pengwin737

Существо проходит мимо них, так близко, что чуть не задевает своим худым боком ногу Гены. Тот замер, боясь отступить чуть назад, опасаясь даже пошевелиться. Тварь фыркает, и Андрей слышит в этом звуке насмешку.

«Оно чувствует, что мы боимся, – думает он. – Каким-то образом знает это. И ей нравится, дери ее за ногу!»

Тварь медленно направляется ко входу на площадь. Люди замечают ее. Не замирают, но шарахаются в стороны, насколько позволяет плотность толпы. Существо ступает в образовавшийся живой коридор, не обращая внимания на людей, смотря прямо перед собой. Оно чувствует себя хозяином положения. Народ продолжает расступаться, то тут то там раздаются визги и крики. Андрей отводит взгляд, осматривает дорогу. Остальные твари все так же сидят по периметру площади, похожие на изваяния из черного камня. Сумароков понимает, что нет ни единого шанса прорваться сквозь их ряды целыми и невредимыми.

– Что делать-то будем, Андрюх? – Гена до сих пор смотрит туда, где скрылось большое существо. – Что им надо?

– Будем ждать, – отвечает Сумароков, чувствуя, как Ирина стискивает его ладонь. – Выхода у нас другого нет. Заодно и узнаем, что им нужно. Но мне этого до жути не хочется.

Ванька, поддерживая Стаса одной рукой, достает из кармана бутылку. Скручивает пробку пальцами, та падает в траву и теряется.

– Придется все допить, – ворчит он, оценивая содержимое бутылки. – Да и черт с ним, я ни за что не сдохну трезвым.

Он прикладывается к горлышку, запрокидывает голову и глотает обжигающую жидкость, смотря на бледный диск луны слезящимися глазами.

Когда тварь выходит из толпы и оказывается на мощеной дорожке, ведущей ко входу в сельсовет, охранники почти одновременно вскидывают оружие.

– Не стрелять!

От хлесткой команды Виктора один из мужчин чуть было не нажимает на спусковой крючок. Существо поворачивает и чуть наклоняет голову, подобно любопытной собаке рассматривая наставленные на нее стволы ружей.

– Не двигайтесь, – говорит Виктор.

Тварь подходит ближе, скалит на мужчин свои огромные зубы. Охранников начинает заметно потряхивать.

– Витя, пристрели меня, если она их не провоцирует, – одними губами шепчет Куприянов.

Словно услышав эту реплику, существо резко оборачивается, уставившись черными мертвыми глазами на главу администрации и его старого друга. Чуть ближе ко входу в сельсовет замерли на месте Валера, Катя и Рита, так и не решившиеся шмыгнуть за спасительную дверь. Тварь крутит головой, будто бы рассматривая каждого человека по отдельности, затем мягкой, скользящей походкой направляется в сторону Сергея Сергеевича и Виктора. Останавливается в пяти шагах от них, садится на землю, не сводя глаз с Куприянова. Тот, в свою очередь, тоже разглядывает существо. Страха он сейчас не испытывает, его напрочь вытеснили усталость и злость. Ему кажется, что тварь наслаждается своим положением, упивается чувством собственной безопасности. Виктору ничего не стоит всадить ей пулю промеж черных глаз, но Куприянов знает, что в следующую секунду здесь начнется такая бойня, по сравнению с которой заварушка у магазина покажется возней в младшей группе детского сада. И пусть эти странные существа отдаленно похожи на обычных собак, мозгов у них явно побольше.

– Что тебе надо? – спрашивает Сергей Сергеевич, успев подумать о том, как глупо он может выглядеть со стороны, пытаясь разговаривать с этим.

Тварь скалится и рычит. Виктор кладет палец на спусковую скобу пистолета, чувствуя, как напряглось все его тело, каждая мышца. Как когда-то давно там – в Чечне, когда их взвод попадал под обстрел, что случалось не единожды. Существо встает на все четыре лапы, продолжая смотреть на Куприянова. Выгибает спину, рык переходит жуткий хриплый кашель. В голове Виктора проносится забавная, не к месту, мысль о том, что сейчас тварь напоминает кошку, подавившуюся комком шерсти. Она дергается, открывает пасть, и на дорожку падает какой-то маленький предмет, мелодично звякнув в окружающей тишине. Существо перестает кашлять, скалится людям в лица, отступает на несколько шагов и снова садится. Куприянов же, позабыв обо всем, смотрит на то, что сейчас лежит практически у него под ногами, едва поблескивая в лунном свете.

– Боже правый… – только и вырывается у него.

Он делает шаг вперед, приседает на корточки. Протягивает руку к предмету, но тут же одергивает, словно боясь, что тот ударит его током, или укусит. На лице Куприянова застывает замешательство, губы кривятся в малосимпатичной гримасе. Виктор наблюдает за своим другом, стараясь не выпускать существо из виду. Сергей Сергеевич наконец пересиливает себя, берет предмет двумя пальцами, подносит к лицу. Плечи его безвольно опускаются, он вздрагивает всем телом. Слезы начинают жечь глаза, застилая полупрозрачной дымкой площадь, толпу, существо и маленькое золотое колечко, которое в огромных пальцах Куприянова смотрится совсем крохотным и незначительным. На какое-то мгновение Сергею Сергеевичу начинает казаться, что все вокруг – это всего лишь кошмарный сон, что не было всех этих лет, что он снова молод, а вся жизнь лежит перед ним. И что на небе снова сияет солнце.

Он подкрался к ней сзади, с не присущей для его комплекции ловкостью. Не зашуршала трава, не хрустнула ни единая веточка под ногами. Дышал он тоже тихо, размеренно, слыша лишь свое гулко стучащее сердце. И теперь она была перед ним – такая хрупкая и беззащитная, с ровной изящной спиной и тонкой шеей. Вся, без остатка, в его власти. Одинокая, на давно не крашеной скамейке в пустом деревенском скверике. Он сглотнул стоящий в горле ком и протянул к ней свои большие руки, пытаясь унять охватившую их дрожь.

– Угадай кто?! – чуть ли не прокричал он своей жертве в ухо, закрыв ей ладонями глаза.

Она звонко, переливисто рассмеялась и схватилась тонкими пальчиками за его запястья. Он почувствовал, как от мест прикосновения по коже побежали мурашки, приподнимая волоски по всей длине рук. Приятное и всеобъемлющее ощущение, которое, подобно электрическому разряду прошлось до плеч, забежало на спину, нырнуло под лопатки и скатилось вниз по позвоночнику.

– Сережа!

Лена попыталась убрать его руки, но он не сдался.

– Не может этого быть! – в тон ей воскликнул Куприянов. – Вы, девушка, видно обознались!

– Дурак такой!

Она все же опустила вниз его большие ладони, которые нежно легли ей на плечи. Девушка запрокинула голову, щурясь от висящего в зените солнца и глядя на склонившегося над ней Куприянова. Тот улыбался от уха до уха, короткая челка прилипла ко вспотевшему лбу. Одет он был, несмотря на жару, в светлую рубашку с длинным рукавом и тонкие вельветовые брюки. Сергей наклонился и поцеловал Лену в губы.

– Прямо красавец-мужчина, – тут же прокомментировала она, продолжая улыбаться. – Упарился же весь!

– Должность обязывает, – ухмыльнулся Сергей, обходя скамейку и присаживаясь рядом с девушкой.

– Кстати о должности… – она подняла руку и посмотрела на часы с тонким кожаным ремешком на запястье. – С работы сбежал, начальник?

– Завод без меня тридцать лет проработал, – философски изрек Куприянов. – Проработает еще полдня. Да и заехать нужно было кое-куда.

Он обнял ее одной рукой, и Лена положила голову ему на плечо. Деревья в сквере успокаивающе шумели, в их листьях без устали играл теплый летний ветерок. Солнце припекало ощутимо, но дневная температура пока что не поднималась выше двадцати градусов, поэтому ощущалась вполне комфортной. Они долго сидели вот так – молча, просто наслаждаясь обществом друг друга. Затем Куприянов встрепенулся, будто что-то вспомнил.

– Лен, я тут поговорить с тобой хотел, – сказал он.

– Обычно так начинаются не самые приятные разговоры, – девушка убрала голову с его плеча и посмотрела Сергею в глаза. – У нас проблемы?

Лицо ее приняло такое серьезное выражение, что Куприянов не удержался и хохотнул.

– Да брось, какие проблемы, – сказал он. – Я хотел про нас с тобой поговорить. Про будущее.

– Ну-ну, заинтриговал, – она улыбнулась. – Продолжай.

Но Сергей замолчал, будто что-то обдумывая. Лена не торопила.

– Знаешь, ведь уже год прошел, – начал наконец Куприянов. – А мы с тобой все еще встречаемся, как школьники какие-то.

– То есть встречаться ты со мной передумал? – Лена притворно надула губки. – В райцентре кого-то нашел, кобель?

– Троих, если быть точным, – оскалился Сергей. – Вот не знаю кого выбрать.

Девушка ткнула его кулаком в бок, и они рассмеялись. Но лицо Куприянова быстро приняло прежнее серьезное выражение.

– Смотри что получается. Ты до сих пор с сестрой живешь, а я с матерью. А мы ведь уже люди взрослые, самостоятельные. Может пора менять уклад вещей?

Лена скорчила задумчивую гримасу.

– Ты съехаться предлагаешь, что ли? – спросила она.

– Как бы да, но… подожди.

Куприянов вскочил со скамейки, похлопал себя по карманам брюк. Затем запустил руку в один из них и замер, будто в нерешительности.

– Сереж, ты чего? – Лена наблюдала, как лицо его густо заливается краской.

Сергей глубоко вдохнул, выдохнул, достал что-то из кармана и опустился перед девушкой на одно колено.

– Брюки испачкаешь, – хитро прищурилась она.

– Насрать.

Он быстро закрыл рот ладонью и покраснел еще больше. Девушка расхохоталась, не в силах больше сдерживаться. Ее звонкий смех подействовал на Куприянова успокаивающе, унеся с собой тревогу, волнение и нерешительность. Он убрал руку ото рта, откашлялся и протянул девушке маленькую аккуратную коробочку, обшитую красным бархатом. Лена перестала смеяться.

– Сереж, это то, о чем я думаю? – спросила она почти шепотом.

– Открой, – ответил Куприянов.

Девушка взяла коробочку в руки, трепетно и осторожно, словно та могла ее обжечь. На пару секунд замешкалась, а потом приподняла верхнюю крышку. В лучах солнца блеснуло кольцо. Маленькое, золотое, с тремя крохотными белыми камушками посередине. Она смотрела на него, забыв, что нужно дышать.

– Лен, давай поженимся.

Голос Куприянова доносился до нее будто сквозь вату. Замолкли трели птиц, стих шум деревьев, и вокруг девушки воцарилась тишина. А вот солнце, наоборот, стало светить не в пример ярче прежнего. Мир сузился до размеров сквера, и сейчас ей казалось, что они с Сергеем единственные люди на всей планете. По телу пробежала жаркая волна, сменившаяся легкой дрожью, пальцы ослабли и чуть было не выронили бархатную коробочку. Лена постаралась взять себя в руки. Девушка, конечно, ожидала чего-то подобного. Да что там – она мечтала об этом. Но когда мечты сбываются, поначалу бывает сложно с ними свыкнуться и совладать. Она достала кольцо, надела на безымянный палец правой руки и поднесла поближе к глазам, любуясь переливами камней. Затем посмотрела на Куприянова, не в силах произнести ни слова.

– Лен, это значит – да?

Она кивнула. Сергей вскочил с колена, обнял ее, крепко прижал к себе. Красная бархатная коробочка упала на землю и закатилась за скамейку. А под ослепительными лучами солнца остались лишь они одни – две влюбленные души, сейчас слившиеся воедино.

P.S.: Глава получилась длиннее чем обычно, поэтому принял решение разбить на три части)

– Хороший, но добрый и наивный, – продолжает мужчина. – А наивность нам сейчас не друг. Мы на грани вымирания.

– Я знаю, Старейший, – опускает голову Саша.

– А я знаю, что ты знаешь, – мужчина кладет руку на его плечо. Пальцы длинные, как у пианиста, с аккуратно состриженными ногтями. – Но ты опять привез его сюда.

– Не оставлять же его одного в городе, – по-прежнему не поднимает головы Саша. – Присмотр нужен.

– Он опасен, Александр. Для себя, для тебя, для всех нас. Я могу избавить его от мучений. Быстро и безболезненно.

Саша молчит, затем поднимает голову и глядит на мужчину. Глаза парня мокрые от слез, на щеках – влажные дорожки.

– Я слышу это каждый раз, вот уже на протяжении пятидесяти лет, – шепчет он. – И каждый раз я отвечаю одинаково. Так же отвечу и сегодня: убейте тогда и меня. Я не предам. Не могу. Из него ничего не получилось, но он безобиден. Нет никакой опасности.

Мужчина вздыхает, мягко сжимает плечо Саши. Оставшиеся жители деревни зовут его Старейшим, но настоящего имени никто не знает. Он и сам уже не помнит, как его звали. Когда живешь многие века, по большей части – в одиночестве, такая мелочь как имя перестает быть чем-то значимым. Оно забывается, теряется во тьме столетий, превращаясь в прах. А ты становишься безымянным скитальцем, беглецом, единственная цель которого – выжить.

Его раса всегда жила с людьми бок о бок. Раса бессмертных, высших существ. Такое соседство с людьми можно было называть по-разному: симбиозом, паразитизмом, сосуществованием. Сам Старейший предпочитал последний термин, ведь вред человечеству они приносили минимальный, почти незаметный. И были не виноваты в том, что для выживания им требовалась людская кровь. Они убивали, о да, но не испытывали от этого удовольствия, не было у них и мнимого чувства превосходства. Лишь попытки прокормиться и не сгинуть. Тысячи лет прошли спокойно, пока их не поразила неведомая ранее болезнь, проклятие. Хотя, многие из них посчитали это даром. Они научились обращать тех, кем ранее лишь питались. Не помнящие откуда произошли, не знавшие когда канут в вечность, лишенные репродуктивной функции – теперь они могли пополнить свои ряды. В общине начался разброд, мнения разделились. Многие не хотели выходить из тени, предпочитая и дальше спокойно жить под боком у людей. А оставшиеся грезили о том, как год за годом начнет прирастать их численность, и рано или поздно они займут доминирующее место на планете, низведя людей до уровня скотины, покорной и безвольной еды. Но что-то пошло не так.

В среднем из десятка новообращенных один просто-напросто сходил с ума, начиная убивать людей направо и налево. Община старалась отлавливать их и умерщвлять, но счет обращенных пошел уже на сотни и тысячи, поэтому многим неуправляемым особям удалось ускользнуть. Затерявшись, затаившись на какое-то время, они рано или поздно появлялись среди людей, сея вокруг себя смерть и панику. Человечество окрестило их вампирами и дало жесткий, решительный отпор. Сумасшедших отлавливали, отрубали им головы, сжигали на кострах и загоняли в грудь осиновые колья. А потом люди вышли на общину, которая к тому времени знатно разрослась. И началась настоящая бойня, века гонения и истребления. Немногим удалось уйти, спрятаться, начать жизнь заново. Старейший даже толком не знал, сколько их всего осталось, испуганных, униженных, рассеянных по миру. Может, пара тысяч, а может – всего пара десятков. Сам он поселился в этих лесах около сотни лет назад. Добывать пропитание было тогда делом нетривиальным, и долгое время Старейший жил впроголодь. В крошечной Орловке внезапное исчезновение даже одного-единственного человека вызывало панику и пересуды. И Старейшему приходилось оставлять трупы в лесу, предварительно хорошенько их изуродовав. Волков тогда в округе водилось видимо-невидимо, поэтому ему удавалось уводить от себя всяческие подозрения. А затем на эти земли пришла война. Еды в те годы стало вдоволь. Немцы оккупировали деревню, убили изрядное количество жителей. Старейший же, в свою очередь, знатно проредил ряды фашистских захватчиков, отлавливая их по одному и по двое. Бравые дольчен зольдатен списали все на происки партизан, а в сорок третьем пришла красная армия и освободила деревню, выбив немцев. Снова потянулись голодные годы, и Старейший задумался. Орловка была отличным местом для жизни, но ему надоело прятаться по лесам и недоедать. План созрел быстро, и был прост. В один прекрасный день он поймал в лесу Ивана, который пошел по грибы. Но, несмотря на дикий голод, не выпил его, а обратил. И предложил сделку. Вечную жизнь для всей семьи в обмен на кровь. Два сына Ивана жили в городе, и могли, не вызывая лишних подозрений, добывать там то, что было необходимо для выживания. Трех-четырех убитых в месяц было бы более чем достаточно, а в областном центре люди пропадали и пропадают десятками. Иван, подумав, согласился. Он был уже не молод и мучался от многих хронических болячек. Но теперь старик вновь ощущал себя двадцатилетним юношей, и лишь одно неприятное чувство терзало его. Голод, который не утолить никакой пищей.

Вскоре сыновья приехали в гости к отцу, и в ту же ночь Старейший явился к ним в дом. К утру вся семья Ивана была обращена, и несколько лет прошли относительно спокойно. Жители Орловки больше не пропадали, а два отрока исправно привозили из города свежую, вкусную кровь. А когда на горизонте появилась бравая милиция, парни перестали убивать и переехали обратно в деревню. Дальше все шло по накатанной. Иван давал Старейшему наводку на семью, чьи родственники проживали в городе, их обращали, и жизнь продолжалась своим чередом. К семидесятому году прошлого века в деревне уже было четыре таких семьи, а крови становилось нужно больше и больше. И тут все покатилось под откос.

Один из новообращенных сошел с ума. Старейший был к этому готов, но долгие лета спокойствия притупили его внимание, поэтому беда грянула как гром среди ясного неба. Обращенный мужчина убил всю свою семью, а затем принялся за остальных жителей деревни. К утру, когда это обнаружилось, он успел умертвить треть населения, и его сородичи, во главе со Старейшим, объявили охоту, к которой присоединились оставшиеся люди. Две недели они гоняли вампира по окрестным лесам, тот же продолжал убивать, не делая различия между своими и чужими. Погибла еще треть населения, а от обращенных осталась лишь семья Ивана, который потерял в этой охоте двух своих сыновей. Наконец убийцу поймали. Разъяренные люди порубили его на куски, проткнули грудь колом и сожгли. Но жизнь в Орловке уже никогда бы не вернулась в прежнее русло. Деревня умерла, как и большинство ее жителей. Оставшиеся в живых собрали вещи и спешно покинули проклятое место, поклявшись никогда сюда не возвращаться. Иван с семьей остался, но перспектива вечной жизни в заброшенной деревне уже не радовала. Старейший же, чувствую свою вину, пропал в лесах и не появлялся несколько месяцев. Как все это время выживали его новоявленные сородичи, он не знал и, судя по всему, знать не хотел.

А семья Ивана голодала. За полгода удалось выпить лишь троих человек из соседней деревни, на большее старик не пошел, опасаясь быть раскрытым. А потом пришли они – два молодых парня, городские изнеженные туристы, искатели заброшенных деревень. Иван поймал их и уже собирался пировать, когда вернулся Старейший. Старик обрадовался, и предложил тут же обратить бедолаг, ведь они могли спокойно охотиться в городе, привозя сюда литры и литры свежей крови. Старейший наотрез отказался, мотивировав тем, что лучше будет жить впроголодь, чем вновь рискнет породить на свет сошедшего с ума вампира. Но к уговорам присоединились Анна и ее дочери. Глядя на их исхудавшие тела и лица, заглядывая в потухшие от голода глаза, Старейший сдался. И все опять пошло не по плану. Один из парней обратился сразу, а вот со вторым начались проблемы. Он не проявлял признаков сумасшествия или агрессии, но и рассудок полностью, видимо, не сохранил. Временами впадал в маразм, страдал потерей долгосрочной памяти, начинал гадить под себя, будто младенец. Семья Ивана приглядывала за ним целую неделю, но ничего не менялось. На общем совете было принято решение умертвить несчастного парнишку, но Александр – второй новообращенный – встал на его защиту. Ведь он вырос с Максимом в одном детдоме, и тот был ему роднее брата. Саша наотрез отказался добывать кровь для своих новых сородичей, если с головы его друга упадет хоть один волосок. К удивлению Ивана, Старейший сдался, поручив Александру опеку над Максимом. Тот же, в свою очередь, верил, что рано или поздно его друг придет в себя. Но годы шли, а ничего не менялось.

– Жалко мне его, – говорит Старейший. – Сентиментальным становлюсь, хоть и не старею.

– Не повезло мальчонке, – вставляет дед Иван. – Застрял между нами и людьми. Эх, Сашка, тяжкая у тебя ноша.

Александр бросает взгляд на старика. В полутьме глаза парня блестят, а на лице застывает такое выражение, что Иван содрогается. Все эти годы он полностью полагался на мнение Старейшего, но будь его воля, старик убил бы обоих парней, один из которых блаженный, а второй Ивана откровенно пугает.

– Мне не привыкать, – шепчет Саша, и шепот его похож на шипение змеи. – И он не застрял, он – один из нас.

Старейший чуть сжимает плечо парня, и тот вновь смотрит на него.

– Я доверял тебе все эти годы. Собираюсь доверять и впредь. Но будь осторожен.

Саша кивает, и они направляются к столу, где дед Иван уже разливает кровь по бокалам. Запах меди сплетается с ароматом лежалого сена, приятно щекоча ноздри. Максим наблюдает за ними сквозь пыльное стекло, боясь пошевелиться. Невольно облизывается, видя, как из полторашки в бокал выливаются последние капли жидкости. И молится лишь о том, чтобы этот непонятный, кошмарный сон побыстрее закончился. А затем его накрывает всепоглощающий голод, следом за которым приходит забвение. 

*****

Время перевалило за полдень. Солнце убралось с зенита и теперь светит в давно не мытое окно под косым углом. В комнате кружат пылинки, но воздух, относительно, свеж, благодаря неустанно работающему кондиционеру на стене. В этом году лето выдалось на редкость знойным, поэтому окно закрыто наглухо, дабы не пропускать вовнутрь раскаленный воздух. Да и жару хозяин квартиры стал вдруг переносить очень плохо.

“Может, давление шалит? – в очередной раз думает Максим. – Завтра, обязательно, схожу в аптеку за тонометром.”

Он отрывается от созерцания кондиционера, поворачивается к монитору. Открытый вордовский документ почти пуст, статья идет из рук вон плохо. Текст рассыпается и крошится, как давно позабытое на тарелке печенье. Да и кого может заинтересовать материал о инопланетянах в третьем десятилетии двадцать первого века? От этой темы неприкрыто отдает нафталином и бабушкиными сказками, но сроки горят, а кушать хочется. Максим чешет затылок, трет глаза, задумчиво шмыгает носом, но идей в голове не прибавляется ни на грамм. Мертвый день. Он думает о том, что работа на удаленке, конечно, намного комфортнее и удобнее сидения в офисе. Но там – за одинаковыми столами с одинаковыми же компьютерами – атмосфера более располагает к созиданию. Да и самодисциплина Максима хромает, он всегда это признавал. Мелькает шальная мысль доехать до редакции, но взгляд падает на цифры в углу монитора, и эта задумка вмиг испаряется. На дорогу туда и обратно у него уйдет не меньше двух часов, так что смысла дергаться сегодня нет. Завтра, может быть. А сейчас ему срочно нужно взбодриться.

Он поднимается с кресла. Невысокого роста парень, с молодым, наивным лицом вчерашнего выпускника какого-нибудь, среднего пошиба, университета. Выразительные карие глаза, прямой тонкий нос, резко очерченные губы, трехдневная щетина на щеках и подбородке. Максим осматривает свою комнату, в которой давно уже не было двух вещей - девушки и уборки. Молодой человек вздыхает и направляется в кухню. Достает из шкафчика пакет с дешевым молотым кофе, засыпает три ложки в фильтр старенькой капельной кофеварки. Пока напиток готовится, Максим, на скорую руку, делает себе пару бутербродов, краем сознания замечая, что колбаса давно уже заветрелась. Он выкладывает свой нехитрый обед на тарелку, наливает кофе в кружку. Собирается вернуться в комнату, когда в дверь стучат. Максим вздыхает еще раз, ставит посуду на кухонный стол и идёт открывать.

– Максон! В своей берлоге!

На пороге стоит парень, на вид - ровесник Максима. Худой и высокий, лицо озаряет улыбка, а чуть прищуренные глаза смеются.

– Привет, Сань, – говорит Максим.

– У тебя домофон не работает, что ли? – весело интересуется гость. – Десять минут у подъезда потел, пока какая-то бабка не вышла.

– Я за него уже полгода не платил, – хозяин квартиры переводит взгляд на трубку аппарата, такую же пыльную, как и все вокруг. – Зайдешь?

– За этим и пришел.

Александр переступает порог, тянет руку для приветствия. Максим вяло пожимает его ладонь, поворачивается и топает обратно в кухню.

– Проходи, не разувайся. Все равно бардак, – бросает он через плечо. – Кофе будешь?

– А есть что покрепче?

Максим хмыкает, открывает холодильник. И тут же замирает в ступоре. Все полки забиты полуторалитровыми бутылками с красной жидкостью. Парень смотрит на это изобилие, не в силах сказать ни слова, лишь чувствуя, как интенсивно начинает посасывать под ложечкой. Струйка липкой, прозрачной слюны вытекает из уголка его рта, пробегает к низу подбородка и капает на пол.

– Что это? – только и спрашивает он, поворачиваясь к Саше?

– Где? – улыбается тот.

Максим несколько раз моргает и вновь переводит взгляд на холодильник. Тот почти пуст, не считая остатков колбасы, десятка яиц и дешевого трехзвездочного коньяка. Парень выдыхает, пытаясь подавить невесть откуда взявшееся чувство дикого голода, достает бутылку, ставит на стол. Затем лезет в шкафчик за рюмкой. Александр уже сидит на табурете, закинув ногу на ногу, будто бы хвастаясь своими ослепительно-белыми кроссовками. Он ждет, пока Максим наполняет рюмку до краев, выпивает, хватает с тарелки один бутерброд.

– Фух, спасибо! – выдает он, откусывая солидный кусок. – А то денек сегодня какой-то бешенный, даже позавтракать не успел. А ты чего там в холодильнике увидел? Деву Марию?

– Показалось, видимо. Забей.

Саша без аппетита жует бутерброд. Позавтракать он сегодня успел и довольно-таки плотно. Поймал на пустыре за строящимся новым кварталом двух подростков, которые, судя по всему, прогуливали школу. Лекцию о пользе учебы Александр им читать не стал, а просто и жестоко продемонстрировал что бывает с прогульщиками. Сейчас их обескровленные тела покоятся на краю пустыря, на потеху стаям бездомных собак.

Максим присаживается напротив, отхлебывает горячий кофе из кружки. У напитка странный, солоноватый привкус. Парень морщится. Какая цена – такой и кофе.

– Как в офисе дела? – спрашивает он.

– Как сажа бела, – отвечает Саша. – Со статьями в этом месяце беда какая-то, сайт наполнять нечем. Кто в отпуске, кто болеет, кто пропал, как ты.

– Я не пропал, – говорит Максим. – У меня творческий кризис.

– Прокрастинация у тебя, дружище, а не кризис, – хихикает Александр. – Плюс лень, вперемешку с депрессией. Гремучая смесь. Нет, я понимаю, девушка ушла. Но уже полгода прошло, а ты все там же. Я уже имя-то ее забыл.

Перед внутренним взором Максима всплывает образ девушки. Но его сразу же заволакивает непроницаемая пелена. Одна за другой вспыхивают сумасшедшие, бредовые картинки. Катя на кровати, бледная и похудевшая. Кровь на ее шее, простынях и подушках. Саша, сидящий в кресле напротив и облизывающий красные губы. Солоноватый, медный привкус во рту. Чувство сытости, спокойствия и умиротворения, вперемешку с возбуждением. Ведь эта сука была виновата сама. Она отвергла его, и Саша дал Максиму возможность наказать ее за предательство. Парень трясет головой, отгоняя видения и смотрит на друга.

–  Катя, – грустно выдает Макс. – И вообще, ничего подобного. Вот завтра хотел в редакцию наведаться, взбодриться.

– Тебя через день такие мысли посещают. Однако, в офисе все уже забыли, как ты выглядишь.

Максим кивает на резонное замечание друга. Сашу он знает с первого курса журфака, и тот всегда резал правду-матку на живую, не пытаясь что-то приукрасить, или каким-то образом обойти острые углы. Так и сейчас он озвучил то, о чем сам Макс предпочитал не думать. Правда была в том, что сидеть дальше в грязной пустой квартире и продолжать себя жалеть — это путь в никуда, тупик.

– Евгенич лютует? – спрашивает он.

Игорь Евгеньевич, Главный редактор интернет-журнала “Невероятно, но правда” – человек увлеченный. Слегка за сорок, с дикой энергетикой и задорным блеском в глазах. Он радеет за свое дело и, справедливо, требует того же от подчиненных. Назвать его конфликтным ни у кого из редакции не повернется язык, но, в случае явной лености любого из сотрудников, главред превращается в лютого монстра, устраивая добротные взбучки направо и налево. Повальных увольнений и текучки он не допускает, но, если кто-то тормозит весь коллектив, с этим человеком быстро прощаются.

– А сам как думаешь? – говорит Саша. – У него лучший автор несколько месяцев сливает все статьи и сроки. Он же, добрая душа, разрешил тебе на удаленке работать. А от этого еще хуже стало.

– Уволит?

– Не успеет, – улыбается Александр. – Я нам командировку выбил. Такую статью напишем, когда вернемся, что закачаешься.

Максим смотрит на кружку с кофе, отставляет ее в сторону. Идет к шкафчику и достает вторую рюмку. Разливает алкоголь. Парни чокаются, выпивают, закусывают бутербродами. Коньяк тоже мало похож на коньяк. Так – подкрашенный спирт со странным привкусом.

– Все же нужно будет из дома выйти? – с притворной жалостью спрашивает Макс.

– Тебе полезно, – улыбается Саша. – Прокатимся, развеешься.

– И куда мы?

Александр хитро щурится. Прошел уже месяц с их последнего визита в Орловку. Пора возвращаться туда. Но в этот раз он собирается закрыть вопрос окончательно. Долгие и долгие годы он был слугой, курьером у Старейшего, который как трус, как шелудивый пес прятался в этой богом забытой деревне, хотя мог бы править миром. Нужна лишь самая малость – переселиться поближе к людям, обращать их, набирать последователей. Строить свою бессмертную империю. И всегда есть досыта, позабыв, что такое голод. Но Старейший никогда на это не пойдет, он боится ошибок, боится тех, кто может сойти с ума. Но ведь и с этим контингентом можно работать. Непокорных убивать. А таких, как Саша, наставлять на путь истинный. Это возможно. Александр знает по себе, ведь он – бракован. После обращения он стал тем, кого называли вампирами. Сумасшествие едва не поглотило его, но он, сам не зная как, научился с этим жить и справляться. Не выдавать себя. Ведь приговор Старейшего был бы один – смерть, а Саша собирался жить счастливо и долго, желательно вечно. Поэтому пришло время действовать. Избавиться от Старейшего и семьи Ивана. Вернуться в город. И начать масштабную работу. Благо возможность была. Саша знал, что обращать могут лишь древние перворожденные. Но как он выяснил за прошедшие годы, вампиры тоже были на это способны. Сумасшествие шло в комплекте с огромной, неограниченной силой. И теперь он не собирается сдерживаться. Саша разливает по рюмкам остатки коньяка. Ставит обе перед Максимом.

– Это тебе. Штрафная, – говорит он. – Мне же за руль завтра. Ты давай отсыпайся и собирайся. Ну, или, в обратной последовательности, как хочешь. Утром я за тобой заеду.

Саша, улыбается, вспоминая как оторвал голову кассирше на богом забытой заправочной станции. О, как она кричала, видя его сумасшедшие глаза и острые зубы! Прям музыка для ушей. Он сделал это просто ради удовольствия, ради сиюминутной забавы. Наполнил кровью лишь два небольших стаканчика из-под кофе.

Проглотив последний кусок бутерброда, Саша встает и направляется в прихожую. Максим несколько секунд смотрит на две полные рюмки, закидывает их содержимое в себя, шумно выдыхает и плетется вслед за другом.

– Мог бы не провожать, невелика птица, – говорит Александр, открывая входную дверь. - Все, Максон, давай, до завтра. Будь готов.

– Я как пионер, всегда готов, – Максим чувствует, что язык начинает слегка заплетаться. – Ты так и не сказал, куда мы едем-то?

Саша выходит за порог, оборачивается, улыбается. Максим обращает внимание на длинные, странного вида клыки цвета слоновой кости.

– Узнаешь, – отвечает он. – И тебе точно понравится.

Он поднимается с кресла. Невысокого роста парень, с молодым, наивным лицом вчерашнего выпускника какого-нибудь, среднего пошиба, университета. Выразительные карие глаза, прямой тонкий нос, резко очерченные губы, трехдневная щетина на щеках и подбородке. Максим осматривает свою комнату, в которой давно уже не было двух вещей - девушки и уборки. Молодой человек вздыхает и направляется в кухню. Достает из шкафчика пакет с дешевым молотым кофе, засыпает три ложки в фильтр старенькой капельной кофеварки. Пока напиток готовится, Максим, на скорую руку, делает себе пару бутербродов, краем сознания замечая, что колбаса давно уже заветрелась. Он выкладывает свой нехитрый обед на тарелку, наливает кофе в кружку. Собирается вернуться в комнату, когда в дверь стучат. Максим вздыхает еще раз, ставит посуду на кухонный стол и идёт открывать.

– Максон! В своей берлоге!

На пороге стоит парень, на вид - ровесник Максима. Худой и высокий, лицо озаряет улыбка, а чуть прищуренные глаза смеются.

– Привет, Сань, – говорит Максим.

– У тебя домофон не работает, что ли? – весело интересуется гость. – Десять минут у подъезда потел, пока какая-то бабка не вышла.

– Я за него уже полгода не платил, – хозяин квартиры переводит взгляд на трубку аппарата, такую же пыльную, как и все вокруг. – Зайдешь?

– За этим и пришел.

Александр переступает порог, тянет руку для приветствия. Максим вяло пожимает его ладонь, поворачивается и топает обратно в кухню.

– Проходи, не разувайся. Все равно бардак, – бросает он через плечо. – Кофе будешь?

– А есть что покрепче?

Максим хмыкает, открывает холодильник. Тот почти пуст, не считая остатков колбасы, десятка яиц и дешевого трехзвездочного коньяка. Парень достает бутылку, ставит на стол. Затем лезет в шкафчик за рюмкой. Александр уже сидит на табурете, закинув ногу на ногу, будто бы хвастаясь своими ослепительно-белыми кроссовками. Он ждет, пока Максим наполняет рюмку до краев, выпивает, хватает с тарелки один бутерброд.

– Фух, спасибо! – выдает он, откусывая солидный кусок. – А то денек сегодня какой-то бешенный, даже позавтракать не успел.

Максим присаживается напротив, отхлебывает горячий кофе из кружки. У напитка странный, солоноватый привкус. Парень морщится. Какая цена – такой и кофе.

– Как в офисе дела? – спрашивает он.

– Как сажа бела, – отвечает Саша. – Со статьями в этом месяце беда какая-то, сайт наполнять нечем. Кто в отпуске, кто болеет, кто пропал, как ты.

– Я не пропал, – говорит Максим. – У меня творческий кризис.

– Прокрастинация у тебя, дружище, а не кризис, – хихикает Александр. – Плюс лень, вперемешку с депрессией. Гремучая смесь. Нет, я понимаю, девушка ушла. Но уже полгода прошло, а ты все там же. Я уже имя-то ее забыл.

–  Катя, – грустно выдает Макс. – И вообще, ничего подобного. Вот завтра хотел в редакцию наведаться, взбодриться.

– Тебя через день такие мысли посещают. Однако, в офисе все уже забыли, как ты выглядишь.

Максим кивает на резонное замечание друга. Сашу он знает с первого курса журфака, и тот всегда резал правду-матку на живую, не пытаясь что-то приукрасить, или каким-то образом обойти острые углы. Так и сейчас он озвучил то, о чем сам Макс предпочитал не думать. Правда была в том, что сидеть дальше в грязной пустой квартире и продолжать себя жалеть — это путь в никуда, тупик.

– Евгенич лютует? – спрашивает он.

Игорь Евгеньевич, Главный редактор интернет-журнала “Невероятно, но правда” – человек увлеченный. Слегка за сорок, с дикой энергетикой и задорным блеском в глазах. Он радеет за свое дело и, справедливо, требует того же от подчиненных. Назвать его конфликтным ни у кого из редакции не повернется язык, но, в случае явной лености любого из сотрудников, главред превращается в лютого монстра, устраивая добротные взбучки направо и налево. Повальных увольнений и текучки он не допускает, но, если кто-то тормозит весь коллектив, с этим человеком быстро прощаются.

– А сам как думаешь? – говорит Саша. – У него лучший автор несколько месяцев сливает все статьи и сроки. Он же, добрая душа, разрешил тебе на удаленке работать. А от этого еще хуже стало.

– Уволит?

– Не успеет, – улыбается Александр. – Я нам командировку выбил. Такую статью напишем, когда вернемся, что закачаешься.

Максим смотрит на кружку с кофе, отставляет ее в сторону. Идет к шкафчику и достает вторую рюмку. Разливает алкоголь. Парни чокаются, выпивают, закусывают бутербродами. Коньяк тоже мало похож на коньяк. Так – подкрашенный спирт со странным привкусом.

– Все же нужно будет из дома выйти? – с притворной жалостью спрашивает Макс.

– Тебе полезно, – улыбается Саша. – Прокатимся, развеешься.

– И куда мы?

Александр хитро щурится, разливает по рюмкам остатки коньяка. Ставит обе перед Максимом.

– Это тебе. Штрафная, – говорит он. – Мне же за руль завтра. Ты давай отсыпайся и собирайся. Ну, или, в обратной последовательности, как хочешь. Утром я за тобой заеду.

Проглотив последний кусок бутерброда, Саша встает и направляется в прихожую. Максим несколько секунд смотрит на две полные рюмки, закидывает их содержимое в себя, шумно выдыхает и плетется вслед за другом.

– Мог бы не провожать, невелика птица, – говорит Александр, открывая входную дверь. - Все, Максон, давай, до завтра. Будь готов.

– Я как пионер, всегда готов, – Максим чувствует, что язык начинает слегка заплетаться. – Ты так и не сказал, куда мы едем-то?

Саша выходит за порог, оборачивается.

– Узнаешь, – отвечает он. – И тебе точно понравится.

*****

Солнце уже висит высоко в небе, когда Саша сбавляет ход и заезжает на старую, пыльную заправочную станцию. Останавливает свою дряхлую «Хонду» напротив первой колонки, выключает двигатель.

– Заправиться надо, а то далеко еще ехать, – говорит он. – Тебе кофе взять?

Максим смотрит в боковое окно на то, как горячий, игривый ветерок гоняет по территории мусор из переполненной урны. Пробегает глазами по выцветшей вывеске, думая о том, что пить кофе в таком заведении – себе дороже. И машину он другу здесь заправлять не посоветовал бы, но на глухой провинциальной дороге иных альтернатив, похоже, не предвидится.

– Возьми, – отвечает он. – Черный, без сахара.

Саша кивает и покидает салон. Открывает лючок бензобака, вставляет заправочный пистолет и шагает в сторону входа. Опасения Максима крепнут, когда он видит, как Александр тянет дверь на себя и исчезает внутри. Похоже, что датчиков движения и другой автоматики сюда тоже не завезли. Парень вздыхает, щелкает настройками приемника, стараясь найти хоть одну радиоволну. Бесполезно. Прошло уже около часа с тех пор, как оборвалась последняя передача. Магнитола же работает только на старых магнитных кассетах, которые сегодня можно было найти разве что в музее, поэтому ехали друзья в полной тишине. Кондиционера в машине тоже нет, и Максим поминутно протирает вспотевший лоб рукавом футболки. Саша почти всю дорогу молчит, делая загадочный вид и хитро улыбаясь, а Макс не лезет с разговорами. Ему ясно, что едут они в очередную подмышку географии, в надежде сфотографировать какого-нибудь призрака, который до усрачки пугает набожное и суеверное местное население. Такие поездки у них случались и раньше, но, само-собой, никаких привидений, леших, кикимор и пришельцев они не встречали. Просто проникались атмосферой дикой глубинки, слушали безумные рассказы старожилов, а по возвращении в город писали статьи для сайта, поливая их сверху еще большим слоем мистики и загадочности. А учитывая неугасающую любовь простых обывателей ко всему непонятному и необъяснимому, статьи эти имели неизменный успех, а посещаемость ресурса росла. Такие командировки всегда нравились Максиму, они позволяли отдохнуть от городской суеты, проветрить голову, избавиться от дурных мыслей. Но за последние несколько месяцев он накопил в себе столько негативных эмоций и переживаний, что теперь не ощущает особой разницы. Он все так же взаперти, только клетка стала меньше, превратившись из квартиры в машину.

Бензоколонка урчит, цифры на табло обнуляются и начинают новый отсчет. Саша появляется из дверей спустя пару минут, держа в каждой руке по бумажному стаканчику. Подходит к машине, сует их Максиму через открытое окно.

– Подержи, я бак закрою, – говорит он.

Максим принимает обжигающие пальцы стаканчики. Саша, как по волшебству, материализуется на водительском сиденье, захлопывает дверь, включает зажигание.

– В сторонку отъедем, кофе попьем, чтоб колонку не занимать.

– Так нет же никого.

Саша лишь пожимает плечами. За то время, что они находятся на заправке, по дороге проехала едва ли пара машин, и никакой очереди за бензином здесь, в ближайшее столетие, явно не образуется. Но вежливый человек вежлив всегда, а воспитание Саши не позволяет ему думать только о себе. Он отъезжает от колонки, паркуется на просторной пустой площадке. Забирает один стаканчик из рук друга и делает осторожный глоток, чтобы не обжечься.

– Ух! Ну и дрянь! – выносит Саша моментальный вердикт.

– Кто бы сомневался.

Максим отпивает из своего стаканчика. Обычный, дешевый, растворимый кофе. До боли похожий на тот, который стоит у него в кухонном шкафчике, с таким же странным солоноватым привкусом. Не из тех, что хочется тут же выплюнуть, но и до нормального эспрессо ему как до Луны. Он смотрит на друга. Тот сидит, попивая напиток и таращась в какую-то, одному ему известную, точку вдалеке за лобовым стеклом.

– Сань, – окликает его Максим.

– А… – парень дергается, чуть не опрокидывает стаканчик.

– С тобой все нормально?

– Да. А что?

– Да ничего, – Максим отхлебывает солоноватый кофе. – Просто от жары уже мозги плавятся.

– Щас поедем, с ветерком.

Саша в два глотка допивает свой напиток, бросает стаканчик на коврик заднего пассажира и трогает машину с места. Выезжает с заправки, набирает скорость. В салоне чуть свежеет, но воздух по-прежнему липкий и горячий.

– Так и будешь сидеть с загадочным видом? – Максим выплескивает противный кофе в окно и пытается улыбнуться. – Давай, колись. Куда едем?

Саша бросает взгляд на друга, улыбается в ответ.

– Деревушка тут одна есть, – говорит он. – Километров сто еще осталось. Старая, заброшенная. Даже на современных картах не значится, никаким навигатором ее не найдешь. Но в старых автомобильных атласах она осталась. Я долго про это место инфу собирал. Жили там люди, не тужили. Огородами занимались, скотину держали. Глушь и скукота, в общем. Но в семидесятых деревня опустела, причем быстро. Полтысячи человек взяли и испарились.

– Пффф, – фыркает Максим. – Тоже мне – сенсация. Сам же говоришь, что глушь и скука. В город люди подались. Индустриализация, мать ее.

– Может кто-то и подался, – кивает Саша. – Но старики? Их с насиженного места палкой не сгонишь. Да и на кой им этот город? Картошка есть, мясо есть, молоко с яйцами есть. А больше им и не нужно ничего.

– Логично. Значит, деревня-призрак? Думаешь выкружим из этого занимательную статью?

– А почему нет? Приедем, осмотримся, фотиком пощелкаем. Придумаем несколько леденящих кровь вариантов. Инопланетяне, лесные духи, монстры там всякие. Все, как наши читатели любят. Воздухом свежим подышим.

– Ну-ну, – Максим втягивает носом плотный зной. – У меня уже такое чувство, будто я легкие обжег.

– Да, жарковато, – соглашается Саша, утирая испарину. – Но там лес кругом, может полегче будет.

– Никогда не думал работу сменить? – спрашивает Максим.

– Зачем? На какую?

– Туроператором устройся, блин. У тебя все задатки.

Саша поворачивается к другу. На сей раз лицо Максима озаряет искренняя улыбка. Саша смеется, хлопает его по плечу и прибавляет газу.

*****

Оставшиеся сто километров пути растягиваются еще на добрых три часа. Вскоре после заправки Саша сворачивает с главной дороги на узкую, проселочную, с потрескавшимся и вздыбившимся асфальтом. Машина начинает весело подпрыгивать на ухабах, поскрипывая ржавыми амортизаторами. Пейзаж за окнами то и дело меняется: поля уступают место густым лесопосадкам, по левую руку проплывает мимо большое, голубое озеро, а по правую – маленькая деревня, застроенная современными, аккуратными, кирпичными домиками. Через пару десятков километров дорога начинает петлять, асфальт заканчивается, колеса шуршат по укатанному грунту. Но чем дальше, тем выше поднимается трава между колеями, и вскоре грунтовка заводит друзей в лес. Деревья встают по бокам сплошной стеной, солнце прячется в их густых кронах. Обочины становятся круче, трава на них колосится выше крыши автомобиля. Максиму начинает казаться, что дорога вот-вот закончится, и деревья сомкнутся вокруг них, поймав в ловушку. Непривычное и неуютное чувство. Но воздух, действительно, чуть свежеет, забиваясь через открытые окна в салон, обдувая разгоряченные лица и высушивая капли пота.

– Там атлас, в бардачке, – нарушает тишину Саша. – Глянь, туда ли едем?

Максим достает толстую, потрепанную книжку, листает чуть пожелтевшие страницы. Найдя подробную карту нужного района, начинает водить пальцем по хитросплетениям дорог. Лесной массив лежит на бумаге большим темно-зеленым пятном, посередине которого маячит одно-единственное слово.

– «Орловка», – бормочет Максим. – Оно?

– Ага, – отзывается Саша. – Далеко еще?

– Километров десять, – прикидывает Максим на глаз. – Может двадцать.

– Дорога хреновая.

Саша сбавляет скорость, стараясь четко держаться узкой колеи. Пробить колесо и заниматься его заменой посреди этого темного леса ему не улыбается. Нет, он не верит во всевозможную нечисть и паранормальщину, профессия давным-давно сделала из него скептика и реалиста. Но в прохладном полумраке, скорее всего, дожидаются своих жертв тучи голодных комаров, которые не откажутся перекусить свежей городской кровью. А этих омерзительных тварей Саша на дух не переносит. Максим достает смартфон, смотрит на экран. Интернета здесь нет, как и сотовой сети в целом.

«Добро пожаловать в прошлый век, блин,» – думает парень, блокируя телефон и убирая обратно в карман.

– Бесполезно, – комментирует его действия Максим. – Нет тут связи. Не было, нет и не будет.

– А ты откуда знаешь?

– Да просто вокруг погляди. Кому она тут нужна? А ту деревеньку проезжали, помнишь? Где люди себе дачные домики понастроили. Там на всех домах тарелки спутниковые, телевизионные. А местами – большие такие, двунаправленные. Для инета. Дорогое это удовольствие, но некоторым, видать, необходимое.

– Трубка тоже в бардачке, Шерлок? – ухмыляется Максим.

– Не курю, – вздергивает подбородок Саша. – И тебе не советую.

Какое-то время друзья едут молча. Лес заметно редеет, вокруг становится светлее, редкие лучи солнца прыгают по пыльному раскаленному капоту. Вскоре деревья и вовсе отступают, остаются позади, а машина начинает, ревя мотором, взбираться на пологий холм, склоны которого густо поросли тимофеевкой, ромашкой и зверобоем. Вскарабкавшись на вершину, Саша останавливает автомобиль и поворачивает ключ. Двигатель чихает и замолкает, продолжая лишь слегка потрескивать, остывая. В салон тут же врываются стрекот кузнечиков и пение птиц.

– Кажись приехали, – говорит Саша.

Лес уходит от подножья холма полукругом, теряясь далеко впереди, средь высокой травы. Перед друзьями же раскинулся почти что ровный луг, освещаемый яркими лучами солнца. А посреди этого луга, словно разбросанные заигравшимся ребенком, хаотично стоят старые, покосившиеся избы. Максим подается чуть вперед, разглядывая почерневшие бревна, провалившиеся крыши и упавшие заборы. Вдаль, к дальней кромке леса тянется ряд старых, деревянных столбов, на которых уже давным-давно нет проводов. Среди яркого летнего дня это запустение смотрится нереалистично, будто нарисованная картинка. Чуть дальше от машины, на обочине, стоит покосившаяся табличка, на которой значится одно-единственное слово «Орловка».

– Вот это пердь, – выдыхает Максим.

– Что есть, то есть, – соглашается Саша. – Давай, бери вещи. Пешочком пройдемся.

Друзья выбираются из машины. Максим открывает заднюю дверь, берет свой рюкзак, вешает на шею дорогую зеркальную камеру. Второй рюкзак передает Саше. Тот закидывает одну лямку на плечо и шагает в сторону деревни.

– Эй! – окликает его Максим. – А машину закрыть?

Саша останавливается, оглядывается, затем с недоумением смотрит на друга.

– Ты шутишь? – спрашивает он. – Тут, минимум на тридцать километров вокруг, ни души. Пусть проветривается.

Максим бросает взгляд на открытые окна передних дверей, кивает и спешит за Сашей. Вскоре они уже шагают по заросшей дороге, которая когда-то, видимо, представляла собой главную и единственную улицу деревни. Колеи здесь уже не видно, а сочная трава поднимается выше колен. По бокам начинают проплывать избы. Они стоят с закрытыми ставнями, и заколоченными окнами, будто слепые, а рядом с ними ютятся разномастные дощатые сараи. Парни минуют большой, покосившийся дом, над входной дверью которого висит ржавая табличка с трудночитаемым словом «Почта». За почтой обнаруживается «Магазин», на чем местная инфраструктура, судя по всему, и заканчивается. Максим снимает с объектива камеры пластиковую защиту, делает несколько фотографий.

– Колоритненько, – осмотревшись, выдает вердикт Саша. – Надо избушку найти, которая более-менее. Не в машине же ночевать.

– Прям музей под открытым небом, – говорит Максим, продолжая щелкать камерой. – Трудно представить, сколько таких деревень по всей стране.

– Не думаю, что очень уж много. Те, которые выжили при переходе на капиталистические рельсы, до сих пор неплохо себя чувствуют. А эта опустела давно. И быстро. Пошли ночлег искать. Да и перекусить можно будет.

Максим кивает, и они движутся дальше по улице. Нужный дом находится почти сразу. Большой, с покатой шиферной крышей, огороженный крепким, но давно не крашенным забором. Ставни на окнах открыты, но что твориться внутри разглядеть сквозь пыльные стекла с такого расстояния не представляется возможным. Саша сворачивает с улицы и уверенным шагом идет к калитке. Максим поднимает камеру, делает снимок друга на фоне дома и спешит следом. Крутит головой по сторонам, с недоумением смотрит на возделанный огород. Ближе к дорожке растет лук и морковь, площади вдоль забора густо засажены картофелем. Несколько ухоженных вишен выстроились в ряд, а небольшие кусты крыжовника приютились под стройной, раскидистой яблоней. Он уже собирается окликнуть Сашу, но в ту же секунду врезается в его спину. Парень замер, не доходя несколько шагов до крыльца. Максим выглядывает из-за плеча друга и видит то, что никак не ожидал увидеть в заброшенной и забытой деревне посреди леса. То, по сравнению с чем пришельцы, оборотни и прочая нечисть смотрелись бы здесь более естественно. На крыльце сидит старик. Он курит трубку и с любопытством наблюдает за незваными гостями. Какое-то время ничто не нарушает тишину. Затем старик выдыхает облачко дыма, откашливается и улыбается.

– Добро пожаловать в Орловку, молодые люди, – говорит он.

*****

Солнце уже клонится к закату, когда они завершают обильную трапезу и переходят к чаепитию. Вокруг большого прямоугольного стола их собралось восемь человек: Максим, Саша, хозяин дома – дед Иван, его жена Анна, и четыре их взрослых дочери, имена которых парни так и не запомнили. Сам старик оказался хозяином радушным и гостеприимным. Не стал долго выпытывать, как и зачем ребята здесь очутились, а лишь представился и пригласил к столу. Говорил он, по большей части, сам. Рассказывал историю деревни. О том, как однажды народ подался из этой глуши кто куда. Уехала одна семья, вторая, третья, а следом потянулись и остальные. Иван, тогда еще молодой и только что женившийся, принял, совместное с Анной решение, – остаться здесь, на земле, которую возделывали их отцы, деды и прадеды. Прокормить себя они могли, а большего им было и не надо. Так и жили, дни сменялись днями, годы шли за годами. Вырастили четырех дочерей, которые тоже не пожелали уезжать в город от родителей.

– Но это пока, – ухмыляясь, говорит дед Иван. – Девки взрослые, видные, женихов им нужно. Засиделись под мамкиной юбкой-то.

Девушки краснеют и отворачиваются, а старик смеется звонким, молодецким смехом да подмигивает парням. Когда же слово переходит к Саше, и он рассказывает о цели визита, Иван лишь пожимает плечами.

– Долгий путь вы проделали, соколики, и все зря, – говорит он. – Отродясь тут никакой нечисти не водилось. Не считая Кольки-тракториста, царствие ему небесное. Мылся, дай Бог, раз в месяц, паскудник.

Парни улыбаются. Дед Иван же приглаживает свою окладистую бороду и продолжает:

– Но придумаем что-нибудь. Окрестности я вам покажу, фотографируйте на здоровье. А на сегодня все. Электричества у нас не водится, как понимаете, поэтому рано ложимся. И вам того же советуем. Койки свободные найдутся. Да, девчули?

«Девчули» в очередной раз переглядываются и заливаются краской.

*****

Максим просыпается от кошмара. Садится в кровати, проводит ладонью по лбу, пытаясь вытереть выступившую испарину. На его удивление лоб абсолютно сухой, но, в то же время, очень горячий. Молодого человека трясет, то ли от приснившегося, то ли от озноба.

“Не хватало еще заболеть,” – думает Максим.

Во сне он вновь видел Катю, и они занимались любовью в ее квартире. Тяжелые, малинового цвета шторы закрывали окно, так что трудно было определить день на улице, или ночь. Темная комната освещалась лишь дрожащим пламенем нескольких свечей. Бывшая девушка Максима любила свечи, они занимали пару длинных полок, и здесь нашлись бы экземпляры всех цветов и размеров. Мягкий матрас на большой кровати податливо проминался под тяжестью их разгоряченных тел, а в нос Максиму били запахи плавящегося парафина и женского пота. Парень провел рукой по животу девушки, ощутив кончиками пальцев выпирающие ребра. На секунду удивился и подумал о том, как она сильно похудела. Даже в темноте было видно резко очерченную грудную клетку и ввалившийся живот. Катя протянула к Максиму тонкие, костлявые руки, обвила его шею.

– Поцелуй меня, – прошептала она.

Максим подался назад, но девушка держала крепко, стиснув, для верности, худые бедра. Лицо ее окутывал мрак, но парень уже знал, что там увидит: впадины на месте щек, зубы, просвечивающие сквозь обескровленные губы, пустые провалы глазниц. Он дернулся еще раз, осознав, что находится в постели с мертвецом.

– Ну что же ты, милый? – заверещала Катя. – Давай, ты же можешь! В прошлый раз ты целовал меня так долго!

Последнее что парень запомнил – свой собственный сдавленный крик.

Максим сидит, уставившись в темноту, а сон стремительно тает, подобно снежинке на ладони. В комнате стоит тишина, лишь за приоткрытым окном время от времени стрекочут сверчки. Ночь принесла с собой благостную прохладу, и воздух в комнате свеж и чист. Максим несколько раз вдыхает полной грудью, чувствуя, как начинает успокаиваться бешено колотящееся сердце. Переполненный мочевой пузырь давит на низ живота, и парень, встав с кровати и подсвечивая себе путь телефоном, начинает пробираться к выходу из комнаты.

Дверь в спальню Саши оказывается открытой, Максим останавливается и прислушивается. Ни храпа, ни сопения, ни дыхания. Парень включает фонарик на смартфоне, направив яркий диодный луч себе под ноги. Затем слегка поворачивает аппарат, пятно света бежит по полу комнаты, на долю секунды замирает у кровати Саши, потом вскарабкивается выше. Постель пуста, если не считать примятой подушки и откинутого к противоположной спинке одеяла.

“У дураков мысли сходятся,” – думает Максим, поняв, что его друг тоже изъявил желание отлить.

Он шагает дальше по коридору, вновь уткнув луч фонаря в пол перед собой. Как есть – в трусах – выходит в сени, накидывает на ноги потертые кроссовки. Входная дверь легко открывается на хорошо смазанных петлях, и Максим, спустившись с крыльца, останавливается посреди двора. Стрекот сверчков в ночной тишине звучит почти что оглушающе, лишь откуда-то издали едва пробивается шум леса. Максим поднимает телефон, высвечивая неказистую постройку деревенского туалета. К его немалому удивлению, дверь старого сортира открыта нараспашку, а присутствие Саши в нем не наблюдается.

– Саня… – негромко зовет Максим. – Ты где?

Он осматривается, водя фонариком туда-сюда. В душе еще теплится надежда, что друг просто-напросто забил на все правила приличия и отошел помочиться к ближайшим кустам. Но двор тих и пуст, Саши нигде нет.

“Я все еще сплю, наверняка сплю, – думает Максим. – И сейчас написаю в кровать.”

Он быстрым шагом ковыляет к туалету, справляет нужду, блаженно вздохнув. Выходит обратно на улицу, останавливается, уловив периферийным зрением какой-то отблеск. Замечает на задворках сарай, на который днем не обратил ни малейшего внимания. На длинной стене светится одно-единственное маленькое окошко. Максим шагает в ту сторону, стараясь не потоптать грядки с овощами. Замечает какое-то движение и тут же замирает, невольно пригнувшись. С улицы в калитку заходит человек и спешит к сараю, держа в руке что-то большое. Луна дает достаточно света, и Максим узнает своего потерявшегося друга. Первым делом думает о том, чтобы окликнуть его, но не решается и лишь молча крадется следом. Саша идет вдоль стены сарая, скрывается за углом, а Максим ужом юркает к окошку и заглядывает внутрь, стараясь оставаться незамеченным. В хозпостройке идеальный порядок, а само помещение больше напоминает бедно обставленную комнату, чем, собственно, сарай. Пол выстелен сеном, а посередине возвышается длинный дощатый стол, за которым собралась вся семья деда Ивана. Старик курит свою неизменную трубку, рядом с ним горит большая, толстая свеча. Женская же половина не сводит глаз с двери в дальнем конце помещения. Никто из них не видит Максима. Парень слышит скрип петель и почти перестает дышать, прислушиваясь к тому, что происходит внутри.

– Да иди ты, – Виктор расслабляется. – Явился, не запылился. Пистолет не потерял?

– Обижаешь!

Сергей Сергеевич подходит к столу, выкладывает оружие. Виктор нежно, почти с любовью, берется за его рукоять и прячет в карман.

– Не пригодился, слава богу, – говорит Куприянов.

Рита шевелится в своем кресле, открывает заспанные глаза, тут же прищуривается, глядя на свечу и того, кто ее держит.

– Сережа! – она подскакивает и спешит к мужу. – Ну наконец-то! Все в порядке?

– В общем, или в частности? – Куприянов целует ее в холодную щеку. – Со мной все нормально, а в остальном – кругом та же жопа.

Из коридора слышится хихиканье. Голоса два – детский и мужской. Виктор с Ритой смотрят на Сергея Сергеевича. Он – вопросительно, она – с недоумением.

– Ах, да, – улыбается Куприянов. – Я же не один. Давайте, заходите, чего там в темноте третесь.

В дверь протискивается парень, высокий и крупный, под стать самому Куприянову. Позади, держа его за огромную ладонь своими маленькими пальчиками, идет миловидная девочка младшего школьного возраста. Они останавливаются посередине кабинета, с любопытством разглядывая присутствующих. Виктор смотрит на Куприянов, тот перехватывает его взгляд и пожимает плечами.

– Знакомьтесь, – говорит он. – Борис и Татьяна. Они здесь побудут, пока их родные не вернутся.

– А это… – начинает Рита.

– А это – просто дети, – перебивает ее Сергей Сергеевич. – Не мог же я их одних на улице оставить.

Заметив, как жена, не отрываясь, таращится на Бориса, Куприянов наклоняется к ее уху и что-то шепчет. Та кивает, и выражение недоумения на ее лице сменяется жалостью и грустью.

– Меня Рита зовут, – она делает шаг вперед и протягивает Борьке руку. – На “ты” и без всяких “теть”.

Борис улыбается от уха до уха, хватает ее ладонь обеими руками и с энтузиазмом трясет. Куприянов смотрит на плечо жены, которое ходит ходуном, опасаясь, что оно, неровен час, вылетит из сустава.

– Таня, – говорит девочка и тоже протягивает руку.

Рита, не без труда, освобождается от мертвой хватки Бориса и здоровается с ней. Та пытается улыбнуться, но печаль, застывшая в глазах, выдает ее с головой. Из сказанного мужем, Рита понимает, что родители Тани пропали. И теперь она лишь молча сочувствует бедному ребенку, которому эта бесконечная ночь преподнесла столь неприятный сюрприз.

– А я – дядя Витя, – Виктор достает сигарету и щелкает зажигалкой. – Хотя, кто меня спрашивает?

– Не кури, тут дети, – говорит ему Куприянов.

Виктор кивает и выходит в коридор.

– Посидишь с ними? – интересуется Сергей Сергеевич у жены.

– Конечно, – отвечает она. – Но, наверное, не здесь, у вас же дел много.

Куприянов подходит к столу, выдвигает один из ящиков. С минуту роется там, находит то, что ищет. Возвращается к Рите и протягивает ей маленький ключ.

– Дальше по коридору, третий кабинет справа, – говорит он. – Это моя личная тихая гавань. От телевизора толку сейчас нет, но бумаги и писчих принадлежностей там навалом. – он поворачивается к Борису и Тане. – Рисовать любите?

Звучит почти что синхронное, радостное «да!», и Рита выводит детей из кабинета, прихватив с собой пару свечей. Куприянов провожает их взглядом, обходит свой стол, опускается в кресло. Закрывает глаза и расслабляется. Почти сразу же проваливается в сон, но тишину нарушает вернувшийся Виктор.

– И себя уволь, трутень, – язвит он с порога.

– Дверь закрой, умник, – отвечает Куприянов, открывая глаза. – Спать хочется, сил нет.

– Сил нет, согласен, – говорит Виктор. – А дел еще до хрена. Тут Прохор забегал, я ему велел поисковую группу собрать.

– А двух рейнджеров у входа тоже ты поставил?

– А то. Мало ли. Народ волнуется. Мент сказал у детского сада творится не пойми что. Ты же мимо шел?

– Я дворами срезал, – говорит Сергей Сергеевич. – И здесь задами обошел, как только толпу увидел. Народ я успокою. Но нам нужно о насущном подумать. На улице сейчас небезопасно, будем сидеть здесь. А для таких посиделок нелишним было бы запастись едой и водой. Нужно будет снова организовать раздачу продуктов. Всех, у кого есть оружие, согнать к магазину, оцепить периметр. Всех, кроме двух-трех самых надежных. Для них будет отдельное задание.

– Какое?

На лице Куприянова появляется лукавая улыбка. Он молчит и смотрит на Виктора.

– Ну? – не выдерживает тот.

– Будем готовить запасной аэродром, Витя. – говорит Сергей Сергеевич. – На тот случай, если дела станут совсем уж хреновы. У меня дом большой, крепкий. Там можно хорошо окопаться. Забьем гараж провизией, возьмем с собой несколько надежных людей.

– А эти? – Виктор кивает на окно, за которым колышется толпа.

– Я глава администрации, а не нянька, – отмахивается Куприянов. – Все необходимое мы им дадим, а дальше пусть сами. Если начнется повальная паника, от нас все равно будет мало толку.

– Согласен, – говорит Виктор. – Но я, пока что, надеюсь на лучшее. Отправим группу, вдруг помощь приведут. Так что, Сергеич, давай, поднимай свое бренное тело. Нужно Прохора проверить да перед людьми речь держать.

– Никакого отдыха, – ворчит Куприянов. – Но ты прав, нужно все проконтролировать. А то, неровен час, товарищ капитан опять косяков напорет.

Он поднимается с кресла, обходит стол, останавливается напротив друга. Смотрит ему в глаза и вздыхает.

– Знаешь, Витя. Когда все это закончится, я, пожалуй, возьму пример с тебя. Тоже на пенсию уйду. Даже курить научусь. Будем вместе дымить на завалинке.

Виктор улыбается и хлопает старого приятеля по плечу. Они выходят из кабинета, и помещение погружается в темноту и безмолвие.

*****

К удивлению Прохорова, добровольцы для поисковой группы находятся почти сразу же. Восемь человек – мужчины разных возрастов. Участковый собирает их вокруг себя и ведет в здание сельсовета для дальнейшего обсуждения плана. На входе сталкивается со встречной процессией. Возглавляют ее Куприянов и Виктор, за которыми плетутся несколько работников администрации.

– Сергей Сергеевич, а я и не заметил, как вы вернулись, – мямлит участковый.

– Ты и атомную бомбардировку не заметишь, если тебе на грибок пальцем не показать, – язвит Виктор.

– Добровольцы? – кивает Куприянов на восьмерых мужчин.

– Так точно, Сергей Сергеевич, – отвечает Прохоров.

– Хорошо. Проинструктируй, обеспечь всем необходимым. Доложишь мне лично.

– И еще, – говорит Егор. – Там у детского сада что-то происходит. Очень странное.

Он, запинаясь, как подросток на первом свидании, рассказывает Куприянову о том, во что превратился забор детского сада и о непонятной черной субстанции, которая растекается вокруг, словно озеро. Сергей Сергеевич слушает внимательно, не перебивая, и даже Виктор не вставляет ни единого комментария.

– Я тебя понял, – говорит Сергей Сергеевич, когда Прохоров заканчивает свой сбивчивый рассказ. – Примем к сведению и разберемся. А пока свободен.

Участковый берет под козырек и скрывается в здании, уведя группу с собой. Виктор закуривает, выдыхает облачко дыма, которое лениво повисает в неподвижном воздухе. Притихшая, было, толпа замечает Куприянова, и народ оживляется. Поднимается шум и гам, люди приходят в движение, стекаясь плотнее к сельсовету, будто к сцене с любимым артистом. Сергей Сергеевич подзывает к себе двух вооруженных мужчин, по-прежнему охраняющих вход.

– На вас – обеспечение порядка, – говорит он им. – Работа простая. Нужно лишь стоять перед толпой с грозным видом. И глядите в оба, чтобы не повторился инцидент у магазина. Любое непонятное животное уничтожать сразу. Потом будем разбираться – кошка это, собака, или еще какая тварь. Все ясно?

Мужчины кивают и уходят вперед по дорожке. Куприянов смотрит туда, где людская масса становится плотной стеной. Стоит гомон, раздаются вскрики, то тут то там мелькают огоньки свечей. Пока что все под контролем, но долго ли это продлится в текущих обстоятельствах Сергей Сергеевич предсказать не может. Он не сомневается в том, что теперь все, от окраины до окраины, знают про тварей. А к этим знаниям обязательно добавятся разнообразные фантазии, кривотолки и пересуды. Раздуть из мухи слона не займет много времени, а вот потушить пожар паники может оказаться делом нереальным.

– Который час, Сергеич? – вдруг спрашивает Виктор.

Куприянов бросает взгляд на свой «Таймекс».

– Вечер уже, девять почти – отвечает он. – Не видишь, что ли, – темно.

– Остряк хренов. Сутки, считай, прошли. Ты же понимаешь, с чего это началось? Ну, когда свет погас?

Сергей Сергеевич лишь кивает и шагает в сторону толпы, жестом позвав за собой помощников. Виктор щелчком пальцев отправляет бычок в ближайшие кусты и вновь закуривает.

– Сплошной стресс, твою мать, – бормочет он под нос. – Никаких сигарет не напасешься.

*****

Компания Андрея стоит на обочине и тихо переговаривается, когда все вокруг приходит в движение. Толпа на площади смещается ближе к сельсовету, их сзади начинают подпирать те люди, которые стекаются с улицы. Сумароков привстает на цыпочки и глядит поверх голов. У входа в администрацию появляются несколько человек, едва различимых в окружающей темноте. Народ переговаривается, шумит и галдит, но начинает успокаиваться, когда одна из фигур у сельсовета поднимает вверх руки. Высокий, дородный силуэт главы Новокаменки трудно спутать с кем-нибудь еще, и люди, друг за другом, замолкают, желая слышать человека, который несет ответственность за это богом забытое село.

– Мам, я домой хочу, – дергает Ирину за куртку Стас.

– Я тоже, зайчик, – отвечает она. – Но нам туда нельзя.

– На улице оставаться тоже не дело, – говорит Андрей. – Холодно, голодно и небезопасно.

– Найдем кого-нибудь знакомого, – задумчиво произносит Геннадий. – В гости напросимся. – Давайте, что ли, поближе подойдем. Лучше слышно будет.

– И то верно, – Ванька делает глоток из своей бутылки. – Эй, малой! Пойдешь к дяде Ване на ручки? А то, не дай бог, затопчут.

Стас глядит на Ивана, затем переводит взгляд на мать. Та едва заметно кивает, мальчишка отлепляется от нее и подходит к Ваньке. Тот подхватывает ребенка, слегка покачивается, делает шаг назад, чтобы удержать равновесие.

– Не тяжело? – спрашивает его Ирина.

– Нормально, не впервой, – полупьяно улыбается Ванька. – Пошли.

Они сходят с обочины, пересекают широкую улицу, вливаются в толпу. Протискиваются к декоративному заборчику, окружающему территорию сельсовета. Отсюда вся площадь видна как на ладони, поэтому друзья решают здесь и остановиться. К этому времени тишина вокруг становится почти полной, лишь изредка слышатся чьи-то отрывистые реплики. Глава администрации оглядывает собравшихся, опускает руки.

– Уважаемые односельчане… – катится над площадью его густой бас.

*****

– Это что за нахрен?

Их было пятеро. Пятеро мужчин, решивших, по собственной инициативе, разведать обстановку у детского сада. Им пришлось остановиться сразу же за перекрестком, там, где некогда начиналась сетчатая ограда. Теперь же она сменилась сплошной, высокой, черной стеной. И стена эта, казалось, шевелится и плывет. Вся земля от забора до двух соседних домов тоже покрылась этой непонятной субстанцией, чернота уже начинала деловито заползать на стены, проглотив окна первых этажей.

– Не подходите близко, – говорит один из мужчин.

Его товарищи молча кивают. Каждый вооружен чем попало: пара лопат, мотыга, топор и огромный кухонный нож. Один из них присутствовал на площади у магазинов, когда раздавали продукты, и напали твари. Поэтому даже такое импровизированное оружие давало хотя бы иллюзию защиты.

– Никогда такого не видел, – вторит другой.

– Можно подумать, что бесконечную ночь ты видел.

– Было дело. По молодости за полярным кругом поработать довелось.

– Мужики! Тихо!

Пятерка замолкает и прислушивается. Вокруг царит безмолвие. Теперь не слышен даже шум толпы со стороны сельсовета. Улица пуста, весь народ ушел к администрации, до которой отсюда добрых полсотни метров. Нет ни единой души и на дороге, спускающейся к гаражам и на той, что уходит вверх к баракам.

– Ружье бы сейчас, – говорит тот, в руках которого нож.

– А я не знаю, за каким хреном мы сюда поперлись с этими палками, – отвечает владелец мотыги.

– Все, что надо, мы уже увидели, – говорит, закидывая лопату, полярник. – Давайте сматываться подобру-поздорову. Доложим кому надо. Прохорову, например. Пусть сам думает, что с этим делать.

Мужчина, заставший резню у магазина, задумчиво крутит в руке.

– Видел я Прохорова, пока вы за лопатами бегали. Он мимо проходил, со свитой своей, так что уже в курсе. Этот мент недоделанный может долго свою толстую жопу чесать, а территорию надобно оцепить прямо сейчас. Вот только впятером мы не справимся. Больше людей нужно. Миха, Вадим, давайте дуйте к сельсовету, собирайте мужиков. А мы пока здесь посторожим.

Двое, те, что с лопатами, кивают, разворачиваются и выдвигаются в сторону администрации. Но далеко уйти у них не получается. От ворот детского сада слышится приглушенный вой, и мужчины замирают, в десять глаз вглядываясь в темноту. Существа появляются на дороге словно из ниоткуда, почти сливаясь с черным ковром, укрывшим землю. Они подходят ближе и останавливаются в нескольких метрах от людей, будто бы наблюдая и оценивая их.

– Святая мать! – Михаил чувствует, как мигом вспотели ладони, судорожно стискивающие черенок лопаты.

– Стоим, не двигаемся, – тихо командует тот, что с топором. – Не вздумайте бежать.

– Сколько их? – спрашивает хозяин ножа.

– Не знаю, – мужчина берет топор наизготовку. – До хрена.

Существа стоят тихо, плечом к плечу, в несколько рядов. Среди них выделяется особо крупная – размером с человека – особь. Она делает пару шагов вперед, ступает на асфальт. Садится перед людьми и наклоняет голову набок. Черные бусинки глаз неотрывно следят за мужчинами, тварь утробно урчит.

– Чего ей надо? – Вадим нервно сглатывает. – Может, жрать хочет?

– Хочет, не сомневайся, – говорит владелец топора.

Он впервые видит существо так близко. Там, у магазина, твари казались лишь тенями – стремительными, неуловимыми. В общем хаусе и кутерьме разобрать что-либо не представлялось возможным. Мужчина помнит только крики людей, да перебивающий их, душераздирающий вой существ. Они умели убивать. И странность сейчас заключается лишь в том, что он и его товарищи до сих пор живы.

Тварь рычит и указывает вытянутой, уродливой головой на обочину. Затем пристально смотрит на людей и коротко воет. Пронзительный звук бьет по ушам, и мужчины подаются назад.

– Слышь, мужики, – говорит Михаил. – Она, по ходу, хочет, чтобы мы с дороги ушли.

Существо повторяет свой жест, будто бы подтверждая его догадку.

– А потрахаться ей не завернуть? – рычит в ответ хозяин топора.

– Не дури, – говорит тот, что с мотыгой. – Их много, нас мало.

– Там на площади толпа, придурок. Нельзя их пропускать.

Никто ему не отвечает. Михаил молча отступает на обочину, его примеру следуют мужчины с мотыгой и ножом. Хозяин топора смотрит на них, сплевывает себе под ноги.

– Ссыкуны, – шипит он.

Бросает взгляд на Вадима. Тот замер, как статуя, стиснув покрепче черенок лопаты.

– Ты со мной?

Вадим лишь едва заметно кивает. Тварь рычит громче и в третий раз повторяет жест.

– Пошла на хер, собака сутулая, – мужчина поднимает топор чуть выше, примеряясь для удара.

Существо разевает пасть, будто бы усмехаясь. В следующий миг она бросается на Вадима так быстро, что тот даже не успевает отмахнуться лопатой. Тварь подныривает под руки человека, рвет зубами куртку у него на животе. Вадим взвизгивает и падает на дорогу, заливая кровью асфальт вокруг себя.

– АААА! СУКА!!! – ревет он, выронив лопату и пытаясь зажать ладонями огромную рану, из которой вываливаются внутренности.

Тварь садится рядом, с любопытством наблюдая за агонией человека. Мужчина с топором бросается к ней, опуская свое оружие прямо на продолговатую морду. Понимает, что промазал и резко выпрямляется, ища существо глазами. Чувствует, как что-то бьет ему в спину, кубарем катится по земле. Тварь двигается быстро, как ветер, как призрак. Теперь она появляется сбоку, прыгает на лежащего человека, вцепляется ему в плечо. Мужчина слышит, треск одежды и собственной плоти. В следующий миг он теряет сознание от боли, уже не видя, как тварь в два движения отгрызает его руку от тела и отбрасывает в сторону. Ладонь оторванной конечности продолжает судорожно сжимать рукоять топора. Существо поворачивается к трем оставшимся мужчинам, облизывает морду длинным, змеиным языком.

– Господи… – шепчет Михаил.

Вадим продолжает корчиться на асфальте и кричать на. Тварь подходит, садится напротив. Смотрит на мужчин, затем указывает носом на Вадима.

– Что ей надо? – шепчет тот, у которого нож.

– Эта сука хочет, чтобы мы его добили, – хрипло отвечает владелец мотыги.

– Ты совсем ебанулся?!

Существо громко рычит, и мужчины переглядываются.

– Я сделаю, – говорит Михаил.

Он шагает вперед, пытаясь удержаться на ватных ногах. Останавливается над Вадимом, лопата в руках дрожит и ходит ходуном. Раненый уже не кричит, лишь тихо поскуливая, на его губах пузырится кровавая пена. Остекленевшие глаза смотрят в небо, на луну, на звезды. Он переводит взгляд на Михаила.

– Зачем? – только и шепчет Вадим.

– Прости, – бормочет Михаил. – Ты все равно уже не жилец.

Он быстро крестится, поднимает лопату над головой и обрушивает острый конец на череп приятеля. Вадим вздрагивает и затихает, вокруг продолжает расплываться кровавое пятно. Михаил всхлипывает, выпускает лопату из рук и смотрит на существо. Оно сидит с открытой пастью, роняя на асфальт капельки черной слюны.

– Довольна, сука? – спрашивает Михаил.

В голове его туман, но сейчас он готов поклясться, что тварь ему кивает. Мужчина снова озаряет себя крестным знаменем. Существо поднимается и проходит мимо него, следуя по дороге в сторону сельсовета. За вожаком идут и остальные, обтекая Михаила, подобно черной реке. Минуту спустя, мужчины остаются одни. Владелец ножа бросается к товарищу с оторванной рукой, прикладывает пальцы к шее, пытаясь нащупать пульс. Сердце не бьется, да и кровь уже не хлещет из плеча фонтаном, спокойно вытекая на асфальт. Он поворачивается к Михаилу.

– Миша, что мы натворили?

Тот молчит, разглядывая Вадима. Покойник укоризненно смотрит на него мертвыми глазами, будто бы дивясь такому неожиданному повороту судьбы. Михаил поднимает лицо к звездам, и улицу оглашает его дикий, отчаянный крик. Он катится по дороге и теряется среди домов, оставляя людей на перекрестке в полной тишине.

От автора:

Всем привет и, в очередной раз, спасибо за терпение!) Следующая глава немного задержится, так как я взялся писать рассказ для конкурса в паблике "CreepyStory". Прошу понять и простить)))