Пропащие в отеле⁠⁠

«По ночам вам может показаться, что за окном стрекочут кузнечики, не обращайте на это внимание. Пожалуйста, не покидайте номер, если услышите что-то странное», — приятный голос девушки, стоящей на ресепшене, прозвучал в голове Сергея затёртой до дыр пластинкой. Мелодия её голоса повторялась вновь и вновь. И без того шаткие нервы подростка постепенно сдали под натиском неуютных мыслей. Да и как не начать прислушиваться после такого навязчивого предостережения? Особенно когда всё вокруг — цветы в фойе, кнопки лифта и даже дверные ручки — казалось ему ужасно знакомым. Словно он уже бывал тут. Но Серёжа был совершенно уверен он в жизни никогда не ночевал где-то за пределами дома, к тому же совсем один. Тем более его никто никогда не оставит в отеле одного. В номере жадно прислушиваясь впитывая каждый шорох или незначительный скрип Серёжа прищурился. Но ничего, кроме гудения мини-холодильника, расположенного под столиком, и шагов постояльцев за закрытой дверью, он не услышал. Все было даже как-то слишком обыденно.

Неделю назад любое движение по ту сторону двери заставляло его моментально оборачиваться и застывать в напряжённом ожидании. Но пока он был в отеле, пугаться было бессмысленно. Хорошо понимая природу своей тревожности, Серёжа убедил себя, что любое шевеление за запертой дверью его не касается.

— Пока кто-то не начнёт стучать в мой номер, всё хорошо. — Подумал мальчик.

Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, он с грустью осознал, что тревога не покинула его измученное тело. Дыхательной гимнастики было недостаточно, хотя обычно она помогала. Сестра научила его правильно дышать, но страх перед закрытой дверью никуда не исчез. Для Сережи страх был в форме зверя, он имел свою породу, конкретно его боязнь дверей представлялась ему в форме большого клыкастого монстра. В его неокрепшем уме было слишком много ужасов, бурная фантазия заставляла подростка боятся практичеси всего. Грязи потому что за неё на одежде бьют, камней потому что они больно попадают в голову. Сережа боялся даже поля, однажды когда он бежал по нему то провалился в яму. Так много страхов и так мало сил, чтобы справиться с ними самому. Мальчик это понимал, но попросить помощи он боялся ещё сильнее. Вдруг они узнают…

Подойдя к двери, мальчик ещё раз проверил, закрыл ли за собой дверь, грубо подёргав за круглую ручку двери.

Снова убедившись, что ему ничего не угрожает, он отвернулся к окну и отошёл от прихожей, шурша белыми тонкими тапочками по ковролину. Конечно, не прошло и минуты, как он, не выдержав, снова вернулся к злосчастной двери. В финальный третий раз проверив надёжность замков, он по привычке начал ковырять мозоль на среднем пальце ногтем. Больно возвращала его в реальность, отвлекала.

— Никто не сможет внезапно ворваться в номер, пока я крепко сплю, — Прошептал Сережа вытерев пот со лба. Поборов дрожь в руке, он сжал её в кулак, да так сильно что ногтями впился в ладонь.

— Вредить себе нельзя… — Вспомнил он указ сестры и тут же разжал ладонь, потерев её о штанину, пытаясь стереть полукруглые следы от ногтей.

Успокоившись, мальчик бросил рюкзак на пол поближе к кровати. Развернул кроссовки носами к окну, предварительно тщательно подготовив их, чтобы в случае чего сразу быстро обуться и броситься бежать. Хотя на самом деле в случае чего бежать было некуда. За окном неприветливый мир его серьёзность и грусть отягощенная бюрократией и безразличием. В таком мире беспризорнику хуже чем в плену. От этого становилось не так страшно, как невыносимо больно и обидно в груди. Мальчик понимал, что он одинок.

Пока мысли съёжившегося на кровати постояльца трепыхались, как выброшенная на землю из воды рыба, отель дышал шагами своих постоянных жителей. Полнился звуками проносящихся по коридору тележек обслуживающего персонала и покашливал ритмичными побрякиваниями колёсиков багажа. Живой организм, больше походивший на улей, крепкими бетонными лапами вцепился в промёрзшую землю.

Ранняя весна никогда не славилась резким потеплением, а в этом году ветра были совершенно необузданные, отчего страдали все хлипкие дома в округе. Но только не белый гигант, стоящий на границе с лесом, мужественно встречавший порывы ветра. Отель был самым высоким зданием на километры, но время и постоянные достройки уродовали его фасад. Прежде величественный, сейчас он был похож на забытую в густой траве склеенную клеем игрушку. Такова участь бывших санаториев — приспособиться ко времени, в котором им не было места, или умереть, заржавев трубами, ослепнуть выбитыми окнами, перестать дышать сломанными дверьми.

Он стоял как песчаная дюна посреди царящего вокруг захолустья, полностью готовый принять свою участь и раствориться на ветру, но по какой-то причине вынужденный существовать. Он держал на себе неудобный унизительный транспарант с рекламой над своей некогда величественной крышей и множество наростов из разных вывесок.

Злая судьба поддерживала в гранитном гиганте жизнь, и в каком-то смысле, сняв номер в этом отеле, Серёжа поддержал его бесцельное существование ещё на один короткий, но мучительный миг.

Холодное сопение кондиционера оставалось безучастным спутником на протяжении всего вечера, пока подросток тщетно пытался настроить сеть Wi-Fi в своём маленьком, как пчелиная сота, номере. Но все попытки заканчивались провалом, и вскоре он обнаружил, что мобильная связь в номере отсутствует напрочь. Единственным путём связи оставался стационарный телефон, стоящий на столе перед ним.

— «Старьё какое-то…» — заключил в своей голове парень и был абсолютно прав. Телефон мог помочь ему только заказать еду в ресторане у отеля или позвонить на ресепшен милой девушке, сообщившей ему о несуществующих кузнечиках.

Возможно, и вероятнее всего, она имела в виду холодное дребезжание проводки в розетке, расположенной рядом с кроватью, но тогда оставалось загадкой, отчего было сообщать о такой детали постояльцу? Поиски ответов на этот вопрос не входили в планы Сергея.

Выключив кондиционер, он немного походил по комнате, измерив пространство вокруг себя шагами. И с упоением посмотрел в занавешенное массивными шторами окно, немного высовываясь за его пределы раздвигая руками тюль.

Вид был поразительный: узкая полоса гладких зелёных гор возвышалась над низкорослыми тупыми домиками сталинских эпох, напоминающих спичечные коробки. Дикая провинциальная жизнь не предел мальчишеских мечтаний, но Сергей смог представить, как в этом городке живут и работают люди. Как они мечтают и делятся друг с другом планами по переезду в «большой город». Как они ходят каждое утро по просёлочным дорогам, мимо соседских домов на электричку, чтобы успеть вовремя на работу в соседний город или в гости к друзьям и родным.

Наверняка эти же люди рассмеялись бы, узнав о том, с каким рвением Серёжа бежал на поезд, чтобы скрыться подальше от мегаполиса. Кто-то из живущих там, в серой узкой комнатушке, сочтёт его рассказ отважной глупостью, присущей всем молодым людям его возраста, а кто-то с большей вероятностью наградит парня упрёками за «побег в никуда».

За деревом мелькнула чёрная крупная тень. Серёжа вздрогнул и прищурился, пытаясь понять, что это было. Плохое зрение было его слабостью. Тело Сергея окаменело, пальцы крепко сцепились на шторе. Поджав губы, мальчик поглядел в разные стороны. Парковка, лес, синяя машина, мужчина с чёрным пакетом идёт к мусорным бакам. Серёжа выдохнул, судя по всему, это был уборщик. Он испугался уборщика. Какая глупость.

— «На сегодня хватит…» — задёрнул шторы обратно путешественник. Сила воображения, особенно её пугающая убедительность, заставили его сбежать из дома в это место, и теперь, когда казалось, он далеко от пугающих сомнительных закоулков родного двора и особенно родного дома, Серёжа не собирался позволить своим чувствам и особенно глазам обмануть себя. Теперь он в безопасности, точно в безопасности.

Опустившись на кровать, он оглянулся и обнаружил что получил, всё что хотел, но не испытал того удовольствия, к которому стремился. Отель навесил на мальчика свою угрюмость покрывалом внезапно начавшегося дождя, и Серёжа лёг, свернувшись калачиком на белоснежных простынях, как дворовая грязная собака. Он сам себе казался лишним в этом номере и мире.

Находиться в бегах оказалось не так интересно и романтично, как он ожидал, но больше всего на него давило то, что спустя неделю, как он покинул свой дом, на его телефон не пришло ни единого сообщения или звонка. Словно все забыли о нём, вычеркнули из памяти или приняли его побег как должное. Осознать, что он никогда не был им нужен, попытаться принять это, он мог, но не мог перестать чувствовать обиду и разочарование. Какая-то часть мальчика всё ещё надеялась, что это окажется неправдой и на самом деле он не «ненужный рот» в приёмной семье. Не тот самый «никчёмный невротик», из которого «ничего не выйдет». Что мама и папа на самом деле хорошие люди. Но всё показывало ему обратное, и жизнь в привычной ей прямолинейной манере сообщила мальчику о необходимости завтра утром становиться взрослым. Утерев слёзы, он почувствовал пустоту. Что-то было не так. Чего-то точно не хватало. Словно он что-то позабыл. В его памяти была странная дыра, которую он не мог залатать.

Ночь, стуча в двери, вошла в крохотный номер, где лежал Серёжа, смотревший на медленно гаснущую полосу света между штор. Грусть захватила его, и он едва сдержался, чтобы вновь не заплакать.

— «Пора ложиться спать», — выдохнул парень и потрогал урчащий живот рукой. Решив сперва поесть, странник подтянул на кровать свой рюкзак и, открыв его, достал пирожное в красивой пухлой пластмассовой коробке. Воздушный крем слегка покосился на бок, и вишенка провалилась в само пирожное, но Серёжа старался как можно аккуратнее достать свой трофей.

— «С днём рождения меня», — откусив от пирожного кусок поздравил он себя. Эклер оказался приторно сладким и жирным, а начинка напомнила ему топлёное молоко, и мальчик заплакал, опустив голову.

Он не знал, что теперь делать, последние деньги были отданы за ночь в этом отеле и злосчастное пирожное. Возвращаться домой и быть избитым за побег он не хотел, так же сильно, как смотреть в глаза ненавидящей его семье. Перед глазами тонкой дымкой появилось лицо прёмного отца. Жестокое и сердитое. Затем лицо приёмной матери, пустое и безучастное. Третье лицо он не смог разглядеть, потирая глаза пальцами, отгоняя наваждение. Он забыл о ней.

— «Ненавижу... всех вас... ненавижу...» — продолжал плакать парень, доедая своё пирожное. Боль и отчаяние сковали его тело и начали понемногу поедать невинную детскую душу, чавкая от удовольствия. Равнодушная ночь продолжала наблюдать за горькими слезами мальца, пока внезапно Серёжа не услышал игру на фортепиано.

Утерев рукавом слёзы, он встал на ноги и удивлённо подошёл к двери.

— «Кто может играть ночью? Это вообще нормально?» — пробурчал он.

Музыка лилась уверенным потоком, словно её источник находился по ту сторону двери, но это было невозможно, по ту сторону двери коридор. Серёжа не захотел рисковать и решил посмотреть в замочную скважину на то, что происходит по ту сторону. Опустившись на корточки, он закрыл один глаз, чтобы лучше разглядеть коридор. Но коридора за дверью не оказалось, лишь только темнота и безграничное пространство. Подросток испугался и, быстро вскочив, отошёл от двери.

«Не бойся. Серёжа, иди сюда», — ласковый голос позвал его из-за двери, и музыка прекратилась. — «Не бойся, не надо бояться. Тут ты никогда не будешь один».

В воспоминаниях мальчика всплыл образ старшей сестры Марины. Это был её голос. он вспомнил о ней, но что-то опять забыл.

«Марина? Это ты?» — растерянность и надежда переплелись в его голосе, он не мог поверить в то, что он слышит её.

— «Это правда ты?» — позвал он вновь, не дождавшись ответа, прижав ухо к двери.

— «Серёжка, ты наконец-то пошёл за мной, да?» — вопрос сестры заставил мальчика застыть, он почувствовал, как новая волна слёз подбирается к его глазам, и зажмурился.

За закрытыми веками он видел, как наяву воспоминание. Старшая сестра сбегает с сумкой вещей мимо него из квартиры, пытаясь вырваться из рук той кого они были обязаны называть матерью. Мгновение, звук, похожий на хлопок. Всё тело содрогнулось. Он увидел в своих воспоминаниях окровавленные обои. Брызги разлетелись в разные стороны. Пару капель упали на его носки. Крики. Кто-то кричит. пахнет дешёвым алкоголем.

«Марина... Почему...» — мальчишка сглотнул, скрещивая руки на груди.

«Что?» — голос сестры был ровным, почти безэмоциональным. Как запись на автоответчике.

«Почему ты ушла и не забрала меня с собой?» — обиженно спросил Серёжа, смотря на закрытую дверь. Он не решался посмотреть в дверной глазок. Слишком было страшно увидеть, что там по ту сторону двери.

— Я знала, что ты выйдешь оттуда.

Тишина захватила отель. Серёжа вновь позвал сестру, но она ему не ответила. Одиночество вновь нахлынуло на мальчика.

— «Марина! Марина!» — запаниковав, Серёжа открыл дрожащей рукой дверь и увидел перед собой поле чёрных колосьев пшеницы. Мальчик хотел было сделать шаг назад, но дверь позади него исчезла, оставляя его в одиночестве шепчущих неразборчивые песни полей.

Сделав ещё шаг навстречу неизведанному, он ощутил боль в груди. Приступ жгучего бессилия навалился на мальчишку, и он опустился на колени, ладонями уперевшись в чёрную грязь, смешанную с прогнившей тухлой водой. Топь медленно втягивала его, так что оторвать ноги с места становилось тяжёлой преградой на пути вперёд. Солнце нещадно жгло лживым светом. Сияние солнечным зайчиком промелькнуло по волосам парнишки и скрылось в распахнувшей пасть луже. Холодный ветер положил руки на плечи Серёжи, придавливая его ниже к земле, и вот казалось, что покой близко, стоит только отдаться этому чувству беспомощности, отдаться этой сонной холодной тишине. Где бы он сейчас ни был, вокруг его окружали только мёртвые почерневшие коряги, бывшие прекрасными яблонями, и камни, сплошное поле камней в грязи, с выбитыми на них измученными лицами.

— «И я стану камнем. За что? Почему я?» — подумал он.

Его разум быстро оставил попытки к сопротивлению. Впереди только шуршащая листвой неизвестность, позади пустота.

Никто не станет плакать о нём, никто не будет искать его. Может, оно и к лучшему? Сев на коленях, парень посмотрел в хмурое серое небо, не предвещающее ничего. Ветер усиливался, и со стороны поля послышался плач, смешавшись с потоком, он исказился и стал похож на крик. Серёжа прислушался, в песне ветра он слышал знакомый ему вопль отчаяния, продиктованный властной рукой бессилия. Он хорошо усвоил почерк этого дирижёра и знал, что скоро запоёт по его указке. У Серёжи не осталось ничего, его колени уже впитались в грязь, а руки повисли безжизненными канатами по обе стороны от ещё живого, но полного одиночества туловища.

Я стану камнем и умру, — заплакал мальчик, не до конца понимающий происходящее. Чёрные колосья нагнулись в его сторону, так что сквозь пелену слёз он смог увидеть острые кристаллики стекла вместо семян.

Мир вокруг него, враждебный и острый, как лезвие ножа, в таком мире нечего делать такому, как Серёжа.

Интересно, если я просто лягу и закрою глаза, всё закончится быстрее?

Серёжа решил умереть, поддаться этому миру и, сломав в себе всё живое — кости, суставы, мышцы, ногти, — стать камнем, тонущим в грязи вечность, пока не достигнет дна. Боль последний раз пронзила его грудь, и парень с упоением увидел, как его пальцы отсоединяются от ладони, а на кроссовках появляются вмятины. Что-то невидимое разбирало его на куски.

Пускай. Пусть слуги этого места, дотошные и усердные, по частям разберут меня, на этом всё кончится, — улыбнулся мальчик, опуская лицо в грязь.

Тьма охватывает и обнимает, крепко держит, но не греет, она не способна утолить печаль, не способна подарить спокойствие. Открыв глаза в тёмной болотной воде, Серёжа увидел под собой чистое дно. Он никогда раньше не видел дно, но вопреки всему там не было ила, или тел мертвецов, камней и рыб. Оно было пустым и чистым, без зазубрин и палок. Ровная поверхность напоминала своим серебряным сиянием дно кастрюли. Серёжа понял, почему оно так выглядит, он представил, как пытается выбраться, но ему не за что ухватиться.

У меня нет ничего, — стиснул зубы парнишка, не обращая внимания на свои отсоединившиеся от тела руки, проплывающие мимо. Раньше он никогда не видел смерть и точно не мог вообразить, что она будет такой.

Ничего, у меня нет ничего, кроме меня самого, — по старой привычке Серёжа поджал ноги к груди, но слёзы сгорали мелкими огоньками возле его лица.

Открыв один оставшийся глаз, он внезапно увидел перед собой ключ. Красивый и блестящий, он плавал возле его лица, болтаясь за цепочку на шее. Ключ от номера преобразился. Красивый, украшенный ярким зелёным камнем, он отражал свет во тьме, как ещё не потухший фонарь, как маяк в беспробудном шторме. Поддавшись порыву, Серёжа зубами вцепился в ключ. Чёрная вода исчезла, вихрем поднимая тело парня на поверхность. Стиснув ключ в зубах изо всех сил, Серёжа полз по грязи, расталкивая камни туловищем, отталкиваясь единственной левой ногой от грязи. Тяжесть ключа была ужасающей. Ключ приносил ему боль, давил на зубы и жёг язык, но Серёжа знал, что его нельзя бросать ни в коем случае. Он не знал, зачем ползёт, он не знал, как долго ему хватит сил. Серёжа плакал, рычал от злобы, как животное, и скулил, как подстреленный пёс, истекал слюной, зачёрпывал в дырявый подбородок грязную болотистую воду. Задыхался, выбивался из сил, но всё равно полз. Он продолжал ползти даже тогда, когда его единственная нога запуталась в колосе чёрной ржи. Он был боец, и решил не сдаваться даже тогда, когда старые пустые стволы деревьев сами собой попадали на его тело, прижимая к земле. Серёжа полз в одиночестве, протирая острыми скорбными камнями свою толстовку, грудь и шею, пока бездонное поле не изменилось колючими кустарниками, царапающими лоб, а за тем и холодными песками.

Выползая на прозрачный песок, оказавшийся на деле россыпью битого стекла, Серёжа попытался сесть на месте. Исцарапанный, измученный, он походил на оживший кошмар. Но оказавшись на островке посреди пышущей злобой топи, он чувствовал себя в безопасности. Его зыбкое сознание требовало покоя, но пока он держал в зубах ключ, всё было в порядке. Рука приросла к его туловищу, и даже пальцы сами прикрепились к распахнутой ладони превратившись из камней обратнов плоть. Осмотрев свою единственную руку, он ощупал своё безносое одноглазое лицо, с плывущей как воск кожей, и испугался. Никто не захотел бы остаться таким навсегда. Бушующая топь стала подвижнее, стараясь раскачать остров, сломать последнее пристанище Серёжи.

Оставь меня! Оставь меня! — закричал мальчик, вынимая ключ из рта и отползая от подступающей к нему липкой грязи. — Оставь меня в покое! Сестра! Сестрёнка помоги мне!

Отчаяние и страх, смешавшись воедино, отпугнули плотоядное болото, и то, отступая, унесло его ботинок с собой. Позади мальчика внезапно выросла дверь синего цвета.

Без раздумий Серёжа вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь. И вот рывком он встал на месте и побежал на своих двоих. Он перепрыгнул лужу бывшую недавно топью и заскочил обратно в комнату захлопывая дверь. Его трясло от ужаса, метнувшись к телефону, он позвонил на ресепшен, но не смог связать и двух слов.

Вскоре в его номер постучали, дверь была не заперта. На пороге появилась Марина в форме администратора отеля. Девушка вытаращила глаза и побежала к брату. Она ловко схватила его, словно боясь, что он снова растворится. Сжимая его в объятиях, девушка тихонько залепетала.

— Это ты! Это правда ты? Мне так жаль, Серёж... Мне так жаль, — старшая сестра была напугана, но улыбалась. Она вытерла слёзы рукавом формы и взяла лицо брата в свои ладони. — Обещаю, тебя больше никто и никогда не тронет. Понимаешь? Я обещаю, больше никаких страхов, хорошо? Больше ничего не бойся. Не бойся иначе твои страхи станут реальностью, будь смелым… мы будем смелыми, сейчас и всегда. — она была счастлива, а Серёжа, не понимающий, смотрел на неё взволнованный и напуганный так же, как и она. Но почему-то он чувствовал, что всё и вправду будет хорошо.

________________

Тела двух детей, девочки шестнадцати лет и мальчика тринадцати лет, были найдены в номере отеля. По предварительным данным, пятидесятиоднолетний Михаил Воронец, опекун детей, убил их после того, как принял психотропные препараты во время ссоры с сожительницей, сорокапятилетней Овдосьей Луговых. Состояние женщины оценивается как среднее, вследствие употребления большого количества алкоголя в момент убийства детей женщина находилась без сознания в ванной. По версии следователей, приёмные родители хотели вернуть домой сбежавших детей из-за пособия в размере двенадцати тысяч двадцати трёх рублей.

Автор: Полина Барышева.