Отрывок из воспоминаний оперной певицы Галины Вишневской

Противнее всего было петь в конце приема. Огромный зал, сотни людей, перед эстрадой — длинный стол, где сидят члены правительства, уже как следует «поддавшие», у всех распаренные лица; один кричит что-то на ухо соседу, другой смотрит на тебя осоловелыми глазами… Стоишь, бывало, на сцене, и хочется сквозь землю провалиться от стыда и обиды. А кругом пьют, жуют, повернувшись к тебе спиной, гремят вилками и ножами, чокаются бокалами, курят. И в этом огромном кабаке ты пой и ублажай их, как крепостная девка. Бывало, дождешься и такой чести, что за стол позовут — сиди с ними, глуши коньяк стаканами.

Меня это великодержавное, лапотное хамство оскорбляло до глубины души, и однажды после выступления у меня началась за кулисами истерика. Какой-то фокусник, что передо мной выступал, побледнел от страха, отвел меня в угол и загородил собою, чтобы охранники не видели, что со мной происходит.

— Успокойтесь, что с вами!..

А я плачу, не могу остановиться: как они смеют… как они смеют…

Самые большие артисты прошли через эти концерты. (Ростропович не играл на приемах, его не приглашали: виолончель для наших господ — инструмент непопулярный.)

Я счастлива, что вскоре получила возможность отказаться от этой «чести» раз и навсегда, о чем расскажу дальше, но в этом смысле я была в театре уникальным явлением: все остальные солисты, расталкивая друг друга локтями, рвутся к правительственной кормушке. Это их возвышает в собственных глазах — да еще есть возможность что-либо для себя выпросить. (Уже живя в Париже, я получила как-то из Москвы еженедельную газету Большого театра и прочла там, что на вопрос: «Какое самое сильное переживание испытали вы в прошедшем году?» — ведущие солисты оперы Нестеренко и Образцова ответили: «То, что нам посчастливилось петь на банкете в честь 70-летия Л. И. Брежнева!» Ну что ж, их можно только пожалеть, если более счастливых переживаний для них не существует…)

Так до сих пор и соревнуются друг с другом артисты: у кого больше знакомств в правительстве, кто с кем из них водку пьет. Замашки эти, как эстафета, переходят от поколения к поколению. Молодежь видит, что в театре есть посредственности, добившиеся высоких званий и положения не талантом своим, а знакомствами и песнями под пьянку где надо и кому надо. Видят молодые, что певцов, давно потерявших голоса, уволить невозможно, потому что у них есть покровители в Кремле.

Более близкие знакомства с советской элитой заводятся на приемах, устраиваемых нашим правительством в честь иностранных делегаций, в специально отведенных для этого особняках. В первые годы моей работы в Большом театре я часто выступала на них. Наиболее приятное впечатление из всех наших «сильных мира сего» производил Микоян, простой в обращении, отмеченный человеческой индивидуальностью, с живым темпераментом. Другие остались в памяти группой мрачных, квадратных идолов, молча и почти неподвижно стоящих в центре, а вокруг них — увивающиеся подхалимы.

На такие приемы могли вызвать по телефону в любое время — бывало, что и поздно вечером, когда уже спать собираешься. Это значит, что после пьянки какому-то вождю угодно послушать пение любимого артиста. Никому не приходило в голову отказываться — одевались, и через пять минут — уже в черном ЗИСе. Артистов никогда не приглашали с женами или с мужьями. Да и члены правительства никогда не бывали с женами — по теремам их прятали.

Бывали в те годы случаи (и со мной тоже), когда любимчика-артиста освобождали вечером от спектакля и он ехал на очередной банкет.

Вращаясь в этом новом для меня «высшем» обществе, я впервые увидела партийных царедворцев в действии. Когда кто-либо из членов правительства оказывает тебе внимание, в твою сторону моментально кидается стая прихлебателей из его окружения. Смотрят заискивающими глазами в надежде через тебя услужить своему хозяину. До чего же это противно и тошно! Все они, как здоровенные евнухи, как сводники, лезут выслужиться, барину в постель подсунуть красивую бабенку. Изойдя подхалимажем, обожравшись на банкетах блинами с икрой, потом у себя на работе самодурствуют, как князья в удельных княжествах, и, компенсируя собственное унижение, гнут в дугу, унижают нижестоящих.

Живя раньше в Ленинграде, я, конечно, знала, что существует привилегированная часть общества, что не все ютятся, как я, в коммунальных квартирах. Но до поступления в Большой театр я и вообразить себе не могла численность господствующего класса в Советском Союзе. Часто, стоя в Георгиевском зале Кремлевского дворца у банкетного стола, заваленного метровыми осетрами, лоснящимися окороками, зернистой икрой, и поднимая со всеми вместе хрустальный бокал за счастливую жизнь советского народа, я с любопытством рассматривала оплывшие, обрюзгшие физиономии самоизбранных руководителей государства, усердно жующих, истово уничтожающих все эти великолепные натюрморты. Я вспоминала свои недавние скитания по огромной стране, с ее чудовищным бытом, непролазной грязью и невообразимо низким, буквально нищенским уровнем жизни народа, и невольно думала, что эти опьяненные властью, самодовольные, отупевшие от еды и питья люди, в сущности, живут в другом государстве, построенном ими для себя, для многотысячной орды, внутри завоеванной России, эксплуатируя на свою потребу ее нищий обозленный народ. У них свои закрытые продовольственные и промтоварные магазины, портняжные и сапожные мастерские, со здоровенными вышибалами-охранниками в дверях, где всё самого высокого качества и по ценам намного ниже официальных цен для народа. Они живут в великолепных бесплатных квартирах и дачах с целым штатом прислуги, у всех машины с шофером, и не только для них, но и для членов семей. К их услугам бывшие царские дворцы в Крыму и на Кавказе, превращенные специально для них в санатории, свои больницы, дома отдыха… В собственном «внутреннем государстве» есть всё. Искренне уверовав в свою божественную исключительность, они надменно, брезгливо не смешиваются с жизнью советских смердов, надежно отгородившись от них высокими непроницаемыми заборами государственных дач. В театрах для них отдельные ложи со специальным выходом на улицу, и даже в антрактах они не выходят в фойе, чтоб не унизиться до общения с рабами.

Да знают ли они, как мы живем?

Ясно, что знают, да мало знать — надо почувствовать своей шкурой, животом своим, пожить хоть месяц гнусной жизнью советского раба. Чтобы орали они свои тосты за победу коммунизма во всем мире не на этом лукулловом пиру, набив рот икрой и лососиной, а в вонючих кухнях коммунальных квартир, куда бы стоило поселить каждого члена Политбюро — пожить ну хоть бы в моей комнате-пенале с цементным полом, в комнате солистки бывшего Его Императорского Величества, а ныне Государственного ордена Ленина Академического Большого театра Союза ССР.

Чтобы, выйдя утром из своей конуры и на ходу полаявшись с соседом, жаждущим утренней опохмелки, постоял в очереди в ванную, если он, конечно, рискнет мыться в этой грязи, а если и рискнет, то все равно соседи не дадут — очередь в 35 человек.

И на работу отправлялся бы не в бронированном лимузине, а в битком набитом вагоне метро или вися на подножке автобуса.

А жена его в это время пусть постоит в очередях часа три-четыре — за едой для семьи.

Ну, так и быть, пусть не идет наш вождь в обеденный перерыв в рабочую столовку выстаивать очередь и греметь тарелкой с синей картошкой, а то, пожалуй, благодарные граждане Советского Союза не дождутся любимого вождя к кормилу власти. Пусть он придет — ну, скажем, в Большой театр, в буфет для артистов — любимцев Мельпомены, где он может даже съесть кусок вареной колбасы под названием «Докторская». Правда, мяса в ней почти нет, изготовляют ее из какой-то таинственной, фантастической смеси пополам с крахмалом.

Известен анекдот на эту тему: встречаются двое приятелей на улице, один другого спрашивает: «Слушай, Вань, ты что такой синий — замерз, что ли?» — «Да нет, поел, понимаешь, докторской колбасы, так вот сам весь почему-то посинел, а воротничок накрахмалился!»

Один мой знакомый, работавший на московском мясокомбинате, предупредил меня:

— Галина Павловна, никогда не покупайте в магазинах колбасы. Если бы я сказал вам, из чего мы ее приготавливаем, вас бы тошнило целую неделю.

Но продолжим. Вечером «слуга народа» должен бы возвращаться с работы опять же не в лимузине, а в метро. Посиневший, с колбасно-накрахмаленным воротничком, сдавленный со всех сторон, он услышит, как трудящиеся Страны Советов кроют матом всю советскую власть и лично товарища… очередного.

Дома его встретит осатаневшая от стояния в очередях, злая, растрепанная жена. Если ей повезло и она ухватила в каком-то магазине полутухлую рыбу или обрубок берцовой кости с остатками мяса на ней (само мясо директор магазина уже продал с черного хода своей клиентуре, а деньги прикарманил), пусть он этим поужинает.

Подойдет время отпуска — нужно будет побегать, и не одну неделю, доставая путевку в дом отдыха. Если не удалось ее добыть, то лучшая школа коммунизма — поехать на юг «дикарем». После этого вояжа он может писать новеллы о том, как, приехав в приморский город и помаявшись весь день на адской жаре, он наконец арендовал койку в комнатенке, где уже ютятся несколько таких же «счастливчиков» — «дикарей»; как рано утром он сломя голову летел на пляж, чтобы успеть занять там полтора метра земли нашей необъятной Родины; как часами под палящим солнцем стоял в очереди в ресторан, чтобы хоть раз в день поесть; как, зажав нос, прыгал вокруг пляжной уборной, пытаясь проскочить внутрь, делая головокружительные виражи вокруг холмов и возвышенностей, оставленных ночью на земле такими же, как он, «дикарями».

Я всегда жила реальной жизнью моего народа. Много раз «отдыхала» на юге таким же вот образом и могла бы дать массу полезных советов, как физически выжить, сохранить свой человеческий облик и не превратиться в обезьяну в столь первобытных условиях.

И вот, поживи они, наши вожди, этой нормальной для советских людей жизнью, без глобальных проблем и патетических восклицаний, может, и пришло бы им в головы, что живут-то советские люди по-скотски. Да о скотине хоть человек заботится, а о человеке-то — кто?

Ужасная была поездка. Но и очаровательная в то же время!

При встречах где-то в трудовых парижских коллективах, особенно за столом, с вином и закусками, возникали разговоры о жизни, о семьях, о зарплате. Французы охотно делились. Тут, опережая нас,  обязательный наш чекист брал на себя инициативу и начинал дубасить собеседника-француза штампами типа:"Чем хвастаетесь? Вы же не потеряли 20 млн. в войну!" и пр.  Ну, всё, конец беседам, серые лица. Допили и поехали дальше.

При нём предпочитали не оценивать витрины Прентан или Тати, не разглядывать, стоя ошеломлённо, луврские шедевры, не выскребать до дыр стаканчик с йогуртом и др.
*  *  *  *
Коля с завода "Коммунар" тайно обменял часы "Командирские" на 2 куска мыла "Люкс" с розочкой на пачке - в тот же вечер стало известно. Осудили. Потом как-то расслабились, да и ему надоело. Понакупили жвачек. Пошли всей группой в кино, на "Эмманюэль", чуть штаны не полопались.

*  *  *  *
Кто-то отказался скидываться на венок к могиле коммунаров на Пер-Лашез.

"Ты, Вова, подумай, хорошенько, прежде чем зажимать 5 франков. Они тебе, что - жизнь спасут? Люди, можно сказать,за тебя пострадали, а ты, небось, хочешь кока-колу домой привезти? Так не выйдет по-твоему!"
Сдал - у них длинные руки... На заводе найдут, за что приебаться.

*  *  *  *

Понятно, что собрали на отъезд все пакеты в гостинице, порционные сахар/соль, дезодоранты, салфетки и пр.
Грустно.
* *

Но зато вся поездка обошлась "Коммунаровцам"  в 0,00 руб. Ещё меняли 17 рублей по курсу  очень неплохому.
1 декабря 1977 года курс французского франка к советскому рублю составлял 15 копеек за 1 франк! Т.е. у нас на руках оказалось 113 франков, целое состояние!

https://anaga.ru/kurs-franka-k-rublyu.htm

аа
Фото из моего архива: С гидом у Триумфальной арки. Париж, 1977.

«Ну, хорошо, съем я в жизни две тысячи котлет. Изношу двадцать пять тёмно-серых костюмов. Перелистаю семьсот номеров журнала «Огонёк». И всё? И сдохну, не поцарапав земной коры?.. Уж лучше жить минуту, но по-человечески!..»

80 лет назад в Уфе, в семье театрального режиссёра Доната Мечика и актрисы, а позднее литературного корректора Норы Довлатовой, родился сын Сергей (1941-1990). Спустя три года после рождения мальчика семья переехала в Ленинград (точнее - вернулась, поскольку в Уфу родители будущего писателя были эвакуированы во время войны) , и уже там Сергей поступил на отделение финского языка филологического факультета Ленинградского университета имени Жданова, откуда через два года был исключён за неуспеваемость, откуда он ушёл в армию (первые 10 месяцев служил конвойным надзирателем в исправительно-трудовом лагере на севере Коми АССР, затем, не без участия отца, был переведён под Ленинград), и куда затем вернулся, чтобы поступить на факультет журналистики ЛГУ. Тогда же молодой человек работал в студенческой многотиражке и писал рассказы. Затем была жизнь в Эстонии, запрет КГБ на издание его произведений, эмиграция и жизнь в Нью-Йорке, признание читателей, приличные тиражи и перевод работ на разные языки... Впрочем, и там всё было неоднозначно...

Как раз из армии, служба в которой была упомянута чуть выше, Сергей Довлатов привёз с собой кое-какие наброски, часть которых затем легла в основу его первого и, возможно, самого мрачного произведения — «Зона».

У нас - великолепный Александр Филиппенко читает отрывок из довлатовской "Зоны" ("Записки надзирателя").

Театр Вахтангова (1992). Источник: канал на YouTube «Советское телевидение. Гостелерадиофонд России», www.youtube.com/c/gtrftv

С 27 июля по 8 августа 1966 года в Донецке и Луганске гастролировал Пекинский ансамбль песни и танца в количестве 82 человек, сопровождаемый первым секретарем китайского посольства в СССР Мяо Цюнь и прочими официальными лицами. Визит китайской культурной делегации проходил на фоне обострения советско-китайских отношений, что повлекло за собой напряженность в обществе. Подогреваемые официальной прессой, дончане не очень радушно встретили китайских гостей. Что же тогда произошло, при чем тут Великий Кормчий Мао Цзэдун и печально известный сегодня город Ухань?

Непростая советско-китайская дружба

Дружба двух коммунистических держав — СССР и КНР — прервалась еще во второй половине 50-х годов. Режим Мао Цзэдуна не мог примириться с действиями советской власти — например, с решениями ХХ съезда КПСС и хрущевской десталинизацией. Советский Союз, побаиваясь чрезмерного усиления юго-восточного соседа, значительно урезал объемы помощи. В ответ Пекин обвинял Москву в предательстве марксистско-ленинских идеалов.

В 1966 году советско-китайские отношения были, мягко говоря, далеки от дружественных. В 1966 году в Китае началась «культурная революция» — прикрываемая идеологическими лозунгами масштабная партийная чистка, призванная укрепить власть Мао. Советская пресса широко и подробно освещала события в Китае, естественно в выгодных себе тонах. Поэтому, советский гражданин был неплохо осведомлен об ужасах «культурной революции»: их, не жалея красок, описывали официальные издания.

Судя по сообщениям КГБ, в августе 1966 года «китайская тема» была очень острой и одной из основных, обсуждаемых в обществе. Агенты передавали чекистам содержание разговоров, подслушанных в кругу знакомых, на работе и в транспорте. В КГБ их собирали и отправляли тематическую подборку партийной верхушке.

Одни граждане СССР писали письма Мао Цзэдуну, другие опасались нашествия китайских детей, третьи с радостью записались бы в хунвейбины (члены отрядов школьников и студентов, нападавшие на неугодных в первые годы «культурной революции»). В общем, накал в обществе был серьезный.

Визит Пекинского ансамбля песни и танца

На этом фоне и проходил визит Пекинского ансамбля песни и танца в Донецк в августе 1966 года. Из рассекреченного информационного сообщения Председателя комитета госбезопасности при совете министров УССР В. Никитченко в ЦК компартии Украины мы узнаем подробности пребывания китайцев в Донецке.

С 27 июля по 8 августа 1966 года в г.г. Луганске и Донецке гастролировал Пекинский ансамбль песни и танца в количе стве 82 человек, сопровождаемый первым секретарем китайского посольства в СССР Мяо Цюнь, атташе посольства Кан Бинь-синь, секретарями Хэ Юй-цзэн, Фынь Юн и корреспондентом агентства «Синьхуа» Чжан Цзинь-хай.

29 июля перед началом первого концерта в г.Луганске были произнесены приветственные речи. Выступивший с китайской стороны заместитель руководителя ансамбля Ван Цянь произнес речь, состоявшую из цитат Мао Цзэ-дуна и восхваляющую его идеи. Программа концерта также в основном состояла из песен, написанных Мао Цзэ-дуном.

Во время концертов и в антрактах китайские переводчики и другие сопровождавние ансамбль лица распространяли изданную в Китае программу концерта, не согласовав эти действия с советской администрацией. В связи с этим руководителям китайского ансамбля в г.Луганске был заявлен протест по поводу нарушения ими советских законов о распространении печатных изданий иностранцами.

Во время этого заявления руководители китайского ансамбля вели себя вызывающе, пытались спровоцировать наших представителей на скандал и заявили, что китайская сторона протест не принимает, так как советская сторона не удовлетворяет спрос зрителей, которые якобы сами обращались к китайцам с просьбой снабдить их программами.

Китайские представители также заявили, что «советский закон не сможет справиться с китайским народом».

Особенно бестактно вел себя в период этой беседы корреспондент агентства «Синьхуа» Чжан Цзинь-хай, который в адрес советских представителей заявил: «Вы действуете как фашисты».

Кроме того, Чжан Цзинь-хай предпринимал попытки распространять среди советских граждан бюллетени агентства «Синьхуа», в которых напечатаны статьи антисоветского содержания.

Китайские пропагандисты

Были в Советском Союзе и те, кто в разгоревшемся противостоянии занял сторону Китая. Немалую роль в этом сыграла пропаганда Пекина: китайское радио вещало на территорию СССР, на русском языке излагая свою версию событий. В страну попадала и изданная за границей маоистская литература. Органы госбезопасности опасались что под видом театральных программок жителям Донецка и Луганска могу раздать именно такую литературу.

Поведение китайской пропаганды до глубины души возмутило пенсионера из Брянки Луганской области Захара Гармера. Свое негодование он вылил в письме, которое адресовал лично Мао Цзэдуну! Автор обвинял китайского лидера ни много ни мало в «извращении ленинских идей», «построении культа личности и узурпации власти». «Вам же надо трудиться не менее 50 лет, чтобы дать возможность вашему народу жить и кушать по-человечески. А вы их сегодня кормите “культурной революцией”», — поучал Гармер, добавляя, что таково мнение всего советского народа.

Но, вернемся к нашим китайским гостям. Напряженность не спадали и по пути делегации из Луганска в Донецк. Складывается такое ощущение, что китайские артисты специально шли на конфликт:

В пути следования из Луганска в Донецк руководители ансамбля вели себя вызывающе, когда они проезжали по центральной улице г.Углегорска, руководитель ансамбля Ван Цянь потребовал, чтобы немедленно остановили автобус на этой улице, поскольку они якобы хотят отдохнуть. му ответили, что остановка будет через несколько минут в лесной полосе. Тогда Ван Цянь стал грубо толкать сопровождавшего ансамбль представителя Министерства культуры СССР т. ГУЛЯЕВА Л.А. и истерично кричать: «Какое вы имеете право оскорблять китайский народ! Остановите немедленно автобус! Я выражаю по этому случаю самый решительный протест!»

Через несколько минут при остановке автобуса Ван Цянь отказался из него выходить.

Заплыв Мао

16 июля 1966 года, в возрасте 72 лет, председатель Мао Цзэдун переплыл великую китайскую реку Янцзы в городе Ухань. Плавание заняло 1 час 5 минут. Ширина реки в этом месте — около 1700 метров (если судить по длине расположенного неподалеку моста). Янцзы — быстрая река, и считается весьма рискованной для плавания, с сильными течениями, водоворотами. Во время заплыва Мао сносило течением, так что он закончил его примерно в 15 километрах ниже по течению. Конечно, Мао плыл не один, а «в окружении 5000 пловцов и под рев восторженной толпы».

Мао Цзэдун купается в реке Янцзы. Китай, 1966 год

Событие это было не только спортивным, но гораздо больше политическим. Оно послужило сигналом к началу Культурной революции в Китае.

Не следует так же забывать, что полутора годами ранее пленум ЦК в Москве отправил на пенсию 70-летнего Никиту Сергеевича Хрущёва «в связи с преклонным возрастом и состоянием здоровья». А Мао было уже 72 года! В спину ему жарко дышали соперники — глава китайского государства председатель КНР Лю Шаоци и его близкий соратник Дэн Сяопин. Да и со здоровьем у Великого Кормчего было не все в порядке: в конце 1965 года Мао Цзэдун был подкошен болезнью. И вот Мао решил заплывом показать всему Китаю и миру свою прекрасную физическую форму. После чего речь о его «состоянии здоровья» выглядела бы уже довольно нелогично.

Скандал

И тут, один из донецких зрителей после концерта Пекинского ансамбля зачем-то посмел усомниться в возможностях Великого Мао!

По прибытии в Донецк руководство ансамбля нанесло протокольный визит и.о. начальника управления культуры Донецкого облисполкома тов.ЛУНЕВУ П.Ф., где Ван Цянь высказал свое недовольство якобы не совсем теплым приемом их в Луганской области, пожелал, чтобы в дальнейшем не возникали такие явления.

5 августа перед началом первого концерта и в антракте китайцы раздавали зрителям свои программы концерта.

В это время зритель ЛЕБЕДЬ задал переводчице вопрос: «Правда ли, что Мао Цзэдун проплыл по реке Янзы 15 км за 1 час 5 минут?» В ответ на это переводчица заявила, что ей специально задают такие провокационные вопросы, что печать СССР умышленно сообщает о плохом здоровье Мао и советские люди этому радуются. Присутствовавшие при этом разговоре советские зрители разъяснили ошибочность утверждений китайской переводчицы.

Неизвестно, был ли товарищ Лебедь кем-то надоумлен, или действовал по своей инициативе. Но факт остается фактом: китайские артисты не стали мириться с сомнениями в правдивости их официальных СМИ и в возможностях Великого Кормчего.

Утром на следующий день руководители ансамбля заявили представителям областного Управления культуры, что на прошедшем концерте один из зрителей оскорбил их великого вождя Мао Цзэдуна, усомнившись в его способностях в плавании. По мнению китай цев, это была политическая провокация, за которую советские представители должны перед ними извиниться. Поскольку извинений не последовало, китайцы категорически отказались выступать в г. Донецке со вторым концертом.

Толпа требует зрелищ

6 августа, когда собравшимся перед театром зрителям сказали, что концерт не состоится, это вызвало у последних недоумение. Здесь же китайские артисты и Чжан Цзинь-хай начали распускать слухи о том, что они хотели дать концерт, но им запретили выступать. Через комсомольский актив города Донецка были разъяснены действительные причины срыва концерта. Чжан Цзинь-хай и некоторые другие китайцы начали фотографировать публику и выкрикивать, что их плохо принимают в Советском Союзе. Собравшиеся граждане возмутились поведением иностранцев, стали закрывать объективы их фотоаппаратов и требовали от них прекратить заниматься провокацией. Встретив организованный отпор, китайцы вынуждены были бросить свою затею и уйти в гостиницу.

Не беремся оценивать правдивость данных в документе КГБ об «организованном отпоре» и комсомольских активистах, разъясняющих «действительные причины» срыва концерта разогретой толпе. Но заварушка, похоже, была тогда знатная.

Как далеко пришлось идти иностранной делегации — неизвестно. Где проходил концерт китайского ансамбля и где жили зарубежные гости мы не знаем. Но, с большой долей вероятности, выступали они в театре оперы и балета, а жили в гостинице «Донбасс». Поэтому, путь был не так далек и никаких эксцессов по дороге не произошло. Тем более, что и «органы» не дремали, да и комсомольский актив был всегда начеку.

Праведный гнев

Самые активные дончане не стали мириться с произволом маоистов. В тот же день (!) «группа жителей г. Донецка» обратилась с коллективным заявлением в горисполком. Возмущенные любители искусства увидели в действиях китайских артистов спланированные попытки «посеять недоверие между нашими великими народами». Вернуть деньги за несостоявшийся концерт граждане не просили.

6 августа от некоторых жителей г. Донецка поступили заявления, в которых они возмущаются поведением китайцев. Так, в своем заявлении в горисполком группа жителей г.Донецка пишет:

«6 августа мы пришли в драматический театр, имея на руках билеты на Но Перед входной дверью нас и других зрителей задержали и после 15-минутного ожидания объявили, что концерт отменяется. Из вестибюля вышли эти китайцы и заявили, что будто бы на прошедшем 5 августа спектакле они были оскорблены одним из зрителей, усомнившимся в спортивных достижениях их “великого вождя».

Создавалось впечатление, что они хотели сделать из этого факта чуть ли не международный инцидент, в то время как по своей сути это дело не стоит выеденного яйца. При этом китайцы стремились собрать вокруг себя аудиторию и устроить подобие митинга… Мы квалифицируем это как преднамеренную провокационную попытку руководителей ансамбля посеять недоверие между нашими великими народами.

Просим принять наше заявление, как гражданский протест против недостойного и позорного поведения руководителей Пекинского ансамбля.»

Комитет государственной безопасности, разумеется не дремал. Чекисты совместно с «партийно-советскими органами» провели работу по пресечению провокационной деятельности китайских граждан. Куда отправился Пекинский ансамбль дальше и были ли задокументированы еще какие-либо эксцессы не сообщается. Скорее всего, представители братского народа благополучно отправились домой, так и не дождавшись извинений за оскорбление их чувств.

Источник

Начало -Летом лучше умирать. Криминальная драма «раба СССР», восстановленная по архивам КГБ.Ч.1

Уголовник-диссидент

В характеристике на Усольцева из колонии перед нами предстает совсем другой человек: в быту скромен, в карты не играет, нормы выработки выполняет, с администрацией вежлив.

Но чуть ниже вывод: «…все положительные стороны Усольцева сводились лишь для одной цели — совершения побега».

В разговорах с администрацией заключенный и не скрывал, что сидеть до 10 июня 1984 года не планирует, и при случае опять бежит. Объяснял, что 15 лет — срок большой, и терять ему нечего.

«Среди коллектива осужденный Усольцев Н. П. пользовался уважением, но уважение строилось в основном из-за тяжести совершенных им преступлений, а так же как личности, способной на совершение еще более тяжкого преступления».

Из характеристики Усольцева.

Усольцев был одним из многих советских уголовников, у кого отрицание законов, ненависть к милиции и судам трансформировались в неприятие коммунистического режима, симпатию к Западу, поддержку идей диссидентов.

Об этом в частности рассказывали на допросах бежавшие с ним Юдин и Миронюк. Усольцев в беседах с ними ругал СССР за отсутствие свобод, социальное неравенство и вторжение в Чехословакию, советовал слушать радио «Свободная Европа» и «Голос Америки».

«…У нас только один путь — за границу. Для этого нужно приобрести оружие и совершить террористический акт, а потом уже бежать за границу, чтобы нас наверняка там приняли.

Усольцев утверждал, что при таких условиях власти капиталистической страны поверят нам в том, что мы намерены бороться против Советской власти, и не возвратят нас обратно в СССР».

Слова Усольцева в пересказе Юдина, из материалов дела.

Третья попытка

Колония особого режима — для самых опасных заключенных. В промзоне работают трое рецидивистов. На счету Лапскера уже есть один побег, у Кошелева и Усольцева — по два.

Ожидание: с заключенных не спускают глаз, отсюда уже не убежать.

Реальность: в колонии делали дранку— тонкие деревянные пластинки для кровли; когда продукцию грузили в машину, надзиратель, который должен был это контролировать, куда-то отошел. Трое зэков, спрятавшись под дранкой, благополучно покинули пределы зоны.

Это был июль 1970-го — прошло чуть больше года после предыдущего побега Усольцева.

Двое беглецов, пробив борт кузова, на ходу перелезли в кабину. Вооруженный ножом Усольцев выхватил руль из рук шофера Шипова и повернул вглубь тайги. В прошлый раз беглеца подвел транспорт — так вышло и теперь, грузовик увяз в болоте. Заключенные пошли пешком, взяв с собой связанного ремнем водителя.

Подозрительную четверку заметил идущий по лесу охранник близлежащей военной части Палехов. Мужчину повалили на землю и стали душить. На помощь Палехову пришел еще один местный житель, проезжавший мимо на велосипеде. Зэки бежали, оставив на месте рюкзак и топор. Шипова им пришлось отпустить.

Беглецы разделились. Лапскера задержали в тот же день на выходе из леса. Кошелева — три дня спустя, когда он ночью залез через дымоход в поселковый магазин. А Усольцев смог уйти.

Через пару месяцев стало известно, что в селе неподалеку в доме местной жительницы Нины Копытовой под полом есть укрытие с койкой, столом и светом. Оперативники подумали, что Усольцев может прятаться там — но никого не нашли.

Трое зэков бежали из ИТК-25 Ивдельлага в поселке Надымовка, сейчас это «Лечебное исправительное учреждение №58» ГУФСИН России по Свердловской области. В 2019 году колонию решили закрыть, так как она «физически устарела» — деревянные здания построены еще в 30-е, от Ивделя надо добираться несколько часов по бездорожью.

Колонию, где содержали заключенных, больных туберкулезом, обещали «утилизировать с помощью огня». Znak.com, описывая это учреждение, цитировал обращение ОНК: сырые, неотапливаемые помещения «лагеря смерти» только провоцировали развитие туберкулеза, а заключенные жаловались на «пытки холодом».

Жаловался на «колонию в Сибири» и Усольцев: в Венгрии он рассказывал соседу по палате о своей камере, настолько маленькой, что он не мог выпрямить ноги.

По тайге, горам и морю

На самом деле беглец укрылся в грузовом поезде и доехал до Свердловска — это километров 500 от колонии. Ненужное внимание к Усольцеву могли привлечь две вещи — лагерная роба и распухшее от укусов таежных комаров лицо. Первое он исправил, украв костюм на какой-то даче. Со вторым было труднее — пришлось неделю прятаться на чердаке в том же поселке, выходя лишь ночью. Питался тем, что воровал на дачах. Когда следы укусов сошли, стало возможным выходить в город, промышляя кражами и грабежами.

Дальше находящийся в розыске преступник перемещается в Пермь, где полтора месяца под фамилией Кравчук работает в техникуме лаборантом и по совместительству художником.

С осени 1970-го по весну 1971 Усольцев сменил примерно десяток городов в России, Узбекистане и Киргизии. Где-то работал художником, где-то воровал и грабил — например, заходил в квартиры к одиноким женщинам под видом сантехника, связывал их и требовал отдать деньги. Одной из жертв Усольцева стала хозяйка дома, в котором он снимал комнату.

В деле Николя Усольцева хранятся два деревянных бруска. Подозреваемый признал, что обокрал магазин в Челябинске, но не помнил, он ли оставил на планке у входа надпись «Здесь я был и больше не вернусь» (слева). Его заставили писать разные фразы на дереве (справа), чтобы сравнить почерк, но эксперты никаких выводов — Усольцев писал на магазине или нет — сделать не смогли. Фото автора

Евгений Масалов, Владимир Ященков, Константин Кравчук, — под такими именами мужчину знали в эти месяцы благодаря краденым паспортам. Преступнику пригодились навыки художника: он вклеивал в чужой документ свое фото, а сверху дорисовывал печать.

Никто даже не подозревал, кто он на самом деле. В подшитых к делу характеристиках с мест непродолжительной работы «Масалов», «Ященков», «Кравчук» — добросовестный, спокойный и обходительный сотрудник.

На киргизском термальном курорте Джергалан — здесь он трудился в качестве художника и жил с официанткой по имени Мотя — Усольцев осел неслучайно. Отсюда было недалеко до китайской границы. Беглец прекрасно знал о ссоре СССР и КНР — и рассчитывал, что его не выдадут, если он перейдет границу. Но горы занесло снегом и пришлось возвращаться назад.

После смерти Сталина отношения между СССР и Китаем ухудшились. Противостояние достигло своего пика в 1969-м: самым известным эпизодом стал бой за остров Даманский. Но стычки шли по всей приграничной территории, одно из самых крупных столкновений произошло на территории Казахстана у озера Жаланашколь в августе 1969 года.

Не вышло на юге в горах — можно попробовать на западе в море. «Масалов» едет в Одессу, чтобы устроиться на судно дальнего плавания и бежать уже с него. Снова провал: на месте выяснилось, что моряков тщательно проверяют, а это слишком большой риск.

Учительница из Запорожской области Валентина Кисель тоже в те дни была в Одессе — как и Усольцев, она пыталась устроиться здесь на работу, но не смогла. Они познакомились на вокзале, и «Масалов» принимает предложение женщины вместе поехать в колхоз, где живут ее родители. В запорожский колхоз беглец устраивается автослесарем. Начавшийся роман с Валентиной резко завершается через два месяца: получив зарплату, мужчина уезжает куда-то на Западную Украину — говорит, что зарабатывать.

Усольцев действительно добрался до Закарпатья — но для того, чтобы пересечь границу. На всякий случай у него было припасено объяснение своего нахождения в приграничном регионе. В колхозе «Масалов» познакомился с Иваном Попфалуши, который рассказал, что в его родном Закарпатье легко найти работу с хорошей зарплатой.

— Я сам скоро туда вернусь. Если надумаешь — можешь у меня дома остановиться, пока не устроишься. Записывай адрес, — добавил он.

Усольцев записал и даже заехал, оставив у Попфалуши чемодан и гитару — опять же, для алиби.

А сам добрался до городка Чоп на границе с Венгрией. Три дня он гулял по Чопу, присматриваясь к работе пограничников в разных местах. Алиби не пригодилось — никто его не заметил.

Нарисованная чекистами карта части Чопа, хранящаяся в деле.

Стало понятно, что переплыть разделяющую две страны Тису не выйдет — заметят. Чоп — это еще и важный железнодорожный узел, через который идут поезда на запад. Усольцев решил спрятаться на тормозной тяге идущего товарного состава с автомобилями «Волга». У него уже был богатый опыт в этом деле. Пограничники, светившие фонариком под вагоном, никого не заметили.

Вообще-то Усольцев, по его словам, надеялся попасть в Румынию — режим Чаушеску в те годы охладел к советским «старшим братьям» и, как казалось, дрейфовал в сторону Запада. Похожая ситуация была с Югославией, которая должна была стать следующим пунктом. В Белграде можно найти английское посольство и просить убежища, думал беглец.

Зачем, стремясь в Румынию, ехать в Чоп, непонятно. Закарпатье с Румынией граничит, но в другом месте. По словам Усольцева, он просто ошибся.

Покинув поезд в Чехословакии, беглец зарыл в землю документы на имя Масалова и спрятался в каком-то недострое.

Ночью он перешел границу с Венгрией. Что было дальше, мы знаем: задержание пограничниками, депортация, авария.

Все кончилось зимой

Находясь под арестом в Венгрии, Усольцев нападал на дежурных — как именно, не уточняется — и дважды пытался повеситься.

Через несколько месяцев после аварии, в октябре 1971-го, все в том же Чопе его наконец передали СССР. Везли теперь строго в наручниках, караул не спускал с него глаз. Рецидивиста доставили в Киев — следствие вел КГБ Украины. Именно поэтому дело Усольцева хранится в архиве Службы безопасности Украины.

Почему расследование вели сотрудники КГБ, а не милиция? Ведь Усольцев — чистый уголовник. Видимо, это было связано с его бегством за границу.

Среди сотрудников, занимавшихся этим делом, был следователь по фамилии Селюк. Скорее всего это Анатолий Селюк. Он известен тем, что вел дела нескольких украинских диссидентов, в том числе поэта Василия Стуса — а защитником на процессе был Виктор Медведчук.

Гибель венгерских пограничников в ДТП квалифицировали как двойное убийство.

Усольцев прекрасно понимал, что теперь его ждет расстрел, а не очередные 15 лет. Если в Венгрии он просил завершить дело побыстрее, чтобы его казнили летом, то теперь пытался затянуть следствие. В его показаниях начали всплывать неизвестные ранее мелкие преступления вроде кражи мыла и зубной щетки в Барановичах — в том же доме, где произошло изнасилование.

В конце концов рецидивист открыто заявил: он будет и дальше придумывать преступления и «признаваться», чтобы погонять следователей по командировкам и продлить себе жизнь. Правда, обещание почему-то не выполнил, а производство по предыдущим сомнительным эпизодам закрыли из-за отсутствия доказательств.

«В камере изводил сокамерника требованием играть с ним в шахматы "на интерес", предлагал убить надзирателей, а когда тот отказывался, угрожал, что убьет его.

Через несколько дней после того, как остался в камере один, стал нервозным, плохо спал, требовал снотворное. Оторвал ручку от кружки, каблуки от туфель, угрожал, что покончит с собой, просил поместить его с другими арестованными.

<…> Бахвалится своими похождениями. Заявляет, что у него "высшее уголовное образование", что в своей среде он именуется "графом"».

Из характеристики Усольцева.

Арестант не оставлял попыток свести счеты с жизнью: дважды поджигал волосы на голове, сделал петлю из простыни, пытался повеситься, бился головой о стену, вдыхал сигаретный пепел. На какое-то время его, помимо содержания в одиночной камере в наручниках, приковывали цепью к нарам.

Призрачный шанс на спасение от вероятного расстрела — признание невменяемым. Усольцев этим шансом воспользовался: написал заявление, в котором назвал себя душевнобольным, просил о консультации врача и лечении. Даже уверял, что в 15-16 лет лежал в психбольнице — почему-то в Томске, хотя раньше о его проживании там не было известно, и почему-то под именем Виктора Кондратьева.

Из Томска пришло извещение: такого пациента у них не было. Киевские, а потом и московские психиатры сочли Усольцева вменяемым.

В московский Институт Сербского Усольцева возили в апреле 1972-го. Этапировали его через харьковское СИЗО. После экспертизы караул под командованием лейтенанта Зозули прибыл в Харьков забирать арестанта.

— Это что такое? Вы куда смотрели? — злился Зозуля на сотрудников изолятора.

На лбу их подопечного красовалась татуировка: «Раб СССР». Усольцев умудрился сделать ее себе сам прямо в камере — разбитой лампочкой и самодельной тушью, изготовленной из резиновых каблуков. Правда, поскольку делал все вслепую, надпись получилась зеркальной.

Подобные антисоветские татуировки — в том числе на лбу — в те годы были одной из форм протеста заключенных. Например, против произвола тюремной администрации.

Через восемь дней, уже в Киеве, подозреваемый сделал еще одну татуировку на лбу — текст тот же, но уже слева направо.

Против рецидивиста возбудили еще одно дело — об антисоветской агитации и пропаганде, то есть за текст татуировок. В обвинительном заключении подчеркивалось, что первая надпись на лбу появилась «накануне юбилея создателя Советского государства», а вторая — 1 мая. Даты нанесения татуировок воспринимались как особый цинизм.

«Нами принимались меры с целью склонить Усольцева к удалению татуировки хирургическим путем. Однако он от предлагаемой ему операции отказался и заявил, что делать такую операцию не желает и будет оказывать сопротивление в случае ее проведения.

Как сообщил заместитель начальника медотдела МВД УССР т. Кисель В. И., их санчасть может сделать такую операцию, при отказе оперируемого на ее проведение, по указанию надзирающего прокурора.

Сообщаем на Ваше решение».

Из письма КГБ прокурору УССР Федору Глуху.

Прооперировали ли Усольцева принудительно или же он предстал перед судом с татуировкой, в деле не уточняется.

Множество актов и справок посвящено дальнейшему поведению рецидивиста в изоляторе: документы не подписывает, копию обвинительного заключения порвал, материт и пытается побить караульных.

Суд состоялся в сентябре 1972 года. На заседания приехали брат и сестра. Сам Усольцев на скамье подсудимых не проронил ни слова.

«Тут всесильное ЧК, а там [в суде] не с кем и не о чем говорить», — так он объяснил свое прерванное молчание уже после заседания, в изоляторе КГБ.

«Здесь осенняя погода. Немного прохладно, идут дожди. Настроение мое: на одном уровне с погодой! Шумят деревья листьями последними в мое окно тюрьмы. Не знаю? Плакать мне или смеяться. Осталось жить осенние деньки».

Из письма Усольцева бывшей жене и дочке, написанного накануне приговора. Письмо подшито к делу, то есть до адресатов, видимо, не дошло.

Приговор был именно таким, как все ожидали: расстрел. При этом к смертной казни Усольцева приговорили дважды. Во-первых, за измену Родине, то есть побег за границу.

Во вторых, за двойное убийство с отягчающими обстоятельствами — жертвы были при исполнении, способ убийства нес угрозу другим людям, Усольцев на тот момент уже был особо опасным рецидивистом, а также устроил ДТП, чтобы скрыть другие свои преступления.

Хоть Николай Усольцев и считал свою судьбу предрешенной, молчал на суде и всячески демонстрировал презрение к государственной системе, но правом просить Верховный Совет о помиловании все же воспользовался.

Постановление об отказе было подписано 16 декабря 1972 года.

Очевидно, вскоре преступника и расстреляли — точной даты в деле нет. То есть смерть наступила тогда, когда он хотел этого меньше всего — зимой.

https://zona.media/article/2021/08/12/usoltzev

Это дело не должно было храниться в архиве КГБ — уголовниками в СССР занималась милиция, а не госбезопасность. Но история Николая Усольцева уникальна. К 30 годам он совершил достаточно преступлений, чтобы в другом, более открытом обществе стать легендой вроде Билли Кида — но в советских газетах не было криминальной хроники. Он грабил и нападал на людей по всей стране, менял имена и паспорта, трижды сбегал из лагерей.

Смертельная беспечность

Это было в Мишкольце, Венгерская народная республика, утром 22 мая 1971 года.

Нарушитель послушно протянул руки, но майор Крешак одернул подчиненных:

— Да везите без наручников. Он вроде спокойный, бежать не собирается. Тем более вас аж четверо будет.

Когда пограничник спрятал наручники, нарушитель границы Константин Вольф постарался сохранить маску равнодушия на лице. Внутри он ликовал: опять повезло!

Вольфа задержали накануне утром рядом с чехословацкой границей. Из украинского Закарпатья он, как выяснилось, сначала бежал в Чехословакию, а оттуда, не задерживаясь, в Венгрию — неподалеку сходятся границы трех стран. Увидев конных пограничников, нарушитель выхватил нож, но когда на него направили автомат, бросил оружие на землю.

Грязный, заросший, помятый — мужчина выглядел так же, как и большинство беглецов из СССР. На нем были сразу несколько комплектов одежды, а сандалии надеты поверх трех пар носков — чтобы не замерзнуть ночью, а потом легко сбросить с себя лишнее, и в то же время не таскать ничего в рюкзаке. По одежде расплылись пятна машинного масла. Волосы были крашеные — корни другого цвета уже успели немного отрасти. Значит, он зачем-то хотел сменить внешность.

Вольф, он же Николай Усольцев через несколько месяцев после задержания в Венгрии, 1971 год.

Документов при себе у Вольфа не оказалось. Задержанный назвал пограничникам свое имя и рассказал о себе: 26 лет, родом из Иркутска, в последнее время жил во Львове. Решил поискать лучшей доли за границей. Главной задачей было добраться до Югославии, а дальше, как казалось, можно без проблем отправиться куда угодно. Самыми заманчивыми выглядели Аргентина, Канада, и особенно Австралия.

Вещи, изъятые у Вольфа-Усольцева.

Но теперь вместо Торонто или Мельбурна Вольфа ждал КПП Захонь на границе с СССР — пограничники везли его, чтобы передать советским коллегам. Дальше, понятное дело, тюрьма. Бегство за границу тогда считалось серьезным преступлением — изменой Родине.

Легковушка польского производства «Варшава» с четырьмя пограничниками и задержанным проехала городок Токай — центр региона, известного белыми токайскими винами. До границы оставалось километров сто.

Зажатый между двумя конвоирами на заднем сиденье Вольф всю дорогу сохранял безразлично-расслабленный вид, но беспрерывно курил — благо руки были свободны. Сигаретами его угощал добродушный подполковник Фридик, сидящий на переднем сидении.

— Что это за река? — спросил задержанный, когда «Варшава» въехала на Токайский мост.

Фридик ответил: Тиса.

Навстречу им двигался грузовик ЗИЛ. Вольф понял: пора!

Он изо всех сил ударил локтями в носы обоих сидящих по бокам пограничников. Потом вскочил, схватил за волосы водителя, вырвал из его рук руль и повернул влево. «Варшава» влетела под грузовик.

Не Вольф

Спустя несколько дней следователь допрашивал Вольфа, лежащего со сломанным бедром в больнице города Ньиредьхаза. Сбежать, воспользовавшись аварией, помешал не только перелом — после столкновения мужчина потерял сознание.

В том же отделении лежали пограничники Имре Холове и Иштван Керестеш. Водитель Арпад Кишш погиб на месте, а сидевший с ним спереди Ференц Фридик скончался в больнице.

Последствия аварии.

Днем ранее беглеца уже допрашивали. Тот уверял следователя, что никого не бил и аварию не устраивал, а как все произошло — не помнит. Судя по всему, у Вольфа еще теплилась надежда, что его оставят в Венгрии и осудят только за пересечение границы.

Задержанный держался уверенно и даже нагло, услышав, что полиция узнала его настоящее имя. Но моментально сник, когда следователь прочитал с бумажки: «Кусольцев Николай Петрович».

Первая буква фамилии была лишней, но какое это имело значение? Они все о нем узнали и теперь точно выдадут СССР.

В одном из переведенных с венгерского протоколов есть слова «Вольфа»-Усольцева, понявшего, что ему не избежать расстрела: «У меня только одна просьба, чтобы, если можно, приговор привели в исполнение летом, а не зимой, потому что летом лучше умирать».

«Я докажу, что я — человек»

Родился Николай Усольцев как раз зимой — в феврале 1941-го. Родной город — Барабинск Новосибирской области. Отец погиб на фронте, мать сама воспитывала семерых детей. Коля — самый младший.

Он рос трудным подростком. Дрался (в том числе с ножом), прогуливал уроки, сбегал из дома и бродяжничал. За кражу лыж и прочие выходки 14-летнего ученика перевели из обычной школы в вечернюю.

А в 15 лет Усольцев «из хулиганских побуждений» порезал ножом прохожего. Скрылся, его объявили в розыск и год спустя арестовали. Чем все закончилось, неясно — есть лишь справка, что дело до суда не дошло. Интересно, что в том же году юношу приняли в комсомол. На некоторых допросах Усольцев называл себя художником — видимо, просто хорошо рисовал.

Биография Усольцева с 1959 по 1965 годы создает впечатление, что он остепенился: окончил курсы шоферов, работал по специальности, женился, родилась дочь. Молодожены жили то в Барабинске, то в Казахстане — супруга была родом оттуда; познакомились они, когда Усольцев работал в городе Темиртау.

В начале 1966-го семья снимала комнату в казахском Усть-Каменогорске. Однажды ночью, когда жены не было дома, пьяный Усольцев с угрозами и побоями изнасиловал 53-летнюю хозяйку квартиры. Своей сестре насильник рассказал, что «приставал» к женщине, и просил уговорить ее молчать о случившемся. Но хозяйка пошла в милицию.

«Допрошенный 10 марта 1966 года в качестве подозреваемого Усольцев Н. П. показал, что он выпил вина и совершил половой акт с В., но точность событий объяснить не может, так как был пьян».

Из материалов дела.

Через неделю насильника решили арестовать, но он к тому времени уехал в другую часть Казахстана — в Алма-Атинскую область, к дяде жены. Тихо отсидеться не получилось: примерно в те же дни, когда в Усть-Каменогорске его объявили в розыск, Усольцев, опять напившись, угнал водовоз.

Сам он позже объяснял все так: муж сестры Анатолий Фомин приехал к нему и стал уговаривать вернуться в Усть-Каменогорск — очевидно, чтобы не усугублять свое положение, — он согласился. Мужчины вышли на шоссе, чтобы попутками добраться до Усть-Каменогорска, а потом увидели стоящий у дороги водовоз и решили его угнать.

Проехать удалось лишь 18 километров — машина под управлением Усольцева столкнулась с автобусом, перевернулась и упала в кювет. Водитель Али Джаманкеев погиб. Фомин остался на месте, а Усольцев сбежал.

Попутной машиной Николай добрался до города Кентау, где пробыл десять дней. Здесь он обокрал квартиру. Среди прочих вещей он вынес документы на имя Александра Шилова, в том числе паспорт. Это было очень кстати — документы самого Усольцева остались в Усть-Каменогорске, их после допроса забрал следователь.

Следующий пункт назначения — Уральск, где беглец вытащил из кармана какого-то прохожего еще один паспорт. Из него он берет вкладыш с уральской пропиской и вставляет в паспорт Шилова. Под этим именем мужчина остается жить в городе, устроившись на теплоход матросом-рулевым.

Но долго на одном месте Усольцев решил не задерживаться, и уже через месяц направляется в другой конец Советского Союза — Белоруссию. За один только день 9 июня 1966 года в городе Барановичи он успел совершить три преступления.

Под видом контролера-электрика Николай начал ходить по квартирам, проверяя счетчики. Схема простая: если окажется, что кто-то из жильцов ворует энергию «мимо счетчика», его нужно напугать составлением акта и дальнейшими проблемами, а потом намекнуть, что все можно решить за взятку. В одной квартире лжеконтролеру повезло.

«Путем обмана и злоупотребления доверием получил от Паршина 4 рубля денег, 0,5 литра столичной водки, 300 грамм колбасы, а также добился угощения водкой и закуской и с места преступления скрылся».

Из материалов дела.

Водка мошеннику пригодилась. Через несколько часов после «инспекторской проверки» в городском парке он приметил военного в форме, гулявшего сильно навеселе. Усольцев угостил майора пивом и водкой, тот не отказывался.

«Когда военнослужащий Масюков опьянел и свалился на землю, Усольцев на виду других лиц открыто похитил у него наручные часы "Полет" и 40 рублей денег и с места преступления скрылся».

Из материалов дела.

Усольцев даже снял со спящего офицера форменную рубашку и начал примерять ее, но потом передумал и оставил. Сильно пьяный, он решил продолжить «инспекцию» счетчиков.

Дверь в одной из квартир ему открыла 7-летняя Т. Девочка простудилась, поэтому была дома одна. Отец недавно вернулся с работы, но пошел на почту. Усольцев записал показания счетчика, зачем-то украл в ванной зубные щетки и пасту, после чего изнасиловал ребенка. Т. попросилась в туалет — мучитель ее пустил. Девочка в слезах выбежала во двор и позвала на помощь соседей. Преступник выскочил из квартиры. Его пытались поймать, но Усольцев вырвался и убежал.

Михаил Чернышев — так на первом допросе назвал себя насильник, которого милиция тем же вечером нашла в кустах спящим. Утаив свои предыдущие похождения, о случившемся в Барановичах он рассказал правдиво.

А когда три месяца спустя его судили (уже как Усольцева), из всех обвинений он отрицал изнасилование ребенка.

Подсудимый просил не приговаривать его к расстрелу.

«Если у суда будет возможность оставить мне жизнь, я докажу, что я — человек».

Из последнего слова Усольцева.

За два изнасилования, угон водовоза и аварию с жертвой, мошенничество и грабеж Усольцеву дали 15 лет — максимальный срок в те времена.

В 1960 году в СССР был принят новый Уголовный кодекс — формально свой в каждой республике, но отличия были незначительны. УК принимался на волне хрущевской «оттепели» и смягчал многие явно репрессивные положения сталинского уголовного кодекса. Одним из них было уменьшение максимального срока с 25 до 15 лет лишения свободы. Такого наказания, как пожизненный срок, советские УК тоже не знали — зато по многим статьям был предусмотрен расстрел.

От побега до побега

Прошло примерно два года. 26 июля 1968-го шофер Алексеенко проезжал белорусский город Орша. В районе пивзавода на обочине голосовал мужчина с цветами в руке. Неизвестно, сыграл ли букет отведенную ему роль — усыпить бдительность — но водитель остановился.

— Тебе куда?

Вместо ответа Усольцев — а это был он — выбросил цветы, дернул дверь на себя и запрыгнул в машину. Откуда-то выскочил еще один мужчина — и тоже оказался в салоне.

«…Усольцев заявил, что они заключенные и бежали из мест заключения и предложил ему быстро ехать, в противном случае Усольцев угрожал расправой».

Из материалов дела.

Из колонии №8 в Орше Усольцев и еще один заключенный, Ионов, сбежали накануне ночью. О каких-то ухищрениях с их стороны дело не сообщает — просто «преодолели» заборы из колючей проволоки.

На развилке неподалеку Алексеенко увидел пост ГАИ. Резко затормозив, он выпрыгнул из машины и побежал к посту. Зэки кинулись в противоположную сторону, но далеко не ушли.

Суд дал Усольцеву за побег три года, прибавив их к неотбытым тринадцати. Но больше максимального срока ему назначить не могли, так что он вновь получил 15 лет лишения свободы.

Теперь Усольцева отправили в колонию строгого режима, входящую в систему Ивдельлага.

Ивдельлаг — сеть лагерей (позже — колоний), созданная в 1937 году. Заключенные работали в основном на лесозаготовках. Недалеко от этих лагерей в 1959 году погибла туристическая группа Дятлова. Среди версий случившегося есть убийство сотрудниками Ивдельлага или беглыми заключенными.

Ивдельлаг существовал до распада СССР. Несколько колоний действуют и сейчас. В 2019 году официально закрыли последний «северный» лагерь — колонию для приговоренных к пожизненному сроку «Черный беркут» в поселке Лозьвинский. Но как сообщал в декабре 2020-го Znak.com, охрана там продолжала работать: три десятка сотрудников ФСИН стерегли троих заключенных.

В ночь на 2 июня 1969 года Усольцева и еще четверых зэков, Юдина, Миронюка, Плюща и Деркача, автозаком этапировали из 1-й колонии Ивдельлага в 12-ю. Беспечные конвоиры вместо того, чтобы повесить на дверь навесной замок, связали скобы проволокой. Заключенные не могли не воспользоваться этой оплошностью.

Просунув руки в окошко на двери камеры, Юдин и Миронюк размотали проволоку. Было темно, конвоиры ничего не заметили.

«Миронюк на конвоира Смирнова, а Деркач на конвоира Барнашева набросились внезапно, а Плющ завладел автоматом солдата Барнашева. В этот же момент через двери, открытые Смирновым, выпал на ходу из автомашины Смирнов, Барнашев и подсудимый Миронюк. Миронюк завладел пистолетом конвоира Смирнова, у которого он пистолет отобрал и ударил Смирнова по голове, а пистолет забросил в кусты.

Оставив автозак, завладевший автоматом заключенный Плющ произвел выстрел в начальника конвоя Ушу, но промахнулся, он же выстрелил в шофера автозака солдата Альхименюк и ранил его в ногу.

Подсудимый Усольцев сел за руль автозака и, развернув автомашину, вернулся к тому месту, где остались Миронюк и солдаты. Подъехав к ним, Плющ вновь стал стрелять из автомата в солдат и ранил солдата Барнашева в руку, а подсудимого Миронюка в ногу».

Из материалов дела.

Подобрав Миронюка, беглецы поехали в сторону поселка Северный, но по дороге автозак сломался. Из гаража находившегося рядом рудника зэки угнали машину техпомощи, но через десяток километров «изломалась» и она. Тогда зэки бросили раненого Миронюка — на этом месте его вскоре и задержат — после чего разделились на две группы.

Деркач и вооруженный автоматом Плющ остались на дороге ждать попутку. К ним на самосвале подъехал старшина милиции Нечипоренко — в документе не уточняется, была это случайность или он искал беглецов. Милиционера застрелили.

«При преследовании их войсковыми нарядами они отстреливались из автомата и смертельно ранили лейтенанта Павлова. 4 июня 1969 года Плющ и Деркач в лесу были окружены и в перестрелке оба убиты».

Из материалов дела.

Усольцева с Юдиным обнаружили через восемь дней после побега на чердаке дома в поселке Пристань. Когда солдаты окружили дом, беглецы сдались.

В суде Юдин и Усольцев «топили» друга друга: первый утверждал, что побег предложил его напарник. На чердаке, увидев военных, Усольцев якобы собирался отстреливаться, а он, Юдин, отнял пистолет, ударил Усольцева рукояткой по голове и выбросил через крышу белый флаг.

«Что заработал, то и давайте. Я все осознал, при этом погибли люди».

Из последнего слова Усольцева.

Всех троих наказали одинаково — вновь по 15 лет. Вернули в тот же Ивдельлаг, но уже в колонию особого, а не строгого режима.

Жена Усольцева решила, что не хочет иметь ничего общего с ним еще после первого ареста, а теперь подала на официальный развод.....