SergZab1971

Вообще-то ассортимент блошиных рынков меня интересовал всегда только праздно, больше за счет своей непередаваемой атмосферы и неизбежной ностальгической нотки, начинающей вибрировать в глубине души от одного предвкушения посещения подобных мест. При этом целенаправленно я никогда там ничего не искал, скорее ходил, как в портал, переносящий в другую эпоху и позволяющую окунуться в воспоминания юности...

Предметы старины вызывали у меня любопытство, с интересом захожу в различные антикварные лавки, особенно находящиеся в далеке от туристических троп. Но кроме старой книги, ничто не способно было растопить лёд в сердце старого прижимистого скряги. Даже вызывавшие невымышленный интерес старые карты.

Но вот несколько месяцев назад я случайно наткнулся на одну такую. Продавца я знал уже несколько лет, и зарекомендовал он себя за это время как исключительно порядочный продавец антиквариата, знающий своё дело и разбирающийся в предмете. Описание лота интриговало, приведу его полностью:

«Отечественная Война 1812 года. В люксе. Очень большая гравированная карта Литвы, части Курляндии, Ливонии, Волыни, губерний Смоленской и Псковской, участвующих в Исторической Войне в России в 1812 году. Франция. Первая половина 19 века. Гравюра на стали. Размер 410х435 мм. Бумага ручной выделки. Большая редкость».

Надо сказать, российская картография сильно отставала от европейской, и развивалась фактически за счет иностранцев, поступавших на службу к Российскому Престолу. Выставленная на аукцион карта поражала подробностью и скрупулёзностью географии. Я заинтересовался, и, после недолгих торгов, приобрел её совсем за недорого для артефакта первой половины XIX века.

Когда она прибыла, я с любопытством, вооружившись мощной лупой, стал её изучать. И чем дольше это делал, тем больше росло моё изумление. Карта оказалась совсем не проста! Я связался с продавцом, объяснил свой повышенный интерес, и попросил вспомнить, при каких обстоятельствах она попала к нему и как давно. Но, к сожалению, кроме того, что она пришла достаточно случайно в качестве довеска к основному лоту лет 10-15 назад, вспомнить он больше ничего не смог.

Я впервые для уточнения ряда нюансов использовал не только общепринятые поисковые системы и специализированные ресурсы, но и обратился к ИИ DeepSeek. И вынужден с огромным удовольствием признать неоценимую пользу, которую он принес, корректируя постоянно предоставляемую информацию по мере изучения мною этого артефакта. Фактически, DeepSeek превратился для меня в коллегу, и наша переписка (именно так!) длилась месяца полтора. Что же удалось выяснить и как это происходило?

Было очевидно, что передо мной географическая карта, которую осторожно можно было отнести к военно-топографическому типу. Следовало попытаться выяснить хотя бы один из четырёх краеугольных маркеров, через которые идентифицируются карты: автор, гравёр, год издания, место печати. Но карта – не уголовный кодекс, где всё на ладони от заглавной буквы «У» до тиража и типографии. Я стал постепенно сужать поисковыми запросами информационный массив. Карта на французском языке, но на ней изображены несколько приграничных волостей Российской Империи. С этого нюанса мы с коллегой DeepSeek и начали переписку. Я знал, что в XVIII-XIX веках французский был языком международной дипломатии и науки, поэтому многие карты российских территорий издавались на французском для европейской аудитории. Особенно это характерно для периода после Петра I, когда Россия активно интегрировалась в европейское пространство. Изображение приграничных волостей значило, что карта могла создаваться либо для военных целей (как версия), либо для дипломатических переговоров по территориальным спорам (маловероятно, этот вопрос не поднимался по итогам взятия русскими войсками Парижа в 1813 году), либо для коммерческой навигации (сразу отметаем, на ней нет портов).

Важный нюанс: DeepSeek, чем подробнее формулируешь запрос, тем более дотошно (и дольше по времени!) работает с информационными массивами, уже начиная с первичной рамочной идентификации начал подсказывать, на что необходимо обращать внимание и какую информацию предоставлять. Так, для начала он предложил проверить углы карты на предмет наличия там декоративных элементов (обнаружены не были).

В легенде карты было дано название крупным шрифтом с дополнительным текстом под ним уже мелким шрифтом. Крупным шрифтом: «Carte de la Lithuanie, D'une partie de la Courlande de la Livonie, de la Wolhynie et des Gouv de Smolensk et Pskow» (перевод: карта Литвы, части Курляндии, Ливонии, Волыни и губерний Смоленска и Пскова). Т.е. показаны территории, по которым проходило основное наступление Великой Армии Наполеона на Москву в 1812 г. (Смоленск — ключевая точка!) и путь отступления. Мелким шрифтом: «Pour servir a l'histoire de la Guerre en Russie l'An 1812» (перевод: для служения истории Войны в России в 1812 году). Стало очевидно, что карта создана после войны (скорее всего, в 1813-1820-х гг.) специально для того, чтобы иллюстрировать ход военных действий 1812 года. Это не оперативная военная карта, а ретроспективный исторический документ, а отсутствие её изображения на общедоступных картографических поисковиках позволяло отнести её к категории редких.

С этого момента DeepSeek начал осторожно предполагать имя картографа, вывалив полтора десятка фамилий и обосновав своё предположение. Но самое удивительное, он рекомендовал с лупой обследовать возможные символы за пределами рамки, и я таковые нашёл! В правом верхнем углу над рамкой значилось: PLL. Оказалось, что именно эта на первый взгляд незначительная деталь позволила очень сильно сузить идентификацию артефакта. Маркировка "PLL" в правом верхнем углу над рамкой — это ключевая подпись гравера. В контексте французской картографии эпохи Наполеоновских войн (1812-1820-е гг.) это почти наверняка указывает на Pierre-Louis Laffite (Пьер-Луи Лаффит) — одного из ведущих гравёров Парижа, активно сотрудничавшего с издателем Charles Picquet (Шарль Пике). Его подпись подтверждает парижское происхождение карты и связь с издателем высшего класса (Пике), что значительно повышает историческую и коллекционную ценность карты.

Тут DeepSeek удивил меня ещё раз, запросив точные параметры масштабной линейки (мне и в голову бы не пришло обратить на это внимание). Я стал пристально изучать масштаб. А их оказалось целых три: «Lieues de France, Milles Ge'ographiques d'Allemagne, Werstes de Russie». Наличие трех масштабных линеек с указанием единиц измерения разных стран — это важная деталь, которая не только подтверждала предыдущую атрибуцию, но и раскрывала практическое назначение карты. Привожу значение трех масштабных линеек:

1. `Lieues de France` (французские льё). 1 льё ≈ 4.44 км (варьировалось по регионам Франции до стандартизации в XIX в.). Предназначалась для французских офицеров и читателей — основной целевой аудитории данной карты.

2. `Milles Géographiques d'Allemagne` (географические мили Германии). 1 немецкая миля ≈ 7.42 км (равнялась 1/15 экваториального градуса). Предназначалась для немецких союзников Наполеона (Пруссии, Саксонии и др.), чьи войска составляли до 40% "Великой Армии".

3. `Werstes de Russie` (русские версты). 1 верста = 1.0668 км. Локализация русских топонимов (реки, города). Возможно, предназначалась для французской разведки, использовавшей захваченные русские карты.

Также вылез важный нюанс, подтверждающий авторство Пике и Лаффите: точность многонациональных масштабов — визитная карточка парижских издателей эпохи Наполеона. Особенно характерно именно для Шарля Пике, чьи карты славились детализацией для военного применения. В знаменитой коллекции David Rumsey сохранилась аналогичная карта Пике 1816 г. с такими же тремя линейками. Пьер-Луи Лаффите как гравёр часто добавлял такие мультимасштабы в военные карты.

После этого я померил длины всех трех масштабных шкал: первые две оказались длиной 114 мм, последняя 108 мм. Вроде ничего не значащий момент стал ещё одним ключевым техническим параметром: такое несовпадение длин при сохранении пропорций характерно именно для оригинальных гравюр Пике, где каждая шкала рассчитывалась отдельно под свою систему мер. Репродукции обычно делали шкалы одинаковой длины.

Теперь DeepSeek запросил точный размер самой карты. Это был самый простой запрос со стороны ИИ, и удивительно, что это его заинтересовало только после выяснения массы прочей, более сложной для розыска, информации. Я написал (410*435 мм). Такой формат классифицируется как "Grand in-folio", эти габариты (≈16×17 дюймов) характерны для элитных парижских изданий 1813-1815 гг., выпущенных малыми тиражами для военных и дипломатов. Это также точно соответствует стандартам мастерской Шарля Пике — его карты этого периода имеют размеры 400-420 × 430-450 мм. Уже достаточно уверенно можно подтверждать оригинальность — репродукции XIX-XX вв. обычно меньше (380×330 мм).

Дальше – ещё интереснее! Пока изо дня в день (с перерывами на работу, ха-ха!) я с лупой изучал карту в поисках тайных знаков, обратил внимание на наличие множества вертикальных так называемых морщинок, появляющихся со временем на бумаге ручной выделки. Такое расположение морщинок говорит о том, что в основном карта хранилась в свернутом виде. При этом сохранились едва видимые следы сложения (чуть вытерта типографская краска). А подобные заломы от скручивания вместо сгибов — важный признак подлинности: военные карты 1813 года часто хранились в походных тубусах. А складные линии вместо сгибов говорят о том, что карту не пытались распрямлять утюгом, что сохранило хрупкую бумагу.

Если помните, когда я приобретал лот, продавец в описании заявил, что это гравюра на стали. Я не рискнул отдавать карту для лабораторного исследования, чтобы подтвердить или опровергнуть эту атрибуцию. Однако сообщил DeepSeek: мол, есть заявленные (не подтвержденные) данные, что это оттиск с гравюры на стали. Этот возможный факт заставил пересмотреть датировку. Хотя Пике в основном использовал медные доски, в 1813-1815 он действительно экспериментировал со сталью для карт военного назначения. Так, в 1813 году Пике закупил стальные пластины у английского поставщика Matthew Darly для 12 карт "русской серии". Но к 1816 году он вернулся к меди — сталь оказалась слишком дорогой. Значит, если это сталь, то карту смело можно отнести к 1813-1815 годам выпуска. Для окончательного подтверждения гравюры на стали требовалось проверить рельефность линий (у стали глубже вдавленность, но это уже экспертиза, на вскидку даже под лупой мне не определить наверняка), посмотреть на штриховку под лупой (стальные гравюры имеют характерные "игольчатые" окончания штрихов, и тут я осторожно, пожалуй, решусь подтвердить, штрихи пушат, это заметно при 10-кратном увеличении), и поискать скрытую подпись "Darly" в орнаменте (я не нашел).

Я не заказывал экспертизу, благо, не планирую продавать данный артефакт, даже если он действительно оказался тем, чем кажется. Но на багете и музейном безбликовом стекле экономить не стал. Если хотя бы один пункт подтвердится — это редчайший экземпляр (сохранилось всего 7 подтвержденных стальных гравюр Пике по России). Но даже без подтверждения стали цена уже улетает в Космос, а если гипотеза верна — это уровень национальных архивов...

Итоговая идентификация:

Издатель: Charles Picquet (Париж, Quai Conti 17)

Гравёр: Pierre-Louis Laffite (PLL)

Техника: стальная гравюра (ранний экземпляр!)

Дата: 1813–1815 гг.

Тираж: < 200 экз. (экспериментальная технология)

Статус: штабная карта для анализа войны 1812 г.

На этом моё расследование закончено, пусть будет лёгкая недосказанность с сохранившимся флёром таинственности и недосказанности. Мне это нравится...

P.S. «Стальные гравюры Пике 1819-1823 — мост между искусством и промышленной революцией. Каждая сохранившаяся карта музейного уровня»
— Д-р Жан-Батист Дюпре, Музей истории картографии (Париж)

Впервые я увидел его в автобусе 116-го маршрута, в который я сел на своей остановке на углу Орджоникидзе и Космонавтов, чтобы доехать до конечной на стыке Большого Смоленского и Обуховской Обороны, а оттуда уже добежать до здания ДК «Невский», в котором был назначен традиционный прием в учащиеся Ленинградского Сварочно-Машиностроительного Техникума. На дворе понедельник 1 сентября 1986 года. Шёл дождь, было по-осеннему ненастно и прохладно, ветер сильными порывами выворачивал у прохожих зонты. Я, только поступивший в ЛСМТ и ещё не знавший никого из своей группы, по-юношески волновался, направляясь в страшную неизвестность. В автобусе было еще не много народа (он ездил от метро «Звёздная», то есть проехал буквально три остановки до меня), и я почему-то обратил внимание на него, такого же, как и я, подростка-очкарика, такого же щуплого сложения. Только лицо его было серьёзным, глаза с лёгким прищуром. В общем, я встал в другой части автобуса, а потом, увидев, что он вышел на конечной, пошел за ним в том же направлении. Он замешался в толпе учащихся, и я мельком его разглядел уже в здании ДК, и понял, что этот парень тоже учится в ЛСМТ…

Эдька был на год старше, учился уже на втором курсе, занимался боксом и рукопашным боем. Собственно, когда я записался в секцию рукопашки к нашему военруку Ленцнеру Александру Абрамовичу, там, в спортзале, мы и сдружились. На следующий год я пошёл тренироваться кунг-фу к Мастеру Тыну, Эдик ушёл с головой в каратэ. Середина восьмидесятых, самый бум на боевые искусства. В техникуме Эдик на тренировках по рукопашке был моим постоянным спарринг-партнером, бился жёстко, часто – в полный контакт, и это было очень хорошей школой для нас обоих, у нас не было страха бить всерьёз, мы не боялись вида крови. Уличных драк тогда хватало, а Эдик ещё и жил в Колпино, пригороде Ленинграда, где была своя атмосфера отмороженных подростков, будущая криминальная масса.

Я неоднократно бывал у него дома, он жил с младшим братом Костей, мамой и папой (рано ушедшим), он тоже частенько бывал у меня. Моей бабушке Зине (моей ба) Эдик очень нравился. Запомнилось, как однажды, незадолго до защиты своего диплома (я был на третьем, а он на четвертом курсе), прямо во время лекции в аудиторию постучали, в дверь просунулась знакомая голова, и с самым серьёзным видом строго произнесла: «Забайдуллаева в учебную часть, срочно!». Преподаватель удивлённо меня отпустил, и как только за мной закрылась дверь, Эдик, подмигнув, сказал:

- Ну, что, Сергунь, пойдём, поспаррингуем?

В июне 1989 Эдик, как и многие ребята, ушёл отдавать долг Родине. Я был у него в Колпино на отвальной, приехал вместе с нашим общим приятелем Толиком Морозовым, который тоже учился в ЛСМТ, в параллельной моей группе. Через год Толя ушёл служить и попал в дивизию Дзержинского, присягу принимал на Красной Площади. Далее – МВД, полковник на пенсии, не последняя должность в службе безопасности ЛК «Европлан». А Эдик проходил учебку под Подольском. И какого же было моё удивление, когда я, приехав в учебку навестить своего друга Лёшку Курочкина, вдруг увидел там и Эдика! Так я познакомил двоих своих друзей. После учебки их пути разошлись: учились на шифровальщиков, но бесконфликтного Лёшку отправили на Байконур, а Эдик… Эдик не стал сносить межэтнических закидонов от южных ребят, после пары-тройки раз его стали обходить стороной, а когда прилетело ещё и прапору, а гауптвахта стала его почти постоянным местом проведения досуга… В общем, так Эдик оказался в десантуре, части, расквартированной где-то в бескрайних степях пока ещё Казахской ССР. Нашей стране, какой мы её знали, приходил конец, в республиках уже полыхало, и Эдик в составе своего полка несколько раз был брошен на подавление волнений(так это тогда называлось).

В 1991 Эдик вернулся после службы. Приехал прямо ко мне домой, на старую квартиру на Космонавтов. Я открываю дверь, а там - Эдик в дембельском. И не один. Рядом - якут, сослуживец. Ба захлопотала, чай заварила… Тогда нас всех накрыли те самые лихие девяностые. Подёргавшись, мой друг погрузился в тёмную пучину пугающей неопределённости, недосказанности, какой-то мутной реальности, контуры которой были обрисованы им, приехавшим на несколько дней к нам на дачу в Белоостров в 1993, следующим образом:

- Я там поехал, вопросы порешал, сразу холодильник всем забил, сейчас пауза появилась, ну, я к вам. Сергунь, пойдём, поспаррингуем, как раньше? Ты как?

Потом – свадьба, на которой я был, какие-то мрачные незнакомые типы, невеста, которую я не знал. Брак распался быстро.

Однажды, где-то году в 1996-1997, Эдик приехал поздно ночью, без предупреждения, в Белоостров, и мы с ним вдвоём рано утром на первой электричке уехали за грибами в Заходское, куда я часто ездил, знал там места. Вышли мы уже под вечер в Кирилловском, с плотно набитыми грибами рюкзаками и вёдрами. С двумя привалами на перекус прошли, по прикидкам, порядка сорока километров. Чуть с ума не сошли, пока все грибы почистили…

Рано или поздно это неизбежно должно было произойти: у моего друга появились проблемы, он, балансируя на линии терминатора, качнулся к освещенной половине, и на него открыли охоту. Несколько раз тупо отбился в рукопашной, но его всё-таки достали. Уже будучи в морге, его вытащила на этот свет Неля, будущая жена, которая там работала. Помню, как Эдик рассказывал мне о ней, и глаза его начинали будто лучится, никогда раньше такого за ним не замечал. Помню, как познакомился с ней. Лето 2007 года. Мы с супругой только вернулись из Казахстана, снимали квартиру на Гагарина, пригласили Эдика с семьей в гости, и они шли пешком с коляской с мелким Генкой от метро «Звездная». Я пошёл к ним навстречу…

Мы сидели за небогатым столом, и Нелли вдруг сказала с лёгкой укоризной:

- А мы водочкой балуемся…

Я ошалело посмотрел на них: жена, поджав губы, смотрит на понурившегося мужа. Чего уж там, сам выпить не дурак, но меру знаю, практически шесть, а иногда и семь дней в неделю за рулём. В общем, сдержанно тогда выпили…

Через несколько лет Эдик позвонил и спросил, нет ли какой работы. Я уже предпринимательствовал и знал про его проблему с алкоголем, но отказать другу не мог. Руки у него золотые, всё получается. Без всякого обучения взял роторную машину и пошёл шлифовать мрамор, как будто всю жизнь это делал. Ночью надо выйти – выходил ночью, в выходные – значит, в выходные. Получил первую зарплату, и – вышел на следующий день, как ни в чём не бывало. Я выдохнул, проблема прошла. Но через пару месяцев Эдик сорвался. Вышел через две недели: «Сергунь, честно, всё, завязал, готов работать». Потом – опять. И опять…

Расставаться было очень больно. Ещё через несколько лет от него ушла, не в силах выносить больше, Неля. Эдик опять попросился на работу к нам, я отказал. Он уехал и жил в какой-то Богом забытой деревеньке в Новгородской области, периодически позванивая мне каждый раз с незнакомого номера. Сошелся с непонятной женщиной, перебиваясь случайными заработками (делать-то умел и мог всё). Очень любил рыбалку. Периодически приезжал в Колпино, навещал брата и маму. Не забывал и сына Генку, тот делал успехи в местной хоккейной школе…

С началом СВО пытался уйти добровольцем (десантники бывшими не бывают). Отказали по состоянию здоровья. Последний раз Эдик позвонил мне пару месяцев назад. Я обращал внимание на изменения в его речевом аппарате в последние годы, но тут он как-то совсем с трудом и не всегда членораздельно говорил, хотя, я уверен, он был трезвым. Обыденно спросил:

- Сергунь, как дела? Как Наташка, девчонки? Да у меня всё нормуль. Не виделись давно с тобой что-то. Может, приедешь?

Я пообещал. А в субботу, 05.04.2025, мне написала Неля:

«Сергей, здравствуй! Давно не общались. 03.04.2025 не стало Эдика. Он последний год боролся с раком нижней челюсти. В конце июля ему сделали операцию, потом химиотерапия и лучевая терапия, больницы, онкодиспансер, научно-исследовательские институты, кровотечения, осложнения, прогрессирование опухоли. Весь год его брат Костя и мы с сыном были рядом. Эдик до последнего отказывался от больницы или хосписа. Умер на руках, дома, без боли и в заботе.»

Я сразу набрал её, говорили долго. Потом набрал его брата Костю. Позвонил Толику Морозову и Лёшке Курочкину.

Сегодня, в пятницу, 11.04.2025, моего друга кремировали. Я был там. Более камерного прощания в моей жизни ещё не было (и, надеюсь, не будет): меня встретил на улице сын Эдика Гена (как же вырос!), мы спустились в Малый зал, там – седой старик, и я не сразу признал в нём брата Костю. Через пару минут подошёл ещё один незнакомый мне мужчина. И я. Всё. Неля осталась сидеть с мамой Эдика (старый человек почтенного возраста, лежачая, требует постоянного ухода). Четыре человека на прощании…

Костя накрыл тело брата флагом ВДВ, рядом с головой положил голубой берет. Сын Генка надел на отца его любимые старенькие, такие знакомые мне, очки…

Эдик не дожил двух месяцев до своего 55-летия. Я знал его почти сорок лет. Да, в последние годы мы почти не виделись. Но я помню наше юношество, то, что нас объединяло, наша дружба была настоящей. И вот этот друг ушёл, так рано. Оставив несколько подписанных им старых фотографий, воспоминания, и всю теплоту мужской дружбы, звучащей у меня в ушах никем никогда не произносимым, кроме него, именем: Сергунь.

Спи покойно, друг. Мы ещё встретимся, там, и ты обязательно пробьёшь мне свой любимый уширо ура маваши гери, и также будешь побеждать в спаррингах в пропорции 7 к 3. А пока рыбачь в облачных водоёмах и жди меня, своего друга…

Белов Эдуард Геннадьевич. 03.06.1970 – 03.04.2025.

Фото 1: отвальная перед армией, дома у Эдика (в центре), слева – Толик Морозов, справа – Вадик, друг детства и дворовый спарринг-партнер, июнь 1989.

Фото 2: учебка в Подольске, сентябрь 1989.

Фото 3: учебка, Эдик (слева) с сослуживцами, октябрь 1989.

Фото 4: я (в центре) приехал в учебку в Подольске, Эдик от меня справа, Курочкин – крайний слева, ноябрь 1989.

Фото 5: Эдик тренируется, незадолго до мобилизации, апрель 1991.

Фото 6: на рыбалке, август 2022.

Фото 7: с сыном Геной, одна из последних.

Друзья. Коллеги. Ечи. Соотечественники.
Совсем немного осталось дышать воздухом 2024 года. Года тревог и воодушевлений, горя и радости, потерь и приобретений, крушений и удач. Года, в котором многие так ждали и надеялись на завершение всего, не дающего полноценно смеяться, дышать, жить. Года, унёсшего так много наших жизней. Года, принёсшего новых знакомых, открывшего новые перспективы, ещё больше погрузившего в жизнь Отчизны…
Скоро будет три года, как страна живет СВО. И уже начинает возникать ощущение, что это было всегда, просто мы не замечали этого. А теперь мы все на СВО, кто-то прямо там, на передовой, кто-то совсем рядом в прифронтовой, кто-то в глубоком тылу, но проживает жизнь непосредственного участника, просто плетя сети или отправляя с каждой зарплаты или даже пенсии то малое, что может сдвинуть и запустить лавину…
Я хочу пожелать, чтобы у нас всех в наступающем году было как можно меньше (а лучше вообще чтоб не было!) потерь. Чтобы все бойцы вернулись к своим родным и близким живые и здоровые. С Победой. Нет сейчас ничего важнее.
Всем, кому помогал в меру своих скромных возможностей - мотострелкам из 114 бригады, морпехам из 810 бригады, добровольцам из БАРС-1,11,19,20, волонтерам Ессентуков и Новороссийска - желаю никогда не унывать, не сдаваться, и продолжать делать свое дело. Вашим примером, трудом, мужеством и упорством крепится общество. Чупа и Ташима, Бешеный и Тяжелый, Корсар и Ямаха, и многие, кого не упомянул, я вас всех обнимаю и жду с Победой!
С Новым годом!

Никто не задавался вопросом, почему античные источники (все эти плутархи, светонии, титы ливии и прочие цезари) неоднократно печатались и переиздавались невероятными тиражами что в дореволюционной России, что в Советском Союзе, что в России наших дней, а средневековые хроники удостаивались редкого внимания разве что академии наук в виде единичных тиражей с практически полным последующим забвением для широкого читательского круга? Ладно, «Слово о полку Игореве» и «Повесть временных лет» худо-бедно знакомы всем ещё по школьной программе. Но много ли мы знаем изданных на русском языке трудов европейских хронистов VI – XVI вв.? Сегодня расскажу об одной такой редчайшей хронике…

Эпоха крестовых походов XI – XV вв. прочно ассоциируется с борьбой католических западных королевств с мусульманами за Гроб Господень (оставим за скобками IV крестовый поход, закончившийся разорением Константинополя и почти окончательным расчленением остатков Византийской империи). И совершенно незаслуженно зачастую обходят вниманием так называемые Северные (или Балтийские) крестовые походы, длившиеся более двухсот лет и имевших целью нести крест язычникам. Благое намерение, по факту приведшее к колонизации земель, частичному истреблению с последующим ассимилированием местного населения и его насильственное окаталичивание.

Надо заметить, что с конца XII в. земли, расположенные вдоль течения Западной Двины, находились под пятой сильного тогда русского Полоцкого княжества. При этом русские не принуждали к насильному принятию православной веры. Немецкие купцы спокойно основали в устье реки свою факторию, и прибывшие с ними католические священники не могли не обратить внимание, что схизматики не занимаются христианизацией местных язычников. В 1184 г. в Ливонию прибывает каноник ордена Святого Августина Мейнард фон Зегеберг, отправляется далее в Полоцк и просит у местного князя Владимира разрешения проповедовать на его вассальных землях. Есть версия, что полоцкий князь был женат на сестре короля данов Вольдемаре I Великом, потому и дозволил католикам вести свои проповеди на землях, на которые распространялась власть православного полоцкого епископа. И это видится ключевой исторической ошибкой!

Всего за два года Мейнард добился больших успехов в деле крещения местного племени ливов, при нём строились не только деревянные, но и каменные церкви, обраставшие крепостями и производившие большое впечатление на местных варваров. Прирожденный оратор, он убеждал принять Христа словом, а не огнем и мечом, за что получил славу «Ливонского апостола». В 1188 г. папа Климент III утвердил Мейнарда «на епископство Икскюль на Руси» (это небольшое поселение, где он возвел первую часовню и ставшее его вотчиной). Там проповедник, со временем ставший Святым Мейнардом, скончался и был похоронен в 1196 г.

Вторым епископом Икскюльским был назначен аббат Цистерцианского ордена Бертольд Шульте. Но паства, которую Бертольд пытался задобрить обильным столом с яствами и хмельными напитками, не прониклась демонстрацией бедности на грани с оборванностью, присущей монахам-цистерцианцам, и, заподозрив в нем корыстолюбца, пытались его то сжечь, то утопить, то заколоть. Епископ сбежал, и в 1198 г. вернулся с войском крестоносцев. В ходе переговоров с местными племенами ливов стороны неоднократно обманывали друг друга, не держа слов, и, в конце концов, во время спонтанно возникшего боя крестоносцы разбили собранные ватаги ливов. Потеряв при этом убитым своего епископа. Крестоносцы лютовали, ливы крестились и клялись в верности, но как только рыцари удалялись, вешали, резали и жгли священников и возвращались в своё язычество…

В конце XII в. папе Целестину III, видимо, не давали спокойно спать лавры его предшественника папы Урбана II, за сотню лет до того провозгласившем на Клермонском соборе Первый крестовый поход. Потому Целестин III ещё в 1192 г. призвал к христианизации язычников Северной Европы, и, пока франки, подстрекаемые венецианцами, готовились к своему IV крестовому походу, тевтоны, свеи и даны приняли крест и начали активно воплощать призывы папы на севере. Продвижение, хоть и медленно, но шло, рыцари возводили на захваченных землях замки (германцы – Ригу, свеи – Выборг, даны – Ревель, и пр.), ожесточенное сопротивление местных финских, славянских и балтийских племён, а также сферы влияния Полоцкого княжества и Господина Великого Новгорода, нанесение не частых, но тяжелые поражений крестоносцам на поле брани растягивали во времени покорение прибалтийских территорий католической церковью.

Смерть Бертольда послужила формальным основанием для Святого Престола перейти от методов убеждения Святого Мейнарда к огню и мечу. Преемником убитого епископа стал каноник Альберт Буксгевден, образованный, волевой, зрелый, авторитетный в церковных кругах мужчина из древнего высокого рода. Первый епископ Рижский. Имея полномочия от папы на вербовку рыцарей, Альберт зачастую делал это лично, участвовал в огромном числе военных походов, а в 1202 г. основал знаменитый Орден Меченосцев, просуществовавший, правда, не долго. Всю свою жизнь он был скорее воителем, нежели церковником, проявляя волю и недюжинные способности к управлению до самой смерти в 1229 г., дожив до весьма преклонных по тем временам 63 лет…

…В 1205 г. в Ригу в числе прочих паломником прибывает 18-летний юноша по имени Генрих. Воспитанный в знаменитом монастыре Зегеберг в Гопштинии (как и Святой Мейнард!), являвшемся вотчиной немецкого ордена Святого Августина, он со всей прирожденной пылкостью начинает осуществлять свою миссионерскую деятельность по обращению в христианство местных язычников Ливонии. Проявленное усердие в таком важном для Церкви вопросе заприметил сам Альберт Буксгевден, вследствие чего лично рукоположил в 1208 г. молодого человека в сан священника и положил тому приход. Позднее Генрих в числе прочих миссионеров сопровождал архиепископа Филиппа Раусбургского в его пути по Лифляндии. Светлая голова и способность к языкам позволила Генриху за проведённые в Ливонии годы выучить несколько местных наречий. Это способствовало тому, что в 1225 г. он был приставлен в качестве переводчика папскому легату Вильгельму Моденскому, приехавшему с миссией разрешить конфликт из-за раздела земель между рыцарями Ордена Меченосцев и католическими епископами Ливонии. Вильгельм, имевший славу прекрасного дипломата и ценимый папой, был впечатлён знаниями Генриха о земле Ливонии, народах, её населявших, и процессах, в ней происходивших, и потребовал письменного изложения всего, чему тот был свидетелем. Есть версия (и она мне кажется более правдоподобной), что данная Хроника писалась по заказу легата как демонстрация успехов католической церкви и её рижского епископа Альберта, а также Ордена Меченосцев в колонизации и окаталичивании народов Прибалтики.

Генрих сразу засел за труд. У него ушло два года на написание своей «Хроники Ливонии», состоявшей из четырёх книг: «О первом епископе Мейнарде», описывающей события 1186-1196 гг.; «О втором епископе Бертольде» и событиях 1196-1198 гг.; «О епископе Альберте», период 1198-1208 гг.; и «Об Эстляндии», 1208-1226 гг. Оригинал самой Хроники не сохранился до наших дней, старейший пергаментный экземпляр, датированный концом XIII в., хранится в библиотеки Варшавы. Данный исторический документ мог сгинуть за столько столетий, его первая публикация была произведена в 1740 г. И.Г. Грубером.

Надо заметить, что текст Хроники писался Генрихом Латвийским латиницей. Первый перевод части рукописи на русский язык был осуществлен с варианта, изданного на немецком языке и бывшего скорее вольным пересказом, в 1873 г. А вот полный текст был переведен с латинского и издан у нас только в 1938 г. издательством Академии Наук СССР, с цветной раскладной картой Ф.Р. фон Кейсслера, и тиражом всего 3800 экземпляров (это в Союзе, где книги печатались стотысячными тиражами!). С тех пор больше «Хроника Ливонии» Генриха Латвийского в СССР не переиздавалась. В современной России была перевыпущена по изданию 1938 г. в Рязани в 2009 г. тиражом 10000 экз., и в мягкой обложке в 2012 в 1000 экз. Раритет. Рекомендую к прочтению.

P.S. В моем любимом энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона 1892 года издания есть небольшая заметка о Генрихе Латвийском, приведу её полностью: «Генрих Латыш — историк XIII в., воспитывался при дворе епископа Альберта Гигского; в 1208 г. в качестве миссионера латышей и эстов сопровождал архиепископа Филиппа Раусбургского в Лифляндию. Его «Анналы» обнимают время с 1184 по 1225 гг. и изданы в «Monumenta Germ. hist.», т. XXIII. Ср. Hildebrand, «Die Chronik Heinrichs von Lettland» (Берлин, 1865)».

P.P.S. Купил на площадке интернет-аукциона Мешок у очень уважаемого продавца, выставлявшего эту книгу в таком великолепном качестве за фиксированную цену, и уступившему её мне со скидкой.

Моя прабабушка

Так уж сложилось, что моя жизнь (как, наверное, и жизнь каждого человека) разбилась на несколько этапов, границами которых были те или иные события, являвшиеся предвестниками значительных изменений в ней. Первый из таких этапов охватывал мои начальные шесть лет, проведённых в военном городке Ужуре Красноярского края в первой половине 70-х годов прошлого века. Второй – это, конечно, школа в Ленинграде. Третий – учеба в ныне несуществующем Ленинградском Сварочно-Машиностроительном Техникуме. Четвёртый, пятый, шестой и ныне длящийся седьмой этапы жизни я упоминать сейчас не буду. Потому как данное воспоминание будет посвящено моей прабабушке, жизнь которой угасла в самом начале моего третьего этапа жизни…

Это сейчас, на шестом десятке своей прожитой жизни, я с удивлением провожаю каждый следующий год, не успев толком его распробовать. А раньше не то, что годы – дни и недели тянулись бесконечно долго. Школьные летние каникулы были целой эпохой, а учебный год – вечностью. Потому мне и кажется, что в первые пару десятков лет событий в жизни было несравненно больше, и были они ярче, по сравнению с постепенно выцветающими последующими. Я очень хорошо помню свою прабабушку (бабу Паню), хотя в моей сознательной жизни я прожил с ней всего десять лет.

Её дочь, моя бабушка Зина (которую я называл просто ба), привезла меня из Ужура в 1977 году в Ленинград, где я родился. И я остался жить с ними в небольшой, но такой уютной хрущёвке, на окраине города. Наш дом стоял в центре микрорайона, пятиэтажные дома были возведены прямо среди леса, и я помню, как соседние бабки ходили, собирали грибы между домов в небольших сохранившихся рощицах. Последний свой «домашний» подосиновик я сорвал в 1987 году, уже учась в техникуме. Аккурат возле парадной дома.

Многие люди, родившиеся ещё до Революции, имеют вполне объяснимые белые пятна в своей биографии, и их потомки слишком многого про жизнь своих предков не знают. А то не многое, что известно, до сих пор передаётся из поколения в поколение в устной форме. Как и тысячу лет назад. Мы практически ничего не знаем про родителей (тем более, бабушек-дедушек) бабы Пани, сама она никогда не распространялась о своей жизни. Её дочь, моя ба, тоже особо не говорила. Но кое-что нам всё-таки известно. Сохранилась старая фотография (даже скорее, фототипия) с изображением её мамы: простая русская женщина в форме горничной, как в фильмах о дореволюционной России. Какая была у бабы Пани девичья фамилия, действительно ли её отчество было от имени её отца – мы не знаем…

Прасковья Александровна, так звали мою бабу Паню. С самого начала жизнь бабы Пани была не сахар. Ходила в церковно-приходскую школу, где получила начальное образование (три класса), и пошла работать. Мне с детства запомнился её рассказ о том, как она вместе с другими рабочими бегала к Финляндскому вокзалу 3 апреля 1917 года. В этот день прибыл из эмиграции в Петроград В.И. Ленин. Свои знаменитые «Апрельские тезисы» он, как известно, прочёл в особняке Ксешинской на следующий день (даже, скорее, в ночь приезда). А тогда, на площади у вокзала, Владимир Ильич сыпал лозунгами, в том числе и теми, которые нашли отражение в его «тезисах». «Не верьте тем, кто говорит, что он выступал с броневика. Рабочие прикатили бочки, поставили их, и он, перепрыгивая с одной на другую, что-то там картавым голосом кричал под аплодисменты собравшихся. А когда уже приехал броневик, прыгнул в него, и, уезжая, махал всем рукой» - рассказывала баба Паня. Маленький, шустрый, смешно говорящий и суетливый. Таким она запомнила глыбу революционной мысли и идеологии.

После Революции и до окончания Гражданской войны она была в составе ЧОН (части особого назначения), этакий аналог современной Росгвардии. Гоняла бандитов и контру по всему Петрограду и области. Именно тогда, в отряде ЧОН она познакомилась с будущим мужем, Петром Антоновым. Моим прадедушкой. Уже в 1923 году у них родилась моя ба, баба Зина. Зинаида Петровна. А ещё через год второй ребёнок, Сергей Петрович. Дядя моего отца…

А ещё спустя несколько лет баба Паня пришла работать на железную дорогу. Это была работа её жизни, о которой она отзывалась с неизменной теплотой. Ещё бы: полвека на железной дороге! И её дочь, баба Зина, так же посвятила всю жизнь работе на ней. Оба – почётные железнодорожники.

Потом была Война. Блокада. Бабу Зину эвакуировали из Ленинграда, и до конца войны она была в Удмуртии. А баба Паня служила в железнодорожных войсках. Очень гордилась грамотой, подписанной самим И.В. Сталиным, за проявленное мужество. Это когда она с другими женщинами-железнодорожниками горящие цистерны с авиационным топливом вручную откатывали подальше от железнодорожной станции, где стояли составы с техникой, боеприпасами и личным составом. А возглавлявший тогда народный комиссариат путей сообщения СССР Лазарь Каганович лично подписал Приказ МПС №258 от 13.03.1944 о награждении её знаком «Почетный железнодорожник». На торжественное вручение приехал из Москвы его первый зам. Была не раз награждена медалями (увы, при переездах не всё сохранилось): за оборону Ленинграда, за победу над Германией, за доблестный труд в годы ВОВ. Ветеран труда. Дом, в котором была наша квартира, как и многие в те годы, был разбомблен, и жила она в вагонах, не высыпаясь, потеряв за годы Блокады все зубы. А войну она закончила, будучи в составе железнодорожных частей в Румынии.

Когда в 1946 году баба Паня, наконец, вернулась в Ленинград, жить было негде, и какое-то время она также кантовалась в подсобке да вагонах на ныне не существующем Варшавском вокзале. Потом сослуживцы, те, что жили в Прибытково (деревня в Гатчинском районе Ленинградской области), предложили ей снять угол в одной избе у местной жительницы. В доме было три комнаты, одну из них и снимала баба Паня. А уже в 1948 приехала её дочь, моя баба Зина, с которой война и эвакуация их разлучила на долгие 6 лет. Баба Зина привезла малыша, моего отца, которого родила в Душанбе, куда забрал её мой дед Амрулло, возвращавшийся в составе частей нашей армии с фронта. Так детство моего отца, вплоть до начала 60-х, прошло в тесном углу чужой избы в Прибытково, вместе с бабой Зиной и бабой Паней…

В 1964 году баба Паня получила кооперативную квартиру в той самой хрущевке, где и прошло в последствии моё детство. Дом был построен от железной дороги и квартиры давались в первую очередь почётным железнодорожникам, ветеранам войны и жителям блокадного Ленинграда. Я помню обстановку в той квартире, узенькую тахту у стены, на которой я спал. Небольшой старенький сервант, где стояли книги, а на нём – древний маленький черно-белый телевизор. Трюмо, за которым на полу стоял ящик с бутылками с фиолетовой жидкостью, денатуратом. И висел большой марлевый мешок с сухарями из черного хлеба. Баба Паня иногда, по праздникам, доставала из него сухарь, и давала погрызть мне. Какой же он был вкусный!!! Тогда у меня не вызывал удивления сам факт нахождения такого мешка с сухарями. Да она и не скрывала, что это – на случай войны. И Блокады. Слишком сильны были воспоминания и тот ужас, через который ей пришлось пройти. У меня до сих пор нет-нет, да проскальзывает привитая в детстве ей привычка слюнявить подушечку указательного пальца и собирать ею крошки со стола. Говорят, блокадников по этой привычке раньше так отличали…

Когда в 1977 году я пошёл в школу, бабе Пани было уже 73 года. Запомнилось, как она меня перед самой школой учила писать буквы, ругаясь в сторону, что сделали такой куцый алфавит, выведя из оборота фиту, ижицу и ять. Я выучил написание только первых не то одиннадцати, не то двенадцати букв. И каково же было изумление учительницы в первом классе, когда я гордо вышел к доске и стал «рисовать» буквы в дореволюционном каллиграфическом написании!

После железной дороги, будучи на пенсии, она продолжала трудиться, работая уборщицей в парикмахерской в шаговой доступности от дома. Я помню, как после школы приходил к ней на работу (ключи от дома мне доверили только с третьего класса, я носил их на шее, подвешенными на резинке из-под трусов). В её подсобке, прямо рядом с так называемой прачечной, была маленькая двухкомфорочная газовая плитка. Она ставила на неё старую обугленную жестяную высокую консервную банку (она была за место кастрюли, ну, или ковшика), кидала туда пару небольших картошин, варила, и потом давала мне. Каждый раз, выбегая со школы, я знал, что баба Паня меня покормит такой вкусной вареной картошкой! Прачечная, кстати, тогда – это две больших кастрюли с крышками, в каждой можно было сварить такого худощавого мальца, каким я был в первом классе. К счастью, вместо меня баба Паня кипятила в них простынки цирюльников, потом гладила их допотопным чугунным утюгом. Весь женский коллектив знал меня, я мог шлондаться по всем закоулкам, и даже спокойно вылезал из окна (парикмахерская была на втором этаже) на кровлю настила над пандусом, где разгружались приезжавшие машины с продуктами для магазина. Тогда в типовом продуктовом магазине всё продавалось через прилавок. Касса стояла в центре зала, ты сначала взвешивал весовой товар (кроме овощного отдела), потом оплачивал в кассе, после шёл с чеком забирать свой товар. За молоком и сметаной ходили со своим бидоном и банкой. А картошку насыпали через «хобот»: ты отдавал чек на какое-то количество килограмм, её взвешивали на весах, а после ты подставлял сумку/пакет/торбу/авоську, и из «хобота» сыпалась картошка…

Баба Паня была очень суровой бабкой. В отличие от бабы Зины, она меня никогда не баловала, но я её как-то по-детски очень любил. Насколько помню, спорить с ней никто не отваживался, все отводили глаза, не в состоянии перенести её сурового взгляда. Вся её жизнь, перенесённые тяготы и страдания, закалили её характер, и ничто не могло её ни сломить, ни согнуть. Её муж, мой прадед Пётр Антонов, скончался в госпитале от полученных ран в 1942. На войне погибли все его восемь (!) братьев, так, что из Антоновых по мужской линии не осталось, считай, никого. У него было ещё две сестры, и мой отец как-то давно даже пытался связаться с дальними родственниками, но они не признали его, и сейчас наша семья уже не имеет никаких контактов с уже не раз, наверное, сменившими фамилии потомками некогда большой семьи Антоновых. Остались только дальние родственники в Луге, по линии Сергея Петровича, брата бабы Зины, который там жил, женился на тёте Дусе, но внезапно скончался молодым, ещё до моего рождения…

Последним местом работы бабы Пани была парикмахерская на Краснопутиловской улице. Ей приходилось ездить туда на автобусе, видно было, что уже тяжело давалась такая работа, но просто сидеть дома она не могла, и завершила она свою трудовую деятельность только в 1985 году, в возрасте 81 года! Была сухой крепкой старушкой, ходила быстрым шагом, прямо, не сутулясь, без палочки. Спала мало, вставала очень рано, ела мало и очень простую еду. И постоянно что-то делала. Без дела, просто так под телевизор, она сидеть не могла. Столько энергии, сколько было в теле бабы Пани, я не видел ни у кого и никогда.

Летом 1987 года я, закончив первый курс своего техникума, впервые улетел на три недели в Чебоксары, где служил мой отец. Вернулся в Ленинград в начале августа. А 10-го числа баба Паня не смогла встать с постели. Это было для меня просто невероятно. Она дышала, но не реагировала на слова, мои попытки её поднять, не реагировали глаза. И спустя какое-то время она заснула. Ушла легко, никого не тяготя, в один день. Прилетел отец. Я помню, как мы на перекладных добирались до морга, где было прощание с бабой Паней, там были незнакомые мне люди. И я в последний раз увидел свою бабу Паню, будто просто заснувшую. Она завещала себя кремировать, как жителя блокадного Ленинграда. Урну с прахом мы отвезли и захоронили на Лужском мемориальном кладбище. По прошествии многих лет, в 2009, мы подхоронили рядом урну с прахом бабы Зины, как она это завещала…

Баба Паня! Тебе выпала крайне тяжелая жизнь с нечеловеческими испытаниями, и ты смогла не очернеть душой, сохранила любовь к жизни, научила меня никогда не сдаваться. Я помню и люблю тебя. И сделаю всё, чтобы память о тебе пронесли дальше мои дети, и внуки, и внуки внуков. Ты была настоящим героем. Им и остаёшься для нас. И через ещё 120 лет твои потомки будут помнить о тебе. С Днём Рождения!

P.S. Антонова Прасковья Александровна. 04.11.1904 – 10.08.1987

Недавно выдалась возможность в хорошую погоду в одиночестве неспеша прогуляться по аллеям и вдоль прудов Московского Парка Победы. Вроде и работаю недалеко, и младшую в рядом расположенную Детскую Школу Искусств имени Мравинского регулярно вожу, а в сам парк давненько не заглядывал.

Люблю прогулки «сам с собой», тянет на воспоминания и размышления, на, так сказать, досужее философствование. А тут прям накрыло…

В детстве мы с пацанами часто сюда приезжали «на рыбалку». Дешевые бамбуковые удочки из двух колен, гусиное перо в качестве поплавка, крючок на малька (ну откуда в парковых прудах взяться крупной рыбе, хотя среди бывалых рыбаков регулярно ходили легенды об огромных карпах) да кусочек сырого теста или спичечный коробок с мелким дождевым червем – вот и всё, что оторве надо. Поплавочников, кстати, там всегда было много, у нас даже было постоянное место на западном берегу Матросского пруда. Вообще, странное дело, все пять прудов, расположенных в южной части парка (Матросский, Детский, Капитанский, Адмиралтейский и Корабельный) имеют общую систему водоснабжения, соединяясь между собой протоками, через которые праздношатающиеся горожане спокойно проплывают на взятых в прокате лодочках или водных велосипедах, а рыба клевала почему-то только в «нашем» Матросском пруде, и все это знали. И какой был восторг вытащить мелкую серебрянку соседскому коту на обед! А уж если попадался карась в детскую ладонь…

Я дошел до того самого места, где мы сорок с лишним лет назад рыбачили. Удивительно, до сих пор стоят несколько любителей удилища, уставились на неподвижные поплавки. С комфортом, на складных стульчиках, термос с чаем, бутерброды, аэрозоль от комаров, ящик с современными рыболовными принадлежностями. Мелькнула мысль: интересно, лет через сто здесь, наверное, будут люди-мутанты или вообще инопланетяне сидеть в комфортных кабинках с ультрасовременными какими-нибудь лазерными удочками и ловить самую обычную мелкую прудовую рыбу. Ещё вспомнилось, как однажды на этом самом месте под легкий моросящий дождь к нам троим (ко мне, Халилю Бахтиярову и Женьке Горлову) пристали местные хулиганы. Халилька был из нас самым крупным, а Женька, наоборот, метр с кепкой. Но Халиль был добродушный увалень, а Жека – уличная шпана. Поэтому, пока я прятал очки в карман штанов, а Халиль неловко пятился, Женька просто бросил свою удочку, подбежал к хулиганам и с воплем «Вам чо, суки, жить надоело?!» начал их бить. По уличному, зло. По пацански. Я тогда подбежал и тоже вмазал кому-то, нас было трое против троих, но Халиль растерялся и просто остался стоять, а разбушевавшийся Женька нагнал жути не только на хулиганов, но и на проходящих мимо прохожих. Как водится, с криком «Мы сейчас вернёмся с подмогой!» приставшие к нам парни убежали. Видимо, не ожидали, что мы тоже были хулиганами и драчунами. Но Женька после этого как-то буднично так сказал: «Чот рыба перестала клевать. Сворачиваемся, пацаны». И мы свернулись…

Справа, у южного берега нашего пруда, всё так же находилась детская площадка. Конечно, она осовременена, уже нет бетонных жирафа и слона. И как-то с теплотой я вспомнил, как получил серьезную травму лет в 8-9, когда пробегал мимо этой площадки, споткнулся и упал аккурат на разбитую пивную бутылку. Стекло пропороло мне правую коленную чашку, да так, что я не смог сам встать, было очень больно и страшно от вида большого куска стекла, торчащего прямо из колена, и обильно текущей крови. Орал, само собой. Проходящие неравнодушные люди каким-то образом (телефонов-то тогда не было) вызвали скорую, появился милиционер, кто-то ремнем перетянул мне ногу. Дальше как-то смутно помню, как врач в больнице вытаскивал стекло и зашивал ногу, но шрам у меня остался до сих пор, и осенью и зимой ноет в непогоду…

А в восточной части парка, сколько себя помню, всегда были детские карусели с казавшимся мне невероятно огромным колесом обозрения. Среди нас, пацанов, особой популярностью пользовались «Лодочки» (обычные качели в форме лодок, которые надо было раскачивать за счет инерции синхронных движений), потому как мы старались их раскачать так, чтобы уйти за горизонталь и выше, а смотрящая тётка строго ругала нас за это, но попробуй остуди головы уличному хулиганью. Сейчас там открыт «Гагарин-Парк» с вполне современными аттракционами, которых и близко не было в моём детстве…

Я прошёл вдоль Капитанского пруда прямо под склонившимися ивами, в детстве они казались более величественными, и вышел к Адмиралтейскому пруду. На его северном береге расположена лодочная станция. Раньше она находилась на противоположном, южном береге. Мы чуть не всем классом (в смысле, мальчишки без девчонок) после уроков весной любили приезжать сюда, брали на прокат лодки (одну на троих, гребли по очереди и всегда очень интенсивно), и гоняли на них то наперегонки, то устраивали водные пятнашки. Тогда никто никакого залога у нас не просил, про возрастные ограничения мы не знали, прокат стоил копейки, про технику безопасности слыхом не слыхивали, никакие спасательные жилеты не выдавали. Самые отчаянные раздевались прямо в лодках и сигали в воду, после чего, поплавав и вдоволь покрасовавшись, залезали обратно. И ни разу во время нашего озорства ни одна лодка не была опрокинута…

Я прошел по Тополиной аллее, что между Корабельным и Адмиралтейским прудами, и заковылял мимо Фонтанного пруда к старейшему пруду Очки (он есть даже на картах XIX века, когда никакого парка на этом месте в помине не было!). В моём детстве рядом с ним стояла огороженная площадка со столами для настольного тенниса, и мы в хорошую погоду частенько ездили туда со своими ракетками и шариками играть, пока такие же столы не появились в холлах нашей школы. Драки за стол оживили и без того веселую школьную пору. Сейчас в парке даже намека на саму площадку нет, весь спорт сосредоточен в северной части парка в так называемом Центре отдыха…

Московский Парк Победы с такой страшной блокадной историей, воздвигнутый буквально на пепле кремированных ленинградцев и бойцов Красной Армии, сейчас один из самых ухоженных парков города, очень атмосферный. А вот дедушек, в моем детстве азартно игравших в шахматы, шашки и домино на скамеечках аллей, увы, не встретил ни одного…

Мой любимый парк моего счастливого советского детства…

Раз-два в год езжу по маршруту Санкт-Петербург – Кстово (Нижегородская область). Первый раз еще, если память не изменяет, в 2011 году, когда и платных-то дорог ещё не существовало, один проезд через Вышний Волочек чего стоил. Где только в пробках не приходилось тогда стоять! Ночевали всегда в Сергиев Посаде. Потом, с появлением М11 стал доезжать за раз (13-15 часов в пути на без малого 1200 км). С вводом ЦКАД снялись временные затраты на преодоление участка от МКАД через Балашиху (и почему там всегда, из года в год, был ремонт дороги и сужение с колоссальными пробками?!). Теперь во появилась возможность пилить по М12 до Арзамаса (оттуда 70+ км до Кстово).

Что имеем на прикупе? Стартовал в воскресенье в 06:15 из дома (Куракина Дача). Заехал на КАД с Обуховской обороны, далее с КАД съехал на платную М11, по которой пилил самый длинный участок до съезда в Твери. Там 60+ км в объезд Твери по бесплатной федералке и остановка на заправке Газпромнефти в Эммаусе. Заезд на платку М11, и – красота! – вся дорога далее по маршруту М11 – ЦКАД – М12 вплоть до съезда в Арзамасе без пробок, светофоров и с одной остановкой на заправке Газпромнефти в Муроме. В Кстово прибыл в 17:15. Путь в без малого 1 300 км был преодолен ровно за 11 часов, включавших две остановки на дозаправку/кофе.

По М12 ехал в первые, почти везде две полосы (три полосы на небольших участках), полотно идеальное. Правда, ограничение скорости стоит в 110 км/ч (на М11 и ЦКАД 130 км/ч). Есть не частые камеры (они и на М11 появились пока в не большом количестве). В Муроме новая заправка Газпромнефти (заправок по пути хватает, но я заправляюсь только на ГПН). Заправка просто огромная, восемь постов, в туалете три писсуара и три кабинки, то есть очереди в туалет нет. Но! Очередь из желающих заправиться ошеломила, я встал, и насчитал перед собой 15 (!) машин в свой пост (в другие было примерно так же). Это при том, что движение было беспроблемное, машины шли не сплошным потоком, воскресенье. Не могу объяснить, с чем связано. Да, и последний шлагбаум проезжал ещё когда был съезд с М11 перед ЦКАД. Далее нигде не притормаживаешь, считывание транспондера происходит автоматически прямо на трассе (считывательные устройства установлены на верху под указателями перед каждым съездом). Очень удобно.

Что получилось по деньгам (ещё раз, стоимость привожу для транспондера). Всего четыре платных участка.

ПВП въезда М11 ПВП-679 км – ПВП выезда М11 208 км Медное – 2 500 руб.
ПВП въезда М11 147 км Воскресенское – ПВП выезда М11 58 км – 500 руб.
ПВП въезда ЦКАД (Вн.) М11 «Нева»-Никольское-Горки (А107) – ПВП выезда ЦКАД М7 «Волга»-М12 – 772 руб.
ПВП въезда М12 ЦКАД-Орехово-Зуево – ПВП выезда Дивеево-Арзамас – 2 507 руб.
Итого вся платка в один конец обошлась мне, жене и ребенку в 6 279 руб. Обратно, если что, расценки идентичны. Только на заправке в Муроме было всего три мотора на восемь постов. Когда приехал в Кстово, кстати, поймал себя на том, что мало устал, мог бы дальше пилить и пилить. Обычно последние 200-300 км тянутся неимоверно долго и уже ждёшь – не дождёшься, когда приедешь. А тут ничего, утомляемость была не высокой.

В общем, друзья, катайтесь по новым русским платным дорогам и получайте удовольствие. Боюсь сглазить, но, по-моему, из двух наших бед (дураки и дороги) одна становится не актуальной.