Первые в России рождественские елки были "сладкие"
В 1817 году в старой российской столице - Москве была поставлена рождественская елка. Собственно, это была самая первая праздничная елка в стране. Организовала ее немецкая принцесса Шарлотта Прусская - правда, к тому времени она вышла замуж за царя Николая I, приняла православие и превратилась в Александру Федоровну. Даже русский язык начала учить - благодаря самому известному российскому гувернеру тех лет Василию Жуковскому.
Елку организовали исключительно для царской семьи и придворных, но вскоре они стали продаваться и для простых людей. Причем продавали их в кондитерских лавках - полностью наряженными, в качестве игрушек на них висели конфеты, пряники и прочие сладости.
При этом многие считают, что "елочную" традицию в Россию ввел Петр I. Он действительно издал подобный указ, но его проигнорировали: хвойные ветви еще с XVI века были символом питейных заведений. Наряжать в святой рождественский праздник "кабачное" дерево было как-то, так сказать, "не по-православному".
А вот ещё несколько моих статей о российской истории:
Зимние радости по-дореволюционному
Накануне праздников напрашивается исторический пост про то, как отмечали их до революции, но такой пост у меня уже был. Поэтому рассказ будет о том, как зимой развлекались.
У крестьян работы хватало и в зимнее время. Уход за скотиной, изготовление холстов, плетение лаптей, повседневная рутина. К тому же часть крестьян уезжала в город на заработки, чтобы вернуться весной к началу сельскохозяйственных работ. Времени оставалось не так уж много, но развлечения у крестьян все же были, особенно у молодежи.
Вечерами устраивались посиделки, они же посидухи, засядки, засиды. Были и другие многочисленные локальные названия, так как явление было повсеместное. Дневные посиделки часто проводились девушками и женщинами, и они совмещали общение с рукоделием и прядением. Посиделки, проводимые вечером - вечорки, вечеринки и не только. Некоторые крестьяне предоставляли место для этих мероприятий в обмен на дрова или какие-либо услуги. На вечорках собиралась преимущественно незамужние девушки и холостые парни. Они пели, танцевали и, конечно, флиртовали. Еще одно часто встречающееся название коллективного досуга и общения - беседы. Как видно из названия, на беседах чаще всего именно беседовали, обсуждали новости, делились впечатлениями. Иногда были беседы, рассчитанные на мужскую компанию.
Среди любимых зимних развлечений – катание с горок, игра в снежки. При этом с горок на санках катались не только дети, но и взрослые. Горки оборудовали и в сельской местности, и в городах. Многие любили зимние катания на санях. Иногда для этого собирались большой компанией и гоняли на высокой скорости. Случалось, что на поворотах кто-то из пассажиров вылетал в сугроб. Особенно много подобных заездов устраивалось на праздниках.
Популярным детским развлечением был кубарь. Кубарь представлял собой цилиндрический предмет, напоминающий волчок. В него играли круглый год, но зимой чаще.
Рассказывая о детстве в Тульской губернии 18 века, А. Т. Болотов вспоминает любимую местными мальчишками игру «килка», которая напоминала хоккей, только участники были без коньков. Возможно, речь шла о зимнем варианте игры «кила», которая появилась еще в Новгородской республике.
Во время зимних праздников (Рождество, Новый год, святки, длившиеся до крещения) дети и молодежь ходили колядовать. Они перемещались от дома к дому, распевая при этом традиционные песни. Хозяева угощали их сладостями или давали денег. Особенно любили колядки на территории современной Украины.
Н. К. Пимоненко "Колядки" (Конец XIX века) Херсонский областной художественный музей им. А. А. Шовкуненко
Другим популярным развлечением были ряженые. Знаком, что хозяева дома рады таким визитёрам, была свеча или лампа на окне, но могли прийти и без приглашения. Ряженые всеми силами старались остаться неузнанными. Костюмы для этого могли быть самыми разными. Рядились цыганами, представителями различных профессий, молодёжь – стариками и старухами, но самыми частыми были образы животных: лошадей, медведей, журавлей. Популярным персонажем была коза.
Озорники надевали на себя старую одежду, мазали лицо сажей, углем или свеклой, вешали бороды из мочала. Чтобы изменить голос и черты лица, могли прятать во рту куски репы или иных овощей. На территории Новгородской губернии ряженых называли окрутниками и самокрутками. Местные жители особенно любили образы медведей и лошадей.
Чтобы изобразить журавля, обычно выворачивали верхнюю одежду и прятались под неё таким образом, чтобы один рукав был над головой. В него просовывали длинную палку с торчащей веткой, которая была клювом. Чтобы изобразить медведя, выворачивали мехом наружу меховые тулупы. На руки надевали мохнатые рукавицы, а к ногам могли привязать еще и металлическую посуду, которая звенела, когда ряженый пускался в пляс. Медведь был дрессированным и выполнял разные трюки, иногда высмеивая односельчан.
Самый простой способ изобразить лошадь – сесть верхом на коромысло. Спереди на него вешали валенок, изображавший голову, сзади приделывали хвост из мочала. Почти что хоббихорсинг. Чаще лошадь изображали два идущих друг за другом парня, положивших себе на плечи две жерди, на которые накидывали ткань. Иногда, чтобы сымитировать туловище, между жердями вешали короб. Встречались и более сложные конструкции. На лошади мог сидеть «мужичок» с большой бородой из мочала. Лошадь фыркала, пританцовывала, пыталась обнюхивать прохожих, особенно девушек. А если девушка не нравилась, её могли толкнуть или лягнуть.
В Новгородской губернии были и другие шутки. Например, сопровождавший лошадь цыган предлагал хозяевам поменять её на кого-то из домочадцев или скотину. Далее шёл шутливый торг, а когда хозяин, наконец, соглашался, лошадь с громким ржанием убегала из избы. Или был другой вариант, для девушек. Конь или медведь падал, а сопровождавший его человек ворчал, что девушка заморила животину. За это требовалось купить хоть шкуру. За сколько рублей сторговались, столько раз девушку могли ударить ремнём. А если девушка чем-то ранее не угодила, её могли отстегать и серьёзнее. Сходные развлечения были и в других губерниях.
На Святках и особенно Крещенье девушки часто гадали на суженого. Способов было много. Например, кинуть за спину обувь. В какую сторону укажет носок, с той стороны приедет жених. Лили в воду воск, а потом смотрели на очертания появившихся фигур. Гадание с зеркалом показано в балладе «Светлана» Жуковского. О гаданиях пост тоже уже был.
Из воспоминаний кавалерист-девицы Н. А. Дуровой: «Настали святки, начались игры, переодевания, гадания, подблюдные песни. В нашей стороне всё это сохранилось ещё во всей своей свежести; все мы, старые и молодые, очень протяжно припеваем: слава! и верим, как оракулу, что кому вынется, тому сбудется, не минуется; и я, как мои подруги, шептала на свое золотое кольцо и клала его под салфетку в блюдо; но как я моему кольцу говорила не то, что мои подруги говорили своим, то очень удивлялась, если мне, вместо саней, выходила кошурка! Если которая из подруг не была тут и спрашивала меня на другой день, что тебе вышло: “Да вот эта гадкая кошурка!!” – “Гадкая кошурка!.. Да ведь это лучшая песня из всех!.. Ну, а тебе какой бы хотелось?” Я не могла сказать, какой именно: это была глубокая тайна моя!.. Впрочем, по наружности я ни в чем не отставала от моих подруг и, увлекаемая силою примера и ветренностию моего возраста, делала всё то же, что и они.
В один вечер подруги мои собрались у меня. После всех возможных игр побежали все мы с зеркалом в руках наводить его на месяц; каждая кричала, что видит кого-то, и со страхом, настоящим или притворным, передавала зеркало в руки другой. Дошла очередь до меня; я навела зеркало на месяц и любовалась его ясным ликом... “Ну, что!.. Видишь ли что-нибудь?..” - спрашивали меня со всех сторон. “Постойте! ещё ничего покудова!..” Это я сказала громко и в ту же секунду услыхала, что снег захрустел от чьей-то тяжкой походки; подруги мои взвизгнули и побежали; я проворно оглянулась: это был мой Алкид! Он услыхал мой голос, оторвался и прибежал ко мне, чтоб положить свою голову на моё плечо. Ах, с каким восторгом обняла я крутую шею его!.. Подруги мои воротились, и громкий хохот их заставил доброго коня моего делать картинные прыжки, все, однако ж, вокруг меня; наконец я отвела его к дверям конюшни, и он очень послушно пошёл в своё стойло. <…> Воротясь в залу, подруги мои рассказывали молодым дамам, что мой Алкид и прыжками своими, и брыканием разогнал всех возможных суженых и что они не могли никого увидеть. <…> Решено заключить все роды гаданий бросанием башмака через ворота. <…> Все мы построились в шеренгу против ворот; я была в середине, итак, начинать было не мне; поочередно каждая снимала свой башмак, оборачивалась спиною к воротам и бросала башмак через голову и через ворота. Все мы бежали опрометью смотреть, как он лёг, в которую сторону носком; девица надевала его, и мы опять становились во фрунт. Дошла очередь до меня; я скинула свой атласный светло-голубой башмак, оборотилась спиною к воротам... В это время послышался скрып полозьев; но мимо дома нашего проезжали так же, как и мимо всякого другого, итак, этот скрып не помешал мне сказать моему башмаку, что куда я поеду, чтоб туда он упал носком. С последним словом я бросила его через голову за ворота. Башмаки моих подруг падали тотчас подле ворот; но я была сильнее их, итак, башмак мой полетел выше и далее. В то самое время, как он взвился на воздух из руки моей, какой-то экипаж быстро подкатился, остановился и восклицание: “что это!..” оледенило кровь мою; я окаменела от испуга: это была матушка!.. Она приехала, и башмак мой упал к ней в повозку».
Некоторые вышеперечисленные развлечения любили и дворяне. Барышни тоже с удовольствием гадали и катались с горки. Молодёжь тоже с удовольствием ряжеными заявлялась в гости и «интриговала», то есть заставляла гадать, кто скрывается под маской. При этом говорить в слух о своих догадках было не принято, чтобы не лишить удовольствия других участников. Маске говорили об этом тихо, чтобы этот человек мог подтвердить или опровергнуть догадку кивком головы или незаметным пожатием руки. Традиционно на зимнее время приходилось наибольшее число балов, маскарадов, иных светских событий и театральных премьер, но это уже отдельная история.
Воспроизведение гравюры М. Рашевского по оргиналу Г. Бролинга. Каток на Фонтанке в Санкт-Петербурге. Вырезка из журнала «Нива», конец XIX — начало XX вв.
Занятием, достойным представителей благородного сословия, было катание на коньках. Считается, что коньки в Россию впервые привёз из Голландии Пётр I, и первоначально они привязывались к сапогам. Затем он наладил производство в Туле и внёс изменение в конструкцию, соединив лезвие с обувью. Коньки стали удобнее, а их переднюю часть украсили лошадиные головы, что и дало название новинке. Но вскоре коньки утратили популярность. Интерес к ним вернулся во второй половине 19 века. Популярным катание на коньках вновь стало во второй половине XIX века. В 1864 году в Санкт-Петербурге был открыт первый в Российской империи конькобежный клуб. В 1865 году в Юсуповском саду был открыт первый общественный каток. Самым популярным был каток в Таврическом саду. Для катаний часто огораживали участки на замерзших реках.
Воспроизведение цинкографии О. Ренара по рисунку Дика де Лонли. Каток в Зоологическом саду. Вырезка из газеты «Московский листок», 1892 г.
Москвичи катались на Патриарших прудах. А. И. Куприн описал этот каток в «Юнкерах»: «В ту же субботу, ранним вечером, успел Александров сбегать с коньками на небольшой, но уютный и близкий от дома каток Патриарших прудов. Там нынче не было музыки, но зато беговое ледяное поле, находившееся под присмотром ревностных членов конькобежного клуба, отличалось замечательной чистотой и зеркальной гладкостью. Над деревянной кабинкой, где спортсмены надевали на ноги коньки, пили лимонад и отогревались в морозные дни, — висел печатный плакат: "Просят гг. посетителей катка без надобности не царапать лед вензелями и не делать резких остановок, бороздящих паркет".
Александров сначала опасался, что почти шестимесячная отвычка от "патинажа" даст себя знать тяжестью, неловкостью и неумелостью движений. Но когда он быстрым полубегом-полускоком обогнул четыре раза гладкую поверхность катка и поплыл большими круглыми, перемежающимися размахами, то сразу радостно почувствовал, что ноги его по-прежнему работают ловко, послушно и весело и отлично помнят конькобежный темп.
Какой-то пожилой толстый спортсмен, с крошечной круглой шапочкой на голове, воскликнул, сбегая на коньках с деревянной лестницы:
— Браво, господин юнкер! Браво, браво, молодцом.
Александров с широкой улыбкой приложил правую руку к своей барашковой орленой шапке и подумал не без гордости: "Это еще пустяки. А вот ты лучше погляди на меня в следующий вторник, на Чистых прудах, где я буду без шинели, без этого нелепого штыка, в одном парадном мундире, рука об руку с ней, с Зиночкой Белышевой, самой прекрасной и грациозной барышней в мире…"» Также москвичи любили каток в Зоологическом саду.
На катке Левин встретился с Китти Щербацкой в романе «Анна Каренина»: «Был ясный морозный день. У подъезда рядами стояли кареты, сани, ваньки, жандармы. Чистый народ, блестя на ярком солнце шляпами, кишел у входа и по расчищенным дорожкам, между русскими домиками с резными князьками; старые кудрявые берёзы сада, обвисшие всеми ветвями от снега, казалось, были разубраны в новые торжественные ризы <…> На льду собирались в этот день недели и в эту пору дня люди одного кружка, все знакомые между собою. Были тут и мастера кататься, щеголявшие искусством, и учившиеся за креслами, с робкими неловкими движениями, и мальчики, и старые люди, катавшиеся для гигиенических целей <…> Николай Щербацкий, двоюродный брат Кити, в коротенькой жакетке и узких панталонах, сидел с коньками на ногах на скамейке и, увидав Левина, закричал ему: — А, первый русский конькобежец! Давно ли? Отличный лёд, надевайте же коньки.— У меня и коньков нет, — отвечал Левин, удивляясь этой смелости и развязности в её присутствии и ни на секунду не теряя её из вида, хотя и не глядел на неё. Он чувствовал, что солнце приближалось к нему. Она была на угле и, тупо поставив узкие ножки в высоких ботинках, видимо робея, катилась к нему. Отчаянно махавший руками и пригибавшийся к земле мальчик в русском платье обгонял её. Она катилась не совсем твёрдо; вынув руки из маленькой муфты, висевшей на снурке, она держала их наготове и, глядя на Левина, которого она узнала, улыбалась ему и своему страху. Когда поворот кончился, она дала себе толчок упругою ножкой и подкатилась прямо к Щербацкому; и, ухватившись за него рукой, улыбаясь, кивнула Левину». ВС1889 года в Российской империи проводился чемпионат по конькобежному спорту. В 1908 году олимпийским чемпионом в дисциплине «специальные фигуры» стал Николай Панин-Коломенкин.
И это лишь часть зимних развлечений.
Указу Петра Первого о праздновании Нового года исполняется 325 лет
Яркая иллюминация преобразила и улицы российских городов. Нарядные елки, игрушки, по которым можно изучать историю. Классические блюда для застолий и шумные гуляния. Обычаи, уходящие корнями в века.
В этом году исполнилось 325 лет указу Петра Первого о праздновании Нового года. Как зарождались традиции, которые мы все так любим? Ольга Паутова расскажет и покажет.
Источник: Первый канал
Елочные украшения в Российской Империи
Новый год – советский праздник
... Никаких елок в крестьянских избах зимой не было (да и откуда их было взять, если даже сучья для протопки избы приходилось покупать у помещика-владельца леса, либо, если нет денег, красть у него, за что крестьян нещадно секли)... Именно большевики подарили праздник новогодья большинству населения бывшей империи и нам – их потомкам.
Московский ПКиО «Сокольники». Катание детей на тройке. С Новым 1955 годом!
Пришло время новогодних торжеств. Новый год — один из самых чудесных праздников, который в России имеет особое очарование. Если на Западе это скромный «довесок» к Рождеству, завершающий тихий семейный аккорд долгих шумных рождественских празднеств, то в России он один из главных долгожданных, любимейших и поистине всенародных праздников. Кто не вспомнит в Новый год чарующий запах ели, вокруг которой ребенком водил хороводы с друзьями, запах апельсинов, непременно присутствующих на новогоднем столе, подарки Деда Мороза, лежащие под елочкой. Новый год — это ночь, когда хочется верить в волшебство, в воплощение самой смелой мечты, которую загадываешь под звон курантов. Это ночь, когда не принято и не хочется думать о раздорах и спорах, о политике и экономике, новогодние чары должны примирять, и, случается, примиряют самых озлобленных противников. Это ночь, когда на темные улицы народ вываливается веселой гурьбой и незнакомые люди радуются друг другу как лучшим друзьям.
Но нет, умудряются все-таки наши либералы, пришедшие к власти в 1991 году с лозунгами о деидеологизации, даже в приятные предновогодние приготовления влить яд антисоветской пропаганды. Не могут они упустить повод облить грязью советскую цивилизацию. К примеру, включаю декабрьским утром «Радио России» — известную радиостанцию, которая со свойственной ей «скромностью» рекомендует себя «настоящим радио», а там — рассказ об истории новогоднего праздника. Сообщив о языческих корнях Деда Мороза и о «новогодней реформе» Петра Великого, перенесшего этот праздник с 1 сентября на 1 января, задушевный женский голос продолжает: «После Октябрьского переворота 1917 года новогодняя елка была запрещена, и дети Советской страны были лишены Деда Мороза и Снегурочки вплоть до 1935 года». То есть, большевики были настолько бесчеловечны, что покусились даже на этот чудесный праздник новогодья, который все мы так любим. Но, увы, неудобно за наших журналистов, которые раньше доходили до нелепостей в восхвалениях Советской страны и коммунистической идеологии, а теперь доходят до абсурда в их критике. Случалось встречать и статьи о восьмилетнем — с 1928-го по 1935 год — «полузапрете» на рождественские елки в СССР, но авторы этих статей, ставившие перед собой примерно те же цели, все-таки старались придерживаться исторических фактов.
Маленькая помощница
Запрещали ли большевики новогодние елки?
Радиослушатель, наивно поверивший рассказу журналистки «настоящего радио», напрасно будет искать в документах Совнаркома за 1917 год указ о «запрещении новогодних праздников». Так же тщетно он будет рыться в архивах ФСБ в поисках резолюций о борьбе ГПУ—НВКД с лицами, наряжавшими новогодние елки. Все эти страшные истории существуют лишь в воспаленном воображении журналистов, подвизающихся на ниве антисоветской пропаганды, за которую теперь неплохо платят. В реальности первые 10 лет советской власти никто рождественские елки и рождественского деда — а мы должны осознать, что в те времена ель и Дед Мороз ассоциировались не столько с Новым годом, сколько с православным Рождеством — не отменял. Равно как никто в 1917 году не запрещал и празднование Рождества Христова. Возможно, для современного молодого читателя, выросшего на либеральной антисоветской чернухе, это покажется новым и странным, но историкам прекрасно известно: первые 10 лет советской власти — с 1917-го по 1927 год — наряду с новыми коммунистическими праздниками 7 ноября, 8 марта, 1 мая в официальном советском календаре продолжали существовать «старые», «дореволюционные», то есть православные праздники — Рождество, Пасха. Дни православных праздников, как и в Российской империи, являлись выходными, и верующим предоставлялась возможность участвовать в обрядах их религии. Конечно, человек, открыто посещавший церковь, праздновавший Пасху, зачастую воспринимался в СССР 20-х годов как «несознательный», подвергался осуждению со стороны наиболее рьяных сторонников новой власти, но никаких преследований за это не предусматривалось. Вплоть до «безбожной пятилетки» в СССР была такая свобода вероисповедания, которой могли позавидовать тогдашние страны Запада, и даже проводились открытые диспуты между верующими и атеистами, на которых верующие, например, высмеивали дарвинизм. Митрополит Введенский однажды во время публичного диспута с наркомом Луначарским даже пошутил, что каждому — по вере его, и пусть Анатолий Васильевич происходит от обезьяны, а он, митрополит Введенский, — творение Божье. Ответом был лишь хохот аудитории и не менее остроумная реплика Луначарского.
Впрочем, вопреки укоренившемуся сейчас стереотипу немалая часть верующих тогда была сторонниками советской власти, а многие составляли даже «просоветскую», «живую», обновленческую православную церковь, считавшую Христа первым коммунистом (сегодня любят вспомнить о том, что к созданию обновленчества приложили руку органы ГПУ, и это верно, но знаменателен сам факт, что обновленчество тут же стало массовым движением: христианский социализм был очень привлекательной идеей для людей того времени). Но даже те верующие, которые принадлежали к старой «сергианской церкви», признавали вслед за патриархом Тихоном и местоблюстителем Сергием, СССР своей гражданской Родиной, и в ответ на лояльность советская власть учитывала их интересы и потребности.
Конечно, в 20-е годы были и аресты священников или простых верующих, но вовсе не за то, что они празднуют Пасху или Рождество или совершают обряды и таинства церкви, а по обвинениям в политической борьбе против советской власти (причем эти обвинения были обоснованными: сами арестованные не скрывали своего антагонизма к новому режиму).
Празднование Нового года в Кремлевском Дворце Советов, Москва, 1977 год.
Отсутствие преследований за отправление религиозных обрядов показывает хотя бы тот факт, что в советских газетах тех лет высмеивались граждане, которые отмечали, например, и Духов день, идя в церковь, и 8 марта, идя на митинг. В числе прочего революционная молодежь, особо нетерпимая ко всему, что напоминало старый режим, и особенно к религии, как уже говорилось, резко нападала на праздник Рождества. В газетах и журналах нередки были карикатуры, на которых пионер прогонял Деда Мороза и говорил, что не нуждается в этих суевериях. Поэты сочиняли стихи, обличающие «мракобесов», ставящих елки к Рождеству. Но это были именно протесты радикалов, а вовсе не государственная позиция. Елки вплоть до 1928 года ставились не только в домах, но и в учреждениях, вплоть до самых высоких.
Ленинская ёлка в Горках
Москва, 1940-е.
Лишь в 1927 году, в ходе начавшейся антирелигиозной кампании (которая была совершенно нецелесообразна политически и представляла собой роковую ошибку, нанесшую отношениям советской власти и церкви больший урон, чем гражданская война) Рождество перестает быть официальным праздником. В Советском Союзе вводятся вместо недель «пятидневки», воскресенье, а также другие христианские праздники теперь приходятся на рабочий день. В госучреждениях, детских садах, школах теперь 7 января не проводятся рождественские елки. Хотя Новый год, естественно, продолжает праздноваться в ночь с 31 декабря на 1 января, но без «религиозных атрибутов» — рождественской ели и рождественского деда (романтики военного коммунизма, бывшие большими аскетами в жизни, вообще считали ненужными пышные празднества, тем более связанные с религиозными обрядами). Однако дома желающие наряжали к Рождеству ели, а также праздновали церковный Новый год, уже после Рождества, по старому стилю, по которому жила Россия до декрета Ленина от 1918 года. Никаких репрессий за это законами не предусматривалось, хотя если об этом узнавали власти, то, конечно, данный поступок расценивался как «несознательный» (впрочем, для партийного функционера празднование «религиозного праздника» сулило большие неприятности).
Наконец, в 1936 году выходит декрет СНК, разрешающий публичное официальное празднование Нового года (но не Рождества!) и призывающий на новогодних праздниках в госучреждениях, детских учреждениях, на городских площадях наряжать ели. Только ели теперь должны были украшаться не Вифлеемской восьмиконечной, а красной пятиконечной звездой, и наряжать их требовалось не к Рождеству, а к Новому году. Первая такая елка была открыта 1 января 1937 года в Москве, в Доме союзов, и одновременно с ней зажглись елки по всему СССР.
Новый 1962 год. Украинская ССР, г. Ровно
Как Новый год праздновался до революции?
Тут мы подошли еще к одному нюансу, на который не обращают внимания современные обличители большевиков. В своих рассуждениях о бесчеловечности советской власти, запрещавшей даже новогодние елки, содержится подмена. Они строятся примерно таким образом: в дореволюционные царские времена Россия была нормальным государством, в которой был нормальный Новый год (причем, конечно, либеральные пропагандисты представляют тот Новый год как некое подобие современного). Затем пришли фанатики большевики, которые ни в грош не ставили традиционные нормальные ценности — от Родины до празднования Новогодья — и попытались запретить новогоднюю елочку с новогодним Дедом Морозом. Но человеческая природа взяла свое, и в 1936 году Сталин был вынужден вернуть народу любимый праздник. На самом деле, как мы уже упоминали, все гораздо сложнее. Дореволюционная Россия была иным миром, малопохожим на современный. Постсоветская РФ, при всем своем официальном антисоветизме и культивируемых анахронизмах вроде «губернаторов» и «Думы», во многих чертах своей общественной жизни, как это ни парадоксально, ближе к СССР, чем к той России. Это ярко видно на примере новогоднего праздника. Ведь празднование Нового года в том виде, который привычен для нас, царская Россия не знала.
Начнем с того, что Новый год 1 января (пусть и по старому стилю) в Российской империи праздновали далеко не все подданные. Ведь Новый год не был самостоятельным праздником, он был частью рождественских празднеств, длившихся до Крещения. Хотя царь Петр I своим указом велел с 1700 года праздновать Новый год 1 января под страхом наказания, и праздник этот в определенных слоях российского общества прижился, все же он носил второстепенный характер, а первостепенным считалось именно Рождество (которое, напомним, в ту эпоху праздновалось не после Нового года, как сейчас, когда мы живем по григорианскому календарю, а, конечно, до него). На Рождество люди ходили в гости, устраивали застолья, веселились, гуляя по улицам. На Новый год же собирались в основном в семейном кругу.
Но, естественно, Рождество было праздником лишь для православных подданных империи. Мусульмане, жившие в Поволжье, Туркестане и на Кавказе, буддисты, жившие в Сибири, и евреи, населявшие в основном Юг России и Малороссию, Рождество не праздновали. Более того, у них был и свой собственный Новый год, не совпадавший с Новым годом по православному календарю — соответственно, мусульманский, буддистский и еврейский. Итак, в мусульманских аулах и еврейских «местечках» Российской империи рождественских елочек и Дедов Морозов 1 января встретить было невозможно. Это лишь советские времена принесли общий для всех Новый год и елочки на всем пространстве России-СССР — от Ташкента до Владивостока.
Но не всё и православное население империи праздновало Новый год 1 января. Мы не должны забывать, что подавляющее большинство — около 85% — народонаселения нашей страны до 1917 года составляло крестьянство. А для русских крестьян Новый год 1 января с наряженной игрушками елкой был «барской забавой» и «иноземным новшеством». Ведь празднование Нового года в начале января да и сама ель были заимствованиями из Европы, перенесенными в Россию императором-революционером Петром I (точнее, по указу Петра следовало в Новый год украшать дома еловыми ветками, традиция устанавливать в доме наряженную ель появилась в России еще позже — в середине XIX века и была принесена немецкими переселенцами). Реформы же Петра I коснулись лишь верхних слоев общества: дворянства, интеллигенции, разночинцев, мещан. Именно они были обязаны брить бороды на европейский манер, ходить в европейских костюмах, танцевать европейские танцы, изучать языки и в том числе к 1 января каждого года украшать дом еловыми ветками, а позже и наряжать ель дома и праздновать Новый год подобно жителям Западной Европы. Дед Мороз или Рождественский Дед также был персонажем, известным лишь в их среде и, кстати, появившимся довольно поздно — лишь в XIX веке. Крестьяне же вплоть до Октябрьской революции носили национальные костюмы, бороды, говорили на диалектах русского языка и вообще жили остатками московской, допетровской старины. Новый год крестьяне также праздновали не как дворяне и интеллигенция. Сам Новый год отмечался крестьянами в большинстве областей России либо в начале декабря, либо по древнему обычаю 1 сентября. Никаких елок в крестьянских избах зимой не было (да и откуда их было взять, если даже сучья для протопки избы приходилось покупать у помещика — владельца леса, либо, если нет денег, красть у него, за что крестьян нещадно секли). И ни о каком добром Деде Морозе с мешком подарков крестьянские ребятишки не слыхивали (Мороз в русском крестьянском фольклоре был злым и жестоким волшебником, это нашло отражение в поэме Некрасова «Мороз — Красный нос», где Мороз ради забавы убивает в лесу бедную молодую крестьянскую вдову, оставляя сиротами ее малолетних ребятишек). Конечно, крестьяне праздновали Рождество, но по-своему, не как господа: гадали, колядовали, пели песни.
Зворыкин Б. В. Рождественская открытка (до 1917)
В ночь же на 1 января, когда в помещичьем доме горела огнями елка и Дед Мороз дарил барчукам конфеты и леденцы, в крестьянских избах праздновали поминовение Василия Великого, которого русские крестьяне считали покровителем свинарей, варили кашу, обязательно на речной воде, читали особое заклинание. Впервые крестьяне и вообще низшие сословия России стали праздновать Новый год и Рождество с елкой как раз после Октябрьской революции. Представители старшего и среднего поколения помнят излюбленный сюжет советских хрестоматий — елку в Горках у Ленина, куда приглашали крестьянских детей из близлежащих деревушек. Только советские авторы почему-то не заостряли внимание на том, что у детишек так радостно горели глаза, потому что новогоднюю, точнее, рождественскую елку они видели впервые (ну, разве что видели до этого пару раз в окнах барского дома)! К ужасу записных критиков большевиков, именно большевики подарили праздник Новогодья большинству населения бывшей империи и нам — их потомкам (а среди современных россиян потомков дворян не так уж много, в основном крестьянские сыны, внуки и правнуки, и даже предки антисоветчиков и либералов были крепостными, ютились в избенках и не то что Нового года с елкой — мяса на столе не видали!).
Дед Мороз и Снегурочка развлекают детей в Кремлевском дворце Советов, Москва, 1977 год.
Наконец, дворяне, интеллигенции, образованные сословия Российской империи, конечно, праздновали Новый год 1 января. Но их Новый год также совсем не был похож на тот, к которому мы привыкли. Это был, как мы уже говорили, больше праздник, продолжающий Рождество (он и находился аккурат посередине рождественских двухнедельных гуляний: между Рождеством и Крещением). Елка была не новогодняя, а рождественская с восьмиконечной вифлеемской звездой. Дед Мороз был не сказочный персонаж, властитель снега и льда, добрый к детишкам, а Рождественским Дедом, который многими ассоциировался с реальным лицом — византийским святым Николаем, епископом Мирликийским. Снегурочки у этого Рождественского Деда не было, год рождения Снегурочки — знаменитый 1937-й, ведь именно тогда на новогодней елке в Доме Советов в Москве Дед Мороз появился со своей милой внучкой, без которой мы теперь и Новый год помыслить не можем. «Новый годик» в виде ребенка — тоже советское нововведение, которого не знала дореволюционная царская Россия. Вообще до революции Новый год 1 января, будучи праздником иностранным, новым для россиян, праздновался куда скромнее, чем сейчас. Чаще всего не было никаких карнавалов, маскарадов, спектаклей, дети приходили в залу, где была наряжена елка (как правило, не игрушками, как в наши дни, а сладостями), читали тропари, стихи, плясали, получали подарки и расходились. Его было не сравнить с настоящим русским Новым годом, который праздновался на Руси повсеместно 1 сентября до 1669 года. В ночь на 1 сентября после выстрела кремлевской пушки люди желали друг другу счастья, троекратно целовались, гуляли. Наутро сам патриарх служил праздничную службу, в соборе присутствовал царь, после службы царь одарял подданных яблоками и принимал прошения и жалобы ото всех обиженных. Какой явный контраст с дворянскими и интеллигентскими позаимствованными с Запада «елками» в Петербургской России, скромными, тихими, непонятными, да и ненужными народу. В советские времена, когда новогодние празднества перестали быть уделом узкого европеизированного слоя, когда они стали общенародными и в силу этого приобрели национальные особенности, отличающие наш Новый год от западного, можно сказать, в определенной мере вернулся дух московского, традиционного, подлинно русского, евразийского Нового года.
Рождественская открытка, начало 20 века
Наш Новый год — советский праздник
В ночь с 31 декабря на 1 января все жители бывшего СССР поднимают бокалы с шампанским и под звон курантов встречают Новый год. Антисоветчикам и в голову не приходит, что празднуют они совершено советский праздник, порожденный не только декретом Ленина об изменении календаря и декретом Сталина о разрешение новогодних елок, но и всей культурной атмосферой советского общества. Вся символика советского Новогодья указывает на то, что в советском обществе переплелись и европейские модернизационные влияния, и национальная традиция, и христианский социальный идеал и светские ценности. Елка позаимствована из традиции западных рождественских праздников, но красная звезда на елке символизирует светский, всеобщий характер праздника, что естественно для цивилизации, которая, с одной стороны, принесла в Россию многие западные ценности, а с другой, провозглашая себя марксистской, в то же время была связана с российской традицией «архаического крестьянского коммунизма». Советский Дед Мороз приходит не только к детишкам элиты, как Дед Мороз дореволюционный, но ко всем детишкам, что есть знак советского эгалитаризма, главного свойства этой цивилизации, поставившей во главу угла принцип социальной справедливости. Наконец, советский Дед Мороз, в противоположность дореволюционному, в первую очередь дед, а уж потом Мороз, все для него — внуки, которых нужно веселить и одаривать, перед нами модель, выдвигающая на первый план родственные отношения, модель общества-семьи, как характеризует советскую цивилизацию С.Г. Кара-Мурза.
Советское общество объединяло людей разных национальностей, разных культурных традиций идеями совместного труда на благо всем, братской взаимопомощи, особого социально фундированного патриотизма, но не в меньшей степени и формой жизнеустройства, и особыми, сформировавшимися в СССР праздниками. Таков праздник 8 марта, который только косвенно связан с социалистическим феминизмом; советскими людьми он был переосмыслен и превращен в праздник, воспевающий Женщину. Таков Новый год, который пришел в Россию в XVIII веке, но привычный нам вид приобрел в советские времена.
И до сих пор очень важно для нашей многонародной многоконфессиональной страны, что есть светский общий для всех волшебный праздник Новогодья, к которому привыкли все (в наши дни даже самые строгие православные христиане, для которых этот новый год приходится на рождественский пост, встречают его за постным столом). Религия — очень важная часть человеческой жизни и культуры. И у православного есть свой церковный новый год — 13 января по новому стилю, и он его отметит, уже не будучи ограниченным требованиями поста; у мусульманина свой — по лунному календарю, и он тоже отметит его в кругу единоверцев. Но вместе они отметят еще один советский Новый год, который празднуется на всем пространстве бывшего СССР всеми народами, входившими в Советский Союз. Этот светский общий для всех нас Новый год есть один из самых светлых и чудесных даров советской цивилизации народам России.
Рустем Вахитов
Колоризованные фото взяты из Советский Новый год в ностальгических фотографиях прошлых десятилетий



































































































