В мае месяце город засыпало теплым снегом. Тополя растущие по всюду обвалили столько пуха, что улицы покрылись огромными сугробами, и город стал напоминать предновогоднюю елку забитую снизу ватой.

До каникул оставалось каких-то пять минут и за эти пять минут весь мой мир рухнул…

- И я всем напоминаю, - заканчивала свою речь завша начальных классов Светлана Ивановна Тарковская по кличке «Сталкер», - что на осень кроме Муратова может остаться любой желающий, у которого хватит ума вытирать пионерским галстуком все что он вздумает. Оправдания, что прихватило живот и так далее - будете объяснять совету дружине. Всем понятно?

Строй пионеров собранный в актовом зале вздрогнул набирая воздуха в легкие и на выдохе сотрясая хилые стекольные рамы гаркнул:

- Понятно!

- Удачных каникул дети, - сказала Светлана Ивановна и махнула рукой словно дирижёр перед оркестром, - свободны!

Строй мгновенно превратился в бесноватую толпу и устремился по стертому дощатому полу на выход.

- Муратов! Останься, - успела поймать меня за рукав завша и притянула к себе, - что думаешь?

Тарковская или как называли ее учащие за глаза «Сталкер» была моим наказанием за грехи.

- Я тебя насквозь вижу, - говорила она мне в учительской, - все твои грехи знаю. Преступление и наказания читал? Вот я и есть наказание, так как своей совести у тебя нет и не будет.

Жила она неподалеку от школы, в частном кирпичном доме с огромным огородом и сеновалом. Для чего ей нужен был сеновал, я не понимал. Коров она с мужем не держала, коней и подавно не было. Ее дом напоминал мне рубку корабля, а огород словно корабельная палуба с мощными тополями-мачтами посаженными вдоль бортов. После школы, вечерами, Сталкер со своим мужем Иваном Алексеевичем копались в огороде пропалывая грядки клубники или поливая плантации зеленого чеснока. Детей я у них не видел. В школе поговаривали, что дети давно выросли и уехали на БАМ, оставив своих родителей на дальнейшее покорение целины. Впрочем на одиноких стариков эта парочка мало смахивала. Особенно Сталкер…

- А что тут думать, - вдохнул я, - все лето к вам на русский ходить буду.

- Сам виноват, - посмотрела она на меня, -из пионеров тебя уже исключили. Ты же в четвертом классе сейчас?

- Да. В четвертом, - ответил я.

- И комсомольцем навряд ли станешь. Вообще ты кем хочешь быть?

- Археологом.

- Копать значит любишь?

- Искать.

- Вот и проверим. Знаешь где я живу? Вечером приходи. В шесть часов жду тебя. Свободен.

Ровно в шесть вечера я стоял возле калитки Сталкера. Дверь открыл Иван Алексеевич.

- Помощник, - сказал он и махнул рукой, - заходь.

Я зашел в двор и закрыл за собой калитку. Рядом с крыльцом, лежала лохматая дворняга.

- Не бойся, - сказал Иван Алексеевич, - не кусает своих. Светочка! К тебе пришли.

Светочка. Представил я Сталкера Светочкой. Слабо получилось. Зато предательское чувство чего то общего со своими врагами я ощутил сполна. Такое чувство у меня уже однажды просыпалось. Дело было в садике, когда меня по каким-то причинам не забрали родители и я ночевал с воспиталкой Валей на одной раскладушке. Еще утром она меня била скакалкой по жопе, а ночью укрывала одеялом и рассказывала сказку чтоб я уснул. Как же мне трудно было на следующий день вывести ее из себя и прекратить называть меня ласкательными именем.

Валя трижды мне прощала нарушения тишины и на четвертый раз тихо сказав:

- Я уж подумала, что ты нормальный, Муратов, - стеганула скакалкой по спине.

И вот снова тоже самое наступило и сейчас. Мне налили чай с малиновым вареньем и расспрашивали как живут мои родители.

- Нормально живут, - ответил я, - на румынский гарнитур третий год копят. Вы же их видите на родительских собраниях.

- А дедушка с бабушкой?

- Абика с Бабаем живут тоже хорошо. Мне на велосипед копят, - ответил я и в знак любезности тоже задал вопрос:

- А ваши дети как поживают?

Иван Алексеевич взглянул на жену и потер колени:

- Ну что? За дело? Пошли покажу где лопаты.

Я поднялся из за стола и последовал за ним. Завша осталась на кухне задумчиво рассматривая чайную ложку, поворачивая ее то от себя то притягивала обратно.

Огород Тарковских был засыпан пухом. Грядки клубники, чеснока и лука лежали под толстым слоем белых тополиных семян. Пух тянулся от задней стены забора вплотную к дому, переходя через сеновал, словно через горный перевал.

- Ваня! Подожди, - Сталкер держа в руках грабли подбежала к нам. Я засмотрелся на нее. Волосы собрала в пучок. Трико с тесемками через пятки продето на стоптанных кедах. Клетчатая рубашка завязана узлом на талии. Такую я ее еще не видел. В школе в строгом костюме, на улице в сарафане или плаще да каблуках. А тут словно Клара Лучко к Бодулаю бежит на встречу.

-Смени одежду. Замараешь свою, - протянула она мне сложенные вещи, - новые, не ношенные. Что смотришь? Твой размер.

Я взял в руки трико и олимпийку. Приложил к себе. Действительно мой.

- Переодевайся и к нам, - улыбнулась она и перевернув грабли стала елозить ими по огороду собирая пух к стоящему возле забора мусорному баку.

Я забежав в дом быстро скинул свои брюки и рубашку. Натянул трико, пролез в олимпийку и посмотрел в зеркало. Нормально. Всегда такую хотел. Синяя, с красными полосками на плечах. Замочек под горло. В верхнем углу зеркала, на стальном креплении была зажата фотокарточка. Взяв ее в руки я пригляделся. Молодая Сталкер с Иваном Алексеевичем стояли возле городских фонтанов. Между ними стоял мальчик, по возрасту мой примерно ровесник. Я вложил обратно фотокарточку в крепление и вышел из дома.

Иван Алексеевич шел с метлой со стороны забора и сгонял пух. Ему на встречу, граблями тянула пух Сталкер. Меня они уже не замечали. На крыльце, возле кувшинчика с водой лежал коробок спичек. Подняв его, в моей голове созрел рационализаторский план. Пока эти двое мучаются с пухом, собирая его по всему огороду, я поступлю иначе…

С третей попытки ручеек сделанный по подобию бикфордова шнура вспыхнул и побежал в строну огорода. На секунду остановившись по кромке пухового одеяла застилавшего огород огонек рванул дальше, расползаясь по всему периметру заснеженного поля. Сначала на меня обернулся Иван Алексеевич, затем ошеломлено взглянула Сталкер и роняя из рук грабли рванула к убегающей от нее линии огня. Белое покрывало огорода вмиг превратившись в огненный ковер, запылало со всех сторон. Один огонек лизнул сеновал и стог сена захрустев вспыхнул, словно облитый керосином хворост. Со всех сторон что то вспыхивало и трещало. Сарай встроенный сзади дома, деревянный загон, уличный туалет. Иван Алексеевич метался из стороны в сторону пытаясь потушить эту огненную фиесту снятым с тела пиджаком. Сталкер носилась по двору пытаясь словить вспыхивающие огоньки пуха. Я тоже носился, то падая, то ползая по огороду туша свой рационализаторский план.

- Пожарку, - заорал Иван Алексеевич, - Светочка, вызывай ноль один! Скорее!

Три боевых пожарных отряда тушили дом Тарковских до позднего вечера. Тремя брандспойтами были залиты все комнаты кирпичного дома. Пол города сбежалось поглазеть как горит дом на набережной.

- Основное спасли, - сказал капитан-пожарник, - кто поджег знаете?

- Нет, - сказала Сталкер, - не знаем.

- Тимуровцу награду дайте, - пожал мне руку капитан, - он вызвал нас. Сообразил. Осторожней с огнем. Целиноград пылает!

- Хорошо, - устала произнесла Сталкер вытирая сажу с лица, - будем.

Во дворе, возле сгоревшего сарая сидел Иван Алексеевич. Я сел рядом с ним.

Он тяжело вздохнул и посмотрел на меня.

- Зато пуха нет. Правда?

- Извините меня, - чуть не плача сказал я, - не специально. Я думал…

- Знаю. Сам в детстве хату спалил. Корова заживо сгорела. А тут подумаешь сарайку в пепел превратили, - он подмигнул мне, - Сталкер только с тебя до осени не слезет.

- Это ладно, - улыбнулся я и не сдержавшись рассмеялся во весь голос.

Иван Алексеевич тоже захохотал, периодически хватаясь за живот.

На звук нашего смеха выбежала Сталкер , и глядя на нас тоже залилась смехом периодически размазывая слезы по своему чумазому лицу.

На утро в школе было тихо. Все ученики вышли на заслуженные каникулы. В учительской сидел я и Светлана Ивановна в строгом драповом костюме и на каблуках.

- В июне на тебе Толстой. На выбор. Каренина или Война и Мир.

- Война и Мир, - сказал я.

- Через месяц проверю. Не прочитаешь. На второй год сразу. Вопросы?

- Четыре тома?

- Если такой умный, то и Некрасов. Кому на Руси жить хорошо.

Я решил больше не испытывать судьбу и кивнул в знак согласия.

Весь июнь я читал В.Яна. Отец выписав книги из Московского издательства еще в январе получил их к лету. Отложив романы про Спартака и Македонского я погрузился целиком в татаро-монгольское иго. Читал я по вечерам, днем же помогал Сталкеру и Ивану Алексеевичу строить новый сарай.

Ровно через месяц. Первого июля 1991 года я отвечал на вопросы завшы по книге «Война и Мир», которую прочитал еще в третьем классе…