«Твари… Тупые, злобные твари. Сколько можно?!
Не могу, не могу больше! Не могу…»
Пашка закусил грязный кулак, чтобы не выдать судорожным всхлипом свое ненадежное убежище. Горло больно сжимала загнанная внутрь истерика, слезы разъедали глаза и кожу, сердце колотилось, прерывая дыхание.
Совсем рядом, за металлической дверью и тонкой крышей металось шарканье нескольких пар ног, тяжелое дыхание и азартные выкрики Стаи.
- Мля, где этот урод?!
- Может - в гаражи побежал?
- Щас проверим. Куда еще мог? Разделимся, если чё.
- А если в подъезд с кем-нибудь зашел?
- Да тут сейчас одни бабки и мамки. Полчаса бы кудахтали, он же грязный, как свинья.
- Ладно, погнали в гаражи и к площадке.
Отражаясь от стен, рассыпаясь в кирпичной коробке двора, затих постепенно топот Стаи. Пашка, наконец, смог выдохнуть. Что дальше? Уходить сейчас опасно, вдруг хватило мозгов оставить кого-то во дворе для наблюдения за подъездами. Вытащил телефон, чтобы осмотреться.
Черт! По экрану змеилась трещина. Видимо, в телефон пришелся один из пинков. Еще и дома будут разборки. С матерью еще терпимо, можно объясниться, но она на первых сутках только, дома будет послезавтра. А вот бабка съест мозг. Опять будет орать так, что прохожие под окнами станут вздрагивать и оглядываться. Телефон можно не светить, а вот как зайти домой, чтобы не увидела старая мегера грязные и порванные джинсы, разбитые в кровь руки - непонятно.
И к матери на работу в таком виде не уехать…
В луче фонарика выстроились в углу нестройной пыльной кучкой лопаты и лом, грабли, ведра и какой-то ящик. Убежище оказалось кладовкой дворника, почему-то оставленной открытой. Значит - долго здесь не засидишься. Если появится дворник, придется объяснять, что не собирался тырить ценный инвентарь.
Отряхнув кое-как подсохшую грязь с одежды и рюкзака, Пашка медленно приоткрыл дверь, прислушался и выскользнул во двор. Тихо. Прикрытая плавно, чтобы не грохнула, металлическая дверь чем-то щелкнула… и больше не открылась. Осторожно, чтобы не подхватила коробка дома эхо шагов, подросток скользнул в арку.
*
Чтобы миновать домашнего цербера, пришлось провернуть уже отработанную схему: едва скинув кроссовки, пронестись в туалет, отсидеться там, пока бабка протопает на кухню и шмыгнуть в ванную.
Капец! Объяснений не избежать. Морщась от боли в ссадинах на колене и ладонях, Пашка стянул джинсы и футболку, замочил их в тазике с холодной водой и встал под душ.
- Павлуша, детка, ты чего это в ванной застрял?
«Кажется - в хорошем настроении. Может, пронесет еще…»
- Я сейчас, бабушка! Вспотел...
*
- Ой, ты уже переоделся… А я хотела попросить тебя в магазин сходить. Давай повкуснимся маленько, пока мать на работе, чтобы не орала на нас.
Бабка умильно улыбалась одним ртом, глаза внимательно следили за реакцией мальчишки.
«Ага, мать чтобы не орала, как же. Когда это она на твои вопли отвечала, хотя бы?»
- Баб, я упал опять, колено болит сильно. И джинсы порвал.
Сейчас было самое время сказать, бабка вся в предвкушении и скандалить не станет, самой ей в магазин идти «тяжело».
- Сыночка, что же ты так не осторожно… Сильно поранился?
Пашка молча показал ладони и подтащил вверх штанину треников.
- Ох, деточка, бедненький мой… Вот я тебе список приготовила и деньги.
*
- Неси сразу ко мне сумки, зайка. И не уходи, сейчас я тебе твою долю сразу отдам.
Бабка азартно закопалась в пакеты. Выудила банку фаршированных оливок и двухлитровый тетрапак томатного сока, кокетливо улыбнулась и сгрузила их в собственный холодильник, стоявший возле дивана. Отделила половину от копченых ребрышек, сыра и грудинки, ловко разломила связку бананов и выставила на столик один из контейнеров с творожной массой.
- Всё, забирай. Только скушай все побыстрее. И не рассказывай матери, а то у нее не выпросишь нам с тобой витаминчиков. И здесь картошка и лук, на кухню неси.
*
Ну, всё. Сейчас бабка натрескается и захрапит под сериал. Будет время спокойно поесть, сделать уроки и полазить тихонько в сети. А то еще раз может понадобиться идти в магазин.
Пашка запихнул подальше на полку пакет, в который отделил половину от своей «доли» и заставил его банками с вареньем. Чтобы не попался на глаза бабке, если вдруг решит залезть в общий холодильник, да и самому не соблазняться. Жили они скромно, работала одна мать и такие пиры бывали только по праздникам, да когда бабке хотелось «повкусниться», пока мать на работе. Бабке пенсия еще не полагалась по возрасту, а работать она не могла: «куда я пойду, с моими-то болячками». Папка… Пашка сердито потер глаза. Эх, был бы с ними папка, может, и ушли бы жить отдельно, подальше от бабкиных скандалов. И в другую школу, подальше от уродской Стаи.
Отец Пашкин был чудиком: ездил пару раз в год в Чернобыльскую зону отчуждения, всё искал там мутантов и аномалии. Привозил легенды, фотки и видео: некоторые - не совсем понятные, но должные, по идее, подтверждать какую-то его теорию о Зоне; большинство - вполне приличные, продаваемые на стоках и служащие иллюстрациями его блога. А однажды, 3 года назад, он просто не вернулся из своей Зоны.
*
Совсем избежать скандала не удалось. После сиесты бабка сгоняла его в магазин еще раз, за молоком и кефиром, которые, оказывается, просила купить мать. А когда Пашка доделывал на кухне уроки, параллельно с готовкой супа, чтобы мать после двух суток могла поспать, бабка позвала его снова.
- Детка, про витамины-то я и забыла совсем. Давай купим яблочек и апельсинчиков.
- Ба-а-аб, мне еще уроки доделывать и к музыкалке готовиться. И нога болит. Я 2 раза уже сегодня ходил…
Блеклые глаза прищурились, голос мгновенно похолодел, губы поджались в тонкую линию, подбородки возмущенно заколыхались.
- Хорошо! Не надо мне ничего от вас! Суки, лентяи проклятые, с мамашей твоей! Только издеваетесь надо мной…
- Ладно, давай схожу…
- НЕ НАДО! Ничего мне не надо. Только и ждете, когда я сдохну, чтобы жить вам не мешала в МОЕЙ квартире. Твари неблагодарные! Не подавитесь же никак своей ленью.
Через полчаса жалоб по телефону подруге на лентяев, издевающихся над беззащитным, больным человеком, бабка театрально порыдала в подушку, демонстративно притопала на кухню, натрясла в стопку Корвалола. Пашка изо всех сил изобразил искреннее раскаяние и жалобно протянул:
- Ба-а-абушка, ну, прости меня, пожалуйста. Давай, я сбегаю в магазин, пока не закрылся.
Упоминание скорого закрытия магазина сработало и на стол швырнулись деньги.
- Четыре яблока, четыре апельсина, гранатовый сок. И четыре чебурека.
«Фух, закончился спектакль, кажется. А то еще завтра весь день бы кровь сворачивала и на мамку еще наехала бы после работы».
*
На следующий день от Стаи удалось ускользнуть хитростью. Перед последним уроком, пока все заходили в класс, Пашка оглянулся, чтобы не было свидетелей, присел, поправляя шнурок, и отчаянно рванул ногтем мизинца по слизистой носа. Прижал ладонь к носу, запрокинул слегка голову и вошел в класс. Биологичка сориентировалась быстро и, не давая ему даже дойти до парты, потащила к медсестре.
Он, пожалуй, даже перестарался слегка. Кровь не просто капала, а текла тонкой, горячей струйкой. Не каждый день видевшая такое молоденькая медсестра померила ему давление, спросила про головную боль, тошноту и сделала большие глаза. Получив ватную турунду в нос, индульгенцию от последнего урока и (о чудо!) освобождение от уроков еще и на следующий день, Пашка побрел домой.
Дома проявился еще один побочный эффект от его вынужденного жульничества. Кровь из носа шла, так же сильно, еще дважды, после попытки освободить нос от огромного кровавого сгустка, мешавшего дышать. Напугалась даже бабка, притихла и не донимала его беспрестанными просьбами сделать чай, закрыть и открыть окно, взбить ей подушку, прикрыть шторы.
*
Утром следующего дня Пашка утащил бледную, после двойной смены и вываленных бабкой новостей, мать на кухню, шёпотом успокоил ее, что не так всё плохо, как думает бабка. Просто он устал по три раза в день за её хотелками в магазин бегать. С заговорщицким видом выставил на стол припрятанный пакет со вкусняшками.
- Тсссс… У нас тут бабка опять праздник непослушания устроила. Прости, я ничего не могу с этим сделать. Это я тебе оставил, только ей не рассказывай. Эй, ты чего? Не плачь! И если ты это не съешь, я в следующий раз тоже не буду, пусть бабка одна всё лопает. Ешь и ложись спать.
*
В понедельник Пашку ждала расплата за неожиданные каникулы. Войдя в класс после большой перемены, он сразу взглядом наткнулся на довольного, прямо таки сияющего Стаса - предводителя Стаи. Под ложечкой противно заныло. И так было понятно, что сегодня на нем сполна отыграются за 2 упущенных ежедневных удовольствия кучки моральных уродов. Похоже, что Стас придумал на сегодня что-то особенное.
На негнущихся ногах Пашка подошел к своему месту и сел, обреченно сгорбившись.
- Эй, Композитор! Ничего не потерял?
По классу пронеслось сдерживаемое шакалье хихиканье.
-Ой-ой-ой, кажется, наш музыкальный гений потерял свою старушечью кофточку!
Парнишка задержал дыхание. Действительно, сейчас он вспомнил, что на спинке стула, когда он садился, не было пуловера, надетого по случаю прохладной погоды и снятого в классе. Это была единственная вещь, связанная бабкой, которую было не позорно носить. Обычно она, как специально, вязала что-то перекошенное, с дурацкими узорами, с рукавами разной длины и жутко обижалась, что он не хотел носить ЭТО. Пуловер спасал. Пашка делал вид, что безумно любит его и избегал истерик обиженной рукодельницы.
Если он пропал, Пашке придется выкручиваться, чтобы не приходить в школу в других вязаных позорищах. И, что еще хуже, бабка не поленится прийти в школу с разборками. Зная ее характер, можно быть уверенным, что после этой феерии Пашке останется только выбирать, каким способом свести счеты с жизнью. Даже перевод в другую школу не спасет. Разрушительные способности бабки с лихвой переплюнут водородную бомбу, а тщательно смешанные с дерьмом учителя едва ли будут скрытничать с коллегами из соседних школ.
Они и сейчас-то не очень жалуют его и старательно делают вид, что не замечают травли, устроенной неуправляемой частью класса. Их, похоже, даже устраивает это. Удобно - дурная энергия сливается на одного безответного пацана, без влиятельных родителей в тылу. И сливается грамотно, никакого компромата на самих себя, по дури выложенного в сеть.
- Кто это сделал? Я спрашиваю: Кто. Это. Сделал? - Визгливый, возмущенный голос исторички полоснул по натянутым нервам. Дурное предчувствие захлестнуло Пашку. Он даже зажмурился.
И больно вздрогнул от оглушающего хохота, свиста и улюлюканья с задних парт, почти сразу поддержанного заискивающим хихиканьем всех одноклассников, которые не хотели бы попасть на место постоянной жертвы и откупались от этой участи тихим предательством. Смеялись все, даже девчонки, тихие троечники и ботаны, с которыми у спокойного, не по годам серьезного гитариста были нормальные отношения. Даже Алина, его тайная, оберегаемая от уродов первая любовь, съежилась и спрятала свои невероятные глаза под его взглядом.
Обреченно Пашка посмотрел на то, что так веселило класс. Рядом с историчкой мрачно стоял сантехник, держа вытянутой рукой в перчатке что-то мокрое, с прилипшими кусочками туалетной бумаги.
*
Можно было не торопиться. Бабке Пашка сказал, что сегодня в музыкалку нужно пораньше, схватил гитару и ушел из дома сразу же, как только выстирал пуловер на три раза с хлоркой, разъевшей ссадины на ладонях. Если бы можно было успокоить болью то, что бушевало внутри… Ладно, одна проблема снята - визита бабки в школу можно не опасаться. Только вот как теперь появиться в школе самому?
Пора забывать с детства внушаемое, что умный человек всегда найдет нужные слова и ими, словами, можно ударить больнее, чем кулаком. Нет таких слов для Стаи. Твари не понимают слов, проверено.
Сегодня ему не ставили подножек, не валяли по земле и не пинали. Его просто проводили после уроков до дома, демонстративно зажимая носы и беспрестанно громко фукая. Прохожие останавливались, провожали взглядами странную процессию и уходили в свою, нормальную жизнь.
*
Проходя мимо недавнего укрытия, Пашка внезапно вспомнил кучу инструментов в углу и решил посмотреть - не найдется ли там чего удобного, вместо слов. Сегодня на лавке напротив каморки заняли пост две женщины с колясками. Пришлось сделать вид, что остановился покопаться в телефоне.
Дверь, как бы невзначай, подцепленная кроссовкой, не открылась. Видимо, сегодня дворник закрыл ее внимательно. Надо будет проверить позже.
*
- Эй, парень, так работать нельзя. Что с руками? Воспаление пошло от ссадин? Ты же музыкант. Сколько раз можно говорить: береги руки, гитара - расходник, главный инструмент - руки и голова. Сегодня не будем заниматься, давай домой. Пьесу-то дописал на конкурс?
- Почти.
- Вот и иди, дописывай. Дай рукам зажить. На клавишах наиграть можно, при нужде и, тоже - без фанатизма. До конкурса время есть… Что-то, братец, ты больно мрачный нынче. Случилось что-то?
- Н-нет. Нормально всё.
- Ну, смотри. Если что - звони, если могу помочь чем - обращайся.
- Хорошо…
*
Домой идти отчаянно не хотелось. Не было сейчас сил прогибаться и подстраиваться под бабкины капризы. Если бы можно было просто уйти куда-нибудь, где не будет людей... Пашка посмотрел на небо, уже почти полностью закрывшееся тяжелыми тучами. Значит, шататься с гитарой в дешевеньком мягком чехле по улице - не вариант, дождь польет почти наверняка, с его-то удачей.
Тяжело вздохнув, парень повернул в сторону дома и замер. Навстречу шла Стая.
«Гитара!» - Это самое ценное, что сейчас у Пашки было. Он полгода копил деньги со всех возможных подработок и мама добавляла то, что накопила тайком от бабки. Та осуждающе поджала губы на озвученную цену, хотя цифру Пашка с матерью для нее и так назвали в два с лишним раза меньше настоящей. Второй гитары не видать, как своих ушей.
- О, какие люди! - Радостно осклабился Стас. - А мы вот, как раз, скучаем без искусства. Композитор, ты же сыграешь своим горячим поклонникам?
- Парни, давайте не сейчас. Занесу инструмент и выйду, если надо.
- Ты не понял. Мы жаждем музыки. Давай балалайку, мы даже понесем ее, чтобы Маэстро не утруждался.
«Люди-люди, на вас последняя надежда. Ну, хоть кто-нибудь! Вы же взрослые, сделайте что-нибудь… Я ведь даже позвать на помощь не могу: гитара уже в грязных лапах Стаи, даже если убегут - унесут с собой».
Бесполезно. Даже взрослые мужики, втроем стоящие на пути Стаи, расступились и пропустили взбудораженных парней, которые азартно тащили спотыкавшегося Пашку, отчаянно цеплявшегося за ремень гитарного чехла, на пустырь за гаражами.
*
Ливень смыл с глаз кровь, но это уже не очень помогало. Стремительно заплывающий глаз все равно уже почти ничего не видел. В ушах тяжелым прибоем бился шум, отключая все звуки окружающего мира. Рваной, дерганной походкой передвигалась хрупкая фигурка, прижимающая к груди темный, бесформенный предмет, в мокрых городских сумерках.
Ноги сами привели к дворницкой пристройке. Если дверь открыта, нужно залезть в конуру и отдышаться. Толкнул ногой дверь. Закрыто - дверь подалась и отпружинила, явно стукнувшись о металлический косяк языком замка. Непонятно, на что надеясь, Пашка вцепился большим пальцем в край дверного полотна, размазывая по нему, смешанную с дождем и грязью, кровь. Замок приглушенно клацнул и дверь открылась. Под потолком подслеповато засветилась, заморгала, потрескивая, лампа. Ее света хватило, чтобы осветить лужу возле двери. Пашка прикрыл дверь, чтобы не явился на свет какой-нибудь бдительный жилец или сам хозяин конуры. Как только щель между косяком и дверью закрылась, замок снова щелкнул и впил металлические зубы-штыри в паз косяка.
Роняя с головы дождевую воду, окрашенную багровым, поковылял подальше от двери и от лужи под ней. Нужно посидеть, отдохнуть и найти то, чем он будет убивать Стаю.
В дальнем углу, в стене дома, к которой притулилась пристройка, оказалась, незамеченная в прошлый визит, еще одна дверь. Наверное, вход в цокольный этаж. По крайней мере, дверной проем подсвечивался с той стороны чуть более ярким, но тоже мерцающим, светом. Пашка толкнул дверь плечом, отозвавшимся россыпью боли, ввалился в новое пространство. На полу возле стены лежал почти чистый пружинный матрас от советской кровати. Парнишка обессилено, с мучительным стоном опустился на него, сгорбился и затих, баюкая сломанные пальцы и убитую, искалеченную гитару…
*
Вязкую тьму потревожило мягкое, теплое, чуть влажное прикосновение к щеке. Пашка с трудом разлепил глаза, так и не открывшиеся до конца. От зрения остались две щелки, через которые Пашка с трудом рассмотрел что-то лохматое, взъерошенное и живое. Собака. Она бережно, нежно вылизывала его лицо. Большой, крупнее немецкой овчарки, пёс. Не слишком чистая шерсть была жесткой, довольно длинной и слегка кудрявой.
Собачье умывание, похоже, и вправду было лечебным. Щелочки, в которые превратились глаза, по крайней мере, стали немного шире. Покалеченная рука, лежавшая на чехле с останками гитары, тоже уже вылизанная до стерильности, почти не болела. Только тупо, как больные зубы, ныли пальцы.
Судорожно вздохнув, Пашка обнял неожиданного лекаря рукой. Из расслабившегося, до этого судорожно сжатого и уже онемевшего, кулака выпал к собачьим лапам лоскуток ткани. Пес, втянув носом воздух, прижал уши, оскалился и глухо зарычал. Пашка поднес к глазам лоскут, пытаясь понять, что это. Карман. Очень похожий был на рубашке Стаса. Наверное, оторвал, когда бросился на урода, только что разбившего о бетонный блок гитару. «… и найти то, чем он будет убивать Стаю». Неуверенно протянул ткань к носу собаки. Шерсть встала ирокезом по всему хребту пса. Ну, что ж, возможно - это именно то, что нужно.
*
Пёс остановился на пороге, подкидывая вверх голову, втягивая раз за разом воздух темного, мокрого насквозь города. Дождался подзывающего похлопывания по бедру и тихого: «Ну… выходи». Шагнул за порог, легонько ткнулся носом в руку и, с тихим цоканьем когтей по асфальту, растворился в темноте. Бродяга, он и есть бродяга, человек ему не нужен…
Бабке и полицейским Пашка упорно твердил одно: напали неизвестные, хотели отнять инструмент, никого не запомнил. Госпитализация в травму имела свои плюсы: на пару-тройку недель парень мог быть избавлен от домашних и школьных проблем.
С мамой в больницу приходил Евгений Николаевич, педагог по гитаре, принес свой старый (слишком новый для старого, на самом деле) смартфон. Подбадривал, говорил, что разговаривал с хирургом: ничего смертельного с пальцами не произошло; что Пашка справится и восстановится. Просто придется немного больше работать. Пообещал сам исполнить Пашкину пьесу на конкурсе. Вне программы, наверное, но - тем не менее. Возможно, жюри даже пойдет навстречу.
Смартфон был очень кстати, он позволял немного вылазить из ограниченного пространства палаты и отделения. На четвертые сутки в больнице, отоспавшийся до тошноты, Пашка наткнулся на короткое сообщение в новостном паблике о жуткой находке в гаражном кооперативе. Общественность предполагала, что на жертву напала стая бродячих собак, официальных сообщений пока не было.
Городские паблики и форумы вскипели от жарких баталий зоозащитников со всеми остальными. Битвы были чисто теоретическими, потому, что уже долгое время в городе было спокойно с бродячими животными и никакой стаи основная масса людей не видела. По стилю же общения сообщавших о замеченной огромной стае, было понятно, что они и летающие тарелочки видят регулярно.
Еще через сутки новость о неопознанном трупе со следами нападения животных была в местных новостях. Через два дня - ушла на федеральные каналы с тревожным дополнением: в дачном сообществе найдено второе тело, также изувеченное до неузнаваемости животными.
После третьей подобной новости город охватила тревога. Родители требовали от властей школьных автобусов, патрулей на улицах и розыска опасной стаи. Притихли зоозащитники на форумах. Люди перестали «срезать» путь через пустыри и гаражи. Была объявлена награда за достоверные сведения о стае бродячих животных и над городом закружили дроны. Стаи не было.
Еще через полторы недели вышло журналистское расследование, рассказывающее о жутких подробностях и версиях события. Канал был с сомнительной репутацией, и никто особенно серьезно передачу не воспринял, кроме особенно охочих до тайн зрителей. Ну, а кто бы еще серьезно отнесся к «инсайдерской» информации о том, что все многочисленные повреждения нанесены ОДНИМ животным и повышенном радиационном фоне от тел погибших?
Новых нападений не было, форумы, паблики и новостные каналы молчали. Город начал забывать о случившемся.
Пашка, уже изнывающий к исходу своего больничного заключения, зацепился за расследование. Одно животное? Да ладно, так не бывает. А вот фраза о радиации подтолкнула его прочитать, наконец, блог отца от корки до корки. Когда батя пропал, Пашка был мелковат для того, о чем там говорилось. Сейчас он читал посты методично, как учебник. Данные о действии радиации на человека, животных и растения, подборки материалов обо всех известных авариях и опытах, ссылки на игры и книги, отчеты о собственных официальных экскурсиях и нелегальных экспедициях в зону отчуждения и, отдельно - подборка материалов под тэгом «теории».
Последняя была самой захватывающей. Чего там только не было: рассказы очевидцев, фото и видео странных животных и растительности…
Была у блогера и своя собственная теория. Он, ни много, ни мало, рассматривал вероятность существования «параллельной Зоны». По мнению автора, если предположить существование кротовин в параллельную Зону, это объясняло бы весь обширный фольклор, все сообщения об аномалиях и мутантах, которые не подтверждались формальными официальными исследованиями. Более того, это объяснило бы и несколько, передаваемых «дикими» сталкерами из уст в уста, случаев бесследных исчезновений одиночек на закрытой территории.
Мнения подписчиков располагались на шкале от убеждения, что автору стоит проконсультироваться с психиатром, до полного согласия с теорией, подкрепляемого собственными байками. Но большая часть аудитории считала, что «сталкер» либо мистифицирует читателей, либо обкатывает на них материал для художественной книги.
*
Полученная после больницы справка с индивидуальными рекомендациями грела Пашкину душу. Отмена любых экзаменов и контрольных, сокращенная неделя с дополнительным выходным в четверг, сокращенный день (не больше четырех уроков). Это означало, что теперь он будет законно уходить из школы раньше Стаи.
Но учебный год, внезапно, закончился еще раньше. Мать, занесшую справку в школу по пути, неожиданно чуть ли не расцеловали, напоили кофе (что?!) и горячо заверили, что здоровье ребенка для педагогов важнее всего. Поэтому «не беспокойтесь, Мариночка Викторовна, пусть Пашенька выздоравливает, что тут уже осталось того учебного года, выставим итоговые оценки по текущим, увидимся в новом учебном году».
*
Свобода!
Надо было сходить в музыкалку и вернуть телефон. Пашка вздохнул. На новый надо искать подработку.
ЕвгеНик, все таки, классный мужик! Сказал, что телефон ему, в обозримом будущем, не нужен, и Пашка может оставить его себе, пока не купит новый, с конкурсной премии. Жизнь налаживалась, определенно налаживалась. Насвистывая тихонько мелодию незаконченной пьесы, парнишка неторопливо шел через скверик, наслаждаясь воздухом свободы.
- … да, Матвевна! Третье утро вижу. Приезжают часа в полпятого-пять, каждый день. Во дворе четвертого и шестого домов поймали Шарика, который там уже полгода кормился. Такой славный песик был, полдвора его кормили. Зинаида даже с давлением слегла.
- Так теперь нам своих нельзя одних гулять выпускать!
- Да, мелких, говорят, не отлавливают. И в ошейниках, вроде, не трогают. А вот больших бродячих - всех подряд метут.
- Совсем озверели. Чем собачки-то помешали? Они получше некоторых людей будут.
Пашка застыл на месте. Пёс из подвала! Неужели его тоже поймали? Вот бы его забрать домой. Их Рэй умер почти год назад, и семья бы, наверное, не отказалась. Пёс уже на улице натерпелся - закрыл же его какой-то урод в подвале, на верную смерть. А теперь - еще отловы.
*
Четвертый час он прочесывал улицы с поводком и ошейником в руках. И спрашивать-то людей неловко, подробно описать собаку он бы все равно не смог. Оставалось только пройти еще раз по самым вероятным местам, где пёс мог увернуться от «собачников» - гаражи и пустырь, переходящий в овраг. Передернулся, вспомнив свой последний визит на пустырь. Вечером встретить там Стаю шансы сильно увеличивались. Потоптался на месте, вздохнул. Надо идти, ведь, даже если пёс еще не отловлен, завтра может быть уже поздно.
- Эй! Привет, бродяга!
Пёс выпрыгнул откуда-то из под обрывистого склона оврага, оглянулся по сторонам, подошел и приветственно боднул косматой головой колено. Пашка быстро нацепил на шею собаки ошейник, ободрал сухие репьи, намертво вцепившиеся в шкуру, скормил утащенный из дома куриный фарш. Брать на поводок сразу не стал - вдруг пёс не захочет с ним идти. Тогда ошейник может ему помочь не угодить в отлов, а вот поводком может где-то зацепиться. Это была, конечно, память о домашнем любимце и отце, ведь именно он покупал ошейник для Рэя, по своему вкусу, на заказ… Но жизнь, даже собачья, дороже.
Не пошел с ним Бродяга… Проводил до двора и снова исчез.
Дома мама сочувственно потрепала по голове Пашку, понуро сидящего на обувной полке.
- Не нашел или не пошел?
- Не пошел…
- Не переживай. Возможно, ему просто нужно время, чтобы снова поверить людям. Давай купим сухой корм, чтобы у тебя всегда был с собой.
*
Ни через день, ни через неделю Бродяга не нашелся. Ежедневные скитания по дворам и расспросы не помогали.
Внезапно пришедшая поздно вечером мысль, погнала Пашку к знакомой каморке. Вдруг Бродягу снова заперли в том подвале? Металлическая дверь была закрыта. Пашка наклонился к прохладному металлу и сначала похлопал по нему ладонью, потом постучал костяшками пальцев, посвистел и приложил ухо к двери. Может, подаст голос Бродяга…
Тишина… Металл согрелся под прижатым к нему ухом. И вдруг отчетливо, сухо щелкнул замок. Не веря еще, Пашка осторожно потянул на себя дверь. Сегодня лампочка раз мигнула и больше не подала признаков жизни. Дверь в подвал в этот раз открылась с усилием, внутри тускло светилась-мерцала только одна лампа на небольшом отдалении от входа. На матрасе, неясно видном в скудном, неверном освещении, виднелась темная масса.
Мгновенно задрожавшими руками Пашка включил фонарик на телефоне. С облегчением выдохнул, поняв, что это не умерший от истощения Бродяга. Взгляд зацепился за яркое пятно. Светоотражающий значок на рюкзаке. Точно такой значок был на рюкзаке Стаса. Пашка шевельнул носком кроссовки рюкзак, куча развалилась. Напульсник, бандана, рукав от ветровки, светлая толстовка в темных пятнах. Каждый предмет был знаком. У каждого предмета был хозяин. Человек из Стаи…
Это было жутко и невозможно. Неужели Бродяга мог натворить все это? Не верилось, что спокойный пёс мог быть чудовищем, дела которого приписывали целой стае. Да и количество «скальпов» не соответствовало общедоступной информации.
Цок-цок… цок-цок-цок…
В слабое пятно света из темноты подвала выступил Бродяга. Стоял неподвижно и смотрел Пашке в глаза. Как будто понимал, что человек сейчас имеет право ему не доверять. Медленно двинулся вперед, дошел до стоящего неподвижно парнишки.
- Бро, парень… Ведь это не ты? Это не можешь быть ты. - Присев, Пашка смотрел в глаза кобеля, словно пытаясь увидеть там ответ. Пес тяжело вздохнул, глубоко сунул морду под мышку человеку и замер.
Пашка вздохнул, потрепал пса по загривку, наткнулся рукой на ошейник. Возможно, все же, выручил собаку знак наличия хозяина. Машинально скользнул рукой вниз, к медальону-адреснику, на котором была выгравирована чужая кличка и хозяйский телефон, который не был зарегистрирован в сети последние 3 года. Медальона не было. Недоверчиво прокрутил ошейник на мохнатой шее - пусто. Если не считать завязанной на кольце для адресника полоски красной ткани. Пашка расстегнул ошейник, залез в потайной карманчик на внутренней стороне. Вынул и развернул небольшой обрывок бумаги, которого там точно быть не могло. Неровные крупные буквы, написанные простым карандашом:
« Маришка?» - и на обороте - «Или Пашка?»
…
Рассказ на конкурс CreepyStory (июнь).