Парни, мальчики, мужчины, ну может быть уже хватит ныть?!? Хотите завести отношения, так начните с малого. Заведите сначало кота или собаку. Научитесь ухаживать, заботиться не только о себе, хотя о большей части малолетних нытиков, ещё заботятся родители, а о ком-нибудь ещё. Только сами, без мам, пап, бабушек и прочих окружающих. Сами кормить, убирать лоток или выгуливать животное. Играть, мыть, учить, посещать ветеринара и дрессировщика, если это собака. И сразу дурные мысли пройдут. Когда тебя дома, кто-то ждёт, от тебя зависит, то жить становится интереснее. А потом, глядишь и девушка, а может и женщина, как-то появиться. А ныть, что не видишь смысла жизни - это проявление нарциссизма. Учтите, жизнь одна и прожить её нужно так, что бы от тебя, хоть что-то осталось. А будут, это дети, красивые здания, роли в кино или театре, или просто хорошая память о тебе у друзей и родственников, особо не важно. Главное, что бы она была!
Каждый вечер, ровно в одиннадцать, Алексей выходил к лавочке у подъезда. Ритуал был прост: щелчок зажигалки, первая затяжка, и густой дым, плывущий в прохладную темноту начинающейся ночи. Это были его пятнадцать минут тишины. Пятнадцать минут, когда он принадлежал только себе.
Жизнь Алексея, как и у многих, делилась на две части. Одна — завод. Другая — дом. И ни в одной из них не было ему покоя. На заводе, после смены собственника, началась каторга: больше станков, отчётов, штрафов за опоздание на три минуты. А зарплата оставалась прежней, будто вмёрзшей в лёд. А дом — это тесная квартира-полуторка, где его ждал не уют, а война с начинающимся маразмом тёщи и уставшая жена, разрывавшаяся между работой и больной матерью.Вечерние перекуры были ему нужны, как глоток воздуха. Чтобы забыть о чистеньких менеджерах, не понимавших в его грязной работе слесаря ровным счётом ничего, зато свято веривших в свою бумажную волокиту. Чтобы не слышать уставшего ворчания жены, выжатой борьбой с маразмом матери и от того смотрящей на него пустым, невидящим взглядом.И потому он каждый день выходил в подъезд в любую погоду. В дождь или снег стоял под узким козырьком, в жаркие вечера располагался на лавочке. Он нуждался в этой тишине сильнее, чем в никотине.
Однажды выпал день, будто специально собранный из самых неприятных моментов его жизни. На работе, во время очередной экскурсии «эффективных управленцев», одна из дам в ослепительно-белой блузке, встретившись с ним взглядом, посмотрела с таким нескрываемым, физическим отвращением, будто он был не человек, а грязная лужа, в которую она вот-вот наступит. Этот взгляд, полный брезгливой жалости, обжёг больнее, чем случайная искра от сварочного аппарата.И дома его ждала очередная буря. Ещё на лестничной клетке он услышал истошные крики. У тёщи снова начался приступ паранойи. Растрёпанная и дикая, она металась по кухне, тыча пальцем в собственную дочь и выкрикивая, что та подмешивает ей в чай яд. Жена, бледная, с глазами, полными слёз и отчаяния, беспомощно пыталась её успокоить. Пока вызывали скорую, пока унимал рыдающую жену, он вышел на свой перекур позже обычного.
Была уже осень, но пока без дождей — первые дни, которые радуют своей прохладой после жаркого душного лета. Алексей сел и с глубоким вздохом потянулся за куревом. И словно в ответ его вздоху, обычную тишину нарушил шорох. Из-за кустов, обрамляющих придомовые газончики, на тусклый свет лампочки, робко показалась худая собака. Грязно-белая шерсть, торчащие рёбра и тоскливые умные глаза. — Кыш! — сердито буркнул мужчина, махнув рукой и вложив в этот жест всю свою усталость. Пёс отступил на шаг, но не ушёл. Он просто сел, словно понимая, что у этого человека свои пятнадцать минут отчаяния, и он не станет их делить ни с кем.На следующий вечер сцена эта повторилось. Только на «кыш» пёс не отреагировал вовсе. Он просто смотрел. Долгим, всё понимающим взглядом. А мужчина, отведя глаза, докурил и, уходя, бросил: — Ладно, стой, если охота.
Так и пошло с тех пор. Два молчаливых существа в полумраке. Одно — выпускало дым, другое — сидело рядом. А потом, в один особенно скверный день, когда начальник на заводе в очередной раз объявил о «новых эффективных обязанностях» и «дисциплинарных взысканиях», мужчина вынес не только сигарету. В кармане словно случайно завалялась краюха хлеба, которую он бросил псу. — На, ешь. Пёс посмотрел на него внимательно, пристально и мгновенно сожрал кусок.
И теперь, выходя на свой вечерний перекур, мужчина помимо сигарет брал и еду для пса. К хлебу добавлял иногда кусочек сала, а то и кости какие. Выходил и тихо свистел в темноту, из которой выходил пёс. И пока пёс ел, Алексей как-то неожиданно для себя стал рассказывать ему о своей жизни.Он говорил псу то, что не мог сказать никому: о тупой злобе мастера, о том, как унизительно выпрашивать аванс, потому что до зарплаты не хватает, о чувстве, что он — белка в колесе, которая бежит всё быстрее, но никуда не движется. О том, как обманула жизнь или он сам обманулся в ней. Пёс слушал, положив морду на лапы, и вежливо вилял хвостом. И в его молчаливом участии была такая поддержка, какой Алексей не получал ни от кого.
А потом умерла теща. Хоронить её поехали в родную деревню. Несколько дней суеты, малознакомых лиц, ритуальных обедов. Когда вернулись в город, в квартире стало просторнее и тише, но от этой тишины было не по себе.
Вечером он вышел на перекур как обычно. Как обычно, свистнул в темноту. Но пёс не пришёл. Алексей долго сидел в этот вечер, выкурил не одну сигарету, как обычно, а три. Хлеб и пару крупных костей с ошмётками мяса оставил в кустах. Утром, уходя на работу, заглянул — угощение оказалось нетронутым.В этот же день, сразу после работы, Алексей пошёл на окраину города — туда, где раньше видел стаи бродячих собак. Он бродил по пустырям, подзывал пса тихим свистом. Но его нигде не было. На душе было болезненно и гадко. Он представил собаку мёртвой под колёсами бешено мчащейся машины или в виде шкуры у живодёров.
На следующий вечер, с каменным лицом, он вышел в подъезд. Закурил. Сердце сжалось в комок. Прошло пять минут, десять. Он уже хотел тушить окурок, как вдруг услышал знакомый шорох. Из той же тьмы вышел пёс и, как в первый раз, посмотрел на него долгим, пронзительным взглядом. Он снова похудел и выглядел больным. Но был жив. — Ты! — вырвалось у Алексея, и он сам удивился хрипоте в голосе. Он словно рухнул на колени и протянул к животному руки. Пёс кинулся к нему и ткнулся мокрым носом в щёку. В тот миг что-то в мужчине перевернулось. Решение пришло мгновенно. — Пошли домой, — твёрдо сказал Алексей. — Хватит нам в подъезде торчать.
Он втолкнул пса в квартиру. Жена, мывшая посуду на кухне, обернулась и застыла с тарелкой в руках. — Что это? — тихо спросила она. — Это наш. Теперь наш, — сказал Алексей. Тишина длилась секунду. Потом разразилась буря. Крик, визг, слёзы. «Где мы его держать будем? На что кормить? У нас своих проблем полно! Ты с ума сошел! Выгоняй его сейчас же!». Он пытался говорить, объяснять, просить наконец-то. Но её истерика от этого становилась лишь сильнее. «Собаку пожалел, — верещала жена, — а меня кто пожалеет?!». Пёс, прижав уши и поджав хвост, жался к его ногам. В глазах жены Алексей увидел не просто злость, а настоящий, животный ужас перед новой проблемой, новой грязью, новой ответственностью. И он понял: это проигрышная битва. Молча он открыл дверь и вытолкнул собаку на площадку.
На следующее утро, рано, когда утренний свет только начал пробиваться сквозь отступающую ночь, из подъезда вышел Алексей. Не в рабочей робе, а в старой поношенной куртке. За плечами висел потрёпанный брезентовый рюкзак, набитый самым необходимым. Он глубоко вдохнул свежий воздух, свистнул и решительно направился в сторону пригородной остановки. Рядом с ним, помахивая хвостом, трусила собака. Алексей опустил руку и ласково, по-хозяйски, потрепал её по голове.
Впереди была дорога. И тишина. Та самая, которую он каждый день крал у своей жизни на пятнадцать минут, но теперь ему их было мало.
Две кошки живут, у каждой своя жизнь, друг с другом пересекаются только у миски с едой. А я всю жизнь мечтал о большой, я бы даже сказал огромной собаке, типа сенбернара или водолаза.... Могу вашу псину взять, если не нужна стала... На породистых денег нет.
Ну что же, мое одинокое таёжное приключение продолжается.
Вчера к вечеру охотник уехал, и я смогла заниматься делами дальше.
Затопила баню и перестирала все вещи. Все Женькины вещи. Когда он вернется на станцию, то у него абсолютно всё будет чистое)
Убралась в доме. Намылась в бане. После всех напряженных дней баня была настоящим лекарством.
Самое опасное, когда расслабишься, — не услышать будильник и проспать передачу метеосводки.
Но пока что всё хорошо, и данные отправляю без пропусков.
Сегодня после подъема я позанималась спортом и задалась вопросом: «Что же сегодня полезного можно сделать?»
Вспомнила, что из-за суеты не убрала с метеоплощадки снегомерные рейки. На летний период их обязательно нужно убирать с площадки.
Тогда я построила себе план работ на площадке: убрать рейки, перекопать оголенный участок земли и установить термометры Савинова (о них писала тут: Работа на ТДС в тайге. Термометры Савинова).
Оголенный участок земли размер 6 на 4 метра. Вся метеоплощадка покрыта травой, но есть оголенный участок земли для наблюдения за температурой подстилающей поверхности (земля или снег) и температурой на малых глубинах(термомент Савинова глубины от 5 до 20 см).
Начала с реек. Выкопала их и убрала на склад.
Пошла с лопатой к оголенному участку. Копнула разок и поняла, что еще рано им заниматься.
Почва еще перенасыщена водой, и перекопка с установкой термометров пока что откладывается до момента, пока почва не станет более сухой.
Немного расстроилась, потому что хотелось что-то поделать на теплом солнышке.
Тогда решила сделать фотосессию с Локи и Петровичем.
Взяла штатив и пошла к пацанам. Они обрадовались вниманию, хотя я их вообще им не обделяю.
Хотела, чтобы фото получились более четкие и чтобы пацаны как-то фотогеничнее смотрелись, но вышло, что вышло.
Локи грациозен как всегда !)А Петрович.... Ну это Петрович!)
После фотосессии мы пошли готовить всё для следующей бани, чтобы когда захочется помыться, можно было просто чиркнуть спичкой и всё.
Потому я наколола дров и наносила воды.
Время прошло быстро, и наступил момент, когда надо заводить генератор.
Сходила набрала из бочки бензин в канистру. Заправила генератор и включила свет.
А когда работает свет, то можно и позаниматься 1С. Уже пять дней не занималась и почти выбилась из графика подготовки к экзамену.
Так и прошел мой уже пятый одинокий таёжный день.
Мы с Женей за все совместные годы никогда так надолго не расставались. Максимум был 3 дня разлуки. Мы даже работали и до станции почти всё время вместе.
Потому так странно так долго быть без Жени. Как будто ты голый всё время. Будто чего-то не хватает.
Женя уже в Сеймчане, но пока что точно неизвестно, когда он вернется.
Чувствует себя уже лучше. Последствия уколов понемногу проходят.
Я надеюсь, что к концу недели мы уже снова будем вместе)
Мне несложно быть на станции одной, но я уже скучаю по Женьке)
До сих пор не знаю, кто виноват: я, муж, или вся эта деревня с её «традициями». Но спустя 25 лет чувство вины всё равно душит, как ошейник.
Всё началось с белой дворняжки размером с тапок. Когда я переехала к мужу в село, она встретила меня виляющим хвостом: прыгала, тыкалась носом в ладони. А я… Я с детства до дрожи боюсь собак.
Каждый её подход — адреналин, сердце в горле. Она быстро поняла: играть я не буду. Стала смотреть исподлобья, рычать у забора. А потом к ней начали приходить гости — соседские псы. По ночам. Сейчас я знаю: надо было стерилизовать. Но 25 лет назад ветеринар в селе был как единорог — все слышали, никто не видел.
Главный кошмар? Туалет. Его в доме не было. Ночью — только во двор, через стаю собак. Я будила мужа: «Пойдём со мной!». Сначала он ворчал, но шёл. Потом начал огрызаться: «Да иди одна, они же не кусаются!».
А я… Я брала швабру. Днём — как рыцарь с мечом, ночью — как загнанный зверь. Родители мужа хлопали дверью: «Раньше все так жили!». А племянник подлил масла в огонь — привёз ещё одного пса.
Тогда я взорвалась. Истерика, слёзы, крик: «Я больше не могу бояться в своём же доме!». Муж, уставший от «спектаклей», решил всё радикально: погрузил собак в багажник и высадил в парке. Говорил: «Они умные, выживут».
Не выжили. Через три дня он поехал искать — ни следа. Может, спрятались. Может, убежали подальше от людей, которые предают. Их глаза в тот день до сих пор стоят передо мной: будто спрашивали: «За что?».
Сейчас дети просят щенка. А я — нет. Потому что помню, как легко стать тем, кто бросил. И как тяжело потом смотреть в зеркало.
Кнопка
P.S. Если ваш муж говорит «просто выбросим» — не верьте. Это не «просто». Это навсегда.
А у меня 5 месяцев назад умерла рыжая крольчиха Душечка. Я очень за ней скучаю. И тоже не могу понять тех, кто говорит, заведи другого кролика. Она же была одна такая, моя зайка.
Часто смотрю её фотки. Остались ее игрушки, вещи. я очень за ней скучаю до сих пор. Переживаю, что не смогла ее вылечить. Она прожила со мной 4 года.
Много смотрю на крольчат из питомников. Но не могу представить другого зайчика вместо Душечки.
Дома ещё живут 2 стареньких кота. 16 и 15 лет.
Боюсь представить, что им тоже немного осталось.
Наверное, это мои последние домашние животинки. Очень больно их терять (
Почти пять месяцев назад у нас умерла собака, ей было четыре года. Мы были с ней друзьями. Моя девочка рыжая. Я не буду рассказывать историю её смерти - это грустно и уже не важно. На самом деле собака была у нас. Просто моя семья пережила её смерть, а я нет. Пишу в надежде получить поддержку, как с этим горем смочь справиться, чтобы жить дальше. Мои очень пытались помочь, но страшно устали от меня. Дом стал похож на кладбище, где я всегда плачу (а это ещё они видят очень мало).В общем, не могу сама. Не могу справиться с отчаянным отчаянием. Мне очень больно. Пожалуйста, не предлагайте завести других собак. Если есть у вас какие-то слова, чем подпитаться, буду благодарна.
