Визуализация. Ядерный спин атома переключается между квантовыми состояниями. Переключение наблюдается как флуктуация электрического тока, проходящего через атом, в течение нескольких секунд.
Команда Технического университета Делфта впервые в реальном времени наблюдала, как ядерный спин отдельного атома переключается между квантовыми состояниями, добившись одноимпульсного считывания состояния через электронную оболочку с помощью сканирующего туннельного микроскопа (STM) и электронного спин-резонанса (ESR). Наблюдалась уникальная стабильность ядерного спина на масштабах порядка 5 секунд, что открывает путь к атомарному квантовому сенсингу и управлению на поверхности твердого тела.
Визуализация атома изотопа 49Ti на подложке MgO/Ag
Исследователи использовали STM/ESR-подход, при котором прямое состояние ядра считывается косвенно — по влиянию сверхтонкого (hyperfine) взаимодействия на электронный спин и туннельный ток, давая «ступенчатые» переключения в реальном времени. На одиночном атоме изотопа 49Ti на подложке MgO/Ag реализован быстрый импульсный режим, где скорость измерения превышает скорость естественного флипа ядра, что обеспечило одноимпульсное чтение без усреднения; характерное время стабильности ядерного спина составило около 5 с, тогда как электронный спин релаксирует примерно за 100 нс.
Значимость результата в том, что продолжительное время жизни ядерного спина на поверхности создают ресурс для долговременной памяти и высокочувствительных сенсоров на атомном масштабе, где ядерные спины выступают более «тихими» кубитами по сравнению с электронными. Достижение одноимпульсного чтения — ключевой рубеж: считывание быстрее релаксации открывает возможность протоколов обратной связи и управляемых последовательностей без статистического усреднения, что критично для поверхностной квантовой метрологии, сенсоров и симуляторов.
Ян де Витт — личность настолько яркая и противоречивая, что о нём можно снимать политические триллеры. В XVII веке, в разгар Золотого века Нидерландов, он стоял во главе республиканского движения. Де Витт был тем человеком, который стремился защитить свою страну от влияния и чужеземных и своих королевских дворов, чтобы сохранить независимость регионов. Звучит так, словно он не терпел, когда ему указывали, что делать.
В качестве великого пенсионария (это что-то вроде премьер-министра, только с более звучным названием) он управлял страной в один из самых ярких её периодов. Однако его борьба против Оранской династии и стремление к созданию республики привели к трагическому концу. Его смерть, произошедшая на глазах у толпы, стала символом политической нестабильности.
1. Исторический контекст.
В XVI веке Нидерланды оказались под властью могущественной Испанской империи, которая стремилась захватить как можно больше территорий. Эта империя управлялась династией Габсбургов, которые в то время, казалось, мечтали о титуле «главные коллекционеры чужих земель».
Карта колониальной экспансии Испанской империи
Испания владела землями на пяти континентах, а в Европе она контролировала Неаполитанское королевство, часть Франции и, конечно, Нидерланды. В те времена Нидерланды назывались Семнадцатью Провинциями и представляли собой обширную территорию, включающую современную Голландию, Бельгию, Люксембург и часть Франции, такие как Артуа и Фландрия.
Изначально эти земли принадлежали герцогам Бургундии из французской династии Валуа, но, как это часто бывает с королевскими династиями, семейные связи запутались. В результате этих сложных взаимоотношений европейских правящих домов Нидерланды оказались под властью Испании.
Нидерланды указаны светло-зелёным
В 1556 году император Карл V, один из самых влиятельных правителей Европы, отрекся от престола. Нидерланды он передал своему сыну Филиппу II, королю Испании.
Однако у Филиппа II были свои представления о том, как следует управлять страной. Он был убеждённым католиком и верил в абсолютную власть, что, мягко говоря, не вызвало восторга у жителей Нидерландов.
К тому времени большинство нидерландцев исповедовали протестантизм и хотели иметь возможность управлять своими делами без постоянного вмешательства короля-католика. Но Филипп не собирался отступать: испанцы начали навязывать свою религию и жёсткий режим. Недовольство росло с каждым днём, и, в конце концов, вспыхнула Восьмидесятилетняя война — настоящий марафон борьбы за независимость.
В 1566 году терпение жителей Семнадцати Провинций иссякло, и они восстали против испанских Габсбургов. Представьте себе: на одной стороне — Нидерланды, которые всё больше склоняются к учениям Мартина Лютера и Жана Кальвина, а на другой — Испания, твердыня католицизма. XVI век — это время, когда Европа буквально разрывалась на религиозные лагеря, и Нидерланды, где кальвинизм становился всё более популярным, никак не могли ужиться с католическими порядками, навязанными испанской короной.
И если вы думаете, что религиозный конфликт был единственной проблемой — не забывайте про испанскую инквизицию. Она была не просто "локальным явлением", а скорее показателем того, как Испания подходила к любым проявлениям инакомыслия. Инквизиция демонстрировала не просто любовь к религиозной строгости, но и весьма специфическое понимание судопроизводства: если вы не согласны с католицизмом, то ваша проблема скоро будет решена — и не в вашу пользу!
Итак, восстание в Семнадцати провинциях было не просто протестом против испанских Габсбургов, но и результатом религиозного кризиса, который вспыхнул по всей Европе. Представьте себе: XVI век, когда по континенту гуляют как идеи протестантства, так и испанские солдаты, а население Нидерландов не может решить, к какой стороне примкнуть.
Надо понимать, что Нидерланды в то время не были единым государством. Это было скопление герцогств и графств, экономически очень разных. Южные провинции, например, особенно их дворянство, сильно противились распространению протестантизма — зачем им менять всё, если и так всё хорошо? А ремесленники юга опасались разорения, поскольку их мастерские зависели от поставок испанского сырья.
В результате этих разногласий в 1579 году южные провинции заключили Аррасскую унию с испанским наместником, решив, что лучше сотрудничать с испанцами, чем рисковать своими доходами. Однако на этом история не закончилась. В том же году семь северных провинций, включая Голландию и Зеландию, подписали Утрехтскую унию. И тут дело пошло серьёзно: северяне не просто договорились сопротивляться, но создали общую армию, завели общую казну и организовали совместное правительство.
Таким образом, в Голландии образовались две совершенно противоположные коалиции. Южная, католическая — подчинялась испанскому королю и придерживалась Аррасского соглашения. Северная же, протестантская — сформировала Утрехтскую унию. Вильгельм I Оранский, который стал лицом Нидерландской революции и первым штатгальтером Голландии, оказался в сложной ситуации. Он видел, как его страна буквально разваливается на части, но ничего не мог с этим поделать. Как говорится, против течения не поплывёшь. Поэтому в мае 1579 года он подписал Утрехтское соглашение, подчинившись воле бюргеров, желающих самостоятельности.
Испанский король Филипп II, разумеется, не собирался сидеть сложа руки. Вильгельм I Оранский был объявлен мятежником и «врагом народа». Только в 1581 году Генеральные Штаты Северных провинций официально приняли решение — подписали «Акт о клятвенном отречении». Документ гласил, что Филипп II не выполнил своих обязательств перед Нидерландами, а значит, больше не может считаться их законным правителем.
Так началась история Республики Соединённых Провинций. Сначала это выглядело как протест, но на деле всё обернулось созданием первой буржуазной республики в Европе.
Портрет Вильгельма I Оранского.
Получается интересная картина: хотя парламент Утрехтской унии (так называемые Генеральные штаты) формально управлял страной, на самом деле всё было куда сложнее. Принцы Оранской династии удерживали за собой пост главнокомандующего вооружёнными силами во время войн. Они контролировали армию, что давало им огромное влияние.
Однако гражданская власть находилась в руках другого лица — великого пенсионария Голландии. Этот человек выполнял функции, схожие с современными функциями премьер-министра, но с гораздо более широким спектром обязанностей. За ним стояла крупная буржуазия, богатые купцы и предприниматели, которые хотели больше автономии для своих провинций. Их называли федералистами. С другой стороны, Оранские принцы, опираясь на армию и средний класс, стремились к централизации — к созданию единого государства, а их сторонники носили гордое имя оранжистов.
К середине XVII века, то есть к годам жизни Яна де Витта, Соединённые Провинции превратились в крупнейший торговый центр Европы — это был золотой век Голландии. Но, как водится, когда деньги текут рекой, политические интриги не отстают. Борьба между федералистами и оранжистами не прекращалась, и, если честно, казалось, что это противостояние было так же неизбежно, как налоги или дождь в Амстердаме.
2. Ян де Витт. Ранняя жизнь и семья
Ян де Витт
Итак, Ян де Витт — человек, которому судьба явно благоволила с самого начала. Родился он 24 сентября 1625 года в городе Дордрехт, сердце патрицианской Голландии. Его фамилия уже тогда была хорошо известна: де Витты упоминались ещё с 1295 года, но истинное величие к ним пришло позже. Можно сказать, что Ян де Витт — человек, у которого золотая ложка была в руках с рождения.
Его отец, Якоб де Витт, был не просто каким-то там мэром, а шестикратным главой Дордрехта. Якоб учился в Лейденском университете, получил степень магистра права и стал влиятельным юристом. Но что же позволило ему дать сыновьям блестящее образование? Тут всё просто: дед Яна был крупным лесоторговцем и крупнейшим акционером Голландской Ост-Индской компании. Его вклад в 53 000 гульденов на тот момент можно было сравнить разве что с джекпотом в лотерее. Для сравнения: стоимость одного небольшого каменного дома в те годы составляла около 1000 гульденов.
Так что Ян с братом Корнелисом выросли в роскоши и получили лучшее образование, сначала в латинской школе Дордрехта, где им привили любовь к Римской республике, а затем в Лейденском университете.
И, конечно, жизнь была бы неполной без достойного брака. Ян выбрал Венделу Биккер — дочь могущественного Яна Биккера, чей бизнес в Амстердаме процветал на строительстве кораблей и морской торговле. И вот здесь стоит отметить, что Голландия в те времена была супердержавой на море, а флот — крупнейшим в мире. Можно сказать, что золото буквально текли в карманы тех, кто умел строить корабли. Это был союз, который скрепил де Витта с самыми влиятельными патрицианскими семьями страны, создав настоящую золотую сеть, в которой деньги, политика и морская мощь сливались воедино.
Родня Яна Биккера была ярыми противниками оранжистов и поддерживала федералистов. И в середине XVII века политика могла вмешиваться в личную жизнь, а Ян де Витт оказался в центре этого противостояния.
3. Восхождение Яна де Витта.
Наследственность — это, конечно, прекрасно, особенно когда речь идет о престижных государственных должностях. В 1650 году Ян де Витт унаследовал от своего влиятельного отца должность дордрехтского пенсионария. Это звучит как просто передача титула, но на деле де Витт представлял взгляды торговой олигархии в федеральном правительстве. Ну, а если ты хочешь проверить свои силы в политике, то на кого бы ты направил свою первую атаку? Конечно же, на самого влиятельного человека страны — Вильгельма II Оранского, штатгальтера Соединённых провинций.
И вот тут начинаются интриги: дебаты де Витта с Вильгельмом закончились не просто скандалом, а арестом целой делегации федералистов. Представьте себе: Яна, его брата Корнелиса и других пенсионариев запирают в Лувестейнском замке. Вильгельм был явно не в настроении для диалога. Однако такой ход оказался недальновидным. Заключить столь влиятельных людей под стражу без согласования с Генеральными Штатами — это было как минимум рискованно.
Лувестейн.
Торговая элита, обогащенная несметными доходами от торговли, отказалась поддержать военные амбиции Вильгельма II. Он хотел начать войну за южные Нидерланды, но, как говорится, не тут-то было. Амстердам взбунтовался, народ встал на защиту своих героев, и вскоре де Виттов освободили из замка. Кто бы мог подумать, что на политической арене победят не мушкеты, а звонкие монеты.
Теперь представьте молодого и вспыльчивого Вильгельма II: 24 года, буря амбиций и желание править. Всё бы ничего, но судьба, как часто бывает, вмешалась неожиданно. В 1650 году, всего за несколько дней до рождения его сына, будущего короля Англии Вильгельма III, он подхватил лихорадку. Вскоре, врачи диагностировали оспу, и всего через месяц штатгальтер ушёл из жизни, так и не увидев своего наследия.
Смерть Вильгельма II стала настоящим подарком для федералистов. Им, по сути, не пришлось долго ждать, чтобы перехватить власть. Ян де Витт и его сторонники воспользовались моментом и начали так называемую «Первую эру без штатгальтеров». В декабре 1650 года Ян стал пенсионарием Дордрехта, и вся власть Оранского дома тут же перекочевала в руки Генеральных Штатов. Интересно, что в политике де Витта всё решалось не только словами, но и стратегическими браками. Его связи с влиятельными амстердамскими семьями, вроде Корнелиса де Граффа, обеспечили ему поддержку в самом сердце голландской торговли.
Вильгельм II Оранский
В 1653 году Ян де Витт становится великим пенсионарием, фактически становясь политическим лидером Республики. Под его руководством Голландия — самая богатая и могущественная провинция — начинает диктовать условия всей стране. Де Витт проводил политику, которая была выгодна для судоходных и торговых кругов Соединённых Провинций. Эти интересы были сосредоточены в основном в провинции Голландия и в меньшей степени — в провинции Зеландия.
Когда Ян де Витт пришёл к власти, Нидерланды уже были втянуты в Первую англо-голландскую войну — конфликт, разгоревшийся на фоне торгового соперничества двух морских держав. В то время Нидерланды были настоящими лидерами в сфере торговли. Их купцы были везде, от Лондона до Лиссабона, а торговый оборот страны был в шесть раз больше, чем у Англии. Это не могло не вызывать раздражения у соседей, особенно у Оливера Кромвеля — радикального кальвиниста и лидера Английской революции, который не мог спать спокойно, пока Соединённые Провинции не окажутся под контролем Англии.
В 1651 году Кромвель, решив, что пора навести порядок на море, принимает «Навигационный акт». Этот закон, мягко говоря, не сулил ничего хорошего для голландцев. Он запрещал ввоз товаров в Англию на судах, которые не принадлежат британцам, и требовал, чтобы минимум три четверти экипажа этих судов были британскими подданными. Это было ударом по голландской торговле.
На тот момент обе страны были республиками — Соединённые Провинции отказались от испанской короны ещё 70 лет назад, а Англия только что сбросила династию Стюартов благодаря Кромвелю. Но даже несмотря на сходство политических режимов, воевали они не на шутку. Голландцы потерпели несколько поражений, что привело к серьёзным экономическим трудностям. Однако и англичанам жилось не лучше: Дания, союзница Соединённых Провинций, вместе с голландским флотом блокировала английскую торговлю в Прибалтике, а голландские каперы сильно осложняли жизнь англичанам в Средиземном море. И так, к 1654 году обе страны, измученные войной, были готовы пойти на мир.
Ян де Витт и Оливер Кромвель договорились о переговорах, которые привели к заключению Вестминстерского мира. Голландцы вынуждены были признать «Навигационный акт», что на первый взгляд казалось уступкой, но, как говорится, дьявол кроется в деталях. В договоре был один секретный пункт: Англия признавала, что Нидерланды могут отказаться от выбора штатгальтера из Оранской династии. Оранжистов этот договор, конечно же, устраивал, но в тот момент они вообще никому не были интересны. Кромвель опасался, что оранжисты могут сговориться с изгнанной династией Стюартов, и потому этот пункт был для него стратегически важен.
Акт устранения. Кромвель признал отказ Нидерландов от штатгальтера
Война окончена, и Ян де Витт смог сосредоточиться на том, что у него получалось лучше всего — экономике. В отличие от многих политиков своего времени, он понимал, что каждая война оставляет на торговле и финансах кровавый след. Поэтому его политика была направлена на укрепление торговых связей и увеличение капитала. Эта политика была характерна для голландских купцов и патрициев, чьи интересы и представлял великий пенсионарий.
Когда дело касалось коммерческих интересов Соединённых Провинций, Ян де Витт не стеснялся прибегать к радикальным мерам. Да, торговля иногда требует и пушек. Во время Северной войны (1655–1660) он направил внушительный флот для поддержки Дании против Швеции. Главная цель? Свободный проход для голландских торговых кораблей через важнейший пролив Зунд. Но Де Витт не только воевал, он умел и договариваться: в 1661 году он подписал Гаагский договор с Португалией, урегулировав колониальные споры. В результате Голландия признала власть Португалии в Бразилии, но за это получила не только признание, но и 63 тонны золота! Кроме того, португальцы уступили голландцам свои права на Цейлон и Молуккские острова.
Но как только всё стало вроде бы налаживаться, в 1660 году произошли события, которые могли резко изменить судьбу Соединённых Провинций. Оливер Кромвель скончался в 1658 году, а два года спустя Англией снова начали править Стюарты. На трон взошёл Карл II, и это означало, что политический расклад резко изменился. Де Витт и Генеральные штаты стали задумываться, как избежать потенциального удара и со стороны Англии, и со стороны Франции. Оба противника были серьёзными, и нужна была хитрая дипломатия.
Одним из ключевых шагов стало назначение нескольких влиятельных патрициев, включая самого де Витта, в комиссию по воспитанию принца Вильгельма III Оранского. Это было не просто проявление заботы о наследнике престола — это был политический манёвр. Федералисты, следя за воспитанием принца, могли контролировать его взгляды и манипулировать им, постепенно отдаляя Вильгельма III от оранжистов. Де Витт таким образом пытался угодить и Франции, и Англии, одновременно держа ситуацию под контролем.
Однако напряжённость между Англией и Нидерландами не спадала. Они продолжали бороться за контроль над торговыми путями и колониями. В 1664 году англичане захватили голландскую колонию Новый Амстердам, которую мы теперь знаем как Нью-Йорк. Это был серьёзный удар по голландской гордости и экономике. Недолго думая, Генеральные штаты объявили войну Карлу II в 1665 году.
Голландская империя. Светло-зеленая Голландская Ост-Индская компания, темно-зеленая - Голландская Вест-Индская компания. Оранжевые точки были торговыми постами.
Де Витт, как всегда, действовал прагматично и с умом. Он начал реформировать нидерландский флот, заимствуя лучшие черты у англичан. Голландцы стали строить крупные, тяжеловооружённые корабли, способные противостоять английскому флоту. Вторая англо-голландская война велась без явного преимущества ни одной из сторон — словно маятник, она качалась туда-сюда. Но в 1666 году Англия пострадала от эпидемии чумы, а затем разрушительный пожар в Лондоне нанёс ещё один удар по её позициям. Это дало голландцам необходимый перевес.
В 1667 году война завершилась подписанием Бредского соглашения. Англичане сохранили за собой Новый Амстердам (ныне Нью-Йорк), который они захватили тремя годами ранее, но в обмен на это Нидерланды получили ряд территорий в Северной Америке и Карибском море. И хотя голландцы потеряли свой амбициозный Новый Амстердам, их влияние на мировой арене продолжало расти — торговля с кулаками и стратегическими уступками всегда была их сильной стороной.
Несмотря на свою власть как великого пенсионария, де Витт всё же зависел от мнений патрициев Генеральных штатов. Однако, с большинством этих важных фигур он был в родственных связях, что сделало его главным политиком своего времени в Соединённых провинциях. Молва шла, что де Витт — человек, у которого были связи не только в кабинетах, но и на семейных ужинах. Занимая пост великого пенсионария, он совмещал обязанности премьер-министра, министра внутренних дел, министра иностранных дел и министра финансов в одном лице. Неудивительно, что в Англии его прозвали «Королём Джоном» — это прозвище звучало почти как имя средневекового короля.
Интересный факт: его зарплата на посту великого пенсионария составляла 3000 гульденов в год — в двадцать раз больше, чем у простого голландского рабочего. Когда его жена умерла, и де Витт подумывал о том, чтобы уйти в отставку, Генеральные штаты не захотели его терять. Они не только удвоили его жалование, но и выписали премию в 60 000 гульденов. Для обычного голландца это была сумма, которую он заработал бы примерно за 13 жизней. Так что если кто-то и мог позволить себе отпуск, так это Ян де Витт.
К концу жизни де Витт накопил состояние в 450 000 гульденов, став одним из самых богатых людей в Соединённых провинциях. Конечно, свою прибыль он не только зарабатывал на государственной службе — де Витт был опытным торговцем облигациями и увлекался банковским делом. В общем, человек не только с умом, но и с хорошим нюхом на деньги.
Ян де Витт
Для богатой буржуазии Ян де Витт был человеком, который защищал их интересы. Они его любили и поддерживали. Оранжисты же, напротив, ненавидели его, и на то были причины. Его можно было бы назвать "крупным торгашом", если бы не одно "но": он экономил на всём, кроме флота. Голландский флот стал самым могущественным в мире именно благодаря его усилиям.
4. Падение де Витта и его жуткая смерть
Так уж сложилось, что Нидерланды были лакомым куском для крупных держав того времени. Маленькие, но богатые Соединённые Провинции притягивали взгляды своих соседей, как свет лампы насекомых. Особенно во время Второй Англо-голландской войны, когда большая часть бюджета республики была направлена на морское противостояние с торговым конкурентом. Генеральные штаты с опаской осознавали, что пренебрегать своей сухопутной армией было бы неразумно, ведь на юге процветала Франция с королём Людовиком XIV, который не собирался останавливать свой экспансионизм.
Де Витту приходилось действовать в интересах Франции, чтобы защитить республику от притязаний Короля-Солнца Людовика XIV. У Людовика были амбициозные планы на Испанские Нидерланды (современная Бельгия и северная Франция), которые на тот момент входили в состав Испанской монархии. С одной стороны, это давало де Витту определённые преимущества, ведь эта территория служила буферной зоной между Голландией и Францией.
Но Людовик был настроен решительно и готов был "пожирать" Испанские Нидерланды, что ставило де Витта в сложное положение. Ухудшение отношений между Голландией и Францией стало неизбежным: в Соединённых провинциях начали печатать памфлеты, высмеивающие Людовика, и принимать французов, оказавшихся в немилости у Короля-Солнца.
Однако Ян де Витт проявил чудеса дипломатии, разоружив французского короля. В январе 1668 года был подписан тройственный союз между Англией, Швецией и Нидерландами, чтобы остановить экспансию Людовика XIV. Голландская буржуазия, к которой де Витт стремился угодить, решила объединиться со своим давним врагом — Испанской монархией, чтобы не иметь рядом такого могущественного соседа, как Франция.
Но хитрый де Витт играл на два фронта. Не желая окончательно разрывать отношения с Людовиком, он предложил испанскому королю Карлу II уступить несколько городов французам, что могло бы послужить жестом примирения. Но с одним условием: если Людовик XIV откажется и продолжит военные действия, страны тройственного союза будут готовы объявить войну Франции. Этот план был настоящим "тузом в рукаве", хотя, как показало время, идея оказалась не такой уж и удачной.
Де Витт пожелал, чтобы это условие оставалось в секрете, но, как выяснилось, Карл II рассказал Людовику XIV о планах своего де Витта. В ответ Людовик решил отомстить и подписал секретный сепаратный мир с Англией, чтобы совместно напасть на Соединённые Провинции. Вот так-то, Ян! Оказавшись в роли "шахматной фигуры", де Витт не заметил, как попал в ловушку.
На самом деле война между Францией и Нидерландами была неизбежна, и причины этой конфронтации уходили корнями в глубокие различия между католической монархией Франции и протестантской голландской республикой. Кроме того, личная мотивация Людовика XIV отомстить Соединённым Провинциям за прошлые поражения и за обидные памфлеты только добавляла масла в огонь.
Подготовка к войне со стороны Людовика и его министров была блестящей. Соединённые Провинции недооценили своего соперника и полностью проиграли на дипломатическом поприще. В 1670 году Франция заключает тайный союз с Англией, а в 1672 году и со Швецией. Были также заключены союзы с княжествами, граничащими с Голландией — Мюнстером и Кёльном. Если бы это был сериал, здесь бы поднялся вопрос: "Кто следующий?"
1572 год стал роковым не только для Нидерландов, но и для Яна де Витта. Голландцы прозвали этот год Rampjaar, что можно перевести как "Год бедствий". 22 марта Англия напала на голландский торговый караван, объявив войну Соединённым Провинциям. Несмотря на все усилия, голландцам удалось лишь сдержать натиск английского флота на море, тогда как на суше дела обстояли куда хуже. Французские войска за четыре дня захватили города Клевского герцогства, открыв путь к Соединённым Провинциям. Всего за несколько месяцев сдались множество богатых городов, и четыре из семи провинций оказались под оккупацией французов.
Власть Яна де Витта пошатнулась. Для защиты Голландии от наступающей французской армии были использованы оборонительные сооружения, окруженные затопленными участками. Но что-то пошло не так, и многочисленные польдеры оказались заполнены. "Затопить или не затопить?" — думал де Витт, но в итоге выбор оказался не в его пользу.
Затопление польдеров должно было защитить Нидерланды от наступления врага, но вместо этого затопило крестьянам их земли. Это стало причиной восстаний на селе, но польдеры наполнялись водой так медленно, что и в городах началась паника. Горожан грабили, у крестьян отбирали провиант, а Де Витт... Де Витт просто не хотел сдаваться, несмотря на давление. А Генеральные штаты? Они, видимо, решили, что мирные переговоры с Францией — куда лучше, чем плавающие дома.
21 июня 1672 года братья де Витт чуть не отправились в лучший мир. Ян де Витт возвращался домой ночью, его слуга нёс факел, чтобы хоть что-то было видно. На Гаагской площади их ожидала "тёплая встреча" — четверо молодых людей с мечами. Они погасили факел, оставив пенсионария в темноте и, возможно, впервые в жизни без ответа. Де Витт получил ножом в шею и тяжело ударился головой, но сумел выжить. Целых 40 дней ему пришлось провести в постели — не совсем то, что нужно активному политику.
Черный тюльпан - исторический роман Александра Дюма-отца (1850), посвящённый драматическим событиям 1672 года, вошедшего в голландскую историю как «год бедствий»
Пока Ян восстанавливался, оранжисты воспользовались моментом. Вильгельм III Оранский, при поддержке испуганных федералистов, был провозглашён штатгальтером и главнокомандующим армией. Падение дома де Виттов началось с, казалось бы, невинного разговора. 7 июля цирюльник Виллем Тихелаар пришел к Корнелису де Витту обсудить… свадьбу. Казалось бы, обычная беседа — Вильгельм III собирался жениться на английской принцессе. Но спустя неделю этот самый цирюльник выдал сенсацию: он заявил, что Корнелис якобы нанял его, чтобы организовать покушение на принца за внушительные 30 000 гульденов. Абсурд? Возможно, но уже 24 июля Корнелиса де Витта арестовали, но он решил не сдаваться и выдвинул встречное обвинение против Тихелаара.
Оба они запутались в своих показаниях, но судьи, побаиваясь народного гнева, решили "прижать" Корнелиса. Что они сделали? Конечно, прибегли к пыткам. Пытки продолжались три с половиной часа. Ему давили большие пальцы на ногах весом в 25 кг, перевязывали конечности, чтобы нарушить кровоток. Но даже после трёх с половиной часов пыток Корнелис отказался признавать вину. А вот Тихелаар тем временем уютно отдыхал без всяких "жёстких допросов".
1 августа 1672 года Ян де Витт встретился с Вильгельмом III и понял, что игра закончена. 4 августа он подал в отставку, лишился политической власти и остался гражданином без должности. Бежать за границу? Нет, не его стиль. Он остался в стране, несмотря на то, что над ним сгущались тучи.
Тем временем, разъярённая толпа следила за расследованием дела Корнелиса. 17 августа судьям пришлось поставить его у окна тюрьмы, чтобы убедить народ, что он всё ещё в заключении. 20 августа Корнелиса осудили, даже не сказав за что. Корнелису пожизненно запретили въезд в провинцию Голландия, ему пришлось оплатить все судебные издержки и он был снят со всех официальных должностей. Цирюльник был оправдан.
Ирония судьбы: дом Яна де Витта находился буквально в нескольких шагах от тюрьмы, где томился его брат. Когда к нему пришли с просьбой о встрече, казалось, будто его приглашают в логово львов. Но Ян, кажется, не осознавал, насколько близка была реальная угроза.
Полчаса спустя он решился отправиться в тюрьму, но выйти уже не смог. Перед зданием собралась огромная толпа жителей Гааги и окрестных деревень. Поначалу кавалерия охраняла тюрьму, но тут случилось странное: командиру было приказано уйти, якобы где-то крестьяне начали грабить. Ощущение было такое, что кто-то специально развязывал руки толпе. Масло в огонь подлил Тихелаар, который из окна громогласно заявил, что его освободили. Толпа сразу приняла это за доказательство того, что он был прав, а Корнелис действительно планировал покушение на принца. Разъярённый народ послушался призыва цирюльника — расправиться с братьями, ведь наказание Корнелису показалось им слишком мягким для "государственной измены".
Обезображенные тела Яна де Витта и его брата. С картины Яна де Бана.
К концу дня, когда уставшая от войны, пьяная и возбуждённая толпа ворвалась в тюрьму, судьба братьев де Витт была предрешена. Корнелиса убили на месте, забив прикладами мушкетов. Яну досталось не меньше — сначала удар пикой в лицо, затем выстрел в спину. И вот, два бездыханных тела лежали на мостовой, но жестокость на этом не закончилась.
Толпа словно сорвалась с цепи: тела братьев были обнажены, вспороты и кастрированы. Всё, что можно было отрезать — пальцы, уши, губы и языки — было аккуратно отрезано. Но настоящая дикость началась, когда люди, по свидетельствам очевидцев, начали поедать органы или продавать их прямо на месте. Тела же разрывали на куски, жарили на костре и скармливали собакам. В какой-то момент в тело Корнелиса даже запихнули мёртвую кошку — как символ крайнего презрения.
Но и это было не всё. Останки братьев подвесили вверх ногами на всеобщее обозрение, где они оставались висеть в течение нескольких лет, словно напоминание всем: в политике головорезы не щадят никого.
5. Заключение
Ян де Витт — имя, которое ассоциируется не только с расцветом Голландской республикой, но и с её трагическим падением. В его время Голландия была республикой, управляемой буржуазией, и де Витт стал воплощением этих идеалов. Его реформы укрепляли республику, его дипломатия защищала интересы страны, и всё это на фоне жестоких международных войн. Но как только ситуация начала выходить из-под контроля, популярность де Витта быстро рухнула.
Убийство Яна и его брата Корнелиса - не просто акт жестокости, а символ того, как легко власть может быть разрушена под давлением популизма и политической нестабильности. Общество в страхе и ярости не терпит ошибок, и даже самые влиятельные политики становятся уязвимыми перед лицом народного гнева.
Эта история напоминает нам, что даже самые мудрые и просвещённые лидеры могут быть сметены волной общественного недовольства. Роль Яна де Витта в развитии Голландской республики невозможно переоценить, но его гибель ознаменовала конец республиканской эпохи.
Есть некая точка зрения, распространённая, но спорная, которую мы позволяем себе в отношении классических произведений искусства: они прошли «испытание временем», они победили веяния моды, явили некое внутреннее величие, которое никто не может оспорить. Мы смотрим на Венеру Милосскую и трепещем, как трепетали две тысячи лет назад; мы слушаем Симфонию №9 Людвига ван Бетховена, и у нас перехватывает дыхание от тех же звуков, что слышали современники в Вене в 1824 году.
Только история культуры кричит в ответ: это неправда! Большая часть слушателей Бетховена никогда не слышала ни одной ноты другого, ныне всемирно известного, композитора Иоганна Себастьяна Баха, который (после своей смерти в 1750 году) оставался в безвестности десятилетиями. Проходили целые столетия, когда люди смотрели на фигуры на картинах Эль Греко и ничего не чувствовали. Наши предки жили и умирали глухими к достижениям многих героев нынешних художественных справочников и энциклопедий.
ЧТО ТАКОЕ ШЕДЕВР? ВЕЩЬ, ПРИЗНАННАЯ ТАКОВОЙ В ОПРЕДЕЛЁННОЕ ВРЕМЯ, ВЫСОКО ВЗЛЕТАЮЩАЯ НА ПРЕВРАТНОСТЯХ ВКУСА, НО ВСЕГДА СПОСОБНАЯ УЙТИ В НЕБЫТИЕ.
ВИД НА ДЕЛФТ, фрагмент | Ян Вермеер, Нидерланды | 1660-61 г., галерея Маурицхёйс
Именно на мощеных улочках Делфта, вдоль извилистых каналов с аккуратными кирпичными и каркасными домиками, мимо оригинальной ветряной мельницы и церквей, построенных еще в Средние века, мы можем представить себе Вермеера, покупающего пигменты или холсты. Где-то в одном из этих домов он работает над сценами домашнего уединения, приглашая нас в приглушенные покои с клетчатым полом, стульями с высокими спинками и светом, льющимся через витражные окна.
В истории европейской живописи, пожалуй, нет более загадочного случая каприза судьбы, чем Йоханнес Вермеер. При жизни (1632-1675) он прочно обосновался в голландском городе Делфте во время Золотого века культуры первой североевропейской республики. За XVII век, при невероятной конкуренции, в Нидерландах было написано более миллиона картин. В условиях отсутствия традиционного покровительства со стороны дворянства и духовенства, трудно было найти своих покупателей.
Работы Вермеера приобретали пекари и трактирщики, а затем, в течение двух столетий после смерти его маленькие и молчаливые картины, изображающие женщин, читающих письма или разливающих молоко, не привлекали особого внимания. Когда в 1881 году, находившаяся в плачевном состоянии, картина «Девушка с жемчужной сережкой» была выставлена на аукцион, за нее выручили всего два гульдена.
Теперь Вермеер популярен. И ты удивляешься: этот свет, это внутреннее спокойствие, как это может не останавливать сердце каждого зрителя, как останавливает мое?
Судя по продажам билетов в музеи и на выставки, восхождение Вермеера от забвения к мега-знаменитости продолжается. Отцу семейства из жены, тёщи и одиннадцати детей точно бы пригодились эти деньги, раз уж причиной его смерти стали проблемы со здоровьем на фоне безденежья военных лет.
Сейчас мы, вечно занятые современники, погружаемся в его чары - в кристальную возвышенность небольших жанровых сцен и портретов, в чередовании резких и размытых деталей, и, конечно, СВЕТ, льющийся из делфтских окон.
В эпоху гигапиксельных цифровых изображений, старые картины все ещё цепляют современного зрителя. Но почему именно, из всех забытых мастеров бурно развивающегося голландского художественного рынка XVII века, Вермеер стал звездой уже XXI веке?
Или лучше: почему мы? Что случилось с нами после долгого забвения Вермеера, что мы так восприимчивы к его авторскому взгляду?
Молочница | Делфт, Нидерланды, Северная Европа | Новое время, Золотой век голландской живописи, ок. 1660 г., 410 × 455 мм | Национальный музей Нидерландов
Картина МОЛОЧНИЦА была написана Йоханнесом Вермеером около 1657-60 гг., и может быть названа одним из последних произведений периода становления голландского художника из города Делфт. В это время между 1654 и 1660 он перенимал различные сюжеты и стили у других живописцев и в то же время осваивал эффекты, основанные на непосредственном наблюдении и исключительно тонком художественном чувстве.
Увлеченная своим делом, кухарка или горничная наливает молоко из керамического кувшина. За исключением белой струи молока, кажется, ничего не движется. Вермеер уложил это обыденное повседневное действие в впечатляющую картину – фигура свободно стоит в светлом пространстве, как статуя. Композиция излучает спокойствие.
Самой важной особенностью картины является передача света. Мелкие точки, отражающие свет, как, например, посуда на столе, характерны для техники Вермеера.
Современному зрителю картина может показаться почти фотографической в своей реалистичности. Однако композиция была тщательно продумана. Это видно из нескольких правок, внесенных в ходе исполнения, а также из тонких взаимоотношений света и тени, цвета, контуров и форм готовой работы.
В МОЛОЧНИЦЕ сосуществуют тактильные и оптические ощущения: больше нигде в творчестве Вермеера нет такой скульптурной фигуры и таких, казалось бы, осязаемых предметов, а между тем будущий художник светящихся интерьеров уже появился.
Один из факторов - дефицит. Вермеер создал мало картин и умер молодым. Число сохранившихся работ составляет 37 полотен (для 4 из них атрибуция спорна). Нам интересно представить каких высот достиг бы этот голландец позднее, а современным миллиардерам и фондам музеев удобно хранить в его полотнах деньги на чёрный день.
Когда в середине XIX века Вермеер был заново открыт, он воспринимался не просто забытым старым мастером. Казалось, что он может сказать что-то особенное Европе, устремившейся в сторону модернизма - особенно в его оптических приемах «резкость-размытие» и нестандартной обрезке, которые и тогда, и сейчас вызывают у зрителей ощущение «правдивости» его картин.
Ложная невинность сюжетов завораживала все больше и больше в отчужденном XX веке, который обращался к Вермееру за прозрачностью, порядком, гармонией. Но этого недостаточно, чтобы объяснить «вермеероманию» сегодня. Возможно, что его привлекательность теперь кроется в другом. В гораздо большей степени она заключается в способности картин замедлять время.
Посмотрите на девушку с поджатыми губами, читающую в полумраке письмо. Затуманенный, неподвижный вид Делфта. Служанка, устремившая все свое внимание на молоко, льющееся из скромного кувшина. Ничего важного не происходит, но может быть мы живём мире, где слишком много этого самого важного, стремительного, навязчивого? Что такое шедевр сейчас? Может быть это вещь, которая возвращает жизненно необходимую способность к концентрации и созерцанию в этом шумном мире новостей и уведомлений?
МАЛЕНЬКАЯ УЛИЦА, фрагмент | Йоханнес Вермеер, ок. 1658 г. | Национальный музей Нидерландов
Согласно налоговому реестру XVII века из архива Делфта, Вермеер написал дом своей тётки в восточной части города, недалеко от главной площади по адресу Vlamingstraat 40-42.
Современные писатели, кинематографисты и другие деятели искусства, имея пробел в сведениях о жизни Вермеера, подпитывают растущее увлечение творческими спекуляциями. Огромная часть феноменальной популярности художника опирается на … воображение. В одних романах и фильмах пустые пространства домашних интерьеров Вермеера наполнены личным повествованием, в других - пытаются дать ответы на загадки его рабочего метода.
Так было и с писательницей Трейси Шевалье, которая в конце 1990-х годов начала писать роман о вермееровской «Девушке с жемчужной сережкой». По ее словам, она быстро определила для себя ключевой параметр проекта: «Он должен быть коротким, и я должна написать его в манере картины Вермеера, сдержанно и сосредоточенно».
Поскольку исторических исследований по теме было мало, Шевалье не пришлось сначала читать множество книг, чтобы ознакомиться с тем, что было известно о Вермеере. По ее словам, наибольшее вдохновение она почерпнула из официальной описи вещей из дома художника в Делфте, составленной через несколько месяцев после его смерти.
В описи были перечислено содержимое каждого шкафа в доме, включая все вещи его жены. Конкретность списка помогла ей представить себе личную вселенную Вермеера: писал в основном в двух комнатах первого этажа, редко путешествовал, оставил после себя скудные документы и умер без гроша в кармане в 1675 году.
ИСКУССТВО ЖИВОПИСИ | Йоханнес Вермеер, 1666 - 1668 гг. | Музей истории искусств, Вена
Вермеер всегда был мастером, чья острая способность к визуальному описанию скрывала, насколько сознательно он конструировал свои безмолвные сцены. Поэтому главным промахом или неудачным экспериментом в расстановке зрителя и персонажей можно назвать его «Искусство живописи».
Роман Шевалье, ставший бестселлером 1999 года «Девушке с жемчужной сережкой», рассказывает о 16-летней служанке семьи Вермееров по имени Грит, которая работает у художника и становится его натурщицей, его музой.
Постепенно обстановка в мастерской становится все более напряженной, а затем Вермеер одалживает девушке для позирования жемчужную сережку своей жены, что предполагает особую близость между мужчиной и женщиной, даже без интимных отношений.
В 2003 году по книге был снят одноименный фильм, в котором Колин Ферт сыграл роль Вермеера, придав художнику привлекательный облик (мы не уверены в том как выглядел художник), а Скарлетт Йоханссон - роль служанки Грит.
Несмотря на то, что эта история является фантазией, книга и фильм произвели сенсационный эффект, превратив картину «Девушка с жемчужной сережкой» в часть современной массовой популярной культуры, одним из самых тиражируемых изображений в мире.
Фильм привлек внимание людей в тех частях света, которые не были знакомы с Вермеером. Внезапно люди узнали его, и далекий XVII век стал совсем рядом.
Йоханнес Вермеер | Делфт, Нидерланды, Северная Европа | Новое время, Золотой век голландской живописи, ок. 1665 г., 44 × 39 см | Королевская галерея Маурицхёйс, Гаага, Нидерланды
ДЕВУШКА С ЖЕМЧУЖНОЙ СЕРЁЖКОЙ
У этой юной женщины в тюрбане кожа настолько идеальная, что она могла бы давать уроки по фильтрам соцсетей.
Твердые, несмешанные пятна краски, мазки, столь далекие от того натурализма, который мы до сих пор приписываем стилю художника. В точном, но не фотографическом, искусстве описания действительности проявляется тот особенный Вермеер.
Однако здесь нет его обычного завораживающего внимания к вещам - к письмам, к инструментам, к картам на стене, к китайскому фарфору, турецким коврам и бобровым шапкам Северной Америки - и того, как эти вещи придают его вниманию к людям, их описательную значимость. Но великий мастер обошелся и без этого.
Неинвазивные технологии сканирования, такие как инфракрасная съемка, показали, что у «Девушки с жемчужной сережкой» первоначально были ресницы - сейчас они почти исчезли из поля зрения - и что она стояла не в тёмном пустом пространстве. Раньше за ней была зеленая занавеска, но со временем она исчезла из-за химических изменений в краске.
Сейчас идёт научная работа, которая сможет показать, как Вермеер писал картину (слой за слоем, от грунта до поверхности), как она выглядела «прямо с мольберта» и как менялась по мере деградации пигментов и изменения цветов.
Полностью вымышленный сюжет и персонажи (сценарий той самой Трейси Шевалье) в кинокартине режиссера Питера Уэббера служит окном в оживший мир Йоханнеса Вермеера. Здесь прекрасные исторически достоверные костюмы, интерьеры и пейзажи. Художниками-постановщиками Беном ван Осом и Тоддом ван Хюльзеном была проделана удивительная работа. Также это запомнилось как особенный случай, когда приглашённые исторические консультанты не были бесполезной мебелью.
Съемки фильма проходили в основном в студии в Люксембурге. Кроме того, были использованы очень большие натурные декорации с каналами, мостами, рынками и церковью. Всё это основывалось на архитектурных планах старого Делфта середины XVII века и картинах местных художников-современников. Некоторые места были сняты в Нидерландах и Бельгии. Специально для фильма создали декорации, как внешние, так и внутренние, организовали приобретение прав на показ картин из частных коллекций.
Прекрасная операторская работа Эдуарду Серра раскрывает перед нами мир скорее из картин Вермеера, чем его реальной жизни. Большинство кадров фильма органично вписались бы между полотнами великого голландца: та же глубина, краски и великолепная работа с перспективой и освещением.
Голливудский блокбастер «Девушка с жемчужной сережкой», как мог, воскресил новую «Мону Лизу» из Северной Голландии.
ВЫШЛО СОВСЕМ НЕ ПЛОХО, НА МОЙ ВЗГЛЯД.
А напоследок, давайте полюбуемся ещё парой знаковых работ вернувшегося из забвения гения, проникнемся атмосферой его картин и отправимся посмотреть впервые или пересмотреть заново фильм Питера Уэббера.
ГЕОГРАФ | Йоханнес Вермеер, 1668 - 1669 гг. | Штеделевский художественный институт | Франкфурт-на-Майне, Германия
ДЕВУШКА, ЧИТАЮЩАЯ ПИСЬМО У ОТКРЫТОГО ОКНА | Йоханнес Вермеер | Делфт, Нидерланды, Северная Европа | Новое время, Золотой век голландской живописи, ок. 1659 г., 64 × 83 см | Дрезденская картинная галерея | после реставрации
Это одна из первых больших жанровых сцен Вермеера, после небрежно написанных в первые годы библейских и мифологических картин.
Молодая женщина стоит в профиль, голова ее слегка склонена. В стеклах открытого окна, мы видим ее искаженное отражение. Мы видим и ворс османского ковра, и блеск китайской фруктовницы, и складки занавески.
В течение 250 лет или более задняя стена была пустой - но в 2021 году реставраторы закончили удаление посмертных добавлений, чтобы показать пухлого, покоряющего Купидона: одну из многих картин Вермеера в картине. Это сразу дало объяснение всей сцены. Письмо, как теперь выясняется, любовное.
ДАМА СО СЛУЖАНКОЙ, ДЕРЖАЩЕЙ ПИСЬМО | Вермеер | Делфт, Нидерланды, Северная Европа | Новое время, Золотой век голландской живописи, ок. 1666-67 г., 90 × 78 см | Частная коллекция, Нью Йорк
Мы знаем о Вермеере мало и из вторичных источников. Поэтому с таким вниманием изучается каждый пункт описи домашнего имущества, составленной после его смерти.
Например, это «желтая атласная мантия с белой меховой оторочкой» его жены Катарины. Исходя из финансового состояния семьи, оторочка этой (ставшей участницей нескольких картин) мантии, скорее всего, была не из горностая,а из более дешевого кроличьего или кошачьего меха.
Потому же считается, что та самая жемчужная серьга с картины и знаменитой «Девушки с жемчужной сережкой», которая должна была стоить целое состояние, была, скорее всего, стеклянной.
ㅤ
Максим Ферапонтов для проекта исторического цифрового журнала Historia Maximum. Ежемесячный журнал делаю один и раздаю бесплатно. Подробнее здесь (на Пикабу).
Любой научно-популярный материал о нидерландском художнике т. н. Золотого века голландской живописи Йоханнесе (Яне) Вермеере, конечно, должен содержать рассказ о «Девушке с жемчужной серёжкой» - старой картине живописной и новой картине художественной.
Определённо, мы уделим должное внимание самому узнаваемому и популярному полотну великого голландца, как и голливудскому блокбастеру со Скарлетт Йоханссон и Колином Фёртом. Уделим в новом выпуске журнала Historiam Maximum, но не сейчас.
Сейчас мы посмотрим на лучшую, на мой взгляд, работу мастера, о котором мы знаем настолько мало, что искусствоведы называют его «сфинксом».
Картина «Молочница» была написана Вермеером около 1657-60 гг., и может быть названа одним из последних произведений периода становления голландского художника из города Делфт. В это время между 1654 и 1660 он перенимал различные сюжеты и стили у других живописцев и в то же время осваивал эффекты, основанные на непосредственном наблюдении и исключительно тонком художественном чувстве.
Увлеченная своим делом, кухарка или горничная наливает молоко из керамического кувшина. За исключением белой струи молока, кажется, ничего не движется. Вермеер уложил это обыденное повседневное действие в впечатляющую картину – фигура свободно стоит в светлом пространстве, как статуя. Композиция излучает спокойствие.
Самой важной особенностью картины является передача света. Мелкие точки, отражающие свет, как, например, посуда на столе, характерны для техники Вермеера.
Современному зрителю картина может показаться почти фотографической в своей реалистичности. Однако композиция была тщательно продумана. Это видно из нескольких правок, внесенных в ходе исполнения, а также из тонких взаимоотношений света и тени, цвета, контуров и форм готовой работы.
В «Молочнице» сосуществуют тактильные и оптические ощущения: больше нигде в творчестве Вермеера нет такой скульптурной фигуры и таких, казалось бы, осязаемых предметов, а между тем будущий художник светящихся интерьеров уже появился.
А, впрочем, смотрите сами! Смотрите прямо здесь, а если есть возможность, то лучше здесь в высоком разрешении.
«Молочница», художник Йоханнес Вермеер | Делфт, Нидерланды, Северная Европа | Новое время, Золотой век голландской живописи, ок. 1660 г. | 410 × 455 мм | Национальный музей Нидерландов
Ничего особенного верно? За исключением прекрасного исполнения, банальный бытовой сюжет: крепкая деревенская девушка - служанка готовит кашу из чёрствого хлеба и молока. Выполнение женщиной домашних дел часто восхвалялось в голландской литературе и картинах того периода.
Однако, любое произведение искусства будет лишь отчасти понятным без погружения в культурный и исторический контекст.
Вермеер мог задумать или не задумать свой кувшин как эротический намек , но он определенно хотел, чтобы искушенный зритель вспомнил более ранние картины голландских мастеров, изображающие симпатичных служанок и кухарок, а также репутацию этих женщин как сексуально доступных.
В реальной жизни их «поклонниками» часто были хозяева или их знакомые из круга новой буржуазной элиты Соединённых провинций. Конечно же, предполагаемым зрителем этой картины был не слуга, а светский человек и знаток.
«Молочница» Вермеера излучает очень приземленную привлекательность, с ее закатанными рукавами, обнажающими бледную кожу, ее пышными формами и ее слабой улыбкой. Для зрителя-мужчины того времени намеки на сексуальность придавали картине элемент эротической фантазии.
Напоследок скажу, что ушёл из жизни художник всего лишь в 43 года. Он впал в уныние и умер, не имея возможности продолжать творить по причине материальных проблем.
Ключевой темой этой статьи будет свет — как физический в виде электромагнитного спектра, так и метафорический в виде света знаний, разгоняющего мрак.
Вы читаете меня, благодаря тому, что экран вашего устройства излучает фотоны света, которые сталкиваются вашей сетчаткой, поглощаются колбочкой или палочкой, что, в свою очередь, возбуждает нейронную сеть в вашем мозге. То есть у вас в голове почти буквально загорается лампочка. Этот инструмент человеческого восприятия довольно ограничен. Мы видим только в оптическом диапазоне, который составляет очень скромную часть от всего электромагнитного спектра. Да и в нём наше восприятие крайне ограничено чувствительностью наших сенсоров (попробуйте в ясную ночь взглянуть хотя бы в обычный 10 кратный бинокль в самую пустую часть неба) и обрабатывающим процессором, который ещё и сбоит, порождая иллюзии.
Не удивительно, что инструменты расширяющие эти скоромные возможности многие считают буквально символами науки. Речь, конечно, о телескопе и микроскопе. И есть человек, который имеет непосредственное отношение к ним обоим, хотя и не является создателем ни одного из них. Но в плане открытий и изобретений ему есть чем похвастать. Я говорю о человеке, чья цитата висит над комнатой моих детей. Тут бы самое место его представить, но я немного потяну интригу.
[Кстати, есть видеоверсия данной статьи]
И для начала этой истории мы перенесёмся в Голландию эпохи просвещения. В слове просвещение есть корень свет, но нет корня свят, что довольно символично.
Тема света в прямом и переносном смысле пронизывает науку и искусство этого времени. И одним из самых ярких источников этого самого света является Голландия, переживающая свой золотой век. Давайте взглянем, что там происходит.
Вот, например, работы голландского художника Яна Вермеера, где свет играет особую роль. Думаю, фотографы оценят светотеневой рисунок. Его художественные мастерские, кстати, были уставлены микроскопами, и неспроста. Но к этому мы вернёмся чуть позже. В это же время Голландский математик Виллеброрд Снеллиус открывает закон преломления света, названый позже в его честь. И здесь же зарождается волновая теория света, её впервые озвучил наш главный герой. Пожалуй, настало время явить его на свет: Христиан Гюйгенс.
Отец нашего героя Константин Гюйгенс был дипломатом, писателем, поэтом, композитором и переводчиком. А ещё он был ценителем искусств, восхищался работами Рубенса и именно он открыл молодого и перспективного тогда художника Рембрандта, который несколько раз изображал его на своих полотнах. Да что там, сам Декарт выражал уважение в своих воспоминаниях о встрече с ним. Так что Христиану Констатнинычу с семьёй, пожалуй, повезло. В доме у него были вещи со всех концов света, а частыми гостями были мыслители из других стран. И если его отцу, как я уже сказал, выражал респект Декарт, то его работами вдохновлялся уже молодой Ньютон.
Повезло Гюйгенсу и с местом. В Италии того времени Галилео Галилей и Джордано Бруно открывшие другие миры и рассуждавшие об иных формах жизни имели у себя на родине, скажем так, некоторые сложности. А живший в это время в Голландии Христиан Гюйгенс, признававший идеи обоих, жил в почёте и уважении. Хм, казалось бы, и при чём тут шутка про свет и свят?
Так вот. Галилео Галилей был первым, кто направил зрительную трубу в небо и фактически использовал её как телескоп. Кстати, этот самый первый телескоп был усовершенствованной зрительной трубой голландской конструкции. Галилео позвали профессором в Лейденский университет. Думаю вы догадались в какой стране он находится.
Но вернёмся к нашему герою. Гюйгенс обожал шлифовать и полировать линзы. Он собственноручно построил телескоп с пятиметровой трубой. Он стал первым, кто определил радиус другой планеты, идя по стопам Эратосфена, ну вы помните, тот самый который определил радиус нашей, я рассказывал это в одном из видео. Так вот, Гюйгенс также первым зарисовал географический объект на Марсе (мы сейчас его называем большой Сырт). Это позволило определить продолжительность марсианских суток, которые оказались не так уж далеки от земных. Гюйгенс первым высказал предположение о том, что Венера полностью покрыта облаками.
Галилей открыл кольца Сатурна, но в его короткий телескоп они выглядели как два симметричных выступа, которые он ласково называл ушами. У Гюйгенса телескоп был длиннее, и в него он рассмотрел уже сами кольца, установив тот факт, что они не соприкасаются с планетой. Хорошо иметь длинную трубу.
Буквально пару месяцев назад мы обновили рекорд по количеству обнаруженных нами спутников Сатурна. На сегодня их уже 145. Но крупнейший из них - Титан, ещё тогда в 17 веке открыл наш герой.
В эпоху великих географических открытий популярным товаром были ткани. Торговцы мануфактур проверяли их качество с помощью увеличительного стекла. Именно такие стёкла взял за основу своего изобретения голландский конструктор Антони ван Левенгук. Сконструированный им микроскоп открыл целый новый мир, не хуже новых земель или далёких звёзд. Он увидел микробов, которых назвал animalcules (от лат. «маленькие животные»).
И вы спросите, а при чём здесь Гюйгенс? Дело в том, что Левенгук был душеприказчиком Яна Вермеера (теперь понятно что у него в художественных мастерских делали микроскопы). А он, в свою очередь, был частым гостем в доме Гюйгенсов (ну вы помните - отец нашего героя был ценителем искусств). Голландия того времени - большая деревня.
Христиан Гюйгенс участвовал в создании первых микроскопов и сделал с их помощью немало открытий. В частности, он пытался объяснить, почему в стерилизованной кипячением воде всё равно размножаются микробы, пусть и медленней. Он высказал предположение о том, что они достаточно малы, чтобы переноситься по воздуху и размножаться, попадая во влажную среду. Довольно смелое предположение, бросающее вызов господствующей тогда теории самозарождения жизни. Через 200 лет это смелое предположение доказал Луи Пастер. Левенгук и Гюйгенс идейные прародители микробной теории болезней. А значит они сыграли роль в зарождении современной медицины.
Кстати, о ролях. Раз уж возникла аналогия с кинематографом, то не могу не упомянуть такую штуку, как волшебный фонарь - Laterna magica. Упрощая — это такая коробка, с отверстием, в которое ставили стеклянную пластину с изображением. А внутри свеча или лампада. Фактически это прадед современного проектора, которым уже в те времена развлекали сначала принцев и королей, а после и простое население. Да это же буквально начало киноиндустрии. Часто изображение проецировалось на дым, что создавало фантасмагорию (в дословном переводе — выступление призрака). Иезуиты использовали их в религиозных целях, пугая людей «ужасами преисподней». Учёные же использовали его в научных целях, а в 19 веке и для проецирование своих лекций. Как видите, все по-разному распорядились новой технологией. Тогда же их начали активно применять в своих выступлениях фокусники. Один из них, Трюи был хорошим другом Антуана Люмьера. Про его сыновей я рассказывал в ролике про форматы бумаги. В общем, соберётесь смотреть кино, вспомните добрым словом изобретателя волшебного фонаря. Думаю вы уже догадались, кто им был (и кстати, magic lantern — это название неофициальной прошивки расширяющей возможности цифровых фотоаппаратов canon).
В этом ролике я упомянул лишь изобретения и открытия Гюйгенса как то связанные со светом. Мы ещё вернёмся к нему в сюжете про время, ведь он изобрёл кое-что, что дало толчок настоящему прорыву в навигации. Затем мы снова вспомним его в статье про историю теории вероятностей, где он стоял у истоков. Но и это не полный список, ведь он же изобрёл воздушный насос, давший толчок горной промышленности и понял, как вычислять центробежную силу. И он же был первым президентом Французской академии наук, и первым иностранным членом Лондонского королевского общества (что чуть раскрывает смысл цитаты из картинки).
Всё это было во времена, когда корабли открывали новые горизонты на нашей планете. Сейчас новые горизонты гораздо дальше. Буквально. Зонд "новые горизонты" сейчас на расстоянии в 50 раз превышающем расстояние от земли до солнца. А 15 октября 1997 года к открытому Гюйгенсом Титану отправили космический зонд. Он был назван в его честь. Такая вот связь времён.
На смену Телескопам Галилея сегодня пришёл Джейм Уэбб и Хаббл. Место микроскопа Левенгука заняли сканирующие зондовые микроскопы и спектрометры (недавно вот удалось "сфоткать атом"). Здорово осознавать, что все эти изменения начались не так уж давно с участием молодого парня, который очень любил шлифовать линзы.
Прошу прощения, что так надолго пропал. Реал немножко трудным был. Но сейчас разобрался и буду выкладывать поживее, тем более, что большая часть уже написана вчерне.
На пороге
Для ЛЛ: Нидерланды только что вышли из больших войн и смотрели на Англию как на досадную, но мелкую помеху. Англия восстанавливалась после войны гражданской и видела в Нидерландах докучливого, но уже ожиревшего и не серьезного конкурента. Обе страны были готовы быстренько «навалять этим» и имели основания так думать.
Хочешь войны — готовься к миру
В 1648 году заканчиваются сразу две важнейшие европейские войны, в которых Республика Семи Соединенных Нидерландов принимала самое активное участие. Восьмидесятилетняя война собственно Республики с Испанией и общеевропейская Тридцатилетняя война. Мобильная, отлично оснащенная, хорошо вооруженная Армия Принца раз за разом доказывала свое владычество на поле боя, а флот Республики громил противника от Бразилии до Мальты и от Дании до Явы. Но при всем при этом назвать победой заключенные мирные договоры не смог бы даже самый льстивый из придворных летописцев. В войне с Испанией Нидерланды добились лишь частично своих целей, оставив в руках испанской короны драгоценные южные земли и даже устье Шельды, одной из самых важных транспортных артерий Европы. В Тридцатилетней войне сама Республика получила и того меньше.
Все дело было, разумеется, во внутренних распрях. Генеральные Штаты Нидерландов вынудили штатгальтера, которым только за год до того стал молодой Вильгельм II, заключить мир. Главным миротворцем была, разумеется, Голландия и в ней конкретно, разумеется, Амстердам. Из амстердамских окон все эти войны выглядели сплошным убытком, тратой денег и повышенными налогами. Враг в самой Голландии появлялся последний раз семьдесят, нет, серьезно, семь десятков лет назад, так зачем им, нормальным деловым людям, вся эта, прости господи, инфантерия?! Корабли — иное дело, они нужны для охраны конвоев из обеих Индий. А война — нет, не нужна, разорение и баловство одно.
С точки зрения голландского бизнеса оба мирных договора были вообще замечательными и победными. Южные Нидерланды остались испанцам? Пусть о них у самих жителей голова болит. Амстердаму, Роттердаму, Харлему и Делфту от их наличия ни холодно, ни жарко. Устье Шельды у врага? Ха-ха, теперь-то конкуренты из Зеландии попляшут! И так далее.
Официально Голландия, Зеландия и остальные провинции Республики именовались «провинциями-сестрами». Отношения у них, соответственно, были чисто сестринскими: чужому в обиду не дадут, но уязвить, подколоть и нагадить сестрице сами никогда не забудут.
Надо еще понимать, что в Голландию, подальше от линии фронта с испанцами, переселилось около ста пятидесяти тысяч фламандцев. И это были не крестьяне или чернорабочие, нет, все солидные, состоятельные люди, с капиталами, деловой хваткой и талантами. Сто пятьдесят тысяч готовых торговцев, мастеров, художников, врачей и учителей. Во всей Голландии населения-то было всего около полутора миллионов. Так что плюс одна десятая, причем — образованная и богатая.
Голландия резко и четко гнула свою линию за мир, чего и добилась. Правда, молодой штатгальтер оказался не так-то прост, получить все задаром и нахрапом у амстердамских воротил не вышло.
Имевший несмотря на свой возраст замечательное образование, сам Вильгельм II видел, что обе войны зашли на самом деле в позиционный тупик. Сил на коренное изменение не было ни у одной из сторон. Мирные переговоры тянулись, по правде говоря, уже десятилетие и каждый из игроков пытался лишь добавить себе очков на поле.
По итогам Тридцатилетней войны Нидерланды (и Швейцария, к слову) официально и всеми державами были признаны независимыми государствами. Забавно, что независимость страна получила не в войне за эту самую независимость, а в совсем другой войне.
Это был, пожалуй, самый важный для самого Вильгельма II пункт. Амстердам не видел в том ни пользы, ни вреда (независимость в бухгалтерских документах не отображается), поэтому с легкостью согласился. Для штатгальтера же, копившего ненависть к своему униженному положению — как так, какие-то Генеральные Штаты, сборище адвокатишек и купчишек, имеют наглость указывать принцу Оранскому! — это признание независимости открывало прямую дорогу к его заветной мечте: к трону. Впрочем, это уже отдельная история.
Вильгельм II, штатгальтер Нидерландов.
В ситуации с Испанией тоже все было не так однозначно. Вильгельм II вынудил на внутреннем фронте Генеральные Штаты позволить сохранить под ружьем значительную часть армии, а на внешнем заручился поддержкой могущественной Франции. Две страны решили добить испанцев парой лет позже, когда те расслабятся и распустят собственную, дорого обходившуюся в содержании армию во Фландрии и Валонии. Тогда Нидерланды (уже под короной, как мечтал Вильгельм) займут север и восток страны, а Франции достанется юг и запад.
Забавно, но планы на продолжение войны после передышки были и у Мадрида. Мировое соглашение обеими сторонами молчаливо признавалось небольшим перемирием, не настоящим мирным договором. А забавно потому, что Нидерланды больше ни разу в своей истории не будут воевать с Испанией. И «небольшое перемирие» так и длится до настоящего времени.
Искренне радовались миру только жители восточных и южных частей Нидерландов, по которым все это время и прокатывались волны армий. Армий под разными флагами, но грабившими одинаково. Но кого мнение этих простецов вообще интересует?..
На повестке дня встал вопрос войны с Англией.
Спесь и предубеждение
Воевать с Англией хотел штатгальтер. Английская революция сильно ударила по планам еще его отца, а теперь и самого Вильгельма II. Воевать с Англией хотела верхушка Амстердама, Голландии, Зеландии, Фрисландии и остальных провинций. Английские купцы «нагло воровали» у них «принадлежащие им по праву» деньги. Воевать с Англией хотели китобои, рыбаки и моряки. А то английские коллеги чего-то совсем охамели.
С другой стороны моря расклад выглядел примерно таким же.
Воевать с Нидерландами очень хотел Кромвель. Трон лорда-протектора трещал и шатался, небольшая победоносная война могла все исправить. Воевать хотели лорды адмиралтейства и лондонское Сити. А то Амстердам зарвался, на английские права покушается. Воевать хотели китобои, моряки и рыбаки. А то нидерландцы у самого Дувра уже селедку под ноль выгребают.
Англия активно восстанавливала свое могущество после кровопролитной и жестокой гражданской войны. Война сильно ударила по стране, никогда за последние столетия не была она еще столь слабой. Почему же Нидерланды не задушили своего конкурента, так сказать, в зародыше?
Надо сказать, что предыдущий штатгальтер Нидерландов, Фредерик-Генрих, был в шаге от вмешательства в ту войну. На стороне Стюартов, разумеется. Были разработаны планы десантных операций, выделены полки для них и корабли, которые должны были отправить нидерландскую армию к Лондону. Но тогда Генеральные Штаты резко выступили против, как по идеологическим мотивам, так и по экономическим. Идейные республиканцы не желали поддерживать войну против таких же республиканцев, а торговый люд не желал тратить деньги.
Ведь время, казалось, и так играло на руку Нидерландам: английская казна была пуста, английский флот был разделен и беспомощен, торговля сильно просела. Больше того, английские колонии в Северной Америке оказались сильно завязаны на Новый Амстердам, принадлежащий нидерландской Вест-Индской компании, WIC. Туда свозились товары со всего побережья и уже оттуда голландскими и зеландскими кораблями отправлялись в Европу.
Все шло хорошо, казалось, что еще немного и Англия превратится в экономический придаток Соединенных Нидерландов. Но теперь все стремительно менялось. Англия стремительными темпами набирала могущество, а Нидерланды все так же безмятежно почивали на розовых перинах собственной важности.
Надо сказать, что обе противницы видели войну легкой прогулкой, небрежным щелчком по носу слишком много возомнившему о себе конкуренту.
Нидерландские верхи считали, что власть Кромвеля ненадежна, что у Англии намного меньше кораблей и кораблестроительных мощностей, что новые республиканские адмиралы и капитаны не имеют ни опыта, ни традиций флотоводства.
С точки зрения англичан власть в Нидерландах вечно пребывала в раздрае, корабли не отличались ни качеством, ни надежностью, экономика слишком сильно зависела от моря, а адмиралы и капитаны зажрались и стали не бесстрашными и голодными морскими волками, а жирными и трусливыми корабельными крысами.
И ведь обе стороны были правы! Но отчетливо видя проблемы соперника собственные беды предпочитали не замечать.
Реальные плюсы и минусы сторон
А что же было на самом деле, можно ли сравнить противников максимально объективно? Попробуем.
Итак, Республика Семи Соединенных Нидерландов. Плюсы:
1. Огромный флот. Поскольку в то время не было еще устоявшейся классификации судов (линейные корабли, фрегаты и так далее), то считали по общему мобилизационному потенциалу. Торговый корабль того времени мало чем отличался на самом деле от военного и при дооснащении пушками спокойно становился в строй. По такому счету Нидерланды могли выставить до полутысячи кораблей — огромная цифра. У Англии при полной мобилизации выходило в два, а то и три раза меньше.
2. Чрезвычайно развитые кораблестроительные мощности. При надобности флот мог получать до сорока серьезных кораблей в месяц. У Англии в месяц могло быть построено два-три новых корабля.
Флот Республики Семи Соединенных Нидерландов ("Staatse vloot").
3. Много денег. Денег, конечно, много не бывает, но финансовые возможности Нидерландов реально опережали весь остальной мир. Англия на этом фоне была просто нищей.
4. Большое количество обученных экипажей, опытных капитанов и адмиралов. Флот Республики воевал постоянно. Английский флот после Революции только-только приходил в себя.
Были, разумеется, свои плюсы и у Англии:
1. Население. В Англии проживало порядка 17 миллионов человек, в Нидерландах — меньше четырех миллионов. Разница более, чем в четыре раза! Потому Англия, как считалось, могла не опасаться прямой высадки десанта, а вот про другую сторону такого сказать было уже нельзя. Что заставляло Нидерланды держать значительные военные силы внутри страны.
2. Устойчивая экономика. Англия куда меньше зависела от импорта-экспорта, морской торговли и даже рыбной ловли, чем ее соседка. А потому морская блокада, основной метод войны на море крупных держав, была бы ей неприятна, но не смертельна. В отличии от Нидерландов, особенно Голландии и Зеландии, не могущих без рыболовства и морской торговли себя элементарно прокормить.
3. Гораздо более прозрачная и понятная система управления флотом, а значит и дисциплина. В Нидерландах она напоминала запутанную паутину — служебные, контрактные, профессиональные, личные и денежные обязательства адмиралов и капитанов пересекались под немыслимыми углами, так что можно было надолго задуматься, а какой именно из долгов надо прямо сейчас исполнять. В Англии подобное было невозможно, определенные права на оспаривание приказа оставались у собственно капитанов кораблей, но командующие эскадрами и флотами могли спокойно отправить такого капитана в отставку и даже арестовать или казнить (ну, это в самом крайнем случае). В Нидерландах подобное было немыслимо.
4. Более серьезная мотивация к войне. Нидерландцы хотели, разумеется, проучить «англичашек», но… но так, чтобы это не мешало по-настоящему важным делам — торговле и обогащению. В Англии куда лучше понимали, что без укорота Нидерландам никакого обогащения и торговли у нее не будет, значит надо серьезно постараться.
О больших пушках
Еще одним штампом, кочующим по русскоязычным публикациям об этих войнах, является «качественное превосходство английских кораблей». Штамп этот родом из того же XIX века и тогда он соответствовал всем представлениям науки. Английские корабли действительно несли больше пушек, пушки были мощнее, дальнобойнее и крепче. Казалось бы, что тут не так?! Ведь всем же понятно, что главная задача военного человека — бабахнуть посильнее, подальше и поточнее, нет?
Но если бы мы заикнулись об этом в первой половине XVII века, то нас подняли бы на смех не только голландские, французские, испанские или, там, датские адмиралы, а и сами англичане. Все вышеперечисленное, по мнению военной науки того времени, никаким «качественным превосходством» не являлось, а были английские корабли таковыми исключительно от бедности.
Считалось, что корабли строят для перевозки грузов и зарабатывания денег. В идеале пушек бы вообще не должно быть, потому что они весят много, а прибыли не дают никакой. Но обороняться надо, иначе и твое отберут, так что пушки все-таки нужны. И тут есть два пути.
Можно делать так, как делали испанцы с галеонами в Новом Свете, или те же нидерландцы с «кораблями зеркального пути»: каждый корабль оснастить и трюмами для товара, и пушками. Чтобы он и возить много мог, и обороняться как следует. Получалось по-разному, но чаще всего ни то ни се. Такие корабли в большинстве своем и возили куда меньше, чем «нормальные» торговцы, и оборонялись хуже полноценных военных.
Можно собираться в конвои и поручать охранять беззащитных, зато нагруженных торговцев, военным кораблям. Вот тут уже есть простор. Но есть и вопросы.
Основным методом ведения войны на море оставался абордаж. Потому что людишек бесплатно рожают, а корабль, порох и ядра денег стоят. Так что задача — сблизиться с врагом, отстрелять как можно больше людей на вражеской палубе и попытаться захватить корабль. Мачты, реи и прочий такелаж можно тоже посбивать, не важно, это все чинится корабельными плотниками на раз-два. А вот если в корпус попасть — этак корабль и утопить можно! А кто потраченные на порох деньги вернет?!
Значит, пушки нужны скорострельные, небольшого калибра, чтобы не дай бог не повредить корпус, и небольшой же дальности. Противопехотные, если в современных терминах говорить. Стрелять все равно метров на двести.
И второе. Пришел, значит, охраняемый караван в тот же Амстердам. Купцы радуются, купаются в деньгах, ванили и сахаре, а военные моряки что? Вот тебе пятак за охрану и пшел вон? Платили, конечно, не пятак и даже не то, чтобы мало… Но по сравнению с грузом даже одного торгового корабля — гроши! Слезы! А ведь плыли все вместе, из одних и тех же портов. А вот если на военный корабль тоже немножко товару погрузить… А, нет, пушки мешают. Тяжелые, да на каждую еще куча припасов. Хм, но вот по проекту на корабле восемьдесят орудий. Много же, да? Если пару десятков снять (и продать), никто же не заметит? Да чего там, пиратов хватит и полсотней орудий пугать, а настоящий враг встретится — как-нибудь пронесет, божьей милостью! Зато мешков с кофе и перцем получится добавить на корабль на хорошую, на отличную даже адмиральскую, капитанскую и даже боцманскую пенсию!
Но такой подход годился, когда кораблей много и они легко заменяются. Ведь в абордажной свалке на тридцать пиратских кораблей надо и собственных столько же иметь. Ну, или чуть меньше, но именно что чуть. Нидерланды, Испания, Франция могли себе позволить строить сотни кораблей в год. Англия не могла. Поэтому ее корабли вооружались куда мощнее, чтобы не победить и захватить корабль противника, но просто элементарно отогнать одним своим кораблем три-пять чужих. Чтобы отбить охоту связываться.
Большие, мощные, дальнобойные... и малочисленные английские корабли.
На английские корабли ставили семьдесят, сто, а то и сто двадцать орудий, пушки были мощнее, дальнобойнее и опаснее для противника. И тяжелее, в том числе — для карманов капитанов и адмиралов. Ведь заботиться о корабле тем полагалось из собственных средств.
Платой за это стала еще большая бедность военного английского флота. Лишенный «призов», то есть захваченных кораблей (на всех флотах того времени даже действую в бою, в составе эскадры, капитан и команда, захватившие чужой корабль, получали от 2/3 до 4/5 его стоимости вместе с товарами), лишенный «подработки» в колониальных рейсах, флот Англии был вынужден существовать только на выбитые из казны деньги. Что, конечно, не могло идти ни в какое сравнение с флотами других держав.
Начинаю новую серию. По моим прикидкам выходит чуть не десяток частей. Но, разумеется, посмотрю на реакцию — если не зайдет, то зачем и себя, и народ мучать?
Часть первая. Как они дошли до жизни такой.
Для ЛЛ: По поводу этих конфликтов до сих пор ведутся споры. В популярной исторической литературе часто используют наработки XIX века, что сбивает с толку и оставляет ложное впечатление.
Англия и Нидерланды были очень похожи и потому конфликтовали за одно и то же. Но главное, что решали правители обеих стран — их собственные внутренние конфликты. Война должна была с одной стороны сплотить страну, а с другой — давала возможность устранения «вредных элементов». А стала неизбежной война из-за появление совершенно новой силы Нового времени — профессионального военного сословия.
Считаем до четырех и читаем классику
Англо-голландские войны, как их по традиции именуют в русскоязычной историографии — череда военных конфликтов в XVII и XVIII веке. Правильнее было бы назвать «англо-нидерландскими», потому как если Англия еще не стала Великобританией (до формального объединения с Шотландией еще полста лет), то Голландия в свою очередь была лишь одной из семи Соединенных Провинций.
Провинции обладали достаточной самостоятельностью, в том числе и в деле ведения войн: каждая должна была заявлять о вступлении в войну отдельно. В теории. В реальном мире решения принимали Голландия, Зеландия и Фрисландия — этакий треугольник интересов. Спорили они по любому поводу просто потому, что могли. А то знаем мы эти союзы — раз согласишься, второй, а на третий и спрашивать не станут! Четыре остальных провинции предпочитали во внешней политике следовать за лидерами, у них были свои игры.
Но вернемся к войнам. Было их… Хм, и тут начинается интрига.
Англоцентричная историография, в том числе и русскоязычная, привычно пишет о четырех Англо-голландских войнах. И вовсе не врет.
А вот в нидерландской истории войн три плюс одна.
С точки зрения арифметики одно и то же, а вот с историей не все так однозначно. Дело в том, что от начала Первой (1652) до конца Третьей (1674) войны прошло всего двадцать лет, а вот Четвертая (1780) началась аж через сто лет после Третьей. И по другим причинам. То есть, да, это были четыре англо-голландские войны. Но считать их через запятую, в одном ряду приблизительно столь же уместно, как перечислять на равных походы Ермолова и «Паши-мерседеса».
Причины такого разночтения в счете до четырех понять не сложно. Не хочу сейчас спойлерить, может кто в первый раз читает про эти войны, так что вернемся к вопросу в последних частях.
В русскоязычной популярной литературе народ особенно не заморачивается и берет источниками, во-первых, статьи и книги XIX — начала ХХ века, и, во-вторых, конечно же, англоязычные материалы. В этом плане очень показательна русская Вики по данным темам. Я не мог согнать с лица умилительную улыбку, когда читал.
Стилистика и обороты старины глубокой придавали статьям этакий особый шарм, привкус простого и понятного позитивизма позапрошлого века. Когда выражения вида «Война эта характеризуется тем, что оба флота ... силой обстоятельств были приведены к сосредоточению сил ... то есть к правильной стратегии.» или «Это было воспринято с глубоким одобрением с обеих сторон.» были вполне себе уместны в книгах.
Но, в общем, если хочется быстро узнать, чем все кончилось, то страшных-ужасных фактических ошибок в русскоязычной Вики нет, вполне себе нормально.
Другое дело — оценки и представление. Историки XIX — начала ХХ веков работали в русле тогдашних идей «государств-монолитов», когда именно страны представали в роли объектов отношений. То есть, полагали, что вот существуют некие вневременные, по сути, национально-географические структуры — Англия, там, Россия, Пруссия и прочее — которые имеют собственные интересы и возможности. Оттуда, кстати, происходит этот дебильный журналистский штамп «Австрия заявила, что...».
Интересы эти просты и, опять же, основаны на простой и даже, пожалуй, примитивной имперской политике того же XIX века: расширяться во все стороны просто потому что. Воткнуть свой флаг в любой кусок земли, хоть там золотой прииск, хоть бесплодная скала в океане. Главное — застолбить, а там само наладится. Ну и, разумеется, именно так, по мнению тогдашней исторической науки, думали и все государственные деятели в прошедшие времена. Это очевидно же!
А ведь та же Англия в интересующий нас XVII век при Елизавете I, Якове I, Карле I, Кромвеле и Карле II — просто-напросто совершенно разные страны, с буквально перпендикулярными зачастую интересами. Там, в конце-концов, Революция и Реставрация произошли, так что Англия образца 1600, 1610, 1630, 1650 и 1660 годов «хотела» абсолютно разных, противоположных прежним «хотелкам» вещей.
С Нидерландами и того сложней, поскольку весь XVII век в стране шла, по сути, «холодная гражданская война», порой совсем чуть-чуть не доходя до горячей фазы, в которой разные, совсем разные по составу, мирополаганию, идеологии группы поочередно перехватывали управление и рулили к собственным целям, опять же, как и в случае с Англией, прямо противоположным тому, что было парой лет ранее.
Так что опираться на старые источники надо с осторожностью. Не солгав в фактах, преподнести одно и то же событие можно совсем по-разному.
Англия и Нидерланды до войны: от любви до ненависти и обратно
Нидерланды появились на карте мира чуть больше, чем за полвека до Первой Англо-голландской войны. А успели за это время во всех областях столько, что другим и трех столетий не хватило бы. В том числе и в отношениях с Англией.
Вид на Амстердам 1640 год.
Пожалуй, наиболее полно их, отношения, можно выразить старой детской считалочкой: «любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет!». И, также как во всякой страсти, отношения были довольно шизофреничны. Когда одновременно и поцеловать, и прибить хочется.
Началось все еще во время Нидерландской революции с нежной и обоюдной любви. Англия предоставила свои порты и кораблестроительные мощности морским гезам, через английские банки шло финансирование армии Вильгельма Оранского. Все это не по причине заботы о новорожденном государстве и даже общая нелюбовь к Испании тут играла второстепенную роль. Все дело было в шерсти.
Экономика Англии конца XVI — начала XVII века держалась на экспорте овечьей шерсти. Если кто не забыл школьную историю, то огораживание и вот это все. А шла шерсть на материк, в Антверпен и Харлем, два мировых центра ткачества. Оба города довольно быстро определились, кого поддерживать в конфликте и это была не Испания. Займи Англия другую позицию, не поддержи восставших, и с шерстяным бизнесом были бы крупные проблемы. Английские лорды в Парламенте, которые и получали основной доход, пойти на такое не могли никак.
Этот короткий период был самым понятным — естественные союзники и по экономическим (шерсть), и по политическим (против Испании) и по идеологическим (протестантизм) причинам.
Но время шло, менялись короли на английском троне, менялись штатгальтеры и состав Генеральных Штатов в Нидерландах. И, самое главное, менялась экономика этого уголка мира. Шерсть и ткани, прежний сакральный символ богатства и могущества, уступали место колониальным товарам: пряностям, сахару, табаку и кофе. Нет, лорды с их огромными отарами, равно как и гильдия ткачей Харлема (почти 80% антверпенских ткачей переехало туда после захвата Антверпена испанскими войсками), все еще оставались весомой силой, но их активно теснили новые люди: торговцы заморскими товарами, банкиры, страховщики. И были те в новых англо-голландских отношениях уже не необходимыми друг другу партнерами, а прямыми конкурентами.
Охлаждение началось после смерти Елизаветы I, при Якове I, когда новая династия взяла курс на сближение с Испанией. Против Франции, разумеется, но это детали. В отношениях же с Нидерландами оставалась вроде как любовь идеологическая (протестантизм) и немножко экономической (шерсть никуда пока не делась), зато ненависти экономической (заморская торговля) и политической (союз с Испанией) прибавилось основательно.
Вид на Лондон 1640 год.
Особенно все усилилось в тридцатых годах XVII века, при Карле I. Потому что к обычным деловым и политическим спорам бодро примешалась идеология, а такая связка практически всегда приводит к серьезным конфликтам. В роли идеологии в который раз выступила религия. Затеянные Карлом реформы серьезно сблизили англиканскую церковь с Римом, что, естественно, не могло понравится суровой протестантской верхушке Соединенных Нидерландов.
Но «не понравиться» местным, нидерландским кальвинистам и лютеранам было только полдела. Даже меньше. Мало ли что кому в чужом краю не нравится! Это вовсе не повод воевать. А вот английские протестанты более радикальных общин (из которых можно вспомнить хотя бы квакеров) серьезно обеспокоились своей судьбой. И многие из них эмигрировали в Нидерланды, основав огромные общины в Делфте, Роттердаме и Амстердаме. Переехали, разумеется, не просто так, а захватив с собой свои капиталы, которых было ну очень солидно. Что английскому королю никак не могло понравиться.
Ненависть теперь, вроде бы, усилилась чрезвычайно: все, от экономики до религии, было против, ан нет! Ветреная политика снова изменила курс и Карл I выдал свою дочь за наследного принца Оранского, будущего штатгальтера Вильгельма II. «Плюнет, поцелует».
С другой стороны Северного моря тоже было «все сложно». Верховная власть вроде бы принадлежала Генеральным Штатам, которым английская торговля и английские религиозные реформы были прямо поперек горла. Но был еще и Оранский дом, штатгальтер с родственниками, что по сути держали в руках всю военную власть в стране и могли выпускать указы и распоряжения даже без согласия Штатов. И вот как раз штатгальтеры (сначала Фредерик-Генрих, потом его сын Вильгельм II), вместе с многочисленной и сильной «оранжевой партией» ничего плохого в Англии не видели, зато видели много хорошего. Хотя бы то, как Карл прижал этих купчишек из Парламента! Так им!
Ситуация еще более запуталась, когда в Англии произошла Революция и к власти пришел Кромвель. С одной стороны, вроде бы, разрешилась ситуация с религиозными спорами. С другой экономические разногласия достигли апогея, обеими странами по сути теперь правили боровшиеся за одни и те же ресурсы одними и теми же методами очень похожие по складу ума люди. Ну как тут было удержаться и не набить друг другу морду?!
Оливер Кромвель.
С политикой тоже было не просто. Штатгальтер Нидерландов, разумеется, обиделся на свержение тестя. Так, что даже родственника, будущего Карла II, приютил. Но, с другой стороны, английские родственники — это, конечно, важно, а куда важнее местные жестокие споры с Амстердамом. Амстердам, имевший чуть ли не половину всех денег и ресурсов страны, и вовсе не желающий этим со штатгальтерами делиться — вот кто был настоящим врагом Оранского дома. И если английские купцы амстердамских-то прижмут, то разве ж это плохо?! «К сердцу прижмет, к черту пошлет».
И все замерло в нерешительном равновесии, когда обеим странам война и плоха, потому как убытки же, и нужна — «ну а че они?!». И тут себя проявила еще одна новая сила, которая только по сути оформилась в XVII веке: профессиональные военные, генералы и адмиралы.
Военное дело в Средневековье было привилегией благородного сословия. Привилегией, но и обязанностью, так что к концу Средних Веков военная карьера для аристократа не только ничем не выделялась, но даже была хуже придворной или политической. Между тем армии мира постепенно переходили на профессиональную основу, так великолепно показавшую себя в Армии Принца. Для такой армии требовался профессиональный офицерский корпус, не связанный другими обязанностями. Нидерланды первые взрастили не единичных, но массовых генералов и, особенно, адмиралов из простых людей. И эти люди, получив власть и возможности, вовсе не хотели оставаться безгласным инструментом политических интриг. Они сами подали голос. И голос был, разумеется, за войну. В конце концов, это было их ремесло!
И этот голос уже нельзя было «не услышать». Впервые не генеральское или адмиральское звание давалось большим связям и деньгам, а наоборот — новые генералы и адмиралы получали и большие деньги и большие связи. Сын крестьянина Витте де Вит, сын рядового моряка Михил де Рейтер — они получили свои адмиральские звания и огромные деньги сами сделав свою карьеру.
С другой стороны моря, у республиканского правительства Кромвеля, были те же настроения. Только что победившие в кровавой гражданской войне революционеры были настроены решительно. Не за то они кровь лили, чтобы отдавать сладкие плоды победы в руки зажравшихся голландцев!
Все было готово к войне, но начинать ее ни одна страна не хотела. Опять же, по внутренним причинам. Потому что обороняться от подло напавшего врага — это понятно и уважаемо, за это народ может и потерпеть. А на нападавшего можно заодно и всех собак навешать, сделав виновным в чем угодно, от обстрела до повышения цены на пиво в местном кабаке. Война же, враг нападает, а вы тут из-за шиллинга нервничаете!
Для ЛЛ: художник написал картину о действительно произошедшем событии так, чтобы было покрасивше, и легче было продать.
29 апреля 1613 года молодая Республика Семи Соединенных Нидерландов принимала важнейших, пожалуй, гостей в своей юной жизни. Фредерик V, курфюрст Пфальца, посетил страну вместе со своей молодой женой Елизаветой Стюарт, дочерью английского короля Якова I.
Этот визит был очень важен по одной простой причине: впервые королевские дома Европы относились к новому государству как к равному. И если сам Фредерик был хоть и значимой, но средней величины фигурой в европейском раскладе, то об английской принцессе такого сказать было уже нельзя. Впервые великая держава открыто продемонстрировала, что считает Нидерланды не восставшей провинцией Испании, но самостоятельным государством.
А ведь Республика была в то время чем-то экзотическим. Для королей так точно. Да, никто не сомневался в доме Оранских, но ведь они даже не были монархами — верховная власть принадлежала Генеральным Штатам, какому-то сборищу людей даже не королевской крови! Шкандаль! И вот курфюрст не самого важного, но вполне достойного Пфальца вместе с принцессой Англии посещают эту страну. Официально они, конечно, заехали к родственникам — Фредерик приходился тогдашним принцам Оранским, Морицу и Фредерику-Хендрику, племянником и двоюродным братом соответственно. Но все же все понимают и умеют отличить государственный визит на самом дорогом и важном корабле английского флота «Принц Роял» («HMS Prince Royal»), со всей возможной помпой и переговорами, от посещения любимого дядюшки. Да и решал там сам Фредерик не так, чтобы много. За его спиной явно стоял Лондон и Протестантская (Евангелическая) Уния.
Но в нашем рассказе главным будет не сам этот чрезвычайно интересный, особенно своими последствиями, визит, а его место в истории.
Из-за его важности историки давно и прочно интересовались малейшими подробностями. И здесь им, как они считали, чрезвычайно повезло. Дело в том, что прибытие Фредерика V и Елизаветы Стюарт в Нидерланды были не только задокументировано, но и запечатлено на полотне Хендрика Фрома, одного из первых в мире маринистов. И, что самое прекрасное, Фром писал картину не с чужих слов, а сам будучи современником!
Итак, положение вещей на картине вполне ясное. Английский корабль в центре слева, украшен флагами Англии и многочисленными гербами. По центру внизу его встречает корабль принцев Оранских — его можно узнать по флагу: оранжево-бело-синее полотнище, украшенное посередине апельсиновым деревом. Апельсин, «яблоко Оранских», был, как сейчас бы сказали, полуофициальным маскотом принцев.
Действие происходит на рейде города Флиссинген, в провинции Зеландия. Городской силуэт отчетливо виден на заднем плане. Вокруг главных кораблей множество других судов, украшенных флагами, с открытыми для салюта пушечными портами.
Из них всех особенно примечателен кораблик на первом плане, с красным флагом, на котором изображен меч в окружении звезд. Это герб города Харлема. Выглядит он среди прочих несколько неуместно — Харлем лежит в совсем другой провинции, в Голландии, далеко от моря (хотя и имел тогда выход к морю через Харлемское озеро и протоки), и даже не посещался высокими визитерами.
Но этот флаг, присутствие отдельного харлемского корабля на встрече столь важных гостей, отлично ложился на сведения о «войне городов», которая шла весь XVII век в Нидерландах. Дело в том, что Генеральные Штаты страны формировались по территориальному признаку, из Штатов провинций и отдельных особенно важных (читай — богатых) городов. Харлем был, конечно, в числе таковых. И, вместе с Лейденом, отчаянно противостоял Амстердаму. Причин было множество, история этой «войны» тоже интересная, но нас интересует картина.
Итак, «Прибытие Фредерика V Пфальцского и Елизаветы Стюарт во Флиссинген 29 апреля 1613 года» («De aankomst van Frederik V van de Palts en Elizabeth Stuart te Vlissingen 29 April 1613»). Название, кстати, что тоже важно, дано не автором, а искусствоведами уже в XIX веке. У автора были свои варианты, о чем чуть ниже.
Замечательная праздничная сцена, вошедшая во все школьные учебники где-то с середины XIX века. И вплоть до самого конца века XX не подвергавшаяся никакому сомнению. В чем тут сомневаться-то? В конце концов, этих историков в то время не было, а художник — был!
Но чем больше вскрывалось в самых разных архивах документов, тем больше сомнений они порождали.
Так, согласно этим самым документам, встреча принцев Оранских и королевской четы действительно состоялась в море. Но только не в виду Флиссингена, а куда дальше, в открытом море, огороженном от чужих глаз и английскими, и нидерландскими военными кораблями. Дело в том, что состоится визит или нет, решалось действительно в последние мгновения, уже на борту.
Кораблем «Принц Роял» командовал не кто-нибудь, а сам лорд-адмирал Чарльз Ховард, одно из доверенных лиц Якова I. Именно он, а не новобрачные, решал, следует ли все-таки отправиться в Нидерланды или безопаснее и лучше для Англии плыть другим маршрутом. Встреча с принцами Оранскими произошла днем 28 апреля, переговоры о статусе, гарантиях и прочем длились несколько часов, не прекращаясь и ночью, корабль королевской четы все это время дрейфовал с убранными парусами в открытом море, вдали от любых берегов. И только под утро 29 апреля Оранские смогли убедить англичан провести визит.
Во Флиссинген принцы Оранские прибыли уже на борту английского корабля. Тот остановился далеко на рейде из-за опасений капитана: нидерландское побережье большей частью очень мелководно, англичане боялись сесть на мель. Так что в сам порт высоких гостей доставил специально поданный бот. С него королевская чета и увидела впервые нидерландскую землю.
Многочисленные корабли с флагами действительно навещали одиноко стоящего в открытом море англичанина, но это было уже потом, когда Фредерик V c супругой уже направлялся из Флиссингена в Гаагу.
Но самое удивительное скрывалось как раз под харлемским корабликом.
Чтобы было более понятно, надо вспомнить, что искусство художников Золотого Века, включая и Рембрандта, последующие полтора столетия не слишком котировалось. Они были старомодными, наивными, не вписывающимися в интерьер новых домов. Множество полотен были потеряны, перерисованы, попросту выброшены на свалку. Не избежал такой судьбы и Хендрик Фром. Благодаря его другу и биографу мы теперь знаем, что найдено едва ли десять процентов от всех созданных им картин. Найти остальные уже вряд ли возможно.
Но «Прибытию во Флиссинген» повезло чрезвычайно. Дело в том, что она висела в холле муниципалитета Харлема. И выполняла важную функцию — дырку на обоях загораживала. Нет, вполне серьезно: когда сменилась мода и харлемская верхушка захотела убрать «это старье», оказалось, что от картины на стене остался большой след. Не выгоревший на солнце участок. Можно было или заказать ремонт всего зала или повесить что другое такого же размера… Но это ж денег стоит каких! А с окончанием Золотого Века и моды на тогдашних живописцев и деньги кончились.
В общем, картина осталась висеть в холле муниципалитета, постепенно ветшая, пока мода не вернулась и не оказалось, что висит-то вовсе не никому не нужная старая мазня, а классическая и дорогая вещь!
Но как же она, картина, там вообще оказалась? Почему именно Харлем?
Дело в том, что Хендрик Фром изначально попытался продать свою картину муниципалитету Флиссингена. Логично же. Такие огромные полотна (размер этой картины два на четыре метра!) специально писались для общественных мест и гильдий, можно хоть «Ночной дозор» Рембрандта вспомнить.
Но у Флиссингена не было денег. Да и желания. Тогда-то Фром вспомнил о своем родном городе Харлеме. Там были и деньги, и связи для продажи. Но зачем Харлему картина о прибытии английского корабля во Флиссинген?!
И Фром решает слегка оптимизировать уже готовое полотно к продаже. Во-первых, он официально именует картину теперь как «Прибытие Фредерика V Пфальцского и Елизаветы Стюарт в Нидерланды». Никаких упоминаний о неблагодарном Флиссингене!
Во-вторых и главных выявило рентгенографическое исследование, проведенное уже в нашем веке. Кораблик с флагом Харлема оказался нарисован поверх другого, с флагом, разумеется, Флиссингена. Чтобы продать картину, Фром «подмазался» к властям родного города таким вот нехитрым манером.
Из архивов стало ясно, что художник был готов и на более серьезные меры! Он писал, что может изменить силуэты зданий зеландского города на харлемские, а на борту корабля принцев Оранских вполне уместится и фигура харлемского мэра. К счастью, этого не потребовалось. Картину муниципалитет Харлема купил и повесил на стену, еще не зная, что тем самым введет в заблуждение историков и школьников аж на целых полтора века.
А сам Хендрик Фром… А что сразу Фром?! Он художник, он так видел!
По материалам "Музея Франса Хальса", Харлем и публикациям Национального архива, Гаага.
