
Пока земля ещё вертится
21 пост
21 пост
5 постов
12 постов
10 постов
посвящается моей дорогой А.В.
Куда уходит вдохновение… куда же оно подевалось… ау, вдохновение…
С утра из рук всё валится, места себе не нахожу. Как-то особенно пусто в душе. Просто никак не привыкну жить сама, одна, в тишине.
Раньше прямо мечтала — вот, будет у меня своя мастерская, я буду с утра до ночи творить. И непременно шедевры. Так и вижу: одним глазом на шедевр свой таращусь, другим — в окно, на очередь до горизонта. Ну, как какую очередь? Очередь из ценителей и прочих меценатов, желающих приобрести и непременно разместить в музее, так сказать. Что здесь непонятного.
Господь Вседержитель! Какое скудоумие. Мечтать надо было аккуратно, а то вот — сбылось. Я одна в целом свете, никого рядом. Разговариваю от тоски с предметами, они пока не отвечают, к счастью. Всю зиму я сидела над коробкой для мусора и на тоненькие полоски резала фото, свою одежду, его письма, всё, что хоть немного напоминало бы о прошлом. Не помогает. Здесь, в нашей бывшей общей квартире, любая вещь, любой гвоздик — целая история, поток воспоминаний и чувств. Стоп. Если сейчас не остановлюсь, буду до вечера рыдать и убиваться от жалости к себе.
Какая я там? Коучи твердят — сильная, решительная, целеустремленная. Какие идиоты же, срам один. Этой моей агонии уже столько времени — почти совершеннолетняя.
— Девушка, осторожнее! Здесь нельзя пройти.
— За девушку — отдельное спасибо…
Смеётся, заразительно, на всю улицу, на весь город, кажется.
— Что?!
— Что?
— Ничего смешного!
— Очень смешно, по классике просто — рассердиться за такое обращение.
— Не то, чтобы рассердилась… просто…просто неожиданно.
Что ж за косноязычие! Обычно я довольно связно могу выразить мысль. Но видимо, не сегодня. Обхожу огороженный участок улицы. Ишь ты! Девушка.
Кирпичик хлеба с обгрызенными уголками уютно лежит в моей торбочке, ждёт доставки до мастерской, где мёд в банке, термос с чаем. Хорошо. А вечером у меня встреча, обсудим с заказчиком портрет. Такой подарок нынче в моде — отрисовываю по фото портрет в выбранном формате. Согласуем детали сегодня.
— Анна, я принесла несколько альбомов, мне потребуется ваша помощь. Нужно выбрать атмосферное фото, и чтобы было видно, какой он у нас добрый и хороший.
Улыбаюсь. Милая заказчица, видно, что мир и лад в семье.
— Вот эту? Здесь и свет хороший и ракурс. Глаза необычайно синие, редкий оттенок.
— Да, братик у нас единственный синеглазый, ни у родителей, ни у нас с сестрой таких глазищ нет.
— Решено. Берем эту. Сделаю к концу недели.
— Ой, как хорошо. Мы ведь успеем к пятнадцатому, к Сережкиному дню рождения?
— Поднажмем.
Вечер пролетел незаметно, уже за полночь. Интересное открытое лицо счастливого человека. Работать с таким материалом легко, морщинки в уголках глаз, улыбка мальчишки. Крупного седеющего мальчишки. Интересно, а внуки похожи на такого синеглазого деда?
Пятница тринадцатое. Работа завершена, все просушено и упаковано. Скоро приедет заказчица. Я довольна результатом, и вдохновение вернулось, кажется. Разбираю тихонько завалы эскизов и забытых работ. Что-то сегодня вечером пойдет в работу. В дверь интеллигентно стучат, за портретом пришли.
— Здравствуйте, девушка!
— За девушку отдельное спасибо.
— Неожиданная встреча.
— Более чем. А глаза у вас и впрямь редкого оттенка. Утолите мое праздное любопытство, пожалуйста.
— Да? Что такое?
— У ваших внуков какого цвета глаза?
— А у меня нет внуков. И детей нет. Да и жены тоже.
— Вот и у меня…
— Будут! Я точно знаю. У нас с тобой будут очень красивые дети и внуки.
Я точно знаю, что вдохновение не исчезает, оно замирает на время. Затаится, хитро поглядывая из-за вороха неоконченных работ. Тихонько сидит и ждёт своего часа. А потом приходит человек с невозможно синими глазами и вдохновению ничего не остается, как выбраться из своего укрытия и — сиять. Как эти неприлично счастливые глаза.
Кстати. Интересное.
Вдогонку про безудержный креатив вспомнилось хрестоматийное из учебника по маркетингу: новое европейское обезболивающее в арабских странах не продавалось, совершенно. А соотношение цена-качество и дизайн — идеальные.
Почему?))
И рекламные постеры — заглядение! Вот человек корчится от боли, вот принимает чудо-таблетку pain killer, вот с улыбкой на ширину плеч идет по улице. Что могло пойти не так?
Ну, это сейчас уже понятно. Арабоговорящие смотрели рекламные картинки так, как и читали от века — справа налево: идет счастливый здоровый белозубый гражданин, слопал гадость фармацевтики, загнулся))
— Так, а потом мы поедем за Урал, как ты мечтала.
— Потом? После чего? Не поняла…
— Что тут непонятного? После ЗАГСа.
Смотрю. Молчу. Видимо, какую-то информацию я ещё не получила. Жду. За эти годы я научилась терпеливо ждать, когда он объяснит, расскажет, просто побудет со мной. Такая работа. У нас обоих. Надо терпеливо ждать.
— Где у нас паспорта? Заявление же без них не примут…
— Не примут.
Соглашаюсь. Я всегда с ним соглашаюсь. Сначала пришлось мучительно привыкать, что он принимает решения и — самое удивительное! — несет за них ответственность. Долго пришлось жить с неприлично изумленным выражением лица, как у той самой дурочки из переулочка из детской дразнилки.
— Мой хороший, ты что-то мне не рассказал, кажется.
— А?
— Мы собираемся пожениться?
— Конечно.
— Ага. Так. А почему я об этом не знаю?
— Вот, теперь знаешь.
— То есть? Ты мне делаешь предложение?
— Конечно.
— Интереееееесно…
— Ничего интересного, всё понятно было сразу, я же давно сказал.
— Сказал.
— Погоди-ка. Надо же кольца, платье, галстук дурацкий?
— Не знаю. Тебе надо?
— А как ты сама хочешь?
— Я? Чтобы мир во всем мире и быть всю жизнь с тобой.
— Ну, это и так понятно, будем.
— М.
Раз он сказал, что будем, значит — точно. Он умеет держать слово.
Эти два года выдались особо насыщенными на испытания. Умер отец, мне пришлось переезжать к маме и сестренке. Без него я бы давно сошла с ума от горя и отчаяния. А он… он всё решил сам — звонил, договаривался, ездил на встречи. А ночами вытирал мне слёзы, слушал мои истории, кажется, иногда сам украдкой утирал предательски шмыгавший нос прямо рукавом.
Потом тяжело заболела и слегла тётушка, вырастившая его. До последнего она сохранила ясный ум, что было, безусловно, отрадой. Но больно было ничуть не меньше. Настало время, когда мне пришлось стоять у могильной насыпи, стиснув зубы — он невероятно сильно сжимал мою руку, но я не смела пошевелиться, я видела, как ему невыносимо больно. Я просто была рядом.
***
Невесте положено быть веселой и счастливой. А я, атипичная такая, всё время напеваю из Дольского: «Как юность нам с небрежной простотою дарует единенье душ и тел, так зрелость уязвима красотою и чувствует сближению предел. Ни слова лишнего, ни жеста, ни касанья…». А он смеётся. Надо мной. Он знает, что всё будет просто замечательно. И я верю, потому что ему нельзя не верить.
Суббота не задалась с самого утра. Отопление внезапно вырубили, авария, выживайте.
Умотанным бегемотиком стараюсь ещё поспать под толстым одеялом. Осень грустная, совершенно не золотая в этом году. Даже порадоваться не получается — серо и холодно.
Да что ж такое! Грохот по всему дому, топот, окрики. Те, кто не соблюдает тишину поутру в выходной, для вас в аду специальный котел готов! Вместе с одеялом плетемся на кухню. Кофе не поможет, нужна ведерная кружка с какао. Сейчас я немного поворчу и начну жить. Как обычно — радостно и с огоньком. Всё-таки какао умеет примирять меня с жизнью. Грохочите уж, окаянные новые соседи, топайте. Раз приспичило вам переезжать с утра в субботу.
Свою любимую розовую чашку — а что! я почти девочка-принцесса… со стажем! — стараюсь мыть только вручную, не доверяю свою любимицу бездушной посудомойке. Всё, порядки навела, хозяйственная я, пойду жить. Через час тренировка, потом на стрижку записалась. Грустить некогда, да и повода нет. Подумаешь, поворчала малость с утра, это вообще называется специальным словом, немецким — Morgenmuffel, такой «утренний ворчун». Так что я классифицирована и ранжирована, всё по науке.
С сумкой наперевес прыгаю по ступенькам, тороплюсь я, чего тут неясного, у меня скоро спорт. Я клянусь, ничего крепче какао с маленькими зефирками не принимала с утреца. Только (тише! не зовите мне психиатра!) поднимающийся навстречу незнакомый зверь породы мальтийская болонка отчетливо произнес: «Здравствуйте!»
— Доброе утро, хороший зверь! Ты не завтракал?
Грустно смотрит мне в глаза и вздыхает.
— Милый! Как же так? Тебя не кормили?
— Нет…
Снова грустный вздох.
Чувствую, что руки просто сами тянутся к телефону: алё, психиатр, тут белая горячка подъехала… От надвигающегося безумия меня спас поводок зверя. Честное слово! Поводок! На один лестничный пролет внизу оказался хозяин говорящей собаки, шел себе и держался за эту ниточку.
— Доброе утро, говорю! Мы ваши новые соседи, вот только что разгрузили вещи. Не напугал вас мой бандит?
— Дддоброе… ннннеее очень… мы немного поговорили…
— А. Это он может. Не кормили его и он страдает, вздыхает.
— Угу… Собаки же не умеют разговаривать?!
— Не умеют, конечно.
— Фух! Это вы со мной говорили?
— Я. Правда, он у меня так умеет посмотреть своими глазищами, что вот-вот сам заговорит, кажется.
Начинаю понимать весь абсурд ситуации, хихикаю дурочкой:
— Хорошего дня вам обоим, новые соседи!
— Всего доброго!
(продолжение следует)
Идём днём по аллее, мирно, никого не трогаем. Вдруг резкий «дзынь» торопыги-самокатчика. Подпрыгиваем изрядно перепуганные, мимо роскошно пролетает самокат с парой арабских студентов. Сердце тарахтит где-то в ушах, и только восьмилетний крестник методично лопает мороженое и ровным голосом сообщает: «Я сейчас позвоню кому-то. Арматурой. По темечку»
Мужик невозмутимый вырос! Что тут скажешь.
Крестник мой, тег моё, арабы не мои.
Бреду по парку со всем своим потомством. Рассуждаю:
— Всё-таки личностный кризис — это хорошо. Теперь я в курсе всех новомодных тенденций. Гештальты там, и всякое прочее…
Тишина. Народ заткнул оба уха наушниками, смотрят на меня задумчиво, симулируют внимание. Продолжаю.
— Кажется, все гештальты я закрыла… Даже покурить пробовала. Хорошо… Но невкусно…
По аллеям парка бродят тинэйджеры всех возрастов, полов, окрасов, нарядов (и это не о пресловутых квардроберах! что эти сиротки в жизни видели?!), причуд. У некоторых в руках/во рту остромодные вейпы. Или — как их там? Задумчиво продолжаю монолог:
— Хм. Ребята, эти пластиковые свистульки — наркотики вроде?
Младшая не выдержала. Ядовито:
— Маменька! Хоть этот гештальт вы закрывать не будете?