МЕДВЕДЬ
Витек был тунеядцем, точнее тунеядцем он был в глазах Советской власти. Трудовая книжка у него, конечно, была, где-то работала, иначе бы его просто посадили, и срок за тунеядство был в районе двух-трех лет. Он никогда не работал ни на кого, кроме себя, но пахал без остановки. Тайга была его домом, его храмом, его призванием. Лучшими друзьями были промысловые лайки. Когда в девяностых мне нужно было отстрелять (проверить) винтовку перед покупкой, я приехал к нему. Небольшой дом на отшибе и пятнадцать зверовых лаек. Он не убегал от обычной жизни. Периодически он пытался жить как все: заводил семью, покупал дом. С его заработками он мог позволить себе все, что угодно. Неправильно считать чужие деньги, но я объясню, просто, чтобы Вы имели представление, о чем идет речь. В сезон, о котором я рассказываю, Витя заработал тысячу в нашей бригаде, сдав положенный орех государству. Получил от нашей бригады долю - тонну чистого ореха, после нашего ухода, они с Нанайцем добыли еще две тонны чистого ореха. И перезимовав в Фокино, он добыл два десятка соболей, не считая нескольких сотен белки. Я не представляю, сколько стоил соболь в Советской России, но добытые две тонны чистого ореха, он весной вывез в Севастополь!!! И продал стаканами. В Забайкалье стакан кедрового ореха стоил тридцать копеек, сколько в Севастополе не знаю. Если Вам надоело считать, скажу проще – это было много. Витя и меня приобщал к торговле орехом, делился маленькими хитростями.
- Орех перед продажей замачивай в воде. Скорлупа станет мягче, людям это нравится, а ореха в стакан будет входить меньше. Очень важно, как ты подаешь орех, можно зачерпывать из мешка стаканом, и продавать, орех в этом случае, трамбуется в стакане. А можно насыпать совочком в стакан, культурно, и ореха входит меньше!
И вот этот пахарь и суровый человек имел чистую и ранимую душу. Отпахав сезон, а иногда несколько, он решал, что заработал право пожить «по-человечески». Как это выглядело в его понятии: он покупал дом (и далеко не самый дешевый), он покупал жигуля (что также показатель), он женился, и женщина его была первая красавица, поверьте мне на слово, и он начинал жить. Одна беда – ему не везло на женщин. Поймав очередную жену с любовником, он бил им обоим лица, пропивал жигули, дом и уходил в тайгу зализывать раны. К своим зверовым лайкам, которые никогда не предают. Когда мы с ним встретились, он приходил в себя после третьей попытки. Согласитесь, прослеживается некоторое постоянство. Ну, а теперь сама история: однажды, работая в кедраче вместе с набранной им бригадой, они столкнулись с медведем, и медведь их достал. Достал в прямом смысле, он не давал покоя ни днем, ни ночью. Его не останавливали ни шум, ни повариха, которая готовила еду на всю бригаду. Витек, будучи человеком, горячим, решил разобраться по-своему. Так как целью косолапого были запасы еды, Витя поставил «насторожку», ружье - самострел, направленное в сторону возможной добычи, курок которого спускался, как только зверь касался натянутой проволоки. Средь бела дня, был грохот выстрела, был рев, и неизвестно кто громче ревел, медведь или бурятка повариха. Была кровь на траве, но не было медведя, его не нашли. Вот тогда бурятка-повариха и сказала Вите:
- Уходи, тебе нельзя в лес. Медведь тебя найдет, он отомстит.
Конечно, меня там не было, но, зная Витька, я представляю выражение его физиономии. В тайге он был дома, и он искренне считал, что тот, кто посмеет тронуть его в своем доме – не жилец. Прошло время и через год во время шишкобоя и рева изюбря Витю нашли под медведем, которого он зарезал в тот момент, когда косолапый уже содрал ему кожу с затылка, сняв скальп, чтобы закрыть глаза, и готовился пообедать. Он выжил. Но вся его жизнь была пропитана ненавистью к медведям, мне кажется, что он готов был драться с ними голыми руками.
БРИГАДА
Самый разношерстный контингент, по-другому ни скажешь. Папа, я, зять (муж моей старшей сестры, хитро выдуманный хохол), друг зятя, человек с которым я бы и сегодня с удовольствием встретился, и парень – инвалид, которого отец взял непонятно из каких соображений. У человека была искривлена нога, и ходить ему было сложно. Неприятно было видеть, как перекашивается его лицо от боли, когда в очередной раз он оступался. Его было жаль, но он к себе жалости не принимал, и старался изо всех сил, и из-за этого его становилось жаль еще сильнее. Толпа здоровых мужиков должна была качественно кушать, и это не маловажно. Составили график дежурства, но, посмотрев на парня, на то, как ему тяжело, назначили его «поварешкой». Приготовлением пищи занимался он, и это позволяло нам не отвлекаться от работы, так что каждый был на своем месте. Из нашей бригады только отец, я и зять имели представление о процессе заготовки ореха, и то, только по работе в любительских хребтах, где пара мешков ореха, собранные за неделю, считалось хорошим урожаем. Вот здесь и пришла пора Вите сказать свое слово. В первую очередь были забракованы мешки, в которых собирались перетаскивать шишку, пропиленовых мешков тогда еще не было, но и «крапивные» кули были им признаны негодными. Вечерком, взяв иглу и дратву, он сшил мешки, которые, по его мнению, были «само то». Мешочки были в рост человека и были пошиты из такого расчёта: в один «лантух», так назывались эти матрасовки, должно помещаться пять стандартных мешков шишки. В тот год мешок чистого ореха, весом пятьдесят килограмм, получался при переработке пяти мешков шишки. Витя изложил свои комментарии в отношении лантуха, и добавил, что если хотим заработать, в день на табор нужно приносить по одному лантуху, на каждого члена бригады, включая повара, это норма. Отец понимая, что парень прав, молча поддержал, и это было принято как истина, без обсуждения. Хотя я знал, что зятю моему это явно не по душе, ну не был он любителем работы, тем более тяжелой. Решили работать в один колот, папа умел с ним управляться, как с обычным молотком. Три человека вставали на подборку шишки, двое на перенос лантухов на табор. Картинка была забавная, человек несущий за спиной шишку, был похож на огромный мешок с маленькими ножками, которому непонятно как, но удавалось протискиваться между деревьями и перелазить через корни. Конечно, расстановка людей на рабочих местах не была догмой, и в течении дня мы не однократно подменяли друг друга. Собирать шишку было самой неприятной работой, шишка была смолевой (покрытой смолой), и без рукавиц пальцы начинали слипаться практически сразу. Поэтому спасали только верхонки (рукавицы из тонкого брезента). Тем не менее, каждый вечер, после трудового дня приходилось оттирать руки, тряпкой смоченной в привезенном с собой бензине. Обязательным атрибутом была меховая шапка, только она спасала от шишки, падающей с кедра. Зять прихватил с собой монтажную каску и был этим горд. Только шишка, попадая по каске, давала такой звон, что создавалась полная иллюзия нахождения внутри колокола, каска была заброшена. В сентябре по ночам были уже ощутимые заморозки, шапки лишними не были. Пока не началась работа и было время, отец отдал команду на приготовление леса для будущего зимовья, наша задача была поставить только сруб, доски для крыши и рубероид должны были завезти позже. Бревна были заготовлены и по большей части, даже ошкурены (очищены от коры). Все было готово, наступило двадцать восьмое августа, с утра ударил колот…
