Отель. Рассказ
2 поста
Граф Бартокула
Показать полностью
3
Rokudze
22К
рейтинг
33 подписчика
36 подписок
59 постов
15 в горячем
Награды:
Серии постов
Пропащие в отеле
«По ночам вам может показаться, что за окном стрекочут кузнечики, не обращайте на это внимание. Пожалуйста, не покидайте номер, если услышите что-то странное», — приятный голос девушки, стоящей на ресепшене, прозвучал в голове Сергея затёртой до дыр пластинкой. Мелодия её голоса повторялась вновь и вновь. И без того шаткие нервы подростка постепенно сдали под натиском неуютных мыслей. Да и как не начать прислушиваться после такого навязчивого предостережения? Особенно когда всё вокруг — цветы в фойе, кнопки лифта и даже дверные ручки — казалось ему ужасно знакомым. Словно он уже бывал тут. Но Серёжа был совершенно уверен он в жизни никогда не ночевал где-то за пределами дома, к тому же совсем один. Тем более его никто никогда не оставит в отеле одного. В номере жадно прислушиваясь впитывая каждый шорох или незначительный скрип Серёжа прищурился. Но ничего, кроме гудения мини-холодильника, расположенного под столиком, и шагов постояльцев за закрытой дверью, он не услышал. Все было даже как-то слишком обыденно.
Неделю назад любое движение по ту сторону двери заставляло его моментально оборачиваться и застывать в напряжённом ожидании. Но пока он был в отеле, пугаться было бессмысленно. Хорошо понимая природу своей тревожности, Серёжа убедил себя, что любое шевеление за запертой дверью его не касается.
— Пока кто-то не начнёт стучать в мой номер, всё хорошо. — Подумал мальчик.
Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, он с грустью осознал, что тревога не покинула его измученное тело. Дыхательной гимнастики было недостаточно, хотя обычно она помогала. Сестра научила его правильно дышать, но страх перед закрытой дверью никуда не исчез. Для Сережи страх был в форме зверя, он имел свою породу, конкретно его боязнь дверей представлялась ему в форме большого клыкастого монстра. В его неокрепшем уме было слишком много ужасов, бурная фантазия заставляла подростка боятся практичеси всего. Грязи потому что за неё на одежде бьют, камней потому что они больно попадают в голову. Сережа боялся даже поля, однажды когда он бежал по нему то провалился в яму. Так много страхов и так мало сил, чтобы справиться с ними самому. Мальчик это понимал, но попросить помощи он боялся ещё сильнее. Вдруг они узнают…
Подойдя к двери, мальчик ещё раз проверил, закрыл ли за собой дверь, грубо подёргав за круглую ручку двери.
Снова убедившись, что ему ничего не угрожает, он отвернулся к окну и отошёл от прихожей, шурша белыми тонкими тапочками по ковролину. Конечно, не прошло и минуты, как он, не выдержав, снова вернулся к злосчастной двери. В финальный третий раз проверив надёжность замков, он по привычке начал ковырять мозоль на среднем пальце ногтем. Больно возвращала его в реальность, отвлекала.
— Никто не сможет внезапно ворваться в номер, пока я крепко сплю, — Прошептал Сережа вытерев пот со лба. Поборов дрожь в руке, он сжал её в кулак, да так сильно что ногтями впился в ладонь.
— Вредить себе нельзя… — Вспомнил он указ сестры и тут же разжал ладонь, потерев её о штанину, пытаясь стереть полукруглые следы от ногтей.
Успокоившись, мальчик бросил рюкзак на пол поближе к кровати. Развернул кроссовки носами к окну, предварительно тщательно подготовив их, чтобы в случае чего сразу быстро обуться и броситься бежать. Хотя на самом деле в случае чего бежать было некуда. За окном неприветливый мир его серьёзность и грусть отягощенная бюрократией и безразличием. В таком мире беспризорнику хуже чем в плену. От этого становилось не так страшно, как невыносимо больно и обидно в груди. Мальчик понимал, что он одинок.
Пока мысли съёжившегося на кровати постояльца трепыхались, как выброшенная на землю из воды рыба, отель дышал шагами своих постоянных жителей. Полнился звуками проносящихся по коридору тележек обслуживающего персонала и покашливал ритмичными побрякиваниями колёсиков багажа. Живой организм, больше походивший на улей, крепкими бетонными лапами вцепился в промёрзшую землю.
Ранняя весна никогда не славилась резким потеплением, а в этом году ветра были совершенно необузданные, отчего страдали все хлипкие дома в округе. Но только не белый гигант, стоящий на границе с лесом, мужественно встречавший порывы ветра. Отель был самым высоким зданием на километры, но время и постоянные достройки уродовали его фасад. Прежде величественный, сейчас он был похож на забытую в густой траве склеенную клеем игрушку. Такова участь бывших санаториев — приспособиться ко времени, в котором им не было места, или умереть, заржавев трубами, ослепнуть выбитыми окнами, перестать дышать сломанными дверьми.
Он стоял как песчаная дюна посреди царящего вокруг захолустья, полностью готовый принять свою участь и раствориться на ветру, но по какой-то причине вынужденный существовать. Он держал на себе неудобный унизительный транспарант с рекламой над своей некогда величественной крышей и множество наростов из разных вывесок.
Злая судьба поддерживала в гранитном гиганте жизнь, и в каком-то смысле, сняв номер в этом отеле, Серёжа поддержал его бесцельное существование ещё на один короткий, но мучительный миг.
Холодное сопение кондиционера оставалось безучастным спутником на протяжении всего вечера, пока подросток тщетно пытался настроить сеть Wi-Fi в своём маленьком, как пчелиная сота, номере. Но все попытки заканчивались провалом, и вскоре он обнаружил, что мобильная связь в номере отсутствует напрочь. Единственным путём связи оставался стационарный телефон, стоящий на столе перед ним.
— «Старьё какое-то…» — заключил в своей голове парень и был абсолютно прав. Телефон мог помочь ему только заказать еду в ресторане у отеля или позвонить на ресепшен милой девушке, сообщившей ему о несуществующих кузнечиках.
Возможно, и вероятнее всего, она имела в виду холодное дребезжание проводки в розетке, расположенной рядом с кроватью, но тогда оставалось загадкой, отчего было сообщать о такой детали постояльцу? Поиски ответов на этот вопрос не входили в планы Сергея.
Выключив кондиционер, он немного походил по комнате, измерив пространство вокруг себя шагами. И с упоением посмотрел в занавешенное массивными шторами окно, немного высовываясь за его пределы раздвигая руками тюль.
Вид был поразительный: узкая полоса гладких зелёных гор возвышалась над низкорослыми тупыми домиками сталинских эпох, напоминающих спичечные коробки. Дикая провинциальная жизнь не предел мальчишеских мечтаний, но Сергей смог представить, как в этом городке живут и работают люди. Как они мечтают и делятся друг с другом планами по переезду в «большой город». Как они ходят каждое утро по просёлочным дорогам, мимо соседских домов на электричку, чтобы успеть вовремя на работу в соседний город или в гости к друзьям и родным.
Наверняка эти же люди рассмеялись бы, узнав о том, с каким рвением Серёжа бежал на поезд, чтобы скрыться подальше от мегаполиса. Кто-то из живущих там, в серой узкой комнатушке, сочтёт его рассказ отважной глупостью, присущей всем молодым людям его возраста, а кто-то с большей вероятностью наградит парня упрёками за «побег в никуда».
За деревом мелькнула чёрная крупная тень. Серёжа вздрогнул и прищурился, пытаясь понять, что это было. Плохое зрение было его слабостью. Тело Сергея окаменело, пальцы крепко сцепились на шторе. Поджав губы, мальчик поглядел в разные стороны. Парковка, лес, синяя машина, мужчина с чёрным пакетом идёт к мусорным бакам. Серёжа выдохнул, судя по всему, это был уборщик. Он испугался уборщика. Какая глупость.
— «На сегодня хватит…» — задёрнул шторы обратно путешественник. Сила воображения, особенно её пугающая убедительность, заставили его сбежать из дома в это место, и теперь, когда казалось, он далеко от пугающих сомнительных закоулков родного двора и особенно родного дома, Серёжа не собирался позволить своим чувствам и особенно глазам обмануть себя. Теперь он в безопасности, точно в безопасности.
Опустившись на кровать, он оглянулся и обнаружил что получил, всё что хотел, но не испытал того удовольствия, к которому стремился. Отель навесил на мальчика свою угрюмость покрывалом внезапно начавшегося дождя, и Серёжа лёг, свернувшись калачиком на белоснежных простынях, как дворовая грязная собака. Он сам себе казался лишним в этом номере и мире.
Находиться в бегах оказалось не так интересно и романтично, как он ожидал, но больше всего на него давило то, что спустя неделю, как он покинул свой дом, на его телефон не пришло ни единого сообщения или звонка. Словно все забыли о нём, вычеркнули из памяти или приняли его побег как должное. Осознать, что он никогда не был им нужен, попытаться принять это, он мог, но не мог перестать чувствовать обиду и разочарование. Какая-то часть мальчика всё ещё надеялась, что это окажется неправдой и на самом деле он не «ненужный рот» в приёмной семье. Не тот самый «никчёмный невротик», из которого «ничего не выйдет». Что мама и папа на самом деле хорошие люди. Но всё показывало ему обратное, и жизнь в привычной ей прямолинейной манере сообщила мальчику о необходимости завтра утром становиться взрослым. Утерев слёзы, он почувствовал пустоту. Что-то было не так. Чего-то точно не хватало. Словно он что-то позабыл. В его памяти была странная дыра, которую он не мог залатать.
Ночь, стуча в двери, вошла в крохотный номер, где лежал Серёжа, смотревший на медленно гаснущую полосу света между штор. Грусть захватила его, и он едва сдержался, чтобы вновь не заплакать.
— «Пора ложиться спать», — выдохнул парень и потрогал урчащий живот рукой. Решив сперва поесть, странник подтянул на кровать свой рюкзак и, открыв его, достал пирожное в красивой пухлой пластмассовой коробке. Воздушный крем слегка покосился на бок, и вишенка провалилась в само пирожное, но Серёжа старался как можно аккуратнее достать свой трофей.
— «С днём рождения меня», — откусив от пирожного кусок поздравил он себя. Эклер оказался приторно сладким и жирным, а начинка напомнила ему топлёное молоко, и мальчик заплакал, опустив голову.
Он не знал, что теперь делать, последние деньги были отданы за ночь в этом отеле и злосчастное пирожное. Возвращаться домой и быть избитым за побег он не хотел, так же сильно, как смотреть в глаза ненавидящей его семье. Перед глазами тонкой дымкой появилось лицо прёмного отца. Жестокое и сердитое. Затем лицо приёмной матери, пустое и безучастное. Третье лицо он не смог разглядеть, потирая глаза пальцами, отгоняя наваждение. Он забыл о ней.
— «Ненавижу... всех вас... ненавижу...» — продолжал плакать парень, доедая своё пирожное. Боль и отчаяние сковали его тело и начали понемногу поедать невинную детскую душу, чавкая от удовольствия. Равнодушная ночь продолжала наблюдать за горькими слезами мальца, пока внезапно Серёжа не услышал игру на фортепиано.
Утерев рукавом слёзы, он встал на ноги и удивлённо подошёл к двери.
— «Кто может играть ночью? Это вообще нормально?» — пробурчал он.
Музыка лилась уверенным потоком, словно её источник находился по ту сторону двери, но это было невозможно, по ту сторону двери коридор. Серёжа не захотел рисковать и решил посмотреть в замочную скважину на то, что происходит по ту сторону. Опустившись на корточки, он закрыл один глаз, чтобы лучше разглядеть коридор. Но коридора за дверью не оказалось, лишь только темнота и безграничное пространство. Подросток испугался и, быстро вскочив, отошёл от двери.
«Не бойся. Серёжа, иди сюда», — ласковый голос позвал его из-за двери, и музыка прекратилась. — «Не бойся, не надо бояться. Тут ты никогда не будешь один».
В воспоминаниях мальчика всплыл образ старшей сестры Марины. Это был её голос. он вспомнил о ней, но что-то опять забыл.
«Марина? Это ты?» — растерянность и надежда переплелись в его голосе, он не мог поверить в то, что он слышит её.
— «Это правда ты?» — позвал он вновь, не дождавшись ответа, прижав ухо к двери.
— «Серёжка, ты наконец-то пошёл за мной, да?» — вопрос сестры заставил мальчика застыть, он почувствовал, как новая волна слёз подбирается к его глазам, и зажмурился.
За закрытыми веками он видел, как наяву воспоминание. Старшая сестра сбегает с сумкой вещей мимо него из квартиры, пытаясь вырваться из рук той кого они были обязаны называть матерью. Мгновение, звук, похожий на хлопок. Всё тело содрогнулось. Он увидел в своих воспоминаниях окровавленные обои. Брызги разлетелись в разные стороны. Пару капель упали на его носки. Крики. Кто-то кричит. пахнет дешёвым алкоголем.
«Марина... Почему...» — мальчишка сглотнул, скрещивая руки на груди.
«Что?» — голос сестры был ровным, почти безэмоциональным. Как запись на автоответчике.
«Почему ты ушла и не забрала меня с собой?» — обиженно спросил Серёжа, смотря на закрытую дверь. Он не решался посмотреть в дверной глазок. Слишком было страшно увидеть, что там по ту сторону двери.
— Я знала, что ты выйдешь оттуда.
Тишина захватила отель. Серёжа вновь позвал сестру, но она ему не ответила. Одиночество вновь нахлынуло на мальчика.
— «Марина! Марина!» — запаниковав, Серёжа открыл дрожащей рукой дверь и увидел перед собой поле чёрных колосьев пшеницы. Мальчик хотел было сделать шаг назад, но дверь позади него исчезла, оставляя его в одиночестве шепчущих неразборчивые песни полей.
Сделав ещё шаг навстречу неизведанному, он ощутил боль в груди. Приступ жгучего бессилия навалился на мальчишку, и он опустился на колени, ладонями уперевшись в чёрную грязь, смешанную с прогнившей тухлой водой. Топь медленно втягивала его, так что оторвать ноги с места становилось тяжёлой преградой на пути вперёд. Солнце нещадно жгло лживым светом. Сияние солнечным зайчиком промелькнуло по волосам парнишки и скрылось в распахнувшей пасть луже. Холодный ветер положил руки на плечи Серёжи, придавливая его ниже к земле, и вот казалось, что покой близко, стоит только отдаться этому чувству беспомощности, отдаться этой сонной холодной тишине. Где бы он сейчас ни был, вокруг его окружали только мёртвые почерневшие коряги, бывшие прекрасными яблонями, и камни, сплошное поле камней в грязи, с выбитыми на них измученными лицами.
— «И я стану камнем. За что? Почему я?» — подумал он.
Его разум быстро оставил попытки к сопротивлению. Впереди только шуршащая листвой неизвестность, позади пустота.
Никто не станет плакать о нём, никто не будет искать его. Может, оно и к лучшему? Сев на коленях, парень посмотрел в хмурое серое небо, не предвещающее ничего. Ветер усиливался, и со стороны поля послышался плач, смешавшись с потоком, он исказился и стал похож на крик. Серёжа прислушался, в песне ветра он слышал знакомый ему вопль отчаяния, продиктованный властной рукой бессилия. Он хорошо усвоил почерк этого дирижёра и знал, что скоро запоёт по его указке. У Серёжи не осталось ничего, его колени уже впитались в грязь, а руки повисли безжизненными канатами по обе стороны от ещё живого, но полного одиночества туловища.
Я стану камнем и умру, — заплакал мальчик, не до конца понимающий происходящее. Чёрные колосья нагнулись в его сторону, так что сквозь пелену слёз он смог увидеть острые кристаллики стекла вместо семян.
Мир вокруг него, враждебный и острый, как лезвие ножа, в таком мире нечего делать такому, как Серёжа.
Интересно, если я просто лягу и закрою глаза, всё закончится быстрее?
Серёжа решил умереть, поддаться этому миру и, сломав в себе всё живое — кости, суставы, мышцы, ногти, — стать камнем, тонущим в грязи вечность, пока не достигнет дна. Боль последний раз пронзила его грудь, и парень с упоением увидел, как его пальцы отсоединяются от ладони, а на кроссовках появляются вмятины. Что-то невидимое разбирало его на куски.
Пускай. Пусть слуги этого места, дотошные и усердные, по частям разберут меня, на этом всё кончится, — улыбнулся мальчик, опуская лицо в грязь.
Тьма охватывает и обнимает, крепко держит, но не греет, она не способна утолить печаль, не способна подарить спокойствие. Открыв глаза в тёмной болотной воде, Серёжа увидел под собой чистое дно. Он никогда раньше не видел дно, но вопреки всему там не было ила, или тел мертвецов, камней и рыб. Оно было пустым и чистым, без зазубрин и палок. Ровная поверхность напоминала своим серебряным сиянием дно кастрюли. Серёжа понял, почему оно так выглядит, он представил, как пытается выбраться, но ему не за что ухватиться.
У меня нет ничего, — стиснул зубы парнишка, не обращая внимания на свои отсоединившиеся от тела руки, проплывающие мимо. Раньше он никогда не видел смерть и точно не мог вообразить, что она будет такой.
Ничего, у меня нет ничего, кроме меня самого, — по старой привычке Серёжа поджал ноги к груди, но слёзы сгорали мелкими огоньками возле его лица.
Открыв один оставшийся глаз, он внезапно увидел перед собой ключ. Красивый и блестящий, он плавал возле его лица, болтаясь за цепочку на шее. Ключ от номера преобразился. Красивый, украшенный ярким зелёным камнем, он отражал свет во тьме, как ещё не потухший фонарь, как маяк в беспробудном шторме. Поддавшись порыву, Серёжа зубами вцепился в ключ. Чёрная вода исчезла, вихрем поднимая тело парня на поверхность. Стиснув ключ в зубах изо всех сил, Серёжа полз по грязи, расталкивая камни туловищем, отталкиваясь единственной левой ногой от грязи. Тяжесть ключа была ужасающей. Ключ приносил ему боль, давил на зубы и жёг язык, но Серёжа знал, что его нельзя бросать ни в коем случае. Он не знал, зачем ползёт, он не знал, как долго ему хватит сил. Серёжа плакал, рычал от злобы, как животное, и скулил, как подстреленный пёс, истекал слюной, зачёрпывал в дырявый подбородок грязную болотистую воду. Задыхался, выбивался из сил, но всё равно полз. Он продолжал ползти даже тогда, когда его единственная нога запуталась в колосе чёрной ржи. Он был боец, и решил не сдаваться даже тогда, когда старые пустые стволы деревьев сами собой попадали на его тело, прижимая к земле. Серёжа полз в одиночестве, протирая острыми скорбными камнями свою толстовку, грудь и шею, пока бездонное поле не изменилось колючими кустарниками, царапающими лоб, а за тем и холодными песками.
Выползая на прозрачный песок, оказавшийся на деле россыпью битого стекла, Серёжа попытался сесть на месте. Исцарапанный, измученный, он походил на оживший кошмар. Но оказавшись на островке посреди пышущей злобой топи, он чувствовал себя в безопасности. Его зыбкое сознание требовало покоя, но пока он держал в зубах ключ, всё было в порядке. Рука приросла к его туловищу, и даже пальцы сами прикрепились к распахнутой ладони превратившись из камней обратнов плоть. Осмотрев свою единственную руку, он ощупал своё безносое одноглазое лицо, с плывущей как воск кожей, и испугался. Никто не захотел бы остаться таким навсегда. Бушующая топь стала подвижнее, стараясь раскачать остров, сломать последнее пристанище Серёжи.
Оставь меня! Оставь меня! — закричал мальчик, вынимая ключ из рта и отползая от подступающей к нему липкой грязи. — Оставь меня в покое! Сестра! Сестрёнка помоги мне!
Отчаяние и страх, смешавшись воедино, отпугнули плотоядное болото, и то, отступая, унесло его ботинок с собой. Позади мальчика внезапно выросла дверь синего цвета.
Без раздумий Серёжа вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь. И вот рывком он встал на месте и побежал на своих двоих. Он перепрыгнул лужу бывшую недавно топью и заскочил обратно в комнату захлопывая дверь. Его трясло от ужаса, метнувшись к телефону, он позвонил на ресепшен, но не смог связать и двух слов.
Вскоре в его номер постучали, дверь была не заперта. На пороге появилась Марина в форме администратора отеля. Девушка вытаращила глаза и побежала к брату. Она ловко схватила его, словно боясь, что он снова растворится. Сжимая его в объятиях, девушка тихонько залепетала.
— Это ты! Это правда ты? Мне так жаль, Серёж... Мне так жаль, — старшая сестра была напугана, но улыбалась. Она вытерла слёзы рукавом формы и взяла лицо брата в свои ладони. — Обещаю, тебя больше никто и никогда не тронет. Понимаешь? Я обещаю, больше никаких страхов, хорошо? Больше ничего не бойся. Не бойся иначе твои страхи станут реальностью, будь смелым… мы будем смелыми, сейчас и всегда. — она была счастлива, а Серёжа, не понимающий, смотрел на неё взволнованный и напуганный так же, как и она. Но почему-то он чувствовал, что всё и вправду будет хорошо.
________________
Тела двух детей, девочки шестнадцати лет и мальчика тринадцати лет, были найдены в номере отеля. По предварительным данным, пятидесятиоднолетний Михаил Воронец, опекун детей, убил их после того, как принял психотропные препараты во время ссоры с сожительницей, сорокапятилетней Овдосьей Луговых. Состояние женщины оценивается как среднее, вследствие употребления большого количества алкоголя в момент убийства детей женщина находилась без сознания в ванной. По версии следователей, приёмные родители хотели вернуть домой сбежавших детей из-за пособия в размере двенадцати тысяч двадцати трёх рублей.
Автор: Полина Барышева.
Показать полностью
Реальный тайм-менеджмент
Показать полностью
1
Кот и воробей
Сеня любил наблюдать насилие. В кино, книгах, картинах в документальных фильмах. Он находил что-то завораживающее в самом процессе причинения боли. Он не вкладывал никакой философии, не думал о возвышенном, как идеализированный маньяк Тед Банди в фильме «Красивый, плохой, злой». Правда была в том, что Сеня делал то, что делал, по самым прозаическим и глупым причинам: потому что мог; потому что хотел. Первое своё преступление он совершил после школы. В тот день десятилетний Сеня нашёл раненого воробья. Белокурый прелестный мальчик взял птичку и поместил её в коробку. Никто ничего не заподозрил. Не было человека, который задался бы вопросом: «А правда Сеня Бондарев отнесёт птичку домой, чтобы выходить её?». Какое было прекрасное детство: стоило выглядеть как ангелочек с открытки — и никаких подозрений. К справедливости, Сеня и правда хотел отнести птичку домой. Но на дороге за домами он увидел рыжего тощего, точно палка, кота. Зверюга, выпучив на него хищные глазёнки, низко прижавшись к земле уполз в куст волчьей ягоды. Идея бросить воробья на землю пришла в голову Сени почти сразу. Он открыл жёлтую обувную коробку и посмотрел на забившегося в угол птенца. Затем резко перевернул короб и выбросил птичку на тротуар. Природа сделала своё дело, естественный отбор победил. Кот был сыт, птица мертва. А Сеня — а что Сеня? Он ощутил то, что будет преследовать его всю жизнь.
Шло время, Сеня рос. И как истинный червяк он прятался, скрывал свою натуру. Таился и ютился в душном обществе тех, кого неистово презирал. Он детально изучил людей вокруг и себя самого. И пришёл к удивительному открытию: жестокость заразительна, она проникает под кожу и зудит изнутри, требуя сделать страшное дело. И вот, собрав без особого труда банду подростков, он часто участвовал в драках. И дрался Сеня, как заведовал Шекспир: «Как сцепишься, дерись чтоб другим неповадно было». Как точно там было, он не помнил. И, по правде, не знал. Удачей он не был обделён, и потому особо не скрывался. Да и запугать жертву вполне был способен.
Образование хоть Сеня в итоге и получил, но умом не блистал.
— А что нужно мне ещё? — раздумывал он. — Только я, мои руки и злоба, чтобы очистить этот мир.
Из маленького Сени вырос крепкий коренастый мужчина с редкими светлыми волосами, прилепленными к уродливому розоватому лицу. Вся его чудесность сошла на нет, и обезображенная душа отразилась на лице крупными морщинами и толстым сливовидным носом, усыпанным угрями, а также мелкими бледными глазёнками и вечно краснеющими от ярости или обиды щеками. Себе Сеня сразу нашёл призвание. Лучший вариант для него. Психиатрическая больница номер девять, расположенная на краю города в окружении чудесного берёзового леса. Туда, как на праздник, он спешил, поутру забывая завтрак. Место, где его садистские наклонности наконец-то находили выход, да плюс к тому не за бесплатно. Он был главным. Не было матери и бабушки, которые пытались сдержать его нрав. Родственники уже давно закрыли глаза на него. Они отгородились стеклянной стеной. Безусловно они видели, что Санечка за человек, но всегда находили отговорки.
— Он у нас, — говорила бабуля, — просто такой человек, жёсткий.
— Он у нас, — говорила мамуля, — работает на тяжёлой работе.
— Я хочу причинять им боль и видеть как они плачут. Я хочу, чтобы они умоляли меня остановиться, — думал Сеня про себя, довольно уплетая завтрак.
И вот с приходом нового санитара в психиатрической больнице настал настоящий ужас. У него было имя, и ужас тот был жив и силён. Тот здоровый амбал, что врывался в палаты, когда хотел. Частенько он за волосы выволакивал несчастную Лизу и тащил её за собой по коридору. Девушка билась словно рыба, пытаясь освободиться, но ничего не получалось. Воспитательный процесс мог длиться неделями.
— Она сама напросилась, она сама виновата. Она напала на меня, — делал сладкий тонкий голосок почти двухметровый Сеня, показывая неглубокий укус у себя на руке и парочку коротких царапин. Конечно были и те, кто пытался дать отпор. Но их участь была страшнее и незавиднее чем у тех, кто молча терпел побои и унижения. До тех пор, пока Сеня не открыл в себе ещё более мерзкие стороны.
Время шло, и вот уже третий год он работал на своём месте. Даже главный врач больницы отгородился от Сени стеклянной стеной. Он конечно боялся его, но больше всего он боялся последствий. Последствий того, что будет, если поступки санитара вскроются.
— Пусть каждый делает свою работу, — вздыхал главврач.
И санитар делал свою работу. Ночная смена была для него праздником. Пустые коридоры содрогались от ужасающих воплей то тут, то там. А по утру почти все пациенты показывали признаки ухудшений. Но они были тихими, а буйные не могли шевелиться, даже дышать без боли. Потому в девятой психиатрической всё было хорошо.До утра пятницы тридцать первого октября. В клинику поступила молодая девушка, её звали Анна. Сердце Сени забилось быстрее. У неё были пронзительные голубые глаза, длинные каштановые волосы и хрупкое хилое тело, в котором еле-еле держалась душа. Поступившая после попытки самоубийства девушка скромно сидела на койке в окружении своих соседок по палате.
Внезапно к Анне подскочила бритая на голо Ангелина.
— Не спорь с ним, не качай права. Слышь? Когда выйдешь отсюда, сможешь делать что хочешь. Не плачь. Если захочешь плакать, иди в туалет. В туалете кабинки не закрываются, это нормально. Не бойся. Мы все боимся. Не оставайся с тем мужиком одна, он тебя изнасилует и изобьёт, — сбивчиво говорила Ангелина, показывая на Сеню изогнутым перебинтованным пальцем.
Тот уставился на Анну, точно кот на воробья.
— Как интересно… — тихо проговорила Аня. Она закинула изящную ногу на ногу и скрестила руки на груди. Её узкое лицо скрылось за копной волос. Но Сеня знал, что она на него смотрит. Выжигает строптивым взглядом дырья на его пунцовом лице.
Внутри мужчины вспыхнул пожар, в груди защемило. Руки вспотели. Он ощутил ужасный зуд по всему телу. Расталкивая пациентов, санитар скрылся в туалете для персонала. Закрывшись в кабинке, Сеня, обливаясь горячим вонючим потом, шумно сглотнул слюну. В своей черепной коробке он лелеял выращивал ужасный чёрный цветок фантазий. Воображал, планировал, почти физически ощущал то, что собирается сделать с ней. Считая до ночи часы, он таился и крался среди окон, вёл себя непривычно скромно и тихо. Он высматривал девушку среди других пациентов. Анна сидела в общей комнате с книгой в руках и читала что-то простое и незамысловатое. Она закатала рукава свитера так, что Сеня смог увидеть длинные шрамы от локтя до запястья на её левой руке и перемотанную бинтом правую руку. Анна оторвала взгляд от книги и посмотрела прямиком на Сеню. Её лицо не выражало страха или брезгливости.Сам же Сеня сладко подумал про себя: «Погоди, погоди. Сегодня ты у меня получишь»
Наступила ночь. Опустели коридоры больницы. В общей палате, забившись под тонкие одеяла и зажмурив глаза, лежали женщины разных возвратов. Анна сидела на своей койке, пальцами ощупывая прохудившийся матрас. Один раз она легонько подпрыгнула на месте, пружины кровати неприятно скрипнули. Пациентки вздрогнули как одна. Дверь в палату открылась со скрипом. Сеня заполнил собой всё пространство, встав в проёме во весь рост. Его глаза налились кровью, он хитро прищурился, почти облизнул кончиком языка толстые шелушащиеся губы.
Анна поднялась на ноги, скрестив руки на груди. Она без страха подошла к выходу. Не шелохнулась даже тогда, когда Сеня схватил её за затылок, наматывая длинные волосы на кулак. Он отволок её в своё новое любимое место, без труда протащив через улицу в маленькую пристройку на окраине больницы. Многие пациентки с состраданием и ужасом наблюдали эту картину из окон. Они знали, если он ведёт её туда, значит девушка будет минимум полгода лежать и не двигаться. И лучше бы ей кололи обезболивающее, хотя бы из жалости.
Бросив Анну на пол в домике среди инструментов для стрижки газона, Сеня хрустнул костяшками.
— Раздавайся! — взревел он, закрывая за собой дверь. Аня поднялась на ноги, опёршись на столик, на котором располагались ножницы и пилы. Она убрала прядь волос за ухо и стиснула зубы.
— Нет, — твёрдо ответила она.
Сеня подскочил к девушке протягивая огромную ладонь, увенчанную толстыми пальцами, похожими на сосиски. Он хотел схватить её за лицо, повалить на пол и начать душить. Они все становятся покладистыми, если их немного придушить. Быстрым движением Аня выхватила садовые ножницы со стола и с криком взмахнула ими. Раздался звякающий звук, он разрезал тишину. Что-то упало на пол. Сеня распахнул рот полный слюней и схватился за свою кисть. Два пальца — указательный и средний — исчезли без вести, укатившись под стол и провалившись средь половиц. Аня смотрела на него, слушала его крик, похожий на вопль раненого вепря.
Охота на кабанов — это королевское занятие, — подумала она, и взяла молоток двумя руками. Пока Сеня был ошеломлён, Анна нанесла ему несколько тяжелых ударов по голове и плечу. Но санитар был не так прост, он вскочил на ноги и попытался поймать девушку. Она юрко и быстро перемахнула через столик с инструментами. На полу перед ней лежала канистра с бензином. Не долго думая, девушка схватила её и повернула крышку. Бензин разлился по полу, а сама канистра полетела в лицо Сени. Под крики и угрозы Анна подняла садовые ножницы с пола и крепко ухватившись за ручки без страха вонзила их в лицо санитара, пропоров тому щёку. Алая густая кровь брызнула ей в лоб. Сеня поймал Аню за футболку и попытался притянуть к себе поближе, но девушка, сжав зубы, с силой выдернула ножницы из лица обидчика и вонзила их куда-то в область его живота, отчаянно пытаясь вырваться. Мужчина отпустил её и зажал рану на брюхе, испуганно пошатнувшись назад. Его массивной тело с грохотом повалилось на пол.
— Мама-а-а! — громко завопил Сеня, валяясь на спине в попытке остановить хлеставшую из артерии кровь. А крови было много. Так много, что в глазах мужчины начало темнеть. То ли от шока то ли от боли. Аня засмеялась и подняла зажигалку с пола, выпавшую в потасовке. Пациентка огляделась. В голове возникла ужасная, поражающая своей жестокостью идея. Она встала на стол и открыла небольшое окошко. Сеня постарался встать, чтобы её поймать, но поскользнулся на луже собственной крови. Анна вылезла в окно и спрыгнула в куст волчьей ягоды. Шлёпнувшись на колени в каменную гальку, она глухо пискнула от боли и, поднявшись, потёрла защипавшую рану на колене. В домике слышались копошение и скулёж. Убрав волосы с лица, Анна открыла механическую зажигалку и чиркнула пальцем по колёсику. Появившееся пламя вызвало у неё улыбку. Прицелившись, девушка бросила зажигалку в распахнутое окошко и спустя несколько секунд нечеловеческий крик и шум раздались из домика. Сеня пытался открыть закрытую им же дверь, но огонь пожирал его с ужасной скоростью. Пахло горелой плотью.
Аня скрестила руки на груди и смотрела на чёрный дым, вырывающийся через щели дверей.
Где-то над ней в воздух взмыл воробей.
Воробей, склевавший кота.
Автор: Полина Барышева
Показать полностью
Санта Муэрте
Прошло ровно два года с тех пор, как я начал работать с антиквариатом с подачи дедушки. Он тогда сильно обрадовался, когда увидел меня на пороге старой семейной лавки, аж прослезился. Я же сперва был недоволен самим фактом того, что мне придётся ковыряться в старье с утра до ночи. Но семейный бизнес как, впрочем, и родителей не выбирают. Лавка наша была основана ещё в 1980 году. В те времена она была скорее скромным букинистическим магазином напротив Зимней канавки. Так что, можно сказать, я и мои предки были самыми настоящими потомственными книжниками и антикварами. Наследие не настолько внушительное, как может показаться на первый взгляд.
В 2008 году мой отец оставил управление лавкой, отдав ей десять лет жизни, и отправился в кругосветное путешествие, после которого привёз с собой несколько коробок с разными находками. Как он говорил, всё что привёз — купил у местных жителей Африки, Таиланда и Мексики. Но я, зная своего отца, верил ему с трудом. Мне неприятно думать, где он мог найти те таинственные вещи, к которым даже дед отказывался прикасаться в силу их странной природы. Дед мой человек суеверный. Отец же при жизни был ещё тем авантюристом. Дух приключений заставлял его нестись вперёд без оглядки, из-за чего, видимо, мать нас и бросила. Очевидно и то, что именно из-за этой тяги он и пропал в бразильских водах реки Риу-Негру. Его тело до сих пор не найдено. Я довольно быстро смирился с его кончиной.
Но вот дед мой не смог оправиться после потери. И, как следствие, не смог управлять лавкой самостоятельно. Он стал растерянным и отрешённым, потерял былой задор.
А после того, как я создал виртуальный тур по помещению и помог уладить некоторые юридические проблемы возникшие после гибели отца, он долго упрашивал меня помочь с семейным наследием. Несмотря на то, что взгляды старика были, как и полагается человеку в возрасте, приземлёнными и своеобразными, надо отдать ему должное — он всегда следил за тенденциями в бизнесе. Видимо, только деловая хватка не давала ему сойти с ума. С момента как он привлёк меня к работе, наш ассортимент сильно расширился. Да и я стал относиться к этому делу чуть лучше, заметив какую кассу может принести простое оценивание ювелирных предметов и перепродажа старых стульев. В любом случае, работёнка для меня была не пыльная. Да и после того, как я ушёл со скандалом из юридической фирмы, других перспектив у меня не было. Я был уверен, что мой прежний работодатель сделает всё, чтобы моё имя больше не звучало ни в одном суде Санкт-Петербурга. И я конечно, решил переждать плохие времена в кругу семьи.
— Данил! Даня! — дедушка позвал меня из-за прилавка в зал. Я юрко протиснулся между двумя девушками, одетыми в готический наряды, рядом с застекленным шкафом с серебряными украшениями.
— Я тут, что случилось? — я старался быть добрым к старику, несмотря на его требовательный нрав.
— Сегодня закроемся пораньше. Надо провести инвентаризацию, — старик нахмурил брови и постучал длинным жёлтым ногтём по старой книге учёта.
Я недовольно прищурился.
— А когда в последний раз ты… проводил инвентаризацию? — с подозрением спросил я.
— Ой, да году в десятом, когда папка твой ещё жив был, а нет… В двенадцатом вроде как. Ничего страшного. Не бойся внучок. Это быстро. Дня за два управишься, — кивнул дед и пошёл в сторону прилавка с иконами шаркая ногами.
В горле у меня пересохло. Моя девушка работала в книжном магазине, и я помогал ей с инвентаризацией всего один раз. В тот раз я поклялся, что никогда не буду этого делать.
— Ты шутишь? — поспешил я за дедом, стараясь говорить тихо, из-за чего мой шёпот звучал раздражённо. — Завтра суббота, я не хочу все выходные просидеть тут, сканируя штрих-коды в «1С».
И тут до меня дошло. Идея с инвентаризацией пришла старику в голову не спроста. Я сам виноват в своих проблемах. Стоило мне перевести бухгалтерию с «ручного привода» в более современное русло, появилась необходимость сделать эту тяжелую нудную работу.
Старик мой, словно прочитав мысли, на изумлённом и разочарованном лице добродушно улыбнулся. Одет он был в растянутый свитер с высоким горлом и тёмно-зелёные штаны, да и в целом напоминал больше домового, чем человека. Тем более, когда тихо посмеивался.
— Эх, молодость. Поверь мне, я бы тебе помог, но руки уже не те… — подмигнул он, натягивая на себя поношенную чёрную куртку.
— Но… — попытался возразить я. Мой дед с деловым видом покинул лавку, довольно стремительно для того, у кого «руки уже не те». Колокольчик, прикрученный к потолку, звонко подпрыгнул, как только дверь захлопнулась за его спиной.
Я остался один. Настроение моё стало ужасным. Я мрачно досидел до конца рабочего дня, не поднимая головы, и закрыл свою смену традиционным подсчётом кассы. Затем я вышел через чёрных ход и, обойдя улицу, закрыл лавку железным заслоном. Похожа эта странная конструкция была на дверь гаража, как в американских фильмах. Очень странная, но прочная вещь.
— Хм. Возможно, это и правда часть гаража, — задумался я, повернув ключ в замке в самом низу. Мой отец сам придумал эту хитрую систему защиты. Мне даже кажется, что нас не грабили именно из-за этой страшной железной двери. Наверное, все воры в округе думали, что мы настолько бедны, что не можем позволить себе охранную систему. И они были правы. Дед мой был страшным жмотом. Потому и сотрудники у него были члены семьи, а охрана — вот этот кусок ржавеющего металла. Вернувшись обратно через чёрных ход, я попутно взял себе ужин и завтрак в круглосуточном магазине неподалёку. И хоть предчувствие у меня было скверным, деваться было некуда.
И вот, началась моя длинная ночная смена.
Первым делом я сделал пятнадцать фотографий новых товаров. То были куклы, плюшевые мишки, чернильница, пресс-папье в форме медведя и пара очень даже милых брошек. После я занялся сайтом. Фигурка Дайкоку из Японии тут же ушла с молотка за три тысячи рублей, как только я открыл интернет-аукцион. На душе потеплело. Вот бы мне найти ещё больше подобных вещиц. Отвлёкшись от интернета торгов, я прислушался. Тишина окутала всё вокруг. Впервые оставшись в лавке после закрытия, я ощутил себя не комфортно и как-то чрезмерно одиноко. Под столом я задел собачью миску и брезгливо пнул её ногой. Шкаф позади меня скрипнул. С недоверием я посмотрел на бюст Дзержинского. Феликс Эдмундович не раз пытался упасть мне на ногу, когда я проходил мимо него в сторону подсобки. Я всеми силами ненавидел эту ужасную тяжелую скульптуру и не понимал, почему она располагается на верхней полке шкафа. Собравшись с мыслями я, расчистив себе поле боя, и принялся за инвентаризацию. Шли часы. Казалось, вечность прошла с тех пор, как я начал вести переучёт. Мои пальцы от кончиков фаланг покрылись чёрной противной пылью. Но работа была сделана едва ли на половину. К пяти утра я обнаружил себя сидящем на полу, заставленный вокруг собраниями стихов серебряного века в разных обложках. Я сложил себе шалаш из этих книг. Надежда на то, что старый прохиндей возникнет на пороге чёрного выхода и предложит мне всё-таки помочь, растворилась к семи утра. От усталости я валился с ног, перетаскивая статую Дон Кихота с пола обратно на его место. Ночь без сна не прошла для меня незамеченной. Я чувствовал, как голова сама тянется к полу, да в целом к любой поверхности. Гори всё синим пламенем. Как пёс, я взобрался на драгоценный диван в стиле модерн и поджал к себе колени. С моим ростом уместиться на диване «Войцеха» было почти нереально, но я смог. Не выпуская из рук сканер штрих-кодов, я перевернулся на бок и положил под голову одного из плюшевых медведей Тедди, выкупленных дедом лет двадцать назад.
Сон поглотил меня целиком. Но, как оказалось, ненадолго. Поворачивать с боку на бок на диване, я почувствовал колкую боль в затылке. Меня словно что-то укусило. Я резко сел на месте. Моя бедная голова стала чугунной, клонилась обратно вниз. Я пытался уговорить себя ещё немного поспать. Как вдруг услышал что-то странное. Шорох в тишине. Будто пробежала кошка или небольшой пёс, быстро перебирая лапами. Я медленно поднялся на ноги и прищурился, смотря в непроглядную темноту. Нащупав телефон в заднем кармане, я включил фонарик и посветил вокруг. На стеллажах стояли странные статуэтки, раньше я никогда не видел их в магазине. Маленькие каменные кирпичи представляли собой фигурки неизвестных мне созданий. Из любопытства я взял одну из них. На ощупь известняк, но какой-то тяжелый, плотный. Отчаянно пытаясь вспомнить, где я видел подобные изображения, постепенно я пришёл к воспоминаниям об индейцах Майя. Поставив обратно фигурку, я ощутил странные покалывания в ладони. Рука зачесалась так сильно, что, не выдержав, я начал расчёсывать её ногтями. Позади меня раздалось приглушённое рычание. Я тут же повернулся посмотреть, откуда шёл звук. Всё внутри меня напряглось. В темноте не было видно той твари, что издаёт такие страшные глубокие утробные звуки. Возможно ли, что кто-то залез в лавку через окно? Не может быть. Свет фонарика попал на стену и я, выпучив глаза от удивления, застыл. От увиденного в горле пересохло. В стенах лавки выросли длинные пики с рядами насаженных сверху человеческих черепов. В глазницах мертвецов были помещены ракушки и гладкие камни. И только в одном из них я заметил поблёскивающие золотые монеты. Воздух пропах сырость и гнилью, чем-то напоминающим протухшее мясо. Под ногой что-то хрустнуло, когда я сделал шаг назад. Что-то полое внутри. Я сперва не решился посмотреть, что это может быть. Но всё-таки посмотрел. Весь пол был усыпан костями. Они лежали вразброс. Я стоял на расколовшемся черепе. Из пустой глазницы скелета вылезла сороконожка. Я дёрнулся.
— Что за ужас тут твориться? — произнёс я себе под нос, морщась от боли и пытаясь побороть отвлекающий на себя внимание зуд в руке. Когда же чесотка стала нестерпимой, я посветил фонариком на ладонь. Моя кожа покраснела, на ней вылезли белые пузыри, наполненные чем-то прозрачным. Меня захлестнула волна отвращения и ужаса. Я метнулся в туалет, не обращая внимание на изменившуюся до неузнаваемости лавку. Рычание то ли волка, то ли собаки преследовали меня на всём пути. Сшибая дверь в туалет плечом, я поскользнулся и упал на месте. Яркий свет заставил меня зажмурить глаза. Всё закружилось. Ощутив на какое-то время, как мои ноги оторвались от пола, я вскрикнул от испуга. Внезапно меня прибило к земле. Я согнул левую руку в тщетной попытке сгруппироваться. В затылке закололо с новой силой. Повалившись на бок, я почувствовал что-то мокрое под собой.
— Что за чёрт?! — я пытался проморгаться, чтобы увидеть то, во что я залез рукой. Перед глазами плыли белые круги. Когда зрение вернулось, я обнаружил, что, к моему удивлению, это была грязь. Она запачкала меня по локоть. Откуда она здесь? Я оглянулся и обнаружил, что сижу посреди тускло посвящённой факелами пещеры. Ощущения были настолько реальными, что мне было сложно понять сон ли это. Мои джинсы пропитались смесью грязи и глины. Пронизывающий холод прошиб тело насквозь. Поднявшись на ноги, я ощутил нестерпимую и резкую боль в руке с новой силой. Она отвлекла меня от всего вокруг. Я подошёл к одному из факелов и протянул руку, чтобы хоть что-то разглядеть. Кожа на руке почернела до запястья. Из взорвавшихся волдырей вытекал жёлтый смердящий гной с примесью тонкой полоски крови. Мне было так больно, что я не смог унять подступающие к горлу горячие слёзы. От запаха, лезущего в ноздри, меня вырвало. В панике я попытался вытереть руку о штанину джинс, но зуд стал только сильнее. Оперевшись спиной о стену пещеры, я стёр случайно нарисованные мелом узорчатые черепа. Меня тянуло вниз, я сел на корточки. Мне захотелось избавиться от этой боли. Сделать так, чтобы это прекратилось. Как только я подумал об этом, мне стало ещё хуже. Всё тело бросило в холод, мои зубы стучали так, будто я сидел на морозе. Но моё лицо и голова были ужасно горячими. Я чувствовал, как обливался потом. Боль. Боль не останавливалась ни на минуту. Голова раскалывалась. Боль. Она взяла меня за горло и сдавила так, что я не смог вздохнуть и выдохнуть. Мне нужно как-то сделать её легче. Но как? Я опустил руку и прижал её коленом к земле. Почувствовав лёгкое облегчение, я тут же заметил заострённый камень. Выточенное древнее орудие труда. В голове вспыхнула мысль: «Возьми этот камень, и отрежь её. Отрежь. Нужно отнять руку. Я не могу это терпеть. Отрежу её». Вопреки здравому смыслу, я потянулся за камнем. Я знаю, что это не нормально. Но я хочу это сделать. Я должен. В приступе помешательства, мне показалось, что мертвецы смотрят на меня. Я думал, что меня окружают мёртвые. Они смотрят на меня, они ждут. Я хотел не только руку, но и голову отнять сам себе. Что-то заставляло меня желать этого. Тени сгущались надо мной. Они хотели протянуть ко мне руки.
— Не трогай, — низкий зловещий голос остановил меня. Я поднял голову и замер. Надо мной, возвышаясь, стоял огромный пёс. Странный: без шерсти, с массивной шеей и стоячими ушами. Его карие яркие глаза смотрели куда-то сквозь меня. Было ощущение, что этот пёс смотрит в мою душу.
— Я поведу тебя, — голос раздался откуда-то из груди собаки, и огромное чудовище двинулось в глубь пещеры. Шатаясь, я пошёл следом за ним. Мой разум прояснился, а боль стала потихоньку стихать. Мы шли по пещере, казалось, вечность до тех пор, пока она не превратилась в туннель. Мертвецы и зловещие тени исчезли из виду. Моя рука совсем перестала ощущаться. Она висела безвольным грузом. Я старался придерживать её, чувствуя, как гниль подбирается вверх выше локтя. Я едва мог сделать вдох полной грудью. Но вот в конце туннеля прорезался огонёк света, похожий на мерцание звезды на ночном небе. Я почувствовал тепло внутри, смог наконец-то вдохнуть полной грудью.
— Ицкуинтли.
Пёс остановился, услышав женский голос. Я тоже встал, как вкопанный, боясь обернуться. Что-то в том голосе было холодным и властным. Я не знаю, как передать этот ужас, но, если бывают голоса, от которых ты цепенеешь, это был он.
— Иди, — пёс развернулся и встал позади меня. Он глухо зарычал. Всё его мускулистое огромное тело напряглось. Грубая толстая шкура встала дыбом.
— Ицкуинтли, мальчик должен умереть.
От вкрадчивого мягкого голоса женщины внутри меня всё вновь перевернулось. Её голос... Почему он стал таким? Я ощутил, как она касается моего затылка рукой, трогает мои волосы. Она была рядом. Мои ноги сами понесли меня прочь. Я бежал без оглядки под оглушительный лай пса.
Вскочив после жуткого сна, я чуть было не своротил на себя и диван, и рядом стоящую статую Афины. Сердце стучало как бешенное, я задыхался. Думал, что умру. Чувствовал, что вот-вот умру. Мои лёгкие сжались. Или это были рёбра. В тот момент я отчаянно не понимал, что происходит. Позже, спустя долгие минуты, я понял, что это была паническая атака. Я пытался ощупать свой затылок. К счастью, всё было в порядке. Придя в себя, я помыл руки в туалете и умылся, а после долго рассматривал ладони. Всё было в порядке. Мне стало тошно в помещении, я вышел на улицу. Яркий солнечный свет бил мне в лицо. Я взял телефон и проверил входящие звонки. Меня никто не искал, даже Алиса. В момент я почувствовал себя совсем паршиво. Словно в этом мире я был никому не нужен, словно ни одна душа обо мне не беспокоится. С чего вдруг у меня возникли такие мысли? Откуда это чувство пустоты? Я не знаю. Мне надо было срочно отвлечься. Забыть тот дурной сон. Выкинуть из головы голос, который я мог вспомнить до мельчайших подробностей. Забыть вид той собаки. И мои руки. И боль в голове. Брезгливо взглянув на свою распахнутую ладонь, я встряхнул руку и решил не смотреть на неё больше.
Страх мог настигнуть меня в любой момент.
Возвращаться домой не было смысла. Я позвонил деду и сообщил, что останусь сегодня доделывать инвентаризацию. Нельзя было сходить с ума из-за какого-то страшного сна. Сделав небольшой круг по улице, я насладился дневным светом и свежим воздухом, прежде чем вернуться обратно в лавку. Странно, но день я провёл замечательно. Я давно так долго не гулял пешком, даже вкус еды казался мне другим, более ярким. В кофейне на перекрёстке рядом с магазином «Игрушки и цветы» мне приготовили отменный холодный капучино со льдом. Я успокоился. Жизнь же не заканчивается после плохих снов?
Вернувшись обратно в магазин, я заметил, что в этот раз дело пошло быстрее. И вот я наконец-то дошёл до подсобки с её внушительным содержанием. На самом деле подсобка представляла собой огромное подвальное влажное и душное помещение. Помню, отец впервые привёл меня сюда в десять лет. Оно напоминало мне затопленный склеп. Осмотрев его, я попытался включить свет переключателем. К моему несчастью, лампочки, висящие под потолком пыльными грушами, не загорались. Я проверил время на телефоне. Без пяти полночь. Освещая себе путь фонариком, я нашёл щиток с электричеством. Открыв его, я попытался включить свет: опустил и поднял рычажки. Позади меня потух и вспыхнул вновь коридор света, спускающийся с лестницы. Что-то внутри меня сжалось. Я не хотел оставаться в темноте, потому бросил попытки разобраться в электрике. Можно ли назвать это интуицией? Или предчувствием? Я впервые в жизни ощущал явный страх перед темнотой. Словно там, за стеллажами замотанных в тряпки антикварных предметов, таилось что-то более древнее и страшное, чем тьма. Более опасное, чем случайно упавшая на голову чугунная фигура. Вооружившись сканером штрих-кодов, фонариком и своим упорством, я отправился вглубь подвала. Первым делом я отсканировал картины, затем несколько настенных часов. Где-то через час работы мне захотелось отдохнуть. Я сел на одну из массивных коробок и опёрся спиной о стену. В голове опять всплыло воспоминание об отце. В детстве всё было по-другому: подвал был светлым и не было запаха плесени. Я также вспомнил, как через гранёный стакан мы слушали с ним стену. Он шутил, что если я буду достаточно долго слушать, то смогу услышать за камнем шум воды, ведь река была совсем рядом. Я был очень увлечён этой идеей, проводил все свободное время в попытке что-то услышать. Только позже я понял, что это был способ избавиться от меня хотя бы на пару часов. От нахлынувшей обиды я стукнул пяткой по коробке на которой сидел. Раздался глухой звук.
— Там что, пусто? — подумал я.
Отыскав стойку с каминными принадлежностями за скульптурой пастушки с овцами, я нашёл увесистую кочергу. Вскрыв первую коробку, я обнаружил, что она была полностью забита бумажными свёртками и свитками. Я решил оставить учёт таких редких вещей на совесть деда и вскрыл вторую коробку. В этот раз крышка поддавалась с трудом. Она была забита несколькими рядами гвоздей, так что мне пришлось приложить много усилий, чтобы хотя бы чуть-чуть приподнять её. Оставив идею открыть коробку «по-человечески», я принялся ломать крышку. Одна из досок тут же треснула и развалилась. Спустя ещё некоторое время, я наконец-то смог просунуть фонарик в дыру и посвятить в короб.
На дне в пожелтевшей траве (или может в сене), лежал свёрток чёрной грубой ткани. Я протянул руку и потянул пальцами за тряпку. Внутри неё что-то было довольно увесистым. Достав на поверхность клад, я положил телефон фонариком вверх, осветив потолок. Свёрток представлял собой сшитый красными нитками рулон. Я смог надорвать пару ниток острым концом кочерги. Внутри оказалась красивая фигурка Святой Смерти или, как её называют мексиканцы, Санта Муэрте. Она была выполнена из кости. Надеюсь, что из слоновой. Расписной череп с цветными узорами. В одной руке скелет держал косу, в другой песочные часы. Одежда фигурки была красного, зелёного и синего цветов. Довольно мягкая. Похоже, что это был шёлк. Ноги Смерти стояли на прямоугольной подставке. С обратной стороны я с удивлением обнаружил надпись, выведенную красивым почерком. Разобрать, что там написано, я не смог. В конце концов, я не знаю испанский. Интересно, зачем транспортировать эту фигурку в такой большой коробке? Да и заколочена она слишком... Меня отвлёк ужасный грохот, раздавшийся сверху. От неожиданности я вжал голову в плечи и развернулся. Что-то произошло в лавке. Со всех ног я помчался посмотреть, что случилось. И вдруг выскочив в центр магазина обнаружил, что весь наш товар лежал на полу. Тарелки, вазы, куклы ложки медали. Всё что я мог увидеть, было разбито. Я схватился за голову одной рукой, второй сжимая крепко фигурку Смерти. Я перелез через упавший на пол шкаф.
— Что произошло? Кто это сделал? — вопрошал я, бегая среди ставшего мусором антиквариата. Я решил вызвать полицию. Телефон, где же мой телефон? Я понял, что оставил его в подвале. Обернувшись, я посмотрел в бесконечную темноту. Что-то внутри не давало мне даже подойти к лестнице, чтобы узнать, где может лежать мой телефон. Я совсем не видел света от фонарика. Темнота в подвале ощущалась какой-то плотной. Я подумал, что мог бы дотронуться до неё рукой. Ощутить её. Поймать. Я двинулся ей навстречу, пытаясь побороть страх, но услышал под ногой треск стекла. Разбитый графин. Моё внимание привлек обрывок письма. Я осторожно поднял его с пола и присмотрелся. Это была повестка в суд. Она была написана на английском языке. Мне пришлось немного поднапрячь мозг, прежде чем, я разобрался, в чём там было дело. Некая Шошанна Лопес обвиняла моего отца в том, что он проник в её дом, обокрал и убил её приёмного сына недалеко от границы Мексики и Гватемалы.
Мой отец кого-то убил? Да быть такого не может. Во мне закипела злоба, но она прошла так же внезапно, как появилась. Да, без всякого сомнения, он мог это сделать. Я знал это наверняка. Всю свою жизнь я боялся признать, что мой отец был не просто путешественник, но и законченный бандит. Шошанна? Я перевернул фигурку смерти и присмотрелся к надписи. Сердце в груди застыло. Её имя было написано на подставке. Я бросился к компьютеру, перепрыгивая разбитый антиквариат. К счастью, техника работала. Я использовал переводчик. Надпись на фигурке гласила: «Любимой маме Шошанне от Энрике».
В руке вновь кольнуло. На этот раз настолько резко и сильно, что выпустил фигурку Санта Муэрте из сжатой ладони. Я посмотрел на источник боли. Под кожей виднелась длинная изогнутая заноза. Поморщившись я надавил пальцем на покрасневшую выпуклость, пытаясь выдавить щепку наружу. От боли я вскрикнул, свет в лавке погас. Я вновь оказался в темноте, абсолютно потерянный и напуганный. Что происходит? Я боялся сдвинуться с места. Моё тело оцепенело от ужасного пронизывающего и острого холода. Я попытался на ощупь найти выход. Брёл вдоль стен, вытянув руки вперёд. Пытался за темнотой увидеть крупицу света или на худой конец найти выключатель. Пока я шарил ладонью по стене, услышал под ногами чавкающий звук. Я встал во что-то? Сделав ещё шаг вперёд, мне стало не по себе.
— Что за фигня? — я с трудом выдернул ногу с места. Было ощущение, будто я стоял в мокрой грязи. Идти было ужасно тяжело. Что-то с силой потянуло меня вниз. Не успев среагировать, я упал на пол и провалился в грязь по грудь.
— Помогите! — закричал я, размахивая в темноте руками. Но никто мне не ответил. Что-то липкое заползло мне в рот. Барахтаясь в попытке спасти свою жизнь, я совсем растерялся и начал паниковать, крича что-то бессвязное. Липкая тьма, окутав моё лицо, проникла внутрь. Я чувствовал себя настолько беспомощным и испуганным, что не смог придумать как спастись. Дыхание затруднилось, и я быстро перестал дышать. Меня уносило в пучину черноты. Я был в невесомости несколько секунд, пока сознание не покинуло меня.
С силой моё тело выбросило на скалистый берег. Я упал на камни спиной и взвыл от боли. Перевернулся на бок, отплёвываясь от воды в лёгких. Вокруг откуда ни возьмись был берег, усыпанный крупными острыми камнями. Меня выбросило из черного моря, волны которого бурлили красной кровавой пеной. В панике я отполз подальше. Моя бедная левая рука была рассечена от указательного пальца до запястья. Я прижал ладонь к себе и в попытке остановить кровь согнул локоть. Мне хотелось кричать, хотелось бежать прочь. Но сил на то, чтобы хотя бы встать, у меня не было. Я прополз по берегу до поваленного дерева, пытаясь безрезультатно встать на ноги, взобрался на него и порвал край футболки, чтобы перевязать руку.
— Бежать некуда.
Я застыл, услышав женский голос позади. Медленно обернувшись, я уставился в пустые чёрные глазницы черепа. Скелет в женском красивом карнавальном платье сидел позади меня. Руки Смерти лежали сложенными в замок на коленях. Она согнулась и повернула голову на бок. Скрип шейных позвонков заставил меня вздрогнуть. Я понял, это она. Санта Муэрте. Почему-то, я боялся её, но она выглядела какой-то простой. Я не представлял себе Смерть такой мирной, такой медленной. Собравшись с мыслями, я почувствовал, как каждая мышца моего тела напряглась.
— За что? — спросил я тихим дрожащим голосом. Я пытался понять, почему это происходит со мной. Из-за отца? Из-за того, что я знал какой он был человек и ничего не сделал? За то, что отец украл фигурку? За то, что убил того парня? За то, что я был плохим юристом? За что? Я решил попробовать оправдаться в лице смерти. Я начал уговаривать её, молить. Я нёс какой-то бессвязный бред. Я схватился за подол её платья. Пытался понять, есть ли в пустых глазницах хотя бы намёк на сострадание. Чёрт я не хочу умирать.
— Простите меня! Простите меня! Я не должен умирать! Я… я хочу сделать признание. Два года назад, я выбросил своего пса на обочине. Я… я сожалею. Я пойду работать в приют для животных! Я всё сделаю! Я обещаю! Я исправлюсь! Я буду лучше!
Мне было так страшно, что я был готов рассказать ей все свои тайны. Пожертвовать всем, что у меня есть. Отдать ей всё, что она хочет. Если бы она сказала мне гавкать, я бы начал это делать.
— У тебя нет долгов передо мной. Ты уходишь, потому что должен - скелет положила свою костлявую пятерню мне на голову. Я посмотрел перед собой, вздрогнул от испуга и заплакал. Передо мной стояли две пики с насаженными черепами. За ними я видел лавку. Посреди неё я лежал лицом вниз, сжимая в руке фигурку Святой Смерти, коса которая впилась в мою ладонь. Рядом растеклась небольшая лужа крови. Бюст Дзержинского лежал неподалёку, он был окровавлен. Я закричал и вскочил на ноги. Кричал так громко и так долго, что не заметил, как охрип, но всё равно продолжал надрывно хрипеть в пустоту.
— Я поведу тебя, — огромный пёс ткнулся мордой в мою ладонь. Я отдёрнул руку, смотря на него. Смерть поднялась с места, возвышаясь надо мной на три головы.
— Ицкуинтли вызвался отвести тебя. Это честь, — Санта Муэрте подошла к собаке и потрепала её по голове костлявой рукой. Пёс в мгновение ока стал средних размеров и оброс густой чёрной шерстью. Я не сразу признал его. Это был Хэппи, мой пёс. Мне стало больнее. Моё мёртвое сердце готово было вырваться из груди. Я подошёл к нему, сел на корточки и обнял. Хэппи пытался спасти меня. Он хотел отбить меня у Смерти даже после того, как я поступил с ним. Я обрёк его на голодную одинокую смерть. Но он пришёл за мной. Я никогда не был достоин его дружбы. Я правда паршивый человек.
— Я пойду за тобой. Прости меня... И спасибо, Хэппи, — пёс залаял и завилял хвостом. Я вытер лицо рукой и направился за псом в сторону чёрного каменного туннеля, появившегося передо мной. Камни под моими ногами исчезли. Я ступал по лепесткам цветов. Страха больше не было.
И не было больше ничего.
Автор: Полина Барышева
Показать полностью
1
Жертва. Рассказ
Дачный посёлок «Радужный», в котором располагался дом 51, был проклят. Во всяком случае, Марта была в этом уверена. Пока у кого-то была традиция каждый год тридцать первого декабря ходить в баню, у Марты была повинность — каждый год с первого июня по тридцать первое августа проводить время в ненавистном доме в глуши.И какая прелесть после того, как ты поработал в огороде, отдыхать на гамаке вечером рядом с небольшим костром с банкой пива в руке, пока твой кот копошится в кустах возле ограды — думала бы Марта, будь она как её бабушка Наталья Григорьевна. Но, по великой случайности, или же радости, Марта трезво смотрела на вещи. Стоя на пороге своего новообретённого дома, девушка, держа в руке спортивную сумку, поморщилась от неприязни. Кожаный рюкзак тянул её спину под весом ноутбука. Погода в области выдалась на редкость мрачной и холодной для начала лета. За домом со стороны леса завыл ветер и методично раскачал массивные лапы елей.
— Похоже, дождь собирается, — махнула рукой Маша, вытаскивая из своего Renault Logan чемодан. — Мартольна, ты чё не открываешь? Уснула, что ли?
Чемодан с грохотом опустился на дорогу. Маша огляделась по сторонам с любопытством осматривая соседские дома.
Вокруг царила тишина, словно все птицы и люди вымерли. Это было даже необычно, ведь перед дождём всегда кричали вороны.
— Да вот, ключи от калитки найти не могу, — раздосадовано ответила хозяйка дома, шерудя рукой в кармане куртки.
— И что делать? — поинтересовалась Мария, закрыв машину и подойдя поближе к закрытой калитке. Смерив взглядом высоту забора, до которой ей в жизни не допрыгнуть, она посмотрела на подругу.
— Да не волнуйся… Сейчас всё будет, — Марта бросила рюкзак и сумку на щебёнку возле калитки и пошла в обход дома. Обогнув дом, она раздвинула кусты руками и нашла ту самую пустую пластиковую бочку. Она, родимая, была на месте, как и два года назад. Что бабуля собиралась с ней делать? Зачем ей была новая пустая бочка для компоста? Марта не знала. Но она была очень удачно поставлена. Практическим в единственном месте, где реально залезть через ограду.
— Надо будет её убрать отсюда, — подумала Марта, встав на бочку и схватившись за ограду руками. Металлические листы были острыми, но на что не пойдешь, лишь бы не возвращаться обратно из этой глуши без результата. Кроме того, она уже делала так раньше и никогда не ранила руки до крови. Чудо, да и только.
Ловко перекинув ногу, Марта перевалилась за ограду и готова была уже спрыгнуть на ноги, как внезапно, не удержавшись левой рукой, оторвалась от края, и с визгом камнем упала на полусогнутые ноги в колючий старый куст.
— Марта! — постучала в калитку Маша, — Ты живая? Ты там чего делаешь? Марта!
— Всё нормально! — отозвалась девушка, потирая отбитую ладонь. Она посмотрела на свои ноги, отряхнулась и недовольно пробормотала. В детстве этот трюк давался ей с большей ловкостью. На джинсах осталось немного грязи, но в целом это было сносно. Поправив съехавшую назад кепку, она прищурилась, смотря в пустое окно дома, через которое было видно кухню.
Старый добрый интерьер мгновенно навёл на неё тоску. Призраки прошлого оживали в её голове только лишь от одного взгляда.
И вот уже казалось на кухне стоит бабушка и наливает себе стопку — как десять лет назад, словно это было вчера. Марта глядела в бабушкины глаза через закрытое пыльное окно. Они были такими, как в последние месяцы жизни — напоминали мутные рыбьи глазёнки, смотрящие куда-то сквозь. Поежившись и хрустнув костяшками, Марта сбросила с себя это наваждение.
— И я тебе не рада, дом, — подумала она и пошла к калитке быстрым уверенным шагом.
— Ну наконец-то! — круглое добродушное лицо Маши оказалось первым, что она увидела, когда отперела замок.
— Ой, ты в порядке? Не ушиблась? — она внесла через порог сперва свой чемодан, потом подала хозяйке дома её вещи.
— Да чего там, легко. Я так сто раз делала, — отмахнулась Марта, задрав нос, и пошла открывать ворота. — Давай машину во дворе поставим, чтобы на дороге не мешалась.
— А что, правда можно? — выскочила Мария за ворота по направлению к машине.
— Теперь можно, — с горечью ответила хозяйка участка, посмотрев во двор.
При жизни бабушки вокруг всё цвело. Старая яблоня плодоносила, вокруг дома распускались цветы. Участок был согрет любовью и заботой. Невозможно подсчитать сколько сил старушка убила на то, чтобы облагородить этот клочок земли. В том месте, куда они отогнали машину, раньше росли роскошные жёлтые тюльпаны. Маленький островок золотых цветов, в которых Марта пряталась с головой когда была совсем крохой. Воспоминания нахлынули с новой силой, когда машина встала на этот когда-то прекрасный уголок.
Марте показалась, что под колесом машины спряталась девочка, прижавшая к себе в руках цветы. Она смотрела из-за шины на неё зло, если дети вообще способны так смотреть на взрослых. Скорее в тех детских глазах была обида и капризность, чем незамутненная ненависть. Марта сглотнула и отвернулась. Она всегда так делала, когда на неё вдруг что-то накатывало в этом месте.
Это не призраки, это следы. Следы тех, кто когда-то здесь жил, — подумала она, скрестив свои озябшие руки. — В любом случае, прошлое осталось в прошлом... Не надо их бояться.
Этот проклятый старый дом пожирал всех, кто жил в нём. Сперва мать Марты отдала этому дому почти всю свою молодость, оставив свою дочь на попечении бабушки. Женщина проводила в доме много времени. Даже зимой, в самый жесточайший мороз. Она жила там, топила камин в гостиной, укрывалась одеялами и отказывалась выходить за порог. Бывало, она не двигалась часами, а порой и днями, не замечая никого вокруг. Такой её запомнила единственная дочь.
Январским утром они с бабушкой приехали в дом, чтобы проведать отшельницу. Она даже не обернулась, когда открылась дверь. И как бы они ни звали её, мать не оборачивалась. Марта смотрела в её спину. Почему-то мама была совсем другой: измученной, худощавой. Её красивые чёрные волосы спутались в ком и напоминали свалявшуюся шерсть. В миг из головы ребёнка кто-то коварно выкрал образ стройной, здоровой, улыбчивой и смешной мамочки. Ласковой, нежной и родной. Это лицо растаяло как снежинка на ладони, оставив после себя холодную слезу. В ней и отражалось угловатое, грубое осунувшееся лицо незнакомки с синими обкусанными губами. Была ли та женщина сидящая у камина мамой? Маленькая девочка решила что, нет. Так было проще. В конце концов, когда мать Марты исчезла, бабушка уехала жить в этот дом. Марта всё приняла как есть. Она ненавидела их обеих. Девушке приходилось выживать самой пока они, очарованные этой трёхэтажной рухлядью, отгородились от всей остальной жизни. Обида испортила отношения Марты и её небольшой семьи. Как можно было простить тех, из-за кого она чувствовала себя сиротой? Жизнь с новой семьёй отца никогда ей не нравилась. Она была чужой везде куда бы ни пошла, как мышка прячась от строгой и холодной мачехи. А после того, как в новой семье отца появился ребёнок, Марта и вовсе превратилась в забытую всеми куклу под кроватью. Именно туда она забивалась поглубже, чтобы не слышать, как её папа и та женщина радостно бегают и качают на руках нового, чистого, красивого ребёнка. Девочка приняла своё одиночество очень быстро, она стала холодной и замкнутой. Но всё изменилось, когда в очередной раз приехав к бабушке уже в возрасте пятнадцати лет, она вновь увидела — её. Мама. Она сидела возле камина. Напуганная Марта кричала и кричала, но призрак прошлого не обернулся и не исчез. А бабушка даже не повела бровью. Они вдвоём в этом доме видели мертвецов. Это было их совместное проклятье. Пожалуй, единственное, что связывало их вместе следующие несколько лет. Не считая наследства. И теперь Марте в одиночку приходилось распоряжаться этим разочаровывающим, грустным домом, полным призраков тех, в ком она когда-то нуждалась больше всего.
— Пойдём внутрь сначала занесём вещи, а потом можно что-нибудь и приготовить, — махнула рукой Мария, беззаботно устремившись к дому.
— Ага. Поймаешь? — Марта подняла ключи от дома и бросила в руки подруге, но те улетели мимо неё куда-то в сторону.
— Молодец, — пробурчала Маша, садясь на корточки, – и где они?
В высокой траве ничего не было видно. Пошарив рукой, она не сразу нащупала что-то похожее на ключи.
— Эм, Ма-а-а-арт. Иди сюда! — Позвала Маша.
— Что ещё? — Недовольно закатила глаза Марта, подойдя к подруге. — Ох ты чёрт! — Вскрикнула она, увидев желтоватый кошачий череп в траве. Труп кота был обглодан начисто. Не было ни шерсти, ни неприятного запаха. Косточки животного осторожно располагались рядом с ним. Должно быть, он лежал тут давно.
— У вас был кот? — Спросила Мария, убрав светлую прядь волос за ухо. Она спокойно вытянула руку и взяла поблескивающие ключи за черепом.
— Нет, конечно нет. Боже, какая гадость, — пробурчала Марта, закрыв рот тыльной стороной руки. — Придётся его теперь выкинуть. Фу. И кто его так?
— Ну, следов зубов нет. Наверное, умер своей смертью, а насекомые его и доели, — Мария вскочила на крыльцо и принялась подбирать ключ от входной двери.
— А ты похоже, вообще не боишься такого? — позеленевшая от отвращения Марта сдвинула брови, нахмурилась ещё сильнее и обошла труп. Она посмотрела на часы. Вечер подбирался незаметно.
— А чего бояться? Кости и кости, — вставив в дверной замок ключ, Маша повернула его и приоткрыла дверь. Раздался лёгкий стук.
— Что там опять такое? — закатила глаза Марта вновь.
— Слушай, дверь заело. Или… там что-то стоит, — Маша толкнула дверь плечом и попыталась надавить на неё со всей силы. Дверь медленно сдвинулась, но только на несколько сантиметров.
— Отойди, — Марта взяла под руку невысокую девушку и отодвинула её от двери. Без предупреждения она пнула дверь ногой, но та осталась на своём месте. Чтобы там не стояло, оно было тяжелым и сдвинуть своими силами это не выйдет. К тому же Марта подозревала, что дом может её не пустить так просто.
— Да ты Халк, — улыбнулась Маша и достала телефон, чтобы проверить связь. Ничего не изменилось с тех пор, как они въехали в посёлок: интернета не было и горел значок экстренного вызова SOS.
— Достало, — хозяйка дома уставшая, голодная и злая спустилась вниз по лесенке. Взяла в руки декоративного гуся и размахнулась, целясь в окно.
— Марта! Стоять! — блондинка подскочила к подруге и выхватила гусика из её рук. — Стопэ! Стопэ! Остынь! — миниатюрная как кукла девушка в белой кепке и большой безразмерной белой толстовке убрала гуся за спину. — Давай по-другому?
— И какие твои предложения? — Марта смотрела на подругу сверху вниз. Они были полными противоположностями. Марта — высокая брюнетка, с карими глазами и спортивным сильным телом. Профессиональная пловчиха в прошлом с амбициями на олимпиаду. Отличалась вспыльчивым характером. Прирождённый лидер. Наследница не только халупы в лесу на окраине посёлка, но и бизнеса по производству игрушек. И Маша — светлая во всех отношениях девочка с дизайнерского факультета, ростом один метр пятьдесят сантиметров. Без амбиций, без наследства, без семьи из маленького города. С желанием работать костюмером в театре. Они были как две стороны одной монеты. Их случайное знакомство стало самым странным и одновременно радостным событием в жизни Марты. С приходом Маши в её жизни нашлось место не только призраками прошлого, но и радостями настоящего. Как пронзительна и красива была дружба с таким не обременённым сомнениями и страхами человеком. Маша была как свежий ветер, порывистой, но ласковой и светлой, как солнечный луч. В её маленьком теле выросло огромное сердце, вместившее в себя множество потерянных и разбитых людей. И для Марты в нём на постоянной основе был выделен уголок.
— Я полезу в окно, — просто и легко ответила Маша и поставила гуся на деревянный пол возле двери. — У вас как раз на втором этаже есть форточка открытая, — подняла она палец вверх.
Какая форточка? — почесала затылок Марта.
— Её ж видно было, когда мы подъезжали, — возмутилась низкорослая девушка. Она была такой кукольной, что, когда возмущалась, выглядела как нарисованная картинка из старого журнала.
— Ничего себе, какая ты глазастая, — посмеялась Марта. — И всё-таки, нет. Отдай гуся. А то пока ты туда будешь лезть... В общем, ещё расшибёшься, и что мне делать? Шею себе свернёшь и всё.
Она решительно пошла на Машу, но юркая как сурикат блондинка выхватила гуся с пола и отскочила назад картинно, выпрямив руку.
— Беги Гусик-гусикович! Я её задержку! — засмеялась Маша и перемахнула через крыльцо во двор переставляя тонкие ноги в узких джинсах.
— Ла-а-а-адно! Давай, я тебя подсажу только побыстрее... — Марта закатила глаза и накинула капюшон на голову, совсем закрыв свою голову. Она знала, что Машу переубедить невозможно.
— Март, ты чё. Ты сама не своя с тех пор, как мы сюда приехали. Такая серьёзная и… злая, — Маша подошла к Марте, поставив у крыльца гуся, и вместе они обошли дом.
— Да ничего, — отмахнулась подруга.
Маша не стала лезть к ней под кожу и только вздохнула. Странное поведение подруги волновало её. Мария испытывала дискомфорт, когда кто-то рядом с ней грустил, а она совершенно ничего не могла с этим поделать.
Большая форточка и правда была открыта. Марта упёрлась спиной в дом и присела, сложив руки в замок.
— Давай, становись, на счёт три я тебя немного подброшу. Только схвати руками крепко.
Сработано было чисто. Маша ловко зацепилась за подоконник и нырнула в окно, ведущее в ванную. Правда, удачно у неё это не вышло, и она замотала ногами, пытаясь всё-таки упасть в дом, а не наружу. Сил в её тонких руках было немного. Хваткая девчонка умудрилась полностью залезть в окно, но каким-то чудом Маша ударилась лбом о раковину у окна.
— Ай!
— Ты там как, не ушиблась? — крикнула Марта с улицы. — И всё-таки надо было окно разбить. Заменили бы. Нет, блин, опять на её уговоры поддалась, — рассерженно прошипела Марта, сунув руки в карманы куртки обходя дом к парадному входу.
— Живая! — крикнула Маша в окно, потирая голову ладонью. Она посмотрела в зеркало на покраснение на лбу и нахмурилась. Будет синяк.
Не теряя времени, девушка вышла из ванной и осмотрелась. Перед ней на втором этаже была огороженная перилами дыра, через которую было видно часть первого этажа. По правую руку вверх возносилась небольшая лестница и две закрытые двери. Обойдя круг, она встала у лестницы вниз и толкнула приоткрытую дверь. Как странно, дверь прямо перед лестницей? Зачем? Это же не безопасно. Внутри интерьер походил на детский. Такое впечатление, что в комнате жил ребёнок. Возможно, девочка, но Маша так решила исключительно из-за белых стола и шкафов. Игрушки на полу могли принадлежать ребёнку любого пола.
Дом был хороший, в сдержанном стиле. Кожаные диваны на первом этаже напоминали о периоде девяностых, когда такая тематика была в моде. А вот просторная кухня, наоборот, была даже современной — с красивыми стульями и столами. Где-то висели портреты живших здесь родственников и очень много игрушек. Игрушки были везде. Как напоминание о фамильном бизнесе: самые разные, включая кукол. Маша встала напротив шкафа, загородившего дверь, и попыталась его сдвинуть. Из него на неё грустно смотрели стеклянные глаза мягких медведей.
— Март! Всё-таки не получится его сдвинуть… А нет, сейчас всё получится!
Мария развязала узел на дверной ручке и, уперевшись ногой в шкаф, сдвинула его на несколько сантиметров. Этого вполне хватило, чтобы Марта смогла вместе с ней освободить проход.
— Зараза, — отряхивая руки прошипела Марта, — и кто его сюда поставил?
— Это у тебя надо спрашивать, ты же хозяйка, — пожала плечами Маша и понесла сумки в зал, свалив их на пыльный кожаный диван.
Девушки проверили наличие света и воды. В доме всё функционировало. Сделав небольшую уборку на кухне, Маша уселась за стол в углу, открыла свой ноутбук и тут же закрыла его, вспомнив об отсутствии связи.
— И чем тут заниматься целыми днями без интернета? — фыркнула она.
— Почитай книгу. А вообще, нам надо по-хорошему отсортировать хорошие вещи от никчёмных. Но это уже завтра…
Хозяйка дома сняла кепку и оставила её на столе. Проходя мимо шкафа с куклами, она достала одного медведя.
— И ты тут, Мишка, — она повертела его в руках и поставила обратно.
— Ностальгия пробила? — спросила Маша, взяв в руки рюкзак Марты. — У тебя есть вода? Пить ужасно хочется…
— Да, бери. Всё, что найдёшь — всё твоё. А знаешь, что? Может, поедем в магазин? Есть-то совсем нечего… — Марта стояла спиной к подруге, так что та совсем не видела, как она, не моргая следит за чёрной тенью в коридоре. По позвоночнику пробежал холодок, а на руках появилась гусиная кожа. Проплывающая мимо тень передвигалась плавно, но что-то в её движениях было болезненным и дёрганным. Марта постаралась, чтобы её голос не выдал напряжения.
— Поехали прямо сейчас, — девушка быстро обернулась и посмотрела на Машу. Та, судя по всему, начала что-то подозревать. Блондинка встала на ноги, взяла рюкзак подруги и ключи от машины, сжав их в кулаке.
— В доме кто-то есть? — спросила она шёпотом, отходя к входной двери. Конечно, она не имела ввиду призраков. Скорее, заблудших бомжей и воров. Маша была опасливой и трусоватой девушкой, и потому всегда действовала по принципу «Предупреждён, значит вооружён».
— Нет, тут только мы. Просто… есть хочется безумно. Ты идёшь?
Оказавшись, наконец, в машине и выехав за ворота, Маша остановилась на пропускном пункте из посёлка, крепко держа за руль.
— А теперь серьёзно, что за фигня с тобой происходит? Ты ведёшь себя очень странно. Словно сама не своя.
— Маша, всё в порядке.
Марта смотрела в окно машины на деревья. Ей совершенно не хотелось говорить. Вдруг в окошке заднего вида она увидела тень. Она стояла неподвижно посреди дороги. Марта зажмурилась, а затем открыла глаза и посмотрела на свои руки. В её руках лежали деньги — золото и драгоценные камни. Под её ногами лежали браслеты и кольца, мех и жемчуг. Повернув лицо, она увидела Машу и тут же закричала во всё горло. У её подруги отсутствовала голова, а водительское место было залито чёрной густой кровью.
— Что случилось?! Ты чё орёшь?! — завизжала Маша, резко сворачивая на обочину со свистом тормозов. Марта отстегнула ремень безопасности и вышла из машины, вытирая пот со лба ладонью. Волна горечи поступила ко рту, и её вырвало в кусты. Она стояла согнувшись несколько секунд, а потом закашлявшись. Увиденное испугало её до смерти.
Маша подошла поближе и погладила Марту по голове и легонько приобняла в попытке успокоить.
— Всё-всё… Всё хорошо.
Пока слова утешения витали в воздухе, Марта тряслась от страха, как осиновый лист, пытаясь забыть то, что увидела.
— Я хочу, — произнесла вдруг Марта, — чтобы ты села в машину и уехала в город. Сейчас же.
— Что? Почему? А ты тут будешь на трассе стоять? Что за чушь? — возмутилась Мария, разведя руками. — Слушай, я понимаю, у тебя нервный срыв и всё такое… Но давай без глупых решений. Лады? Я никуда без тебя не поеду. Если ты хочешь всё бросить, то ладно. Но поедем мы вместе.
— Нет. Или ты сейчас уедешь, или мы возвращаемся в дом, — поставила ультиматум Марта.
— Конечно мы поедем вместе! — без раздумий ответила Маша.
Лицо Марты помрачнело.
Темнело. Марта смотрела куда-то в лес, облокотившись на балконные перила. Зелёные ели стеной загораживали фонарные столбы. Из-за их массивных лап кое-где проблёскивал жёлтый приглушённый свет. Вечером становилось в разы холоднее. В соседних домах соседи уже попрятались в уютные одеяла. Кто-то очень громко смотрел телевизор. Судя по шуму, передача о квартирном ремонте.
Марта посмотрела вниз. В центре сада её подруга уже поставила старую железную бочку, набросала туда немного дров, налила жидкость для розжига и бросила спичку. Дым беспорядочно заметался в воздухе. Маша села на раскладной стульчик и открыла пачку сосисок. Настроение у хозяйки дома резко испортилось. Радость при виде подруги сменилась щемящей болью в груди.
Спустившись по лестнице, Марта остановилась возле камина и перевернула фотографию бабушки лицевой стороной вниз. Сильная усталость мгновенно захватила её. Марта опустила голову на каминную полку, уперевшись в неё лбом. Её сердце вопреки ненависти и злобе наполнилось спокойствием. Мысли потихоньку приходили в порядок. Она не знала, сколько стоит вот так, в пустом охваченным темнотой зале. Внезапно Марта начала слышать треск камина, почувствовала его тепло. Сердце дома согревало её, обнимало своим пламенем. В нос ударил резкий аромат тюльпанов. Девушка очнулась. Она распахнула глаза и отступила от камина, всё ещё чувствуя его жар.
И тут Марта увидела мельком уходящий силуэт.
— Мама, — прошептала она и заметила под своими ногами тот самый плед, который был на матери в последний раз. Марта почувствовала боль с новой силой. Не в состоянии терпеть, она закрыла руками глаза и опустилась на корточки. Горячие слёзы покатились вниз, она умылась ими сполна. Но боль не утихла, тогда Марта посмотрела в сторону двери. Там за ней, живая Маша. Бедная Маша которую она напугала.
Собрав волю в кулак, Марта покинула дом.
— Привет.
Марта появилась как тень, взяла второй стул и села рядом с подругой.
— Будешь? — Маша протянула ей палку с горячей сосиской.
Какое-то время девушки молча жарили и ели сосиски. Когда из упаковки осталось по паре, Марта глубоко вздохнула и накинула на голову капюшон, смотря в танцующий огонь.
— Извини меня, это всё нервы, — кратко проговорила она.
— Да ладно, я понимаю, — улыбнулась Маша и шмыгнула носом. — Холодно.
— Просто, этот дом... он забрал у меня всех, кого я любила. И я не понимаю, как я переживу всё это.
Слова давались Марте с трудом. Она ощущала неимоверную пустоту внутри себя. Весь её мир сошёлся в одной точке посреди проклятого посёлка. В этом доме была заключена её великая печаль и радость. Хорошие воспоминания неумолимо накладывались на плохие и сложно было отличить одно от другого.
— Ты можешь продать этот дом, как и хотела. Зачем тебе он? Ты же можешь купить квартиру на вырученные деньги. О, да, кстати, тебе же не хватает денег на первый взнос? Да и вообще ты теперь и так богатейка! У тебя свой бизнес с игрушками! Конечно, ты говорила, что там не всё хорошо, но… — Маша оживилась и повернулась к подруге. Её лицо, такое светлое и чистое словно смотришь в водную гладь Байкала. Маша что-то говорила и всплёскивала руками. Её слова как автоматная очередь — невозможно было понять, о чём она говорит, не слушая. Но Марта не слушала. Она чувствовала себя рядом с ней на редкость нормально. Её мрачные мысли отступали. Вернее, они превращались в поток.
Шум реки.
Марта моргнула, смотря в весёлые, жизнерадостные и полные энергии глаза Маши. Как ей это удаётся?
— Ты меня слушаешь? — поинтересовалась Мария.
— Конечно, — кивнула Марта. В моменты «пустоты» как она сама называла свою отстранённость, ей казалось всё нереальным. Марта могла почувствовать, как выходит из своего тела и оборачивается.
Вокруг лес и темнота, звук нарастающей тревоги – смесь белого шума и заевшего граммофона. Марта стоит посреди тьмы, смотрит со стороны на себя и на подругу. Что это за чувство? Что это за видение? Её пальцы сжимаются в кулаки, а по телу проскальзывает холод. Надо обернуться. Марта оборачивается, и видит. Во тьме окно, в окне силуэт ни то человека, ни то животного. Два голодных блестящих глаза. Они не моргают. Они, как фонари, светят тусклым жёлтым светом. Они смотрят мимо Марты. Они смотрят на Машеньку. Заглядывая сквозь затылок сидящей Марты, оно её видит, оно её желает. Оно другое. Оно тёмное, жадное и алчное. Это не мама. И точно не бабушка. Это не мог быть никто из тех призраков, что населяли дом. Оно сильнее всех.— Марта? Ты чё? Чё ты улыбаешься? — непонимающе спросила Маша.
— А? Я?
Потерянная и напуганная Марта вскочила на ноги и повернулась к дому, вернувшись в реальность. — Ты там ничего не видела? — указала она на дом.
— Нет. Слушай, если ты опять хочешь меня напугать, давай прекращай, — нахмурилась Мария, порядком устав от постоянного чувства тревоги.
— Нет, я… Нет. Ничего. Извини, что-то… Стресс наверное, — сглотнула хозяйка дома.
Всю ночь Марта не могла сомкнуть глаза. Она лежала на диване возле камина, укрывшись старым одеялом. В доме было так холодно, что девушка решила спать в уличной одежде. Она была готова на всё, лишь бы не разжигать пламя в камине. По этой причине она отправила Машу в единственное тёплое место в доме — детскую комнату. Машенька спала беззаботно, её не трогали странные звуки, доносившиеся из-за окна. Она не слышала скрипа половиц. Ей даже посчастливилось не видеть призраков дома. По какой-то причине они не высовывались перед ней. Марту это раздражало. Возможно увидь она их, то бежала бы прочь из этого дома.
Убей её, убей.
Голоса в темноте заманчиво шептали.
Убей её, и получишь всё что пожелаешь.
Марта накинула на голову одеяло и зажмурилась. Богатство, успех, наслаждения. Всё, что она может вообразить, этот дом может дать. За небольшую оплату. Марта закрыла уши руками, чтобы не слышать голоса. Её сердце колотилось со страшной силой. Её воображение рисовало картину, где она ночью пробирается в комнату к подруге с ножом. Какая малость? Один удар в шею, и всё это закончится. Какая малость, жизнь сироты. Никто не хватится о ней.
— Оставьте меня в покое, — попросила она у духов. Но в ответ услышала только тишину. Продрогнув на диване, она выбралась из-под одеяла и села у пустого камина. Темнота внутри него грела её пальцы.
Убей её, убей.
Маша проснулась рано утром. Солнечный свет залил комнату. Потягиваясь, она отправилась в ванную, чтобы умыться. В доме было тихо, как в могиле. Почистив зубы и прибрав волосы, она переоделась в красивое летнее платье, надела на голову соломенную шляпу и спустилась вниз, держа в руке босоножки.
Зря ты без обуви… Пол же грязный, — Марта стояла с чашкой кофе посреди гостиной и смотрела куда-то в сторону.
— А, да. Я что-то не подумала, — кивнула Маша, спустилась с лестницы и надела обувь. — Да пофиг, сейчас на реку пойдём погулять, я там ноги и сполосну.
— Реку? — отпила кофе Марта и повернулась к подруге.
— Ага… Слушай, ты какая-то бледная. Всё хорошо? — голос блондинки звучал сочувствующе, она внимательно смотрела за подругой. — Если хочешь, давай... Ну, поедем в торговый центр. Я вчера там видела кафе. Можем съесть по круассану.
— Звучит хорошо. Давай, — Марта пошла на кухню и поставила кружку с кофе на стол.
— Окей, я только за ключами схожу, хорошо? — Маша быстро взбежала по лестнице на второй этаж в свою комнату и проверила ящик у кровати. Ключей не было.
— Марта, а где мои ключи? Ты их не видела? — крикнула она в коридор.
— Они здесь, у меня. Ты вчера их оставила на первом этаже у сумок, — спокойно ответил голос на первом этаже.
— Разве? Я не помню, — Маша взяла летнюю сумку и спустилась вниз. Её подруга стояла у стены и смотрела в открытую дверь в подвал.
— Можем ехать? — спросила Маша, оказавшись рядом с ней.
Карие глаза Марты стали чёрными и напоминали два пустых колодца. Она смотрела в подвал, не моргая, и вдруг бросила ключи от машины своей подруге.
— Конечно. Маш... Иди сюда, вопрос есть, — Она подошла к открытой двери и указала на лестницу внизу. — Как ты думаешь, за сколько мы вывезем этот хлам?
Какой хлам? Я ничего не ви... — Маша с криками полетела кубарем с лестницы, ободрав себе колени и руку. На её затылке расцвёл бутон алой крови. Она потрогала голову дрожащими пальцами. Шляпа лежала на лестнице чуть выше неё.
— Ты совсем шизанутая!? Какого чёрта!? — заорала она и попыталась встать, но только села на ступеньках от пронзающей боли в бедре. — Марта! Я тебя спрашиваю: какого чёрта ты делаешь? Ты с ума сошла?
На лице хозяйки дома не было эмоций. Она смотрела на подругу сверху вниз и ровно дышала. Её взгляд плавно перешёл на существо, находящееся за Машей.
— Я не стала проявлять милосердие и убивать её. Надеюсь, ты это запомнишь, — сказала она тени, как деловому партнёру.
— О чем ты говоришь? Больная ты сука! — Маша, шатаясь, поднялась на ноги и увидела, как дверь наверху закрылась. Тьма погладила подвал.
Марта села за дверью на пол и поджала к себе ноги, смотря на призраков бабушки и мамы перед собой. Внизу в подвале творилась дикая жестокость. Фантазия не может описать тот ужас, с которым пришлось встретиться несчастной Маше. Она кричала, билась и сопротивлялась. Марта не знала, что там происходит. Внутри неё было ощущение, что её дорогую подругу разбирают на части как куклу.
Марте становилось дурно от этих мыслей. Утренний кофе подступал к горлу. Но она должна была слушать до конца. Она должна была убедиться в том, что её близкого человека убила эта тень. Иначе это всё было зря. Когда крики прекратились, Марта поднялась на ноги, вышла из дома и села на крыльцо. Лёгкой дымкой тумана окутан двор, было тихо вокруг и не слышно даже воя ветра. Тонкое крыло воробья промелькнуло в кроне старой яблони, и птичка исчезла за забором взмывая в воздух. В зелёном океане нескошенной травы скелет кота утонул в почерневшей земле. Утренний дождь оставил за собой прохладу. В лучах рассвета заблестела роса, как звезды под ногами россыпь дрожащего утра. Марта часто задышала и схватилась за голову руками, впившись ногтями в кожу. Горе. Боль пронзающая тело, сворачивающая лёгкие. Она ударила кулаком себя по голове. Била и била себя, пока слёзы катились из глаз. Она кричала, но голос стал похож на хриплый протяжный вой. Её бессильная душа металась внутри тела, не находя выхода. Внутри неё погибла человечность.
И вдруг стало легко. Что-то внутри оборвалось, как натянутая струна. Голос вернулся. Сердце застучало вновь. Слёзы высохли. Руки навсегда прекратили дрожать. В проходе на неё в ярости и агонии кричал новый призрак, но она не повела бровью. Всё, что ей осталось — придумать, как распорядиться богатством, которого она справедливо ожидала.
Ведь оплату она внесла больше, чем кто-либо мог вообразить.
Автор: Полина Барышева
Комната автора (Telegram)
Показать полностью
Рецепты на Пикабу стали совсем странными
Их ничего не смущает?
Показать полностью
1
Отель. Часть 2. Рассказ
Подойдя к домику писателя, я достал телефон и решил сфотографировать вырезанный узор, который был крупнее всего на стене у окна. Жаль, что эта идея пришла ко мне слишком поздно. Надеюсь, когда мы уедем отсюда, я смогу изучить этот символ. Но не успел посмотреть снимок, как Аня вдруг потянула меня за руку за собой.
— Двигайся быстрее. Я не хочу пробыть тут ни минуты больше необходимого.
Я согласился с ней и убрал телефон. Постояв на крыльце дома, мы увидели, как дверь сама открылась перед нами. Я зашёл первым.
— Поднимайтесь на второй этаж, — голос позвал нас откуда-то сверху. И мы ведомые им поднялись по стеклянной лестнице наверх. За тем оказались в просторном прекраснейшем кабинете.
Старик, представший передо мной, был степенный, отличался достойным поведением и ясным разумом, а его голову украшали седые густые пряди волос. Он держал спину ровно и смотрел на нас Аней пронзительными прозрачными голубыми глазами. Он не суетился двигался спокойно и говорил приятным низким голосом.
— Здравствуйте, — вежливо поприветствовал он нас, опускаясь в кресло напротив круглого стеклянного стола.
— Здравствуйте! Мы сейчас поставим аппаратуру и приступим. Как Ваше настроение? — Аня перешла в наступление и принялась улыбаться автору изо всех сил, держа зрительный контакт, пока я позади неё принялся за работу.
— Девушка, не суетитесь, времени на разговор у нас хватит, — старик посмотрел на Аню с укором, и она замолчала, устроившись напротив него на кресле не теряя профессионализма.
— Расскажите-ка лучше вы, молодёжь, как сюда добрались? Было не тяжело? Как встретили Вас? Наверное, вы уже познакомились с Яковом, нашим портье?
Писатель закрыл глаза и улыбнулся мягкой лучезарной улыбкой. От имени «Яков» у меня дёрнулся глаз. Пусть Аня это расхлёбывает сама, чёрта с два я буду отвечать на вопросы.
— Всё было замечательно, — кратко ответила она и достала диктофон, — Я запишу наш разговор, вы не против?
Выставив свет, я отошёл чуть подальше и принялся снимать со стороны интервью. С собой у меня был скромный фотоаппарат, но, зная, что скорее всего мои материалы, как обычно, проигнорируют я решил всё-таки попробовать снять писателя, но особо не старался.
— Итак, во-первых, я хочу поблагодарить вас, Евгений Дмитриевич, за то, что согласились уделить нам своё время, — Аня улыбнулась такой лицемерной улыбкой, что я чуть не захохотал но сдержался.
— Пожалуйста, — скучающе ответил старик и посмотрел в камеру. На мгновение картинка зарябила и я побелел как стена. Я не смог оторваться от камеры и просто смотрел в неё куда-то сквозь. Как в мутное окно, пытаясь что-то разглядеть. Но образы в моей голове были тревожными, кровожадными. Мне виделись картины жестоких убийств и поедание плоти. У себя в голове я слышал ужасный человеческий рёв и хохот тысячи голосов. Я увидел многочисленные рога, красное небо и себя среди этого хаоса. Я ощутил во рту приятный вкус — вкус крови и чужой боли. Он отдаёт чем-то металлическим.
Когда я пришёл в себя, интервью уже подходило к концу. Мои пальцы заледенели, я то и дело смотрел на Анну, а затем на писателя. Меня бросало из чувства всепоглощающего комфорта в ощущение дикого одиночества и ужаса. Мир вокруг показался мне не настоящим. Я моргнул посильнее и на секунду заметил огромного белого козла в красном костюме, сидящего напротив Ани. Он словно увидел меня, и я, потерев рукой глаза, попытался отогнать наваждение. Это значило только одно — мне стоит обратиться за психологической помощью. Опять.
— Позвольте напоследок я задам вам, пожалуй, главный вопрос, который волнует наших читателей: как Вам удаётся писать такие правдоподобные и жестокие романы о демонах и демонопоклонниках в человечески шкурах? — уставшая журналистка сложила руки на коленях и постукивала ногтём указательного пальца. Её яркий жёлтый маникюр раздражал мой глаз.
— Я пишу о том, о чём знаю, — с безразличием ответил автор, смотря куда-то мимо Ани.
Вы изучали трактаты о демонах или Библию сатаны? — тут же задала вопрос она, не теряя интереса.
— Да, я пользуюсь многими источниками при написании своих работ. Допустим, это место. Когда-то тут был отель, а ещё раньше, во времена моей молодости, неподалёку располагался чудный детский лагерь. А ещё до этого, росло тут дерево одно из многих… По преданию, на нём повесили ведьму, которая в наказание обрекла всех тех, кто это с ней сделал, и их потомков, стать ужасными плотоядными чудовищами, — он резко замолчал, подбирая слова. — Но это сказки, понимаете?
— Как увлекательно. Я словно становлюсь свидетелем того, как вы сочиняете свои книги. Скажите, пожалуйста, о чём будет ваш следующий роман, если это не секрет? — поинтересовалась Аня, слегка придвинувшись в кресле вперёд.
— Я думаю, это будет история о возвращении домой блудных детей. Но я не хотел бы говорить об этом.
Писатель ушёл глубоко в свои мысли и лишь через секунду спросил: «Мы закончили?»
— Конечно. Ещё раз спасибо, что согласились с нами пообщаться, — Аня встала на ноги и выключила диктофон.
— Закончишь тут всё? — спросила она меня тихо. — Я буду снаружи. А то меня сейчас стошнит.
Всё ещё потерянный, я покорно стал собирать оборудование. Внутри меня росло чувство, что что-то в этой ситуации не так. Оставшись один на один с писателем, я старался не поворачиваться к нему спиной.
— Это слишком синее небо по-прежнему безмятежно… Значит, по всем приметам всё идёт как надо, — он указал пальцем в панорамное окно. — И я был в Вашем возрасте, Максим, и не верил во многое. Даже в то, что видел своими глазами. Но, со временем, мне пришлось поверить. Некоторые события неизбежны. Я советую Вам, молодой человек, если вы не хотите перемен в своей жизни, сегодня вечером запереться у себя в номере и уснуть крепким сном. Не верьте своим глазам и не бойтесь. Ночь не будет длиться вечность. А утром вы можете покинуть нас.
— В смысле? — недоумённо спросил я, складывая оборудование в сумку. Его слова меня напугали и озадачили. Но старик не ответил. Он встал со своего места и пошёл прочь. Прошёл рядом так, словно меня не существует. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Когда входная дверь закрылась за ним, я покинул домик и вышел в живописный сад перед домом. Аромат цветов назойливо витал в воздухе, деловито жужжа мимо меня пролетел шмель и забрался в бутон шиповника. Здесь было теплее, чем в доме. Мои руки согрелись моментально. За пределами здешних стен я словно становился снова сам собой.
Расположившись на скамейке под полуденным солнцем, мне захотелось проверить телефон: я ждал сообщения от Марго. Конечно, ничего нового не было, и тут я проверил фото, которое сделал на подходе к домику. На долю секунды я ощутил холодок, пробежавший по спине и рукам. Фотография словно была испорчена. Нет, она совершенно точно была испорчена. Что-то в ней было не так. Может быть резкость или может я включил какой-то режим. Лицо писателя было мраморно белым, безжизненным, как посмертная маска. Я тут же захотел удалить фотографию, но вместо этого приблизил его лицо. Глаза… Эти глаза напугали меня своей неестественностью. Зрачок был горизонтальный и чёрный на фоне всё такой же чистой кристально голубой радужки. Но больше всего меня бросила в дрожь то, что тот человек... вернее, то существо, которое я считал человеком, было таким… не живым. Только сейчас я начал подмечать странности в нём. Слишком ровная белая седина, слишком опрятные ногти, слишком приятная внешность — всё в нём было слишком. В живой природе нет ничего без изъянов.
— С меня хватит... — подумал я, убрал телефон и протёр уставшие глаза тыльной стороной руки. Голос старика звучал в моей голове, как прилипчивая песня. «Это слишком синее небо по-прежнему безмятежно». Я вдруг понял, что не помню, как звучит на самом деле его голос. Проведя пальцами по своим волосам, я задел шею и поморщился от боли. Где я успел упасть, чтобы у меня были такие здоровые шишки?
— Чего встал, как вкопанный? — из мыслей меня выдернула Аня. Она привела себя в порядок, но её глаза покраснели от слёз, а кожа на щеках всё ещё оставалась розовой.
— Да так, думаю о всяком… — ответил я, пытаясь понять, стоит ли вообще задумываться о том, что мы пережили. Может, стоит всё забыть. Сделать вид, что ничего не было? Стереть все записи и сорваться назад? Мигом пробежать по склону вниз к трассе, вызвонить оператора такси и убраться прочь с этих проклятых Уральских гор? План показался мне безупречным. Будь я один, я так бы и сделал. Единственное, что меня останавливало, это хмурое лицо Ани. Она осунулась и надулась как ребёнок, которому не дали конфет. Казалось, надави на неё, и она разрыдается пуще прежнего. Не люблю женские слезы. Сразу вспоминаю последнюю ссору с женой.
— Работа закончена. Может, пойдём поужинаем перед отъездом? — предложил я, пытаясь сохранить впечатление уверенного и сильного парня. Хорошего парня, на которого можно положиться.
— Не неси чепуху, мне надо ещё написать статью… каким-то чудом, а тебе смонтировать весь этот… бред. Давай, приди в себя, идиот. Ты словно забыл, что в этом месте творится, — змеиное шипение в её голосе вернулось, и я с облегчением выдохнул, проводя взглядом её удаляющуюся фигуру. Моя змея в порядке. А, значит, я могу провести время с пользой и наконец-то пообедать. Я так голоден. Я очень сильно хочу есть. Готов даже Аню… сожрать.
Мимо меня прошла женщина в потрёпанном старом синем платье с блёстками. Её волосы были растрепаны, а длинная коса волочилась за ней по земле, собирая за собой листья, пыль, грязь и какой-то мелкий мусор. Я остановился и оглянулся вокруг. Поскольку никого рядом не было, я начал волноваться, что этой женщине нужна помощь. Необъяснимо внутри меня томилось чувство, что я её знаю.
— Вам нужна помощь? — спросил я.
— Ключ, мне нужен мой ключ… Ты не видел его? Ключ мой ключ... Где же он... — подняв голову, она посмотрела на меня пустыми блеклыми глазами, а затем вновь опустила голову, рассматривая перед собой тропинку.
— Может быть, спросим у Якова? Вы же можете просто оплатить штраф и получить новый… — не успев договорить, я услышал, как женщина завизжала так громко, что я думал оглохну. Схватившись за голову, она вырывала волосы из головы длинными крючковатыми пальцами. На её шее я увидел следы, напоминающие следы от ногтей. От страха я отпрянул от неё. Закончив кричать, она взглянула на меня грустными глазами и, внезапно встав на четвереньки, прыгнула куда-то в кусты, как собака, исчезая из виду.
Поражённый увиденным, я сам вернулся в отель. Не раздеваясь, лёг на кровать, поджал под себя ноги и положил телефон на прикроватный столик. Сон поглотил меня, и я наконец-то смог выдохнуть.
Чернота моего сознания нарушили крики Марго. Мне снился кошмар, в котором я убиваю её и ем заживо. Просыпаться ото сна я не хотел. Но когда проснулся, вскрикнул и начала плакать. Я не могу понять, как ужас и радость внутри меня существуют вместе. Неужели я и правда это сделал? Рассуждения разрушил уже шум из коридора — грохот был такой, словно кто-то уронил на пол шкаф. Я не ожидал этого, и сперва не поверил своим ушам. Поднявшись с кровати я направился к двери.
Не спеша я высунулся в коридор и посмотрел по сторонам. Все двери соседних номеров были закрыты, ничего странного я не нашёл. В прохладном ночном воздухе ощущалась безмятежность и покой. Отчего же я был взволнован? Я закрыл дверь и, не найдя себе места, подошёл к стене. Если я был прав, а я был прав, то по ту сторону находился номер Ани. Я не хотел подслушивать, но необъяснимое предчувствие — если угодно, интуиция — заставило меня это сделать. Взяв стеклянный гранёный стакан со стола, я прислонил его к стене и принялся слушать. Звук был тихий, едва различимый. Я попытался представить, чем она занимается, отогнав все неприличные предположения. На секунду стало неуютно и даже отвратительно.
Дожил. Шпионю за коллегой, словно маньяк, — подумал я, и хотел перестать подслушивать, но вдруг внезапный грохот заставил меня вздрогнуть. Что-то упало? Что-то твёрдое? Я сразу вспомнил фото того старика. Почему я вспомнил его? Почему мне кажется, что он там с ней? Почему я думаю, что он… мог что-то сделать с Аней? Никогда не был прежде параноиком. И не думал начинать. Но ноги сами понесли меня к выходу. Я уверенно вцепился в дверную ручку, готовый повернуть её.
— Оставайтесь в номере, независимо от того что вы услышите, — голос старика прозвучал за моим ухом, так словно он стоял за мной. Будь я проклят, но я готов поклясться, что почувствовал его дыхание на своей шее. Все мышцы напряглись, я набрал воздух в лёгкие и обернулся. Никого. Может, и правда не высовываться? Мои фитнес-часы завибрировали, оповещая о повышенном сердечном ритме.
Да, напугал я сам себя не слабо. Вот дурак впечатлительный, — вцепился я в эту мысль, как в спасательный круг. Отбросив страх, я вышел из номера и подошёл к двери в номер Анны. Снова прильнул ухом к двери. В четыреста восемнадцатом тишина. Я псих?
Постучав в дверь, я позвал коллегу по имени. Тишина. Может быть она спит? Я не хотел, чтобы она не верно меня поняла. Потому колебался перед тем, как попробовать открыть дверь. К моему удивлению, дверь была не заперта. Отступать было некуда. Хотя что-то внутри меня так и кричало истошным воплем: «Хватай шмотки и беги, беги как в последний раз из этого места».
В комнате было светло, я даже опешил слегка. Пройдя в прихожую, я прижался к стенке и подошёл к углу, чтобы незаметно заглянуть в сторону кровати. Сперва я никого не заметил, в комнате словно было пусто. Но потом я посмотрел на ковёр. Там, за кроватью, что-то было. Половина чего-то… нет, кого-то. Увиденное мной было сложно осознать с первых секунд. Я выпучил глаза и замер, как испуганный олень в свете фар. Я боялся шелохнуться. Вдруг оно увидит меня.
Аня лежала на спине. Её широко открытые глаза остекленели, потеряли живой блеск. Волосы рассыпчатой волной спадали на махровый голубой ковёр. Из приоткрытых губ стекала тоненькая струйка алой тёмной крови. Я смотрел на неё, как смотрят на пазл по частям, не в силах осознать всей жуткой картины. Её пальцы были сжаты так сильно, что выпирали белые костяшки и синие венки. Маникюр на ногтях сколот, на паре пальцев не хватало ногтей. Клочки одежды, разбросанные вокруг неё, напоминали осенние листья. Я не видел её растерзанной груди из-за кровати, но я всё понимал. Понимал по чавкающему звуку, доносившемуся до моих ушей. Фантазия рисовала невероятные тошнотворные картины. С каждым мгновением, что я смотрел на её лицо, мне становилось дурно. И вдруг я понял: «Вот чёрт, я забыл о нём». Мой взгляд перешёл на кровать — за ней я чётко видел чью-то спину. Белая шерсть стояла дыбом, два закрученных рога назад то и дело опускались и поднимались. А на кровати лежало надкусанное недавно живое сердце. Оно напоминало надкусанное яблоко. Звук жевания прекратился, монстр опёрся своей огромной мохнатой рукой о кровать, готовясь встать.
Выбежав из комнаты Анны, я тут же метнулся к пожарной лестнице. Черта с два я поеду на лифте в этом адском месте. Пробежав два или три пролёта, я остановился на лестничной клетке третьего этажа, чтобы отдышаться. Сердце бешено билось. Я шумно ловил воздух губами, пытаясь надышаться.
— Как юрко ты побежал. Как заяц, — голос позади звучал насмешливой скрипкой.
Я сжал кулаки и обернулся. Живым я не дамся.
— Тише, тише. Ты чего? Я хотел с тобой поболтать. Отец… он в восторге от тебя. И мне кажется, мы с тобой подружимся.
Лицо незнакомца, ранее похоже просто на лицо парня лет двадцати, начало быстро меняться: кожа натянулась назад, а кости, словно поменяв свою структуру, начали двигаться под кожей. Я моргнул и всё стало как раньше. Обычное лицо, только его чёртовы зрачки стали горизонтальными и больше не менялись. Он смотрел на меня немигающим взглядом.
— Как у козла, — внезапно сказал я вслух, наконец-то поняв, что они мне напоминают.
— Это у козлов, как у нас, — обиженно ответил монстр. — У самого-то две точки в глазах, точно бусинки. Жуткое зрелище… Но хотя бы голубой цвет тебе идёт.
Я посмотрел на свою одежду и обомлел. На мне были голубые штаны и голубая рубашка, на которой красовалась брошь с красными ромбом в золотой оправе. Вне себя от злости, я схватил своего собеседника за плечи и прижал к стене, готовясь в любой момент дать ему по морде крепким кулаком.
— Как давно это на мне?! Отвечай!
— Похоже, ты болен, Максим, — незнакомец положил руки на мои и я ощутил бессилие. — Пойдём со мной. Я помогу тебе.
— Мне и здесь хорошо. Я никуда не пойду.
Я отпустил чудище и потёр глаза руками. Внутри моей головы боль взорвалась фейерверком. Я точно знал, как зовут это существо. Откуда я мог знать? Неоткуда. Но я был уверен, мы с ним встречались где-то.
— Зря ты, конечно, девушку съел. Следующая может ещё не скоро прийти, — посмеялся надо мной блондин и достал из внутреннего кармана жилетки ключ с красной кисточкой. — Ты слишком беспечен. Я нашёл твой ключ! Не теряй его, иначе Яков не обрадуется… А впрочем лучше тебе не знать. Ты и так бледен ужасно. Поговорим, когда ты наконец-то избавишься от этих... — он брезгливо указал пальцем на моё лицо. — Увидимся, когда ты поправишь зрение.
Оставшись в одиночестве, я унял дрожь в руках и взглянул перед собой. Старая витиеватая лестница уходила вниз в непроглядную тьму. Я спускался крепко держась одной рукой за стену, пытаясь разглядеть ступени. Очутившись во мраке, я стал ориентироваться на ощупь. Лучше я сверну себе шею, чем пробуду в отеле ещё хоть минуту. Перед глазами появилось лицо Ани, её последний миг. Странно, но мне было так всё равно, что и словами не описать. Я думаю только о себе. Даже то, что случилось с Марго, меня теперь не интересует. Даже если я убил её, это не имеет значения. Очутившись перед дверью, сквозь щели которой пробивался тусклый свет, я без сомнения открыл её. Это был выход, вокруг меня раскинулся лес. Я сделал шаг за порог. Тупая боль пронзила висок и я упал на колени. Затем темнота закрыла мне глаза.
Я очнулся привязанный к двум столбам за руки без одежды. Вокруг царил хаос. Существа с головами козлов в синих и голубых одеждах окружили меня. Они говорили между собой на неизвестном мне языке, гул их голосов смешался с боем огромных барабанов, которые были натянуты из сшитых человеческих лиц. Моя голова болела так сильно, что я не мог перестать кричать. Я ощущал, как внутри меня что-то скребётся. Освободиться от оков не получилось, но я стёр себе кисти в кровь пока брыкался, не позволяя подойти к себе тварям. Внезапно в толпе я увидел Якова.
— Помоги мне! Яков! Помогите мне, скорее! — умолял я его. Но портье только скромно опустился и погладил по голове небольшого козлёнка, стоящего на задних ногах, совсем как маленький мальчик.
— Конечно, месье, мы поможем вам, — он взял козлёнка на руки, а затем посадил на плечи. Видимо, чтобы ему было удобнее наблюдать за тем, что они собрались со мной делать. Я опустил голову и увидел огромный таз перед собой, в котором лежал ключ. О Боже, они собираются меня убить. Они собираются сделать это.
Моё сердце забилось в такт топота их копыт, кровавое небо зловещим полотном опустилось надо мной. Я чувствовал в раскалённом воздухе запах горящих деревьев и травы. Козлоголовые демоны подняли руки в воздух, качаясь из стороны в сторону, напоминая бушующее море тел и глаз. Тяжёлая протяжная песня оглушила меня. Хоть я и закричал изо всех сил, но не слышал собственного голоса. Земля ушла из под ног, но мне не дали упасть. Моё тело поднялось в воздух, выгнувшись в спине так сильно, что, казалось, мой позвоночник сейчас сломается от напряжения. Я начал слепнуть, смотря в небо. Я чувствовал, как из моих глаз потекло что-то горячее. Алая кровь с лица побежала к шее, затем я весь был в ней до пят. Тяжёлые капли упали на дно металлического таза. Кожа на голове натянулась и боль на мгновение поразила меня всего, но я не мог потерять сознание. Витиеватые рога вырвались из моей головы, снимая часть кожи с волосами. Демоны утихли. Стихли и звуки барабана. По очереди один за другим они начали петь несколькими голосами, которые слились в прекрасную мелодию. И боль ушла. Упав вниз, я не смог открыть глаз. Чья-то сильная и властная рука подняла моё лицо. Острый предмет вставили в мою глазницу и повернули по часовой стрелке., затем во второй глаз. И я смог открыть глаза сам. Я прозрел. Передо мной была чистая зелёная поляна, стояли красивые ухоженные козлы и барашки, крысы и волки в голубых одеждах. Как же приятно видеть их без человеческих масок. Моя память постепенно возвращалась.
Меня отвязали от брёвен. Я вздохнул полной грудью и поднял из таза перед собой ключ с красной кисточкой. Это был мой ключ.
— Максим! — радостный голос Яши окликнул меня. Он подскочил ко мне вместе с Яковом. — Мы уж думали, ты останешься в том ужасном грязном мире! Я так рад!
Яков активно закивал крысиной головой и втянул подвижным чёрным носом воздух.
— Мы рады, так рады! Желает ли господин отужинать? В отель снова забрели человеческие тела, мы можем их пожарить для Вас!
Расчувствовавшись, я обнял старых друзей и взглянул на свои руки с заострёнными когтями.
— Хорошо быть дома. По-настоящему дома. И да, я с удовольствием отужинаю. Но я предпочитаю сырое мясо.
Показать полностью