MakerGovna

Пожалуйста, поддержите меня, друзья! Поддержите хуями в панамку, "ты написала говно", покажи сиськи, ноздри. Короче, как вы умеете. Я впервые в жизни послала своё произведение на конкурс.

Его долго модерировали. Я нервничала, кот смотрел на меня, как на ебанутую нервничал. И сегодня, наконец, его (произведение, не кота) приняли!

Выложила 71000 знаков, написано более 200000, требуется 400000. На вторую половину текста у меня 13 недель.

Скажите что-нибудь жизнеутверждающее.

ПС: всем, кто интересуестя: "А не очередные "Сумерки" ли?"

Прототипом главной героини выступает персонаж манги "Сага о Винланде" Макото Юкимуры – Аскеладд. Циник, негодяй и опортунист.

Это точно не "Сумерки".

Ребятушки! Очень прошу вас помочь. Текст готовится на конкурс. Кому не жалко потратить своё драгоценное время: прочтите, ткните мордой в косяки. Свой глаз-то замылился...

Условия: 10 авторских листов, этническое/регионально фэнтези и никой порнухи и уся (что, на мой взгляд, одно и то же).

Скину завязку. В любом случае, 10 а.л. в пост не влезет.

Название: Сердце амбы.

Аннотация: Реальность начинается там, где кончается асфальт.

Уссурийская тайга не прощает ошибок. Особенно чужакам. Не оставишь подношения Онку – удачной охоты не видать, не задобришь Тагу Маму – непременно заблудишься. А то и злобный дух-эхо багдихе заморочит, закружит да заведёт в болото. Или озорник кусалянку, внушив ложную надежду, заманит в бурелом на радость огдзё с дерева Тун.

Умеючи, их можно прогнать. Но не дай, боги, даже опытному шаману повстречать в тайге амбу.

Марии не повезло, она повстречала. Сразу двух. Один её смертельно ненавидит, другого она обязана полюбить. Но можно ли любить кого-то по принуждению? Или проще… его убить?

Текст:

Дом у солиги-реки.

Маша опустилась на поваленное дерево, обхватила голову руками. Из зарослей таволожки за спиной раздалось протяжное "уху". Взвизгнув, девушка подпрыгнула на месте. Сердце заколотилось как бешеное, а тело покрылось липким потом.

– Чтоб ты, сволочь, провалился, – от всей души пожелала она ухающему в кустах.

Переведя дух, набрала номер. В трубке послышалось невнятное потрескивание, шипение и щелчки, словно Марья пыталась дозвониться до Луны. Похоже, приморское МЧС всем составом отправилось в отпуск, предоставив гражданам уникальную возможность самим решать свои проблемы.

Телефон с упорством идиота утверждал, будто сейчас половина десятого утра. Однако кромешная темень и ковш Большой Медведицы над головой намекали на бредовость данного утверждения.

И что теперь делать? Можно, конечно, выбрать направление и просто идти вперёд. Только неизвестно, в каком овраге или буреломе закончится этот ночной променад, ибо Машу окружала тайга. Самая настоящая – уссурийская: высоченные кедры, перемежающиеся редким дубняком, лианы лимонника, запах хвои и прелой листвы…

Вопрос, каким чудом её занесло из центра города прямиком в тайгу, уже даже не беспокоил. Нужно было выбираться отсюда. Самое разумное – дождаться утра. Только паника железными лапами давно когтила сердце. Казалось, ещё чуть-чуть, и она, несмотря ни на что, бросится сломя голову сквозь тьму в неизвестность.

Сначала Маша пыталась орать, в итоге зазря сорвала голос, а ответом послужило лишь возмущённое гуканье из кустов. Затем попрыгала на бревне, размахивая включённым смартфоном. С тем же результатом.

Но утром она попробует определить стороны света по мху и ветвям сосен…

Девушка раздражённо стукнула кулаком по стволу.

"Где ты тут мох видишь, идиотина?! А лес частый, ветки тянутся к солнцу, то есть вверх. Много, поди, здесь "наопределяешь…"

Да и смысл? Когда понятия не имеешь, куда тебе: на север, на юг или на восток.

Маша совсем отчаялась и от безысходности завертела головой. В несбыточной надежде приметить что-нибудь, что поможет понять, где она находится.

Но оказалось, с этого и надо было начинать: справа меж деревьев загорелся едва различимый огонёк, напоминающий луч маломощного фонарика. Погас и опять мелькнул.

"Затаиться! – пронеслась параноидальная мысль. – Промолчишь – они не заметят".

Поздравив себя с тем, что находится на полпути в сумасшедший дом, усилием воли поборола иррациональный страх, поднялась на ноги. И, не в силах больше сдерживаться, рванула на свет.

Пробежала шагов двести, вылетела на поляну и застыла как вкопанная. Посреди опушки стоял добротный бревенчатый сруб, окружённый низенькой изгородью, навроде русского плетня. Напротив входа в дом изгородь украшала здоровенная рама ворот без единой створки. А перед несуществующими воротами замерли двое мужчин.

От удивления Маша разинула рот и закашлялась. И бог бы с ним со срубом в тайге, с двумя мужиками, неизвестно, что здесь забывшими, воротами под Камаз посреди утлого заборчика… Мужчины были невероятно, просто нечеловечески, красивыми. Будто над двумя обычными, живыми людьми кто-то поработал в фоторедакторе.

С первого взгляда ясно – близнецы. Одинаковые ядовито-карие глаза, где зрачок практически сливался с радужницей, уголками тянулись к вискам. Гладкая кожа и идеальные фигуры. В жизни Маша не встречала никого настолько внешне совершенного.

Первый вырядился в белую выглаженную сорочку, классические чёрные брюки и начищенные до блеска лакированные туфли.

Ночью. В лесу.

Правда, его родственник смотрелся ещё колоритнее. Льняная рубаха распояской, холщовые штаны и высокие сапоги до колен с причудливым орнаментом. Довольно меркантильная Маша оценила сапоги в половину своей зарплаты.

Он тяжело опирался на руку брата. Выглядел бледным и нездоровым, несмотря на возраст: на вид обоим было лет по тридцать пять.

Она проморгалась, хлопнула себя по щеке. Ничегошеньки не изменилось: сруб, ворота, плетень, два лесных щёголя остались на месте. Тот, который казался здоровым, держал в руке лампу. Обычную советскую "керосинку".

Забавно, но мелькнувшая издали тусклым светлячком, вблизи лампа лупила, точно корабельный прожектор.

– Вы кто? – ляпнула девушка вместо приветствия.

– Встречный вопрос, – сощурившись, мурлыкнул мужчина в парадных брюках и туфлях. – Ты кто такая? И что забыла в моём лесу?

– Мангани! – укоризненно перебил брат. – Как вы здесь очутились? Как вы нас нашли? Вас… Вас, случайно, не Саша зовут? – с надеждой поинтересовался он и побледнел ещё сильнее.

– Н-нет. – Грудь сдавила невесть откуда взявшаяся тоска.

Тёмные сосны вокруг перестали быть  угрожающими; теперь они, понуро свесив ветви, обступали одинокую поляну молчаливым кольцом и глядели на неё едва ли не с укоризной.

"Совсем крыша поехала", – поставила Маша самой себе диагноз и тряхнула головой.

– Моё имя Звягинцева Мария Владимировна. Я заблудилась. И… я не Саша.

– Видим, что не Саша, – влез Здоровый Братец (так Марья его мысленно окрестила). – Что ты здесь делаешь? Говори правду! Пока башку не оторвал.

– Мангани… – снова попытался осадить его Больной, но без особого успеха.

Здоровый высвободил руку и двинулся вперёд. Походка у него была под стать внешности. По-кошачьи мягкая, настороженная. И очень изящная.

Маша привычным, заученным движением встала в стойку и буркнула:

– Сётокан, Окинава-тэ. Пятнадцать лет в спорте. Приблизишься – отправлю на кладбище.

– Брат! – в отчаянии воскликнул второй близнец. Из правой ноздри мужчины на подбородок потекла струйка крови. – Прекрати!

Мангани не обратил на него внимания, на секунду замер и сузил глаза до щёлочек.

– Ты смеешь мне угрожать? В моём-то лесу? – Он в упор уставился на Машу.

– Лес такой же мой, как и твой. – Годы карате научили Звягинцеву главному: сильному противнику нельзя показывать страх. – Я заблудилась и мне нужна помощь. Не хотите помогать – я уйду. Но, прежде чем напасть, вспомни, сколько стоят вставные зубы.

Больной Братец смахнул с подбородка кровь тыльной стороной ладони, оставив на коже алый мазок.

– Ради дерева Тун, Мангани! Остановись! Девушка ни в чём не виновата. Она действительно заблудилась. Будь иначе, я бы почувствовал.

Здоровый медленно повернулся к брату. Лицо его смягчилось, а из позы исчезла настороженность.

– Если ты так говоришь, Эдзэни… Ладно, отважная курица, – он недобро зыркнул на Машу. – Чего у тебя стряслось?

– Знаете… я, пожалуй, пойду. – Она сатанела от кретинского диалога, от поведения обоих мужчин и от всей ситуации в целом. Лучше уж ночью по тайге бродить, чем торчать тут с этими шизиками.

– Куда? – изумился Мангани. – Прямиком в объятия багдихе или кусалянку? Сейчас полночь – их время.

– Какую солянку? – Девушка хлопнула длинными ресницами.

– Не солянку, а кусалянку… Тот ещё озорник. Любитель внушать людям радость, эйфорию, восторг. Не успеешь оглянуться, и заманит в непроходимые дебри.

– Называется – героин, – перебила Маша. – Слава богу, я не по этой части. Мне бы узнать: далеко отсюда до города?

Близнец по имени Эдзэни окинул её печальным взором и вздохнул.

– Что за город ты имеешь в виду, дитя?

"Дитя? Да я лет на пять тебя моложе…"

Но вслух произнесла:

– Владивосток, естественно. На худой конец – Артём.

Эдзэни скорбно склонился.

– Мы живём у солиги-реки, что зовётся вами Большая Уссурка. И ближайшее отсюда крупное людское поселение – Дальнереченск.

– Этого не может быть, – проронила Звягинцева и добавила уверенней: – Примерно четыре часа назад я пила кофе на Морвокзале в центре. А оттуда до Дальнереченска километров четыреста.

– Четыреста пятьдесят, – с премерзкой улыбочкой съехидничал Мангани, но отчего-то вдруг осёкся, замолчал и с тревогой покосился на брата.

Тот застыл соляным столбом, прижимая ладонь к груди, и вроде бы позабыл, как дышать.

– Ты… ты… Это правда? То, что ты говоришь? – наконец вымолвил он.

– Истинная.

"А вот зачем сочиняете вы, мне непонятно".

Тем временем Мангани потоптался на месте, недоверчиво скривился и проворчал:

– Погоди… Утверждаешь: ты перенеслась на полтысячи километров за четыре часа? И ты не Саша?

"Честное слово, я ему сейчас вмажу, – с поразительным спокойствием подумала Мария Владимировна. – Безо всякого сётокана. Просто возьму и тресну камнем по балде".

– Нет, – процедила она сквозь зубы. – Я утверждаю, что хреновые из вас юмористы, и шутка затянулась.

– Неужели прошла сквозь Врата? – пробормотал под нос мужчина, словно Маши не существует. – Но… как? – И, внезапно вспомнив о ней, злобно зарычал: – Ты шпионка? Кто тебя подослал? Отвечай!

– Чего городишь, псих ненормальный? – Марья с неясными намерениями сделала шаг вперёд, сжав кулаки. – Я заблудилась! Мне темно, холодно и страшно! А в кустах "ухает" какая-то гнида…

– Какая гнида?

– Откуда мне знать? Филин или сова. Я чё, орнитолог?.. Где Владивосток, чёрт бы вас побрал?!

– На юге, – рявкнул Мангани, подражая её тону. – В четырёхстах пятидесяти километрах.

Может, они, действительно, "с приветом"? Происходящее всё меньше и меньше напоминало розыгрыш. По крайней мере, злился парень всерьёз.

– Расскажи, что с тобой случилось, – мягко попросил Эдзэни.

Секунду назад Маша намеревалась послать этих придурков подальше, но слова братьев насчёт Дальнереченска рождали в душе смятение. Главным образом, тому способствовала сама тайга. Ближайший к Владивостоку хвойный лес находится в Многоудобном. Правда, он гораздо реже, деревья там моложе, а сама местность – сопка на сопке. Равно как и в Новоивановке, и в Центральном. Здесь же – равнина. Скорее всего, долина реки, шум которой она теперь отчётливо слышала. И нормальной такой реки: не Енисея, конечно, но и не ручейка. Более того, лес густой, частый.

Звягинцева – кровь от крови Приморского края – не испытывала перед тайгой благоговейного страха, подобно жителям центральной России. В том же Многоудобном, будучи ребёнком, облазила каждый метр. И, какой бы непроходимой ни являлась чаща, она везде хранила следы соседства с человеком. Натыканные то тут, то там фотолавушки, зарубки или нити на стволах для ориентировки, места прикормки дичи, пеньки от срубленных деревьев, отпечатки протекторов квадроциклов, кострища, тропинки грибников и егерей.

Тут ничего подобного не наблюдалось. Чистый, девственный лес, в котором люди частыми гостями однозначно не были. Подобное можно видеть лишь на очень большом удалении от населённых пунктов.

А вокруг "Владика" – город на городе, деревня на деревне.

Так ничего и не решив, девушка пожала плечами и начала:

– Около восьми я заскочила в Морской вокзал выпить кофе. Там прекрасная кофейня. Заказала чашку эспрессо, сделала пару глотков и вырубилась наглухо. – Она почесала бровь. – Ни предварительной тошноты, ни головокружения, просто "кто-то выключил свет". Очнулась на опушке, вокруг темень и непролазные дебри. Пошарила в сумке. Поразительно: деньги, карточки и дорогущие очки не спёрли. Как и телефон. Попыталась вызвать МЧС, но никуда не дозвонилась, хотя связи – на все четыре деления.

– Связь тут действительно есть, – довольно усмехнулся Мангани, и до боли стал напоминать кота, обожравшегося сметаны. – Только не с людьми.

– А с кем? – удивилась Маша.

– Не обращай внимания,  – вмешался его брат. – Продолжай.

– Так – всё… Увидела свет вашей лампы и прибежала сюда.

Близнецы со значением переглянулись, а потом и вовсе уставились друг на дружку. Эдзэни выглядел искренне потрясённым. Сейчас он походил на ребёнка, годами мечтавшего о велосипеде, и получившего к празднику штаны на вырост.

Неприятно признавать, но, вероятно, этими "штанами" оказалась она сама.

Мангани, таращась на брата, силился строить из себя циника. Но кривая улыбочка потихоньку сползала с лица, а в глазах плескались сочувствие, понимание и печаль.

– Не отчаивайся, – внезапно воскликнул он с энтузиазмом. Как ни старался – вышло фальшиво. – Это ошибка. Чего в жизни не бывает… Она обязательно придёт.

Эдзэни покачал головой.

– Полночь последнего дня миновала. Она не вернётся. И ты это знаешь. Обманула старуха Мамэлди… – По щеке мужчины скатилась слеза. – А Пудза недвусмысленно дал понять: первый, кто сюда заявится, тот и станет хозяином То́го. Мужчина ли, женщина ли, ребёнок ли… Да хоть собака! Явилась эта девочка… Лампа дней и миров указала на неё. Значит, быть посему!

– Но твоё сердце…

– Я сделал то, что сделал! Сделал то, что должен был. И ни о чём не жалею.

"Чего они мелят?" – мысленно ахнула Маша, а Эдзэни легонько хлопнул её по спине и предложил:

– Идём в дом, дитя. Не страшись Мангани, он расстроен, оттого и злится. Даю слово, здесь тебя никто не обидит.

Звягинцева засопела и нехотя поплелась вслед за ними. Тащиться в хибару к двум незнакомым мужикам – глупость несусветная, но выхода особо не было. Не шляться же, в самом деле, в одиночку по тайге.

***

Керосиновая лампа, в помещении начавшая светить как положено, вырвала из тьмы клочья реальности: грубые бревна сруба, закопчённый потолок, да пару колченогих табуретов.

Воздух густой, спёртый – пахнет старым деревом, чем-то травяным и… медвежьим салом, что ли? Непривычно, но не противно.

Сверху по периметру была натянута верёвка с нанизанными бумажными фигурками людей и животных: маленькие охотники, кашевары, симпатичные косатки с острыми плавниками, целая стая волков. А в пол вмонтировали огромный очаг, вроде здоровенной китайской сковороды-вок. В очаге потрескивали поленья.

"Занятное убранство". – Маша глазела по сторонам с нескрываемым любопытством.

Мангани, сунув керосинку на полку, плюхнулся на лавку. Невозмутимо принялся точить о ботинок нож с изогнутой рукоятью. Эдзэни молча устроился рядом с братом.

– Скажите! – Она не села, предпочитая держать дистанцию. – Где я? По-человечески.

– В тридцать шестой раз за сегодня: рядом с рекой Большая Уссурка в Дальнереченском районе Приморского края, в пятнадцати километрах от трассы А-370, –  отбарабанил Злобный Братец (поразмыслив, Звягинцева придумала ему более подходящее прозвище). – Усвоила?

– Бредятина! Не могла я по волшебству перелететь за полтысячи километров.

– По волшебству – нет, – устало произнёс Эдзэни. – На тебя пал выбор Лампы дней и миров. Не знаю, почему.

Если он надеялся, что толково всё объяснил, то – зря. Понятнее не стало.

– Это, – продолжал Добрый Близнец, – должен быть совсем другой человек. Я ждал её ровно сто лет… Не важно! Судьба распорядилась иначе: тебе выпала честь хранить Того-буа – Очаг тайги… Великая привилегия, и бремя тоже великое…

– Нет, вы точно больные! – Маша начала впадать в тихое бешенство. – Пожалуйста, – затянула она, – скажите, в какой стороне дорога, и я пойду. Скоро рассветёт.

"Пятнадцать километров – фигня. За пару часов доплетусь. Только б эти клоуны перестали валять дурака".

– Девчонка тебе не верит, – хохотнул Мангани и подмигнул родственнику.

– Значит, придётся…

Чего "придётся", Эдзэни не договорил, взмахнул рукой, и комната озарилась ярким солнечным светом. Очаг, похожий на китайский вок, полыхнул, точно туда плеснули керосина. Фигурки под потолком заискрились и задвигались: женщина принялась полоскать в реке бельё, по своим делам побежал юркий барсук, смешно перебирая лапками, а грузный медведь вперевалочку подобрался к толстому стволу.

Звягинцева оглянулась на братьев, желая спросить: что за фигня? Но не вымолвила ни слова. Глаза у неё полезли на лоб, а выпитый вечером кофе – обратно.

Волосы Эдзэни и Мангани порыжели, на головах отросло по паре острых ушей, как у героев дурацких аниме. Кисти тоже покрылись чёрно-оранжевой шерстью. Из-за спины обоих близнецов показались одинаковые полосатые хвосты, которыми мужчины задорно помахивали.

Машу хорошенько качнуло вправо. Чудом устояв на ногах, она набрала побольше воздуха в грудь и заорала так, что шишки с кедров посыпались:

– Оборотни!

Бросилась к выходу. Дверь почему-то оказалась заперта и девушка со всей дури врезалась в створку. Развернувшись, выставила руки готовая ко всему.

"Сковорода" в полу разгорелась пуще прежнего. Из очага, прямо из костра, температура в котором была градусов триста, выскочил мальчуган. Лет семи, в длинной рубашонке с причудливой вышивкой и лихих высоких сапожках.

Малец шмыгнул перепачканным носиком и заверещал:

– Госпожа хозяйка, госпожа хозяйка! Не пугайтесь, госпожа хозяйка! Мангани и Эдзэни – амбы, а амбы только так и выглядят.

– А т-ты кто? – потрясённо промямлила Звягинцева.

– Я дух очага – того-эндури. Но все зовут меня Искорка.

Мальчонка разулыбался и доверчиво прижался к Машиной ноге.

– У меня теперь есть госпожа хозяйка! Вы такая смелая, такая хорошая. Уж под вашим-то присмотром огонёк никогда не погаснет…

"Точно! – обрадовалась девушка удачной догадке. – Я сбрендила и лежу в дурдоме. А происходящее – "побочка" от галоперидола".

Мангани довольно фыркнув, повёл ушами.

– Думаешь, мы галлюцинация? – хитро поинтересовался он, словно прочитав её мысли. – Спешу разочаровать. Все присутствующие вполне реальны. Включая тебя… к сожалению.

За сегодняшний день Марья натерпелась – на всю жизнь хватит. Конечно, весьма соблазнительно считать себя сумасшедшей, но ручка двери вполне реально упёрлась в поясницу, Искорка был твёрдым и тёплым…

А ушастый самодовольный индюк до того раздражал, что заставил даже страх отступить!

– Скажи, какого числа какого месяца я успела наступить тебе на хвост? Ткни пальцем в нужную сторону, я пойду, и тебе больше не придётся меня терпеть.

– Не могу, – нараспев произнёс Злобный Братец. – Ты теперь Хранительница Очага, и здесь твой дом.

Маша сомкнула веки, сделала глубокий вдох, но не успела раскрыть рта, как Мангани поднялся и медленно своей неподражаемой походкой двинулся на неё. Теперь он выглядел жутко. На самом деле жутко. Чувствовалась в нём непонятная, гибкая сила, не имеющая ничего общего с физической.

– Ты никуда не пойдёшь. – В комнате внезапно похолодало. – Лампа дней и миров сделала свой выбор. Без тебя Очаг погаснет.

– Прекрати! – Эдзэни в мгновенье приблизился к брату, схватил его за локоть и резко повернул к себе. Невзирая на бледность, смотрелся Добрый Братец не менее внушительно. – Как бы ни было важно поддерживать огонь, насильно тут держать никто никого не станет. Если Мария пожелает остаться, она останется. Вознамерится уйти – уйдёт…

– Но, брат! Ведь ты…

Эдзэни вскинулся, выпрямил спину.

– Замолчи! Не важно, что произойдёт. И девушке об этом знать не к чему. Вдобавок… заруби себе на носу: хоть волос упадёт с головы девчонки, будешь иметь дело со мной.

Мангани насупился, поглядел на брата с беспокойством и обидой. А потом порывисто крутанулся, зашагал к выходу, бормоча:

– Как хотите. Все здесь умные, один я дурак… Поступайте, как знаете. Без меня обойдётесь! – И громко хлопнул дверью.

Искорка, про которого Звягинцева успела забыть, отчаянно заревел.

– Не уходите, хозяйка! Не оставляйте нас…

Эдзэни мягко оторвал того-эндури от её штанины и усадил на табурет.

– Госпожа – наша гостья. Разве так себя ведут при гостях? – Он посмотрел на Машу. – А-370 в пятнадцати километрах строго на север. Я… э-хм… не смогу тебя проводить. – Вид у него был,  и правда, не очень. После ссоры тёмные круги под глазами сильнее почернели, а лицо совсем осунулось. – Держись ориентира – высокой сосны с двойной верхушкой, со временем выйдешь к дороге.

Девушка качнулась на пятках. И вместо того, чтобы убираться подобру поздорову, полюбопытствовала:

–  Где тот Очаг, про который вы всё время твердите? Почему это настолько важно?

– Он прямо перед тобой. – Мужчина слабо улыбнулся и указал на "сковородку". – Его имя – Того-буа или Очаг тайги. Пудза разжёг его ровно сто лет назад. Теперь, когда сто лет истекли, нужен кто-то, кто будет поддерживать пламя.

Звягинцева хотела бухнуть: на кой чёрт? Но немного смешалась и спросила:

– Как насчёт вас?

– Нет, не мы. Мы с братом амбы, Искорка – дух. А подобное под силу лишь человеку.

– Кто такие амб…

Добрый Братец побелел до синевы, хрипло выдохнул, опёрся о косяк и медленно сполз по стене на пол.

– Эй, дружише, ты чего? – Она бросилась к мужчине и попыталась поднять.

– Госпожа хозяйка! Всё будет хорошо, госпожа хозяйка. Он очнётся. Просто у амбы нету сердца, потому он очень слаб.

– Сердца нет у его несносного родственничка. А ещё мозгов и совести… – Маша слегка похлопала Эдзэни по щекам – безрезультатно. – Дерьмо! Нужно звонить в скорую.

Девушка полезла в сумку за телефоном. Выронила косметичку, очки. Наконец нашла сотовый. Теперь и бесполезные четыре деления сети куда-то пропали.

Ни на что особо не надеясь, набрала номер. С минуту послушала тишину и в досаде отшвырнула телефон.

В эту секунду перед мысленным взором возник раскидистый дуб посреди опушки. Стоя рядом с ним, Звягинцева беседовала с близнецами.

"Если забраться повыше… – Она подобрала мобильник, вскочила с колен и бросилась к выходу. – То можно поймать сигнал!"

Какой тут может быть сигнал, после всего случившегося, Маша не задумывалась. Ей лишь не терпелось переложить ответственность за все мистические бредни последних часов на кого-нибудь сильного и профессионального. Её же собственный разум едва-едва балансировал на гране истерики и безумия.

– Госпожа! Куда ты? – заканючил Искорка вслед и тоже выбежал на улицу.

Девушка повернулась к нему.

– Не бойся, малыш. Я влезу на дуб и попробую вызвать бригаду МЧС, – как можно убедительней заговорила она, пятясь к воротам без створок.

– Нет! Не…

– Всё хорошо. Я прекрасно лажу по деревьям, – наврала Маша с три короба и сделала шаг назад.

– Нет! Не делайте этого! – заверещал того-эндури. И понуро добавил, когда госпожа хозяйка, покинув дворик, исчезла: – Не выходите из Врат спиной вперёд.

***

Сруб исчез.

Всё вокруг осталось прежним: и поляна, и сосны, и даже злополучный дуб. Испарились дом, забор и высоченная рама ворот.

Атмосфера неуловимо изменилась. Ночная тьма сменилась серостью, но не предрассветной, а враждебной, неприютной, как густой утренний туман над бухтой Гайдамак, что заставляет даже бывалых рыбаков выходить в море с опаской. Более того, не покидало чувство собственной инности, чуждости этому месту.

Воздух справа от Маши дрогнул, пошёл рябью. Рядом материализовался Искорка. Звягинцева хотела удивиться, но передумала. Сегодняшний день доказал: в её жизни теперь возможно всё. Вообще, всё.

– Где мы? – робко поинтересовалась она у мальчугана.

Того-эндури судорожно сглотнул, прежде чем прошептать:

– В хээдгу буа – нижнем мире. В мире, где хозяйничают тан'ики, огдзё, аями, злые духи, токеби, ёкаи, яогуаи. И амбы.

– Что нам теперь делать?

Мальчишка почесал за ухом и посерьёзнел.

– Наши Врата закрылись, поэтому  нужно отыскать другие и вернуться обратно.

– А где они могут быть?

– Рядом с трассой, к которой вы так стремились. Недалеко. Но… до них  ещё надо дойти.

***

Мангани пнул камешек и уселся на траву.

"Эх, Эдзэни, Эдзэни! Стоит девчонке уйти и ты…"

Амба сжал в ладони горсть земли.

"Всему виной твоя глупая любовь. И дурацкое сострадание… Что же ты творишь со своей жизнью, брат?!"

– Ах-ах, – раздался позади насмешливый голосок. – Грозный тигр превратился в ошпаренного кота. До чего жалкое зрелище!

– Хули-цзин Да Цзи, – определил он, не оборачиваясь. – Меньше всего на свете я нуждаюсь в нравоучениях опальной лисицы.

Гордая красавица Да Цзи в роскошном шёлковом халате, расшитом фениксами, с замысловатой причёской, украшенной золотой шпилькой, поигрывая всеми девятью хвостами, неспешно продефилировала по полянке. Императрица – ни прибавить, ни убавить.

– И, тем не менее, совет я дам. Хочешь удержать девчонку, расскажи ей правду.

– Откуда ты…

– Не задавай глупых вопросов. У меня везде глаза и уши. Я…

– Заткнись! – резко оборвал Мангани и прислушался.

Действительно: женский крик и отчаянный детский визг.

Он сорвался с места и полетел на голос. Метров через пятьсот нашёл то, что искал: новоиспечённая Хранительница Очага с Искоркой на загривке неслась сквозь лес, не разбирая дороги.

За девчонкой гнался огромный монстр, похожий на здоровенный пень на четырёх ногах.

Вот невезенье! Оплетай.

То и дело выбрасывая вперёд корни-отростки, он пытался достать двоицу, правда, пока безуспешно. Девица петляла зайцем, ловко перепрыгивая через препятствия, мчала во весь опор. И орала на сто вёрст окрест.

Хвалёный сётокан, очевидно, пошёл соплячке на пользу. Она на слух лупанула ногой по удлинённому сучку монстра. Тот взвыл и в ярости удвоил усилия.

Девчонка бросилась к ветвистой осине и неуклюже полезла наверх.

– Дура! – в панике завопил амба. – Деревья – родная стихия оплетаев.

Но Маша его не услышала. Оплетай радостно скрипнул и поспешил за ней.

Мангани вытянулся струной и что было сил рванул к осине.

"Не успею, не успею, не успею", – стучало в висках.

Успел. В последний момент схватил девушку и того-эндури, буквально вырвав из лап чудища.

"Какой интересный у неё парфюм, – посетила его непрошеная мысль. – Сладкий. И в то же время очень терпкий. С ноткой мандарина, корицы, выделанной кожи и благородного дерева. Любопытное сочетание…"

***

– Задушишь, – просипела Звягинцева.

Искорка в панике вцепился в неё мёртвой хваткой.

– Это ты меня задушишь, – влез новоявленный спаситель. – Отлепись от меня наконец, мы давно на земле.

– Ага, – слабо вякнула Маша и с трудом разжала руки, затем сняла с закорок того-эндури.

Проклятый пень тем временем сполз с дерева. Скрипя, подвывая и охая, двинулся на них. В сумке был перцовый баллончик, но сумка осталась на полу хижины, которая в нижнем мире существовать перестала. Да и есть ли у пенька слизистая, "перцем" его поливать…

На Мангани Трухлявый не произвёл особого впечатления. В руках амбы откуда ни возьмись появилась сабля – нечто среднее между катаной и мачетте.

– Держитесь за спиной и не мешайте, – проворчал мужчина, встав между ними и монстром.

– Конечно, конечно, – заверила Маша.

Присела на корточки, пристально поглядела на Искорку. Дебильно-счастливым тоном футбольного комментатора сообщила:

– Кошак справится! – Снова сграбастала мальца и рванула в такой  бешеный галоп – аж в ушах засвистело.

– Не кошак – тигр, – поправил парень на бегу. – Все амбы – тигры.

– Да хоть, блин, крокодилы! – прохрипела Звягинцева, не сбавляя темпа. – Где грёбаные Врата?

Того-эндури беспокойно заворочался.

– Не знаю. Я и сам заблудился. Ищите сосну с раздвоённой вершиной.

– Не вижу я таких сосен… Ладно, хрен с ней! Валим отсюда, а там разберёмся.

Но со временем Машу начала мучить совесть. Втравила Блохастого Братца в неприятности и – в кусты. Что, если вопреки прогнозам, он не справится? Нужно было хоть палку взять или камнями в пенёк покидаться…

– Бросай своё бесполезное Окинава-тэ и иди в лёгкую атлетику. В беге с препятствиями и духом очага подмышкой тебе равных не сыскать, – хохотнули сверху.

Звягинцева задрала голову. Над ними завис Мангани. Ни побитым, ни особо усталым амба не выглядел.

– Что ты там делаешь?

– Лечу… Наблюдаю, как вы минут пять бежите не туда.

Маша резко остановилась. Пальцы больно впились в носы кроссовок.

– А куда нужно?

– Эх, горе горькое, – запричитал Мангани. – Давай руку, доставлю в лучшем виде.

Он подхватил их с того-эндури, как пушинок, и помчал сквозь лес.

Тонкие ветки то и дело хлестали её по щекам. В итоге Марья плюнула на гордость и зарылась лицом в расстёгнутый ворот сорочки амбы.