Поднятие советского флага над Рейхстагом 2 мая 1945 года.
Как известно, военное мышление сводится к приказу и повиновению, и это продолжается в формировании мнений о войне и мире. Как по команде, мнение подавляющего большинства следует за лозунгами воюющих сторон.
Вторжение российских войск на Украину с самого начала было охарактеризовано как поворотный момент, империалистическая война агрессии и нападение на свободу и общие ценности Европы. Общественное мнение, включая мнение депутатов бундестага, от которых можно было бы ожидать некоторой интеллектуальной дистанции по отношению к пропаганде тогдашнего правительства США, последовало этим лозунгам.
Как рота солдат, политики и СМИ последовали приказу думать и говорить: это ничем не спровоцированное нападение России на Запад и его ценности, при этом всегда умалчивается, что высшая западная ценность — это деньги.
С российской точки зрения, это была единственная эффективная контрмера против продвижения США в соседнюю и братскую Украину, где уже началось размещение ракет и интеграция в НАТО.
Уже страдающий слабоумием президент Джо Байден, несмотря на все предупреждения, довёл ситуацию до крайности, и ни один знаток силовой политики не был удивлён, включая США и высшие военные круги.
Дональд Трамп позже заявил, что если бы он был у власти, этой войны бы не случилось. Это хвастливо, но реалистично.
На войне аргументы другой стороны не слышны. Путь к миру из-за этого заблокирован, заминирован, загромождён колючей проволокой и простреливается заградительным огнём.
Война служит моделью мышления, а не предметом рефлексии. В этом суть милитаризма.
Сто миллиардов евро для Украины
Прямые платежи и доля Германии в средствах ЕС, за которые отвечает Урсула фон дер Ляйен, в сумме превышают 100 миллиардов евро, которые Германия, помимо всех поставок оружия, выплатила Украине.
Но почему?
Почему Германия поддерживает Украину, выделив на войну с Россией более 100 миллиардов евро? Что заставило эту страну, неизвестную многим и, по всей видимости, коррумпированную, вдруг полюбить так, что не жалеют никаких жертв, чтобы поддержать ее безнадежную борьбу, изначально направленную на расширение США, против крупнейшей страны мира и против значительной части собственного населения?
Какое отношение это имеет к нам здесь, в Германии?
В пересчете на персонально учтенных погибших российских военнослужащих Германия своими 100 миллиардами заплатила и платит около миллиона евро за каждого убитого россиянина. На 2026 год запланировано еще 11,5 миллиардов. Этого хватит на 11 500 подтвержденных сертифицированных мертвецов.
Безудержная вовлеченность Германии в эту войну не является чем-то само собой разумеющимся; она вызвана не только желанием США и ЕС, но и происходит по воле немецкого правительства.
Идентификация с проигравшими истории
Что за этим стоит? Нет никакой другой фундаментальной мотивации, кроме скрытого реваншизма. Глупо болтающая бывшая министр иностранных дел Анналена Баербок высказала это вслух. Похоже, что ее дед привил ей реваншистское мышление.
Германия, то есть нацистская Германия, проиграла Вторую мировую войну на русском фронте против Советского Союза уже в конце 1943 года. США высадились в Нормандии только в начале 1944 года и позже были признаны освободителями, потому что раздавали шоколад и сигареты.
Советские солдаты, напротив, шаг за шагом оттеснили немецкую армию, которая превосходила их в техническом отношении. Они освободили Освенцим, с большими потерями пробились до бункера фюрера в Берлине и довели Гитлера и его ближайших соратников до самоубийства.
Это неоспоримая историческая правда, которую в Германии предпочитают вытеснять из сознания, и нет ни малейшего повода для того, чтобы из этого германо-русского прошлого выводить враждебность по отношению к современным русским.
То, что происходит в головах Фридриха Мерца, Бориса Писториуса и бесчисленного множества конформистов в партиях и крупных СМИ, можно объяснить только значительной долей подсознательного реваншизма, что лишено всякой рациональности.
Мы не должны мстить за поражение Гитлера
Поражение нацистского рейха было благом для истории, и современную Россию, освободившуюся от бремени большевизма, следует рассматривать как исторического победителя, а не как нового врага. Все остальное — это забвение истории и глупая пропаганда.
Что касается США и так называемых атлантистов, то можно заметить, что их агрессивность и мания вооруженния проецируются на противников почти по своему усмотрению. Ни Россия, ни Китай, ни Иран, ни страны БРИКС не имеют подобных желаний.
США не могут довольствоваться своим чрезвычайно удобным положением на земном шаре, которое они завоевали путем уничтожения индейских племен и народов.
Завоевание Дикого Запада продолжается в умах оружейных фетишистов и финансовых махинаторов, против всех, кто не подчиняется им. Для них нет противника слишком маленького (Гренада, Ливия, Сербия) или слишком большого, как Россия и, с недавнего времени, Китай.
Не против Трампа, а вместе с ним
Дональд Трамп – внук немецкого иммигранта в Нью-Йорке. Он лично не затронут мифом о Диком Западе, который никогда не заканчивается, но его партия, республиканцы, также является партией этих ковбоев. Несмотря на неприязнь к эгомании Трампа, мы должны понимать, что он хочет установить мир и может вести переговоры с Путиным.
Германия должна обязательно встать на эту сторону. Оптимальной позицией была бы собственная, активная, мирная политика Германии.
Победа во Второй мировой войне была достигнута усилиями миллионов людей из разных стран — на фронте и в тылу. В 2025 году Россия и Китай вместе отмечают 80-летие окончания войны.
В 1937 году Япония начала полномасштабное вторжение в Китай. Японская армия двинулась к крупнейшим городам страны. За шесть недель после падения Нанкина японцы убили более трёхсот тысяч мирных жителей. Эти события вошли в историю как «Нанкинская резня». Немногим ранее недалеко от Харбина был сформирован «отряд 731», где японские военные проводили эксперименты над людьми и создавали бактериологическое оружие.
Советский Союз первым протянул руку помощи Китаю. В страну шли поставки оружия, топлива, боеприпасов. В борьбе с японскими захватчиками участвовали советские лётчики и тысячи военных советников из СССР. Только до 1941 года Китай получил сотни самолётов, десятки тысяч единиц вооружения.
К концу войны два народа сражались плечом к плечу. Китайские курсанты учились в советских военных академиях. Сын Мао Цзэдуна, Мао Аньин, в рядах Красной Армии очищал Европу от фашизма. В августе 1945 года советские войска вместе с китайскими союзниками разгромили Квантунскую армию — группировку японских войск в Маньчжурии. Победа над Японией в 1945 году стала общей страницей истории для Москвы и Пекина.
Сегодня в России памятная дата — День Победы над милитаристской Японией и окончания Второй мировой войны. Смотрите новый фильм «СССР и Китай: общая Победа». Над лентой работали: Дмитрий Хрусталёв, Екатерина Китайцева, Антон Мещеряков, Игорь Белогуров, Ярослав Шуяков.
Советские войска входят в освобождённый Харбин. 21 августа 1945 года.
Советская пехота переходит границу. 9 августа 1945 года
Несмотря на заявление японского правительства 10 августа 1945 года о готовности принять условия Потсдамской декларации, реального прекращения боевых действий не последовало. Японское командование, особенно на континенте, использовало затяжку времени для попытки организованного отступления и уничтожения стратегически важных объектов. В этих условиях 9 августа 1945 года ровно в 00:10 по местному времени началось грандиозное наступление советских войск, ставшее образцом военного искусства и продемонстрировавшее всю мощь Красной Армии. Операция развернулась на фронте протяженностью свыше 5000 километров силами трех фронтов. Забайкальский фронт под командованием маршала Р.Я. Малиновского наносил главный удар через безводные степи Внутренней Монголии и Большой Хинганский хребет. Уже в первый день войска фронта, преодолевая ожесточенное сопротивление, продвинулись на 50-70 километров. Особенно впечатляющим стал прорыв 6-й гвардейской танковой армии генерала А.Г. Кравченко, которая за первые пять суток совершила беспрецедентный 450-километровый бросок по бездорожью, выйдя 14 августа на Центрально-Маньчжурскую равнину и создав угрозу глубокого охвата всей Квантунской армии. 1-й Дальневосточный фронт маршала К.А. Мерецкова атаковал из Приморья, прорывая мощные укрепрайоны, прикрывавшие подступы к Гирину и Харбину. Несмотря на сложный рельеф и упорную оборону японцев, войска фронта к 14 августа углубились на 120-150 километров, завязав тяжелые бои за ключевой транспортный узел Муданьцзян - "ворота" в центральную Маньчжурию. 2-й Дальневосточный фронт генерала М.А. Пуркаева наступал из района Благовещенска вдоль рек Амур и Сунгари, прорвав оборону у Хэйхэ и устремившись к важному промышленному центру Цицикару. Параллельно Тихоокеанский флот под командованием адмирала И.С. Юмашева развернул активные действия по нарушению морских коммуникаций. Уже 9-10 августа морские десанты при поддержке корабельной артиллерии овладели корейскими портами Юки (Унги), Расин (Наджин) и Сейсин (Чхонджин), отрезав Квантунскую армию от метрополии. 15 августа, когда прозвучало обращение императора Хирохито о капитуляции, командующий Квантунской армией генерал Отодзо Ямада не отдал приказ о прекращении огня. Японские войска продолжали ожесточенное сопротивление, часто переходя в контратаки и самоубийственные атаки. Советское наступление не только не остановилось, но и набрало темп. С 15 по 20 августа войска Забайкальского и 1-го Дальневосточного фронтов продвинулись на 360-600 километров, завершая глубокий охват и расчленение японской группировки. Решающее значение имела воздушно-десантная операция в Харбине 18 августа, когда 200 десантников 9-й воздушно-десантной дивизии захватили ключевые объекты города. Лишь 17 августа Ямада запросил перемирие, но отдельные части продолжали бои до вечера 18 августа. 19 августа в Чанчуне генерал Ямада подписал акт о безоговорочной капитуляции Квантунской армии. Однако ликвидация очагов сопротивления продолжалась. До 22 августа шли бои за Хутоуский укрепрайон - один из сильнейших в мире, где японский гарнизон сражался до последнего. Параллельно шли операции по освобождению Южного Сахалина и Курильских островов. На Южном Сахалине войска 16-й армии 2-го Дальневосточного фронта прорвали Котонский укрепрайон 17 августа и к 25 августа очистили весь юг острова. Курильская десантная операция началась 18 августа высадкой на Шумшу, где развернулись кровопролитные бои. К 23 августа был занят Шумшу, а к 1 сентября - острова Парамушир, Онекотан, Матуа и северная группа Курил. 2 сентября десант высадился на Кунашире, а 4 сентября - на Итурупе. 2 сентября 1945 года на борту линкора "Миссури" в Токийском заливе был подписан Акт о безоговорочной капитуляции Японии. Молниеносный разгром Квантунской армии Красной Армией, наряду с освобождением Южного Сахалина и Курильских островов, поставил окончательную точку во Второй мировой войне, сокрушив последний оплот милитаризма в Азии. Эта операция стала триумфом советского военного планирования и массового героизма бойцов и командиров, навсегда изменив геополитическую карту Дальнего Востока.
Представители Японской империи на подписании акта о капитуляции Японии
Утром 9 августа 1945 года, под гнетом двух катастрофических событий – атомной бомбардировки Нагасаки и вступления СССР в войну с молниеносным ударом по Квантунской армии – в бункере императорского дворца собрался Высший совет по руководству войной. Премьер-министр адмирал Судзуки Кантаро, ранее колебавшийся, теперь открыто заявил, что продолжение войны невозможно, и потребовал немедленного принятия Потсдамской декларации. Однако глубокий раскол в правящей клике проявился с новой силой. Министр иностранных дел Того Сигэнори и военно-морской министр адмирал Ёнаи Мицумаса, представлявшие интересы напуганной финансовой олигархии и придворных кругов, настаивали на капитуляции с единственным условием – сохранением императорской системы. Военный министр генерал Анами Корэтика, начальник Генштаба армии генерал Умэдзу Ёсидзиро и начальник Морского Генштаба адмирал Тоёда Соэму, выражавшие волю милитаристской верхушки и ультранационалистов, требовали четырех дополнительных условий: самостоятельного разоружения войск, отказа от оккупации, самостоятельного суда над военными преступниками и сохранения всех колониальных владений (включая Корею и Тайвань). Единственным пунктом согласия стало требование любой ценой сохранить трон Хирохито – гарантию незыблемости классового господства. В тот же день, 9 августа, на заседании полного кабинета министров обстановка достигла накала. Министр торговли и промышленности Окинава Киёси представил доклад о катастрофическом состоянии экономики: разрушено 40% промышленных мощностей, парализован транспорт, прекращена добыча угля и выплавка стали. Министр связи Тэрадзима Кэндзи доложил о полном развале связи с Кореей и Маньчжурией – ключевыми источниками ресурсов и резервов. Несмотря на яростное сопротивление Анами и его сторонников, требующих «смертельной битвы на родине», голосование завершилось перевесом сторонников капитуляции: 9 голосов «за» принятие Потсдамской декларации с оговоркой о монархии против 3 «против» (Анами, Тоёда, министр юстиции Мацузака). Поскольку консенсуса не было, Судзуки, используя конституционную лазейку, перенес решение на Императорское совещание – высший орган власти, собиравшийся в присутствии монарха. В ночь с 9 на 10 августа в императорском бомбоубежище состоялось историческое совещание. После 2 часов бесплодных споров, в которых военные вновь требовали борьбы до конца, Судзуки обратился к Хирохито. Император, чье мнение редко озвучивалось публично, неожиданно для многих поддержал позицию Того и Судзуки. Ссылаясь на разрушения от бомбардировок, невозможность защитить страну от советского наступления и страдания народа, он заявил: «Невыносимо видеть, как страдает и гибнет нация... Я даю свое согласие на предложение министра иностранных дел». Это решение, продиктованное страхом перед полным крахом государства и революционным взрывом, предрешило исход. Утром 10 августа через Швейцарию и Швецию было передано сообщение союзникам о готовности принять Потсдамскую декларацию «с пониманием, что она не содержит требования, наносящего ущерб прерогативам Его Величества как суверенного правителя». Ответ союзников от 11 августа (подписанный госсекретарем США Бирнсом от имени всех держав) был жестким: власть императора и японского правительства после капитуляции будет подчинена Верховному командующему союзных держав, а окончательная форма правления будет установлена «свободно выраженной волей японского народа». Этот пункт, означавший потенциальную ликвидацию монархии, вызвал новый кризис в Токио. Анами, Умэдзу и Тоёда вновь потребовали отвергнуть ультиматум. 13 августа на заседании кабинета и Высшего совета разгорелись ожесточенные дебаты. В условиях непрекращающихся советских ударов в Маньчжурии и новых массированных налетов американской авиации на Токио большинство министров, включая Судзуки и Того, признали необходимость безоговорочной капитуляции. Анами и Тоёда отказались подписывать соответствующий документ. Решение вновь перенесли к императору. 14 августа в 10:50 состоялось второе Императорское совещание. Под давлением Хирохито, заявившего о необходимости «вынести невыносимое», военные министры были вынуждены уступить. Император утвердил рескрипт о капитуляции и приказал записать свое обращение к нации. Однако фанатики из «партии войны» не смирились. В ночь на 15 августа группа офицеров-мятежников во главе с майором Кэнта Хатиро (штаб 1-й гвардейской дивизии) предприняла попытку государственного переворота. Они убили командира дивизии генерала Такэси Мори (отказавшегося поддержать мятеж), захватили императорский дворец и попытались найти и уничтожить запись императорского рескрипта. Их цель – сорвать капитуляцию и заставить императора возглавить «священную войну» до конца. Однако путчисты не сумели найти пленку, не получили поддержки других частей и к утру были разгромлены верными правительству войсками. Лидеры мятежа покончили с собой. 15 августа в 12:00 по радио Японии впервые прозвучал голос императора, зачитавшего рескрипт о капитуляции. В тот же день волна ритуальных самоубийств прокатилась по высшему командному составу: военный министр Анами Корэтика совершил сэппуку, оставив записку «Я умираю в искупление своей великой вины перед императором»; вице-адмирал Ониси Такидзиро (идеолог отрядов камикадзе) последовал его примеру; маршал Сугияма Хаидзимэ (бывший начальник Генштаба) застрелился. Кабинет Судзуки подал в отставку, а император поручил формирование нового «капитуляционного» правительства принцу Хигасикуни Нарухико. Агония милитаристского режима завершилась, открыв путь оккупации и формальной демилитаризации Японии под контролем США, стремившихся не допустить революционных преобразований и сохранить основы старого порядка под новыми вывесками.
Моряки Тихоокеанского флота водружают флаг ВМФ СССР над бухтой Порт‑Артура.
Вопрос участия Советского Союза в разгроме японского милитаризма активно обсуждался союзниками задолго до мая 1945 года. Ещё в декабре 1942 года, в разгар Сталинградской битвы, правительство США предложило Москве создать американские военные базы на советском Дальнем Востоке под предлогом "сдерживания Японии". Однако И.В. Сталин, справедливо оценивая это как попытку установить контроль над стратегически важным регионом и опасаясь провокаций, ведущих к войне на два фронта, решительно отклонил инициативу. Перелом в ходе войны против гитлеровской Германии коренным образом изменил ситуацию. К осени 1943 года советское руководство, стремясь обеспечить безопасность дальневосточных границ и восстановить историческую справедливость в отношении утраченных по Портсмутскому договору 1905 года территорий (Южный Сахалин, Курильские острова), начало рассматривать вступление в войну как стратегическую необходимость. Тегеранская конференция (ноябрь 1943 г.) стала поворотным моментом: Сталин впервые официально заявил Ф. Рузвельту и У. Черчиллю о готовности СССР вступить в войну против Японии после разгрома Германии. При этом он подчеркнул объективные трудности: для эффективного наступления требовалось утроить группировку войск на Дальнем Востоке (с 30 до 90 дивизий), что было возможно лишь после освобождения западных фронтов. Союзники, рассчитывавшие избежать многомиллионных потерь при штурме Японских островов, встретили это заявление с энтузиазмом. Окончательная договорённость была достигнута на Крымской (Ялтинской) конференции 11 февраля 1945 года. СССР подтвердил обязательство вступить в войну через 2-3 месяца после капитуляции Германии при условиях:
Сохранения статуса Монгольской Народной Республики.
Возвращения Южного Сахалина и передача Курильских островов.
Восстановления аренды Порт-Артура и совместной с Китаем эксплуатации КВЖД (этот пункт позже был пересмотрен).
Американское командование, планируя операцию "Даунфолл" (вторжение на Японские острова в ноябре 1945 г.) и ожидая колоссальных потерь (до 1 млн человек), видело в наступлении Красной Армии в Маньчжурии ключ к сковыванию миллионной Квантунской армии и ускорению краха Японии. Однако успешное испытание атомной бомбы под Аламогордо (16 июля 1945 г.) резко изменило позицию нового президента США Г. Трумэна. На Потсдамской конференции (17 июля - 2 августа 1945 г.) Трумэн, получив подтверждение мощи нового оружия, стал рассматривать его как средство для победы без советского участия, что позволило бы США единолично доминировать в послевоенной Японии и Восточной Азии. Он информировал Сталина об атомной бомбе в туманных выражениях 24 июля, но не отказался от ялтинских договорённостей, понимая, что СССР уже приступил к масштабной переброске войск и его вступление в войну неизбежно. Трумэн надеялся, что атомные удары заставят Японию капитулировать до начала советского наступления. Советский Союз тем временем добросовестно выполнял взятые обязательства. С мая по август 1945 года по Транссибирской магистрали была осуществлена беспрецедентная переброска войск и техники с Европейского театра. К началу августа на Дальнем Востоке и в Забайкалье была сосредоточена мощная группировка под командованием маршала А.М. Василевского в составе трёх фронтов (Забайкальского, 1-го и 2-го Дальневосточных) и Тихоокеанского флота: свыше 1.7 млн солдат и офицеров, 30 тыс. орудий и минометов, 5.2 тыс. танков и САУ, более 5 тыс. самолетов. Эта сила многократно превосходила японскую Квантунскую армию (ок. 700 тыс. человек, устаревшая техника, дефицит топлива и боеприпасов). 8 августа 1945 года, ровно через три месяца после Победы в Европе и через два дня после атомной бомбардировки Хиросимы, нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов вручил японскому послу в Москве Сато ноту об объявлении войны. В ней прямо указывалось, что решение принято в связи с отказом Японии от безоговорочной капитуляции, требуемой Потсдамской декларацией, и в целях ускорения окончания войны и избавления народов от дальнейших жертв. 9 августа в 00:10 по местному времени началась стратегическая Маньчжурская операция. Молниеносный удар трёх советских фронтов, поддержанный флотом и авиацией, привёл к полному разгрому Квантунской армии за считанные дни, сорвав планы милитаристов о затяжной обороне "крепости Маньчжурия". В тот же день, 9 августа, США сбросили вторую атомную бомбу на Нагасаки. Стремительное наступление Красной Армии, лишившее Японию последней надежды на продолжение войны с опорой на материковые ресурсы и резервы, стало решающим фактором. Уже 10 августа 1945 года японское правительство через нейтральные страны заявило о готовности принять условия Потсдамской декларации с единственной оговоркой о сохранении императорской власти. Военно-политическая авантюра японского империализма завершилась полным крахом.
У. Черчилль, Г. Трумэн, И. В. Сталин. Потсдам, 23 июля 1945 года
Потсдамская конференция
В преддверии Потсдамской конференции американское руководство разработало проект совместной декларации союзных держав, который должен был стать последним предупреждением Японии. Этот документ, созданный без участия СССР, тем не менее учитывал советские интересы в регионе, что позволило советской делегации впоследствии поддержать его основные положения. Примечательно, что текст декларации был утвержден Трумэном 24 июля 1945 года - в тот же день, когда был подписан приказ о подготовке атомной бомбардировки Японии, что наглядно демонстрировало двойственную природу этого дипломатического шага. Потсдамская декларация, обнародованная 26 июля, содержала жёсткие, но справедливые требования: полную капитуляцию японских вооруженных сил, ликвидацию милитаристского режима, ограничение японского суверенитета основными островами архипелага и установление временного союзного контроля над страной. Эти условия были направлены на окончательное уничтожение очага агрессии в Азии и создание предпосылок для демократического развития Японии. Японское руководство оказалось перед тяжелейшим выбором. Группа реалистично мыслящих политиков во главе с министром иностранных дел Того Сигэнори понимала необходимость принятия ультиматума, надеясь лишь сохранить символический статус императорской власти. Однако военная клика во главе с военным министром Анами Корэтика и начальником генштаба Умэдзу Ёсидзиро, не желая признавать поражение, настаивала на продолжении войны. Их позиция подкреплялась иллюзорными расчетами на то, что предстоящее вторжение на Японские острова обойдется союзникам в такие огромные потери, что заставит их пойти на переговоры. 27 июля на заседании Высшего совета по руководству войной было принято компромиссное решение - официально не отвергать декларацию, но и не принимать её, сославшись на необходимость дополнительного изучения. Одновременно японская сторона предприняла последнюю попытку через посла Сато в Москве выяснить позицию Советского Союза. Однако уже на следующий день под давлением военных премьер-министр Судзуки Кантаро сделал роковое заявление о том, что правительство "игнорирует" Потсдамскую декларацию. Это решение, ставшее проявлением политической близорукости японского руководства, фактически развязало руки американской администрации для применения атомного оружия и предопределило дальнейшую трагическую развязку войны на Дальнем Востоке.
Японский генерал Минами Дзиро (1874-1955) в качестве военного министра в 1931 году.
Выступление на мероприятии Ассоциации помощи трону, 1942
К началу войны на Тихоокеанском театре милитаристская Япония уже сформировала так называемые «новую политическую» и «новую экономическую» структуры, призванные обеспечить тотальную эксплуатацию и мобилизацию всего населения для нужд агрессивной войны. Предвоенные буржуазные партии и профсоюзы, служившие ширмой классового господства, были насильственно распущены. Политическая жизнь оказалась под полным контролем реакционной Ассоциации помощи трону (АПТ), хотя формально сохранялись Конституция 1889 года, парламент и видимость выборов. Деятельность парламента в период 1941–1945 годов полностью подчинялась военщине и монополистическому капиталу, сводясь лишь к автоматическому утверждению гигантских военных бюджетов и правительственных законопроектов, направленных на усиление эксплуатации трудящихся. Уже на 78-й сессии, начавшейся 16 декабря 1941 года, сразу после развязывания войны против США и Великобритании, был принят драконовский закон, фактически ликвидировавший остатки свободы слова, печати и собраний, подавляя любое инакомыслие. В 1942 году парламентское большинство, послушное воле правящих кругов, утвердило закон о всеобщей трудовой повинности, который давал государству-монополисту право принудительно направлять на работы, включая тяжёлые и опасные отрасли военного производства, граждан в возрасте от 12 до 70 лет, эксплуатируя даже детей и стариков. На выборах в апреле 1942 года, проведённых под жёстким контролем АПТ в атмосфере военной истерии и подавления оппозиции, 82% избранных депутатов были прямыми ставленниками этой организации. В мае 1942 года по инициативе милитаристских клик было создано Общество политического содействия трону, провозгласившее своей целью формальное «сплочение» всех политических сил исключительно для обеспечения победы в империалистической войне, что на деле означало усиление полицейского контроля над обществом. Все последующие сессии парламента лишь продолжали утверждать законы о беспощадной мобилизации людских и материальных ресурсов на нужды войны, обогащавшие крупный капитал и разорявшие народ. В марте 1945 года, на фоне нарастающих военных поражений и кризиса всей системы империалистического господства, было создано Политическое общество Великой Японии – отчаянная попытка правящего класса консолидировать народ вокруг милитаристского режима под лозунгами «единства нации», что лишь ярче обнажило глубокий кризис и загнивание политической системы. В 1944 году, пытаясь использовать ресурсы колоний, парламент формально зарезервировал несколько мест для представителей угнетённых народов Кореи и Тайваня, однако это лицемерное решение, продиктованное военной необходимостью, так и не было реализовано на практике. На 87-й сессии в июне 1945 года, когда поражение Японии стало неизбежным, парламент окончательно капитулировал перед военно-полицейской диктатурой, приняв законы о чрезвычайных мерах военного времени; эти законы предоставили правительству диктаторские полномочия издавать указы, имеющие силу закона, без какого-либо одобрения парламента, и принудительно призывать на службу всё оставшееся население, доведя эксплуатацию и милитаризацию жизни до абсолюта.
Однако усиление эксплуатации и милитаризации всей жизни японского общества, проводимое правящими милитаристскими кликами и монополистическим капиталом в интересах империалистической войны, закономерно вело к резкому ухудшению положения трудящихся масс и росту их стихийного протеста. С затягиванием войны и углублением кризиса, вызванного авантюристической политикой правящего класса, условия жизни населения катастрофически ухудшались, что усиливало глухое недовольство рабочих и крестьян. В условиях жесточайшего полицейского террора, при полном отсутствии легальных пролетарских партий, подлинных профсоюзов и каких-либо организаций для защиты своих прав, единственной формой массового сопротивления рабочих капиталистической эксплуатации становились массовые прогулы. Уже в 1943 году, несмотря на драконовские законы военного времени, около 10% рабочих систематически не выходили на работу без уважительных причин, выражая таким образом протест против невыносимых условий. К 1944 году масштабы этого стихийного рабочего сопротивления резко возросли: на 761 крупном заводе военной промышленности в среднем 15% рабочих регулярно уклонялись от каторжного труда, а на некоторых предприятиях, особенно страдавших от недоедания и бесчеловечных норм выработки, этот показатель достигал 40%. Особенно массовый характер прогулы приобрели на ключевых военных предприятиях, где эксплуатация достигла крайних пределов: так, в июле 1944 года неявка на работу составляла 18% на заводах по производству вооружений, 24% в судостроении и 21% на авиационных заводах. К июлю 1945 года, накануне краха милитаристского режима, эти показатели рабочего протеста выросли до угрожающих для военной машины величин: 40%, 52% и 51% соответственно, что ярко свидетельствовало о полной утрате доверия трудящихся к правящему режиму и его преступной войне. Основными причинами этого массового скрытого саботажа были хроническое недоедание, вызванное развалом снабжения, нищенские зарплаты, не обеспечивавшие физического выживания, и острая нехватка продуктов по карточкам, что вынуждало истощённых рабочих тратить рабочее время на изнурительные поиски пропитания в деревнях. Помимо массовых прогулов, в стране, несмотря на жесточайшие репрессии, вспыхивали и открытые формы классовой борьбы: так, осенью 1942 года произошли забастовки на заводах концернов «Фурукава» и «Хитати», принадлежавших крупнейшим монополиям, а также ежегодно регистрировалось до 400 трудовых конфликтов на фабриках и до 3 тысяч арендных конфликтов в деревнях, где крестьянство боролось против грабительских поборов и принудительных поставок.
Однако стихийный протест трудящихся и углубление кризиса военной машины встретили со стороны правящего милитаристского режима не ослабление гнёта, а ужесточение карательного террора и идеологического порабощения масс в интересах монополистического капитала. С развязыванием агрессивной войны на Тихом океане в Японии резко усилились репрессии против всех прогрессивных и оппозиционных сил, клеймившихся властями как «ненадежные элементы»; под этим предлогом преследовались подлинные патриоты, пацифисты и прежде всего коммунисты – последовательные борцы против империалистической бойни. Уже на второй день войны, 9 декабря 1941 года, карательный аппарат бросил за решётку свыше 3 тысяч человек по заранее подготовленным спискам, стремясь обезглавить возможное сопротивление. Для полного подавления классового самосознания пролетариата вместо распущенных буржуазных профсоюзов, и так ограниченных в правах, насаждались лжеорганизации типа «Общества служения отечеству на производстве» (Санпо), служившие орудием милитаризации труда и шовинистической пропаганды под контролем монополий и военщины; численность Санпо, навязанного рабочим, выросла с 3,5 млн человек в 1940 году до 5,8 млн к 1943 году. Параллельно развернулась тотальная идеологическая обработка населения, направленная на оглупление масс и подавление критической мысли: кинематограф штамповал шовинистические ленты, радиовещание круглосуточно вело оголтелую пропаганду, а в ноябре 1942 года в Токио состоялся позорный съезд писателей «Великой Восточной Азии», где продажные литераторы обсуждали методы «духовной мобилизации» народов для нужд японского империализма. Реакционный режим беспощадно подавлял малейшие признаки недовольства: летом 1943 года военный премьер-министр Тодзё, выражая волю крупного капитала, потребовал от полиции немедленно и с жестокостью разгонять любые антиправительственные выступления. Цензура свирепствовала как никогда: летом 1944 года были закрыты последние относительно либеральные журналы «Кайдзо» и «Тюокорон» под надуманным предлогом «пропаганды пацифизма», что на деле означало ликвидацию остатков свободы критики преступной войны. В стране искусственно нагнетался угар шпиономании для оправдания террора: полиция и жандармерия (кэмпэйтай) проводили массовые облавы и проверки, а жандармерия ежемесячно арестовывала и подвергала пыткам более 6 тысяч человек по обвинению в распространении «вредных слухов» – то есть правдивой информации о положении на фронтах и провалах властей. Под неослабным надзором карательных органов находились тысячи бывших профсоюзных деятелей, прогрессивных ученых, честных деятелей культуры, всех заподозренных в антивоенных настроениях. В 1944 году, когда кризис режима стал очевиден, в реакционной палате пэров даже обсуждался проект создания специального комитета для борьбы с «непатриотическими» настроениями, что свидетельствовало о паранойе правящей верхушки.
Фумимаро Коноэ
Коити Кидо
Однако репрессии и идеологический террор не могли остановить углубление кризиса милитаристского режима, порожденного самой природой империализма, что заставило часть правящей элиты, напуганной перспективой революционного взрыва и военного краха, искать пути спасения капиталистического строя через сговор с империалистами США и Англии. Попытки выторговать условия почётной капитуляции и сохранить завоевания японского империализма начались в верхах Японии ещё в 1942 году, когда поражение под Мидуэем показало авантюристичность военной стратегии. Хранитель императорской печати, маркиз Кидо Коити, один из столпов реакционного императорского режима, и бывший посол в Лондоне Ёсида Сигэру, тесно связанный с финансовой олигархией, тайно разрабатывали план отправки бывшего премьер-министра принца Коноэ Фумимаро в нейтральные страны Европы для зондирования почвы к сепаратным переговорам с западными державами. К 1943 году, после сокрушительных поражений на Тихом океане и краха стратегии «оси» (Германия-Италия-Япония), идея заключения компромиссного мира с целью спасения монархии и позиций крупного капитала стала обретать более конкретные очертания в кругах т.н. «группы мира». Коноэ и Кидо, осознавая безнадёжность военного положения и опасаясь полного разгрома и народного восстания, стали агитировать за немедленное прекращение войны на условиях, позволяющих сохранить Японию как реакционную великую державу с колониальными владениями и избежать ответственности за развязывание агрессии. Их позицию поддержали другие представители придворной камарильи и монополистического капитала – бывшие премьер-министры Вакацуки Рэйдзиро, Хиранума Киитиро и адмирал Окада Кэйсукэ, а также сам император Хирохито, боявшийся за судьбу династии. В 1944 году, пытаясь ослабить антияпонский фронт в Азии, министр иностранных дел Сигэмицу Мамору разработал лицемерный план «новой политики» в отношении Китая с пустыми посулами «независимости», а 6 января того же года Кидо представил императору детальный план мирных переговоров с США и Великобританией, разработанный втайне от армии. Этот план, отражавший интересы финансовой олигархии, предусматривал урегулирование Тихоокеанской проблемы под контролем империалистических держав, создание смешанной комиссии по разделу сфер влияния, формальную демилитаризацию части оккупированных территорий при сохранении экономического господства, провозглашение «нейтралитета» марионеточных государств и сохранение «равных экономических возможностей» для японских монополий. Однако наиболее агрессивные круги военщины и связанные с ними концерны (дзайбацу), не желавшие терять сверхприбыли от эксплуатации захваченных территорий и колоний, категорически отвергли любые уступки и, опираясь на своё влияние в правительстве и ставке, настояли на продолжении преступной войны до полного истощения сил японского народа, что сделало попытки компромиссного мира в тот момент невозможными.
Однако упорство военной клики, подчинявшейся интересам наиболее агрессивных кругов монополистического капитала, обрекло Японию на продолжение гибельной войны, что привело к катастрофическому ухудшению стратегического положения уже к началу 1944 года, когда кризис милитаристского режима стал очевиден для всех слоёв общества, включая часть правящего класса. На 84-й сессии парламента в январе 1944 года военный премьер-министр Тодзё Хидэки, ставленник концернов и военщины, вынужден был публично признать провалы авантюристической политики и неудовлетворительные итоги боевых действий на Тихом океане, потребовав от народа новых, невиданных жертв во имя тотальной мобилизации оскудевающих ресурсов для продолжения империалистической бойни. В отчаянной попытке сконцентрировать всю власть и подавить растущие разногласия в верхах, Тодзё в феврале 1944 года провел реорганизацию кабинета, узурпировав также пост начальника генерального штаба армии и сместив неугодного маршала Сугияму Хадзимэ, чтобы взять на себя единоличную ответственность за продолжение преступной войны, что лишь ускорило развал государственного управления. Решающим ударом по престижу диктатора стала позорная потеря стратегически важного острова Сайпан в июле 1944 года, открывшего путь американским бомбардировщикам к Японским островам. Этот военный крах немедленно спровоцировал открытый вызов со стороны придворной группировки и финансовой олигархии, напуганной перспективой полного разгрома: бывшие премьер-министры принц Коноэ Фумимаро, адмирал Окада Кэйсукэ, Вакацуки Рэйдзиро и барон Хиранума Киитиро потребовали немедленной отставки Тодзё, справедливо заявив, что его реорганизации кабинета бессмысленны перед лицом смертельной угрозы для самого существования японского государства. Оказавшись в политической изоляции и пытаясь удержаться у власти, Тодзё обвинил своих оппонентов из правящего класса в заговоре, но 18 июля 1944 года был вынужден уступить пост начальника генштаба генералу Умэдзу Ёсидзиро – представителю той же военной касты, надеясь сохранить пост премьер-министра и контроль над правительством. Однако давление оппозиционных кругов монополистической буржуазии и генералитета оказалось непреодолимым: в тот же день, 18 июля 1944 года, правительство Тодзё было вынуждено подать в отставку, а сам он, как символ провалившейся военно-фашистской диктатуры, окончательно сложил свои полномочия.
Мицумаса Ёнай
Куниаки Коисо
Падение кабинета Тодзё Хидэки 18 июля 1944 года не привело к изменению курса японского милитаризма, а лишь продемонстрировало растущий раскол в правящих кругах между военщиной, придворной группировкой и финансовой олигархией. Уже 20 июля император Хирохито, формально остававшийся над схваткой, но фактически одобрявший агрессивную политику, поручил сформировать новое правительство генералу Коисо Куниаки — фигуре, связанной как с армией, так и с консервативными придворными кругами. В попытке создать видимость «национального единства» Коисо включил в кабинет адмирала Ёнаи Мицумасу в качестве заместителя премьер-министра и министра флота, что должно было символизировать консолидацию армии и флота перед лицом надвигающейся катастрофы. Однако реальная власть оставалась в руках военных: пост военного министра занял маршал Сугияма Хаидзимэ, ранее смещённый Тодзё, а начальником генерального штаба, как и прежде, остался генерал Умэдзу Ёсидзиро — ключевой представитель агрессивной группировки «Тосэйха», выступавшей за продолжение войны любой ценой. 22 июля 1944 года Коисо выступил с заявлением, в котором признал «чрезвычайно опасное положение» страны, но одновременно подтвердил курс на войну до «полной победы», требуя от народа ещё больших жертв. Это была попытка спасти милитаристский режим путём ужесточения внутренней политики: в августе 1944 года Коисо создал «Высший совет по руководству войной» — орган, призванный централизовать управление, но на деле лишь усиливший бюрократическую неразбериху. Военная клика, привыкшая к бесконтрольной власти, отказалась подчиняться гражданским чиновникам, а генералитет саботировал решения правительства, считая Коисо недостаточно решительным. В отчаянной попытке удержать ситуацию под контролем, кабинет Коисо провёл ряд реакционных мер в духе тотальной мобилизации. В октябре 1944 года были официально учреждены отряды камикадзе — свидетельство авантюризма и бесчеловечности правящего режима, бросавшего молодёжь на верную смерть ради отсрочки неизбежного поражения. Одновременно усилились репрессии против инакомыслящих: под предлогом «защиты национального единства» разгонялись любые проявления недовольства, а трудящиеся массы принудительно сгонялись в «отряды гражданской обороны», фактически превращённые в бесплатную рабочую силу для военной промышленности. Однако слабость правительства Коисо становилась всё очевиднее. Военные, сохранявшие реальную власть, игнорировали его распоряжения, а в правящем классе нарастали противоречия. Финансовая олигархия, напуганная разрушением экономики и приближением американских бомбардировок, начала тайные переговоры о поиске путей выхода из войны, но военная верхушка, тесно связанная с концернами тяжёлой промышленности, продолжала требовать сопротивления до конца. Внутри кабинета министров шла постоянная борьба: за семь месяцев правления Коисо сменил половину министров, что лишь усугубляло хаос в управлении. К началу 1945 года крах политики Коисо стал неизбежным. После падения Филиппин и первых массированных бомбардировок Токио (март 1945) даже наиболее оголтелые милитаристы осознали неизбежность поражения. В апреле 1945 года, под давлением военных и придворных кругов, кабинет Коисо был вынужден уйти в отставку, уступив место ещё более беспомощному правительству адмирала Судзуки Кантаро. Но и это не остановило военную машину: правящая клика, цепляясь за власть, продолжала гнать японский народ на убой, пока атомные удары по Хиросиме и Нагасаки не поставили окончательную точку в преступной авантюре японского империализма.
