Моя служба в армии выпала на относительно спокойное время. Не было дедовщины, и дачи генералам мы не строили. Как говорил старшина моей учебной роты: «В армии сейчас заебывают физухой!». Обычно после этой фразы очередной провинившийся начинал накручивать десятки кругов по плацу.

И так совпало, что наш выпуск был последним в истории учебки. Промозглым ноябрьским утром приезжий капитан построил нас на плацу, и мы отправились навстречу холодным ветрам Финского залива.

Помимо неудобного вещмешка, легкого похмелья и новеньких лычек младшего сержанта я увез с собой умение отлынивать от службы и прятать мобильный. Пригодились только лычки.

После четырех месяцев учебки, показавшейся по началу адом (со всеми ужасами увольнительных каждую неделю, сладкого сна на учебных занятиях и регулярных ночных стрельб), мы попали в сказку…

Как в любой сказке здесь были свои герои, чьи имена навек остались в памяти бригады и теперь каждый вечер стремятся унестись прочь, взлетая над головами во время вечерней поверки:

- ….герой Российской Федерации, пал в боях за свободу и независимость своей Родины, Российской Федерации!

Отпечатанные портреты погибших героев сурово взирали на нас. Уже тогда они понимали, что мы хоть и чтим их подвиг, но разделить подобную участь вовсе не спешим.

Есть в армии два типа традиций. Одни кровью записаны в истории каждой воинской части. А есть другие, более почитаемые. Именно вторыми в мои подростковые годы пугали мам призывников. Наверное, мне повезло, ведь я застал зарождение новых армейских традиций. Канули в лету истории о залитой кровью взлетке, о стирании дедам портянок и принудительной дефлорации смазливых духов. Над армией красным солнышком засияли уставщина и послеобеденный сон. Конечно, были и те, кому удавалось все тяготы и лишения перележать по госпиталям и медицинским пунктам. Но были среди нас и бравые солдаты будущего. Один такой поборник Устава и Кантика запомнился мне больше остальных.

Алеша был обычным парнем откуда-то с дальнего Севера, и лишь гнусавый голосок выдавал в нем пидоринку. Думаю, именно благодаря ему имя «Алеша» обрело негативную семантику.

Увязшие во влажности Питерского воздуха, мы развлекали себя каждый как мог. Самым главным развлечением солдата-срочника во все времена был и остается сон в неотведенное для этого время. Но у Алеши были свои забавы. С высоко поднятой головой больше всего он любил стучать и клянчить. И если в последнем с ним мог потягаться замполит роты, по прозвищу «чайка», то в первом ему равных не было. Стучал он, не стесняясь. Более всего он любил устроить конфликт и, почуяв опасность, ретироваться поближе к канцелярии. Однажды, услышав в майском воздухе приближающийся дембель, он не стал убегать и получил ногой в хилую грудную клетку. Дослуживал после этого более осторожно. Теперь каждый раз он заблаговременно примечал, есть ли в роте офицер и быстренько бежал к заветной двери. Прижавшись к стене спиной, он начинал деланно гнусавить

- Что тебе от меня надо? Не трогай меня! Отойди! Товарищ капита-а-а-а-а-а-н…

При заступлении в наряд в нем просыпалась гордость. Поместив головной убор на самую макушку и оттягивая руками карманы брюк, он вышагивал по казарме и пытался раздавать указания.

- Почему кантик плохо отбит? Натягивайте лучше. Вон там пыль еще протрите. Шуршите быстрее!

Бравада заканчивалась ровно в тот момент, когда в расположении появлялся офицер. Поправляя на бегу отвисший ремень и спуская головной убор на уставное место, он несся в царство кафеля – поддерживать чистоту и порядок. Делал он это не из страха, здесь у него тоже был свой расчет. Наивный Алеша свято был уверен, что увидевший его за работой офицер отпустит на перекур пораньше.

Служба Алеше удовольствия не приносила совсем. Однако вопреки всякой логике под конец своего срока он заявил, что намерен подписать контракт! Передумал недели через две и вернул себе статус дембеля. Все, что касается дембельских традиций он чтил свято, но выборочно. Так, за сто дней до приказа брить голову он не стал, но широким жестом отдавал своё масло салаге, отслужившему на целых полгода меньше. Но и здесь не все прошло гладко. Уставшие от такого великодушия сослуживцы однажды сами завалили его маслом.

Самое большое разочарование ждало Алешу в ночь увольнения. Порядком попивший крови всем, он мог ожидать в эту ночь чего угодно. Поэтому проснувшись в четыре утра нетронутым, он на радостях стал будит сослуживцев, чтобы попрощаться. Никто не встал. Не было крепких мужских рукопожатий, не было наставлений и обещаний списаться. Не было даже традиционного в некоторых местах прощального удара по заднице табуреткой. Был лишь сонный старшина, подгонявший плачущего от досады Алешу к выходу из казармы.

Другие истории автора можно найти здесь
https://t.me/read_me_now

ТИМОФЕИЧ

Звенит звонок на урок. Стальной треск настолько силен, что в нем растворяются прочие шумы и крики, распадаются из обшей какофонии на несколько очагов, которые тут же устремляются в кабинеты, чтобы исчезнуть на сорок минут. Коридоры пустеют.

Порой в эти минуты здесь можно кого-нибудь встретить. Вот бежит, грохоча по полу, опаздывающий на урок. Вот степенно вышагивает девочка, то и дело поправляя волосы и смотрясь в свое отражение на экране смартфона. Вот, в дальнем углу или на лестнице, слоняется без дела пара прогульщиков постарше, споря пойти им в столовую или посидеть на подоконнике. И именно в эти минуты из своей коморки выходит Тимофеич – бодрый старик слегка за шестьдесят.

Он напоминает муравья-трудягу: невысокого роста, с маленькими черными глазами, на нем неизменная красная олимпийка поверх старенькой рубашки, карманы поношенных брюк вечно оттянуты и полны различными гайками, болтами и прочим мелким инструментом, в левой руке разводной ключ. Тимофеич неспеша шаркает по коридорам, поглядывая на ползущие вдоль стен приземистые батареи. Остановится возле одной, оглядит получше, иногда постучит, чего-то подкрутит.

Любимое место Тимофеича – первый этаж. И все его обитатели: маленькая круглая гардеробщица, слегка надменная вахтерша, беззубая медсестра, вечно сплетничающие технички знают – у Тимофеича под красным хитином олимпийки огромное сердце.

- М, Николай Тимофеевич, здравствуйте, - лукаво шипят со стороны.

- Привет, девчонки! – ответит Тимофеич и обязательно засмеется. Смех у него особенный. Такой смех бывает только у добродушных и открытых стариков.

- Ну, чего вы тут? – деланно хмурит он брови.

- Чай, пьем! Присоединяйтесь, Николай Тимофеевич, - засмеются ему в ответ.

Чай Тимофеич любит и пьет часто. А вот водки не пьет совсем. И раньше не пил. Не пил, когда еще работал на заводе, не пил и после, когда завод в девяностых обанкротился и закрылся. Уж так вышло, что эти обвисшие с годами плечи держат на себе многое. И пока мужики с цеха растворялись в океане наступившего капитализма и дешевой водки, Тимофеич, а тогда еще просто Николай, сжимал покрепче зубы, тоскуя по советской стабильности, и жил дальше.

К своим шестидесяти он обзавелся семьей: хозяйственная жена, два сына, уже и внуки в школу пошли.

А вместе с внучкой пришел в школу и он. Работящего старика с золотыми руками, да еще и не пьющего, знала вся округа. Поэтому устроится слесарем ему труда не составило.

Тимофеича часто просили помочь. Розетку мог заменить, мог починить замок, где-то подстучать, подколотить. Многое умел Николай Тимофеевич и никогда не отказывал.

Поначалу директор подкидывал к его скромной зарплате немного денег «за работу сверх нормы», но вскоре пришел очередной кризис и деньги закончились. Но Тимофеич продолжал помогать, получая лишь удовольствие от хорошо выполненной работы. Вскоре к этому все привыкли и принимали такое поведение старика как нечто должное.

- Нет, девчат, мне идти надо, - отказывается от чаепития Тимофеич, - хотел пораньше сегодня уйти, – жена давеча в огороде копалась, упала, лежит теперь второй день. Вот, врача на сегодня вызвал.

- Да ты что! – всплескивает руками одна из техничек, - как же так. Ты, Тимофеич, сходи обязательно. Это же не шутки!

- У меня мать так в прошлом году в огороде копалась, спину скрутило – неделю разогнуться не могла! А что делать? Работать-то надо. Мне вон тоже некогда. Я отсюда сразу на вторую работу. Оболтуса своего поднимать надо. Совсем работать не хочет. – вторит ей другая.

- А лекарства сейчас какие дорогие! Меня по осени просквозило, пошла в аптеку, а там…Да легче сдохнуть, чем болеть! Дешевле выйдет, - присоединяется к разговору гардеробщица.

Тимофееч быстро теряет интерес к такому разговору. Он уже привык, что окружающие его люди только ждут от него помощи, а делиться проблемами не привык. Да и стоит ли? У всех своих забот хватает. А за жену всё-таки боязно. Хоть и погодки они, а бабы-то эти почему-то раньше стареть начинают. И чахнут раньше.

Много ли надо старикам, привыкшим больше отдавать, чем брать? Немного заботы и внимания. Вот и Лидия Васильевна, жена Тимофеича, завидев врача на пороге даже немного обрадовалась новым ушам. Радость её была недолгой – врач сказал, что с почти полной уверенностью можно говорить о переломе. А если хотите точный диагноз, надо делать рентген. Старик, проживший с Лидией Васильевной сорок лет, лишь сжал по старой привычке зубы.

Спустя пару дней, когда старики смогли-таки добраться до больницы, диагноз подтвердился – перелом шейки бедра – серьезная травма, даже если ты молод. Неделя в больнице, отказ врачей оперировать «по возрасту», и Лидия Васильевна вернулась домой.

Теперь Тимофеич старался пораньше заканчивать свои дела на работе и срывался домой. Он сам взвалил на свои плечи ещё одну ношу – ухаживал за лежачей женой и возился в огороде. Сыновей о помощи не просил, у них и своих дел не в проворот.

На работе все знали о его беде. Теперь опустевшие на время урока коридоры пропитывались полушепотами о незавидной ситуации Тимофеича. Каждый раз выходя на свой обход, он ловил сочувствующие взгляды. Все хотели хоть как-то поддержать его и приободрить. Но как сделать это никто не знал.

Школа, будто проявляя извращенную эмпатию к переживаниям старика, начала сыпаться. То розетка где сгорит, то пробки выбьет, то канализация забьется. 
Люди по-прежнему тянулись вереницей к Тимофеичу со своими просьбами, но делали это сначала с некой стыдливостью.

- Николай Тимофеевич, ну как Вы? Как Лидия Васильевна? Дай бог всё образуется. Николай Тимофеевич, тут такое дело…я всё понимаю…посмотрите, пожалуйста…розетка что ли сгорела, не пойму…а мне компьютер нужен, презентацию завтра показывать!

- Николай Тимофеевич, мои дураки парту сломали, вы посмотрите, пожалуйста. Может, подкрутить чего надо, а?

- Николай Тимофеевич, вчера окно разбили, нас комитет повесит, если не вставим…Сами понимаете, денег нет у школы…Выручайте!

Десятки неотложных дел навалились на него. А он, словно не замечая, принимал всё на свой красный хитин и нес дальше. Он продолжал выполнять просьбы и поручения. Пока натренированные пальцы разбирали, перебирали, перематывали, закручивали и ставили на место, он оставался наедине со своими мыслями. Как там Лида? Голодна ли? Поскорее закончить и домой.

Он заканчивал и спешил к жене, даже не успев расслышать брошенное в спину «спасибо». Да и было ли это «спасибо»?

Но однажды опоздал. Придя домой, он увидел бессильно скребущую по полу жену. Оказалось, что она пыталась встать с кровати, но не осилила и упала с кровати. Тимофеич застыл всего на секунду, но и она показалось ему вечностью. Он видел перед собой не беспомощную старуху и не испытывал к ней жалости или принебрежения. Перед его глазами яркими пятнами заплясали картины прошлого. Вот он играет ей хулиганские песни на гитаре, вот провожает по ночному парку до дома, видит приближающееся лицо и чувствует на губах жар от её дыхания. Вот шумная компания на свадебном застолье в общежитии. Вот держит на руках новорожденного сына, вот второго, внучку. Пятна меняют цвет от ярких к темным. Были в их жизни и плохие моменты. Бывало, что и без денег оставались и отказывали себе во многом. Бывало, что стояли перед выбором поесть самим или накормить детей. Много чего было. И вот теперь та, с которой он прошел все тяготы и лишения, которая не бросила его и ни разу не упрекнула, лежит у него в ногах, бессильно загребая морщинистой ладонью по полу. А что он? Чинит розетки! Эта мысль так глубоко и резко впилась в его сознание, что намокли глаза. Поднимая её, он плакал. Впервые в жизни. И обвисшие плечи тряслись под красным хитином олимпийки. Впервые в жизни.

На следующий день он уволился.

В стриптиз-клубе «Механика» кипела жизнь.

Снежана готовилась выйти на сцену. Встала перед зеркалом в полный рост. Подтянула чулки. Потрогала грудь. Застегнула ремешок на шее. Натянула перчатки. Переступила с ноги на ногу. В гримерку вбежала голая Кристалл. «Твой выход, золотце» - сказал она с улыбкой. Снежана еще раз взглянула в зеркало и двинулась к двери.

«Стой!» - окрикнула её Кристалл. «У тебя юбка сзади задралась! Сейчас поправлю».

«Пасибки, солнышко» - ответила Снежана после оказанной кстати помощи, послала Кристалл воздушный поцелуй и вышла на сцену.

Все места в зале были заняты, даже у барной стойки. Заиграла песня «Stop!». Снежана не спеша подошла к пилону. Ухватилась левой рукой за шест и очень медленно обошла вокруг него, сильно виляя бедрами. Повернулась к залу спиной, нагнулась и специально задрала мини-юбку, обнажив при этом идеально округлую попу в черных стрингах. Выпрямилась, стала вилять всем телом под ритм музыки. Затем встала боком, снова нагнулась, создав прямой угол между ногами и туловищем, и стала снимать юбку. Выпрямилась, поддела ее носком туфли и бросила в зал. Села на шпагат, раздвинув ноги в сторону, и прижалась животом к полу. Руками ухватилась за край сцены и силой притянула себя к краю, показав глубокое декольте. Встала. Небрежно скинула с себя блузку. Подошла вплотную к шесту, схватилась двумя руками за него, закинула правую ногу за голову. И стала бешено вращаться вокруг шеста. Закончив, Снежана подошла к краю сцену, расстегнула лифчик и бросила в зал. Повернулась лицом к гостям, стала гладить руками свое тело и, в особенности, грудь под ритмы музыки. Села на колени, сильно выпятив грудь вперед. Схватилась руками за волосы и стала вращать свою голову и тело из стороны в стороны. Под конец песни Снежана встала, послала воздушный поцелуй в зал и процокала за занавес.

В зале заиграл ремикс «One night in Bangkok». На сцене появилась Марина в очень коротком платье, без нижнего белья и на очень длинных шпильках. Платье сильно обтягивало фигуру, очерчивая все контуры огромного бюста пятого или шестого размера. Марина сделала несколько движений на сцене и спустилась в зал. Стала ходить по залу, виляя попой, задирая платье с миленькой улыбочкой. Марина подходила к отдельным гостям, сильно наклонялась к ним, давая возможность вблизи посмотреть на ее большую грудь и торчавшие крупные соски, которые просвечивали сквозь платье. Наконец, она поднялась на сцену, скинула платье и осталась совсем голой. Подошла к пилону, сильно к нему прижалась так, чтобы ее груди были разделены между собой шестом. В таком виде Марина, стала садиться и вставать, а также сдавливать груди между собой, будто натирая пилон своим бюстом.

После Марины вышла Гузель в открытом купальнике с очень узкими стрингами. Стала играть песня «Цвет настроения синий». Гузель подошла к краю сцены, развернулась и стала крутить своей бразильской попой. Она меняла темп, двигала ей и вверх/вниз, и вправо/влево, совершала вращательные движения, гладила её руками. Затем Гузель встала позади пилона, сильно прижалась спиной к нему и также, как и Марина, стала «натирать» шест, но уже своей попой.

За Гузелью под песню «Простые движения» держась за руки вышли Роксана и Наоми. На них были надеты кружевное нижнее белье, чулки с поясом и бархатные маски. Танцовщицы подошли к пилону с противоположных сторон. Взялись двумя руками за пилон, кивнули друг другу, оттолкнулись от пола, придав себе вращательное движение. Роксана и Наоми, вращались вокруг пилона на вытянутых руках, создавая тем самым завораживающее зрелище. По окончании, они вышли на край сцены, озорно заулыбались и стали танцевать парный танец. Во время танца они раздевали и страстно ласкали друг друга, делая вид, что получают огромное удовольствие от самого процесса. Когда они остались голыми, официантка из зала подала бутылочку с маслом. Стриптизерши намазали друг друга, сделав акцент на своих грудях, и стали тереться своими телами: спинами, попами и, само собой, грудями.

После того, как Роксана и Наоми скрылись за занавеской, заиграла песня «Robo-Bitch» и вышла Кира. Черные цвета вороньего крыла и доходящие до пояса волосы были заделаны в «конский хвост». Губы накрашены в черный цвет, тени на глазах были тоже черные. Кира была одела в обтягивающий черный латекс, который полностью скрыл ее тело от пальцев ног до подбородка. На ней были обуты туфли на очень большой платформе с очень длинной и острой шпилькой. Кира не улыбалась в зал, а хранила строгое, даже суровое выражение лица. Кира стала показывать настоящие акробатические чудеса на пилоне: поднималась наверх; спускалась вниз, держась ногами; раздвигала ноги на пилоне; вращалась вниз головой…

Публика в зале было очень спокойная. Не звучало пьяных криков. Не было слышно глупого хохота. Никто не пытался лезть не сцену. Никто громко не обсуждал достоинств танцовщиц и не звал их в приват-комнаты. Никто не приставал к официанткам, которые были одеты только в очень короткие юбки и чулки. Никто не щипал их за попу и не пытался посадить к себе на колени.

На всех местах в зале, за столиками, на вип-диванчиках, даже на стульях у барной стойки находились трупы. Трупы пребывали в разных позах. С запрокинутой головой, с низкой опущенной или смотрящей куда-то в сторону. Ноги были раздвинуты или со сведены коленами вместе. Руки у всех тел лежали по-разному – на животе, на столике, на кресле, на подлокотниках, или просто свисали вниз. У некоторых мертвецов в руках были бокалы.

Трупы находились здесь уже не первый год. Кожа высохла и обтянула черепа с вытекшими глазницами. Носы отвалились. Руки почернели. Черные, языки были высунуты и вывернуты в неестественном виде. Уши частично сгнили, частично отпали. Одежда сгнила вместе с плотью. В зале стоял сильный запах тлена.

В отдельной комнате Мику танцевала приватный танец над высохшим трупом. Она извивалась перед ним, выпячивая свои передние и задние прелести. Она елозила по его мертвым ногам своей попой. Она прижимала свою красивую обнаженную грудь к его черепу с отвалившейся челюстью. Она гладила руками его давно сгнившее тело. Она сладострастно улыбалась, прикусывала язык и постанывала.

Много лет назад в первый час Последней войны на город была сброшена кобальто-нейтронная бомба, которая мгновенно убила всё живое в радиусе 100 км. Была глубокая ночь, и большая часть людей умерла во сне в своих кроватях. Но были и те, кто умер в других местах.

Три трупа лежало в круглосуточном супермаркете – один за прилавком, один возле холодильника с пивом и еще один возле напольного холодильника с замороженными пельменями. Два трупа лежало в камере предварительного содержания, пять трупов – в дежурке за столом с домино. Один труп лежал на автобусной остановке. Девять трупов сидело на корточках в парке, прислонившись к стене общественного туалета. Один труп лежал на другом в кровати в одноместном номере отеля «На час». На крыше высотного дома на удобном кресле сидел труп, уткнувшись лицом в премиальный телескоп. Много трупов сидело за компьютерными столами. Еще трупы лежали в ваннах, сидели за рулем автомобилей, валялись на обочине, на электрозаправках, в дворах жилых домов, в гостинцах, в больницах, на радиостанциях, в ночных клубах и ресторанах…

Когда бомба сдетонировала, в «Механике» отдыхало 45 посетителей. Андроиды-танцовщицы не были оснащены медицинскими программами и не заметили смерть своих гостей. В их задачу входил стриптиз и только стриптиз. Более тысячи программ танца. Скромный или развратный, одиночный или совместный, ванильный или тематический, быстрый или долгий, балет или акробатика. Выбор удовлетворит любого, даже самого искушенного и притязательного клиента.

Снежана, Марина, Гузель, Роксана, Наоми, Кира, Мику, Наташа, Лолита и Кристалл. Десять андроидов по цене девяти. Очень выгодная покупка.

Музыка продолжала играть, андроиды продолжали танцевать. Переодевали белье. Превращались в школьниц, медсестр, учительниц, ковбоек, индианок, пираток, невест, госпожей, рабынь, волшебниц, принцесс, вампирок и эльфиек. А потом красиво раздевались.

День за днем. Ночью за ночью. Год за годом. Сменилась музыка. Сменялись программы. Андроиды выходили на сцену по очереди и совместно. Крутились у пилона. Спускались в зал. Танцевали канкан. Водили хороводы. Даже исполняли хаву нагилу.

Андроиды-официантки продолжали ходить по залу. Доливали напитки в бокалы. Собирали разбросанную одежду и относили обратно в гримерку. Мику продолжала трудиться в отдельной комнате. На счетчике приватного танца уже накрутилось больше миллиарда рублей, но андроида эта информация абсолютно не интересовала. Команду остановиться никто не давал. Заряда встроенных батарей хватит еще на 19 лет.

В стриптиз-клубе «Механика» продолжала кипеть жизнь. Жизнь механических существ.

Москва, 27 января 2019 г.

@Ivan79683588

Ковёр для королевы.

Историю эту я услышал от одной очень серьезной женщины, не верить которой у меня оснований нет. Ну тут уж, как говорится: за что купил, за то и продал.

Работала моя знакомая в восьмидесятые годы диспетчером на железнодорожной станции Пермь-II. И вот как-то после очередного ночного дежурства, когда она уже отдыхала дома, вызвали ее по телефону срочно на работу. На станции уже работала бригада пермских следователей, а из Москвы самолетом ожидали прибытия целой бригады следователей по особо важным делам.

Бедная диспетчер сразу попала в разработку, причем допрашивал ее то один следователь, то другой, а то и несколько сразу. Все вопросы касались грузового состава, прибывшего ночью на станцию. Как выяснилось, осмотрщики вагонов обнаружили пропажу груза в одном из контейнеров.

Пропал груз где-то на перегоне Шали – Пермь-II, остановка была только в Кунгуре. Из-за чего весь сыр-бор ? Кражи на железной дороге бывали и раньше, были и позже, а тут поднялся такой переполох.

А дело все оказалось в особом грузе. Как выяснилось из разговоров со следователями, по заказу Её Величества Королевы Великобритании в Монголии был соткан уникальный ковер из верблюжьей шерсти, который и был отправлен по Транссибу в Букингемский дворец. И тут вдруг пропажа ! Дело запахло международным скандалом.

Пока длилось следствие, мою знакомую чуть ли не каждую неделю вызывали на допросы, то в “Башню смерти”( МВД), а один раз даже в “Дом со львами”(КГБ).

Было очевидно, что она с пятого этажа своей диспетчерской ничего видеть не могла, да и не ее обязанность обеспечивать сохранность груза, ее функционал – безопасность движения поездов.

Несмотря на то, что цветная фотография того злополучного ковра была в каждом отделении милиции по всей трассе, у каждого участкового, но образовался очередной “висяк”, похитителей не нашли.

Постепенно страсти утихли. За ковер была выплачена страховка, в Монголии была заказана копия того ковра, и крупного международного скандала удалось избежать.

Окончание этой истории моя знакомая узнала года через два. К ней на работу зашел московский следователь, приехавший уже по другому делу.

Оказалось, что как-то проводя очередное расследование, он залез в кабину электровоза для беседы с поездной бригадой. У них было какое-то происшествие на работе. Увидев на креслах машиниста и его помощника подстилки с красивым рисунком, следователь стал вспоминать, где мог видеть такой необычный узор.

Машинист, в свою очередь, заметив заинтересованность следователя, похвастался, что подстилки из шерсти верблюда, очень мягкие и теплые.

И тут же, смеясь и перемигиваясь со своим помощником, рассказал нечто неправдоподобное. Ехали они как-то больше года назад по обычному маршруту и остановились на перегоне по красному сигналу светофора.

Помощник, как положено, побежал вдоль состава проверять состояние тележек и неожиданно метрах в 10-15 от полотна увидел слегка припорошенный снегом, наполовину раскрученный рулон ковра. Позвав машиниста, пока не загорелся зеленый сигнал, обливаясь потом, и из последних сил они вдвоем кое-как закинули ковер на платформу и поехали. Восторгу жен везунчиков не было предела. Ковры в то время были в страшном дефиците, а тут на тебе – ковер, да такой большой и очень красивый. По иронии судьбы и ту и другую жену звали Лиза.

Теперь, по словам машиниста, у них полы дома застелены половинками того красивого ковра, часть оказалась на стенах да и на подстилки под зад кое-что осталось.

Вот такую забавную историю услышал я под Новый год.

P.S. К чести наших уральцев надо сказать, что ковер королевы Елизаветы никто не крал. Братья-монголы загрузили огромный ковер в неисправный контейнер, прислонив вертикально рулон к двери. Во время движения из-за тряски дверь отошла, а набегающий поток воздуха растрепал упаковку и выбросил подарок от королевы не на пол дворца, а на нашу уральскую землю.

Год.

- Посмотрите, какие движения! Как он себя несет!

- Да, но он совсем молодой. Я не беру в работу лошадей младше трех лет.

- Через два года он будет стоить других денег. Да и потом - его дед принес три титула чемпиона мира своему всаднику и второе место на олимпиаде.

- Дед - не отец. Но движения хорошие...

- Вороной, красивый, умный, как черт! Научился денник открывать - теперь запираем на два замка. Небезопасно, да, но он хотя бы не гуляет по всей конюшне.

- Своенравный?

- Импульсивный. Ласковый как котенок, за похвалу делает все и даже больше. И, скажу по-секрету: тщеславный. Обожает внимание и когда на него смотрят.

- Ему только год. Все еще может измениться...

- Самарканд!

Вороной конь без единой отметины останавливается посреди манежа и косит на мужчин лиловым глазом. Потом рысит в их сторону, словно красуясь, и один из мужчин не выдерживает:

- Беру!

Два.

- Это корда. Это капцунг. И нечего так шарахаться, чай не маленький.

- Самарканд, давай, не страшно...

- Да чего с ним сюсюкать, Валерий Вадимыч, понюхал, познакомился и пошли на корду. Мне еще Стешу работать.

- Не торопись, Костя. Не хочешь коня себе испортить? То-то же... Вооот, умничка, и не кусается он. И корда тоже не кусается... Теперь пойдем, Костя, возьми шамбарьер, будешь сегодня бичевым.

- Ну, шаагом! Тьфу, что за черт! Шааагом...

- Да застоялся он. Пусть бегает. Устанет - сам пойдет. А пока смотри лучше на рысь. Через год тебе этого коня работать. Хороший конь, я слышал Петька Островной на тебя ругался, он на следующий день приезжал туда, его специально смотреть. Шаагом! ай, молодец! Я ж говорю - устанет, сам пойдет.

- Еще репризу?

- Ну, давай. Только не подгоняй, пусть сам аллюр выберет.

- Понял. Но вы правы, он хорош. Если такие движения под седлом выдаст - будет толк.

Три.

- Рукой не груби, легче, легче!

- Он не чувствует повода. А на шенкель пока не реагирует.

- Конечно, третий раз сели на него, конечно, не реагирует... Не груби, Костя.

- Да не грублю я! Вон повод вообще висит.

- Не заводись. Ты скольких коней подготовил, а тут заводишься. С Леной поругались?

- Да я...

- Оставь это там, за пределами манежа. Тут ты и твой конь. Никаких ссор, никаких девушек...

- Она аборт сделать хочет, Валерий Вадимыч. А я против.

- Так, стооп. Теперь слезь. В руках поработаете. Аборт? Почему?

- Говорит, что не нужен ей сейчас ребенок. У нее проект только начинается. Ну, Самарканд, тише... Стой, не идем никуда!

- Это он тебя чувствует. Ты на взводе и он горячится. А Лена... Бог ей судья. Бросай её, если ей ребенок мешает.

Ладонь ложится на плечо всадника, а с другой стороны в руки тычется горячий бархатный нос. И мужчина кивает, глядя в глаза коню:

- Хорошо тебе... Нет таких проблем.

- Кончили лирику! Шагайте!

Четыре.

- Ну и что это? Это будущий чемпион! Опозорил меня, слов нет!

- Чего на коня-то орешь?

- Вы видели? Да он даже не старался! Этот галоп мне в кошмарах сниться будет, Валерий Вадимыч. Еще и ухмыляется!

- Конь не может ухмыляться, у него нет мышц специальных для этого. Ты видел, как на него судьи смотрели?

- Как на мой позор!

- Как на твое будущее. Серов ко мне только что подходил. Предлагал избавить тебя от этого недоразумения по сходной цене.

- Серов? Он же под сына ищет молодую лошадь...

- Вот и думай, Костя... Давай сниму уздечку, малыш. Устал, наработался, молодец. Но надо лучше!

- Серов...

- Ага. Твои-то как?

- Танюшка улыбаться начала. Лена все тетешится с ней, не отходит от неё совсем!

- Вот и славно. Давай, помоги попону накинуть. И поедем домой. К Серову пойдешь?

- Да ну, глупости говорите, Вадимыч. Самарканд не продается.

Пять.

- Да! Вы видели это? Он просто порвал всех!

- Что за выражения, Костя? Успокойся, награждения еще не было. Подожди пока Мамонтов и Гринхард выступят. У Гринхарда хорошая кобыла, очень перспективная.

- Да бросьте вы! Этот галоп, это принимание! Он никогда на тренировках так чисто не делал. Мы взяли первое место, я вам говорю.

- Ну, видел. Ну, хорошо. Давай, коня растирай, а не болтай. А то сейчас загордишься, станешь это на коноводов

перекидывать, как тот же Мамонтов.

- Он поэтому не проедет лучше, чем мы, Валерий Вадимыч. Вот зуб даю – не проедет. Я видел его сейчас на разминке, он не чувствует коня.

- Умный какой стал… Сам только год назад в руках нормально работать начал с Самаркандом, а уже гордости-то!

- Валерий Вадимыч!

- Что? Хватит сюсюкаться с конем, пойдем, глянем, что там в итогах.

…

- Я же говорил, мы – первые!

- Ладно, гордись. Заслужили.

Шесть.

- Самарканда с собой берешь?

- Да, сезон мы классно отъехали, пусть отдохнет. Лена домик с конюшней подыскала на побережье, снимем на три месяца. Там тепло сейчас, хорошо.

- Ну, с Богом. Танюшка как?

- Ходит, говорит. В следующем году буду брать ей пони. Очень любит животных – недавно птенца вороны притащила, из гнезда выпал, слепой еще. Дала маме и говорит: давай себе оставим?

- А Лена что?

Вороной конь кладет голову на плечо своему всаднику и внимательно слушает беседу.

- Ну, начала выхаживать. В общем, он, уже хотя бы на птицу похож, везде за Танюшкой бегает, не отпускает от себя. Только в садик если ведём – остается в своем домике.

- Его тоже с собой возьмете на моря? Зоопарк будет…

- Будет…

Мужчина гладит шелковую шкуру коня, почесывает того за ушами и Самарканд жмурится от удовольствия.

- Я Стешу продаю, кстати.

- Кому? Чем она тебе не угодила?

- Попросили в параолимпийский центр отдать. Она им понравилась. Мягкая, удобная – а мне не жалко.

- Ну, тогда одобряю. Параолимпицам можно – они ребята надежные.

Семь.

- Убью! И плевать, что сяду, плевать на всё!

- Костя, сколько ты выпил?

- Какая разница, Вадимыч? Лена, Таня… их нет, понимаешь!? Этот ублюдок пьяный даже не помнит ничего! Отмажут же, сволочи.

Они сидят в деннике и Самарканд лежит рядом. Фиолетовые глаза отсвечивают, отражая свет ламп в коридоре. Конь словно не чувствует запаха алкоголя, словно понимает, что сейчас горе придавило его человека и ему нужно забыться.

- Ну, поплачь, поплачь… Больно от этого меньше не станет, но легче – будет…

- Убью…

- Посадим мы этого пьяного гонщика, не волнуйся, посадим. Всем, кому надо я позвоню, дадут по полной ему.

- Не вернуть их…

- Не вернуть. Извини, что в такой момент говорю, но у тебя через полтора года олимпиада.

- Да какая к черту олимпиада?! Ты меня видел? У меня ноги нет, Вадимыч! Как я теперь?

- И без рук ездят. И разряды сдают и медали берут. Или продавай Самарканда и спивайся! Но я тогда тоже на пенсию уйду.

- …

- Олимпиада у тебя будет. Конь у тебя умный, переучим на новые команды. И поедешь выступать. С понедельника начинаем.

- Вадимыч…

- Что, Вадимыч? Я шестьдесят лет уже Вадимыч. В понедельник к трем!

Конь и сидящий на опилках одноногий мужчина провожают уходящего долгим взглядом. А потом мужчина утыкается в шею коня, и долго плачет.

Восемь.

- Вот так хорошо. Чуть-чуть левее. У него задние ноги опаздывают.

- Так лучше?

- Лучше. Помоги себе хлыстом, дай ему понять, что изменилось. Не груби! Легче, легче!

- Я равновесие теряю, Валерий Вадимыч.

- Ну, полгода уже не теряешь, а тут потерял? Что такое?

- Кажется, Самарканд хромает.

- Так, стоп. А теперь рабочей рысью… Да, Костя, задняя левая, немного хромает. Отшагивай и веди в денник. Осмотрим его там.

…

- Нужен рентген?

- Не знаю. Вызывай Марию Павловну, пусть она посмотрит.

…

- Ничего серьезного, к счастью, растянул связки. Покой, умеренная работа, растирайте и берегите.

- У нас старты через месяц. Оправится?

- Думаю, да. Хромать перестанет, если будете только отшагивать, мазать и следить внимательно. А вот выступать? Конь месяц работы потеряет. Если это вас не волнует, то я подтверждение перед стартами дам.

- Самарканд умный, он не забудет ничего. Нам очень стартовать надо, Маша, очень. Косте в первый раз в новом качестве выступать.

- Понимаю, Валера… Ну, я зайду еще через пару недель, гляну, как у вас дела.

- Слышал, Самарканд? Надо вылечиться.

Тренер оглаживает вороного красавца по шее, протягивает сахар на раскрытой ладони, но тот не берет, тревожно выглядывая в коридор. И лишь когда слышит неравномерную походку и стук костылей, призывно ржет и успокаивается.

Бархатные губы ласково берут угощение.

- Что сказала ветеринар?

- Что вы месяц работаете в руках. Шагом.

- Ничего… Брат, мы же с тобой сможем? Да, сможем… Только ты у меня и остался.

Девять.

- А как поедем, говорить мы уже не будем… Олимпиада. Пусть и параолимпиада. Мы столько шли. Мы должны, Самарканд, просто обязаны выиграть. Сколько мы вместе? Почти восемь лет?.. Столько вместе прошли, столько медалей взяли… Ну, не горячись. Всё как обычно. Посмотри, сколько взглядов на тебя устремлены. Посмотри – всё внимание на нас, братец. Не подведи, а уж я-то всё сделаю, что от меня нужно… Слышишь, как публика приветствует? Это нас с тобой. Давай, Самарканд. За Танюшку, за Лену, за Вадимыча. За нас с тобой! Выход!

… Вороной конь не бежит – летит – над манежем. Он красуется, он горд собой и он получает истинное удовольствие от того, что делает. Копыта едва касаются белого песка, ему не нужны крылья – они у него есть. У него и его человека. Им больше не нужны медали, им больше не нужны победы: они просто играют в свою игру, которая называется жизнь. Трибуны замерли, вокруг разливается благоговейная тишина, в которой появляется смех маленькой девочки, требовательное карканье молодой вороны и красивый голос женщины.

В глазах всадника блестят слёзы, они ему мешают и он закрывает глаза, полностью доверяясь коню.

Они летят.

…

- Первое место с результатом девяносто один процент ровно – Константин Логинов и Самарканд!

Вадимыч широко улыбается.

Его мальчики победили.