Сборник из десяти мини-рассказов о том, как технологии незаметно проникают в каждый уголок нашей жизни, заставляя усомниться: кто здесь хозяин — мы или машины?
Рассказ №2 - Пять минут воспоминаний
В больничной палате царит идеальная тишина, нарушаемая лишь тихим писком мониторов и ровным гудением аппаратуры. Рядом с молодым человеком, лежащим на больничной койке, стоят доктор Майбед и молодая девушка по имени Аннет.
– Сколько ещё, доктор? – Аннет кладёт ладонь на руку брата, её голос дрожит от волнения.
– Аннет, у вашего брата достаточно редкое заболевание – ювенильная форма болезни Хантингтона. Если в ближайшие два месяца не начать генную терапию, то, боюсь, что болезнь возьмёт верх, – доктор снял очки и устало протёр глаза, словно пытаясь стереть с них следы бессонных ночей.
– Но разве страховка не покрывает лечение? Я…Я не понимаю…
– Данную терапию проводят только в частных клиниках, и успех не гарантирован…Я могу записать вас в клинику Муонго, там сейчас тестируют новую форму лечения таких болезней…Но это очень дорогостоящая процедура, – доктор Майбед посмотрел на Бойла, у которого вновь начались судороги рук. Он быстро ввёл ему снотворное, и парень медленно погрузился в сон, его дыхание стало ровнее.
– О какой сумме идёт речь? – В глазах Аннет застыли слёзы. Её брат – это единственный родной человек, оставшийся в этом мире. Родители погибли в автокатастрофе, когда Бойлу было два года, а Аннет семь, других родственников у них не осталось, и до своего совершеннолетия они воспитывались в детском интернате.
– Примерная сумма в клинике Муонго – от тридцати до сорока тысяч долларов, в зависимости от протокола и последующей реабилитации. Это не точная цена, это – диапазон. И даже при оплате – гарантий нет, – голос доктора Майбеда был ровным, но в нём сквозила усталость от бесчисленных подобных разговоров.
Аннет вдохнула резко, как будто в её груди кто-то зажал воздух. В голове забегали образы: стопки кредитных квитанций, пустая квартира родителей. Она прикусила губу, пальцы сжались в кулак на простыне брата, так крепко, что ногти впились в ладонь.
– Это…это целая жизнь, – голос сорвался на всхлип. – У нас – нет таких денег.
– Мне очень жаль, мисс Коул…– Доктор Майбед надел очки и направился к выходу из палаты. – Если вдруг что-то изменится в ближайшее время, то сообщите мне.
Аннет аккуратно прикрыла брата одеялом до подбородка, её руки дрожали. Опустившись на стул рядом, она приложила лоб к его руке, чувствуя слабый пульс под кожей. В ушах снова зазвучал монотонный писк монитора, а за тонкой шторой коридора медленно растворялась дневная серая выхолощенность, как будто мир снаружи терял краски. Она закрыла глаза и на долю секунды увидела мамину улыбку – тёплую, ободряющую. Сердце сжалось, и она позволила себе только одно твёрдое обещание:
– Я вытащу тебя отсюда, – прошептала Аннет. – Какую бы цену нам ни пришлось за это заплатить.
На улице уже стемнело, и вовсю поливал дождь, его капли барабанили по асфальту, смешиваясь со слезами на лице Аннет.
Она просто шла куда глаза глядят, не замечая прохожих, её мысли кружились в водовороте отчаяния и гнева. Спустя несколько кварталов, сквозь пелену дождя, она упёрлась в здание с яркой неоновой вывеской: «Проживи чужое воспоминание – 5 минут. Такого ты не испытывал раньше».
Сама не зная почему, Аннет зашла внутрь и оказалась в пустом фойе. За стойкой сидела миловидная девушка с длинными, по пояс, волосами ярко-красного цвета.
Её писклявый голосок, полный энтузиазма, вернул Аннет из водоворота мыслей о брате и деньгах обратно в реальность:
– Приветствую вас в компании «Memos Emotion»! Какое воспоминание вы хотели бы купить? У нас есть всё: от эйфории победы до сладкой горечи первой любви. Только пять минут, и вы почувствуете это как своё!
Аннет заморгала, оглядываясь по сторонам, словно очнулась от сна. Её сердце всё ещё колотилось от разговора с доктором, а в голове крутились цифры – пятнадцать, тридцать, сорок тысяч долларов. Она развернулась к выходу, бормоча:
– Простите…Я…Не туда зашла…
– Может быть, продать? – Эти слова девушки, сказанные мягко, но настойчиво, заставили Аннет остановиться. Девушка уже поднялась из-за стойки, её красные волосы колыхнулись, как занавес. – Давайте я провожу вас к Марку, он всё объяснит. Если, конечно, вам нужны деньги. Мы идём в ногу со временем – передовые технологии, никаких обманов.
– Продать воспоминание? – Аннет посмотрела на неё с недоверием.
Девушка улыбнулась, взяла Аннет под руку – её ладонь была тёплой и уверенной – и повела по коридору в сторону кабинета.
Постучавшись, она произнесла: «Марк, у нас клиент», после чего толкнула дверь и ушла обратно на своё рабочее место.
Марк сидел в кожаном кресле за старым массивным дубовым столом, который казался реликвией из прошлой эпохи – потрескавшимся, но всё ещё внушающим уважение. На нём был безупречный деловой костюм, а на лице сияла белоснежная улыбка, слишком идеальная, чтобы быть искренней.
– Проходите, проходите же, мисс…? – Его голос был мягким, приглашающим, но с ноткой настойчивости, как у опытного торговца.
– Коул. Аннет Коул, – ответила она неуверенно, переступив порог и закрыв за собой дверь с тихим щелчком. Сердце её всё ещё колотилось от недавнего разговора с доктором, а ноги казались ватными. Она присела на небольшой, но уютный бежевый диван, обитый мягкой тканью, которая слегка скрипнула под её весом. В кабинете, кроме стола, кресла и дивана, ничего не было – пустота, подчёркивающая минимализм и таинственность места.
– Покупка? Продажа? – Марк говорил нарочито спокойно, как будто речь шла о продуктах в супермаркете, а не о сокровенных уголках человеческой души. Его пальцы барабанили по столу, создавая ритмичный, почти гипнотический звук.
– Продажа…Но…Я не уверена. Я не понимаю, как это – продать воспоминание?
– Нейросегментация – выделение фрагмента памяти как отдельной «единицы» – запах, образ, звук, эмоция. Мы не стираем всю память. Только выделяем и конвертируем определённый фрагмент, пять минут, – Марк взял в руки бутылку бренди с золотой этикеткой, налив в два хрустальных бокала с лёгким звоном. Один из них он протянул Аннет, его улыбка не дрогнула.
– И после того, как вы заберёте у меня воспоминание, я его больше никогда не вспомню? – Аннет делает согревающий глоток.
– Человек теряет доступ к контексту фрагмента – то есть не помнит, почему это было важно. В редких случаях, не буду скрывать, есть побочный эффект в виде полной потери этого воспоминания, но мы платим хорошие деньги за это, – Марк вежливо улыбается и облокачивается на стол.
– Всё зависит от воспоминания. У нас десятки тысяч клиентов и запросы самые разнообразные, от безобидных до…
– До? – Аннет приподняла бровь в ожидании продолжения.
– Ну, например, воспоминание об убийстве, о насилии, или наоборот, воспоминания жертвы насилия, необычные сексуальные воспоминания – сейчас это хит продаж, – на лице Марка не дрогнул ни один мускул, его голос оставался ровным, как у лектора, читающего скучный отчёт
– Такова человеческая натура, мисс Коул. Людей манит всё запретное, всё необычное, выбивающееся из норм и морали общества, – Марк развёл руками в стороны. – Давайте начнём с простого…Скажем, тёплые детские воспоминания с мамой, у вас есть такие?
Аннет слегка прикрыла глаза, и мир кабинета растворился в мягком тумане воспоминаний.
Перед ней возникла их маленькая уютная кухня – тёплая, наполненная золотистым светом послеполуденного солнца, проникающим сквозь занавески с вышитыми цветами. Ей семь лет, а Бойлу всего два годика – он сидит в высоком стульчике, его щёки розовеют от возбуждения, а ручки тянутся к блестящему пирогу на столе. В воздухе витает сладкий аромат свежеиспечённого вишнёвого пирога, смешанный с запахом маминых духов – лаванды и ванили. Она помогает маме украсить пирог свежими ягодами, их пальцы соприкасаются, и мама улыбается той особенной улыбкой, полной любви и спокойствия.
Они садятся за стол, пирог ещё дымится, а в этот момент с работы входит отец – высокий, с усталыми, но счастливыми глазами. Он улыбается, целует маму в щёку и достаёт из кармана маленькие подарки: набор ярких машинок для Бойла, который тут же начинает ими играть с восторженным гулом, и новое роскошное платье для неё – с кружевом и лентами, которое она приметила на прошлых выходных в торговом центре. Сердце Аннет сжимается от нежности.
Глаза наполняются слезами, и она моргает, возвращаясь в кабинет, где Марк ждёт с терпеливой улыбкой.
– Да…Есть…– Аннет рукой убирает со своей щеки слёзы, её голос дрожит.
– Покажите…– Марк подошёл к дивану и сел рядом с ней.
– Прежде чем начать извлечение, я должен убедиться, что воспоминание действительно стоящее, ну и, соответственно, назначить цену, – он забирает бокал из рук Аннет, его пальцы прохладные и уверенные, и ставит его на пол возле дивана с тихим стуком.
В руках Марка из ниоткуда возникают два маленьких белых чипа, соединённых несколькими тонкими проводками, сверкающими в полумраке, и две крохотные капсулы, напоминающие жемчужины. Когда он прикладывает чип к своему виску, тот издаёт шипящий звук, как змея, и как будто выпускает маленькие лапки, вцепляющиеся в кожу с мягким, но настойчивым щелчком. После чего Марк берёт капсулу, широко раскрывает свой глаз – зрачок расширяется, отражая холодный блеск, – и погружает её внутрь с лёгким хлюпающим звуком.
– Держите…– Он протягивает Аннет её «набор». – Не бойтесь, это как укус комара.
Аннет всё ещё смотрит с недоверием, её дыхание учащённое, а в голове проносится мысль: «Что я тут делаю? Нужно бежать отсюда. Это не выход», – паника накатывает волной, холодея в животе. Но в то же время перед глазами возникает её страдающий брат – бледный, дрожащий в больничной койке, его глаза полные боли и надежды. «Ты нигде не найдёшь таких денег. Ты потеряешь последнего родного человека на этой земле». Слёзы вновь наворачиваются, и она берёт чип, прикладывает к виску – холодный металл прилипает, вызывая лёгкий зуд, – после чего погружает капсулу себе в глаз. Мир на миг размывается, как сквозь слёзы, и она морщится от дискомфорта. Марк лёгким касанием активирует оба чипа, и тихий гул наполняет комнату, словно сердцебиение машины.
– А теперь, мисс Коул, закройте глаза и полностью сосредоточьтесь на своём воспоминании. Все детали, запахи, звуки, воссоздайте всё до мелочей, – его голос становится гипнотическим, низким, проникающим в сознание.
Аннет закрыла глаза, и мир кабинета исчезает, уступая место тёплому потоку воспоминаний. Когда оно закончилось, она открыла глаза, а Марк уже отсоединил оба чипа с мягким щелчком, его лицо задумчивое, как у коллекционера.
– Хорошо, это очень мило и ярко. Запах пирога просто восхитительный! Две тысячи долларов, мисс Коул. Я готов отдать две тысячи за это воспоминание, – Марк вернулся к столу и налил себе ещё один бокал виски.
– Всего две тысячи? – Голос Аннет дрогнул
– Спрос рождает предложение, мисс Коул. Ваше воспоминание светлое и хорошее, но…Оно подойдёт только тем, кто вырос без семьи, и не имел светлых моментов в детстве…Если вы согласны, то мы начнём процедуру извлечения прямо сейчас, это занимает не больше пяти минут, – Марк достал из стола небольшую кипу бумаг.
– Ладно, я согласна…– Аннет с сожалением вспомнила лицо мамы, через два дня после этого вечера её не станет. Это одно из немногих светлых воспоминаний из детства, которые у неё есть.
– Тогда заполните стандартную форму согласия на извлечение, а я пока подготовлю процедуру, – Марк протянул ей бумаги, и вышел из кабинета.
«Это всего лишь одно воспоминание, – шептала она себе, борясь с комом в горле. – Ради него. Ради брата. Он бы сделал то же самое для меня». Но в голове вспыхивали образы: смех матери у плиты, запах свежеиспечённого пирога, тёплые объятия отца после долгого дня. Это было не просто воспоминание – это кусочек её души, который она сейчас отдавала за деньги.
Прошло десять минут, как дверь кабинета скрипнула, и Марк вернулся, неся в руках небольшой серебристый прибор, напоминающий старинный фонограф, но с мерцающими индикаторами и тонкими иглами, сверкающими в полумраке. Его шаги были мягкими, как у хищника, а лицо – спокойным, профессиональным.
– Готово? – Он кивнул на бумаги, беря их из её рук с лёгким шелестом. Быстрый взгляд, и он положил их на стол. – Отлично. Теперь ложитесь на диван, мисс Коул. Процедура начнётся через минуту. Это безболезненно, но... иногда вызывает лёгкое головокружение.
Аннет кивнула, её ноги казались ватными, когда она подошла к дивану и опустилась на него. Кожа обивки была прохладной, слегка липкой от невидимой влаги, а подушка под головой пахла чем-то стерильным, как в больнице. Сердце колотилось, эхом отдаваясь в ушах, и она сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.
Мягкий свет аппарата обвёл её голову, чипы мягко прижались к вискам и лбу, вызвав лёгкий холодок, как прикосновение металлических пальцев. Низкий гул устройства наполнил комнату, вибрируя в воздухе, и Аннет закрыла глаза, погружаясь в своё воспоминание. В момент окончания ощущение расщепилось: свет рвётся, и кадр вдруг пустеет, оставляя внутри пустоту, как вырванный зуб. Голова слегка закружилась, а когда она попыталась вспомнить тот вечер, в голове взорвалась петарда — яркая вспышка боли, смешанная с горечью утраты.
– Всё прошло отлично, мисс Коул. Ваше воспоминание теперь здесь, – Марк держит в пальцах небольшую капсулу, похожую на микрофлешку. – Как себя чувствуете? – Он протягивает ей бутылку воды.
– Голова…– Аннет сделала несколько глотков, вода была ледяной, она обожгла горло, но принесла небольшое облегчение.
– Это пройдёт, вам нужно отдохнуть и хорошенько поспать, – Марк протягивает ей конверт, из которого торчат края зелёных бумажек. – Ваша оплата, мисс Коул.
Положив конверт в сумку, Аннет встала с дивана, слегка покачиваясь, и направилась к выходу.
– Мисс Коул, если вдруг у вас есть что-то действительно стоящее, то вы знаете, куда идти…– Марк сел в кресло, его голос был мягким, почти соблазнительным, и он убрал воспоминание Аннет в специальную капсулу, щёлкнув крышкой с тихим, удовлетворённым звуком.
Когда она выходила из здания, то в дверях столкнулась с мужчиной, на его лице были надеты очки, капюшон плотно прикрывал голову.
«Понятно, за какими воспоминаниями он пришёл», – подумала Аннет.
– До скорой встречи, мисс Коул, – на выходе она услышала писклявый голос девушки за стойкой, высокий и мелодичный, как звон колокольчика, эхом разнёсшийся в холле.
Прошла всего неделя, все банки и ростовщики, куда она обращалась, ответили ей отказом, и это вновь привело её в «Memos Emotion».
Времени у Бойла оставалось всё меньше, и Аннет заверила доктора Майбеда, что найдёт деньги до конца месяца.
– Да, Марк…– Она берёт чип и прикладывает к виску, после чего погружает капсулу себе в глаз.
Марк лёгким касанием активирует оба чипа, и тихий гул наполняет комнату, словно сердцебиение машины.
– А теперь, мисс Коул, закройте глаза и полностью сосредоточьтесь на своём воспоминании. Все детали, запахи, звуки, воссоздайте всё до мелочей.
Аннет закрыла глаза, и мир кабинета растворился в тумане воспоминаний.
Она сидит в их семейном минивэне на заднем сиденье, ремень безопасности плотно обхватывает плечи, как объятие, а рядом прижимается маленький Бойл, его тёплая ручка в её ладони. Они оба пристёгнуты и смотрят в окно, наслаждаясь проплывающими мимо пейзажами – зелёными холмами, усыпанными дикими цветами, и небом, где уже появляются первые вечерние звёздочки. Гул двигателя урчит под ногами, смешиваясь с ветром, свистящим в приоткрытое стекло, а внутри пахнет свежим кофе от термоса и сладким ароматом маминых пирожных. За рулём отец рассказывает очередную историю с работы – о забавном клиенте, который перепутал все файлы, – его голос глубокий и заразительный, как смех. Мама хихикает, даже если это не смешно, её смех лёгкий, эхом разлетающийся по салону, а в глазах искрится радость.
Они едут в первый за долгое время семейный отпуск – во Флориду, в Диснейленд. Главная мечта всех маленьких детишек, и их родители смогли воплотить её в реальность, сделав этот день бесконечным, полным магии и обещаний.
Внезапно мир перевернулся. Громкий скрежет металла разорвал воздух, как крик раненого зверя, – грузовик вылетел на встречную полосу, его фары ослепили, как вспышки молний. Минивэн вильнул, ремень безопасности врезался в грудь Аннет, выдавливая воздух из лёгких, а Бойл в панике сжал её руку, его пальцы холодные и липкие от пота. Запах горелой резины и бензина ударил в нос, смешиваясь с маминым криком – высоким, пронзительным эхом, отдающимся в ушах. Отец выругался, крутанув руль, но было поздно: удар сотряс машину, стекло разлетелось осколками, как ледяной дождь, а мир закружился в хаосе.
Когда всё стихло, Аннет открыла глаза среди обломков. Голова гудела, как после удара колокола, а в горле першило от дыма и крови. Рядом шевелится Бойл, плача тихонько, его щека в синяках, но живой.
Она повернула голову, и увидела их: мама обвисла на переднем сиденье, её голова бессильно склонилась набок, глаза закрыты, лицо бледное, как воск, с тонкой струйкой крови, стекающей по виску, пропитывая ткань блузки.
Рядом отец, его руки всё ещё сжимали руль, но пальцы расслаблены, как сломанные ветки, грудь неподвижна под разорванной рубашкой, где проступали синяки и царапины от удара. Воздух был тяжёлым, пропитанным металлическим привкусом крови и острым запахом пота, смешанным с мамиными духами – лёгким цветочным ароматом, который теперь казался насмешкой. Аннет потянулась к ним, её рука дрожала, касаясь маминой щеки: кожа была холодной, как мрамор, безжизненной, без того тепла, которое она помнила по утрам. «Мама? Папа?» — прошептала она, голос сорвался в хрип, но тишина, нарушаемая лишь далёкими сиренами, обволокла салон, как похоронный саван. Они не двигались — ни вздоха, ни стона, только пустота в их глазах.
Аннет открыла глаза, полные слёз. Марк уже отсоединил оба чипа, и его лицо сияло восторженной улыбкой, глаза блестели, как у ребёнка, нашедшего сокровище.
– Вот оно, мисс Коул! Это великолепно! Потрясающе! А запахи, а? Такая палитра, такой спектр, невыносимо просто!
– Великолепно!? Потрясающе? – Аннет уставилась на него с ужасом, её взгляд полон отвращения, губы искривились в гримасе, а в груди заклокотала ярость, смешанная с тошнотой. – Из-за водителя грузовика, уснувшего тогда за рулём, я потеряла всё. Отца, маму, счастливое и беззаботное детство, абсолютно всё. По-вашему, это великолепно?
Марк осёкся, его улыбка померкла, и он неловко потёр руки, словно пытаясь стряхнуть с них невидимую вину.
– Да, конечно…Простите мою бестактность, мисс Коул. Мне очень жаль. Понимаю, что, несмотря на все эти годы, та боль, которую вы носите внутри…– Он быстро налил виски и протянул ей бокал. – В последнее время у нас дефицит «плохих» воспоминаний. Ваше – настоящее сокровище, редкость на рынке.
– Мне нужно сорок тысяч долларов, – она одним глотком осушила бокал и твёрдо посмотрела в глаза Марку. – Раз уж у вас дефицит…
– Да вы просто читаете мои мысли, мисс Коул! Именно эту сумму я и хотел вам озвучить! – Глаза Марка алчно блеснули. – Что ж, не будем затягивать, начнём процедуру!
Процедура прошла в тумане боли и воспоминаний, оставив её опустошённой, с пустотой в душе, где раньше пульсировала жизнь. Наконец, Марк вручил ей конверт — толстый, тяжёлый, с хрустом купюр внутри, – и Аннет, сжимая его в дрожащих пальцах, вышла на улицу, где свежий воздух ударил в лицо, но не смог развеять тошноту.
Она бросилась в больницу. Доктор Майбед как раз закончил свою смену и собирался домой.
– Спасите моего брата, доктор! – Аннет догнала его в коридоре, её голос сорвался в крик, и она сунула ему конверт, холодный и скользкий от пота на ладонях
– Господи, мисс Коул, но как? Откуда? – Доктор удивлённо уставился на конверт.
– Это не важно! – отрезала Аннет, мигрень нарастала, как молот в голове, раскалывая череп на осколки боли. Каждый удар пульса отзывался звоном в ушах. – Сделайте всё, чтобы Бойл выжил! Пожалуйста... – Она наспех попрощалась, слова путались от головокружения, и убежала домой, где могла наконец рухнуть в тишину, надеясь, что эта жертва не была напрасной.
– Да что вы такое говорите, доктор! Вы сказали, что сорока тысяч долларов хватит! – Аннет стояла в кабинете доктора Майбеда, под глазами мешки от бессонных ночей, взгляд нервный, движения хаотичны, как у загнанного зверя.
– Успокойтесь пожалуйста, мисс Коул. Я говорил, что это не точная цена, это – диапазон. Вот отчёт из клиники Муонго, ваш брат идёт на поправку, вы и сами его видели на прошлой неделе, ему намного лучше, – Доктор Майбед протягивает ей медицинский документ.
– Тогда какого хрена нужны ещё пятьдесят тысяч?!? – Она уже не говорила, а кричала, но доктор сохранял спокойствие и самообладание.
– Сейчас у него наблюдается положительная динамика, болезнь отступает, но, чтобы не было рецидива, нужно постоянно колоть вакцину и пить специальные препараты. Это штучные экземпляры, и они стоят больших денег, мисс Коул…
Слёзы стекали по её щекам. Она закрыла глаза и постаралась вспомнить своё детство с родителями, но ничего не получалось – одно сплошное чёрное пятно. Она знает, что была кухня, был пирог, но не могла этого вспомнить, как и не могла вспомнить их лица. Аннет помнит, что отец был высоким, а у мамы был заводной смех, но их лица…сплошная тень. И каждый день всё становилось только хуже.
– Я найду вам деньги…– Процедила Аннет сквозь зубы и выбежала из кабинета, сильно хлопнув дверью.
– Плохо выглядите, мисс Коул, как вы? – Марк обеспокоенно посмотрел на Аннет, сидящую на диване в его кабинете с бутылкой виски в руках.
– Мне нужно пятьдесят кусков…– Она опрокидывает бутылку и делает несколько больших глотков, ощущая, как огненная река жжёт горло, разливается теплом по венам, но не смывает боль
– Мисс Коул, за последний месяц вы прошли процедуру извлечения уже шесть раз…Вы отдали все светлые воспоминания детства…И такие частые процедуры…Они могут негативно сказаться на вашем психическом состоянии…– Марк встал и подошёл к ней. – Может быть, вам лучше взять паузу, отдохнуть?
– Может быть, вам лучше пойти в жопу, Марк? Мне нужны пятьдесят тысяч! – Она вновь опрокинула бутылку, на этот раз разлив содержимое на себя — виски пропитал блузку, холодная влажность прилипла к коже. Её руки дрожали, пальцы сжимали стекло так крепко, что костяшки побелели.
– За такие деньги вы должны предложить что-то действительно стоящее, мисс Коул…– Марк посмотрел в её затуманенные алкоголем и горем глаза.
– О да, у меня есть ещё кое-что, вам точно понравится, и вашим клиентам-извращенцам тоже. Тащите сюда свои приборы, я вам всё покажу.
Марк подключил себя и Аннет к чипам и ввёл капсулы.
Аннет закрыла глаза, и мир кабинета растворился.
Ей шестнадцать лет. Они с Бойлом в стенах детского интерната.
Уложив младшие группы спать, Аннет и со своей подругой Кристи отправились на веранду, чтобы покурить. На улице уже было темно, и только одинокий фонарь во дворе отбрасывал желтоватый круг света.
– Так, так, так, пойманы с поличным…– Сзади подружек раздаётся холодный голос директора интерната мистера Фрэнка.
Аннет с Кристи так и застыли, не сумев даже скинуть сигареты в кусты.
– Кристи, с тобой мы разберёмся завтра, а ты, Аннет, пошли в мой кабинет, обсудим твоё нарушение режима.
Поднявшись на третий этаж, они оказались в кабинете мистера Фрэнка –просторном, как паутина роскоши, с картинами на стенах, где краски таяли в полумраке, и камином, где поленья потрескивали, рассыпая искры, пахнущие дымом и сосновой смолой
Мистер Фрэнк подошёл к мини-бару и взял оттуда бутылку красного вина, налил содержимое в два фужера и сел на красивый чёрный кожаный диван напротив камина, его кожа скрипнула под весом, как предостережение.
– Присядь здесь, Аннет, – кивком головы он указал на свободное место рядом с собой, его улыбка скользнула, как тень по стене.
Она взяла фужер, который он протянул, пальцы его коснулись её руки – лёгкое, но липкое прикосновение.
– Выпей, Аннет. Это поможет расслабиться. Ты же не хочешь, чтобы твоё нарушение стало...серьёзным, – его голос стал маслянистым, как змея, скользящая в темноте, с паузой, полной угрозы.
Она сделала глоток, вино обожгло горло, оставив кислый привкус, смешанный со страхом. В этом мире мистер Фрэнк царь и бог, и никто не смеет ему перечить, иначе и так несладкая интернатская жизнь станет попросту невыносимой.
Мистер Фрэнк придвинулся ближе, его дыхание – горячее, с запахом табака и вина – коснулось её шеи. Рука его легла на её бедро, пальцы сжались.
– Ты красивая, Аннет. Такая... послушная. Давай забудем о правилах, – прошептал он, его губы приблизились к её уху, а другая рука скользнула по спине, поднимая блузку, обнажая кожу, холодную от ужаса.
Аннет замерла, сердце стучало, как барабан в груди, слёзы жгли глаза, но она не могла пошевелиться. Этой ночью она будет послушной.
Она открыла глаза, но в них уже не было слёз, не было страха — там зияла пустота, как рана, которую не залечить.
Марк отсоединил оба чипа, его лицо не выражало никаких эмоций. Это ужасно, по истине ужасно, но он видел воспоминания намного, намного хуже.
– До утра? – Он плеснул виски в свой бокал.
– Нет, в два часа ночи он уснул, и я ушла…– Стеклянный взгляд Аннет смотрел в никуда, голос её был ровным, с паузой, полной отчуждения.
– Мы сделаем из этого мини-фильм, несколько серий по пять минут: начало, кульминация, конец. Это будет хит продаж, тот, кто купит первую часть, уже не сможет устоять, чтобы не купить вторую, – Марк довольно припал губами к краям бокала и в уме уже подсчитывал прибыль. – Тебе нужно пятьдесят тысяч? Я дам тебе шестьдесят.
Очередная процедура прошла как в тумане, где звуки мира — далёкие, приглушённые, как сквозь воду. Аннет сидела на диване, две большие пачки денег в руках — холодные, шуршащие, как цепи свободы, обжигающие пальцы. Её взгляд был отстранён, пустота внутри пульсировала.
– Марк, я не могу вспомнить…– Прошептала она, голос дрогнул.
– Что вы не можете вспомнить, мисс Коул? – Он бережно укладывал минифлешки в капсулы хранения.
– Ничего…Детство, родителей, их лица и голоса…Я…Я не помню Бойла маленьким, как любила его…– Слёз у неё нет, только серое безразличие.
– Эффекты накладываются, мисс Коул…Частые процедуры оставляют свой след, а учитывая ваше…Кхм…Скажем так, не самое счастливое детство…– Марк уже видел такое. Человек, у которого счастливые воспоминания можно пересчитать по пальцам одной руки. И если он их все отдаёт, то мозг блокирует и все сопутствующие события, считая их ненужными. – В документах, которые вы подписывали об этом всё сказано.
– А…Понятно…– Аннет встала и отправилась домой. – «Мне нужно просто немного отдохнуть, немного поспать».
Аннет сидела на летней террасе кафе, где утренний воздух был лёгким, как первый глоток свободы, пропитанным ароматом свежесваренного латте.
Вокруг начиналась суета: первые потоки людей стекались по тротуару, как река, набухшая спешкой — шарканье подошв по брусчатке, приглушённые разговоры о дедлайнах и пробках, нервные вздохи, когда кто-то ронял ключи или торопливо проверял телефон.
Они неслись вперёд, в вихре нервов и обязательств, их лица — маски усталости под утренним макияжем и лёгкой щетиной.
Но Аннет оставалась в своём пузыре спокойствия, откинувшись на плетёном стуле.
– Мисс Коул? – Чей-то знакомый голос, низкий и настойчивый, как эхо из далёкого сна, вырвал её из этого пузыря, заставив моргнуть и поднять взгляд.
– Простите, мы знакомы? – Напротив стоял мужчина в очках, его лицо – знакомое, но размытое, как фотография, которую слишком долго держали под дождём. Он казался ей важным, как потерянный ключ, но память молчала, гладкая и пустая, как поверхность её чашки.
– Я доктор Майбед, мисс Коул, как вы можете меня не помнить? – Его голос дрогнул, удивление отразилось в глазах
– А…Понятно. Ну, у меня ничего не болит, доктор, спасибо, – Она делает глоток ароматного кофе.
– Причём тут вы, мисс Коул!? Ваш брат – Бойл. Два месяца назад в моём кабинете вы сказали, что найдёте деньги на вакцину и лекарства, и после этого пропали. Ваш телефон выключен. По вашему адресу никто не проживает. Что с вами случилось? – Голос доктора стал громче, с ноткой отчаяния.
– Всё хорошо, доктор, у меня ничего не болит…– Повторила она, глядя на него спокойно, как на незнакомца в толпе.
– Ваш брат, мисс Коул…Он умер месяц назад…– Доктор не мог поверить своим глазам, глядя на такую спокойную и умиротворённую девушку.
– А…Понятно, – Аннет делает ещё один глоток и закрывает глаза.
Воспоминание нахлынуло, как волна тёплого прибоя.
Она с родителями и братом Кевином приезжает в Диснейленд.
Шум толпы уже нарастал — смех детей, как звон колокольчиков, гудки машинок на миниатюрных трассах и далёкие крики с аттракционов, эхом разносящиеся по аллеям. Аннет держала Кевина за руку, чувствуя, как его пальцы, маленькие и липкие от утренней росы, крепко сжимают её ладонь, а в груди разливалось тепло.
Мир вокруг пульсировал жизнью.
Мама остановилась у лотка с угощениями, её лицо светилось улыбкой, – Подождите, детки, мама купит вам сладкую вату и газировку, – сказала она, её голос мягкий и заботливый. Аннет кивнула, чувствуя, как желудок урчит от предвкушения, а Кевин подпрыгнул на месте. Мама протянула им розовые облака сладкой ваты на палочках — лёгкие, пушистые, тающие на языке, и холодные бутылки газировки, пузырьки которой щекотали нос и шипели, как маленькие фейерверки. Аннет откусила кусочек, и сахар растворился во рту, оставив липкий след на губах, а газировка обожгла горло прохладой.
«Это счастье, – подумала она, облизывая пальцы, ощущая липкость сахара на коже. – Чистое, как снег, и вечное, как этот день».
Папа тем временем занял очередь на аттракцион, его широкие плечи маячили впереди, как маяк в тумане. Он обернулся, подмигнул им, и его смех, глубокий и раскатистый, смешался с общим гулом парка. – Не отставайте, семейка! – крикнул он, и Аннет почувствовала, как мир сжимается в этот миг – в тепло рук, в сладость угощений, в братскую ладонь.
Воспоминание обволакивало, как мягкое одеяло, но где-то на краю сознания шевельнулась тень, которая как будто шептала ей на ухо: «Это не ты…Это не твоё…».
