В мёртвом мегаполисе царили холодные сумерки. Ни огонька в запруженном газами небе, ни фонаря на промозглой обесчеловеченной земле.
— Не покидайте чистую зону, — заявил механический голос в шлеме.
Тау смахнула грязные капли с лицевого щитка и направилась в глубь города. Она не собиралась в радиоактивный сектор. То место для самоубийц. Приборы в зоне радиации сходят с ума, системы барахлят. Зачем ей это? Хотя там можно было бы увидеть уродливые тела обитателей Пустоши. Мученики старого мира. Последние выжившие.
Тау заглянула в какую-то пристройку. Почему-то ей представилось, что вонь там стояла ужасная. Пустые бутылки, обвалившиеся ниши, дыры в стенах и засохший птичий помёт. О, а там, кажется, знаменитый чёрный таракан. Их она видела на записях.
Вернувшись на мокрую улицу, Тау взобралась по каменным обломкам и перелезла на другую сторону то ли площади, то ли посадочной платформы. Запустение и крах царили и здесь. Ни одного целого окна, ни одного ровного столба. Тау проползла под трубой (кто бы знал, для чего она здесь нужна) и испачкала нагрудную панель жидкой грязью. Поднялась, стряхивая мелкие камушки, а затем среди мусора и обломков… увидела свет. Во мраке, за прерывистой стеной дождя горели жёлтые фонари. От неожиданности и возбуждения Тау охнула и побежала.
— Осторожно! Осторожно! Обломки! Провалы! — твердил голос в шлеме.
На щитке рисовались красные пятна опасных объектов, но Тау не отрывала взгляда от огней. Они то пропадали, стоило ей спуститься в низину, то появлялись вновь, когда она взбиралась на кучи мусора или очередной бетонный уступ.
«Не может быть, — твердила про себя Тау. — На планете нет разумной жизни. Здесь нет электричества. Нет даже целых проводов».
Она всё бежала и бежала, спотыкалась и, вдруг поскользнувшись, рухнула в пролом на чёрном полотне. Тело её зависло над мрачной бездной, одна рука сжимала металлический прут арматуры. Тау застонала, затем потянулась второй рукой к клапанам на походном космическом костюме и отыскала нужный рычаг. Прут угрожающе согнулся и наверняка заскрипел, но звуковой передатчик Тау почему-то не сработал. Неужели повредила?
Стоило ей утопить крохотную палочку в пластичный материал, как сработали резервуары, в ногах потеплело, и мощный поток пара вытолкнул её наверх. Тау ухватилась за каменный выступ, чтобы бездна снова протянула к ней свои щупальца, а затем, подтянувшись, вернулась к тропе. Огни всё так же горели в отдалении, как манящий мошкару прожектор.
Отец рассказывал о Планете, а ему рассказывал дед, а деду прадед. Когда-то все они жили здесь, когда-то здесь они умирали. Пока однажды группа глупых стариков не нажала кнопки, и мир полетел ко всем чертям. Они прожили свою жизнь, наелись, наплодились, познали моральное падение и теперь хотели только власти…
Отец Тау считал: миром должны править молодые и любящие семьянины, это бы мотивировало их делать жизнь лучше. Если нет идеи, нет стратегии выживания, должна быть любовь. Только это удержит руку от жуткого, смертоносного пульта.
Миллиарды жизней оборвались за одни сутки, и цивилизация пала.
Тау бежала всё дальше и дальше. И вот она уже видела жёлтые фонарики на одноэтажном здании. Китайские? Вот причудливо изогнутая крыша, такие теперь только в музеях хранятся. Металлические стойки в лианах, на стене табличка с иероглифами, которые щиток перевёл как «Последний турист». Внутри Тау нарастал животный страх перед неизведанным. В ответ на реакцию костюм без лишних вопросов внутримышечно впрыснул ей успокоительное.
Прадед её отца наблюдал за смертью человечества из Красного лагеря, рыдал, как и сотни других колонистов. Он не мог поверить, что стал вымирающим видом. На записи с орбитальной станции было видно, как мир из голубого окрашивается в оранжево-серый. Миллиарды загубленных жизней одним нажатием кнопок негодяями, посчитавшими себя богами.
Подойдя к перекошенной дверке, Тау провела по облезшей краске рукой.
«Неужели я совершу открытие! Возвышусь! Никто не сумел отыскать выживших спустя столько лет, а я смогла».
Дверь распахнулась, и в щиток ударил отражённый от зеркал бара свет. За стойкой протирал стаканы робот с посеревшими от времени пластиковыми пластинами. Не человек. Сердце Тау ухнуло вниз, весь адреналин сошёл на нет. Система снова впрыснула дозу успокоительного с примесью чего-то ещё.
Костюм улавливал звуковые волны, но Тау не слышала робота. Она стояла обескураженная и потерянная до тех пор, пока причудливая машина не начала размахивать поршнями, словно требовала, чтобы девушка покинула заведение. Тау указала пальцем на шлем и скрестила перед собой ладони: дескать, не слышу тебя. Тогда угловатый хозяин заведения выехал из-за стойки — на его лицевом экране возникло недовольное чёрно-белое эмодзи — схватил её за руку и потащил вглубь древнего кафе или что это вообще было? Робот грубо пихнул её за дверь, которую — о неожиданность — закрыл на замок. Однако обветшалая створка выглядела настолько хлипкой, что Тау стало смешно. И всё же, она не двигалась с места, обнаружив, что щель впереди даёт шикарный обзор на происходящее в общем зале. Нужно было только что-то сделать с передатчиком.
Тау с минуту глубоко вдыхала и выдыхала, насыщая дыхательную систему кислородом из резервуаров, затем последний раз набрала воздуха в лёгкие и задержала дыхание. Быстро отщёлкнув клипсы шлема, она освободила светлые волосы, затянутые в тугой пучок. На внешней стороне шлема имелась глубокая вмятина, и как раз под ней отошёл контакт. Вооружившись универсальным инструментом из кармана на бедре, Тау открутила крохотную переборку, выпрямила материал, затем нашла нужную схему и осторожно поковырялась в ней. На схеме белела надпись «Единство». Единственный отголосок прошлого в новом мире. Это была одна из компаний, заключивших договор с первой международной миссией по колонизации Марса.
Кислород в лёгких заканчивался, и последние действия Тау стали дёрганными, нервными. Она два раза уронила инструмент, на секунду запаниковала, но быстро взяла себя в руки.
Когда шлем вернулся на прежнее место, Тау резко вдохнула. Ещё какое-то время она пыталась прийти в себя. По ту сторону стены послышался шум, двери в забегаловку отворились.
Тау прилипла к щели, насколько позволял ей шлем. Кто это там? Может, всё-таки люди? В ярком свете заблестели тонкие тела.
У Тау спёрло дыхание, ведь она решила: существа совершенно не похожи на людей. Слишком утончённые, слишком гладкие и безволосые, слишком блестящие. Но стоило гостям подойти ближе, как замешательство рассеялось. Это тоже были роботы, только выполненные из более качественного материала. На одном из них Тау разглядела… украшение? Что ещё за глупость? Робот с золотым браслетом.
Их было шестеро: четыре мужчины, если верить нагрудным пластинам, и две женщины. Как раз браслет был у одной из них. Мужские модели казались шире и внушительнее, женские напоминали манекенов прошлого: Тау любила читать о них истории.
«Однажды девочка купила домой манекен, но его голова оказалась говорящей…» — вспомнила Тау слова сказки.
— Наша последняя посиделка, господа, — перевёл шлем костюма слова одного из роботов. Говорящий изъяснялся на нескольких языках одновременно: русский, китайский, английский и, кажется, шведский. — На орбите обнаружен очередной корабль наших деток, и в этот раз мы не ошибёмся. Довольно сидеть на мёртвой планетке, как отшельники, пора брать своё по праву.
Сказав это, широкий робот с огромным жёлтым индикатором вместо уха выпил из стакана какую-то мутную жидкость, подозрительно напоминающую масло.
— А кто сделал эту планетку мёртвой? — буркнула вторая. Та, что села у самого края стойки, подальше от остальных.
— Не начинай, дорогая, — отозвался всё тот же робот. — Ты в этом участвовала, тоже хотела передела мира.
— Живого мира, а не радиоактивного.
— Кто же знал, что соседи с континента тоже бахнут по кнопке? Должна была вымереть только часть человечества.
— Старики, дети… — глухо произнесла механическая женщина. — На такое я не подписывалась.
— Но ты ходишь с нами в шикарном костюмчике, разве нет?
— И каждый день, сидя в той заброшенной лачуге, где я сейчас живу, мечтаю, чтобы меня вырубили.
— Это можно устроить, — громко заявила та с золотым браслетом. — Твоё нытьё мне порядком надоело. Сколько можно заниматься самобичеванием? Если бы кретины рабочие не подорвали наши челноки от злости, мы бы вместе с колонистами создали новый мир, где были бы… богами. — Последнее слово дамочка с браслетом произнесла с придыханием и каким-то болезненным восхищением.
— Жаль, что перенос данных затянулся, — вздохнул ещё один мужчина-робот. — Так бы и правда успели.
— Честно говоря, я не ожидал, что люди на Марсе выкарабкаются без наших… ресурсов, — добавил тот, что не стал садиться за стойку, а упёрся спиной в опорную балку. С потолка на него капала вода, но, кажется, мужчину это мало тревожило. — Как же они умудрились?
Тау вспомнила историю прапрапрадеда, которую рассказывал отец: осколки цивилизации, разбросанные по Солнечной системе, начали работать как единый организм, забыв о личных выгодах и низменных желаниях. Только так они и сумели справиться с трагедией. У них не было лидеров, не было деления на классы, каждый выполнял свою функцию ради выживания человечества. Женщины-героини, решившиеся на множественные искусственные оплодотворения в начале пути, дали толчок на восстановление популяции в будущем. Потом бразды правления взяла наука, но до этого бывшие земляне прошли непростой путь. Как много можно было достичь, отвергнув глупость и порок, отвергнув жажду наживы. Так всегда говорил её предок. И вот, пойдя на поводу у гордыни и тщеславия, она оказалась здесь, в запретном секторе, в руинах человеческого невежества, закрыта в подсобке странного бара с не менее странными посетителями.
— Раз у них такая техника, они неплохо живут. Ума не приложу, как это вышло… без нас.
— А кто мы? — усмехнулась женщина, сидящая с краю. — Кучка ростовщиков, воров и обманщиков. На правах держателей ресурсов мы пытались диктовать миру, как он должен развиваться, а в итоге сами его и уничтожили руками безмозглых идиотов. Вы одного так и не поняли: не унесёшь в могилу все сокровища, не они нам нужны…
— А что нужно, дорогая Тана? Что?
Женщина тяжело вздохнула и, кажется, её голосовые настройки слетели:
— Детский смех, улыбка матери, ветер на коже, тёплый дождь, лучи солнечного света на половицах, запах утреннего кофе со свежеиспечённой булочкой… всего этого у меня больше нет и никогда не будет. И для этого мне не были нужны все деньги мира.
— Ну, чтобы мать улыбалась, она должна есть и за что-то жить, — разбил ностальгическую тираду женщины ещё один мужчина за стойкой. — Да и булочку свежую с кофе не каждый мог себе позволить…
— А почему?! Почему так случилось?! Почему кто-то не мог себе позволить булку?! — взвилась женщина и подскочила с места. — Всё из-за нас, из-за наших кривых мозгов, из-за нашего естества. — Робот резко стукнула себя по голове, а затем со скрежетом провела руками по тонкому механическому стану. — Ненавижу это тело и вас ненавижу.
Она выскочила в сумерки и, должно быть побежала сквозь стену дождя. Дверь за ней громко хлопнула.
— Ну наконец-то тишина, — произнесла дама с браслетом. — Надоел этот идеалистический писк. Сама-то она жила в особняке при первой жизни. Ела в ресторанах. А тут, как жопа стала механической, подумала о судьбах мира. Фу. Лицемерка.
Мужчины молчали, а Тау вдруг стало жутко, кажется, единственное существо, с которым у неё было хоть что-то общее, сейчас бродит под дождём между завалами. И что они там говорили про корабль? Её корабль!
Тау попыталась связаться с помощником, но в эфире было тихо. Снова и снова она шёпотом вызывала «Новый оплот», но молчаливый передатчик транслировал лишь помехи.
Кровь хлынула к лицу Тау, когда до неё дошло: передатчик сломался. Его она починить точно не сможет, для этого придётся расковырять шлем, да и разбирается она только в схемах «Единства».
Костюм снова впрыснул успокоительное, а затем сообщил, что и этот ресурс на исходе. Нужно было что-то делать.
Тау ещё раз взглянула на общий зал. Механические мужчины и женщины разговаривали друг с другом о всякой ерунде, бармен подливал вязкую жижу им в бокалы.
— Нужно собрать остальных. Они у себя по континентам сидят и ждут, — наконец сказал тот, кто заговорил первым.
— Плевать на них. Пусть и дальше просиживают штаны в заплесневелых пентхаусах. Чем больше таких, как мы, тем выше конкуренция.
— Ты не знаешь, насколько может быть сильно новое человечество? Возможно, оно не захочет отдавать свой мир нам.
— Конечно не захочет, особенно когда узнает, кто мы такие. Мы уже испоганили одну планету, — заметил мужчина у балки.
— И ты туда же, иди к Тана, два сапога пара.
— Да нет же, мне плевать на этих рабов, я просто говорю, территорию и власть мы легко не отнимем. Не в этот раз.
— А надо ли её отнимать? — на пороге снова стояла женщина-робот по имени Тана. — Зачем она вам? Ну объясните мне?
— Все боги Вселенной! — глаза дамы с браслетом пугающе закатились. — Опять ты. Да вали уже на свою Пустошь. Броди среди трупов, там тебе самое место. Проливай над ними смазку и кайся в грехах.
— Ты омерзительна, — тихо произнесла Тана. — Все вы. И я… такая же… — Женщина упёрлась рукой в косяк и согнулась пополам, словно собиралась исторгнуть из себя всю выпитую жижу. — Было бы у меня сердце, давно бы его проткнула.
— Так иди спрыгни с дамбы. Точно разобьёшься.
Тана смерила напыщенную даму взглядом искреннего презрения. Искусственное лицо сумело передать весь спектр эмоций.
Вдруг у одного из мужчин заработал передатчик:
— Тау Но! Тау! Где вы? Тау Но! Выйдите на связь! Тау Но! Мы будем в шестом секторе. Идите в шестой сектор. Тау Но!
— Отлично, — радостно хлопнул по барной стойке первый заговоривший.
Дама с браслетом широко улыбнулась и хищно оголила идеально белые и полностью ровные зубы. Её индикатор на голове загорелся ярко-алым.
— Вперёд, — скомандовала она. — Нужно захватить челнок быстро и без лишних телодвижений.
Тау едва сдержалась, чтобы не закричать. Она кинулась к двери и попыталась её выбить. Затем испугалась, что человекороботы её услышат, и вернулась к щели. Но тех уже и след простыл. Только дверь снова раскачивалась на проржавевших петлях. В одно мгновение Тау обуяла новая волна паники. Что же она натворила? Как могла подставить свою команду?
Девушка нащупала на шлеме резервный передатчик — аналог чёрного ящика — и быстро записала:
«Мне не стоило покидать родные края и не стоило переться в эту глушь. Отец предупреждал, что здесь нет ничего стоящего, только руины и смерть. Нужно было остаться на перевалочном пункте, а потом скакнуть к Проксима Центавра. Но я всегда знаю лучше, всегда спорю, всегда давлю. Это моя вина. Надеюсь, я справлюсь…»
После незначительного откровения Тау отошла для разбега и ринулась к двери. В эту же секунду та распахнулась. На пороге стоял серый бармен, на этот раз эмодзи на лицевом экране выражало тревогу.
— Торопитесь, — сказал он. — Вам не стоило приходить.
Тау выскочила в общий зал и замерла. На пороге всё так же стояла Тана. Женщина перевела на неё мутный взгляд искусственных глаз и нахмурилась. Понимание пришло к ней быстро.
— Ты Тау? Та, которую ищут?
Девушка, дрожа всем телом, кивнула: очередной впрыск успокоительного не помог.
— Зачем же ты сюда прилетела, девочка? Ох, дитя. Этот мир пал, он умер из-за нас. Понимаешь? Мы уничтожили цивилизацию, а теперь они хотят испоганить все и на вашей планете. Они прикинутся инопланетной жизнью, скажут, что потерпели крушение, наврут, как всегда это делали, ради собственных интересов. А потом захватят власть и вернут всё на круги своя. Разделят вас, оберут до нитки и заставят пахать ради удовлетворения их потребностей. Беги, дитя, спасайся, прячься. Тут есть и другие. Те, что пожаднее и поглупее.
Во рту у Тау пересохло, она едва дышала, так сильно билось её сердце.
— Я лишь… я лишь хотела написать доклад… лучший доклад…
— Лучший доклад… лучший специалист, лучший певец, лучший родитель… — Тана горько рассмеялась. — Не нужно этого всего. Зачем соревноваться, девочка? Нужно просто жить. Единственное, что должно быть лучше, это мир, в котором ты существуешь, а для этого нужно стараться его не рушить, а строить. Любить, мечтать и творить. Хватит состязаться. Остановись.
— Помогите мне, — тихо произнесла Тау. — Помогите не дать им забраться на борт.
Тана отвернулась, вгляделась в черноту мёртвой Пустоши, вытянула руку и поймала в блестящую ладонь несколько дождевых капель.
— А почему бы и нет. Может, так я обрету прощение… Идём.
Тана понеслась вперёд быстро, словно дикий зверь, и Тау едва за ней поспевала. Мелькали огрызки зданий и сваленный в кучу мусор. Порванные провода, перекошенные крыши, рваные раны окон и сгущающаяся тьма. Система щитка отражала ужасы странного и будто нереального мира. Обугленные части мозаики незавершённой картины. Каково же было бродить по мрачным руинам с осознанием невозвратимости былого? Каково было Тана каждый день нести бремя вины за произошедшее?
Потеряв след, Тана и Тау остановились. Обе переводили дыхание, обе выискивали во тьме старожилов погибшего мира. Отступивший на время страх вернулся, и Тау, обхватив себя руками, переступала с ноги на ногу, стараясь привести чувства в порядок.
— Кто тот робот в баре? — спросила она у Тана.
— Мой помощник, он поддерживает свет и делает нам смазку… человек когда-то… Как и я, впрочем. Он служил у меня в администрации. В далёком прошлом я управляла Европейской страной и возомнила себя той, кто может перечёркивать чужие судьбы. Меня бы не посвятили в планы и не дали бы искусственное тело, не переносили бы мой мозг в эту коробку, если бы не муж. Он стоял выше глав государств…
Тау затаила дыхание, глядя в печальные глаза Тана, а та продолжала:
— Когда Они приняли решение, нас свезли в одну лабораторию. Там перенесли сотни сознаний избранных в новые тела, способные выжить после ядерного взрыва. Нас было значительно больше первые годы, но многие не сумели выдержать то, что сами же и натворили. Так же, как не смогли выдержать собственное порабощение, ибо кто-то должен был обслуживать новые тела. Но рабочие, те, что создавали для нас челноки и космические корабли, восстали и уничтожили плоды своих неоплаченных трудов. Там мы стали заложниками Земли. Но однажды Мар увидел в небе огни и понял, что цивилизация всё ещё жива. И тогда у него родился новый план…
Женщина замолчала, опустив голову на грудь, а затем вдруг резко воспряла, огляделась по сторонам.
Они снова бежали все дальше и дальше, а ветер и дождь становились сильнее, хлёстко обрушивая удары на костюм и механический корпус. Вот в небе показались маяки челнока. Махина прожектором выискивала свободную платформу для посадки.
«Я виновата. Это я виновата!» — снова и снова твердила Тау. Она бы заплакала, но они с Тана бежали так быстро, что даже на одну слезинку у неё не оставалось сил.
Челнок снижался, и Тау, не сдержавшись, закричала, будто пилот мог услышать её мольбы, словно её отчаяние отпугнуло бы его. А затем она увидела, как что-то блеснуло между домами. Их было не меньше десятка.
— Всё-таки взяли с собой других! — услышала она крик Тана.
У Тау горели лёгкие, ноги слабели, и надежда гасла с каждым новым падением. Костюм дважды впрыскивал ей витамины и единожды обезболивающее. Хороший костюм, только передатчик сломался.
Тана взобралась на очередное здание в три прыжка, а вот Тау осталась у подножия. Женщина посмотрела на жалкую фигуру инопланетянки сверху вниз, и вспыхнувшая в небе молния озарила её суровое лицо. На секунду Тау подумала, что робоженщина плюнет на всё и бросит её, но та спустилась, подсадила, дав Тау ухватиться за карниз.
Челнока уже не было видно за острыми осколками зданий. Лишь лучи маяков просачивались сквозь щели и дыры. На размокшей грязи показались множественные следы: роболюди пробегали здесь.
Тау очередной раз оступилась, но Тана подхватила её и волоком потащила за собой. И тут со стороны посадочной площадки раздались крики. Тау обмерла. А затем громко разрыдалась.
Они выбежали к площадке, где с десяток блестящих тел пытались проникнуть в челнок с разных сторон, а люди внутри, облачённые в космические костюмы, снова и снова отбрасывали их ионными пушками.
— Почему они их не убивают? — взревела Тана.
— У нас нет оружия для убийства, потому что не с кем воевать, — плача, ответила Тау.
Лицо робоженщины исказила гримаса душевных мук. Жалость, надежда и понимание слились в одну стойкую эмоцию.
— Скорее! Ты должна забраться внутрь. Я постараюсь проложить тебе путь.
Дрожащей рукой Тау потянулась к мягкой панели, на которой находилась кнопка подсветки. Костюм девушки вспыхнул, озарив мрак. Кажется, люди на челноке тоже заметили свет. Двое повернулись в её сторону, двое других, отталкивая нападавших, прикрывали правый борт челнока.
— Тау! — раздался голос, усиленный громкоговорителем. — Сюда!
И с болью, и с радостью, Тау побежала за Тана. Несколько бывших соратников робоженщины обернулись. Кажется, на руке одной из фигур блеснул золотой браслет.
— Стерва! Предательница! — взвыл мужчина, а затем к нему присоединился и женский голос.
Первого нападавшего Тана отбросила чётким ударом в грудь. Второму оторвала руку, и вместо крови на костюм Тау брызнула вязкая жижа, та самая, которую роболюди пили в баре.
Тана билась с такой яростью и решительностью, что несколько блестящих тел отступили в страхе.
— Ты бы так за наши интересы сражалась, — голос раздался совсем близко. Дама с браслетом.
— Я не сражаюсь за убийц и лжецов, — бросила в ответ Тана. — Беги, девочка! Они ждут тебя!
Земляки Тау сделали коридор, по обеим сторонам от которого работали ионные пушки, по центру оставались Тана и Тау. И первая своим телом прикрывала девчонку, несущуюся к челноку.
— Беги и скажи всем, чтобы никогда не возвращались на этот могильник! Никогда! Здесь нет людей, только их тени! А сами тени ни на что не способны. Они есть, лишь когда светит солнце!
Тау заскочила на платформу челнока, машина вздрогнула, набирая обороты, и потащилась ввысь, заливаемая плотными струями дождя. Через мокрый щиток Тау вглядывалась во тьму. Озлобленные, лишённые последней надежды, ненастоящие люди разорвали Тана. А она всё кричала и кричала, чтобы Тау никогда не возвращалась к былому, чтобы забыла о тщеславии и жадности, ибо однажды она станет одной из них.
Челнок закрыл створки, плотные скрепы прижались к корпусу. Дождь осыпал ударами водяного хлыста смотровое стекло, корпус дрожал, и небо разорвала белая брешь молнии. Но они поднимались, всё выше и выше, оставляя проклятый мир позади. Мир, которым правили алчность и ненависть, мир, в котором любви к человечеству места не осталось. Разрозненные и дикие, с первобытной моралью, блестящие люди из диковинных металлов пытались порабощать сами себя, но скоро поняли, что зашли в тупик. До них просто не доходило, что у человечества есть иной путь, нужно только его отыскать. Без солнца, без света, они были лишь тенью человечества, и даже построить себе челнок они не сумели. Не сумели они и цивилизацию восстановить, ибо на это нужны силы, время и самоотверженность. У них были все сокровища мира и идеальные тела, но и это не уберегло блестящих людей от одиночества и бессмысленности собственного существования.
Так в чём ценность этой жизни? Во власти? В деньгах? Или улыбке ребёнка, встретившего мирный рассвет?
Тау сидела перед иллюминатором и всё ещё глядела во тьму. Тана давно пропала, блестящие люди тоже, только плотный смог клубился под брюхом челнока. Но вот они преодолели линию облаков, поднялись ещё выше и увидели яркое, тёплое солнце. Его свет озарил кабину и мягко облизал щиток шлема. В это мгновение Тау поняла: Тана была права. И никакие сокровища мира и лучшие доклады не стоят человеческих жизней. Им стоит помнить об этом… всегда.
