А после обеда симпатичная девушка на Матизе въехала в стену паркинга.

Надо, пожалуй, пояснить, как я из посетителя превратился в сотрудника.

После того первого посещения дома, вернувшись в гостиницу, меня так и подмывало бежать без оглядки. Выпив почти бутылку коньяка, чтобы снять стресс, я уснул, но вопреки ожиданиям, спал как младенец. Может, поэтому наутро всё стало казаться каким-то вымыслом, дурными сказками и любопытство взяло верх над голосом разума. Кроме того, очень мешало дурацкое чувство, именуемое угрызениями совести, которое не позволяло вот так просто взять и уехать, подозревая, что с другом произошло что-то по-настоящему плохое.

Поэтому я решился. На основной работе интересных проектов пока не было, поэтому мне подписали заявление сначала на месячный оплачиваемый отпуск, а потом без сохранения заработной платы ещё на три. За это время я рассчитывал чего-то добиться в расследовании причин исчезновения Николая. Ну а уж если и нет, то со спокойной совестью стал бы дожидаться вестей от товарища или о нём, так как всё возможное было сделано.

Обрадовав по телефону кадровичку из ЖЭУ, что мне захотелось поработать охранником в конкретном жилищном комплексе, я получил предложение срочно приехать для трудоустройства в офис. Не скрывая своей тревоги по поводу возможности упустить кандидата, женщина поведала мне, что зарплата, к сожалению, небольшая. И график, вообще-то, сменный, но сменщика найти не могут, поэтому работа в допсмены не только не возбраняется, но и приветствуется. Заглядывая мне в глаза, сотрудница перечисляла имеющиеся незначительные плюсы работы: стабильные своевременные полностью официальные выплаты, проживание по желанию в будке охраны, выдачу спецодежды, возможность подкалымить у жильцов за их вознаграждение. К примеру, с её слов, жители могли приплачивать за помощь грузчикам, хранение и передачу каких-либо вещей или документов по надобности, присмотр за работами в квартирах. Женщина уверяла меня, что, понимая непривлекательность размера заработной платы, они сквозь пальцы смотрят на подобные непродолжительные отлучки. При желании проживать по месту работы, она обещала организовать стирку в прачечной не только спецодежды, а душ и так имелся в подсобном помещении подвала, где должны были набирать воду уборщицы.

Правда, мне показалось — иногда она как-то недоверчиво на меня поглядывает, поэтому пришлось пояснить, немного приврав, что на основной работе у меня пока отпуск без содержания и я решил пожить в этом городе, присмотреться для возможного переезда. А поскольку сделать это нужно без особых трат, пришлось выбирать работу сменную и с проживанием, для чего и было выбрано их ЖЭУ. Мои пояснения её вполне устроили, хотя она и выразила сожаление, что снова устраивается человек временный.

Наконец, заполнив множество документов, сопровождающих приём на работу, я поинтересовался судьбой работавших на этом месте до меня. Сотрудница отдела кадров как раз укладывала в сейф папку с моим свеженапечатанным личным делом. Она картинно махнула мне на сто́ящий в глубинах сейфа деревянный ящик с надписью: «Уволенные», в котором виднелось штук пятьдесят трудовых книжек.

– Видишь, вот сколько ушли и трудовые не забрали? Просто не вышли на работу и пропали. А сколько перед этим бухать начало, а то и наркоманить. Ненадёжный народ! Не держатся люди за работу нынче! Ну зарплата небольшая, но так ведь и работа не бей лежачего – следи в камеры, открывай ворота, вызывай, если что полицию или иные какие службы. – ответила она и раздражённо захлопнула сейф.

– Я вас точно предупрежу, если что! Пропадать не собираюсь! – горячо заверил я её.

После этого она дала мне несколько потрёпанных листов с инструкциями на все случаи жизни охранника жилого комплекса, и телефонами, куда следовало звонить при различных ситуациях. Выдала 300 рублей, назвав их «компенсацией мобильной связи», так как в разные службы звонить полагалось со своего телефона и ключи от будки охраны с прицепленными брелками от шлагбаума и калиток.

Открыв будку охраны, я поразился не только почти домашнему уюту, в ней царившему, но и тому, что все части стен были как обоями обклеены изображениями святых и иконами. На прибитой к стене полочке теснилась религиозная литература на разных языках.

К сожалению, больше никаких посланий предыдущий обитатель после себя не оставил. Так, я приступил к своей службе.

Сменщика у меня, как я уже говорил, не было, но работа оказалась не слишком обременительной. У большинства жильцов имелись брелоки от шлагбаума, камеры вели запись, так что можно было не смотреть в них постоянно. Да и в общем ТСЖ так радовалось моему присутствию на объекте, что на все недочёты предпочитали закрывать глаза. Впрочем, и жильцы старались относиться ко мне вполне по-человечески, видимо, памятуя о времени, когда на посту не было абсолютно никого и каждый визит, к примеру, ночных гостей или каких-либо доставщиков, нёс определённые трудности.

В моём убежище оказался уютный раскладной диван, даже не слишком пожилой. Как я узнал, жильцы, избавляясь от старой мебели или других вещей, не гнушались предложить их охраннику. А поскольку люди в ЖК жили не бедные, то вещи были вполне пристойного качества и состояния.

Ничего про Коляна я за пару недель найти и разузнать не смог. Видео хранилось всего месяц, а журнала записи происшествий не существовало. Моя начальница из ТСЖ равнодушно сказала, что каждый раз журнал исчезал вместе с тем, кто его вёл, и поэтому новый сотрудник охраны, то есть я, должен также завести свой.

За две недели заведённый мной журнал украсили только надписи об аварии на водопроводе в подвале, хулиганстве каких-то детей в лифте, где они разрисовали зеркало странными знаками, и номерами посторонних машин, желавших попасть на территорию ЖК. Три старухи по-прежнему с утра до ночи сидели у подъезда дома, где ранее находилась квартира Николая, однако при моём появлении они стали замолкать и синхронно здороваться, дружно кивая. Восточного человека и его семью я видел более или менее постоянно. Он недоброжелательно сверлил меня взглядом, видимо, подозревая, что я слежу за ними в целях, как-то связанных с квартирой.

Необыкновенным за это время можно назвать только одно происшествие. Мониторя как-то поздно вечером обстановку территории ЖК по камерам, я увидел парня, который медленно направлялся к въездным воротам от подъезда одного из домов. Его качало из стороны в сторону, можно даже сказать, кидало. Даже на видеозаписи его лицо отливало какой-то нечеловеческой восковой бледностью. «Кажется, жилец дома 2. Вроде бы видел его мельком как-то. А может, ему плохо». – подумал я и решил пойти посмотреть на него. Выходить из тёплого, светлого помещения не хотелось, уже минуло одиннадцать вечера и я, заперев ворота, собирался готовиться ко сну. Однако чувства долга и сострадания пересилили, и, тепло одевшись, я вышел в зябкую осеннюю темноту. Парень почти дошёл до моей будки. Видимо, ему было совсем плохо, потому что он сошёл с дорожки и стоял, припав к дереву.

– Э-э, пацан, ты как? – обратился к нему я, не решаясь подойти ближе. Парень обнял дерево и захрипел.

– Посмотри на меня! Тебе скорую вызвать? – спросил я растерянно, нашаривая в кармане телефон.

В этот момент он повернул в мою сторону лицо, ставшее из бледного нежно-салатовым, открыл рот и изверг из себя фонтан рвоты. Я отскочил назад, запнувшись и чуть не упав, и машинально посмотрел на асфальт перед собой. Тусклый свет придорожного фонаря освещал пешеходную дорожку, и на этой дорожке, в той массе, которую только что выплюнул этот человек, копошились опарыши. Размером с фалангу пальца, они шевелились, белея толстенькими боками.

Мысли проносились в моей голове одна за другой, уверен, их скорости позавидовал бы луч света: “Может ли живого человека тошнить опарышами? Теоретически, возможно, если он их съел недавно. Но что это за существо такое их ест? Что там говорил мне Сухроб? Всегда делать вид, что не видишь ничего странного! В конце концов – ну питается человек черти — чем, ну тошнит его – мне какое дело? Спросил, нужна ли помощь и дальше пошёл! ”

Медленно пятясь в сторону своей будки и стараясь не поворачиваться к парню спиной, я громко спросил ещё раз – не нужна ли помощь. В ответ раздалось похожее бульканье, и шевелящейся массы на дорожке стало ещё больше. При этом человек помотал головой, очевидно, выражая отрицание необходимости помощи.

В кино обычно показывают, как в ответ главного героя начинает тошнить, но я более всего в этот момент опасался за чистоту своих штанов.

– Ты это, стучись! Подожду тебя в будке! Если там скорую вызвать или ещё что! – и я аккуратно боком поспешил достигнуть своё убежище и замереть там. Сон прошёл, требовалось закурить, однако покидать для этого будку, имея шанс снова увидеть парня, казалось совершенно невозможным. Я решил посмотреть камеры в том месте, где предположительно должен был находиться странный человек, однако место под деревом опустело, на дорожке поблёскивала тёмной водой обычная лужа.

Хотелось сейчас же отмотать запись назад, чтобы понять, не померещилось ли мне. Но, подумав, что просмотр видео в любом случае вряд ли меня успокоит, решил — утро вечера мудренее, и завалился на диван. Проворочавшись пару часов, прислушиваясь к уличным звукам и выпив полбутылки застоявшегося пива, наконец удалось уснуть. Как вы, наверное, догадываетесь, на видеозаписи утром ничего необычного разглядеть не удалось. Парень как парень, видно, что не совсем здоров, но никаких шевелений на асфальте. Страннее всего на видео было моё собственное поведение: к сожалению, я не походил на киногероев, бросающихся в самую гущу событий, а нелепое передвижение боком напоминало повадки напуганного краба.

Решив для себя, что думай – не думай, правды уже не узнаёшь, я поклялся себе в следующий раз попробовать как-то зафиксировать происходящее в моменте. Будущее покажет, что клятву я не сдержал.

Однако я отвлёкся. После длительного разбирательства, устроенного девушкой и её кавалером в стиле «а почему в этом месте вообще оказалась стена паркинга», я, наконец, смог поужинать и ушёл на пятиминутную оперативку в офис ТСЖ, располагавшийся в двух домах от нашего ЖК. А когда вернулся, увидел по камерам, что на минус второй этаж подземного паркинга заехала тонированная "по кругу" машина неопознаваемой марки, с заляпанными грязью номерами. Через какое-то время из неё вышел человек в чёрном, и, как будто увидев меня сквозь камеру, что, конечно же, было совершенно невозможным, принялся сбивать её со стены палкой. Изображение пропало.

– Да вы с ума, что ли, сошли! – выругался я и направился в паркинг.

Уже спускаясь вниз, я обнаружил, что забыл на столе в будке телефон. Хотя вряд ли он мне чем-нибудь помог бы. Впрочем, до полуночи ещё оставалось три часа, и народ ходил по территории жилых комплексов и ездил туда-сюда в паркинге, поэтому бояться, как я считал, особо нечего. Проработав охранником уже почти месяц в этом месте, я решил, что знаю жизнь, потому как мной твёрдо усвоены правила, гарантирующие кое-какую личную безопасность.

Я спустился на лифте вниз в паркинг. Там я сразу увидел незнакомую машину, а на бетоне пола – сбитую раскуроченную видеокамеру.

– Парни! Что вы делаете? Зачем? – начал я издалека, приближаясь к машине. Только сейчас я обнаружил, что пространство вокруг для этого времени является необычно, пугающе пустым.

Дверцы машины захлопали и из неё выгрузились три здоровых мужчины, как говорят в милицейских сводках, кавказской внешности. Физиономии их, без усов, но густо заросшие бородами, выглядели мрачно. Приблизившись ко мне, они стали меня демонстративно разглядывать с ног до головы, качая головами и гортанно переговариваясь.

– Где Николай? – спросил меня здоровенный мужик, стоя́щий напротив.

– Ребята, сам хотел бы знать! – честно сказал я, не подозревая, что за этим последует.

– Слушай, ты нам мозги-то не пудри. Нам твой друг денег должен! Мы встречали его накануне дня, как он загаситься решил, и Коля давай рассказывать какие-то страсти-мордасти: что его привидения достают, монстры ищут, и другие сказки. Конечно, он нам врал, и на самом деле это всё им придумано, чтобы нам денег не отдавать. Он скрылся. Но мы нашли тебя, поэтому ты нам теперь деньги должен, и будешь платить. А чтобы ты понял, что мы люди серьёзные, мы тебе сейчас всё конкретно объясним. – сказал он и кивнул своему соседу.

Тот взял меня за шиворот и дал затрещину, после чего двое схватили меня сзади за руки и, вывернув, стали держать.

Сопротивляться здоровым бугаям я не мог. Вставший напротив кавказец ударил меня под дых. От резкой боли перехватило дыхание. Я согнулся почти пополам.

– При чём здесь я, ребята? – прохрипел я. – Сам своего друга Николая давно ищу и найти не могу. Он действительно куда-то пропал!

– Нас уже не волнует, что он пропал. Нас теперь ты волнуешь! Потому что ты его друг, и он тебя в поручители нам сказал записать. Поэтому теперь ты нам эти деньги должен заплатить. – говорил один, а двое одобрительно кивали.

– Ну ребята! У меня таких денег нет и никогда не было! Если он хотя бы квартиру продал, то у меня даже квартира в аренде. На свою ещё не заработал. – я был совершенно обескуражен новой информацией про Николая, его долги, и тем, что он мог так меня подставить.

– Нас это не волнует! – снова сказал кавказец и опять ударил меня в живот.

В это время ещё один заехал кулаком мне в нос. Из носа обильно потекла кровь. Начав прощаться если не с жизнью, то со здоровьем, краем глаза я увидел, какого-то здорового, похожего на кабана мужика, приближающегося к нам.

Кто он такой и откуда взялся, я не понял. Он налетел на троих бандитов как таран. В этот момент я увидел, что нападающий не похож на кабана, а он сам и есть. Вместо человеческой головы из ворота одежды торчит голова, покрытая щетиной, с маленькими налитыми кровью глазками и огромными торчащими клыками. Этими клыками он вспарывал руки пытающимся защищаться кавказцам, а копытами, торчащими из рукавов, наносил им мощные точные удары. Я давно отполз сторону и спрятался за колонной, осторожно выглядывая оттуда, злорадно наблюдая за поражением наглой троицы.

Огромный вес и толстая шкура, по всей видимости, позволяла существу совершенно не ощущать их ударов. Ножи, которыми бандиты попытались его достать, были просто разломаны.

Через несколько минут всё было кончено. Нападавшие раскиданы по углам, и очевидно, находились без сознания, стекла у их машины разбиты, колёса проколоты, а мой спаситель направился ко мне. Внутри у меня всё похолодело, а у кого бы ни вызвала страх картина огромного передвигающегося на двух ногах кабана?

Приблизившись ко мне, чудовище какое-то время разглядывало меня своими крошечными, всё ещё налитыми яростью глазками. Помедлив минуту, оно прохрипело:

– Ладно, живи уж, мясной. – и повернувшись, пошёл прочь.

Я видел только его удаляющую спину, при этом с удивлением отметив, что над воротом рубашки торчит обычный человеческий затылок с коротко подстриженными белёсыми волосами.

Немного передохнув, пришлось тащиться к себе в будку для вызова полиции и скорой. Было очевидно, что после такого побоища вряд ли возможно без всего этого обойтись. Думая про последующую передачу полиции записей с камер, я решил их сначала посмотреть сам. Поскольку ближайшая камера была раскурочена самими нападавшими, я стал смотреть другие. К счастью, на них можно было разглядеть только силуэты. При этом в силуэте моего спасителя не оказалось ничего необычного, и всё же он казался мне смутно знакомым. Впоследствии на допросе в полиции я честно сказал, что не знаю ни нападавших, ни того, кто их покалечил, ни причин всей этой заварухи. Те из пострадавших, кто мог говорить, несли такую чушь, что все следственные действия были отложены на неопределённый срок. Странные происшествия, квартира, дурацкая работа, кавказцы, долги и пропавший друг, напоследок почему-то сдавший меня бандитам, всё казалось похожим на картину из пазлов, часть которых отсутствовала, а часть периодически выпадала или неожиданно менялась с другими местами. Какое-то объяснение скоропостижной пропажи Николая, наконец, появилось, однако к выяснению его дальнейшей судьбы не приблизило ни на шаг. Впрочем, я уже твёрдо решил для себя, что в отсутствие результатов поисков уеду домой, да и деньги подходили к концу.

Соседи пару раз подходили к ней на улице поболтать и поинтересоваться развёрнутой ею торговлей, однако через пару дней зрелище стало привычным и обращать на неё внимание они перестали.

Теперь Галине Сергеевне еле хватало дня, чтобы сделать все необходимые дела. С утра нужно сбе́гать на рынок, закупить укроп и редиску оптом, потом смотать из них красивые пучки, затем приготовить кусочки вырезки, сварганить себе пару бутербродов и выходить со стульчиком из дома. На месте покормить обитателя колодца, рассказывая последние новости, одновременно продавая товары, после чего, вернувшись домой, приготовить себе еду, посмотреть телевизор и лечь пораньше. Иногда приходилось посещать банк для пополнения счёта, ведь тёплый ветер снизу по-прежнему продолжал периодически приносить ей пятитысячные бумажки, к которым теперь прибавились пятидесяти- и сторублёвые купюры, вырученные от торговли. Уже можно было помечтать об отдыхе, страшно подумать, на заграничных морях, для чего пришлось несколько раз посетить многофункциональный центр обслуживания граждан, для получения заграничного паспорта, которого у неё не было никогда в жизни. Правда, мечты эти она пока отодвинула, опасаясь, что житель коллектора будет голодать и тосковать без неё. Ей казалось, что огромные глаза его в темноте загорались ярче, когда она приходила, и каждое её появление он встречал звуками, чем-то напоминающими голубиное воркование.

А ведь ещё недавно она не находила себе места от скуки. По несколько раз в день звонила сыновьям и внукам, требуя внимания, ругая невесток, соседок, правительство и жалуясь на здоровье. Первым заметил наступившую в эфире тишину её старший сын Коля. Обнаружив, что мать не звонила уже две недели, он набрал номер, настроившись на долгий разговор и привычный поток жалоб, однако не тут-то было. Бодро сообщив, что у неё всё отлично, здоровье прекрасное, она очень спешит и целует сына, невестку и внуков, матушка отключилась, оставив Николая в совершеннейшей растерянности. Для выяснения причин странного поведения пожилой родственницы, Николай привлёк своего младшего брата Ивана. Однако Ивану тоже поговорить толком не удалось. Мать также бегло рапортовала ему о прекрасном самочувствии и положила трубку. Заподозрив неладное, сыновья решили навестить маму без приглашения, что, как впоследствии выяснилось, не так-то просто было сделать – дома её просто не оказалось. Когда сыновьям удалось, наконец, встретиться с ней, они были поражены: вместо унылой старой женщины, докучающей родным и близким своими проблемами, они увидели бодрую пожилую даму, очень активную и торопящуюся по своим делам. Ещё больше удивила она сыновей, когда спросила, что подарить внукам на день рождения. Обычно бабушка сама покупала какие-нибудь недорогие игрушки, а тут вдруг начала подробно расспрашивать, что бы дети хотели. Кроме того, сыновей к чаю она угостила хорошими дорогими шоколадными конфетами.

– Что думаешь, Коля? – спросил Иван, когда они вышли от матери.

– Подозрительно всё это! Завербовали мошенники? – почесав затылок, ответил вопросом на вопрос Николай.

– Может, старичка, какого окрутила? – предположил младший сын.

– Как бы нам без наследства не остаться! Надо присмотреть за матерью! Слышал, поди, как пенсионерки сейчас квартиры продают, а деньги на "безопасный" счет выводят! – откликнулся старший.

Вдвоём они решили звонить ей каждый день и почаще посылать гостить внуков, в надежде не пустить ситуацию на самотёк.

Галина Сергеевна, не обратила внимание на удивление сыновей, её мысли занимало недавнее происшествие.

Несколько дней назад она уже привычно сидела на том же месте с нехитрым товаром, попутно занимая себя разговором с обитателем колодца. Однако их мирное времяпрепровождение было прервано огромным псом бойцовской породы, проводившем время на самовыгуле. Собака часто бегала одна по дворам вокруг дома пенсионерки, пугая прохожих. Какой-то период лета собаки не было видно, наверное, хозяин перевозил за город на дачу, а теперь появилась снова. Владелец на замечания жильцов не реагировал. Дело уже доходило до покусов нескольких человек. Ещё больше людей, в основном детей и стариков, были сильно напуганы бросающейся огромной собакой.

Пёс бежал к растерявшейся женщине громко лая. Резко вскочив и ойкнув от боли в ноге, Галина Сергеевна собрала нераспроданный товар и, подхватив стульчик, постаралась побыстрее уйти домой, чтобы отвязаться от назойливой кидающейся твари. На следующий день, сидя у решётки коллектора, она принялась рассказывать существу внизу про эту собаку. Глаза в темноте засветились ярче, раздалось вопросительное уханье.

– И не говори, милое! Как надоела эта дрянь, сил наших нет! И никакой управы нет ни на неё, ни на её хозяина! От участкового откупается, тот говорит, мол, когда вас собака покусает, тогда и приходите. А что у меня, к примеру, сердце заходится, когда эта дура здоровая наскакивает, это никого не волнует! Понимаешь, меня? – пенсионерка рассказывала, делая паузы, прислушиваясь к реакции снизу.

Оттуда отвечали сочувствующим, и, как ей казалось, утешительным воркованием.

К счастью, больше собака поблизости не появлялась. Через пару недель, выходя из подъезда, Галина Сергеевна увидела на дверях подъезда наклеенную бумажку: «Пропала собака». С чёрно-белой фотографии смотрел страшный пёс. За помощь в поисках предлагалось солидное вознаграждение. Злорадно прищурившись, женщина сорвала объявление, скомкала и выкинула в урну. «Ещё не хватало, чтоб нашли это чучело. Пропал и прекрасно, можно не бояться теперь», – подумала она и поспешила по ежедневному маршруту. Она заметила, что ещё несколько похожих объявлений были также сорваны со столбов и стен. По всей видимости, не одна она была рада этой новости.

Ещё через день, раскладывая стульчик возле чугунной решётки на обычном месте, Галина Сергеевна увидела, как за её прутья сбоку зацепилось что-то блестящее. Наклонившись пониже, чтобы разглядеть находку, она увидела, что там застрял металлический квадратик. Ей удалось, рукой аккуратно достать небольшую вещицу и поднести к глазам, чтобы разглядеть. Это была металлическая бирка, из тех, что вешают на ошейники животных с именем и телефоном хозяина. Телефон показался ей знакомым.

Разложив вязки укропа, сбросив в темноту под решёткой кусок хорошего парного мяса, услышав одобрительные звуки, возню и чавканье, женщина стала привычно рассказывать последние новости. Конечно же, основной темой разговора была пропажа надоедливой опасной собаки. Направляясь домой, Галина Сергеевна зацепилась взглядом за вновь развешенные на столбах объявления. Она поняла, почему телефон на бирочке показался ей знакомым. Достав её из кармана, она сверила номер. Так и есть. Это был предмет с ошейника потерявшейся собаки. “Но как? Как? – думала женщина, медленно направляясь домой. – Прутья решётки узкие, чугун не ломается и не гнётся. Не могло же оно протащить собаку вниз между ними? А если оно вылезло и справилось с большой, сильной собакой, что мешает ему в принципе самостоятельно питаться на поверхности? Может это простое совпадение?” Вопросы так и теснились в её голове. Думать, как и чем питался бы выбравшийся наверх обладатель огромных глаз, любивший свежее мясо, не хотелось. Существо, представлявшееся ей безобидным жителем тёмного подземелья, оказалось не таким простым. А понятным, кто скрывается во мраке и где добывает большие деньги, и так не было никогда. «Вдруг он и на меня рассердится? Не потрафишь так вот кусочком, и?” – с ужасом подумала женщина. И прислушавшись к своим ощущениям, лихо ответила сама себе: “А, пускай. Что я, хорошо раньше жила? Теперь хоть смысл какой-то появился, движение какое-то. Так что пусть ест. Не боюсь, не страшно! Долго ли и так мне жить осталось, так хоть с интересом напоследок. Да и собаку укоротил, защитничек мой. Хоть день да наш! А может вообще просто совпало пропажа эта, бирка, решетка!”. С этой мыслью она и уснула, чтобы на следующий день снова пуститься по привычному кругу дел. Спросить о причастности к исчезновению собаки глазастое существо она так и не решилась.

Как-то днём Галина Сергеевна снова вела нехитрую торговлю, когда к ней подошли два сотрудника патрульно-постовой службы. Представившись, они стали выговаривать ей за ведение незаконной торговли в непредназначенном для этого месте. Пенсионерка стала оправдываться, что она ничего плохого не делает, жаловаться на маленькую пенсию и просить оставить её в покое, обещая уйти. Молоденькие полицейские требовали уйти немедленно, напирая на то, что они и так, жалея немолодую женщину, не собираются её штрафовать за вопиющее нарушение общественного порядка. В паузе между спором, до ушей Галины Сергеевны донеслось тихое ворчание. В колодце кто-то явно выражал недовольство вмешательством полицейских.

Галина Сергеевна вспомнила про исчезновение собаки и невольно поёжилась. Встревоженно вглядываясь в темноту, женщина принялась нарочито громко говорить:

– Ах, какие у нас хорошие мальчики в полиции работают! Какие молодцы! За порядком следят, чтобы никто не обидел бабушку! И совсем они нам не мешают! Мы совсем-совсем на них не сердимся! И то видно, пора мне сегодня, устала я. Пойду домой полежу.

Парни смущённо заулыбались и покраснели. Так хвалили их за выполнение служебных обязанностей редко. Споро собрав вещи на глазах озадаченных её монологом полицейских, она быстро направилась домой. Через пару дней Галина Сергеевна снова увидела их неподалёку, однако, увидев её незаконную торговую точку, они сделали вид, что не видят, чем она там занимается, и свернули на другую дорожку.

А ещё через месяц пришла беда. Однажды утром, участок земли со знакомой дорожкой и колодцем огородили сетчатым забором, на котором появилось объявление о реконструкции тепло- и водосетей. Проникнуть туда не было никакой возможности. Ещё через пару дней на этом месте уже активно работал экскаватор, что-то стучало и гремело. С балкона соседа, окна которого располагались с нужной стороны, к которому женщина напросилась в гости, она увидела на месте коллектора выкопанную в земле глубокую яму.

За это время Галина Сергеевна вся извелась. Не зная, куда себя деть, она несколько раз в день обходила кругами стройку, переживая, успело ли существо из колодца куда-либо переместиться, и где оно теперь сидит, не голодает ли и есть ли теперь, с кем ему поговорить и кто его понимает.

Как-то ранним утром, она проснулась от холода и заметила, что окно на лоджии распахнуто настежь. Накинув одеяло, Галина Сергеевна выглянула из балконной двери и удивлённо вскрикнула.

Пол длинной, идущей вдоль большой комнаты и кухни лоджии на десятом этаже дома улучшенной планировки, был устлан тонким слоем пятитысячными купюрами. На деревянной раме окна виднелось несколько глубоких царапин, а сломанная задвижка висела на одной петле. Тот, кто проник на лоджию, не стал с ней возиться, а предпочёл просто вырвать её из рамы. Больше никаких следов ночного посетителя не осталось, однако она сразу поняла -- кто это мог быть.

“Он улетел, но обещал вернуться…”. – раз за разом, плача, повторяла она слова из когда-то прочитанной детской книжки. Только вот вернуться ей никто не обещал и знаков никаких об этом не оставил.

Наклонившись ещё пониже, Галина Сергеевна начала вглядываться внутрь колодца. Тёплый ветерок шевелил седые растрепавшиеся прядки, выбившиеся из-под платка. Между прутьями она углядела два огромных круглых чуть светящихся глаза, жёлтых с чёрным овальным зрачком. Глаза не мигая смотрели на неё. Первым побуждением женщины было отойти от решётки, однако любопытство пересилило. Она подумала, что толстые железные прутья являются вполне серьёзной преградой для обладателя настолько больших глаз. С удивлением она заметила, что боль прошла. Однако разогнуться она не спешила, прислушиваясь к тому, что творилось внизу. Там что-то возилось и вздыхало.

– Как ты попал-то туда? И кто ты такой? – негромко спросила Галина Сергеевна.

Шорох в темноте стал глуше, зато послышалось что-то вроде поскуливания.

– Жрать, поди, хочешь? Давно там сидишь? Вылезти, что ль не можешь? – спросила она ещё тише.

Скуление стало громче.

– Ох, ты ж, Господи! Ну погоди, сейчас, сейчас… – женщина начала копаться в сумке, разыскивая что-нибудь съедобное.

Наконец, на самом дне нашёлся полузасохший чёрствый овсяный пряник. С трудом разломив его на куски, Галина Сергеевна начала сбрасывать их через прутья вниз. В темноте захрупало и раздалось урчание. Похоже, так кто-то внизу выражал удовлетворение. Глаза снизу смотрели по-прежнему не мигая, но засветились ярче.

– Ты потерпи, не волнуйся! Я завтра снова приду, принесу еду тебе! И МЧС вызову, достанут тебя! – сказала Галина Сергеевна и прислушалась. Внизу было тихо, по-прежнему ровно дул тёплый воздух, глаз видно не было.

"Уснул, наверное, а может, ушёл оттуда”. – подумала она и поспешила домой.

На следующий день, собрав куски хлеба, печенье и остатки сухой ячневой каши, оставшейся от завтрака, Галина Сергеевна поспешила к коллектору. Прежде чем вызывать спасателей, стоило убедиться, что глазастое существо всё ещё там. Выждав время, когда поблизости не стало прохожих, она наклонилась над колодцем и позвала:

– Эй, ты здесь? Я поесть принесла тебе.

В темноте зашелестело, огромные глаза снова смотрели на неё снизу. Кроме глаз, в темноте разглядеть было ничего не возможно. Женщина удивилась тому, что солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь негустую листву деревьев, растущих вдоль дорожки, совершенно не проникали в темноту колодца. Впрочем, она списала это на недостатки своего зрения. Как часто, вздыхая, говорила Галина Сергеевна детям и внукам, глаза у неё уже были не те, как, впрочем, и остальные составляющие организма.

Она стала сбрасывать припасы вниз. Глаза исчезли, раздалось чавканье и сопение. Когда продукты исчезли, там снова заурчало.

– Подкрепился? Вот и славненько. Сейчас я тебе спасателей позову. Вытащат как миленького.

Внизу раздались звуки, похожие на рычание и клёкот. Приняв это за глубочайшее одобрение, Галина Сергеевна присела на лавочку неподалёку и стала дозваниваться до спасателей. Дозвонившись, она изложила суть проблемы. Там повздыхали, что коллекторы находятся в ведении водоканала или связистов, но обещали приехать, как только смогут. Через несколько часов, голодная и злая Галина Сергеевна дождалась наконец спасателей, прихвативших с собой участкового, и долго втолковывала им, что в колодец провалилось живое существо, которое жалобно оттуда смотрит и пищит. Особо напирала она на то, что существо не совсем обычное, вероятнее всего, какая-то случайно залетевшая в город сова или сбежавший откуда-то экзотический зверёк, иначе непонятно, кто может быть обладателем таких глаз.

Спасатели, посветив мощным фонарём сквозь прутья, никого не увидели. И тем не менее, взявшись за крепкую решётку, втроём с трудом сдвинули её с места. Галина Сергеевна подошла поближе к краю ямы, чтобы лучше видеть ход спасательных работ. Однако спасатели лезть внутрь не спешили. В яме открылась небольшая глубокая узкая камера, на дне которой протекал небольшой ручей воды. Ручей вытекал из трубы, расположенной в одной стенке, и утекал в другую, точно такую же. Освещаемое светом дня и фонарями помещение было абсолютно пустым.

– Может оно в трубу убежало? – спросил один из спасателей остальных.

– Погодите, я его приманить попробую, – встрепенулась Галина Сергеевна. – Я ему еду носила. Сейчас покрошу, оно и вылезет!

Она достала из сумки пакетик с оставшимися крошками, и высыпала их на дно, стараясь попасть на сухое место. На приманку никто не клюнул, внутри по-прежнему было пусто. Под скептическими взглядами спасателей и участкового, покрасневшая до ушей Галина Сергеевна поковыляла домой.

"Чокнутой бабке померещилось”. – слышалось ей за спиной.

Рассердившись на себя и неизвестное существо, вновь и вновь переживая позорные минуты, испытанные ею перед спасателями и участковым, Галина Сергеевна несколько дней не выходила из дома. Впрочем, хлеб и молоко дома быстро закончились, поэтому выйти пришлось. Несмотря на то что она решила посетить магазин, расположенный совершенно не в той стороне, где находился колодец, через несколько часов прогулки, ноги сами понесли её к нему. И вот она снова вглядывается, прислушиваясь, в вязкую темноту под решёткой. Из-под ног ровно дул тёплый, влажный воздух, где-то капала вода, что-то скреблось, видно ничего не было. Через пару минут, собравшись уходить, женщина заметила в глубине мелькнувший огонёк.

– Эй ты! Я хлебушка принесла! – немного обиженно прошептала Галина Сергеевна.

В колодце зашевелилось, зашлёпало, и через мгновение на неё снова глядела пара огромных светящихся в темноте жёлтым, глаз.

– А-а, жрать хочешь? – оскорбленно спросила она, и в то же время великодушно простив голодного жителя в темноте, начала бросать вниз кусок за куском, попутно упрекая существо внизу в том, что ей пришлось пережить презрение должностных лиц при попытке его спасти. Снизу слышался неодобрительный клёкот. По всей видимости,  обитатель колодца пытался внушить, что не желал и не желает покидать теплую тёмную обитель.

Покопавшись в покупках, женщина достала из пакетика сосиску и, немного жалея, в приливе щедрости,  бросила в щель между прутьями. Судя по звукам, сосиска исчезла мгновенно.  Кроме того, громким урчанием, ей явно пытались дать понять, что хотели бы получить ещё. Глаза, ярко светясь,  начали перемещаться, словно пытаясь подняться повыше к решетке.

– Прости, милый, не могу тебе дать ещё сосиску. Пенсия маленькая, понимаешь? – тяжело вздохнув, Галина Сергеевна принялась рассказывать обладателю глаз о тяжелой пенсионерской доле. Из колодца доносились звуки недоумения. Похоже, слова деньги, пенсия и цены, были для его обитателя пустым звуком. Пытаясь втолковать большеглазому обжоре, что такое нынешняя дорогвизна, женщина расстегнула кошелек, в котором сиротливо пряталось немного железной мелочи и одна единственная пятитысячная купюра, отложенная на коммунальный платеж. Оглянувшись вокруг, и убедившись, что рядом нет прохожих, она достала из кошелька купюру и поднесла ее к решетке колодца.

– Смотри, вот такая бумажка у меня – это деньги. На нее можно купить много сосисок или другой вкусной еды. Но у меня она только одна, и я ее потрачу на плату за отопление. Ты вот бесплатно в тепле живешь, а я за квартиру плачу. Бумажки за работу дают, а я пенсионерка. Мне государство платит как бы за то, что я раньше работала, но платит немного. Поэтому сосиски или там, котлеты, я тебе часто покупать не смогу. Так что хлеб ешь. Он тоже сытный.

Пятитысячная купюра в ее пальцах слегка колыхалась. Внизу затихло, глаз было не видно и Галина Сергеевна поспешила домой, варить на ужин макароны с оставшимися сосисками.

Следующим вечером, собрав в кулечек хлеб и остатки вареных макарон, она снова направилась кормить загадочного подземного обитателя. Ей показалось, что дуть снизу стало ещё сильнее, а воздух из теплого стал даже горячим. Не успела Галина Сергеевна бросить первую партию макарон, как под решеткой зашелестело и поток воздуха вынес оттуда какую-то бумажку. Подняв ее с земли и охнув от боли в пояснице, женщина вгляделась в находку и с изумлением обнаружила, что держит в руках пятитысячную купюру. “Хорошо, что рядом никого, – мелькнула первая мысль, и тут же нахлынули остальные, – потерял кто-то? Да нет, же, я сама видела, как она вылетела оттуда, снизу! Случайно?”

Галина Сергеевна, спрятав находку в кошелек, заглянула в темноту под решеткой и начала задавать вопросы вслух. В этот раз глаза смотрели на нее из темного угла где-то сбоку, а самодовольное ухание, доносившееся снизу явно надлежало принимать за требование одобрения. Поблагодарив существо за приятный подарок, пенсионерка пообещала завтра же сбегать в магазин за вкусненьким. Так и повелось. Почти каждый день Галина Сергеевна шла в магазин и покупала мясные продукты, и почти каждый день теперь, откуда-то снизу вылетала пятитысячная купюра. Вскоре выяснилось, что больше всего таинственное существо любит сырую телячью вырезку, а хлеб и всё остальное ест только по необходимости. Сбалансированное питание его не интересовало. Да и вообщем, съедало оно не так много, поэтому у пенсионерки начали образовываться запасы денег, которые она не знала пока куда потратить – так отвыкла от “лишних” тысяч рублей.

После еды, обитатель колодца какое-то время готов был выслушивать рассказы Галины Сергеевны, стараясь поддерживать беседу звуками, которые ему были доступны. Со временем, ей удалось понять практически весь спектр его эмоций – от крайнего одобрения до злого негодования. Каждый день она спешила к месту его обитания, зная, что там очень ждут ее появления. Чтобы не привлекать ненужного внимания, женщина старалась приходить в разное время.

И всё же, несмотря на это, ее поведение начало казаться окружающим подозрительным. Однажды сосед, живший в квартире напротив лет тридцать, задал ей вопрос без обиняков:

– Сергеевна! Ты что каждый день у решетки возле дороги делаешь? Уже мне и Митька говорил и Антоновна, что каждый день тебя там видят. Ходит, говорят, рядом, бормочет, наклоняется к коллектору. Может обронила туда чего? Али, голоса какие оттуда слышишь? Я и сам уже несколько дней следил у окна за тобой. Ходишь. Заглянул и я туда на досуге: темнота там и вода льется, а все ж что-то ты там рыщешь?

Нагородив что-то про ежедневный моцион по плану, Галина Сергеевна юркнула в квартиру. Нужно было придумывать как отвести людские взгляды от себя и обитателя колодца, и она придумала.

Продолжение следует.

“Да-да… спасибо за напоминание”, — прошептал Левша достал из-за ворота гимнастёрки кулон, снял его с серебряной цепочки и потёр пальцами — это был кусочек допотопного янтаря. Внутри золотой смолы застыла маленькая пчелка в желтом платьице с черными полосками. Маргарита сидела спиной ко входу и болтала ложечкой в кофейной чашке. Левша достал из кармана шинели маленькую подарочную коробочку — белый глянцевый картон, золотистые полоски наискосок и неряшливый жидкий бантик на крышке. Это лучшее, что он смог, а точнее, успел раздобыть — магазины Герники уже закрывались, когда он влетел в город по Рыбо-Китскому шоссе. Левша положил янтарь в коробочку, потряс — гремит. Невинный подарок из детства в копеечном футляре — даже мило. И глупо.

“Ну всё, ладно, как есть, вперёд”.

Левша прошелестел по мерцающему неоновому снегу, взялся за ледяную латунную ручку. Разве может быть у входа в хорошее место такая обжигающе-ледяная ручка? Видимо, может. Он толкнул дверь и вошёл. Звонко, как детские голоса, зазвенели знакомые колокольчики. Из-за чёрной гривы волос показался острый профиль и быстрые ресницы. Левша подумал, что Маргарита сейчас обернётся… но она только подула на кофе, сделала красный помадный глоток и отвернулась. Левша стянул шлем, поправил волосы, застегнул верхнюю пуговицу на воротнике и медленно пошёл к Маргарите. Оставалось несколько шагов — он не знал, что скажет, только… Вдруг воздух вокруг зазвенел, начали бить башенные часы, под ногами задрожали половицы, за окнами проснулась ночь марта, заворочалась, сверкая звёздами на чёрной шкуре, и, порывисто сопя, заглянула в маленькие окна большими тревожными глазами.

Часы всё били тяжёлыми раскатами. Снаружи заржал его кадавр, а потом вдруг запищал мышью. Неужели злые сёстры обманули его, задёрнули шторы и перевели часы назад, чтоб он опоздал? Левша почувствовал, что правая щека потяжелела, переносицу вывернуло громоздким навесом. Он вцепился в лицо. Оно разваливалось в ладонях и сочилось сквозь пальцы. Левша изо всех сил пытался подавить крик. Только бы Маргарита не повернулась сейчас! Он бросился прочь не разбирая дороги, видя всё кривым и растянутым, как сквозь огонь. Задыхаясь от бега и давясь жирным воздухом внешнего мира, он упал в кровать, уткнулся безобразной головой в подушку и под двенадцатый удар часов проснулся…

Левша отдышался. Стены его номера еще гудели после полуночного боя. Он испугался, что потерял кулон, поискал его за пазухой. Слава богу — на месте. “Бесполезное и вредное стекло”, — с досадой подумал Левша, сжимая кулон в ладони. Воспоминания, заключённые в этом камне, давно стали горькими, а он всё носит их у самого сердца, как отравленный клинок без ножен. Когда-нибудь он решится и избавится от него, отправится на край света, взбирётся на самый высокий вулкан и выбросит ядовитый камень в самое жерло. Главное, самому не броситься следом в кипящий расплавленным янтарём и пчёлами кратер… Левша вздрогнул и снова проснулся.

Пружинистое тиканье часового механизма отстукивало последние минуты ночи. За окном его номера в башне под часами  уже не темень, а черничное молоко, полное крупных хлопьев тихого снега, и отсвет одинокой новогодней гирлянды. Где-то за городом послышались хлопки. Левша открыл глаза и прислушался. Спросонок подумал, что это салют, но нет — это были винтовочные выстрелы. По ночной улице проревел тяжёлый мотор, прогремели копыта, за городом грохнули несколько орудийных залпов, сверху прострочила пулемётная очередь, потом пропел протяжный, сигнальный вой рыкаря. Затем всё стихло…

Сильно ныла правая рука в кислотном браслете. Духота навалилась горячим телом — натопили как в бане. Вчера на рассвете, когда Левша подъезжал к Василькову по северной дороге, дым из трубы крематория валил гуще обычного. Васильков был наряден и тих, как жених в гробу. Шли дни зимнего Коловорота, но вместо круглосуточного столпотворения и шумного новогоднего карнавала, в котором Левша рассчитывал затеряться, — только опустевшие улицы, облетевшая мишура и мусор прерванного праздника.

Левша провёл в седле полных трое суток и из-за всех дорожных приключений на границе Проклятого Поля почти не спал. Кадавра он оставил в пустом внутреннем дворе крематория, снял с него батареи и со всем кислотным снаряжением поднялся по чёрной лестнице к себе в номер, в башню под часами. Дверь оказалась опломбирована, а замок вскрыт. Левша аккуратно сломал печать, занёс снаряжение, заперся, подпёр дверь вешалкой, придвинул для верности тумбу, поставил батареи кадавра на зарядку и, не снимая шинели, на минутку прилёг на кровать.

Очнулся он уже ночью. В темноте наверху проступало зыбкое пятно — образ Ставра Стрижекрыла: младший бог триады сонно глядел на него со старинной фрески на сводчатом потолке, также на стенах проступали образы сирен и Ставра-Стрижекрыла с окровавленным мечом. Левша перечеркнул себя знаком, зевнул, поднялся, хромая на искорёженные ноги, и, прижимая к животу больную тяжёлую руку, побрёл через гостиную, споткнулся впотьмах о дорожную сумку со сваленными сверху оружием и кислотным снаряжением. Нащупал выключатель, но вовремя опомнился и отдёрнул руку. Чёрт! Не хватало засветить на весь Васильков — его окно в башне под часами.

Заперевшись в ванной, он прислушался — тихо. Щёлкнул выключателем . Когда глаза привыкли к свету, покосился в зеркало над раковиной. Можно было подумать, что оно кривое и гнутое, но, увы, пенять приходилось на лицо, исковерканное Проклятым Полем. Левша поспешил отвернуться от уродливого отражения, снял и бросил на пол тяжёлую от сырости и пережитого шинель. Штаны и гимнастёрка истлели в густом и жирном воздухе внешнего мира. Сдирались они мерзкими расползающимися лоскутами, и он брезгливо откидывал их к шинели. Эту форму довоенного образца с тремя сквозными дырками от пуль, пропитанную старой, запёкшейся кровью, Левша снял с покойника. Два последних месяца он бродил по Проклятому Полю в этом отрепье, как в чужой мёртвой коже на голое тело.

Левша сел на край ванны и повернул душевой кран. Тот взвыл и спросонок начал яростно гудеть и плеваться то кипятком, то ржавчиной. От души выругавшись, Левша одолел чёртову дуру, вода пошла густо и горячо, ванну заволокло паром. Чего-чего, а кипятка в крематории хватало. Другого горячего душа, да ещё и с дьявольским напором не найти во всём окрестном Приполье. Левша достал из кармана шинели коловрат, проверил барабан, положил его на столик рядом.

Ванна набралась. Левша выключил воду. Стало тихо. Его правая рука была схвачена громоздким и по виду очень тяжёлым браслетом. Тощая, белая как молоко, кривая спина, вывернутые лопатки, помятая голова на тонкой перекошенной шее, ноги худые и покорёженные — всё тело было изувечено как будто несколькими разными недугами. Впрочем, всё не так уж плохо по сравнению с тем, как он выглядел ещё пару месяцев назад. На самом деле его уродства имели одну причину, и имя ей — Маргарита. Разбитое сердце — не самый лучший спутник для часовщика в Проклятом Поле. Левша забрался в ванну, окунулся с головой и оказался в глухом, ватном пространстве незаконченных воспоминаний: своих, чужих, перемешанных, будто рис с просом. Лица, голоса, сражающиеся под ногами тени, жёлтое платье, сброшенное, как змеиная кожа… нет, это точно не его воспоминание. Лучше было поскорее всплыть, пока не запутался, кому из этого гвалта голосов нужнее дышать воздухом его лёгких. Но Левша не спешил и ждал, стиснув зубы, когда задохнутся чужие и останется только самый тихий голос — его собственный.

До скрипа, до розового цвета отмыв своё безобразное тело, Левша выбрался из ванны, насухо вытерся и закутался в махровый ярко-красный халат, вышел в гостиную, прохромал вокруг стола. С наслаждением вдыхая пыль своего уютного убежища, он ощупывал в темноте знакомые пространства. Какое счастье, что его номер не тронут и все его вещи: милые сердцу безделушки, книги, маски, оружие, кислотные устройства, его первый кислотный костюм и парадный портрет Севастьяны Лисовской в образе Звёздной дочери — были на тех же местах, что и полгода назад, когда он закрыл дверь на ключ и сбежал из Василькова. Левша задёрнул глухие шторы и зажёг над столом голую лампу без абажура.

Синие волосы Лисовской на портрете ярко загорелись в электрическом свете. Левше припомнилось, как однажды она заявилась к нему в номер сильно навеселе. Дело было почти год назад, под конец новогодних гуляний. Вручив ему эту картину кисти неизвестного художника, Лисовская сказала, что это от одного поклонника на её тридцатилетие, и раз Левша ничего не подарил ей на этот невесёлый праздник, то она сама дарит ему портрет с ещё сырыми красками. Она сняла со стены над кроватью поливановские скрещённые мечи, пару фотографий, маленькую схему Проклятого Поля и повесила портрет на их место. “Так я буду присматривать за тобой”, — сказала она и осталась ночевать.

Посидев немного в своём любимом кресле и задумчиво поковыряв кривым, старушечьим пальцем бархатную обивку, Левша принёс из ванной опасную бритву, забрался с ней на спинку дивана и, немного повозившись, снял со стены под потолком вентиляционную решётку. Там, в нехитром тайнике, был спрятан небольшой металлический кейс.

Левша сел за стол и открыл свой походный чемодан. Внутри лежала ритуальная маска “Паучий Поцелуй”, “голодная” чаша, горелка, флакон спирта, стеклянные колбы, пачка столичных денег, чёрный бархатный футляр и набор причудливых инструментов, похожих не то на хирургические приборы, не то на воровские отмычки. Он открыл одну из колб, выпил прозрачную жидкость, поморщился и занюхал пробкой. Посидев с минуту без движения, Левша выпрямился насколько позволяла горбатая спина. Насвистывая лёгкую мелодию, положил на стол руку с походным браслетом. На обратной стороне имелась пластина, державшаяся на дюжине винтиков. Вооружившись маленькой отвёрткой, Левша снял пластину. Под ней оказались прозрачные трубки, по которым пульсировала кровь. Трубки соединялись в небольшом серебристом цилиндре, издававшем едва уловимый звон.

Открутив заслонку, державшуюся на двух винтиках, Левша положил руку на “голодную” чашу, взял металлический щуп с крючком на конце и открыл заслонку. Из неё хлынула кровь и стали падать, со звоном ударяясь о дно чаши, маленькие, но будто бы очень тяжёлые частицы. Рука стала лёгкой, как будто пустой. Левша поспешил закрыть заслонку, ополоснул цилиндр спиртом из флакона и закрутил пластину на место.

Закончив с браслетом, Левша с облегчением потряс рукой, наслаждаясь обретённой лёгкостью. Затем он принялся вылавливать из чаши наиболее крупные частицы — содержавшие в себе чистейшую полевую росу. Левша ополаскивал каждую спиртом и складывал в пустую колбу. Набралось восемнадцать штук. По тяжести браслета можно было догадаться о крупном улове, но он не рассчитывал на столь богатую добычу. Даже если сдать росу разом и по средней цене, то вырученных денег хватит на годы безбедной жизни в далёкой стране, в тихом месте в тени вулкана.

Пришло время самой драгоценной добычи. Левша, вооружившись щипцами, продолжил искать в густеющей крови и наконец поймал едва видимую частицу полевой плоти. Извлечённая на свет, она музыкально зазвенела и наполнила воздух ни с чем не сравнимым ароматом бездны. Левша поместил ее в маленькую стеклянную пробирку из тонкого зеленоватого стекла и взвесил её в руке, невесомая на вид, на ладони она ощущалась тяжелой как кусок свинца. Левша аккуратно положил пробирку в футляр, вытер со лба проступивший пот и рассмеялся. Он и погибель свою обернул в добычу. А разбитое своё сердце он утешит — пускай не плачет.

Одна такая частица стоит сотен капель самой чистой часовой росы — это целая прожитая жизнь, заключённая в крошечном кристалле. Теперь, когда Левша поднялся с глубин Проклятого Поля, эта минувшая жизнь забудется, будто сон к полудню, растает, как томное облако, как многотомный роман в печи. Скоро от него останется только красивый остывающий пепел, но и его в считанные часы разворошит и унесёт ветер внешнего мира. Зато здесь, в частице полевой соли сохранено всё.

Первая такая частица, добытая в прошлом году Севастьяной Лисовской, стоила как снаряжённый надёжной командой морской корабль, с трюмом, сытым сокровищами. Следующие частицы, добытые в Проклятом Поле, стоили в разы дороже, а за эту последнюю какой-нибудь престарелый царь не пожалеет и всего своего царства, только бы прожить ещё одну жизнь. Целая жизнь в маленькой блёклой крупице. И больше не осталось в живых никого, кто смог бы добыть ещё полевой соли, и ни у кого больше нет даже одной частицы… только у Левши.

Что ж, теперь пора было позаботиться о себе. Левша отстегнул ткань в крышке кейса. Под ней оказалось зеркало, на нём тонкими чёткими линиями было прочерчено лицо. Он достал чёрно-белую фотографию молодого человека, чьё лицо было разлиновано в точности таким же образом, что и зеркало. Открыл бархатный футляр — внутри серебристая машинка, похожая на напёрсток с заводным механизмом и бойком, как на маленьком пистолете, только на ударной поверхности бойка чернел бритвенно острый осколок Болотного железа.

Рядом с напёрстком лежал металлический стержень на шнурке. Левша раскрутил его, зарядил внутрь частицу из колбы, закрутил, стал энергично трясти, пока стержень не нагрелся в руке. “Сделаем это быстро. Сделаем это очень быстро”, — шептал Левша, запихивая в рот стержень и зажимая его зубами, как удила. Лицо его сделалось совершенно белым, глаза ввалились, губы потемнели, он надел напёрсток на безымянный палец правой руки и взвёл боёк. Часовой механизм противно и торопливо затикал, Левша со стоном мучительного предвкушения уставился в разлинованное зеркало. Раздался гадкий щелчок.

Как будто невидимый великан дёрнул Левшу поперёк и чуть не порвал пополам. Удила хрустнули в зубах, роса из раздавленного стержня быстрее боли пронзила всё тело сварочным электрическим жаром. Все спазмы и тугие узловИща, стягивавшие и корёжившие тело, сгорели в одну секунду. Зеркало треснуло и развалилось на несколько осколков. Левша протяжно всхлипнул. Его било крупной дрожью, отступающая боль звенела в голове самой тонкой струной. Левша вытащил удила, сплюнул сладкую от росы кровь и забылся.

Часы пробили шесть раз — начался час Зверь-Неведа — лучшее время суток, когда неизвестно, что будет, и наглые планы ещё не составлены. Рядом с чемоданом на столе стояла вазочка с помутневшими и слипшимися барбарисовыми конфетами. Пришлось повозиться, чтобы выломать из липкого кома один леденец — вкус детства. Внешний мир понемногу принимал в грубые, родные объятия своего блудного сына.

Левша встал, c наслаждением потянулся и подошёл к зеркалу. В рассеянном утреннем полумраке из отражения на него глядел хрупкий, красивый юноша с тонкими девичьими чертами. Глядя строго в фас, нельзя было найти в этом лице ничего мужественного, кроме жидкой, светлой щетины, но стоило Левше чуть повернуться, как открывалось подлинное украшение его лица — роскошный, острый и прямой нос. Когда Левша поворачивал голову, то будто океанический трёхмачтовый парусник ложился на курс.

Левша открыл гардероб и достал неприметный бежевый костюм, какие носят столичные туристы, посещающие Приполье в поисках психических развлечений. Выбрал маску русого зайца — такая годилась как для новогоднего карнавала, так и для небезопасных припольских будней. Она будто бы говорила: “Я обычный и не гордый человек, мне не нужны неприятности, и сам я их не доставлю”. К тому же в вытянутой заячьей мордочке прекрасно помещался нос Левши.

С улицы послышался когтистый скрежет. Левша подошёл к окну и выглянул за штору. Внизу, во внутреннем дворе мёл дворник, медленный снег кружился в воздухе и засыпал работу квадратного бородача в долгополом тулупе. Левша аккуратно приоткрыл окно, потянул носом колючий горьковатый воздух и уставился в блёклые рассветные сумерки. Из этого окна отличный вид на Проклятое Поле, но сейчас, когда сыпет снег и только светает, его ещё плохо видно — всего лишь тёмное помутнение в пространстве над Детским Морем.

На подоконнике рядом с засохшим кактусом, похожим на магическую куклу для заклинаний, стояла табличка с надписью: “В Проклятое Поле не смотреть. Сойдёшь с ума и сгинешь”. В уголке, в назидание, был нарисован человечек в смирительной рубашке. Художник умело передал его психические повреждения.

Внизу мигала неоновая вывеска поминальни: “Тихий Омут”. Левше захотелось перекусить, но ещё сильнее — выпить. Как говорили древние, жажда утоляет голод. Опрокинуть рюмку-другую солнечной воды, осушить большую кружку кофе.. тогда аппетит разгуляется и можно будет крепко позавтракать омлетом, например, и местным кексом под вишнёвым сиропом. Внешний мир бодро ударил по нижним струнам, и Левша оживился. К тому же нужно как следует осмотреться. Приполье и Васильков выглядели брошенными. Нужно было встретиться с Полуторолицей Панной и расспросить её, о том что произошло здесь за месяцы его отсутствия… судя по всему, ничего хорошего. Правда, хозяйка “Тихого Омута” обычно спит до обеда, но, может, она пока не легла и ещё лакает свой гвоздичный ликёр над учетными книгами. С Панной Левша мог поторговаться за росу, но вот рассказывать о главном улове пока не стоило.

Раньше Васильков ещё накануне Коловорота был рад, “Тихий Омут” поил голодных, бани купали пьяных, крематорий не принимал покойников и всё своё тепло дарил живым. Часовщики были главными на этом празднике. Они были как идолы в окружении прекрасных сестриц. В те времена с них писали портреты, как с поэтов, посвящали им песни, как героям, и делали на них ставки, как на лошадей. Их именами называли детей, собак и героев рисованных историй. Тогда удача ещё ходила с ними, как ручная, а погружения давались легко, как подвиг на миру. Одно время Лисовская, Левша и товарищи вообще думали купить Крематорий целиком с половиной Василькова в придачу, чтоб всем часовщикам, проводникам и их сестрицам было место на берегу Проклятого Поля. Не верилось, что с тех пор миновал всего один год. Год, который прошёл по ним как тупая коса по траве — кого поломало, кого срезало, кого вырвало с корнем. Жив ли ещё кто-нибудь, кроме Левши, из их дружной и славной шайки Золотого Века?

Вдруг у Левши кольнуло сердце. Он только сейчас заметил внизу своего кадавра. Великанский конь стоял неподвижно, и его так засыпало снегом, что не разглядишь. Сам-то Левша выспался, принял ванну и вернул себе облик, а всё это время его верный конь стоял на холоде со снятыми накопителями. Левша нашёл в гардеробе и накинул пальто, сунул босые ноги в подвернувшиеся домашние туфли, разбаррикадировал дверь, выломал из вазочки леденечный ком — угощение для коня, — сунул его в широкий карман, снял с зарядки две горячие и потрескивающие батареи, крякнув, поднял и потащился с ними в коридор, а затем по крутой лестнице вниз. На столе, навострив уши, осталась лежать маска русого зайца.

Кадавр встретил Левшу своим обыкновенным безразличием. Это был старый оратайский тяжеловоз — пузатый, на слоноподобных ногах, с короткой шеей, изуродованной ослино-крокодильей мордой, и мутными белёсыми глазами, неживыми настолько, что даже зимой на них мерещились мухи. До войны его боевой обвес фирмы «Гудвин» 85 серии считался передовым, но сейчас батарейные ячейки окислены, приводы протекали сквозь слои обмоток и хомутов, кресло давно потеряло обшивку и торчало на спине сутулым каркасом. Серебряный жетон на именном ремне имел изящную гравировку “Аллегро”. Трудно вообразить, что когда-то этот безобразный зверь заслуживал столь гордое прозвище. Левша погладил тупую морду исполина и поднёс к печальным, чёрным губам барбарисовый слиток. Без тени благодарности животное захрустело гостинцем.

Вдруг позади что-то грохнуло....

Больше глав книги на https://author.today/reader/151994 Ставьте лайки