Собирательную работу  "Человек Моисей и монотеистическая религия" принято считать завещанием З. Фрейда психоаналитикам.

Читая эту работу, каждый субъект будет видеть в ней что-то свое: для кого-то это просто гипотеза возникновения монотеистической религии; для кого-то это будет откровением об убийстве евреями Моисея; кто-то во главу угла поставит оспариваемое происхождение человека Моисея; кто-то обратит внимание на исследование Фрейдом идеи антисемитизма, происхождения евреев и такого специфичного отношения к ним со стороны всех соседствующих народов; для кого-то может показаться, что Фрейд обращается с преданием и рассказанной историей как с клиническим случаем; для кого-то центральным местом в этой работе станет психоаналитическая реконструкция: Фрейд возвращает то, что было вытеснено - он интерпретирует предание, заполняя пробелы; кто-то увидит в Моисее самого Фрейда, проведет параллели с тем как Фрейд вывел психоанализ за пределы медицины; кто-то увидит сближение идей Фрейда с идеями Юнга; большинство заметят связь этой работы с двумя другими фундаментальными трудами З. Фрейда - "Тотем и Табу" и "Психология масс и анализ человеческого «Я»".

Есть факты, которые пока лишь косвенно позволяют расценивать последний труд З. Фрейда как завещание. Эта работа писалась Фрейдом на протяжении пяти лет: с 1934 года по 1939 годы. Ни одну другую работу Фрейд не писал так долго. Фрейд уходит из жизни добровольно: в отличие от тех, кого настигает смерть внезапно, для тех писателей их последние труды просто оборвались, Фрейд завершил написание этой работы и ушел из жизни при помощи своего лечащего врача. Все уже было сказано, путь был завершен.

Вернемся вновь к первому абзацу работы, с которого все начинается:

Отнять у народа человека, которым он гордится как величайшим среди своих сынов,— за такое дело берешься неохотно и не с легкой душой, тем более если сам к этому народу принадлежишь. Но никакие поучительные примеры не подвигнут меня отставить истину ради мнимых национальных интересов, а от прояснения некоторых обстоятельств следует ожидать, между прочим, определенного приобретения для нашей теории.

Что можно понять из вводных слов? Фрейд, безусловно, ставит Истину выше каких-то мнимых (пресловутых) интересов. Этим абзацем Фрейд обозначает свое желание - стремление к истине, он обозначает избранный собою путь.

Если мы рассмотрим путь, которым шло учение З. Фрейда, мы увидим как его стремление к познанию истины не давало ему отступать, помогало выдержать все нападки со стороны критиков из научного сообщества, мы увидим как Фрейд пробирался со своей теорией через отрицания его идей, через изоляцию психоаналитической мысли.

До миграции в Великобританию З. Фрейд также наблюдает приход А. Гитлера к власти в 1933 году - не где-то далеко, а в соседней Германии. И в 33 году 20 века он задается вопросом, который в чем-то детерминирует написание им этого последнего труда. Фрейд пытается понять - кто такие эти евреи, в чем их особенность? За ответами он идет в изучение писания.

Фрейд пишет в письме Арнольду Цвейгу еще в 1934 году (Письмо А. Цвейгу за 30.09.1934):

Faced with the renewed persecutions, one asks oneself again how the Jew came to be what he is and why he has drawn upon himself this undying hatred. I soon found the formula: Moses created the Jew. And my essay received the title: The Man Moses, a Historical Novel

Перевод будет примерно такой: столкнувшись с возобновившимися гонениями на евреев, я задался вопросом - как появились евреи и как они навлекли на себя эту ненависть других, которая не угасала на протяжении всей истории существования этого народа. Я вычислил формулу: Моисей создал евреев. Мое эссе получает такое название: "Человек Моисей, Историческая Новелла (роман)"

Моисей - это в первую очередь человек, который приносит закон евреям, он дал им самоидентичность. И идентичность - это не то, что связано с кровью и закрепленной за народом землей, это то, что закреплено символом. Только тогда, когда евреи приняли Закон, они стали называться евреями, до этого это были просто семитские племена.

К тому, что касается идентификации Фрейда с человеком Моисеем: если Моисей создал евреев, дал им идентичность, то Фрейд создал психоаналитиков, принес им закон, даровал им идентичность.

Но мы вернемся к обсуждению вопроса, что же все-таки Фрейд завещал психоаналитикам?

Как ребенок рождается в мир чувств и удовлетворения матери, чтобы стать взрослым, он должен войти в мир отца, в мир мысли и абстракции - в Царство Духа. Для этого ему придется отказаться от влечений, от прежних путей их реализации. Дать влечениям новые пути. Закон, привнесенный извне, предполагающий отказ от влечений, не подразумевает прекращение влечений, а предполагает создание иных условий, ведущих к развитию: запуск энергии влечений по новым путям, поиск самого пути. Именно принятие запрета, принятие Закона, приводит человека к развитию, заставляет его искать новые пути. Это путь к субъекту.

Список источников мысли

1. Фрейд, З. Человек Моисей и монотеистическая религия.

2. Фрейд, З. Письма. Письмо Арнольду Цвейгу за 30.09.1934

3. Фрейд, З. Тотем и табу.

4. Базаров, В. А. Семинары и лекции.

5. Мазин, В. А. Семинары и лекции.

В предыдущей части серии статей мы начали разбирать третий очерк З. Фрейда "Моисей, его народ и монотеистическая религия", который входит в собирательную работу "Человек Моисей и монотеистическая религия". Мы вспомнили все то, что было описано Фрейдом в предыдущем его очерке, подытожили тот исторический материал, который теперь будет подвергнут анализу.

Эта часть работы носит название "Латентный период и предание". Фрейд сразу задается вопросом - как объяснить, почему изначальные доктрины Моисея о едином боге и его порицании магических ритуалов лишь спустя время вошли в силу и значительно окрепли в религии евреев? Где мы еще сталкиваемся с похожим явлением?

Фрейд приводит параллель с принятием теории Дарвина. По началу она также была встречена отрицанием и оспаривалась: встретила сильнейшее эмоциональное сопротивление. Но понадобилось менее поколения для того, чтобы теория Ч. Дарвина стала признана величайшим шагом на пути к истинному знанию.

Существует и аналогия в душевной жизни отдельного индивида:

Это будет тот случай, если человек узнает что-то новое для себя, что на основании определенных доказательств должен признать, истинным, но что противоречит некоторым его желаниям и задевает ряд ценных для него убеждений.

Интеллектуальная деятельность Я требует времени для преодоления возражений, которые поддерживаются сильными эмоциональными катексисами (~нагрузками психической энергией).

Следующий пример, приводимый З. Фрейдом - это возникновение "травматического невроза". Человек попадает в страшную аварию, он покидает место происшествия не пострадавшим, как кажется со стороны. В течение следующих нескольких недель у него развивается определенная симптоматика. Время между несчастным случаем и проявлением первых симптомов - это инкубационный период. Но в чем схожесть этого феномена с еврейским монотеизмом?

И ответ тому - латентность. Решение поставленной Фрейдом задачи (возвращаемся к изначальному вопросу этой статьи) следует искать в конкретной психологической ситуации.

Феномен латентности в истории религии еврейского народа объясняем тем, что факты, которые скрывались намерено теми, кто документировал происходящие события в истории этого племени семитов, на самом деле не были утеряны. Сведения о них оставались в устных преданиях и передавались из поколения в поколения - из уст в уста. Так по утверждению Селлина существовало предание об убийстве Моисея.

Замечательным также является то, что эти предания лишь крепли с течением времени. Фрейд выводит новую идею о том, что предание, которое было как будто бы канувшим в забвение, продолжало влиять на умы поколений - все это переходит в категорию групповой психологии.

Когда люди не удовлетворены настоящим, их фантазии устремляются в доисторические времена прошлого, чтобы доказать себе реальность мечты о Золотом Веке. Народ также может быть очарован собственным детством, память о котором преподносится как о периоде блаженства. Когда от прошлого остаются лишь смутные припоминания - именно этот период следует характеризовать как некое предание.

В этом случае предание о Моисее способствовало изменению религии еврейского народа, однако подобный факт не проясняет проблемы, поэтому требуется иная аналогия.

🤫 За опозданиями Антона скрывается не лень, а молчаливый протест против рабочего проекта. В группе раскол: Петр и Павел предлагают просто «делать работу за деньги», а Ирина и Ярослава уверены — это избегание настоящей проблемы.
Ключевой вопрос серии: Лучше игнорировать дискомфорт ради выгоды или разобраться в его причинах, рискуя стабильностью?

💡Почему это важно: Симптомы, такие как прокрастинация, опоздания или «забывчивость», часто не являются реальной проблемой. Это язык, на котором с нами говорит внутренний конфликт или неудовлетворенная потребность. Игнорировать этот сигнал — значит позволить настоящей проблеме остаться нерешенной.

Не пропустите новый познавательный эпизод "проЭго.изма"!🔝

Все серии "проЭго.изм" можно посмотреть здесь 👉
https://vkvideo.ru/playlist/-228033771_2

#проЭгоизм #скрытыйсмысл #самосаботаж #пассивнаяагрессия #прокрастинация #кореньпроблемы #психоанализ

Беттельхейм видит в сюжете отголоски эдиповых переживаний: например, в сюжетной линии «смерть доброй матери», которая символически отражает необходимость для ребенка отказаться от исключительной, инцестуозной привязанности к родителю противоположного пола. Злая мачеха — это та же самая мать, но теперь на нее можно безопасно направить весь свой гнев и разочарование, которые ребенок боится испытывать к реальной, любимой матери. Мачеха становится «контейнером» для негативных чувств, позволяя сохранить образ настоящей матери идеализированным и чистым. Это помогает ребенку справиться с амбивалентностью (смешанностью чувств) по отношению к родителям.

Символика золы и туфельки

Сидение в золе - это не только символ унижения; зола — это также нечто, что остается после огня (страстей, инцестуозных желаний). Сидя в золе, Золушка символически проходит через стадию тушения этих запретных импульсов, чтобы «очиститься» и стать готовой для зрелых, разрешенных отношений с принцем (партнером вне семьи).

Хрустальная туфелька - символ женственности и сексуальности. В детском сознании существует страх, что его половые органы несовершенны (т.н. «кастрационная тревога»). История о туфельке, которая идеально подходит только одной девушке, передает утешительную мысль, которая призвана снизить тревогу: твоя уникальная женственность (или мужественность) будет по достоинству оценена твоим идеальным партнером.

Этапы развития женственности

Беттельхейм выделяет в сказке три стадии, через которые проходит Золушка (и которые проходит в своем развитии ребенок):

1. Стадия загнанности и рабства: ребенок чувствует себя зависимым, подавленным семейными правилами и конкуренцией.

2. Стадия расширения прав и возможностей (бал): с помощью внешней помощи (крестной феи, которая символизирует поддержку со стороны или внутренние ресурсы), ребенок ненадолго получает признание, чтобы почувствовать свою ценность.

3. Стадия вознаграждения и обретения новой идентичности (туфелька и замужество): обретается истинная, уникальная идентичность, которая признается миром, а ребенок находит свое место.

Таким образом, для Б. Беттельхейма «Золушка» — это терапевтическая история, которая помогает ребенку: принять свои «плохие» чувства к братьям, сестрам и родителям; справиться с ревностью и соперничеством; преодолеть эдиповы комплексы с помощью переноса гнева на фигуру мачехи; обрести надежду, что его уникальность будет оценена, а тяжелые времена пройдут; поверить, что он перерастет свои детские проблемы и обретет счастье во взрослой жизни. А сам жанр сказки - психологический инструмент, помогающий ребенку ориентироваться в сложном мире своих эмоций и семейных отношений.

А что же с фильмом «Гадкая сестра»?

Тут всё интересно, поскольку, вероятно, это не прямая адаптация, а именно деконструкция и инверсия архетипов Золушки. И если сказка о Золушке, по Беттельхейму, помогала ребенку примириться с несправедливостью и психологически переработать основные конфликты, то "Гадкая сестра" показывает патологию самой системы, порождающей эту несправедливость. Это не сказка для утешения ребенка, а притча для взрослых о том, к чему приводят навязанные обществом и семьей "сказочные" сценарии.

Инверсия ролей

Классические архетипы сказки лишаются своей однозначности и «разбираются» до состояния патологии:

• Золушка / Агнес лишена своей непорочности и жертвенности, расчетливая карьеристка, использующая свою красоту как капитал; не ждет спасения, а сама активно борется в рамках той же системы за место под солнцем.

• Сестры Золушки / Эльвира и Альма из карикатурных антагонистов превращаются в главных жертв. Эльвира — трагическая фигура и «жертва системы», а не просто завистливая злодейка. Это смещение фокуса — ключевой акт деконструкции.

• Принц / Джулиан лишен своего ореола спасителя и идеального мужчины; продукт и воплощение больной системы: поверхностный, сексистский, объективирующий.

• Фея-крёстная / Доктор Эстетик сочетает роли «ученого-творца» и палача, чья «магия» — технологичное насилие, а не доброе волшебство. Пародийно гиперболизирует идею преображения, доводя ее до абсурда и ужаса.

Разбор «хэппи-энда»

Фильм напрочь отвергает традиционную сказочную развязку. Вместо свадьбы и спасения - физическое и психическое разрушение героини, тем самым деконструируется сама идея о том, что страдание и самопожертвование будут вознаграждены.

Ключевой конфликт - не личное соперничество сиблингов, а развенчание тотального объективирования и насилия стандартов красоты. Жертвой системы становится не та, кого заставляют работать, а та, чье тело и психика подвергаются прямому уничтожению ради соответствия идеалу.

Символическое замещение ключевых элементов сказки

• "Зола и пепел" (унижение): унижение Эльвиры происходит не на кухне, а в кабинете у доктора Эстетика, это не физический труд, а интериоризированное насилие над телом. Ее "зола" — это шрамы, боль и потеря самоидентичности.

• "Волшебная крёстная": этому архетипу нет места, его заменяет Доктор Эстетик, который не дарит возможности для преображения через магию, а предлагает ее патологический вариант через боль, деньги и увечья.

• "Хрустальная туфелька": ключевой символ уникальности и женственности также извращен – это некий стереотип, чтобы соответствовать - нужно искалечить тело, которое должно "подойти" принцу. Но идеал, олицетворяемый принцем, настолько поверхностен и недостижим, что это лишает любой надежды. Финал не про "примерку" и обретение идентичности, а про полную потерю себя.

• "Бал" - это не момент триумфа, а финальный акт оценки товара, рынок невест, где женщины выставляют напоказ свои тела, купленные и оплаченные страданием.

Психологические стадии развития: путь к саморазрушению

Сценарий проводит Эльвиру не через стадии исцеления, а через стадии деградации и распада личности, что является полной противоположностью пути Золушки:

1. Стадия наивности и зависимости: Эльвира добра, наивна и жаждет материнского одобрения (классическая позиция ребенка).

2. Стадия внушения и сомнения: Мать и общество внушают ей, что она неидеальна, и это не просто упреки, а систематическая обработка, культивация ненависти к себе.

3. Стадия самоуничтожения: вместо помощи феи Эльвира получает "помощь" доктора, после чего ее путь — не преображение, а чудовищная мутация своей сущности и тела ради внешнего идеала.

4. Стадия краха: финал — не свадьба, а психическое и физическое фиаско. Никакого вознаграждения за страдания не следует, чтобы спастись можно только выйти из данной системы отношений (побег с сестрой). Но сначала нужно символически «перерезать пуповину», которую метафорически выражает сцена извлечения ленточного червя. И снова инверсия. Если пуповина питает извне материнской энергией, то в сцене с глотанием личинки ленточного червя и последующим пожиранием ее изнутри — уже Эльвира, наоборот, становится донором для токсичных требований матери, которая олицетворяет патологичный продукт системы («сепарация наоборот»).

Таким образом, "Гадкая сестра" — это словно бы анти-сказка по Беттельхейму. Если классическая сказка помогает психологически разрешить детские конфликт, то фильм – обнажает взрослые патологии, делая акцент на катастрофических последствиях. Он не помогает зрителю справиться с чувством неполноценности, а показывает, к чему это чувство может привести, если его культивировать и делать основой социальных отношений.

Таким образом, "Гадкая сестра" использует каркас знакомой сказки для шоковой терапии, заставляя зрителя увидеть, что стоит за мифом о "хэппи-энде" и какой ценой он достигается в мире, где ценности заменены симулякрами. Это не история исцеления, это история болезни, диагноз которой поставлен средствами постмодернистской иронии.

Эта часть работы, которая несет название "Моисей, его народ и монотеистическая религия" потребовала от Фрейда целых два вступительных примечания, публикация же этой работы стала возможна после аншлюса Австрии. Если первое примечание к этому очерку датируется временем до марта 1938 года, когда Фрейд все еще прибывал в родной для него Вене, то второе примечание датируется июнем 1938 года, когда З. Фрейд уже был в Лондоне.

З. Фрейд еще в первом примечании пишет, то текущая работа будет являться  повторением выводов, к которым Фрейд пришел еще четверть века назад при написании "Тотема и табу", сейчас же все это будет показано на примере иудейского монотеизма:

С тех пор я никогда не сомневался, что религиозные явления следует понимать лишь по образцу знакомых нам невротических симптомов личности – как возвращение давно забытых важных событий в первобытной истории человеческой семьи – и что именно такое происхождение обуславливает их принудительный характер, и что соответственно они оказывают воздействие на индивида благодаря силе исторической истины, содержащейся в них.

Перейдем к тексту самой работы.

Эту работу Фрейд начинает с резюме второго очерка.

Под влиянием жрецов из Иуну возникает идея всеобщего бога Атона. Молодой фараон Аменхотеп IV, он же Эхнатон, ставит высшей целью своего правления развитие идеи об этом едином боге. Фараон делает религию государственной, всеобщий бог Атон становится единственным богом, то есть, все что было кроме Атона - это обман и ложь.

Была отброшена обрядовость, магия, представление о жизни после смерти. Эхнатон видит в солнечных лучах источник жизни на земле, он поклоняется свету солнца как символу своего бога. Фараон горд за свою вселенскую радость и жизнь в Маат (истина, справедливость, гармония).

Но подавленное жречество отомстила фараону-реформатору после его смерти, перечеркнув память о нем и разрушив столицу государства, возведенную им. Поэтому до нас доходят лишь крупицы информации о его правлении, религиозном устройстве и так далее.

После этих исторических фактов следует конструкт гипотезы З. Фрейда.

В окружении Эхнатона был влиятельный человек, возможно, его звали Тутмес (-Mose - он же Моисей). Он занимал высокое положение и был приверженцем религии своего правителя. Смерть Эхнатона значила для него оставаться в Египте лишь на правах преступника, если для него была важна сохранность религиозных взглядов. "Тутмес" собирает семитов из одной провинции, объявляет их своим народом и покинул Египет. При помощи обряда обрезания он даровал этим семитам святость, даровал им Закон, рассказал им об отвергнутой египтянами религии Атона: при этом Моисей, как его теперь следовало бы называть, не был привязан к какому-то солярному культу - возможно, он даже дал евреям более строгие положения, чем были приняты Эхнатоном.

Затем следует два факта: Эрнест Селлин обнаружил, что евреи в какой-то момент убивают Моисея и отвергают религию Атона, навязанную им; второй факт - те евреи, которые совершили исход из Египта, далее объединяются с другими семитскими племенами, а далее в Кадесе под влиянием мадианитян приняли новую религию - стали поклоняться богу вулканов Яхве.

Далее эти семитские объединенные верой племена вторгаются в Ханаан как завоеватели.

Объединение племен в Кадесе и основание религии сопровождалось компромиссом: Левиты - потомки и последователи Моисея, были заинтересованы в том, чтобы увековечить память об Исходе, сохранив обряд обрезания, воспоминание о Моисее и характер всемогущего единого бога, употребление имени которого ограничивается. По гипотезе З. Фрейда,  Левиты в Кадесе сохранили память о Моисее, потому что эти события были отдалены от совершенной семитами расправой над Моисеем 2-3 поколениями.

Также З. Фрейд уверен, что Яхве не сильно отличался от богов соседствующих племен: он воевал с богами также как его поклонники воевали с соседствующими народами. И им точно не приходилось отрицать существование таких богов как Ханаана, Амалик или Моаба.

И также не все евреи веровали в Яхве, так по археологическим данным на острове Элефантин было военное поселение с еврейским населением. В их храме кроме главенствующего бога Иаху поклонялись двум другим женским божествам, имя одного из них было Анат-Иаху.

Бог Яхве точно не был похож на бога, о котором проповедовал Моисей: Атон не был кровожадным и воинствующим, он был подобен своему прототипу - фараону Эхнатону, который лишь наблюдал за развалом завоеванной его предками мировой империи.

Центральный же факт развития религии евреев состоит в том, что со временем Яхве потерял собственные черты и стал все больше напоминать позабытого моисеева Атона.

Еврейскому народу пришлось пережить ряд тягостных испытаний, отсюда и Яхве был жесток, суров и окутан мраком. Он был всеобщим богом, но то что поклонение ему перешло к евреям от верхушки египетского правления, сделало еврейский народ избранным.

Народу все равно приходилось тяжко принимать, что несмотря на их избранность свыше, на них ложится столь тяжкое бремя, детерминированное историческими событиями того времени. Но они не позволяли себе колебаться в вопросах веры - чтобы подавить сомнения в боге, этот народ увеличил собственное чувство вины и , возможно, уповали на "непостижимость Провидения".

Следующий бог евреев, согласно, З. Фрейду, стал походить на моисеева бога Атона, главным образом в трех аспектах:

1. Он был признан как единственный бог - кроме него никто другой был немыслим.

2. Бог презирал обряды и жертвоприношения.

3. От своей паствы он требовал только жизни в истине и справедливости.

Далее Фрейд задается исследовательскими вопросами, основной же из них будет звучать так:

чего же мы добьемся, если выведем еврейский монотеизм из египетского?

Ответ на него скорее кроется в самом научном исследовании:

Возможно, мы сможем что-нибудь узнать, если определим истинный ход событий.