whateveryoucan

Дочка знакомых попала в ДТП, какой прогноз при таких травмах?

Автор: Василий Васильевич Ершов

"Раздумья ездового пса"

https://proza.ru/2014/10/31/510

Летая на Ан-2, я имел возможность на своей шкуре испытать, что значит самоуверенность в условиях обледенения.

Как-то весной прилетели мы в Назимово, посадили пассажиров, загрузили почту, и я взлетел под слоем тонкой облачности, язык которой наползал на берег Енисея с запада еще перед посадкой. Хотелось потренировать себя в условиях полета над землей, закрытой облаками. Нарушение, конечно… но, случись что, я за несколько секунд пробью облачность и выйду на визуальный полет…

Я надеялся в наборе высоты за считанные секунды прошить тонкий облачный слой и выскочить в залитый солнцем заоблачный мир. С выпущенными во взлетное положение закрылками я поднимал машину с максимальной вертикальной скоростью, чтобы скорее пронзить…

Вошел в облака, перенес все внимание на приборы… и заметил, что скорость-то падает. Ну, отдал от себя штурвал. Скорость не растет. Еще отдал, вертикальная уменьшилась почти до ноля. А самолет не летит.

Второй пилот сказал: «Обледенение!» Я взглянул на крыло. Бросило в жар: вся поверхность крыла – и спереди, и снизу – была покрыта гладким блестящим льдом. Лед покрыл ленты-расчалки и нижнее крыло и рос, рос на глазах. Угрожающе вибрировала «палка», соединяющая расчалки. Лед намерзал и на лобовом стекле. Самолет отказывался лететь и повис на минимальной скорости. Все это заняло считанные секунды: может, 30, может, 45 секунд. Верхней кромки не было видно; все серый плотный туман, без просветов, без надежды пробиться к солнцу… а такой вроде бы тонкий слой…

За бортом термометр показывал минус один; у земли было плюс один. Сейчас свалимся… Ой, надо вниз!

На номинальном режиме я перевел самолет в снижение: к земле! к теплу!

Скорость не нарастала; нарастал лед. «Палка» тряслась так, что, казалось, сейчас лопнут стальные ленты расчалок. Все сжалось у меня внутри. За спиной, ничего не подозревая, уставились в иллюминаторы пассажиры.

Разогнать скорость. Только скорость. И – к земле, к Енисею, ко льду и береговому припаю, где нет торосов. На худой конец сядем на лед… оттаем… Нет, на Енисей – опасно, дотянем до Колмогорова…

Тянули на двадцати метрах, на взлетном режиме, по береговой черте, под нижней кромкой. Лед не нарастал, но и не таял. Двигатель звенел на взлетном режиме. Пару раз перевел шаг винта с малого на большой – ударило осколками сорвавшегося с лопастей льда по фюзеляжу… вроде чуть пошла скорость. Перевел на номинал – снова остановилась.

Показалось Колмогорово. Сесть? Но там площадка-то всего 400 метров, через деревья, через телефонную линию… нет, скорость еле держится, с закрылками мотор не потянет, а без них – не хватит площадки, выкачусь в кусты…Надо тянуть через излучину Енисея на Усть-Пит.

Потянулись под ногами гряды метровых торосов. Ноги сами поджимались: не зацепить бы… А облачность прижимала ко льду.

Перетянули Енисей; вот Усть-Пит… вроде летим, тянет… А – давай снова через Енисей – до Анциферова. Может же начнет оттаивать. Вроде тянет, вроде летим… чуть уменьшил режим, прибрал обороты… черт, как трясется “палка”…

И тут, наконец, кончилась эта облачность, и лучи солнца стали растапливать лед. Поползли по крылу полосы; с лент-расчалок полосами срывало лед, обнажался металл. Через пять минут самолет смог набрать высоту. Крылья были мокрые; моя спина тоже. Эксперимент закончился благополучно. Правильно нас пугали льдом еще в училище…

Автор: Василий Ершов, время действия 1985 год.

Вчера был разбор объединенного отряда. По катастрофе материалы еще в

Москве, по Минску молчание. Сейчас притчей во языцех стали Ил-76. У одного

гидросистема отказала, у другого еще что-то, но самый анекдотический случай

произошел с моим соседом Пашей Краснощеком.

Его отправили в командировку в Братск: возить оттуда горючее в

Полярный. Работа хорошая: я сам когда-то возил горючее на Ан-2. Груз всегда

готов, задержек нет. Вот они и возили себе спокойно. По инструкции перевозка

топлива осуществляется с разгерметизированным кузовом - для вентиляции, что

ли.

Летели они на 11100 м, подошло время приема пищи, оператор пригласил

командира на кухню. Тот, идя мимо двери, ведущей в кузов, обратил внимание

на сильное шипение. Там в двери два отверстия, закрыты створками; при

необходимости створки можно открыть для более быстрого выравнивания давления

между кузовом и кабиной. Вот и шипело: воздух выходил из кабины в щель.

Паша решил устранить дефект. Стал дергать эти заслонки за ручки, но

этим только расширил щель. Видя, что сил не хватает, вспомнил, что есть еще

автоматика: можно эти заслонки закрыть или открыть электромеханизмом,

который сильнее рук, а управляется кнопочкой на стене.

...И нажал кнопочку. Он все продумал, но никак не ожидал, что механизм

сработает на открытие, так как там есть тумблер, переключающий работу

механизма на "открыть " и "закрыть". Он стоял на открытие.

Кабина мгновенно разгерметизировалась, давление в ней сравнялось с

забортным, стало, как на 11100. Паша загремел по лестнице вниз, к штурману.

Бортинженер повалился лицом на пульт; второй пилот, по его объяснению, вроде

бы все ощущал, но как в тумане, а пошевелиться не мог.

Туман в кабине-то был - это всегда случается при разгерметизации.

Радист в это время кончил есть и повернулся отдать поднос оператору. И

увидел, что тот валится на него. Отшатнувшись, он поймал краем глаза

загоревшееся табло и меркнущим сознанием разобрал надпись на нем: "Дыши

кислородом!"

Не звоночек зазвенел, не сирена взвыла, не лампочка загорелась, -

огненные буквы! Маска была рядом; хватило сил дотянуться и сделать несколько

вдохов - сознание прояснилось.

Самолет себе летел на автопилоте. Правда, они как раз меняли эшелон, и

второй пилот, Саша Ишоев, управлял рукояткой тангажа.

Радист схватил его маску, прижал ему к лицу и кое-как привел в чувство.

Думать тут нечего: ударил по газам и - экстренное снижение.

Где-то ниже 6000 пришел в себя командир, кое-как добрался до рабочего

места. Из снижения вывели на 4500, загерметизировали кабину опять,

отдышались и благополучно сели в Братске.

Паша, конечно, очень умный. Он заочно окончил МАИ с красным дипломом.

Но, как известно, интегралы (которые он, кстати, и сейчас знает) не помогают

летать, а скорее мешают, путают мозги. Считая себя на голову выше остальных,

а в экипаже - и подавно, - он в полетах все время экспериментирует. И все

молча. Он молчун в жизни, молчит и в полете. Да только что-то все ему не

везет. И на Ан-12 летал с приключениями, а на Ил-76 снискал себе твердую

славу экспериментатора. То в Норильске самолетные тельферы с рельса уронил,

кнопочками баловался, то еще какой-то эксперимент, снова с тумблерами. То

выкатился в Ванаваре.

Его, конечно, вытаскивал Халин, начальник управления, земляк и

однокашник. Но сейчас не вытащил. Ведь потеряй сознание радист, была бы

катастрофа, и ни одному, самому наиопытнейшему эксперту в голову не пришла

бы абсурдная мысль, что опытнейший пилот, умнейший, думающий, с образованием

авиационного инженера, - сам разгерметизировал кабину. Да и ищи-свищи по

зимней тайге обломки.

Перевели его во вторые пилоты - в который раз. Да еще как пройдет ЦВЛЭК

- разрешат ли вообще летать. Экипаж его материт. Им же тоже на ЦВЛЭК надо

проверяться.

Радиста наградили подарком, представили к знаку "Отличник Аэрофлота",

но ведь и он не летает, и его ЦВЛЭК держит.