной городской дороге в человеческом обличии и не таясь, лесной бог ловил удивлённые взгляды и так понял, что ему стоит выбрать одежду, подходящую глазу местных жителей. Так листья стянулись на нём плотной рубахой и штанами, корни обволокли ступни, принимая форму сапог, мох на плечах превратился в пушистый мех, а почва на тонкой коже обратилась в чёрные перчатки.

Деревянный браслет Анимы по-прежнему болтался на запястье, и когда он скатился с него, упав перед одним из прилавков, Сильва понял, что пора остановиться.

Он уселся на пустую, наскоро кем-то сколоченную из досок, коробку, в ожидании встречи с новым перерождением Анимы.

Городская жизнь, не затронутая рукой войны, била ключом. Между торговыми рядами носились звонкие дети, за одним из прилавков напевал незатейливую мелодию талантливый торговец корицей. Молодые девушки с матерями выбирали подходящую для дневной трапезы специю. Тучные сёстры хохотушки пекли лепёшки, громко зазывая покупателей. И среди всего этого движения, суетливости, какофонии звуков и духоты залитого солнцем рынка лесной бог заметил чумазого пса, рысцой перебегающего от одной крытой торговой палатки к другой.

Ласково встречаемый завсегдатаями рынка, пёс протиснулся между проходами, собираясь взбежать по дорожке, ведущей к домам, но резко остановился, словно кто-то знакомый окликнул его.

Волосатая морда обернулась, устремив взгляд грустных, но при этом невероятно добрых глаз на лесного бога. Существо поджало хвост, заскулило, а затем, издав радостный лай, помчалось прямиком в распростёртые руки Сильвы.

В первую очередь пёс обнюхал деревянный браслет. Чихнул, встряхнул сбитой в колтун шерстью, и снова скуля и переминаясь с лапы на лапу залаял.

— Вы ему явно приглянулись, — заметила хозяйка соседней лавки. — Наверняка в прошлой жизни были друзьями.

Лесной бог в третий раз почувствовал на лице капли слёз, и руки его сами собой трепали славное животное по спине и бокам.

— Вот значит, как ты теперь выглядишь, моя дорогая Анима.

Пёс мотал коричневой мордой из стороны в сторону, зазывая идти вслед за ним. Сильва понимал, что старая подруга хочет показать ему дом, в котором остановилась. Клацая острыми коготками по камням улочки, животное вывело лесного бога к простецкому дому с небольшим двором и каменной оградкой, где под навесом трудился худощавый мужчина с тесаком в руке.

— Друга привёл? — улыбнулся мясник, заметив дворнягу на пороге. — Что ж, еда вот-вот будет на столе, а это значит, что тебя, дружок, ждут сочные косточки.

Пёс завилял хвостом и уткнулся в ладонь лесного бога, дескать, вот какой у меня дом и хозяева добрые. Сильва потеплел. Скорбь, хранимая в сердце, тотчас отступила, и на её место пришло успокоение.

— Я буду рядом, Анима, и дождусь, пока мы снова сможем поболтать о небе, земле и воде.

Так прошло десять лет сытой и счастливой собачьей жизни. Лесной бог приходил в гости к хозяевам, покупал у них мясо, которое тут же отдавал радостной дворняжке, потом гулял вместе с ней по городу, задавая вопросы, и не ожидая на них ответа. Никто так и не выведал у лесного бога правды, никто не разделил его переживаний. Свободные от встреч с псом дни, он проводил в уединении на склоне горы, недалеко от хвойного леса.

В один из таких дней к нему пожаловал бог северного ветра. Порывом смахнул он слабые ветки с дряхлых стволов, сообщая о своём присутствии.

— Душа покинула собачье тело, и хозяин уже роет могилу для дворняги.

Лесной бог тяжело вздохнул, но внутри него больше не таилась тоска, ведь он знал, что старший брат уже следит за перемещением Анимы.

— Пёс прожил хорошую жизнь. Он верно служил семье, был послушным, никогда не обижал и не тревожил соседей. Интересно, в какое тело Анима попадёт на этот раз?

— Анима… Разве это имя не принадлежало девушке?

— Принадлежало.

— Так почему ты зовёшь им остальных существ?

— Потому что я узнал эту душу с именем Анима. Иное ей более не подходит.

Бог северного ветра обдал брата холодным порывом и понёсся дальше, бередя острые кроны деревьев. Сильва же в очередной раз отправился к богу смерти, чтобы разузнать о судьбе возлюбленной.

Продолжение следует...

Часть вторая Сказка о том, как лесной бог полюбил бессмертную душу. Часть 2

Показать полностью

Кто за стеной?

Тема избита до кровавых соплей, но, возможно, кому-то зайдёт. Очень надеюсь на это:)

***

Ненависть к окружающим проявляется не сразу. Сначала раздражают какие-то мелочи: человек впереди идёт слишком медленно, быстрее тебя занимает пустое место в трамвае, громко болтает по телефону. Потом раздражают задумчивые люди в магазине или те, кто подходит на кассе вплотную, буквально дыша в затылок. Постепенно ты погружаешься в недовольство и бесит практически всё. Поэтому ты стараешься общаться с людьми реже, закрываешься в своей квартире и живёшь, как кастрированный домашний кот. Однако и тут люди достают тебя. Соседи. Они мучают музыкой с тупым битом, эмоциональной болтовнёй, грохотом сверху, прибиванием ножек табуретки сбоку, лающими собаками из квартиры наискосок. Ты не можешь остаться наедине с собственными мыслями, так как общество везде, от него не скрыться. А если это общество с каждым годом деградирует, забывая о нормах культуры и морали, то жизнь человека с расшатанными нервами превращается в ад.

Меня зовут Софа, но мама звала меня Софико, ей так больше нравилось, веселило. Мамы не стало пять лет назад, но я до сих пор тоскую. Мы жили вместе тридцать лет, и нам было очень хорошо. Тогда я не обращала внимания на окружающих меня людей, жила своей жизнью. Утром – работа, днём — написание романа, вечером —  просмотр романтической комедией по ТВ вместе с мамой. Лучшие дни!

Моё раздражение возникло спустя пару месяцев после её смерти. Всё началось с чавкающего мужчины в поликлинике. Он не придумал ничего лучше, как жрать шаурму прямо перед кабинетом терапевта. Чесночная вонь разносилась по коридору, но мы молчали… я молчала, боясь развязать конфликт. Всегда была такой: трусливой, нерешительной, слабой. С тех пор я просто не могла игнорировать хамство и бескультурье. Однажды сказала девушке, что она свинья. Не сдержалась. Ну как, сказала? Буркнула себе под нос. Девица закинула мусорный пакет на козырёк, под которым стояли баки. Она не услышала, даже не посмотрела на меня. И это ещё одна серьёзная проблема: меня не замечают.

В компании друзей я никогда не заканчивала рассказы. Обязательно находился тот, кто перебивал своей историей или спрашивал что-то отстранённые, бытовое. Окружающие тут же забывали обо мне. Когда писала отзывы под видео любимых блогеров, на комментарии никто не обращал внимания, даже пальцем вверх не поощрял, хотя мысли, порой, выходили неплохими.

Так было до тех пор, пока я не списалась с пареньком программистом. Мы работали на удалёнке в одной конторе. Я писала статьи для рабочих блогов, а он — код для сайта компании. Кажется, ему понадобилось, чтобы я проверила, хорошо ли выглядят статьи, визуал которых он дорабатывал. Забавно, но нас объединила ненависть к людям. Нет-нет, ничего криминального. Мы не планировали подрывать торговые центры или сыпать яд в водосток. Просто жаловались друг другу как старые бабки. Он на своих начальников, я — на своих. То и дело в моей опустевшей и мёртвой квартире расцветал смех от Диминых шуток.

Вскоре мы начали встречаться. Ходили в кино, океанариум, планетарий. Дима тоже любил книги, поэтому нам всегда было о чём поговорить. Он раскрасил мою серую жизнь. Добавил пару капель акварели на поблёкший холст.

Мы быстро съехались, а затем и поженились. Скромно: без фанфар и пышного платья, похожего на торт. Жили у меня, так как он на тот момент снимал квартиру: его родители остались в другом городе.

Я любила наш маленький мир, да и сейчас его люблю. Место, где мы можем быть сами собой, место, где нас никто не побеспокоит, место, где забываешь о тревоге, и чавкающие, кричащие и медлительные люди перестают раздражать.  Забавно, но я и соседей слышать перестала. Жизнь поделилась на до и после, и мир расцвёл. Муж из тех людей, что дарят всему смысл. Ты не прячешься за ним, а стоишь рядом, но ваши руки так крепко сцеплены, что ни одна волна мирских невзгод не разрушит эту связь. Правда, так было до его командировки. Просто однажды я проснулась, а его рядом нет. На столе записка: «Ты так сладко спала, не решился разбудить. Люблю тебя сильно. Увидимся в скайпе».

И вот теперь я сидела за компьютером в полном одиночестве, как тогда после смерти мамы, погружённая в боль разлуки и раздираемая раздражением от соседской болтовни за стеной.

«Ты её покормила?» — хамоватый голос соседа.

«Разумеется. Всё, как написано тут», — уставший голос соседки.

Чёрт бы побрал эти тонкие стены и быдловатые семьи, не способные контролировать голосовые связки. Зачем они так орут?

Закрыв окошко очередной выполненной заявки, я встала из-за рабочего стола и поплелась на кухню за чашкой чая. Вздрогнула, когда сосед сверху кашлянул, словно болел туберкулёзом. Надеюсь, у него не ковид.

Чая в заварнике не увидела, впрочем, как и сахара в банке. Почему-то я упустила момент, что в холодильнике лишь пюре с мясом, да скисшее молоко. Непорядок.

В магазин заскочила быстро, как заправский шпион. Ни одна продавщица на меня даже не взглянула. Да будь благословенен тот, кто придумал кассы самообслуживания.

Когда вернулась домой, на компьютер пришло оповещение об очередной заявке. Ну вот, теперь и сериал не посмотришь и книжку не почитаешь. А тут ещё дебильный сосед начал сверлить. Прямо в обед, сволочь! Тут же дети маленькие живут?! Впрочем, кого это волнует?

Самое страшное в одиночестве — наступление темноты. Особенно для человека с богатым воображением и массой предрассудков. Я помнила, как однажды сидела на кухне и выключили свет. Волна страха задела каждую клеточку тела. Мне постоянно мерещились жуткие фигуры, на самом деле оказывающиеся обычными стулом, шкафом или шваброй. А вот с Димой же я ничего не боялась, он всё мог объяснить логически и заставил меня поверить, что нечисти не существует. В те времена я ещё любила смотреть битву экстрасенсов. Дима же отыскал разоблачение шарлатанов и показал мне. Как же я была ему благодарна. Но вот когда его рядом не было, прежние страхи возвращались. В мозгу всплывало предательское: «А вдруг…». И вот это «а вдруг» чаще приходило ночью.

Я проснулась в третьем часу во мраке, освещённом лишь маячком роутера. Дверь в комнату была закрыта, хотя перед сном я её не трогала, чтобы свежий воздух с кухни заходил в зал. Через крохотные дверные оконца сочился жёлтый свет. Я подошла ближе и прислушалась: кажется, в ванной лилась вода.

Снова страх кольцом сжал лёгкие. Нащупав толстую книгу Питера Гамильтона, я резко распахнула дверь, готовая к нападению. Заметила широкую спину, помимо льющейся воды услышала шелест ткани. На секунду у меня спёрло дыхание. На ватных ногах я подошла ближе. В ванной стоял Дима. Он стирал новую куртку. Заметив меня, радостно улыбнулся.

— Разбудил? Прости.

— А что ты тут делаешь? Ты разве…

— Хотел сделать сюрприз с утра. Нам дали неделю отдыха. Мы с парнями прилетели к ночи и сразу решили заскочить в бар. Один дурак перепутал мою куртку со своей, а потом его избили на улице. Куртку я забрал, но на ней остались пятна крови. Теперь вот стираю.

Я подошла ближе, чтобы рассмотреть испорченную одёжку.

— Вот идиот.

— Не то слово. Какой-то алкаш. Я его даже не знаю, — усмехнулся Дима, и у его глаз расцвели милые морщинки. — Иди спи, я уже заканчиваю.

— А ты не уедешь?

— Нет, конечно. Эту неделю мы проведём вместе.

Я сдержалась, чтобы не разрыдаться от счастья.

И всё же его приезд показался мне странным. Обычно он предупреждал или присылал номер рейса, чтобы я могла найти его в случае задержек или аварий. Смущённая ночной встречей, я легла обратно в кровать и ещё минут тридцать крутилась на простынях не в силах расстаться с мыслями.

Следующие несколько дней мы с удовольствием играли в приставку, лопали пиццу с роллами и смотрели любимый мультик про «Аватара Аанга». Я была счастлива как никогда. Но вот на четвёртый день Дима как-то изменился. Стал мрачнее, отстранённее. Я решила, что это из-за скорого отъезда, поэтому не доставала с расспросами.

В этот же день у соседей снова начался ремонт. Они сверлили и стучали часов шесть без остановки. Приезд Димы сделал меня смелее, и я вышла в подъезд, чтобы узнать, как долго они ещё будут долбить смежную с нами стену. Но мне никто не открыл, хотя за дверью отчётливо раздавались весёлые голоса.

Диму не просила помочь. Тот погрузился в старое аниме и даже не отзывался на мои вопросы. Его рабочее место словно окутала серая мгла, через которую я не могла докричаться. От гнетущей и всепоглощающей печали, которая накрывала с головой, стоило подойти к геймерскому креслу, хотелось взвыть. Да и сам Дима стал каким-то бесцветным и неприступным. В одно мгновение я снова превратилась в невидимку.

В соседском чате люди тоже молчали, и мои сообщения улетали в пустоту, будто их никто не читал.

«Ну неужели только я слышу чёртову дрель?!»

На пятый день, — кажется, был четверг —  из подъезда раздались вопли. Подбежала к глазку и вскрикнула. На меня смотрел дикий голубой глаз с кровавыми прожилками на белке. Бросило в жар, сердце колотилось с бешеной скоростью, но любопытство пересилило страх. Я снова выглянула. Владельца дикого взгляда оттащили от моей двери и поволокли к лестнице. Он был в белых брюках и свитере, и дёргался, как живая рыба, брошенная на сковороду. Я не поняла ни слова из того, что он говорил. Но его образ ещё долго держался в памяти.

— Дим! Дим! Слышишь. Тут какого-то сумасшедшего схватили.

— Здорово. — Дима звучал блёкло, почти безжизненно.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — Я всё же решилась снова подойти к его столу, намеренно погружаясь в странное облако, по-видимому существовавшее лишь в моём воображении.

— Да, нормально.

— Может, поговорим?

— Потом.

Я сдержала гнев. Совсем не хотелось портить отношения перед расставанием. Но какая муха его укусила? Всё же было так хорошо!

Вернувшись к работе, ненадолго отключилась от негатива и долбанного соседского стука. Вечером Дима подошёл ко мне и мягко положил голову на колени. Так он просидел десять минут, а я боялась спугнуть приятное сердцу проявление чувств. Я наклонилась, обняла его и поцеловала в затылок, скрытый под пушистой копной чёрных волос.

— Прости, Софа, не надо было уходить.

— Я понимаю, это же работа. Хочешь, я поеду с тобой?

— Нет. Пока рано. Мне нужно устроить всё получше, а тебе подготовиться.

После короткого разговора Дима захотел пройтись. Помнится, он любил бродить по продуктовым магазинам. Сродни моему увлечению перебирать блокноты для записей.

Когда дверь захлопнулась, я вдруг поняла, что хочу пойти с ним. Кинулась к вешалке, нацепила куртку и шапку, последняя, пока я обувалась, съехала набекрень. Дёрнула ручку, но дверь не поддалась.

«Закрыл меня, что ли?»

Потянулась к ключам на крючке, но не нашла ни одного.

«Что за глупость? Неужели мои забрал?»

Нахлынула тоска и я скатилась по двери, плюхнувшись прямо на грязный коврик. Силилась понять, что происходит между нами, но так и не смогла. Тут услышала замочный щелчок, насторожилась: снова быдло-соседи о чём-то громко переговариваются. И тут моя дверь сотряслась от удара.

«Вот же сволочи! Опять поцарапали!»

На этот раз выйти я не решилась, ведь Димы рядом не было.

Подкрался вечер. Уже в десятый раз я подошла к дверному глазку. На лестничной площадке раздражительно мигала неисправная лампочка. Иногда она тухла на полминуты, и тогда пространство кругом превращалось в чёрную дыру. Потом снова загоралась, демонстрируя унылые двухцветные подъездные стены. Когда очередной раз свет потух, я потеряла бдительность, оттого громко закричала, стоило из черноты появиться оплывшему лицу соседа. Он смотрел прямо на меня лишь секунду, но я решила: «Он знает, что я за ним тоже наблюдаю». А затем его жена вывела из лифта того самого дикого паренька. Теперь он не трепыхался, шёл смирно, равнодушно смотря в пол. Выглядел так, будто не хотел здесь быть, будто его притащили насильно. Может, они какие-то извращенцы или вообще маньяки? Такие мысли часто приходили мне в голову.

Вдруг я ощутила озноб. Он объял тело целиком, невзирая на тёплый халат. Куда же делся муж?

— Соф, ну ты идёшь? Я же жду.

Я вздрогнула, словно ужаленная, и замерла. Медленно повернулась — никого в полумраке квартиры. Подумала о слуховых галлюцинациях, которые частенько у меня бывали. И в основном я слышала голос мужа: такой далёкий и робкий. Но в этот раз было иначе.

— Соф?

Я вышла в зал. Дима сидел на диване с пультом в руке. На экране замерла картинка из «Аватара Аанга».

— Ну? — он улыбнулся с толикой тревоги. — Всё нормально?

— А ты когда вернулся?

— Как когда? Часов в шесть, наверно. Ты не помнишь?

Внутри меня разбушевался ураган эмоций: облегчение, смешенное с раздражением и страхом.

«Как я могла пропустить его возвращение? Ведь постоянно к двери подходила».

— Ну что, включаю?

— Да… да, давай.

Села рядом и прижалась к нему всем телом. Он оценил мою близость и тоже придвинулся, тихо сказав:

— Софулик мой дорогой. Ничего-ничего, я ведь дома уже. Я больше не буду так уходить. Обещаю.

Я даже не поняла, когда уснула. Открыла глаза среди ночи, испытывая дикую головную боль. Пульсация шла от шеи ко лбу. И это было невыносимо. Захотела принять таблетку и вылезла из объятий мужа. Ноги замерли над полом, так и не коснувшись ковра. Вокруг меня стояли люди… много людей. Кто-то глядел с сочувствием, кто-то с ненавистью. Перекошенные гневом лица некоторых выглядели ужасающе.

— Дима? Дима! — Я начала трясти мужа, но тот спал как убитый. Его громкий храп перекрывал гул неразборчивых голосов. — Как вы здесь оказались?! Проваливайте! Сейчас же! Полицию вызову!

Но люди не двигались. Кто-то из них переговаривался между собой, кто-то всё так же смотрел на меня.

— Дима, — уже шёпотом позвала я. И тут тишину квартиры разорвал грохот дрели.

— Они что, с ума сошли! Сейчас же ночь!

Расталкивая незваных гостей, я прильнула ухом к стене. И снова жуткий треск.

«Боже, они же стену мне проломят!»

Побежала к телефону, набрала «112» и ждала ответа оператора.

— Слушаю, что у вас случилось?

— У меня в доме посторонние, а ещё сосед начал ремонт!

— Алло. Говорите.

— Говорю, посторонние в квартире и ремонт у соседа!

— Попробуйте перезвонить, вас не слышно.

Гудки. Я вся похолодела и, не удержавшись, расплакалась. Люди расступились, и я подползла к мужу, а затем крепко обхватила его за талию, положив голову на взымающийся живот. Взяла телефон, открыла галерею и начала рассматривать снимки. Вот мы в парке развлечений, вот в океанариуме. Тут муж улыбается, тут что-то хочет сказать, а тут обнимает меня. Кто нас тогда фотографировал? От снимков снова хлынули слёзы. Да и дышать я больше не могла. А гул голосов усиливался, дрель жужжала, не переставая, и я уже просто неспособна была всё это терпеть. Закрыв уши руками, закричала что есть силы.

Меня разбудил яркий солнечный свет: он пробивался через плохо задёрнутую штору. Это Дима хорошо задвигал её, а я всегда была неряхой. Щёлкнул ключ в замочной скважине, и я подскочила с дивана. Плед скользнул на пол, по которому была разбросана еда. Что она здесь делает?

Я выскользнула в коридор, увидев Димину спину.

— Постой! Ты не попрощался!

— Не хотел будить, рыбка, — улыбнулся он. Вся его фигура утопала в солнечных лучах.

В эту же секунду открылась соседская дверь, и я со скоростью гончей обошла Диму, выскакивая на лестничную площадку. Соседская дверь лишь слегка дёрнулась, готовая закрыться, но я не дала, всунув в проём босую ногу.

— Слушайте вы… — Присутствие Димы снова придало мне сил. —…какого чёрта вы сверлили ночью?!

Я открыла дверь и поняла, что стою посреди пустой квартиры. Ни пылинки в белом пространстве. Ни окон, ни дверей, ни захудалой табуретки. Я сделала три шага и передёрнулась от шелеста дерматина.

— Эй! Вы где?

Сделала ещё три шага и остановилась.

— Соф, ну я пошёл. — В дверном проёме показалось улыбающееся лицо мужа.

— Я… я с тобой.

И тут внезапно возникла оплывшая физиономия соседа. Он схватил меня за талию и потащил вглубь странной квартиры. Я закричала:

— Дима!

— Мне пора, Соф. Люблю тебя, дорогая.

— Нет, стой! Я с тобой.

Я кое-как извернулась и ткнула мужчину пальцем в глаз. Тот взвыл как животное и попятился, рефлекторно разжав руки. Я выскочила в коридор, следуя за удаляющейся фигурой. Муж был уже на лестнице, когда меня позвали:

— Софа!

Я обернулась лишь на секунду, споткнулась и полетела вниз. Дима поймал меня, крепко прижав к себе.

— Нетерпеливая моя девочка, — по-доброму улыбнулся он, как делал уже сотню раз.

Я смотрела в его искрящиеся зелёно-карие глаза и плакала.

— Я с тобой, любимый. Я с тобой.

— Как скажешь, рыбка. Идём.

***

— Чёрт бы тебя побрал, Скворцов! Ещё вчера сказал дозу увеличить. Что непонятного? А ты, Света, чего стоишь, просил же кормить её вовремя, — отчитывал подчинённых главврач Петров.

— Я кормила, но она есть ничего не хочет! — Женщина развела руками.

И только пожилая нянечка с новичком Лёшей стояли у края лестницы, разглядывая переломанное тело тридцатилетней женщины.

— Бедная девочка, — утирала слёзы няня. — У неё муж пару лет назад умер.

— Тот, которого она зовёт постоянно?

— Да. Дима. Его родственники говорили, что он вышел из дома за продуктами и не вернулся — машина сбила. Она с ума сошла на почве горя: сильно любила его. А когда по традиции тело мужа должно было в квартире переночевать, сосед, с которым они давно конфликтовали, начал ремонт, и она его зарезала обычным кухонным ножом. Тогда-то её к нам и привезли. Женщина не помнила ни убийства, ни смерти мужа.

— Мда, — только и смог протянуть Лёша: за свою никудышную практику таких случаев ему видеть не доводилось.

Нянечка обернулась к главврачу, тот понимающе кивнул.

— Значит так, позвоните родне, пусть готовят женщину к… что она там хотела по завещанию, кремацию?

— Да какая разница, — безразлично махнула Света. — Всё равно родные будут решать.

— Тоже верно. В общем, звоните. А тебя, Скворцов, я разжалую, если ещё раз учудишь подобное. И почините эту долбанную лампочку! Мечта эпилептика, чёрт бы вас побрал.

Разочарованно мотая головой, главврач Петров прошёлся по коридору. Из палат доносились голоса других пациентов. Кто-то просил воды, кто-то просто мычал. Тот, что приехал совершенно недавно, голубоглазый красавец из Москвы, нервно хихикал у окошка, рядом с палатой погибшей.

Петров поравнялся с нянечкой и остановился.

— Мало того что на свинью похож, ещё и тупой как пробка, — пробубнил он в адрес Скворцова, не стесняясь Лёшу. Затем спустился по лестнице, склонился над женщиной и закрыл ей глаза. — Эх, Софочка. Надеюсь, там тебе будет лучше.

Показать полностью

Будни неизвестного писателя. Непрошенные писательские советы

"Зачем мне советы от такой, как ты?" - спросите вы. И я отвечу: "Спасибо за ваш отклик". Ладно, шучу, ничего не отвечу. Тут вопрос обоснован. Я непопулярная, никому не нужная, сижу тут на пикабушечке и ною в электронную жилетку. И тем не менее. Советы, которые я сейчас перечислю, могут показаться тривиальными и избитыми матёрому писателю, но, вполне вероятно, помогут молодым и зелёным. Как оказалось, не все описанные пункты очевидны для широкого круга.
Сразу скажу, советы эти я публиковала в другой соц сети, но тут хочу дать выжимку без лишней воды.
Итак, без долгих отступлений.

Первый совет. Дайте роману или рассказу «подышать». Оставьте его, спрячьте в долгий ящик и забудьте. А потом, спустя пару месяцев работы над другой идеей случайно покопайтесь в залежах и найдите его, словно старый альбом с фотографиями. Свежий взгляд поможет понять, что с ним не так и поправить.

Второй. Если написанное выглядит плохо, значит это плохо. Да-да, знаю, что есть люди, чрезвычайно критично настроенные по отношению к своему творчеству. Я одна из них. Однако это правило помогает мне постоянно. Читаю текст сначала про себя, затем вслух. И вот на стадии «вслух» сыплется текстовая штукатурка. Видны гадкие повторы, лишние местоимения, слова паразиты, нудные союзы, добавляющие тексту лишний вес, словно сдобная булочка на ночь. Если вы читаете текст, а в голове пульсирует только одна мысль: «Что-то здесь не так», — значит вы правы, там однозначно что-то не так и написанное следует изменить. Про "если выглядит плохо, то это плохо" - не я сказала, а Стивен Кинг в "Как писать книги".

Третий. Когда читаешь собственный текст, то ненароком упускаешь опечатки (даже если тскт наипсан нерпвильон, мы поричатм его парвиьлно). А как сделать так, чтобы этого не произошло, не заставишь же мужа или жену с детьми читать вслух собственные книжки. Для себя я открыла Word, в котором, собственно, и печатаю романы. На вкладке «рецензирование» есть функция «прочитать вслух». Да, робо-диктор оставляет желать лучшего (в союзе с андроидом он даже неплох), но читает вполне сносно. Он проговаривает текст так, как тот написан и коверкает слова, следуя вашим ошибкам в написании, тем самым обращая внимание на них. Мне эта штука помогла избавиться от многих опечаток.

Четвёртый. Важно читать не только ширпотребную литературу, но и произведения с красивым писательским слогом, даже если они кажутся вам безумно скучными. И под ширпотребом я не имею в виду плохие книги. Тут я подразумеваю товар широкого потребления. Динамичные истории, безумно интересные, но с довольно простым слогом. А вот такие произведения, как «Похождения бравого солдата Швейка» Гашека, «Властелин Колец» Толкина (это если мы говорим о редакторских текстах) или произведения Горького, Чехова, Толстого, Булгакова и т.п., как пример хороших текстов на нашем языке. Такие экземпляры читаются не для удовольствия (хотя многие, безусловно, получает удовольствие от классиков), а для опыта. Вы знакомитесь с произведением, как с научной статьёй, смотрите, как автор выкручивается, описывая сложный для передачи момент, чтобы в дальнейшем не использовать до боли затёртые литературные штампы.

Пятый. Найти для себя эталонного, можно сказать, идеального читателя и писать для него. Как мы знаем, всем не угодишь. Кто-то любит больше описательной части, кто-то меньше; кого-то коробит от самоуверенных и сильных главных персонажей, а кого-то они приводят в восторг; один любит простой слог, другой — «с украшениями». Если автор будет пытаться угодить всем, то он в какой-то момент перегорит или потеряет себя. Поэтому выберете для себя личного читателя и пишите ему. Но не забудьте, ваш идеальный читатель должен быть полностью откровенен с вами.

Шестой. Всегда! Слышите! Всегда храните ваши произведения на нескольких носителях одновременно. Не зацикливайтесь на одном месте. Не будьте уверены, что ноутбук новый и никогда не сломается. Сломается, и вы будете страдать, что все рассказы, романы, стихи и прочие плоды творческой деятельности улетели в цифровой рай.

Седьмой. Попытайтесь освоить слепой или иначе десятипальцевый метод печати. Поверьте, это безумно удобно. Писательская мысль очень юркая и едва уловимая зараза. Набирая одно слово на клавиатуре три дня, вы можете не ухватить задумку или вообще забыть, о чём сейчас рассуждали.

Итак, дала семь советов, но уже получилось длинное полотно. Остальные тогда чуть позже опубликую.

Надеюсь, хоть один из них будет полезен. Ну а на нет и суда нет:)

Удачи и вдохновения!

Показать полностью

Мама?

Друзья, очередной рассказ. Не шедевр, попытка написать ужастик. Сначала готовила для конкурса, потом поняла, что для конкурса слишком тухло. Так или иначе, право на жизнь он имеет. Приятного чтения.
***
— Сначала волосёшки намылим, теперь пузико гелем. Как мы умеем мылить пузико? Здорово! Умница!

Я повторял эту фразу каждый вечер, глядя на худенькое тельце полуторогодовалой дочки. Прелестное создание, лучшее, что подарила мне жена за годы совместной жизни.

Обычно Света повторяла слова скороговоркой, игриво подмигивала дочке, целовала в макушку и улыбалась. Но всё это было до того, как её не стало.

Изо дня в день мы моем головушку, потом мылим пузико, потом чистим ушки и зубки. Всё, как завещала Света.

Я сгорбился над низкой ванной, ощущая, как горит поясница. Охнул разогнувшись и решил, что заводить детей после тридцати — плохая идея. Дочка села на противоскользящий коврик и играючи болтала ручкой по воде. На её голове, словно огромный плавник, колыхалась от движений пена шампуня.

— Ну что, давай смывать?

Когда дочка уже лежала в кроватке, мило посапывая и дёргая то ручкой, то ножкой, я сел за стол на кухне, чтобы написать очередную статью для журнала, в котором мы некогда трудились вместе с женой. Начальству показалось благородным, что после такой трагедии я всё равно взялся доделать работу Светы.

Кликнул по папке «Гори оно синим пламенем». Открылся файл с множеством иконок. Из одной заманчиво выглядывали какие-то фото. Неужели семейные? Жена всегда была файловой неряхой. Замусоренный монитор, бессистемность. Но за это я её и любил, за творческий беспорядок. Весёлая, заводная, вечно придумывающая новые способы развлечения и конкурсы на Новый год — такой она была. Всегда знала, как развеселить дочку и коллег.  

Кликнул по фото, улыбнулся, глядя на то, где дочка неловко пытается снять штаны. Света запечатлела. Защекотало в носу, так у меня всегда бывало, если я хотел плакать. Но хватит слёз, выплакал уже, нужно на хлеб зарабатывать.

Света вела какое-то расследование, связанное с сектантами из Подмосковья. Нарыла кучу информации, даже начала статью писать. Но её жизнь оборвалась раньше, чем она дошла до третьего абзаца.

Из текста я понял, что речь идёт не просто о людях, распевающих мантры и поедающих сладости в огромных количествах. Тут имело место нечто жуткое и оккультное. Секту подозревали в похищениях и убийствах. Однако никто так и не находил на них компромат, а Света… Я прокрутил вниз, почитал названия файлов, потом просмотрел фото и похолодел. Она смогла… умудрилась как-то. Вот снимок, где тащат тело, вот глава секты получает деньги от мужика в кожанке, а на заднем плане люди в серых робах кладут в багажник чёрной «Приоры» продолговатый мешок.

— Боже… — выдохнул я и тут же ясно вспомнил последний наш со Светой разговор, те странные слова: «Ты ведь будешь меня любить, даже если меня не станет? Если я вдруг улечу, помни, что это не я».

Тогда всё сказанное показалось мне чушью, очередным приколом жены, её насмешкой, причудой. Таких было много. Она любила подшучивать надо мной. Могла выпрыгнуть из ванны неожиданно, когда я проходил мимо. Или могла мазнуть мне руку шоколадной пастой, сидя в туалете. Ну, знаете, эти тупые розыгрыши из тик-тока или откуда там ещё?

А теперь… теперь я не знаю, что и думать.

— Папа, — послышалось из динамика радионяни.

Я быстро взглянул на монитор. Малышка спит. Похоже, опять болтает во сне.

— Папа.

Вгляделся в экран, губы Вики не шевелятся, она спит. Тогда откуда звук?

— Папа? — Уже ближе, как будто не из динамика.

Я подскочил с места и всмотрелся в темноту коридора. Всё тихо. Слышен только белый шум из колонки, да вращающиеся лопасти вентилятора. Я сел на место, взглянул ещё раз на монитор: ничего не происходило.

«Ладно, — решил я, — наверно, нужно спать идти, перечитал этой жути, завтра с утра поработаю».

***

Но и на следующий день нормально поработать не получилось: Вика заболела. Меряя температуру и укладывая дочь, слушал записи Светы через вордовского помощника. На следующий день позвонил своей маме, попросил, чтобы приехала посидеть с внучкой.

Вера Павловна была не в духе. Для неё, как человека глубоко верующего, поступок Светы выглядел самым ужасным преступлением. Я не говорил? Света спрыгнула с карниза нашего дома. Не было предсмертных записок, аудиозаписей и других вещиц, которые обычно оставляют самоубийцы в кино. Она просто прыгнула. Тогда я принял это за постродовую депрессию. Да все так подумали. Света, хоть и начала работать, когда Вике исполнился годик, по-прежнему ходила сама не своя. По выходным оставляла меня с ребёнком и бродила по улицам. Теперь я знал, что она там искала. Но до этого я думал, что она так приводит мысли в порядок.

Вечером мы оставались с Викой вдвоём. Больнее всего было, когда дочка вопросительно глядела на меня и спрашивала: «Мама?» А я скрепя сердце отвечал, что мама не придёт.

В один из таких вечеров мы с Викой сидели на кухне. Она перекладывала деревянные шарики из одной формы для выпечки в другую, а я продолжал листать файл Светы, где она перечисляла то, что ей удалось узнать на вылазках. Оказывается, она даже членом секты стала, а я и не знал. Неужели они настолько взяли её в оборот и задурили голову, что она решилась на такой отвратительный поступок. Ладно меня бросить, но как дочку?

Выходя из туалета, я на секунду задержался у фото на стене. Там мы стояли втроём на фоне дельфинария.

— Андрей.

Я резко обернулся в сторону звука, внутри всё похолодело. Голос прошуршал занавеской, поддёрнутой осенним ветром. Но Вика продолжала спокойно играть, а она-то мамин голос точно бы узнала. Мне стало страшно. Нет, в призраков я не верил, а страшно стало за своё психическое здоровье. Не так много времени прошло со дня её смерти, я прорыдал неделю, чуть не ушёл в запой. Это не могло пройти бесследно.

Подошёл к шкафчику с лекарствами, помял в руке успокоительное, но положил его обратно. От него в сон клонит, а мне нужно быть начеку: ребёнок всё-таки маленький.

— Ну что, фасолинка, идём купаться?

Викуся отрицательно мотнула головой, выпятив губки и тряхнув розовыми щёчками.

— Нужно, зайчик, нужно.

— Мама?

— Нет, мама с нами не пойдёт, её нет.

Знакомые до боли «сначала волосёшки намылим», «теперь пузико гелем». Вика стояла ко мне спинкой и не видела, как по отцовским щекам текут слёзы. Я больше не мог себя сдерживать. Жалость к себе и к дочери съедали меня. Я злился на Свету, ведь считал её умным человеком, неспособным на подобную слабость.

— Папа?

Рефлекторно повернулся на звук. Вика стояла на пороге в зал. Уже причёсанная и в пижаме. Смотрела на меня удивлённо. Я ощутил ворох мурашек и жар, прокатывающийся по затылку. Если Вика там, то кого я мою?

Медленно, с животным и всепоглощающим страхом поворачивал голову. Мозг, познавший сотни ужастиков в прошлом, уже придумал тысячи развязок и ни одна меня не порадовала. Но передо мной оказалась только стенка и вода, стекающая по кафелю.

Дочка подошла и уткнулась в мою ногу, словно сама почувствовала отцовское недоумение.

— Ох, котёнок. — Я подхватил Вику на руки и крепко обнял. — Что-то твой папка сдал. К врачу нужно.

Этой ночью я решил лечь в одно время с дочкой, один чёрт знает, что мне ещё померещится.

***

На следующий день оставил Вику у матери, а сам отправился к психологу, которого мать же и посоветовала. Рассказывал о слуховых галлюцинациях с опаской: мне не нужно было, чтобы специалист вдруг решила, что я опасен для ребёнка. Предупредил, что сильные лекарства пить не могу, так как приглядываю за дочкой.

— Это всё стресс, Андрей Михайлович. С учётом трагедии в вашей семье я бы удивилась, если бы вы так быстро восстановились. Сколько прошло? Месяц?

— Два месяца и полторы недели.

— Всего лишь два месяца. Люди годами прийти в себя не могут после потери близких. Я пропишу вам вот эти простенькие таблеточки. — Психолог черкнула мудрёное слово не менее мудрёным почерком. — Поддержит вас. Приходите через неделю. И да, кем вы работаете? Воздержитесь пока от умственного труда, лучше погуляйте, дочь куда-нибудь свозите.

Пользуясь тем, что Вика у бабушки, продолжил работу над файлами Светы. Дочитал их до конца и ужаснулся. Они и правда сильно меняли людей, вводили их в трансы, насиловали, продавали. И она всё это откопала. У неё были показания свидетелей, записанные на аудио, были фотографии документов, которые она, похоже, сделала в доме главного сектанта. Она даже видео одного из обрядов умудрилась записать. А потом я услышал её и низкий мужской голос:

«— Родные, близкие?

— У меня никого нет.

— Ни мужа, ни детей?

— Да, никого. Я потеряла их в аварии.

— Почему хочешь к нам?

— Хочу обрести свободу. Понять, что мне нужно»

На этом связь обрывалась. Света. Дорогая моя. Зачем же ты так поступила? Неужели статья того стоила?

— Где Вика?

Я снова подскочил как ужаленный.

— Света! Света, это ты?

Но в доме настала тишина. Те же жуткие обои, которые мы так и не содрали после переезда, те же обшарпанные уголки. Двери, дырки на которых заклеены бабочками, не отмывающиеся коричневые пятна на подоконнике.

Тут я взглянул на часы и понял, что пора ехать за дочкой. В дороге переживал, чтобы мать окончательно не вышла из себя. После смерти папы она как будто сильнее ушла в себя и не выносила перемен. Видать, старческое.

Из её квартиры доносился гул голосов. Когда я вошёл, на меня обернулось сразу пять пар глаз. Мужчины в чёрных и белых рубашка напомнили о любимых, но давно забытых шахматах.

— Вы кто? — спросил первым я.

— А вы? — улыбнулся один из мужчин, такой нечёсаный, напоминающий то ли актёра, то ли певца.

— Сын Веры Павловны.

— Она в зале.

В мрачной зашторенной комнате при свете тусклой лампы моя мать сидела за столом и пила чай. Ещё два мужчины играли с моей дочкой в ладушки. Меня этот момент не то чтобы смутил, а вывел из себя.

— Не трогать её, — рявкнул я, выдернув руку дочери из грубой ладони одного из мужчин.

Вика испугалась и заскулила, но я тут же прижал её к себе.

— Извините, — миролюбиво улыбнулся мужчина.

— Вовремя приезжать нужно, — мрачно отозвалась мать. Она будто постарела лет на десять, так плохо выглядела в полумраке. Губы её стали тоньше, морщины глубже, уголки глаз окончательно опустились, делая её похожей на бассет-хаунда. — Лучше бы спасибо сказал.

— Кому? Этому? Я оставил её тебе.

— Я уже стара.

— Так и нужно было сказать. Я бы тогда сестре Светы Вику отвёз.

— Этой вертихвостке?

— Уж лучше ей, чем незнакомцам. Я пошёл.

Гнев ел меня изнутри. На секунду показалось, что один из странных гостей матери не собирался меня пропускать. Он до последнего стоял у двери, пока я не толкнул его плечом. Для себя решил, что матери Вику больше не оставлю. Следом подумал, что и замки в квартире заменю, мало ли что.

Уходя, я ещё раз взглянул на нечёсаного. Кого же он напоминает?

Уложив дочь, принял таблетку и замер в темноте: в дальнем углу стояла продолговатая фигура. Вспотевшей ладонью я дотянулся до плафона и дёрнул за нитку. Угол озарил жёлтый свет, а моя фигура оказалась гладильной доской с накинутой сверху футболкой.

Снова выключил свет, слушал дыхание дочери. Ещё раз взглянул в треклятый угол. Чёртова гладилка. Напугала. И тут очертания сдвинулись с места, словно фигура наклонила голову. Что?

Я охнул. Сердце заколотилось, сотрясая грудную клетку. Дёрнул за верёвку, но свет не зажёгся. Фигура сдвинулась ещё на сантиметр, послышался скрежет. Рефлекторно я положил руку дочери на грудь. Вика спала, будто ничего не происходило. Мой маленький комочек. Я держался за неё, как за спасательный круг. Стопятидесятикилограмовый мужик цепляется за крохотную дочку, так как испугался тени.

Вспомнив про телефон, быстро нащупал его в кармашке на колыбельке и включил яркий экран. Лишь на секунду я увидел её. Свету. Она смотрела на меня из угла и улыбалась. Волосы распущены, грязные. Именно такие были в морге, когда я её опознавал. Она перевела взгляд в коридор, будто хотела обратить моё внимание. И тут я услышал скрежет в дверном замке, будто кто-то хотел пробраться внутрь. Я слез с кровати, опасливо обойдя угол с миражом, почему-то оставить дочку с покойницей я не побоялся. Вышел в коридор и загляну в глазок. В сумерках едва живой подъездной лампочки на меня смотрели светящиеся жёлтые глаза матери. Она ковырялась в замке, пыталась войти, но я закрыл дверь на защёлку и ключ не вытаскивал. Промучившись с минуту, она с невозмутимым лицом повернулась к лестнице и ушла. Нужно ли говорить, что этой ночью я не спал, караулив под дверью?

С утра почувствовал себя плохо, хуже, чем после попойки. Но из-за чего? Недосыпа? Едва ли. Взял пузырёк с таблетками, которые выпил накануне. Побочки адские. И зачем она это выписала мне? Это же для сумасшедших. С другой стороны, чем я от них отличаюсь? Голоса, образ жены, мать с жёлтыми глазами. Может, я и правда сошёл с ума? Может, я опасен для Вики?

С утра позвонил сестре Светы — Лизе, — но никто не ответил. Но как только начал работать, понеслись звонки то от матери, то от психотерапевта. Их я игнорировал. Тогда через пятнадцать минут в дверь резко постучали. Дочка, игравшая плюшевой собачкой, вздрогнула и расплакалась.

Я злобно посмотрел в глазок. Какой-то мужик в комбинезоне.

— Травим насекомых, — жуя жвачку ответил он, будто услышал мой мысленный вопрос. Но я узнал его. Один из тех, кто играл с Викой у матери.

— У меня нет насекомых, — ответил я, пристально следя за незнакомцем.

— Соседи жалуются.

— Плевать на них. Мне они тоже не нравятся. Уходи.

— А я ведь с бригадой приду. — Последнее звучало, как угроза.

— И что твоя бригада сделает, дверь мне выломает?

— Как знать.

Я был готов поклясться, что мужик сверкнул такими же жёлтыми глазами, как у матери. Да что вообще происходит? Я снова набрал Лизе, та молчала.

— Папа? — позвала дочка.

— Иду, котёнок. Сейчас.

Решение пришло мне в голову сразу. Я собрал наши с дочкой вещи: побольше памперсов и пюрешек. Набрал в пакет игрушек, захватил ноутбук жены, все деньги и документы на квартиру. Одел Вику в спортивный костюм, сунул в руку печенье и осторожно вышел в подъезд. Желтоглазого не было, и я молил высшие силы, чтобы не столкнуться с ним по пути.

Мы сели в машину, припаркованную у дома, и двинулись в сторону Москвы. Там возле торгового комплекса «Южный» жила Лиза. Ключи от её квартиры у меня были, как-то присматривали за её цветником.

Приехали к ночи. После дорожных рыданий дочка спала в креслице. Увидев щекастое личико в зеркало заднего вида, я растаял от умиления, но вместе с тем усилился страх. Что вообще творится со мной?

Лизы дома не оказалось, но и вещи её лежали на местах. Я разложил переносной манеж для Вики, уложил её прямо в дорожном костюмчике, сам сделал себе чай и сел за работу. Но стоило мне написать три строчки, опять завибрировал телефон. Снова мать.

— Чего тебе? — довольно грубо спросил я, но тут же перешёл на шёпот.

— Где Вика?

— Тебе какое дело?

— Она моя внучка всё-таки. Мне звонил твой психотерапевт, говорит, ты не отвечаешь на звонки и не принимаешь таблетки.

— А ей откуда знать, принимаю я их или нет?

— Сынок, так нельзя. Помнишь, что случилось с папой?

— Что? Он умер от инфаркта.

— Да, но до этого он много нервничал. Привези ко мне дочку, а сам отдохни.

— Ещё чего, чтобы ты снова сгрузила её на странных мужиков? Нет уж.

— Это хорошие люди, сынок, они помогают.

— И чем, стесняюсь спросить?

— Да много чем. Они открыли мне глаза на это мир, на правду.

Я притих, прислушиваясь к дочери.

— Какую правду, мама?

— О создании мира.

Я молчал, переваривая сказанное и жуткое откровение приходило ко мне понемногу, пока я не осознал всю трагичность ситуации.

— Мама… ты что, в секту вступила?

— Какая секта?! — взвизгнула мать. Такой я не слышал её уже очень давно. — Это новая религия, сынок, новая жизнь.

Меня словно обухом по голове ударило, я замер с трубкой в руке, боясь пошевелиться. И мать туда же! Почему это происходит со мной? И тут я ещё раз вспомнил того нечёсаного у двери. Как же я мог забыть, ведь именно он был на фотографии членов секты. Они оттуда.

Вдруг ручку входной двери кто-то дёрнул. Я сам увидел, так как Лиза жила в студии, у которой кухня плавно переходила в зал и спальню.

Я медленно встал, осторожно, стараясь не шуметь, отодвинул брошенную на пороге сумку и посмотрел в глазок. Четыре фигуры просто стоят перед дверью. Они не двигаются, не разговаривают. Просто стоят. И снова эти жуткие жёлтые глаза. Я бы решил, что все четверо болеют гепатитом, но глаза горели, как яркие ночные фонари.

— Не бойся. — Снова голос Светы. — Пиши статью.

Отдёрнул лицо от двери и обернулся. У окна тёмная фигура. Лампа должна была выхватывать её черты, но существо будто притягивало тьму квартиры.

— Кто ты?

— Какая разница. Пиши. Они не успокоятся. Нужно писать.

— Света?

— Они будут мешать тебе. Но ты должен дописать и отправить в редакцию журнала и полицию.

Голос принадлежал Свете, но существо у окна внушало животный страх.

— Кто ты?

— Меньше знаешь, крепче спишь. Мне тоже не нравится то, чем они занимаются. Как бы парадоксально это ни звучало.

И тут мой взгляд упал на сброшенную с комода газету. Ту самую, которую используют для того, чтобы лузгать в неё семечки. На первой странице заголовок огромными буквами «В Подмосковье из дома малютки пропали десять грудничков». Я быстро пробежался глазами по статье. Детей не нашли.

А потом я заметил ещё одну вырезку, только на этот раз прикреплённую к холодильнику, и тоже о пропаже детей. Выходит, Лиза тоже этим интересовалась. Или же её подбила на дело Света?

— А где Лиза? — спросил я, стараясь не обращать внимания на дёргающуюся ручку.

— Они уже забрали. Не думай об этом, пиши.

Я подвинул комод к двери, на случай, если мужики ко мне прорвутся. Прикатил манежик с дочкой к своему столу и накинул сверху полотенце, чтобы свет не мешал ей спать. Сел за ноутбук и открыл нужный файл. Тень никуда не уходила, ждала, наблюдала, и мой страх растворился, будто мозг понял, что плохого она не сделает, а хочет помочь.

Чем больше я писал, тем активней дёргалась ручка двери. Затем пошли толчки и громкий стук. А потом я услышал голоса. Противные, жужжащие. Различить слов было невозможно. Они говорили все вместе, будто пытались меня убедить.

Тень отплыла к двери, и на какое-то время всё прекратилось, давая мне шанс написать несколько абзацев в тишине. А потом хор голосов разорвал тишину, да так, что проснулась Вика. Дитё начало хныкать, проситься на ручки, но я не мог остановиться, я должен был закончить. По какой-то неведомой мне причине я решил, что это и правда решит наши проблемы.

Они вырубили мне свет, но ноутбук, к счастью, заряженный ещё с утра, не подвёл. Я ещё никогда не писал так быстро и так нервно. Жуткие звуки захлёстывали меня. Они мешались с детским плачем и клацаньем клавиатуры, отчего начала болеть голова. Но я продолжал. Нужно описать все зверства, добавить нужные фото, показания. Объединить разрозненную информацию в читабельный вариант. И я трудился до тех пор, пока в двери не появились трещины, а на пальцах мозоли.

Вика прорыдала час, а потом обессиленная снова уснула, но беспокойным сном. Тень всё ещё стояла перед дверью, но к рассвету я её почти не различал. Люди за дверью притихли в семь утра. Тогда же я поставил точку в статье, которую не мешкая отправил не только начальнику Светы, но и в другие издательства. А после весь пакет документов направил на официальную почту полиции.

Я откинулся на спинку стула и прикрыл глаза лишь на секунду. Однако проспал часа два, прежде чем Вика снова разрыдалась и меня разбудила.

Первым делом я посмотрел в глазок: вчерашние сектанты ушли, и лестничную площадку освещал лишь тёплый солнечный луч.

Мы поели овсяную кашу, найденную в одном из шкафов. Вика немного покапризничала, но позже села играть пластиковыми чашечками. Я нажал кнопку на пульте, но вспомнил, что ночью свет в квартире вырубился. Оказалось, ночные гости щёлкнули тумблером на счётчике.

С опаской я вышел за дверь, вернул рычажок в прежнюю позицию. В квартире послышались голоса и хныканье Вики: заработал телевизор.

Вернувшись, я тут же прилип к экрану, ведь по новостям передавали сюжет о разоблачении сектантской группировки. Их обвиняли в похищениях, убийствах и незаконных опытах. Я даже увидел, как из здания выводили нечёсаного с заломанными за спину руками.

От сердца тут же отлегло. Я бухнулся на диван, дыша с облегчением. Посмотрел на дочку и улыбнулся.

— Я справился, Викуся, справился.

—Мама?

— Да, мамочка помогла… или кто это был… но помогла.

Лиза. Неужели они и правда убили её? Нужно сообщить кому-то. Может, у неё парень был или кто-то вроде того.

Я начал шарить по полкам, столу и шкафам, в надежде отыскать хоть какое-то упоминание о других родственниках. Света мало говорила о семье, родителей они с Лизой избегали. Даже на похороны Светы я их не звал.

И тут моя рука наткнулась на запечатанный конверт. Он лежал в глубине ящика. К удивлению, он был адресован мне, а отправитель… моя жена.

Трясущимися руками я разорвал бумажку, вытащил исписанный лист А4. Сразу узнал почерк Светы: крохотный, как бисер.

«Мой любимый Андрей, я начала писать это письмо до того, как пошла в секту. Нет, я не сошла с ума и карьеру построить не пытаюсь. Дело в другом.

Вспоминая тебя, я помню, как сильно ты опекал мать после смерти отца. Но дело в том, что она нашла успокоение в другом.

Однажды, когда я поехала к ней за Викой, то не нашла их в квартире. Соседки сказали, что твоя мать ходит в одно интересное место недалеко от разрушенного завода. И я отправилась туда. Увидела их в импровизированном храме. Твоя мать держала спящую Вику на руках и явно собиралась поднять её на алтарь. Я забежала внутрь, как сумасшедшая, отобрала ребёнка и скрылась. Какое-то время избегала всех, кроме тебя, забросила работу на месяц. Но потом твоя мать стала мне названивать, говорить всякую чушь по телефону и угрожала, если я расскажу всё тебе. И я начала копать. Я делал то, что умею лучше всего. Боже, сколько же грязи о них я узнала… Вику оставляла с Лизой, сама ехала к ним. Прикинулась, что прозрела и попыталась попасть в круг доверия. Даже соврала, что считаю вас мёртвыми. Но они что-то сделали со мной. Наверно то же, что и с другими жертвами. Внутри меня кто-то есть, Андрей. Как это называют? Одержимостью? Я знала, что все эти женщины, которых они приводили к себе, сами отдавали им детей. В христианстве есть понятия экзорцизма — изгнания демонов. А как тогда называется намеренно внедрение сущности в человеческое тело? В это трудно поверить, но кажется сектанты научились делать из обычных людей одержимых, а потом привязывать их к своему культу. Женщины и мужчины превращались в послушных собачонок, и делали то, что им велели. Они и маму твою… Вера Павловна не справилась, я же поступлю иначе… мне жаль.

Ты должен знать, Андрей, больше жизни я любила лишь вас с Викой. Я не хотела это делать, но так было нужно, чтобы не навредить. Надеюсь, ты простишь меня.
Допиши мою статью и отправь в полицию, только так ты спасёшь Вику и других детей.

Люблю тебя. Твоя Света.

Надеюсь, Лиза успеет передать письмо»

***

Сидя с дочкой в парке и наблюдая за тем, как резвятся малыши, я вспоминал один из лучших совместных дней. Мы со Светой отдыхали на разложенном диване, дочка прибежала к нам и быстро вскарабкалась по покрывалу, чтобы лечь между нами. Мы втроём наблюдали за звёздами проектора, бегущими по потолку, и улыбались.

— Папа?

— Да, золотая?

— Мама?

— Мы здесь, дочка, мы здесь, — отозвалась Света, а затем добавила: — Хочу запомнить этот момент. Я буду помнить его всегда.

Показать полностью

Будни неизвестного писателя. Подведение итогов

Приветствую дорогих подписчиков, которые следят за буднями неизвестного и неудачливого писателя (кому интересно или кто видит мои писульки впервые, вот вступительный пост Будни неизвестного писателя). Ожидаемо подвожу итоги.

Итак, телодвижений с моей стороны произошло немало, а выхлоп... Ну, судите сами. Популярной и издаваемой я так и не стала, на писательстве не заработала - больше потеряла, много новых читателей не получила, НО (такое жирное НО) я, будучи в декрете, нашла подработку в близкой мне сфере и теперь пишу рецензии на романы для издательства Эксмо. Не в той редакции, для которой бы подошла моя писанина, и всё же. Того, что я заработала на рецензиях в этом году, мне хватит на корректуру фэнтезийного романа, который потом будет опубликован в электронном варианте. С бумагой сложнее, ведь тут нужно будет доказать Руграм, что твоя писанина хоть кому-то интересна.

Я узнала, что из себя представляют марафоны самиздата, да и вообще много узнала о книжной кухне.

В итоге, прогнулась под рынок и по советам многих из вас начала писать то, что, возможно, в большей мере подойдёт для современного книжного рынка. И это... о ужас, спортивный любовный роман, главными героями которого будут волейболисты. Я не знаю, сохранится ли тренд на эту тему к тому моменту, как я его допишу, но надеюсь, что сохранится. Как мне стало известно, ориентиры книжного мира меняются по щелчку пальцев.

Для меня это довольно странный опыт и тяжёлое испытание, ведь я НЕ умею писать любовные романы, НЕ умею писать постельные сцены, которые так популярны в современных книжонках. Мне проще придумать мир будущего, чем пространную болтовню двух влюблённых молодых людей. Но я стараюсь. Посмотрим, что из этого выйдет. Да, разумеется публиковать ЭТО я буду под другим псевдонимом, ибо текущий с тематикой никак не вяжется.

Как уже ранее писала, завела канал на Ютубе, и он насчитывает 19 видосов, за которые мне пока ещё стыдно:), и 40 подписчиков (для меня и эта цифра приятна, ведь я только как полтора месяца его веду).

Переписала старые фэнтези романы и отложила "подышать" один новый. Опубликовала на Тудей парочку рассказов. Одним даже здесь поделилась. Ну, минусов не схлопотала и на том спасибо.

Придумала и организовала вместе с ещё двумя девчонками конкурс мини-рассказа в ВК. Вот тут, кстати, если найдутся желающие поучаствовать - черкните в комментариях. Суть вот в чём: нагенерила в любимой нейросетке картинок с фантастическими сюжетами. Каждая картинка под своим номером, участники видят только номер. Задача писателей выбрать себе номерок, а с 1 января получить оригинальную картинку и по её сюжету состряпать небольшой рассказик (не более 10000 символов). Я спонсирую подарки за первые три места. Девчонки из организаторов дополнительно выберут те рассказы, которые понравились именно им и тоже одарят авторов. Читательское голосование пройдёт в ВК анонимно. Впрочем, сами рассказы тоже будут публиковаться анонимно, авторство откроем только в самом конце.

Прочитала за этот год, если не исключать рукописи из издательства, книг 60, не больше. Мда, при том количестве, что есть у меня в библиотеке, это цифра ничтожна. Так или иначе, я не отчаиваюсь и строю книжные планы на Новый год.

В конце хочу пожелать всем вам, друзья, финансового благополучия, творческого настроения, успехов в любом начинании и самореализации. Пусть все светлые ожидания воплотятся в жизнь.
Себе же пожелаю не отчаиваться и идти дальше, куда бы эта ухабистая дорожка меня не завела. Да, не буду врать, энтузиазм мой несколько угас. Но я всё ещё верю, что смогу пробиться и мои истории увидит широкая публика.

Всех с Наступающим и до новых встреч!

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!