Я бесподобен. Я великолепен. Я — само совершенство. Я — их золотой король, и они склоняются передо мной в восхищении. Благодаря мне их мир стал идеальным: ни горя, ни нужды, лишь счастье и довольство. Они живут ради меня, обожествляют меня. И мне нужно от них так мало — всего лишь небольшое одолжение.
Я вхожу в свои покои, осторожно прикрывая массивные золотые двери. Даже самому совершённому королю нужно иногда побыть в одиночестве — наедине с собой и своими игрушками.
— Золотой король! Великий король! — тонкий голосок встречает меня у порога.
Передо мной появляется Пинпинио. Его маленькое тело резко дёргается в танце — движения рваные, будто невидимые нити раз за разом дёргают его в разные стороны. Скрип деревянных суставов эхом отзывается в комнате, а звон бубенцов на его шапочке звучит резко, издевательским смехом.
Я не отвечаю. Прохожу дальше вглубь комнаты. Пинпинио замирает, но его голова резко поворачивается, совершая полный оборот. Полупустые, мёртвые глаза останавливаются на мне.
— Мой король, здесь нужно прибраться, — замечает он. — Люди могут начать подозревать что-то неладное.
Ах, мой глупенький Пинпинио. Люди давно всё поняли. Смрад разлагающейся плоти уже пропитал весь этаж, а крики из моих покоев разносятся по замку. И всё же они продолжают закрывать глаза. Почему? Потому что я даю им всё, что они жаждут. Им проще не замечать эти неудобства, чем потерять меня.
Шаг за шагом я продвигаюсь вперёд. Ботинки с мерзким хлюпаньем разрывают гниющие тела, а хруст костей звучит, как злорадный аккомпанемент. Тела лежат в беспорядке, изуродованные, замершие в мучительных позах. Их лица — омерзительные маски с пустыми глазницами, из которых сочится мутная слизь. У некоторых костяные осколки пробили гнилую плоть, их острые края поблёскивают в тусклом свете.
— О! Кажется, одна ещё жива! — радостно вскрикивает Пинпинио. Его треснувшие губы растягиваются в улыбке, а тонкий палец указывает вглубь комнаты.
Молодая девушка, почти ребёнок, в страхе пытается отползти, цепляясь за липкий пол. Одним движением я хватаю её за шею, чувствуя, как под пальцами дрожит теплая, трепещущая плоть. В её глазах — глубины ужаса, которые я видел уже тысячи раз.
Лениво склоняюсь к ней. Мои губы касаются её губ в нежном поцелуе.
Я жадно наблюдаю, как жизнь медленно угасает в её взгляде.
