SrantaClaus

Дети начали закупать тату-машинки на Wildberries — там продают в свободном доступе целые наборы начинающего мастера. Они забивают себя, родственников и одноклассников.

Рассуждения на тему «Россия вот-вот распадется» — довольно регулярный политолого-футуристический жанр всех 30 лет ее существования. Война с Украиной резко сократила сроки исполнения апокалиптических прогнозов: во-первых, оказалось, что Россия вполне может проиграть, а во-вторых, поражение ослабит режим Владимира Путина — и, как знать, удержится ли он вообще? «Нет Путина — нет России», — вслед за Вячеславом Володиным готовы повторить и некоторые представители демократической оппозиции, считающие, что ослабление центральной власти подтолкнет регионы к уходу в самостоятельное плавание. Политолог Александр Кынев рассказал в интервью «Важным историям», почему, с его точки зрения, ничего такого не произойдет.

Распад России маловероятен даже в случае поражения Путина. Такие вещи, как распад государств, не являются случайными. Основные причины можно разделить на две группы.

Первая группа связана с осознанным поведением элит, контролирующих территорию. В таком случае обособляются регионы, которые и так были фактически отдельными. Распад империи зачастую — это распад по границам личных уний. Вот есть монарх нескольких государств. Он присоединил территории за счет династических союзов, договоров и т. д. А потом, когда из этого объединения сама фигура монарха исчезает, империя рассыпается и территории дальше идут своим путем. Элементы такого распада были и в России, когда, скажем, Царство Польское и Великое княжество Финляндское (фактически самостоятельные государства со своими конституциями) вышли из состава рушащейся Российской империи. Иногда этот стержень в виде монархии заменяет нечто другое. Скажем, в Советском Союзе фигуру монарха, по сути, заменила компартия, коллегиальный орган, который скреплял республики параллельной системой власти.

В этом сценарии в регионах уже имеются свои сложившиеся элиты, они самодостаточны и принимают политическое решение. Такой сценарий характерен как раз для распада традиционных империй — европейских, ближневосточных.

Вторая группа — причины скорее социальные, культурные и этнические, когда отделяются территории с доминированием каких-то этносов. Это «национальное самоопределение» — история скорее про эпоху конца колониализма в XX веке. Эти территории со своим автохтонным населением были когда-то захвачены, там была внешняя администрация. По мере роста самосознания и чувства единения, развития единого языка происходила координация и кооперация, появлялась идентичность, и территория в дальнейшем получала шанс на самоопределение. Очень часто такая территория не имела никакого прообраза в прошлом — многие колониальные владения до того, как пришли колонизаторы, не имели никаких государств. Здесь основа распада — именно этническое самоопределение, но оно все равно проходит по имеющимся административным границам в рамках колоний. Хотя они часто пересматриваются, можно вспомнить историю двух Камерунов, французского и английского, которые потом объединились.

Наиболее легко отделяются территории удаленные, связь которых с империей слаба. Здесь вопрос распада — это вопрос самоопределения, выгодности-невыгодности экономических коммуникаций, способности удержать контроль и т. д. Пример — испанские колонии в Латинской и Центральной Америке. Но процесс распада все равно происходил в основном по административным границам, установленным испанцами.

В любом случае для распада нужна либо элита, которая в нем заинтересована и контролирует территорию, либо чтобы население себя ощущало общностью — это обычно выражается в доле этнических или религиозных групп, которые на этой территории проживают.

Представить себе ситуацию отделения, когда территории ничем друг от друга не отличаются, там живут одни и те же люди, никакой элиты нет и отличий нет, очень затруднительно.

Все области, все края и большая часть республик в России имеют абсолютно русское население, за 80 % в большинстве регионов. В части этнических республик титульные этносы доминируют, но таких мало: даже многие крупные этнические регионы все равно имеют большую часть русского населения. Та же Бурятия, например, — там русских 66 %. Кроме того, во многих республиках нет единого этноса — в Дагестане, например, более сотни этносов, из них четыре наиболее крупных. В других регионах единый этнос распадается на субэтнические группы или кланы, как в Якутии. В этом случае русские выступают в роли смазки, объединяющей территорию, а русский язык работает как межнациональный.

Если говорить о регионах с выраженной этнической идентификацией, то это очень небольшой набор, в основном периферия: пояс вдоль границ на Северном Кавказе и Южная Сибирь, то есть Тыва, которая присоединилась к СССР последней и во многом сохранила свою самобытность — хотя она абсолютно лояльна. Такие регионы, как Якутия или Татарстан, по сути, анклавы, они не имеют внешних границ. Мы не знаем в истории случаев успешного отделения внутренних регионов.

Что касается фактора элитного. Многие вспоминают региональные элиты 1990-х — президента Татарстана Минтимера Шаймиева, мэра Москвы Юрия Лужкова и т. д. Ничего этого нет и в помине. Региональные элиты как субъект за последние 20 лет уничтожены, региональная политика центра сознательно строилась на уничтожении всех площадок, где они могут образовываться. Власть в регионах де-факто назначается Москвой снизу доверху, вертикаль не одна, их много. Региональные администрации не являются единой силой, губернатор зама себе не может назначить без согласования с Москвой — у каждого зама есть свой московский начальник. Это такой слоеный пирог, где почти у каждого чиновника есть вертикаль из Москвы, на которую он ориентируется. Их еще очень жестко ротируют, редкий губернатор работает больше одного срока. Замы меняются намного чаще. О какой единой команде, которая способна вести свою политику — и, например, отделять регион — тут можно говорить?

Когда распадался Советский Союз, союзные республики имели устойчивые элиты, не менявшиеся годами. При Брежневе руководство территорий не менялось десятилетиями. Была очень сильная чехарда кадровая при Сталине — сознательная политика, чтобы не было никаких угроз распада. Хрущев эту политику продолжал и тоже часто ротировал региональных руководителей. При Брежневе началась стабилизация во всем. Застой был не только экономический, но и кадровый, спокойно сидели по 15–18 лет первые секретари [фактические руководители входивших в СССР республик]. Когда пришел Горбачев, тоже кадровой революции не произошло — да, отправляли на пенсию, но заменяли в основном такими же местными. Был один варяг, присланный в республику, — Геннадий Колбин в Казахстан — что вызвало протест. И долго он там не усидел.

В позднем Советском Союзе были стабильные элиты, знавшие друг друга, контролировавшие территорию. Ничего этого сейчас нет. Есть менеджеры, которые завязаны на Москву и представляют Москву, а не регионы.

Экономических элит тоже нет, потому что практически вся крупная региональная собственность давно стала частью федеральных корпораций. Даже крупного среднего бизнеса местного почти нет, то, что осталось, слезы. Что-то от торговли, что-то от строительства, локальная «пищевка», аграрные предприятия... Но ничего похожего на компании 1990-х, которые были некоторой базой региональных элит, сейчас нет и близко. Бывшие региональные элиты превратились в региональный менеджмент федеральных компаний. Часть давно там сидит и знает друг друга, и даже имеет какой-то местный бизнес, но это не тот масштаб, чтобы куда-то отделяться. В основном они представлены в законодательных собраниях, есть регионы, где они неплохо координируются, типа Новосибирской области, но в целом они очень несамостоятельны, слабы, лидеров не имеют, внятной программы сформулировать не могут. Субъекта для отделения я в регионах не вижу.

Конечно, есть отдельные регионы с сильными элитами, которые Москва боится трогать, но таких очень мало. Например, Татарстан.

Даже если есть несколько приграничных регионов с преобладающим этносом и сильной локальной элитой, они все дотационные. Например, Чечня.

Можно посмотреть на современный мир: вот Франция, которая сохранила самую большую сеть заокеанских владений. И в таких местах, как Французская Полинезия или Новая Каледония, до которых даже не долетишь без дозаправки, ну казалось бы, чего общего с Францией? Тем не менее проводятся регулярно референдумы об отделении — они проваливаются, люди хотят остаться. Почему? Потому что Франция эти территории содержит. Только помощь от Парижа позволяет им сохранять высокий уровень жизни — достаточно поехать в любую соседнюю страну, чтобы понять разницу. Есть такой французский остров Майотта, бывшая часть Коморских островов, который остался с Францией после референдума в 1970-е годы. Когда ты переплываешь пролив и оказываешься на соседних островах, ты понимаешь, какая колоссальная разница. То есть вот маленький кусочек Европы (хотя и полностью исламский) — и через несколько десятков километров абсолютная нищета, горы мусора и т. п. Все понимают, что это возможно только при помощи извне. Кому здесь нужно отделяться? Зачем?

Поэтому все эти разговоры про распад России — это больше политические желания, заклинания, мечты, которые имеют причины скорее психологические и идеологические, но от реальной жизни и потребностей регионов очень-очень далеки.

Даже если есть несколько приграничных регионов с преобладающим этносом и сильной локальной элитой, они все дотационные. Например, Чечня.

Можно посмотреть на современный мир: вот Франция, которая сохранила самую большую сеть заокеанских владений. И в таких местах, как Французская Полинезия или Новая Каледония, до которых даже не долетишь без дозаправки, ну казалось бы, чего общего с Францией? Тем не менее проводятся регулярно референдумы об отделении — они проваливаются, люди хотят остаться. Почему? Потому что Франция эти территории содержит. Только помощь от Парижа позволяет им сохранять высокий уровень жизни — достаточно поехать в любую соседнюю страну, чтобы понять разницу. Есть такой французский остров Майотта, бывшая часть Коморских островов, который остался с Францией после референдума в 1970-е годы. Когда ты переплываешь пролив и оказываешься на соседних островах, ты понимаешь, какая колоссальная разница. То есть вот маленький кусочек Европы (хотя и полностью исламский) — и через несколько десятков километров абсолютная нищета, горы мусора и т. п. Все понимают, что это возможно только при помощи извне. Кому здесь нужно отделяться? Зачем?

Поэтому все эти разговоры про распад России — это больше политические желания, заклинания, мечты, которые имеют причины скорее психологические и идеологические, но от реальной жизни и потребностей регионов очень-очень далеки.

Не распад, а смена флагов

Что может быть худшим вариантом? Коллапс государства, распад единой власти, неразрешимые конфликты федеральных групп, смута. В условиях смуты, когда федеральной власти нет, может начаться брожение и что-то действительно может по краям покрошиться. Но при прочих равных я такого сценария не вижу. Я думаю, что кристаллизация региональных элит если и начнется, то не сейчас, а уже после смены федеральной власти, когда поменяется повестка и будут определяться новые правила игры.

Львиная доля варягов-назначенцев, скорее всего, из регионов сразу уедет. Возникнет некий вакуум, он будет чем-то заполняться. Чем, мы не знаем, эти лидеры будут появляться в процессе. Все это будет потом. И это совершенно необязательно хоть где-то приведет к распаду — просто будет переговорный процесс о размере полномочий. Потому что тему финансов никто не отменял.

И нельзя путать антимосковские настроения с сепаратистскими. Если посмотреть местную социологию — да, есть недовольство бюрократией, истеблишментом, антимосковские настроения. Но нет настроений, которые можно было бы интерпретировать как «за распад». Это не одно и то же, тут многие делают смысловую подмену. Наоборот, люди, которые выступают за распад, воспринимаются на местах, мягко говоря, нехорошо. Люди воспринимают как ценность то, что они живут в России. Многие жители Дальнего Востока гораздо большие патриоты страны, чем москвичи. Например, движение за сохранение Курил на Сахалине очень сильное. И сахалинцы в этом смысле гораздо патриотичнее среднего москвича, который скажет: да ну, отдать бы эти Курилы уже и не мучиться.

Теоретически сепаратистские настроения могли бы возникнуть в сырьевых регионах-донорах, вроде ХМАО, ЯНАО. Но ничего такого нет. Да и там практически все объекты собственности федеральные. Им никто это не отдаст.

После смены власти начнется не распад, а федерализация. Просто потому, что это цикличность — у нас всегда отношения центра с регионами менялись по принципу маятника. Сейчас он оказался слишком сильно отведен в сторону унификации и централизации, есть отложенный запрос на самобытность, на то, чтобы как-то обозначить самих себя, найти точки саморазвития.

Я думаю, что, так же как и 30 лет назад, движение будет во многом символическим. У нас же с чего началось самоопределение в начале 1990-х? Флаги региональные, переименование территорий, гимны, должности. Мне кажется, что это самый хороший безопасный вариант, потому что центр унифицировал вообще всё, и отход от унификации в этих вещах будет очень хорошо воспринят — и пускай с пеной у рта спорят, как назвать республику. Провести, скажем, реформу названий регионов. У нас обычно они называются по названиям столиц, а зачем? В мире столицы отдельно, территории отдельно. Я вот думаю, что одним из способов скрепить страну была бы кампания по выбору географических названий регионами, путем референдумов, например. Это был бы колоссальный процесс, который запустил бы общественную жизнь. Допустим, сделать все области краями и пусть выбирают себе названия. Например, Ладожский край какой-нибудь. Или есть Забайкальский край — сделать Байкальский. Или Енисейский. Уход от привязки к названию столицы был бы хорошей историей про самобытность, идентичность и попытку сказать, кто мы такие вообще.

А все, что касается полномочий, — например, организации полиции, деления ее на федеральную и местную, судопроизводства, налогов — думаю, будет решаться по отдельности в каждой конкретной сфере.

Будет сложная история, возможно, придется принимать переходные законы, новую Конституцию, и тогда в ходе дискуссий сформируются какие-то концепции, точки зрения, они обрастут сторонниками, вокруг этого образуются политические партии. Хочу напомнить, что в США первые крупные партии появились как раз вокруг темы разделения полномочий — федералисты Джона Адамса и демократические республиканцы Томаса Джефферсона. У нас будет все нелинейно, двух партий быть не может по причине разнообразия политической среды. У нас не может быть одной общей оппозиции, обязательно будет отдельно левая, отдельно правая и т. д.

Я думаю, что новый концепт будет формироваться в процессе торга, и это будет хорошая школа, будет происходить кристаллизация элит. Но все это будет после смены власти, а не до.

https://storage.googleapis.com/istories/opinions/2022/11/15/...