Предыдущее: Поэт-лейтенант Михаил Кульчицкий - военные аспекты биографии

Источник: rodina-poet-arian-tihachek.html
"Лейтенантская проза" вошла в историю русской литературы. Термина "лейтенантская поэзия" в ней нет. Как нет имени Ариана в списках поэтов, погибших на Великой Отечественной войне. А его стихов - в антологиях фронтовой поэзии. Лейтенант Ариан Тихачек погиб 20-летним и не успел опубликовать ни одной своей строчки...

(...) Прадед Ариана, блистательный чешский музыкант Ян Тихачек, был приглашен капельмейстером в Екатеринбургское благородное собрание. Иосиф Тихачек, дед Ариана, играл на скрипке в оркестре городского театра, а когда здоровье его расстроилось, стал учителем музыки в екатеринбургской мужской гимназии.

Отец Валерий Иосифович - ученый-лесовод и музыкант-любитель. Бабушка Татьяна Михайловна глубоко знала литературу и философию. Одна тетушка Ариана была художницей, другая - оперной певицей.
(...)
Из творческой и военной биографии лейтенанта Красной Армии Ариана Валерьевича Тихачека:
Родился Ариан 28 января 1923 года в Саратове, где его отец Валерий Иосифович, служивший инспектором лесов, встретил свою любовь - девушку из семьи поволжских немцев.
Когда у Валерия и Эрны родился сын Ариан, Валерий Иосифович добился назначения на родной Урал и перевез молодую жену с ребенком в Свердловск.
Отец и сын Валерий и Ариан Тихачеки, подобно другой литературной и офицерской династии, Валентину и Михаилу Кульчицким, также "разделили по поколениям" участие в двух мировых войнах. Валерий Тихачек в Первую мировую служил на артиллерийском полигоне, где проводил опыты со взрывчатыми веществами, был ранен, лежал в госпитале, а потом учился в школе прапорщиков.
В 1920-30-хх гг. Валерий Тихачек работал в Свердловске главным инженером Ураллестреста. В 1931 он был арестован Экономическим управлением П.П. ОГПУ по Уралу по делу: "контрреволюционная вредительская и диверсионная организация инженеров", однако, проведя год под следствием, был полностью оправдан и освобожден.
Разлука сделала отца и сына по-настоящему близкими людьми. И потрясение, пережитое семилетним Арианом, не забылось. В отличие от большинства своих сверстников, Ариан Тихачек слишком многое понимал. Хорошо зная поэзию Серебряного века, на советскую смотрел несколько иронически. Мог написать и вполне плакатные стихи для стенгазеты, но то, что писал всерьез, для души, перекликалось с поэзией в ту пору совершенно отвергнутой: со стихами Голенищева-Кутузова и Анненского, Бунина и Ходасевича...
Во время войны написал отцу из пехотного училища: "Получил благодарность. Придется на днях вступить в комсомол..."

21 июня 1941 года. Выпускной вечер после школы продолжился на веранде у Тихачеков. Патефон. Заезженная старая пластинка с вальсом "Оборванные струны" и новые - с "Рио-Ритой" и "Брызгами шампанского". Через два года в госпитале он вспомнит эти пластинки: "Сейчас как раз завели "Брызги шампанского". Как напоминает эта музыка наши школьные вечера! Прямо хоть на одной ноге с костылями танцуй..."
А танцевал он замечательно.
Людмила Тубина, одноклассница Ариана, вспоминала: "Девочки испекли угощенье, поставили чай, конфеты. Танцевали. А потом с ночевой поехали на озеро Песчаное. Ариан взял с собой гитару. Вернулись и узнали, что война. Ребята побежали в военкомат. Даже сфотографироваться классом не успели..."
У Ариана с детства был поврежден глаз, но он выучил всю таблицу окулиста, ему удалось обмануть медкомиссию и уйти на фронт.
Людмила Тубина: "Семнадцатого сентября сорок первого года проводили на фронт пять первых наших ребят. Пятнадцать мальчиков было в классе, вернулись трое..."
Военкомат направил Ариана в Камышлов, в военно-пехотное училище.

В августе 1942-го, окончив ускоренный курс, лейтенант Тихачек отбыл в распоряжение командира 1047-го стрелкового полка 284-й стрелковой дивизии. Эта образцовая во всех отношениях дивизия (впоследствии четырежды орденоносная гвардейская) находилась тогда в резерве, в Красноуфимске, где ее пополнили уральцы и сибиряки, а также три тысячи матросов с Тихого океана, Балтики и Черного моря. Командовал дивизией легендарный Николай Батюк.

21 сентября 1942 года полки дивизии переправились на правый берег Волги, а 22-го уже вступили в бой на улицах Сталинграда. Чуйков, в состав армии которого вошла 284-я стрелковая, сказал потом об этой дивизии: она "вросла в Мамаев курган, в его отроги и сражалась на нем до конца..."

К фото - Письмо Ариана Тихачека домой, написанное по дороге на фронт 12 сентября 1942 года:
"Здравствуйте, родные!
Пишу 4-е письмо с дороги. Все еще еду на фронт бить фрицев. Настроение великолепное. Бойцы хорошие. Сейчас утро. Только что помылся до пояса. Приятно! Все жалею, что не удалось увидеться перед фронтом. Как вы живете? Пишите сразу, как получите, и каждый день, чаще!
Ну, пока! Пожелайте счастья! Жду писем, чтобы не беспокоиться."

Военные историки говорят: рядовой боец до своей гибели воевал в центре Сталинграда сутки, командир взвода - три дня, командир роты - семь дней. Ариан Тихачек, командир роты 1047-го стрелкового полка, провоевал в Сталинграде 62 дня.
22 ноября 1942 года осколком мины ему раздробило ногу.
Хирурги спасли ногу. На лечение перевезли в Свердловск.
По дороге, в санитарном поезде, Ариан написал множество стихов и среди них - "Песню о Вике", посвященную сандружиннице Виктории Губановой.

Из воспоминаний Людмилы Тубиной: "В госпитале он писал на клочках. Это было глубоко и серьезно. Говорил, что после войны обязательно будет поступать в университет. Мы навещали его два раза в неделю. Ничего вкусного принести не могли, сами голодные. В госпитальном халате он иногда умудрялся провожать нас до дома..."

После серьезного ранения и пяти месяцев госпиталей Ариана могли бы, очевидно, комиссовать или во всяком случае направить в тыловые части. К примеру, в то же ведомство, где большим начальником служил его отец: во время войны Валерий Иосифович Тихачек был главным инженером Военно-строительного управления Уральского военного округа (оставаясь при этом беспартийным).
Но ни сын, ни отец даже мысленно не рассматривали таких вариантов.
В конце мая 1943 года лейтенант Ариан Тихачек, еще хромая, с палочкой, покидает госпиталь и едет на фронт.
Его назначают командиром роты 1310-го стрелкового полка 19-й стрелковой дивизии, а вскоре - помощником начальника штаба полка.
В начале октября 1943 года дивизия выходит к Днепру.
Из "Отчета о боевых действиях гвардейского стрелкового корпуса по форсированию р. Днепр и захвату плацдарма на правом берегу в период с 20 сентября по 20 октября 1943 года":

"Правый берег по выходе из Бородаевки резко повышается и представляет из себя гряду высот, весьма выгодных в тактическом отношении, позволявших противнику организовать хорошую оборону с обзором и обстрелом левого берега и самой реки на этом участке. Близость к реке центральной и восточной частей Бородаевки позволили противнику организовать оборону непосредственно по северной окраине Бородаевки, с приспособлением строений под оборонительные сооружения и организацией плотного огня над поверхностью воды и по берегам..."

Дивизия с огромными потерями форсировала реку и захватила плацдарм вблизи Бородаевки. Село было частью созданного немцами "неприступного вала", его опоясывал противотанковый ров. Каждый метр продвижения вперед стоил здесь десятков, а то и сотен жизней.
Никаких свидетельств о последних часах жизни Ариана Тихачека нет. Очевидно, что многие, кто воевал рядом с ним, погибли.
Можно предположить, что 9 октября помощник начштаба лейтенант Тихачек был среди тех офицеров, кто сопровождал командира полка полковника Федора Зиновьева в передвижении по передовой. В тот момент, когда он прибыл на КП одного из батальонов севернее Бородаевских хуторов, немецкие танки прорвали линию фронта и батальон оказался в окружении. Двое суток бойцы отбивали танковые атаки. Полковник был тяжело ранен. Погибли почти все офицеры штаба. Возможно, именно поэтому Ариан не был представлен к посмертной награде или это представление затерялось.
Не затерялась похоронка.
"Тихачек Валерию Осиповичу.
Красноармейская, дом 26, кв. 1
Извещение. Ваш сын помощник начальника штаба лейтенант Тихачек Ариан Валерьевич в бою за населенный пункт Бородаевка Днепропетровской области 9 октября 1943 года был убит. Похоронен в могиле дер. Бородаевка Днепропетровской области..."

Валерий Иосифович пережил сына на четыре года. В 1947 году он скоропостижно скончался.
В 1955 году прах Ариана и его погибших товарищей был перенесен из Бородаевки в село Правобережное, что стоит на трассе Днепропетровск - Киев.

Из стихов Ариана Тихачека:
В частности, ему принадлежит небольшой цикл очень реалистичных и человечных госпитальных стихотворений:
Ночь в санбате.
Глухая ночь. Горит в углу коптилка.
У печки дремлет девушка-сестра.
Соломы на полу набросана подстилка.

Я, лежа на спине, бесцельно жду утра.
Трещат дрова, железная печурка,
Сквозь дверцу на стену бросает слабый свет.
Я закурил. Дым вьется от окурка.
А рана все болит. Всю ночь покоя нет.

Начнешь стонать - не легче: боль все та же.
Начнешь мечтать - боль гонит и мечты,
Как будто бы всю ночь стоит на страже,
Чтоб мучить и томить под кровом темноты.
(Ноябрь 1942 года).

***
Проходит ночь. Давно дремлю на стуле
я в тесной комнате для раненых бойцов.
Одни мечты: скорей бы промелькнули
часы пути, чтоб дома был я вновь...

Я думаю о том, как двери я открою,
как целый дождь вопросов потечет.
И даже думаю, что вы мне как "герою"
хоть чем-нибудь окажете почет.

Пусть эта ночь и долго будет длиться,
пусть надо много мук перенести,
я знаю - ваши радостные лица
оплатят мне за муки на пути.
(28 февраля 1943, госпиталь).

***
Ещё, пятнадцать лет имея,
Я часто думал перед сном,
Что хорошо бы, не старея,
Всю жизнь быть в возрасте одном.

Мечтал тогда я жить на свете
Двадцатилетним весь свой век.
Я думал — счастье в годы эти
Всегда имеет человек.

Теперь мечты те былью стали:
Настал двадцатый в жизни год.
Но счастья нет. Найду едва ли.
Быстрее смерть меня найдёт.

И вот я, двадцать лет имея,
Опять мечтаю перед сном,
Что хорошо бы, не старея,
Быть снова маленьким юнцом.
(19 января 1943).

Сирень.
В саду, полном вдумчивой лени,
На фоне густой синевы
Раскинулись ветви сирени
В кайме потемневшей листвы.

А рядом в таинственной сени,
Пугливо привстав на забор,
Срывает букеты сирени
Какой-то неопытный вор.

Я крался, изранив колени,
От злобы стучало в висках...
Увидел же - ветки сирени
У девушки стройной в руках.

И гнева уж не было тени,
Я понял: не зря говорят,
Что в чудной лиловой сирени
Таится любви аромат.
(18 июня 1941)

Романс.
Вечер землю укрыл тишиною,
Замигали далеко огни.
Только я не найду все покоя,
Мы тоскуем с гитарой одни.

Если брови сойдутся угрюмо,
Если ляжет на сердце печаль,
Пусть твоя одинокая дума
Прилетит ко мне в синюю даль.

Я скажу тебе нежное слово,
Напою себя взглядом твоим,
И короткое счастье былого
Мы с тобою опять повторим.

Но один я. С любимой в разлуке.
Помогай мне, гитара, грустить.
Тихо плавают в сумраке звуки,
Только в них мне тоску не излить.

Она всюду: в словах и во взоре,
Мало места в груди ей давно.
Улети, погуляй на просторе,
Для тебя распахнул я окно.
(12 апреля 1943).

Вечер зимний.
Отцу
С верной трубкой, усталый с работы,
Ты присядь отдохнуть у огня.
Пусть тебя не тревожат заботы,
Милый друг, в этот час за меня.

Не грусти, а мечтай в эту пору,
На веселое пламя смотря.
Пусть в мечтаньях представится взору
Нашей жизни счастливой заря.

Скоро вечер тоскливый и длинный,
Закурив перед ярким огнем,
Снова в комнате нашей старинной
Коротать с тобой будем вдвоем.

Будет вместо томительной скуки
Только тихая радость у нас.
И друг другу про годы разлуки
Мы начнем с тобой долгий рассказ.
(9 января 1943).

(Михаил Ножкин, 1971)

На тихом скверике зелёном
Тянулись к Солнцу липы, клёны,
Дразнил бездомный воробей
Ленивых, толстых голубей,
Уткнулись дедушки в газеты,
Давали бабушки советы,
В цветах переливались краски,
Вокруг резвилась детвора,
И у скамейки две коляски
Застыли с самого утра…

Стояли рядом две коляски.
В одной сидел курносый внук,
И слушал дедушкины сказки.
И вдруг… Спросил он деда вдруг:
Скажи, зачем в коляске рядом
Вот этот человек сидит,
Ведь он же дядя, взрослый дядя,
Ему давно пора ходить?..
Да что ходить, — он должен бегать,
И прыгать выше облаков, —
А он сидит и смотрит в небо,
И всё вздыхает глубоко.
Он должен мчаться по дорожкам,
Иль сам возить кого-нибудь…
А может, он устал немножко,
И сел в коляску отдохнуть?
Ему там тесно, я же знаю,
Мою коляску предложи,
А я немножко погуляю…
Ну что же ты молчишь? Скажи!

А дед молчал. Лишь под щеками
Ходили желваков бугры,
Виски трещали под руками, —
А дед молчал, молчал навзрыд!..
Потом, зубами скрипнув даже,
Сказал сурово пацану:
Тот дядя в лётном экипаже
Со смертью дрался всю войну.
Бросался первым в ад кромешный,
И не жалел ни рук, ни ног,
И потому сидит, конечно,
Чтоб ты, мальчишка, бегать мог.

Так знай же, мальчик, цену счастья,
Знай, перед тем, как жизнь начать!..
А может, дед неправ отчасти,
А может, лучше промолчать?
Как говорит один знакомый, —
Зачем былое вспоминать?
Мы много лет уже, как дома,
Давно уж кончилась война,
Давно уж всё переменилось,
И те давно уже не те,
Давно пора забыть, что было
На безымянной высоте.
Довольно, хватит в прошлом рыться,
Что было, сплыло навсегда…
Он, правда, сам то «этих фрицев»
В глаза ни разу не видал…
Но люди есть и будут люди,
И всех, мол, надо уважать,
Давайте, граждане, не будем
Их нашим прошлым обижать!..

О, психология мещан,
Она в нём все-таки проснулась!
Ему-то можно всех прощать,
Его война и не коснулась.
Он выжил, уцелел тогда,
Сберёг здоровье и фигуру,
Блестит на лацкане медаль —
За оборону личной шкуры!
Он жив, он даже учит жить,
Ему за прошлое не больно,
Ему на тех, кто ТАМ лежит,
Плевать с высокой колокольни.
Он в славе, на виду всегда,
Он в кабинете важно киснет,
И щёки со спины видать,
И пузо по колено виснет…
Он говорит: — Пора забыть,
Мол, столько лет, мол, сколько можно!

Но как же быть, но как же быть,
Когда забыть-то невозможно!..
Но как же быть, коль до сих пор
Дым над планетою витает,
Но как же быть, коль до сих пор
В семье кого-то не хватает.
Коль до сих пор отец в ночи
Вдруг начинает тихо плакать,
Иль вскакивает и кричит —
Вперед! За родину! В атаку!..
Коль до сих пор, терзая слух,
Скрипят на улицах протезы,
Коль до сих пор от слёз старух
Ржавеет на крестах железо!..

Эй, вы, грядущие века,
Глядите же, глядите сами, —
Прохожего пустой рукав
Трепещет на ветру, как знамя!..

Забыть? Сменять кружки медалей
На звонкие кружки монет,
Страданья отнести к преданьям
И спрятаться за давность лет!?..

Нет, надо помнить, слишком рано,
Не время нам отбой трубить,
Мы обещаем ветеранам
Войны вовеки не забыть.

И наши внуки помнить будут,
Во ЧТО обходится война,
И никогда не позабудут
Тех, безымянных, ИМЕНА!

Помните! Через века, через года, - помните!
О тех, кто уже не придет никогда, - помните!
Не плачьте! В горле сдержите стоны, горькие стоны.
Памяти павших будьте достойны! Вечно достойны!
Хлебом и песней, мечтой и стихами, жизнью просторной,
Каждой секундой, каждым дыханьем будьте достойны!

Люди! Покуда сердца стучатся, - помните!
Какою ценой завоевано счастье, - пожалуйста, помните!
Песню свою отправляя в полет, - помните!
О тех, кто уже никогда не споет, - помните!
Детям своим расскажите о них, чтоб запомнили!
Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили!

Во все времена бессмертной Земли помните!
К мерцающим звездам ведя корабли, - о погибших помните!
Встречайте трепетную весну, люди Земли.
Убейте войну, прокляните войну, люди Земли!
Мечту пронесите через года и жизнью наполните!. .
Но о тех, кто уже не придет никогда, - заклинаю, - помните!

Роберт Рождественский