Произошло это холодным январским вечером.
Я тогда был ещё совсем мал, и проходящий мимо прохожий мог бы дать мне лет 7, не больше. И он бы оказался прав.
Тогда мы с моим закадычным другом Ванькой, поужинав в своих тёплых, уютных и таких родных, светящихся так по-особенному, как бывает только в детстве квартирах, потащили своих бабушек гулять. И взбредёт же малышам такое в голову! Теперь, спустя годы, мало что может выгнать меня на зимний мороз. Да ещё и по собственной воле. А вот тогда, поди ж ты!
Да, тогда всё было нипочём, и казалось, что ты всё знаешь, всё умеешь, что мир - одна большая детская площадка, полная удивительных, никем ещё не виданных игрушек, тайных уголков и загадок, которые требуют немедленного разрешения. И вместе с тем мир был понятен, он не таил в себе никаких угроз и неприятностей, а играл всеми красками, гораздо более прекрасными и разнообразными, чем пресловутые семь цветов радуги.
Мир как бы говорил: "Я здесь! Я твой! Всё, что тебе нужно - это только шагнуть за порог!" Ну, вот мы с Ванькой и шагнули. Естественно, было бы несолидно зимой выходить просто так, и мы, как настоящие водители, прихватили свои транспортные средства - санки, хотя и догадывались, что дальше двора всё равно не уедем.
Радостно, с восторженной улыбкой на лице, я сбежал вниз по лестнице, с ужасным лязгом и грохотом волоча за собой новенькие, синие, только недавно принесённые Дедом Морозом на Новый Год санки.
Толкнул тогда ещё деревянную, не оскалившуюся табло домофона дверь, и попал в чудесную сказку, сказку валившего, казалось, со всех сторон - и с боков, и сверху, и даже снизу снега. Разумеется, я тут же бросил поводья санок, на время совершенно о них позабыв, и попробовал скатать снежок. Но было слишком холодно, и снег непослушным, не желающим обретать форму порошком только сыпался сквозь единственный просвет между большим и указательным пальцем на тёплой, вязанной бабушкой варежке.
А она, бабушка, была тут, рядом и немного позади. Заботливо подхватив столь нехозяйственно брошенные мною поводья, она улыбалась одними уголками губ, жадно ловя каждый момент, что могла провести рядом с единственным внуком. Ведь уже очень скоро новогодние праздники закончатся, и ей надо будет возвращаться назад, в Суздаль, к другим детям, её ученикам. А этого, родного, ждать ещё очень долго - аж до самого лета.
Но меня тогда занимало совсем не это. Я разочарованно стряхнул снег с перчаток, но тут мою внезапно наступившую хандру стремительно развеял стук открываемой двери - это из соседнего подъезда, мчась словно собирался отсюда же, со двора, стартовать в космос, выбегал Ванька. С такими же, только зелёными санками и с бабушкой за плечами.
Я тут же рванулся ему навстречу, и, поравнявшись около посаженного другой моей бабушкой дерева, мы заливисто засмеялись, сами не зная отчего и зачем. Просто благостно было на душе, отрадно. Просто хотелось поделиться этой неизвестно откуда взявшейся радостью со всем-всем миром, а для начала - хотя бы друг с другом.
Потом мы поговорили друг с другом о чём-то, не помню уже точно о чём. Но именно поговорили, а не, например, поболтали. Потому что каждый разговор тогда казался архиважным и нужным и, возможно, таким и был.
Наговорившись вдоволь, мы наконец-то вспомнили, зачем вышли сюда, в этот холод, в свои тёплых, впрочем, куртках, свитерах, футболках, шарфах и ещё тысяче разных одежёк, заботливо надетых на нас руками наших мам.
И, усевшись каждый в свои санки, мы поехали по двору куда-то вдаль, скрытую пеленой падавшего снега.
И так таинственно мерцали фонари,
И был их свет предвестником чудес...
И мы были ужасно рады и довольны, ветер обдавал наши лица морозом, раскрашивая их здоровым розовым румянцем. И ехать бы так, казалось, бесконечно, пока не приедешь куда-нибудь... Даже не знаешь, куда. Главное - ехать, ведь что может быть лучше?
Но, к нашему величайшему разочарованию, бабушки устали и остановились на несколько минут отдохнуть, обсуждая свои взрослые и такие непонятные дела. И как-то так получилось, сам даже не понимаю как, что я остался на своих санках немного в стороне от остальных, задумавшись, видно, замечтавшись.
Вот тут-то, как обычно и бывает, и произошло самое неожиданное. В арку вошёл какой-то одинокий прохожий, мужчина. И что ему могло понадобиться в чужом дворе в этот снежный январский вечер? Кем он был? Куда шёл? Ждала ли его дома семья, и спешил ли он к ней или, напротив, одиночество выгнало его в метель и холод?
Как бы там ни было, он всё же шёл по нашему двору. Я не запомнил ни его лица, ни одежды. Только низкий, но приятно-бархатистый голос, когда он, остановившись перед моими санками, спросил: "Мальчик, прокатить?" Я, не привыкший ещё ожидать от мира подлостей и обмана, только кивнул в ответ. И началось новое захватывающее путешествие! И снег, и фонари, и восторг!..
Но вдруг, когда мы уже почти доехали до края двора, нас догнал громогласный окрик ваниной бабушки:
- Стойте!
Она, хоть и была женщиной небольшой, маленького роста и хрупкого телосложения, тогда, казалось, обрела мощь паровоза. Добежав до нас, она вырвала поводья санок из рук незнакомца, и гневно воскликнула:
- Что это Вы, детей крадёте?!
- Да я только прокатить хотел, до поворота..., - попытался оправдаться мужчина. Но, поняв, что это бесполезно, махнул рукой и зашагал прочь, вскоре навсегда для меня растворившись, как поётся в известной песне, "в пелене января".
С тех пор я часто задаю себе вопрос: что же всё-таки тогда произошло? Действительно ли, как утверждали все взрослые, мне тогда грозила опасность или же тот мужчина и вправду был простым добряком, решившим доставить небольшую радость незнакомому мальчику? Был он герой или злодей? Не думаю, что когда-нибудь смогу окончательно ответить на все эти вопросы, но что я знаю точно - я рад тому, что мне не пришлось узнать ответы тогда.
