ElenaOren

Моя свекровь — ходячая энциклопедия «Как надо». Особенно это касается готовки. Ее борщ — это священная корова, рецепт, передающийся в их семье из поколения в поколение. Мой же борщ, по ее мнению, — «неправильный».

— Картошка слишком крупно порезана, — вздыхала она.
— А где фасоль? В настоящем борще должна быть фасоль!
— И зачем ты кладешь болгарский перец? Это уже не борщ, а неизвестно что!

Последняя капля пролилась в прошлую субботу. Она приехала в гости, попробовала мой борщ и сказала: «Ну, съедобно. Но её муж (то есть мой свёкр) сказал, что мой борщ — это эталон. Он другой есть не станет».

Что-то во мне щелкнуло. Я не стала спорить. Я завела отдельный блокнот и стала записывать ВСЕ, что она говорила про еду.

«Суп должен быть на второй бульоне».
«Котлеты должны жариться только на свином сале».
«Салат «Оливье» без отварного языка — это профанация».

У моего мужа есть суперспособность: он засыпает за две секунды и храпит, как заблудившийся в тумане трактор. А я сплю очень чутко. Последние полгода я просыпалась среди ночи от этого гула и смотрела в потолок, представляя, как запихиваю ему в нос носки.

Перепробовала всё: беруши (вылетают), толкания (переворачивается на другой бок и снова заводится), отдельное одеяло (бесполезно). Отчаяние толкает на преступления.

И тут меня осенило. Валерьянка! Она же расслабляет. Если дать ему капель, может, он перестанет напрягаться и храпеть? Гениально же!

Вчера вечером я подлила ему в чай 30 капель настойки. Он выпил, похвалил, что чай какой-то «ароматный». Лег спать.

И о, чудо! Храп прекратился! Тишина! Благодать! Я чуть не заплакала от счастья и провалилась в свой первый глубокий сон за полгода.

Всем привет, я три года была тише воды ниже травы в одной конторе. Делала свою работу, не сплетничала, на корпоративах сидела скромно с бокалом сока. Идеальный сотрудник-невидимка. А еще — личный козел отпущения мой начальник - Дмитрий Петрович.

Его любимое развлечение — орать на меня при всем отделе. «Сидорова, это что за бред? Ты вообще головой думаешь?» Черновик, который он сам одобрил, внезапно становился «макулатурой». Мои идеи на планерках он выдавал за свои. Я молчала. У меня была ипотека.

Все изменилось в день, когда я нашла новую работу. С зарплатой в два раза выше. В день моего увольнения я решила устроить перфоманс.

Вместо скромного черного платья надела ярко-красный пиджак. Вместо того чтобы робко зайти в кабинет к Дмитрию Петровичу, я распахнула дверь и звонко сказала: «Дмитрий Петрович, с сегодняшнего дня я увольняюсь».

Мой дед – человек не слова, а поступки. Он прошел войну, но никогда о ней не рассказывает. Всю жизнь проработал на заводе инженером. Его главное сокровище – забитый до отказа инструментами сарай на даче.

Когда я была маленькой, я думала, что он просто любит что-то мастерить. Только годы спустя я поняла масштаб его тихого подвига.

Все эти кривые табуретки, которые до сих пор стоят у нас на кухне – это он учился столярному делу, чтобы сделать мебель для дочери, моей мамы. Кукла с немного жутковатой улыбкой – первая, которую он сшил для меня, когда бабушка показала ему, как держать иголку. Каждый скворечник, каждый починенный замок в нашем подъезде – это его молчаливая забота.

Он не умеет говорить о любви. Ни разу в жизни не сказал мне «я тебя люблю». Но он говорит это на языке отремонтированных вещей. На языке яблонь, которые он посадил для правнуков. На языке всегда горячего чайника, который он ставит на стол, когда я приезжаю.

Вчера разговаривала с мамой. Обычный, казалось бы, разговор, пока она не сказала фразу, от которой у меня внутри всё оборвалось: «Ну, мы же тебя растили, одевали, обували. Ты должна быть благодарна».

Должна. Это слово висит на мне тяжелым грузом с детства.

Я благодарна им за еду на столе и крышу над головой. Это – базис, долг родителя. Но я не благодарна за постоянное чувство вины. За фразу «Мы на тебя всю жизнь положили». За то, что мои детские слезы и проблемы высмеивались или назывались «ерундой».

Я не благодарна за то, что в 15 лет, придя домой в слезах из-за первой любви, слышала: «Прекрати эту ерунду, уроки делай». За то, что мои успехи воспринимались как должное, а любая ошибка – как конец света.

Они дали мне всё, кроме главного – чувства, что меня любят не за что-то. Что я ценна просто потому, что я есть.