После прогулки в субботу по холоду и ветру внезапно вообще пропал голос – остался только тихий шёпот. И у этого состояния оказался целый ряд преимуществ:

• Говоришь только самое важное и по делу – и при этом к тебе внимательно прислушиваются, наклоняются поближе, ловят каждое слово. Такого уровня вовлечённости не добиться никаким повышением голоса.

• Идеальная отговорка для социопатов: «Извините, мне нельзя много говорить, врач запретил».

• Чудесная возможность потренировать красноречие с помощью мимики и жестикуляции.

• Рабочие созвоны превратились в спокойные мероприятия. Сижу, попиваю чай, слушаю с умным лицом, не ожидая внезапного вопроса.

• Теперь появилась легитимная причина не брать трубку при звонке: «Всё равно не разберёте, пишите в чат».  А я прочитаю, когда будет удобно.

• Даже мои коты стали более внимательными к тому, что я шепчу: смотрят в глаза, удивляются, в эти дни меньше говорят.

В общем, получаю в эти дни настоящий «детокс» от шума и суеты, которого мне давно не хватало.

https://t.me/OlgaSharij/8868

Она впорхнула в вагон, и воздух словно загустел. Полупрозрачное платье обрисовывало изгибы, которые моё воображение уже достраивало без спроса. Духи — нежная смесь жасмина и чего-то запретного — ударили в голову, как крепкий ликёр. Её взгляд задержался на мне, будто игла на пластинке, и мелодия пошла со скрипом.

Притворился, что глотаю новости в телефоне, но краем глаза ловил, как она медленно проводит языком по нижней губе. Сознание ёкнуло: «Это просто метро, чувак, не фильм про вампиров».

Поезд дёрнулся, и её бедро мягко упёрлось в моё. Тепло сквозь тонкую ткань платья обожгло кожу. Она не отстранилась. Вместо этого повернулась чуть ближе, и прядь волос упала мне на запястье.

— Виновата… — произнесла она шёпотом, который звучал как приглашение.

— Бывает, — выдавил я, хотя внутри всё взорвалось.

Её пальцы «случайно» легли на мой ремень, поправляя несуществующую складку. Дыхание участилось, а гул колёс вдруг стал ритмом для игры в молчанку.

— Выходите на «Парковой»? — спросила она, изучая узор на моей рубашке.

— Нет… А вы?

— Внезапно… тоже нет.

Тени вагона сплелись в тайный зал, где наши колени теперь говорили громче слов. Ладонь скользнула ниже, к краю сиденья, и мизинец нарисовал зигзаг на моём бедре. «Случайность» — подумал бы я, если бы она не повторила это дважды.

Двери открылись на станции-призраке, где никто не вошёл и не вышел. Она приподняла бровь, а я вдруг понял, что ремня у меня вообще не было…