Протрезвел
Протрезвел
Вагон императорского поезда, застывший на псковских рельсах, стал саркофагом для русской монархии. Внутри царила тишина, густая и тяжёлая, которую не мог разрядить даже спокойный, ровный голос Императора. Двое приехавших из мятежного Петрограда — Гучков и Шульгин — были лишь исполнителями. Но за их спинами стояли генералы, сановники и великие князья, которые в паническом страхе уже отреклись от своего Государя в сердцах своих.
Их миссия с самого начала была основана на страусиной логике предательства. «Мы ехали не для того, чтобы «свергать царя». Мы ехали для того, чтобы найти выход из положения, которое стало гибельным для России... Мы думали, что, принеся в жертву царя, мы спасаем Родину и династию». Они везли с собой в Псков собственный, заранее заготовленный проект манифеста об отречении – акт неслыханной дерзости, уже бывший государственной изменой.
Император Николай Александрович стоял перед ними, и Шульгин, сам того не ведая, запечатлел в памяти образ обречённости: «Он был одет в защитную рубашку и такие же штаны, заправленные в высокие сапоги. Он сидел за простым столом. Когда мы вошли, он встал... Николай II выслушал его спокойно и внимательно. Лицо его было совершенно непроницаемо. Казалось, он совершенно не волнуется. Только был он очень бледен... Он говорил просто, точно докладывал о самом обыкновенном деле. В его голосе, в его манерах не было и тени нервности. Это было почти сверхчеловеческое спокойствие».
Это было спокойствие человека, который увидел пустоту вокруг себя. Позже, осмысливая тот день, Шульгин даст точнейший диагноз: «Кругом измена, и трусость, и обман». И в этой атмосфере всеобщего предательства прозвучали простые и страшные слова, решившие судьбу империи:
«— Я решил отречься от престола... — сказал Государь. — До трех часов сегодняшнего дня я думал, что могу отречься в пользу сына Алексея... Но к этому времени я переменил решение в пользу брата Михаила... Надеюсь, вы поймете чувства отца... Я не хотел бы расставаться с сыном».
И вот тут началась вторая, невидимая миру драма – драма текста. Царь не просто объявил им о своём решении. Он предъявил им свой вариант манифеста, уже написанный от его имени в канцелярских, бесстрастных выражениях. Тот самый проект, который привезли Шульгин с Гучковым, был отброшен. Но и царский текст был немедленно подвергнут правке. Прямо там, в вагоне, под диктовку прибывших, в документ стали вносить изменения, спешно переписывая отдельные формулировки, стараясь придать ему хоть какую-то видимость законности. Это была лихорадочная, кощунственная импровизация, попытка задним числом оформить акт величайшей государственной измены как добровольное волеизъявление.
Когда всё было подписано и переписано, Шульгин, принимая исторический документ, ощутил его страшную тяжесть: «Он встал. Все встали. Он передал бумагу мне. На ней было написано отречение... Я взял этот исторический документ и спрятал его в карман. Я чувствовал, что совершилось что-то огромное, непоправимое». Выйдя из вагона, его охватило чувство, которое он пронесёт через всю жизнь: «Когда я вышел из вагона, у меня было такое чувство, как будто я был соучастником убийства... Но я был убежден, что это необходимо».
В этой убеждённости и заключалась их роковая слепота. Они верили в хирургическое отсечение больной главы ради здоровья государственного организма. Они думали, что исправления, внесённые в текст манифеста, придают ему легитимность. Но результат оказался ужаснее самых чёрных прогнозов. Спустя годы, окидывая взглядом кровавый путь России после того дня, Шульгин с горечью признает: «Мы думали, что государственный организм болен какой-то тяжелой, но излечимой болезнью. Оказалось, что он болен чумой».
Их «спасительная» операция, их подготовка альтернативного проекта, их правки в тексте – всё это убило пациента. Предательство ближнего круга, трусость командования, молчаливое согласие элит и этот спешно переписанный в царском вагоне манифест – всё это открыло шлюзы для потока насилия, хаоса и братоубийственной войны, который смел великую страну. Они отрекались от Царя, думая успокоить стихию, а на самом деле принесли его в жертву тому хаосу, который пожрал их всех.
ВЗЯЛ ТУТ 👈
Ехал вчера в машине и по радио услышал песню из 90-х Игоря Талькова.
Она уедет в США, он уедет в Бонн,
Я попрощаюсь с ними молча, навсегда.
Все бегут на Запад - выездной сезон,
И даже солнце каждый день спешит туда.
Окей, думаю. Песня написана в 1990 году. Массовая миграция из разваливающейся страны туда, где лучше. Помню, что тогда эта была культовая песня, но я в то время такое не слушал, тогда был подъём Готик метала, на нём я и сидел.
В общем слушаю дальше:
Она сломалась в США, из Бонна он исчез
Я это знал, прощаясь с ними навсегда
У эмигрантов грустная судьба
А тот кто останется здесь
Увидит, как солнце встает
И рождается Новый век
Кто выдержит здесь, тот поймет
Что он - Человек
Опа, а автор то оказывается с гнильцой. Вот только что он грустил, что лучшие друзья уехали на Запад, а тут он уже между строк им сдохнуть желает. И звать себя Человеком имеет право только тот, кто останется здесь. Ой, ой, ой - спи спокойно, Тальков, абсолютное большинство из 2 млн. граждан бывшего СССР прекрасно ассимилировались и живут на Западе. ХЗ можно ли назвать их судьбу грустной, но все, кого я знаю прекрасно устроились. И если в США ещё кто-то и сломался, то в Бонне точно никто не исчезал. В отличие от того же Питера. В Питере в 90-х исчезали сотнями. Если не тысячами.
Солнце уходит на Запад,
И убегают за ним
Те, кто не знают,
Что всё в этой жизни
Имеет исток.
Солнце уходит на Запад,
Но, чтобы снова родиться,
Спешит на Восток,
На Востоке.
Ах уж эти патриотические песни! За 35 лет Солнце так до России и не добралось, застряв где-то в Китае. Не родилось. 35 лет - это почти поколение. Закат затянулся и Солнце в корчах мучается над горизонтом - его так и не отпустила советская эпоха. Нужна ещё одна такая песня на следующие 35 лет. Про осуждение уехавших, про то, что они там все сдохнут, и про то, что только те, кто останется здесь имеют право называть себя Человеком.
В 1990-е предательство стало нормой выживания. Кто не предал — тот остался ни с чем. Бывший член ЦК КПСС Борис Ельцин, поклявшись верности Советскому Союзу, в 1992-м стоял в Конгрессе США и обещал «строить капитализм любой ценой» — лишь бы сохранить власть, доступ к деньгам и западные курорты. С этого момента предательство превратилось в карьеру. Чиновники бросали народ, учёные продавали разработки, директора заводов выводили активы, а журналисты — правду. Всё ради «уровня жизни»: чтобы пить, жрать, бухать и ездить на «Мерседесе». В образовании и науке началась латинизация сознания: вместо «учителя» — «ментор», вместо «курса» — «модуля», вместо «знания» — «скиллы». Английские слова впихивали везде — не для развития, а чтобы запутать, обмануть, создать иллюзию престижа. Это был готовый инструмент манипуляции слабо информированных. Люди начали кидать друг друга повсеместно: в коллективе — чтобы занять чужое место, в науке — чтобы украсть идею, в бизнесе — чтобы снять «крышу». Предал — значит «прогрессивный». Не предал — «отсталый». Переименовали не только слова, но и саму суть человека: честь, совесть, долг — ушли. На смену пришли «персональные бренды», «нетворкинг» и «монетизация». Всё — ради выгоды. Всё — за деньги. И сегодня, когда кто-то говорит «я не предавал», на него смотрят как на чудака. Потому что в этой системе предательство — не позор, а пропуск в элиту.
Для думающих...
Да достали с этой русалкой. Почему она молчала и ежегодно наведываться в Россию. А чтобы не быть налоговым не резидентом (налоги выше 13% или 30%). Соответственно все активы выведены или переданы нужным людям (детям, внукам).
По этому можно зарабатывать на этом интервью реноме на новой родине.
Поэтому это все бизнес (деньги) и ничего кроме денег.
...Практически все представители любых диаспор ассоциируют себя со своей исторической родиной (и это не Россия), что всячески пытаются продемонстрировать внешней атрибутикой. Это манифестация их реальной неформальной идеологической ценности - преданности своей истинной родине. Причём такие демонстративные действия происходят на любом уровне: от таксистов до олигархов и в любых местах: школах и вузах, на рынках, общественном транспорте и даже свадебных процессиях. А у азербайджанцев это проявляется намного чаще и крикливее, поскольку это самая мощная диаспора с огромными возможностями в России. Именно поэтому на территории РФ, где только возможно поднимаются/демострируются азербайджанские флаги и торжественно устанавливаются бюсты и памятники их лидерам. Складывается впечатление, что памятников/бюстов Алиеву-старшему установлено по нашей стране уже несколько десятков, хотя совершенно непонятно за что, за какие такие особые заслуги. Вспомните, в скольких местах и каких регионах за последнее время эти памятники устанавливались и кто из официальных лиц присутствовал на этих церемониях? Даже в некоторых российских школах происходили такие "важные" исторические события, как установка бюста "отца азербайджанской нации".
Нас всех упорно убеждали, что это делается для укрепления истинно "братской" российско- азербайджанской дружбы, а не в угоду диаспорам и не в качестве обычной лести в сторону азербайджанского руководства. Ну а мы с соратниками продолжали утверждать, что всё это - лишь публичная демонстрация степени влияния Азербайджана и его нукеров в России и их величия. И вот чем всё закончилась. Похоже, мы как всегда оказались правы.
Так может хоть сейчас самое время честно сделать правильные выводы и поснимать иноземные флаги, тем более враждебно настроенных к нам государств? Сегодня вывешивание, демонстрация азербайджанских флагов где бы то ни было, особенно в общественных местах, является откровенной провокацией, демонстрацией открытого вызова и презрения к нам и нашей стране. Соответствующей должна быть и официальная реакция. С сегодняшнего дня надо отслеживать и фиксировать подобные проявления.
Собрались возвращаться в Россию? Разучивайте текст и танец гимна релокантов возвращающихся в Россию. Пригодится в на границе.