mihael80

Судьи погрузились в обстоятельства сделки. Они увидели не просто формальный акт купли-продажи, а настоящую драму с элементами психологического давления. Они обратили внимание на аномалии: подозрительно низкую цену, неестественную спешку, странное поведение посредников. И вынесли вердикт: покупательница Лурье не проявила должной осмотрительности. Ее добросовестность была поставлена под сомнение. Квартиру вернули Долиной. А вот деньги Лурье не вернули, справедливо указав, что они осели у мошенников, и взыскивать их с потерпевшей продавца — несправедливо.

Вот здесь и родился тот самый уникальный прецедент. Уникальность его была в виртуозном балансе. Суд не просто применил шаблон — он провел тонкую, почти ювелирную работу, взвесив на одних весах виктимность собственника (Долиной, попавшей под пресс) и правовую беспечность приобретателя (Лурье, проигнорировавшей «красные флаги»). Результат: защита того, кто нуждался в ней больше, — потерпевшего от мошенничества.

А дальше началось то, что я в наших беседах называю «эффектом кривого зеркала». Прецедент был создан, но его глубинная, системообразующая логика — не была усвоена нижестоящими судами.

Вы справедливо заметили в нашей дискуссии: «Суды не поняли этих нюансов». И это ключевое наблюдение. Они увидели лишь верхушку айсберга: «Долиной вернули квартиру, а деньги не вернули». И превратили этот сложносочиненный юридический состав в примитивный алгоритм: «Раз есть мошенничество — собственник получает квартиру обратно, а покупатель остается и без денег, и без жилья».

И понеслось. В суды потянулись «новые Долины» — собственники, которые получили деньги по сделке, но потом, под давлением обмана или угроз, добровольно или нет, передали их третьим лицам (тем самым мошенникам). И суды, по накатанной, стали выносить решения: квартиру — вернуть собственнику, а в возврате денег покупателю — отказать, ведь формально они были ему уплачены.

Результат, как мы и опасались, оказался катастрофическим. Добросовестный приобретатель, который заплатил свои кровные, не зная о подковерных играх, оказывался в правовой яме: он терял и квартиру, и деньги. Мошенники, как и прежде, в выигрыше. А правосудие из инструмента защиты превращалось в инструмент перераспределения убытков между двумя жертвами, окончательно стирая границу между добросовестностью и неосмотрительностью.

Так в чем же была роковая ошибка таких судов? Давайте, как мы и договаривались, рассечем эту проблему по косточкам.

1.  Игнорирование факта получения денег. В деле Долиной ключевым было то, что она деньги не получала. Они сразу ушли мошенникам. В последующих же спорах собственник деньги получал. И это — фундаментальное различие! Получение денег меняет всю правовую конструкцию. Требовать назад квартиру, уже получив за нее полную оплату (пусть и потом с ней расставшись), — это злоупотребление правом. Суды же, ставя знак равенства между этими ситуациями, грубо нарушали принципы баланса интересов.

2.  Подмена добросовестности сверхосмотрительностью. Суды начали требовать от покупателей не просто проверки документов (что разумно), а почти следственных действий. Любое отклонение от «идеальной» схемы — чуть ниже рыночная цена, небольшая спешка — стало трактоваться против приобретателя. Это породило правовую неопределенность и убивало саму идею стабильности оборота.

3.  Отказ от принципа двойной реституции как основы. В погоне за «высшей справедливостью» и защитой потерпевшего суды забыли про базовый механизм защиты добросовестного участника сделки. Они не смогли разграничить гражданско-правовые последствия недействительности сделки и уголовно-правовые последствия мошенничества. Взыскание ущерба с мошенника — это одна история. Возврат сторон в исходное положение по недействительной сделке — другая. Их смешение и привело к правовому хаосу.

Так как же надо решать эти споры? Цель этой статьи — прояснить это для судей и коллег.

Нам нужен четкий, как алмаз, алгоритм. Не интуитивный, а доктринально выверенный.

Первый и главный вопрос: Получил ли собственник деньги?

Если НЕТ (как в деле Долиной) — мы входим в сложную зону оценки добросовестности приобретателя по совокупности тревожных сигналов. Здесь возможен отказ в возврате денег покупателю, но только при доказанности его виновной неосмотрительности.

Если ДА — это принципиально меняет дело. Мы обязаны применить классическую двойную реституцию. Квартира — собственнику, деньги — покупателю. Тот факт, что собственник потом лишился денег по вине мошенников, — это его отдельный иск к мошенникам. Его риски не должны перекладываться на добросовестного покупателя.

2.  Четкое определение «должной осмотрительности». Она не должна быть мифической. Это проверка ЕГРН, правомочий продавца, отсутствия законных арестов. Это не включает в себя обязанность проводить психологическую экспертизу продавца или расследовать происхождение его денег.

3.  Разделение процессов. Гражданский суд должен решать судьбу сделки и имущества по нормам ГК РФ. А вопрос о возмещении ущерба от мошенничества — это тема для отдельного уголовного дела или гражданского иска к виновным лицам.

Вывод наш с вами остается неутешительным, но честным. Дело Долиной было уникальным шансом научиться тонко взвешивать интересы. Вместо этого мы получили волну упрощенческих решений, которые наказали невиновных. Судьба института добросовестного приобретателя сегодня зависит от одного: поймут ли суды, что их задача — не карать одного потерпевшего в пользу другого, а восстанавливать справедливость, строго следуя логике права, а не сиюминутного сочувствия.

Пора вернуться от «эффекта Долиной» к смыслу самого дела Долиной. И этот смысл — в мудром, а не механическом, применении закона.

2. Мопедом признается двух- или трехколесное механическое транспортное средство, <...> с рабочим объемом, не превышающим 50 куб. см, или электродвигатель номинальной максимальной мощностью в режиме длительной нагрузки более 0,25 кВт и менее 4 кВт. <...>

3. <...> электросамокат «Kugoo М4 Pro», которым управлял ФИО1, имеет двигатель мощностью 500 Вт (то есть более 0,25 кВт), что вопреки доводам жалобы свидетельствует о том, что по своим техническим характеристикам он относится к транспортным средствам, право управления которыми должно быть подтверждено водительским удостоверением

И даже отсылка в жалобе к постановлению судьи Верховного Суда Российской Федерации от 18 апреля 2023 года № 48-АД23-8-К7 "не могут быть приняты во внимание, поскольку каждое дело рассматривается с учетом конкретных обстоятельств". "В деле № 48-АД23-8-К7 имелись отличные обстоятельства от данного дела, в том числе модель электросамоката". Хотя там рассматривалось о необходимости иметь права для управления самокатом Kugo, мощностью 1000 Вт. Судья там постановил, что нельзя отличить СИМ в виде самоката от мопеда по определению.

И вот смотрю я на это постановление и не понимаю, как же его интерпретировать? Не мог же судья Верховного суда, имеющий 30-летний опыт в юриспруденции не знать Общих положений Правил дорожного движения? Там есть чёткое определение механическим ТС:

Соответственно, под понятие "мопед" ну никак электросамокат нельзя притянуть. Иначе и кикшерингам не существовать с их 300 Вт.

Уважаемые знатоки, хотел бы узнать ваше мнение по поводу данного решения. Можно ли в случае необходимости ссылаться на это постановление, доказывая, что мой самокат в 500 Вт является мопедом (права, шлем есть, нет возможности по проезжей части ездить)?

PS: а ещё может кто поможет найти обоснованный ответ на вопрос: кто будет прав де-юре в случае ПДД, если неспешно (6-7 км/ч) проезжать на самокате по "зебре" и автомобиль совершит наезд (имея возможность остановиться)? Второй вопрос: тоже самое, но если спешиться уже на "зебре" перед автомобилем?