Жду новый пост

Серия «Пока земля ещё вертится»

— Выходите?

— Надо — выйду!

— Позвольте пройти…

Выходит вслед за мной. Ну, если маньяк — я даже и представлять не хочу, но мокрого места от меня точно не останется.

— Вы маньяк?

Смех, нет — хохот на всю пустую осеннюю улицу. Деревья вздрогнули и ссыпали порцию яркой листвы.

— Вы боитесь маньяков? Идемте, я сумею вас защитить.

— Даже не представляю того сумасшедшего, который отважится на вас напасть…

— А их нет!

То, как беззаботно он это говорит, заставляет меня улыбнуться. На такого огромного человека камикадзе-безумец рискнет только посмотреть. Да и то — мельком. А потом шлепнется в обморок от страха. Два метра бородатой уверенности и харизмы. Последняя прямо осязаемо льется на мою голову, затекая за воротник пальто. Ёжусь.

— Вам холодно? Бежим?

Хватает бесцеремонно за локоть и тащит. Куда мне за ним поспевать?

— Тише-тише! Никто не мерзнет, не зима же. Куда вы меня тащите?

— Ой! И правда, рань такая, даже кафе закрыты, не пригласить девушку на чашечку кофе. А тише я не умею.

Виновато разводит руками, извиняясь за свой громкий голос и огромный рост.

— За девушку отдельное спасибо.

— Зря.

— Что зря?

— Пытаетесь быть суровой. Не получается так-то. Вы веселая и добрая.

— Это с чего вы взяли?

— У меня ай-кью выше Эйфелевой башни!

— Похвастались?

Хмурюсь, обогнать его не получается. Там, где я делаю три шага, он спокойно проходит один. Отрастят ноги, а я — поспевай.

— Зачем хвастаюсь? Просто говорю.

— М.

— Ж!

Вздрагивает от неожиданности — моя очередь распугивать редких прохожих и сонных ворон. Рыдаю от смеха, вечный ответ на моё любимое мычание.

— Ну! Я же говорил! Веселая.

— С вами не соскучишься.

— Это правда.

— Угу.

Лучше бы я так и рассматривала тротуары, засыпанные осенней листвой. Но я совершила эту ошибку — просто подняла лицо и посмотрела ему в глаза. Что за пошлая мура из женских романов в тонкой обложке! Со мной ничего такого. Никогда.

Внимательно смотрит на меня, прямо в самую душу, кажется.

— Как тебя зовут?

— Кира.

— Михаил.

— Правда?

— Истинная! Паспорт показать?

— Да.

Перед носом возникает огромная ручища с книжечкой гражданина.

— Тут я без бороды, правда. Не совсем похож.

— Как могли родители угадать, что ты вырастешь таким огромным и сразу назвали Мишкой?

— А они не угадывали. Я просто рос очень послушным, хорошо кушал и слушался старших.

Глаза откровенно смеются, морщинки стали заметнее.

— Послушный мишка? Это что-то новенькое.

— Не очень и новенькое, скоро полвека стукнет.

— Огооо.

— Угууу. Куда ты мчишь так быстро?

— А уже пришли. Вот. Прием с восьми, надо подготовиться.

— Доктор?

— Педиатр.

— Я вот инженер.

— Какой инженер?

— Хороший.

Смахивает невидимую паутинку с лица. Почему-то холодея, замечаю кольцо на безымянном пальце. Да мне-то что? Прощаюсь спокойно и ухожу, меня ждут мои пациенты. Обычный сумасшедший день, безумные вирусы, капризные младенцы, шустрые трёхлетки. Моя жизнь. До дома три остановки троллейбусом. Решаю пройтись. За углом у арки сразу же понимаю — не пройти, он перекрыл собой всю улицу.

— Ты чего так долго? Прием час назад закончился. Я звонил.

— М?

— Ну что — м! Поехали!

— Никаких поехали, я иду домой.

— Давай подвезу хоть. Машину забрал из ремонта, снова за рулём.

— Поехали.

Обреченно иду к припаркованному субару. Открывает дверь и бесцеремонно запихивает на сидение рядом с водителем.

Даже не сержусь, как можно сердиться на это огромное счастье. Он так увлеченно говорит что-то, покачивая для убедительности рукой. С кольцом. Задумчиво кручу на безымянном пальце своё. И уже всё знаю. Вселенная дала ответ, хотя вопросов я не задавала. Тянусь к нему, я уже всё знаю, сама, он прекрасно целуется.

Мы стали любовниками. Это было не пошло, не гадко. Это было откровение. Ну да, еще пару-тройку веков назад нас бы побили камнями… «Мы, как птицы, садимся на разные ветки и засыпаем в метро».

— Тише-тише… подожди…

— Я просто больше не могу ждать, я ждал тебя очень долго.

Я не знала, что можно так любить, как он меня, а я — его. Я не знала, что можно не спать всю ночь, отвечая на его требовательные ласки. А потом весь день чувствовать на своей коже его горячие ладони. Как от лихорадки. Огненные просто. И пропахнуть насквозь нашим «Фаренгейтом». Я знаю, как пахнет счастье. И оно, безусловно, выше Эйфелевой башни.

— Я сам растоплю печку. Ты только не засыпай.

— Не буду.

— Не будет она!

Смеюсь, потому что он ужасно и бесповоротно прав. Усну, не успеет и дом прогреться, а он потом найдет на столе под салфеткой пирожки и слопает почти все. Я испекла целый огромный противень, ждала его к вечеру и ужасно обрадовалась, что приехал дневной электричкой. Сможем дольше побыть вместе, любить друг друга. Мне ещё нужно остаться здесь, а он вернётся в город в понедельник — грустно расставаться, особенно осенью, когда и так всё серо, грустно.

Я потихоньку разбираю шкаф и сундук в бабушкином доме, каждая вещичка вызывает целую цепочку воспоминаний, такой старый черно-белый фильм. Много серий, вся жизнь. Готовлю дом к продаже. Не знаю, как я буду с ним расставаться — он часть меня, лучшая часть.

Утром просыпаюсь рано, ещё и не рассвело толком. Тихонько выбираюсь из его объятий. Печь вполне теплая, потом снова затопим. Выхожу в погибающий сад — одно за другим засыхали деревья, не перенесли разлуки с хозяйкой. Брожу, глажу шершавую кору, прощаюсь. Хорошо, что дом расположился над обрывом, одиноко — городскую сумасшедшую люди не поняли бы. В такую рань не спится только мне и воронам. Вон, сидят, нахохлились и смотрят на меня недоуменно, иногда осуждающе каркая. Резко так. Я каждый раз вздрагиваю. Представляю, как они смеются на своём вороньем, наслаждаясь произведенным эффектом.

Медленно возвращаюсь, он ждет меня на крыльце. И сам босиком — великого ума человечище! Проснулся, не увидел меня рядом, побрёл разыскивать.

— Я подумал тут. Может, оставим этот дом. Для нас, для наших детей.

— Каких детей?

— Наших.

— У нас будут дети?

— Будут. Мальчик и две девочки.

— Почему две девочки?

— Чтобы красивые, как ты.

— На всё? Вот после работы приеду и проверю — на что именно.

Смеюсь:

— Абсолютно на всё, потому что с тобой.

Проверили. Всю ночь почти проверяли. Оказалось, не только я согласна на всё, он тоже — на всё. Наматывает на палец прядь волос:

— Скажи, ты ведьма?

— Угу. Ты же знаешь.

— Надо ещё раз удостовериться.

— М.

Утром тихонько просыпаюсь, на носочках ухожу из спальни. Пусть ещё поспит. Сегодня в дорогу. Привычка вскакивать в полпятого — в генах, видимо. Бабушка была дояркой.

У нас уже сложившийся утренний ритуал. Сонно:

— Ты чего в такую рань?

— Корову проводить.

— М. Потомственная доярушка.

Хихикаю. Сегодня вот удалось сбежать неслышно. Тихонько закрываю дверь. Варю себе кофе, устраиваюсь на нашем крохотном балкончике. Ласточки уже мечутся, пропитание собирают, воздух наполнен их щебетанием. День будет хорошим. У меня все приметы — добрые, как в старой песне.

Чемоданы я уже уложила, всё упихнула. Мы едем в отпуск. Самое волшебное летнее слово — отпуск. В нём есть надежда, предвкушение радости, чудо.

Угу, я верю в чудо. И в Деда Мороза тоже, он всегда мне под ёлку в родительском доме мешок с конфетами и одним рыжим мандарином кладет. Я каждый год нахожу и радуюсь. Уже много лет.

Бродить вдвоем по Питеру — это тоже чудо. У меня есть особенные кеды, видевшие всё. Кроме Парижа, пожалуй. Там мы были зимой, пришлось в ботинках гулять.

Главное, в процессе «брожения» не превращать прогулку в экскурсию. Я могу без умолку тарахтеть про Петербург Гоголя, Пушкина, Достоевского, Белого, Ахматовой с Гумилёвым.

Сегодня вот, в последний день наших питерских каникул, держусь, из последних сил. Он сто тысяч раз это слышал. Благородно молчу, пусть хоть слово сможет сказать. Ничего не поделать. Затравить интеллектом — моё.

А уже дома разбираю чемоданы, в своём нахожу незнакомый свёрточек.

— А это что? Твоё?

— Неа. Твоё.

— Точно не моё, первый раз вижу.

— Ты разверни. Точно твоё.

Разматываю подарочную упаковку, долго мотаю, не поскупился.

— Это…

— Да, ключи. От твоей новой машины. Не одна ты умеешь создавать инфоповоды. А?

— Дааа…

С алкоголем я на дистанте, на очень далёком дистанте. Поэтому моя радость за ребят абсолютно ничем не подогрета, просто от сердца. Они милые, такие юные. Вот, женятся. Дурачьё.

Понимаю, что присутствующие уже набрались до изумления, и мне пора откланяться. Потому что дальше — зажигательные танцы, а это мне уже не по харизме. Тихонько кивнула хозяйке, пробираюсь к выходу. Дождь продолжает лить, но тепло. Сентябрь.

— Вы любите купаться в море под дождем?

— Никогда не пробовала.

— Хотите новый опыт?

— Неожиданное предложение. Поднимусь за купальником.

— Жду вас здесь.

— Давайте хоть познакомимся?

— Виктор.

— Татьяна.

— Вы тёзки с хозяйкой дома?

— Полные. Я тоже Александровна.

— Интересное совпадение.

— Угу.

Купальник нацепила. Задумалась. Полотенце? Шляпа? Или сразу дождевик?

Выхожу. Виктор на том же самом месте, курит в кулак. Как мой отец.

Наугад:

— Вы охотник?

— Да. Как поняли?

— В кулак курите, мои все так курили. Охотники же.

— Или? Разведчики?

— Или.

— А вы откуда приехали отдыхать?

— Нижний.

— Ого. А я в Самаре живу и работаю.

— Почти земляки.

Ближайший ауди подмигивает фарами. Открывает дверь, шустро шмыгаю на место.

— А вы за руль отважитесь после застолья?

— В минералке градуса нет. Алкоголь не моё.

— Понимаю. И не моё.

— Замечательно. Едем на дальний пляж, там камни.

— Галька что ли?

— Хм. Я бы сказал — галина.

Начинаем хором хохотать, живо представив те булыжники. Но даже силой своей фантазии я не могла предположить, какие там камни. Доисторические просто.

Действительно, необычные ощущения от моря и дождя. И полотенце бы не пригодилось. Точно.

Нет, секса на камнях не случилось. Это каким отчаянным эквилибристом надо быть! И просто — отчаянным. Всё случилось позже, в цивилизованной кровати. В его доме, почти на необитаемом острове, на самом краю посёлка, у обрыва, как я всё и загадывала.

— Скажи, у нас ведь не унылый курортный роман?

— Ты почему так подумал?

— Ну, вдруг ты уедешь и оставишь меня тут. А я дом вот недавно купил, никак не привыкну жить на два адреса.

— Не оставлю, заберу с собой! Ручной кладью.

Смеемся. Горная речка мерно переносит камни, море шумит совсем рядом, цикады стрекочут. И в воздухе такой удивительный запах — счастья и радости. И солнца. Даже среди ночи.

— А когда ты вернёшься ко мне?

— Чтобы тоже жить на два дома?

— Угу.

— Постараюсь скоро.

Она плавает, он остался загорать. Можно аккуратно развернуться немного в сторону лежаков, мне же надо подтвердить свою догадку. Да, голос не обманул — мужчина красив той самой мужественной красотой, как говорят англичане «late forties». Брюнеты стареют ярко.

Она уже вышла из воды и подошла к мужу. То, как он, немного приподнявшись навстречу, посмотрел на неё… Знаете, пока есть такая любовь, мир наш идиотский стоять будет. Веществ, расширяющих сознание, я не употребляю, но — клянусь! — я прямо видела тот самый «лучистый взгляд» из дамских покетбуков. Не скрою, уставилась на них неприлично просто.

— Холодная вода?

— Отличная.

— Пойду тогда.

— Угу.

Он подходит к воде, потихоньку заходит, не бросается сразу, привыкает.

Я украдкой любуюсь искренней нежностью этой пары. Сентиментальная стала ужасно. Но теперь я знаю, если меня спросят, есть ли в мире настоящая любовь — отвечу без колебаний. Есть. И будет. Наверное.

Осень словно радовала, утешала. По-левитански. Прозрачное высокое небо, яркие листья, всё ещё синяя остывающая река. Гуляю по парку, любуюсь.

— Извините, где здесь ближайшая заправка?

— За перекрестком направо. Увидите.

— Благодарю.

Иду дальше. Я же гуляю. И костюм новый опять же — пусть тоже гуляет. У старушки на углу покупаю все хризантемы. Жёлтые. Дома тихонько сворачиваюсь калачиком на диванчике в комнате дочки. Не плакать не получается. Я честно старалась — увы. Невыносимо тоскливо.

Выходные проходят весело, с огоньком — генеральная уборка до упаду. Моё спасение сейчас. Вечером решила пройтись, чтобы окончательно не одичать в четырех стенах. Гуляю привычной дорогой, сто тысяч раз пройденной с моей малышкой. Я не помню себя без её ручки в моей руке. Понимаю, что сейчас снова начну рыдать. Надо что-то от нервов купить что ли. Или — для нервов. Волшебная мотивация «соберись, тряпка» не помогает. Решаю обмануть себя, спешу за кофе, греть мою страдающую душу.

— Извините, где здесь ближайшая заправка?

— Что?

— Я вас жду здесь второй день.

— Зачем?

— Не знаю. Нужно.

— А.

— У вас что-то произошло?

— Почему вы так думаете?

— У вас такое отчаяние в глазах.

Сердито надеваю очки. Нечего всматриваться тут!

— Не сердитесь, пожалуйста.

— Не буду.

Внезапно признаюсь:

— Дочь вышла замуж. Чувствую себя круглой сиротой.

— Когда сын поступил в питерский университет, я тосковал как-то ужасно. Теперь немного привык.

— Один сын?

— Да. Мы с ним вдвоем. Так получилось.

— Как вас зовут?

— Анатолий.

— Марина.

— Будем знакомы. Может, чаю пойдем выпьем?

— Кофе!

— И всю ночь потом овечек считать станем?

Смеемся оба, представив кудрявых ванильных зверюшек на тоненьких ножках, резво перепрыгивающих заборчик.

— И всё-таки. Что вы здесь делаете?

— Вас караулил. Два дня. Я подумал, что если вы в тот раз гуляли в лёгком костюме и без зонтика, то живете рядом с парком. И в случае дождя сможете сразу уйти.

— Ого! А если на машине?

— В лодочках на шпильке? Хотел бы я видеть, как вы лихо справитесь с газ-тормоз-сцепление.

— Вы детектив?

— Нет. Я физик.

— Ну, почти настоящий детектив.

— Интересная логика.

Смеемся.

Нам удалось спасти друг друга от безысходности.

— Спасибо тебе, родной. Ты появился в моей жизни очень вовремя, по-осеннему солнечно.

Молча целует в висок. Только морщинки в уголках глаз становятся заметнее — улыбается.