Глава 1
Часы пробили 01:23, звонок телефона, словно удар грома, расколол сонную тишину квартиры. Тэри, сидящая за столом и разбирающая гору бумаг, вздрогнула и взяла трубку.
— Слушаю, — произнесла она, готовясь записывать информацию в блокнот, всегда лежащий под рукой.
В ответ раздался сухой, деловитый голос: — Тэри, это Максим. Город Шуя. Воскресенский Собор. Жестокое убийство женщины лет 27. Тебе нужно быть здесь как можно скорее, такси я уже выслал.
Последовали короткие гудки. Максим даже не дождался скажет что-то Тэри или нет. Убрав от себя бумаги, девушка пошла собираться. Убийство. В этом тихом, провинциальном городке, где время будто остановилось. Что ж, тем будет интереснее это дело.
Быстро накинув пальто, схватила сумку со всем необходимым. Поправила очки, сползающие с переносицы, и выдохнула, смотря в зеркало. Рыжие кудрявые волосы, лицо, усыпанное веснушками, яркие зеленые глаза за стеклами очков, не самый грозный взгляд для майора полиции, слишком милая внешность, но как известно — внешность обманчива.
Подъезд встретил ее запахом сырости и старости. Спускаясь по лестнице, она услышала, как за окном зачастил дождь. Идеальная погодка для преступления. Приближаясь к выходу, Тэри плотнее запахнула пальто.
Выйдя на улице, Тэри удивилась, как же быстро маленькие капельки дождя превратились в самый настоящий ливень. У подъезда ее ждало такси.
— Здравствуйте, — произнесла Тэри захлопывая дверцу машины. Таксист лишь хмыкнул в ответ и отправился на место, указанное на карте.
Прибыв на место спустя некоторое время, Тэри вышла из машины. Дождь не стихал, а только усиливался. Воскресенский Собор, величественный и мрачный, возвышался над залитым дождем городом. Вокруг сновали полицейские, вереница машин скорой помощи и полиции освещала все багровым светом.
Подходя ближе к оградительной ленте, Тэри была остановлена парнем в полицейской форме.
— Младший лейтенант Орлов. Прошу прощения, здесь место преступления, посторонним проход запрещён, — его голос старался быть строгим, но выдавал лёгкое волнение.
Тэри достала удостоверение и протянула ему. Полицейский внимательно изучил документ, а затем, узнав майора Тэри, покраснел и вытянулся по стойке смирно.
— Прошу прощения, майор Тэри! Не признал сразу. П-проходите, — немного заикаясь от волнения произнес он, — Позволите? — с улыбкой произнес паренек, протягивая зонтик.
Слегка кивнув головой, девушка приняла зонтик, — Благодарю.
Пространство вокруг трупа представляло собой мокрый ад. Дождь, не ослабевая, хлестал с небес косыми, колючими струями, от которых не спасал ни плащ, ни козырек собора. Он барабанил по капюшонам и плечам судмедэкспертов, заливал следы на земле, стекал с их согнутых сплин ручейками, смешиваясь с тем, что они так старательно собирали.
Воздух был насыщен запахом промокшей шерсти, влажной земли и едкой, сладковатой пыльцы разложения, которую дождь поднимал с земли. Двое экспертов, сгорбленные, двигались вокруг тела с уставшей, почти механической точностью. Их движения были экономны, будто они берегли последние силы в этой бессмысленной борьбе со стихией, пытающейся смыть все улики. Старший, немолодой мужчина с лицом, на котором усталость застыла как вторая кожа, заметил Тэри. Он поднял на нее взгляд, и его глаза, цвета мокрого осеннего неба, отражали ту же безнадежность, что и это льющееся с небес полотно.
Не говоря ни слова, он протянул ей листок. Бумага была мокрой насквозь, прозрачной и холодной, как лед. Вода каплями стекала с его латексной перчатки, оставляя на листке разводы. Пальцы эксперта в перчатке, испачканной в грязи и в одном месте — в ржавом, размытом пятне, на мгновение сжали кончик бумаги, будто нехотя отпуская ее в чужие, сухие пока еще руки.
Тэри развернула хлипкий, готовый расползтись листок. Чернила на нем расплылись, буквы поплыли, превращаясь в призрачные тени.
«Гумитова Мария Викторовна…»
Имя плыло, как будто его уже смывало в небытие вместе с дождем.
«…множественные ножевые ранения…»
Эти слова казались сейчас особенно жестокими. Тэри взглянула на землю, где дождь методично смешивал капли дождя и кровь с землей.
«…следы насилия…»
От этих слов повеяло таким леденящим холодом, от которого не спасало даже плотное пальто. Тэри инстинктивно наклонила зонтик, пытаясь оградить хрупкий листок от всесокрушающего потока, и в этот момент предательская капля, собравшаяся на самом кончике спицы, сорвалась вниз. Холодная и тяжелая, словно свинцовая слеза, она скатилась с ее волос, проскользнула за воротник и поползла по спине ледяной змейкой, заставив все тело содрогнуться в едином спазме.
И тут ее осенило. Она замерла, ощущая этот леденящий холод на своей коже, и представила, как те же капли падали на лицо убитой. Стекали по бледной, восковой коже, оставляя мокрые дорожки на веках, которые уже никогда не откроются. Они стекали, как слезы, которых та уже не могла пролить, словно само небо оплакивало эту жестокость, безутешное и бесконечное.
Сложив размокший листок в неровный квадрат, Тэри на мгновение задержала взгляд на расплывающихся чернилах — дождь делал свое дело, превращая улику в абстракцию. Резким движением она сунула его в свою объемистую кожаную сумку, болтавшуюся на плече. Внутри мягко звякнули брошенные туда же ключи и телефон.
Ее внимание привлекли голоса чуть поодаль. Максим, сняв головной убор и стоя под открытым небом, превратился в идеальный дренажный столб. Вода ручьями стекала с его коротко стриженных волос на лицо, плащ слипся с формой, делая его фигуру по-настоящему жалкой. Он говорил с мужчиной, закутанным в кричаще-желтый дождевик, из-под которого виднелся только нос да торчащий поводок с прижимавшейся к ногам хозяина маленькой собачкой.
— Прошу вас, формальность, не покидать город до окончания расследования, — голос Максима прозвучал уставши, чем должен был, и он, мокрыми, покрасневшими от холода пальцами, протянул мужчине визитку.
Тот, не глядя, сунул карточку в карман дождевика, буркнул короткое, проглатываемое ветром «Ага» и, не прощаясь, засеменил прочь, явно в сторону спасительных огней жилых домов.
Максим повернулся, чтобы идти к машине, и его взгляд наткнулся на Тэри. На его лице, несмотря на потоки воды, расплылась широкая, чуть виноватая улыбка. Он выпрямился так резко, что с его плеч брызнули веером капли, и отдал честь.
— Здравия желаю, товарищ майор!
Тэри, чувствуя, как от тяжести сумки немеет плечо, лишь сдержанно кивнула. Ее голос прозвучал ровно, без эмоций, перекрывая шум ливня:
— Фельцман, зачем вы меня сюда вызвали? Разве ваши ребята сами не справились бы?
Девушка подошла к Максиму ближе, накрывая его голову зонтиком, так любезно одолженным у младшего лейтенанта.
Максим провел ладонью по лицу, счищая водяную пленку, и тяжело вздохнул.
— Уверен, справились бы. Но... — он мотнул головой в сторону собора, где под тентом угадывался контур тела. — Это уже вторая. Первую нашли три недели назад. У Александро-Невской церкви. Тоже молодая. Ранения... один в один. — Он посмотрел на нее, и в его глазах, покрасневших от воды, читалась не просто усталость, а тяжесть. — Этот, с собакой, сказал, что всегда в это время тут шляется. Работает допоздна.
Тэри нахмурилась. Внутри все сжалось в холодный, твердый ком.
— Серия? — выдохнула она, и это прозвучало как обвинение. — И вы решили подстраховаться, привлекая меня?
— Пойдем под козырек, — мягко произнес Максим, и его действия были такими же обтекаемыми и ненавязчивыми, как и голос. Он взял у нее из руки зонтик, взяв на себя тяжесть дождя, а его холодная ладонь легла ей на спину, чуть выше пояса. Жест был не интимным, а скорее тактичным и руководящим — рыцарь, прикрывающий щитом союзника. И они, как одно целое, ушли от потока воды под гулкие капли навеса. Они прошли под козырек собора, спасаясь от дождя. Фельцман протянул ей папку с отчетом о первом убийстве.
— Почитай. Схожесть поразительная. Мы думаем, это работа одного и того же человека. Судя по всему, в городе появился маньяк.
Тэри открыла папку, наполненную фотографиями первой жертвы, ужасными фотографиями. Взгляд быстро был переведен с этих ужасов на слабый пробивающийся луч луны. Голову девушки посещали только одни мысли: «Кто этот убийца?» «Что им движет?»
— Я разберусь с этим, — тихо произнесла она, — Обязательно разберусь и посажу этого гада.
— Я в тебе и не сомневался, — по лицу Максима скользнула теплая улыбка. Его рука на мгновение задержалась у нее на голове, легким движением потрепав мягкие рыжие волосы. — Так, эксперты уже сворачиваются. Сейчас вызову тебе такси, подожди немного. Да, а еще чтобы тебе не кататься туда-сюда из Владимира я забронировал тебе номер в отеле.
Тэри кивнула, машинально полезла в сумку за кошельком.
— Макс, давай я.…
Но он мягко, но твердо остановил её руку.
— Не стоит. — Его голос прозвучал тише. — Я делаю это не как начальник, а как твой старый знакомый и.… как должник твоего отца, — раздался легкий смешок, и улыбка озарила его лицо.
Тэри удивлённо посмотрела на него, но ничего не сказала. Она знала, что Фельцман уважал её отца, бывшего опера.
Спустя пару минут у обочины притормозило такси. Максим, всё так же держа зонтик над её головой, проводил её до машины. Он намеренно шёл чуть сбоку, принимая на своё уже основательно намокшее плечо основную тяжесть косого дождя.
— Спасибо, — произнесла она наконец, уголки её губ дрогнули в лёгкой, почти невесомой улыбке.
— Не за что. Пиши, как устроишься, — кивнул он, прикрывая за ней дверцу.
Тэри откинувшись на спинку сидения, закрыла глаза и погрузилась в себя. Предстояла долгая ночь. И новое, опасное расследование.
Смотря в окно, по которому стекали дождевые капли, она все по-прежнему была в своих раздумьях. Она даже не заметила, как они уже подъехали к отелю, и таксист вот как уже полторы минуты пытается вывести ее из раздумий. Выйдя из своих мыслей Тэри, быстро вышла из такси бросив напоследок короткое «до свидания» побежала под козырек отеля. Зонт остался у Макса, и сейчас каждая капля чувствовалась особенно колкой, пробираясь под пальто. Она рванула к входу в Гранд Отель, словно спасаясь от преследования.
Широкие стеклянные двери распахнулись, впуская самого майора в теплый и сухой мир. Контраст с дождливой улицей был просто поразительный.
- О'Конор Тэри Томас? - девушка на ресепшене улыбнувшись поприветствовала девушку, даже не смотря в книгу регистрации. Ее уже предупредили, что к ним заедет важный гость.
- Да, это я, - тихим голосом сказала Тэри, поправляя свои мокрые волосы.
- Ваш номер 25, вот ваш ключик, - девчонка протянула ключ-карту. – Хорошего вам отдыха.
Никаких лишних вопросов, никаких формальностей. Явно Фельцман позаботился обо всем заранее. Тэри поблагодарила девушку и направилась к лифту.
Найдя свой номер на втором этаже, девушка приложила ключ к замку. Дверь бесшумно открылась, и она вошла внутрь. Номер оказался просторным и светлым, с большой кроватью, письменным столом и уютным креслом у окна.
Ее сил хватило только чтобы разуться и бросить сумку возле кровати, пальто так и осталось на ней. Плюхнувшись на кровать, она отправила Максу напоследок «Добралась. Спокойной ночи» телефон был небрежно брошен на подушку. Повернувшись на бок, ее взгляд упал на левую руку, из-под пальто выглядывала красная нить с висящими на концах двумя коралловыми бусинами.
***
Десять лет. В доме пахло пустотой. Мамины духи выветрились, остались только краски на ее мольберте да платья в шкафу. Отец стал тенью — ходил бесшумно, говорил шепотом. Но в день ее рождения он попытался улыбнуться по-настоящему. Его руки дрожали, когда он протягивал маленькую бархатную коробочку.
«С днем рождения, доченька... Этот подарок от меня и.… от матери».
Внутри на алой подушечке лежал браслет — коралловые бусины, нанизанные на красную шелковую нить. Каждый коралл был как застывшая капля крови, теплая и живая.
«Он прекрасен!» — закричала она тогда и бросилась отцу на шею. Тот подхватил ее, кружа по комнате, и на мгновение в доме снова стало светло. Она бегала перед зеркалом, любуясь браслетом, прижимала его к щеке — и ей казалось, что чувствует легкое прикосновение маминых пальцев.
Четырнадцать лет. Отец окончательно ушел в себя. А потом привел в дом девицу. Яркую, громкую, с улыбкой как на картинке. «Привет, конфетка! Надеюсь, мы подружимся!» — говорила она, но ее глаза оставались холодными. Тэри видела, как та смотрит на отца — не с любовью, а с расчетом. Видела, как оценивает обстановку, мебель, серебряные приборы.
За ужином взгляд Лизы упал на браслет. «Вау, коралл! — воскликнула она с фальшивым интересом. — Ты знала, что в Древней Греции...» И вдруг голос ее изменился, стал жестким: «Он дорогой?»
«Бесценный!» — резко ответила Тэри, отдергивая руку. Она поймала мгновенную судорогу недовольства на лице женщины.
***
— В ту ночь… — голос Тэри сорвался, и она резко прижала руку с браслетом к груди. Пальцы впились в ткань пальто так сильно, что побелели костяшки. Казалось, еще мгновение — и кто-то вырвет эту последнюю нить, связывающую ее с тем, что когда-то называлось семьей.
На шелковое покрывало упала единственная слеза — тяжелая, соленая, оставившая темное пятно. Она не смахнула ее, позволив себе эту секунду слабости. Потом глубоко вдохнула, и комната поплыла, растворяясь в прошлом.
***
Тэри проснулась от того, что в комнате кто-то есть. «Пап?» — тихо позвала она. В ответ — тишина. И вдруг темная фигура наклонилась над ней. «Дай мне поближе посмотреть на твой браслет», — прошипела Лиза и впилась ногтями в ее запястье.
«Что ты делаешь?!» — взвизгнула Тэри, пытаясь вырваться.
Треск. Нить порвалась. Бусины с тихим стуком посыпались на пол, разбегаясь по темным углам. Лиза, ругаясь сквозь зубы, стала собирать их, засовывая в карман джинс.
Дверь распахнулась. На пороге стоял отец, бледный, с расширенными от ужаса глазами. «Лиза! — его голос гремел, наполненный яростью. — Что ты делаешь?!»
Увидев рассыпанные бусины и плачущую дочь, он все понял. «Тварь! — закричал он, бросаясь к окну, но Елизавета уже исчезла в темноте. — Вернись, сволочь!»
Он опустился перед Тэри на колени, его руки тряслись. «Прости... Господи, прости меня, дочка... — в его голосе стояли слезы гнева и стыда. — Я слепой дурак... Привел эту стерву в наш дом... Позволил ей...»
Вдруг его взгляд упал под кровать. Две бусины. Лежали рядышком, будто прятались. Яркие, как два уголька.
Он поднял их, бережно положил ей на ладонь. «Я никогда не прощу себе этого», — прошептал он.
Тэри сжала в кулаке два гладких, теплых коралловых шарика. Лиза украла почти все. Но эти две бусины остались. Как последнее материнское дыхание. Как доказательство, что настоящую память, настоящую любовь — украсть невозможно.
Она нашла красную нитку и завязала на ней две бусины. Надела браслет на запястье и прижала к груди.
«Эти две... всегда со мной».
***
— Мама… — выдохнула Тэри, все еще чувствуя на запястье тепло двух коралловых бусин. Она закрыла глаза, позволив себе эту минуту слабости. — Я все еще помню тебя.
Открыв глаза, она с тоской посмотрела на мягкую кровать. Но ночь еще не закончилась. Раздевшись, она зашла в душ, стараясь смыть с себя всю тяжесть этой ночи — запах смерти, влажной земли и чувство безысходности, витавшее вокруг собора.
Завернувшись в мягкий белый халат, она туго затянула пояс и подошла к сумке. Сначала достала ноутбук, открыла его и запустила почту. Первым письмом было от Максима с темой «Уголовное дело №1» — он отправил его еще до ее приезда, в 01:45. Второе дело лежало в сумке в бумажной папке — его Фельцман вручил ей лично на месте преступления, на котором виднелись маленькие мокрые следы от дождя.
Устроившись за столом, она откинулась на спинку кресла, чувствуя, как гудят плечи от усталости. С мокрых волос стекали капли на халат, оставляя темные пятна. Перед ней лежали два дела — цифровое и бумажное, будто голодные звери, ждущие своей пищи. Она вздохнула и открыла первое.
Уголовное дело №1: Убийство у Александро-Невского собора.
Жертва: Кузнецова Анастасия Павловна, 03.02.2001 г.р. Обнаружена на ступенях собора.
Причина смерти: Множественные ножевые ранения в область живота, перерезанное горло. Гематомы на внутренних сторонах бедер.
Орудие убийства: предположительно нож с широким лезвием.
Мотив: не установлен.
Свидетели: Отсутствуют.
Кто обнаружил: Алиев Рифат Салимович, 18.10.1987 г. Возвращался домой из бара и решил прогуляться возле собора.
Примечание: По оперативным данным, занималась проституцией.
Уголовное дело №2: Убийство у Воскресенского собора.
Жертва: Гумитова Мария Викторовна, 27.05.1998 г.р. Обнаружена на тропе к входу в собор.
Причина смерти: Множественные ножевые ранения в область живота, перерезанное горло. Гематомы на внутренних сторонах бедер, дополнительные гематомы на запястьях, правая кисть сломана.
Орудие убийства: предположительно нож.
Мотив: не установлен.
Свидетели: Отсутствуют.
Кто обнаружил: Ерефеев Владислав Сергеевич, 10.07.1969 г.р. Обнаружил жертву 18.04.2025 в 01:00. По словам свидетеля, вернулся с работы в 23:54, выполнил необходимые процедуры и вышел на прогулку с собакой. Регулярно гуляет в этом районе в данное время.
Примечание: По оперативным данным, один раз была задержана за занятие проституцией, последующих инцидентов не зафиксировано.
Тэри откинулась назад, проводя пальцами по вискам. Два дела. Две молодые женщины. Оба раза — у храмов. Оба раза — нож. И общая, зловещая деталь, которую нельзя было игнорировать. Посмотрев на часы на ноутбуке, увидела, что было почти 05:00 утра, за окном уже проблескивали лучи солнца.
Тэри провела ладонью по лицу, смахивая остатки влаги с ресниц, и потянулась к ноутбуку. Ее пальцы привычно застучали по клавишам, запуская поиск в объединенной базе данных. Яркий экран в темноте номера казался порталом в другой, мрачный мир.
Кузнецова Анастасия Павловна. Место рождения — село Котово. Проживала в Шуе менее года. Официальное трудоустройство — продавец в магазине «Белый шиповник». Неофициально... Тэри медленно выдохнула, просматривая длинный список телефонных номеров и записей в ежедневнике, изъятых при обыске. Клиенты — в основном местные мужчины, но несколько номеров вызывали особый интерес. Они принадлежали служителям культа. Не тем, что у всех на слуху, а настоящим монахам из маленького скита на окраине. Лицемерие пахло, как старая пыль.
Гумитова Мария Викторовна. Коренная шуянка. Проживала по адресу: ул. Маяковского, 15-42. Была замужем, брак расторгнут год назад. До недавнего времени — учитель младших классов в школе №3. Уволена после того, как директору стала известна информация о единожды уплаченном штрафе за занятие проституцией. В базе значилась как «оступившаяся». Один проступок, перечеркнувший всю жизнь.
Тэри увеличила на экране фотографии обеих жертв. Анастасия — темно-русые волны волос, собранные в небрежный пучок, серые широко поставленные глаза, прямой нос. Мария — такой же оттенок волос, та же форма бровей, тот же разрез глаз. Сходство было не буквальным, но уловимым — как будто один и тот же художник писал два портрета, слегка меняя палитру.
Она откинулась на спинку кресла, и оно тихо заскрипело. Убийца. Кто он? Мститель, вообразивший себя карающим мечом? Религиозный фанатик, одержимый идеей «очищения» города от скверны? Мысль показалась ей одновременно отталкивающей и логичной. Легкая, почти невесомая улыбка тронула ее губы — не радости, а холодного, хищного интереса охотника, учуявшего след.
— Интересно, — тихо проговорила она в тишину номера, и слово повисло в воздухе, полное мрачных предчувствий и нераскрытых тайн.
ТИХАЯ ПРИСТАНЬ
Последний километр грунтовки машина преодолела с негромким ворчанием, колеса поскрипывали по влажному после недавнего дождя гравию. Наконец, Антон выключил зажигание, и налетевшая тишина показалась почти оглушительной.
— Приплыли, — произнес Илья, первым вылезая из тесного салона и встряхиваясь, как медведь после спячки.
Девушки, Лена и Катя, выбрались следом, зажмуриваясь от слепящего низкого солнца, пробивавшегося сквозь макушки сосен. Воздух ударил в нос пьянящей смесью: смолистый аромат хвои, пряный запах мокрой земли и прелых листьев, сладковатое дыхание цветущего где-то по склону иван-чая.
Пока Антон и Илья возились с палаткой, из багажника доносились их приглушенные реплики.
— Держи левее... Нет, левее! Ветром надует, я тебе говорю.
— Да ладно тебе, тут же ложбина.
Девушки меж тем расстелили на скошенной траве потертое клетчатое одеяло, ставшее их островком комфорта. Лена, практичная и чуткая, аккуратно раскладывала припасы: хлеб, порезанные овощи, завернутое в фольгу мясо. Катя, мечтательная, сидела на корточках, разглядывая ползущего по травинке рыжего муравья.
Главным испытанием стал мангал. Илья, назначивший себя главным по огню, долго колдовал над углями, раздувая их с таким азартом, что чуть не поджег рукав куртки. Угли лишь дымились, не желая разгораться.
— Дай-ка я, — через некоторое время мягко отстранил его Антон. Он молча сложил угли аккуратной пирамидкой, подложил под нее сухую щепу, и через пару минут над ящиком уже весело заплясали первые уверенные язычки пламени. Илья только развел руками: «Ну, я почти уже…»
Запах жареного мяса, смешавшись с дымком, стал окончательным штрихом к портрету этого вечера. Сумерки наступали стремительно. Алая полоска заката за лесом погасла, и, с другой стороны, в небо начала медленно подниматься огромная, цвета старой меди, луна. В воздухе поплыла прохлада, заставившая всех натянуть куртки и капюшоны.
Ужин прошел почти в молчании, прерываемом лишь треском углей и редкими замечаниями.
— Как же это вкусно, — пробормотала Лена, с наслаждением откусывая кусок шашлыка. Ее пальцы были липкими от соуса, но это никого не заботило.
— В городе такого не приготовишь, — кивнул Антон, наливая всем чай из походного термоса. Крепкий, с дымком, он был сейчас лучшим напитком на свете.
Когда поели, наступило то самое время, ради которого, наверное, и стоит уезжать из города. Костер разгорелся по-настоящему, отбрасывая длинные, пляшущие тени на лица и сосновые стволы. Тепло от огня обжигало кожу, а за спиной уже подступала ночная прохлада, создавая идеальный баланс.
Разговоры стихли. Все смотрели на огонь — гипнотизирующий, вечный. Катя откинула голову и ахнула. Все подняли глаза. Городское небо, выцветшее от света фонарей, было ничто по сравнению с этим. Здесь оно было черным, густым, бархатным, и звезды на нем не мерцали робко, а горели яркими, белыми, почти нестерпимыми точками. Млечный Путь прочертил через всю высь бледную, таинственную полосу.
— Как будто в другой вселенной, — прошептала Катя.
Илья обнял ее за плечи, и она прижалась к нему, пряча замерзший нос в его куртку.
Они просидели так еще очень долго, плечом к плечу. Не нужно было слов. Шел тихий разговор взглядов, улыбок, легких толчков локтем. Говорили треск сучьев, далекий крик ночной птицы, шелест листьев на ветру и бездонное молчание звездного неба над головой. Это путешествие было не для громких приключений, а для вот этой тихой пристани, где можно было просто быть — вместе, в тепле костра, под огромным небом, чувствуя себя крошечной и в то же время невероятно значимой частью этого большого, спящего мира.
Грань себя
Валентин сделал еще один шаг. И еще один. Дыхание рвалось нарушу прерывистыми, застывающими в воздухе клубами. Он уже не чувствовал лица — только странное, одеревеневшее полотно, на котором слезы от усталости и ветра мгновенно замерзали в уголках глаз колючей изморозью. Он был один. Эта мысль, сначала казавшаяся дерзкой свободой, теперь висела на нем тяжелым рюкзаком. Не просто один в машине или квартире, а один в белом, безмолвном царстве, где единственными судьями были пики, теряющиеся в свинцовом небе, и пронизывающий ветер.
Ветер был его главным спутником и палачом. Он не стихал ни на секунду. Он не просто дул — он резал. Тонкими, невидимыми лезвиями он обжигал щеки, добирался до кожи под подбородком, где не так плотно прилегала балаклава, и высасывал из нее последнее тепло. Валентин попытался повернуть голову, подставить ветру затылок, но тот, будто живой и злобный, тут же находил новую щель, новую незащищенную точку. Ощущение было такое, будто лицо ему шлифуют наждачной бумагой изо льда.
Идти стало невыносимо тяжело. Тропа, еще вчера такая четкая, теперь утопала в надувах снега. Каждый шаг превращался в борьбу. Он высоко поднимал ногу в тяжелом треккинговом ботинке, с силой вгонял ее в белое месиво, проваливался иногда по колено, а потом, с хрустом и усилием, отрывал для следующего шага. Мышцы бедер горели огнем, спина ныла под тяжестью рюкзака, в котором, казалось, лежали не припасы, а свинцовые чушки.
В голове, уставшей от однообразия этого мучительного марша, поплыли странные мысли. «Зачем?» — этот вопрос возникал снова и снова, но ответа не было. Была только необходимость двигаться. Остановиться — значило замерзнуть. Мысль о том, чтобы просто присесть на камень, отдышаться, казалась такой сладкой, такой желанной… и такой смертельно опасной. Он представлял, как тело быстро остывает, как дремота сковывает сознание, и это был уже не отдых, а конец. Этот страх, холодный и цепкий, был сильнее усталости.
Он посмотрел вперед, щурясь от колючей метелицы. Склон уходил вверх, казалось, бесконечно. Вершины не было видно, ее скрывала серая пелена. На секунду его охватила паника, чувство полной безнадежности. Он не дойдет. Не сможет.
Валентин остановился, прислонился спиной к огромному валуну, прикрываясь от ветра. Сердце колотилось где-то в горле. Он достал термос с остатками чуть теплого чая. Глоток обжег губы, но растопил внутри маленький очаг тепла. Это был не вкус, а ощущение — жизнь, возвращающаяся в окоченевшее тело. И тут, в этой кромешной белизне, в этом воющем одиночестве, с ним случилась странная вещь. Паника отступила. Ее место заняла не радость, нет. Скорее, ясность. Железная, холодная решимость.
Он снова двинулся в путь. Ноги по-прежнему горели, ветер по-прежнему хлестал по лицу, но внутри что-то переключилось. Он больше не боролся с горой. Он просто шел. Шаг. Вдох. Еще шаг. Мир сузился до этого ритуала: поднять ногу, поставить, оттолкнуться. Он слился с этой болью, с этим холодом, с этим немыслимым усилием. И в этом слиянии родилось новое, щемящее чувство. Он чувствовал себя живым. По-настоящему, до каждой клетки. Не в уюте и тепле, а здесь, на краю своих сил. Каждый обжигающий легкие глоток воздуха, каждый крик мышц, каждый удар ветра — все это было доказательством его существования. Вся суета большого города, все проблемы и тревоги остались где-то там, внизу, и казались теперь мелкими и незначительными.
Он поднял голову. Ветер выл свою вечную песню, горы стояли в своем вечном молчании. Но теперь он не чувствовал себя их пленником. Он был их частью. Крошечной, страдающей, но невероятно живой частью этого каменного и ледяного мира. И в этом был какой-то дикий, горький и самый настоящий покой.
Он выбирает жертв. Она — единственная, кто может его остановить
Представьте: глубокая ночь, ливень за окном, и телефонный звонок, который меняет всё. Всего один звонок — и вы уже мчитесь сквозь тьму к месту, где развернется история, полная тайн и боли.
Необычный следователь с внешностью, которая обманчива. Рыжие кудри, веснушки, ярко-зеленые глаза — но за этой милой внешностью скрывается острый ум и железная воля. Она — тот, кого вызывают, когда ситуация выходит из-под контроля.
Шуя. Провинциальный городок, где каждый знает каждого. Где соборы хранят вековые тайны. И где сейчас происходит нечто ужасное.
У Воскресенского собора находят тело молодой женщины. Жестокое убийство. Но самое страшное — это уже вторая жертва. Та же схема, тот же почерк. В тихом городке объявился маньяк.
Пока дождь стирает улики, Тэри изучает дело:
- Две молодые женщины
- Убийства у храмов
- Идентичные ранения
- И пугающее сходство жертв
Но за сухими фактами — человеческие судьбы. У каждой из жертв была своя жизнь, свои мечты, свои тайны. И теперь только Тэри может найти того, кто оборвал их жизни.
А еще есть коралловый браслет на запястье Тэри — все, что осталось от матери. Две бусины как напоминание о прошлом, о боли, о потерях. Возможно, именно это прошлое помогает ей понимать тех, чьи голоса уже не услышать.
Эта история — не просто детектив. Это исследование человеческой психологии, боли и исцеления. Это обещание, что каждая тайна будет раскрыта, каждая несправедливость — наказана.
Готовы ли вы пройти этот путь вместе с Тэри О'Коннор? Пристегнитесь — впереди много неожиданных поворотов.