Коля был неходячий, катался на коляске и любил пить, а Валя любила порядок и сканворды и не любила, когда Коля пьет. Поземцевы жили бедно, хотя на двоих они получали неплохую сумму, а старикам, как известно (а мне это было действительно известно), особо много для житья не нужно. И на что уходила их пенсия я так и не узнал. Точно не на родственников и не на лохоразводки, которыми закидывались почтовые ящики всех пенсионеров – такие письма я старательно изничтожал, благо должность главного спам-фильтра района позволяла.
Жить вместе они начали еще в родной деревне в начале пятидесятых. Потом порознь отучились и в городе снова сошлись. Друг с другом общались нежно – она его звала «старый мудаком», а он ее «маразматичной дурой». В общем, любили они очень друг друга. Коля постоянно мне заказывал принести водки и пива, но Валя модерировала заказ до двух бутылок темной балтики и сборника сканвордов. А потом, отведя в сторону, разрешала ему «типа тайком» еще четвертуху коньяка проносить, чтобы у супруга был небольшой запас, хоть какое развлечение в жизни и уверенность в завтрашнем дне. На новый год официальный заказ увеличивался до 4-х бутылок, одна из которых была водкой, и тайный тоже подрастал. Думаю, что Коля прекрасно знал всё про эти шпионские игрища и с удовольствием в них участвовал.
А еще Валя никак не могла в себе разобраться, то ли благом была немощь мужа, которая позволила поставить бутылку на контроль, то ли бедой - страдания супруга ее печалили. Утешала себя тем, что бутылка тут сама все решила – ведь Коля именно по пьяному делу завалился на лестнице. Да и сделать уже ничего нельзя – шейка бедра в таком возрасте не срастается. Но от мыслей таких все равно ей больно становилось. Любили они все же друг друга той любовью, которая перерастает в привязанность на пятом десятке житья вместе.
-------------
Волковцев был странным дедом и жил на дачном участке и на двери его дома висела табличка "Доктор Волковцев". Еще у него был брат, который помер, но кто из них двух был доктором, для меня осталось тайной. По словам самого деда, выходило, что сам дед. Но мне что-то подсказывало, что истина где-то рядом, поскольку на табличке инициалы были до нечитаемости сбиты чем-то тяжелым. Дед при мне никогда из дома не выходил, внутрь не пускал, и все общение проходило через окно высотой мне по грудь. На подоконнике я рассчитывал деньги, протягивал квиток для росписи и вручал нехитрую почту.
Конечно же он выписывал страшный «Вестник ЗОЖ» - мерзкий листок, регулярно портивший жизнь всем, кто общается с подписчиками этой гадости. Почему-то все адепты этой насквозь рекламной газетенки не терпели опоздания хотя бы на день и исходили звонками да жалобами. Причем от Волковцева шли звонки начальнику лично на меня: «Передайте Figgyfox’у, чтобы обязательно завтра принес». Начальник вздыхала и просила не злить этого болвана. Я соглашался, но все равно иногда ленился идти на дальний конец улицы и задерживал. Хотя меня дед любил какой-то витиеватой псевдо-отеческой любовью.
Еще Волковцев был неиссякаемым источником советов по здоровому образу жизни. Вероятно, выписываемая газетенка обязывала. И с каждым советом из разряда «питаться неделю вареной перловкой и апельсиновым соком» я убеждался, что доктором он ни разу не был и примерял на себя халат помершего братца, инициалы которого изничтожил с таблички, чтобы таких как я впечатлять. Вместо денег на чай выдавал советы типа «есть морковку три раза в день, а мясо заменить рыбой и бобами» и прочие мудрости, почерпнутые из пресловутой газеты.
Зато любителем обижаться он был знатным. Однажды, стоя под его любимым окном, я увидел в зарослях сирени свежевскопанный овал метр на два. «Труп закопали, что ли?» - мигом сгенерировал я. «П_зди поменьше!» - зло огрызнулся Волковцев, закрыл свое любимое окно и не принял пенсию. Через час позвонил начальнику и заискивающе поинтересовался, «А что это FiggyFox все пенсию не несет – я очень его жду». С начальником мы посмеялись и выдали официальный ответ - «А он приходил, звонил, но никого дома не было!».
Отнес пенсию через два дня. Так я обучил Волковцева понимать мой юмор. Потом дед мне еще долго припоминал, как он моему начальнику тогда позвонил и не выдал того, что я от него "типа сбежал" и пенсию не вручил – дед сочинил себя героем и долго меня этим доставал. В общем, это хороший был повод нам с начальником посмеяться. Да, а в той яме он мусор закопал, который ему было лень до бака нести. Хотя отнести было явно проще, чем копать. Но это Волковцев, ему так можно.
-----------------
Однажды я подменял на соседнем участке отпускного почтальона и попал в страшную квартиру. Хурновы не очень любили в ней убираться и однажды совсем забросили это глупое занятие. Лет 20 назад. И если обычно в прихожей любой другой квартиры я вежливо топтался, не желая нести грязь со своей обуви, то у Хурновых я топтался, ожидая каких-нибудь бахил или болотных сапог. Потому что обувь была сильно чище.
В квартире было затхло - окна, судя по всему ни разу за два десятка лет не открывались. На кухне с потолка свисали сталактиты копоти и пыли, а чугунная решетка старенькой газовой плиты вовсе прогорела от круглосуточно включенного газа. По всей квартире были протоптаны тропинки, окруженные завалами бесформенного мусора и грязи. Сказав «Эм….» я предложил процедуру передачи пенсии перенести в подъезд, а в качестве стола использовать стену.
Хурновы видимо что-то поняли и на следующий месяц одна из тропинок была устлана газетками. Газетку я узнал, поскольку сам ее утром кинул в ящик. Так российская пресса однажды принесла хоть какую-то пользу, правда случайно. Дорожкой из газеток меня заманили на кухню, где я присел на стул, накрытый газетками. И пенсию разложил на столе, накрытом газетками. Мне предложили чаю, но прикидывая, что стакан изнутри тоже придется накрывать газеткой, я отказался.
А потом другой почтальон вышел из отпуска, я вернул участок, и больше к Хурновым не ходил. Но другой почтальон потом меня спрашивал, что я с ними сделал – его тоже встретили газетками, а однажды даже одно стекло на кухне тряпочкой протерли. Так я научил людей чистоте. Немного.
---------------
Галина Васильевна всегда была последней в списке, но по многим смыслам она была самой первой и даже ее квартиру было удобно обойти одной из первых. Но она была не простым пенсионером, а председателем общества ветеранов, так что каждый месяц я к ней шел не только вручать пенсию. О своих подопечных по району она заботилась очень остро, поэтому меня ждал настоящий допрос о всех стариках, кого видел: кто чем живет, не заметил ли чего странного и в целом «как выглядит». Слушала очень внимательно, и ставила пометочки в громадную книгу с надписью «Бухучет». Там у нее было все по старикам записано – вплоть до дней рождений детей и внуков, а в особо запущенных случаях даже правнуков. Говорила, что каждый день по два часа выделяла на телефонное общение с бабуличами. С дедами общалась сильно реже и коротко. Деды всегда были более замкнутые, да и не так много их. До пенсии у нас как-то женщины чаще дотягивают.
Параллельно с допросом Галина Васильевна подкладывала пюре и котлету, которые готовила просто мастерски. Еще она частенько мне варений да солений сгружала в почтальонскую сумку. Своей дачи у нее не было, а вот подопечные старики нередко тащили заготовки своей "атаманше", которая эти заготовки перераспределяла в пользу нуждающихся и почтальонов. Однажды я даже советские колонки «Вега» и усилитель «Мелодия» выпросил с ее антресолей – они достались ей от сына, которого не было на этом свете уже как несколько лет. Все равно больше родни у нее не было, а вещи вроде как хорошие - жаль, что без работы стоят. Я их бережно отвез домой, развел на компьютер и слушал себе в удовольствие еще много лет, да Галину Васильевну припоминал. Но однажды в одном из каналов что-то не пробило и правая колонка умолкла. Так до сих пор и лежит усилок на даче полуразобранный.
Всё.
Первая часть
Вторая часть
Третья часть
Кошка моя.
