Прошло 2 месяца, я только сейчас набралась сил написать эту простыню, скорее выговориться, чем о чем-то спросить.
14 октября мы с мужем поехали на дачу. Суббота, тепло, приятные планы… За рулем муж.
Впереди нас в соседнем правом ряду едет чёрная Камри, ничто не предвещает. Она уходит на обочину и с обочины резко стартует через 2 полосы и встает на двойной сплошной. Там где закончился отбойник. Он так решил время сэкономить и развернуться. И мы на скорости 90 влетаем в него.
Боже, я никогда не думала, что это так страшно, за эти несколько секунд я успела подумать, что это всё… я зажмурилась. Дальше сильный удар, скрежет, свист, меня тряхнуло. Я открыла глаза, смотрю на мужа, боюсь, ищу на нём следы удара, повреждения. Фууф, он в порядке, только руку ободрал. Что со мной я в тот момент ещё не поняла.
Он убедился, что я норм, пошёл проверять второго водителя. Тут я осознала, что что-то со мной не так. Я еле дышу, и все очень замедленно. Я вылезла из машины через водительскую дверь, села на бордюр. Я ничего не понимала, правда, это такое отупение. Удивлялась, помню, тому как раздулась моя щиколотка.

Муж тем временем выяснял что с водителем Камри, вызывал скорую и ГАИ. К сожалению, мужчина умер до приезда скорой. Врачи сказали, что шансов у него не было, наша машина сильно промяла его внутрь. Мне сложно описывать техническое состояние машин, я прикреплю фото.
Дальше была скорая, больница, рентген, КТ и долгожданные слова врачей, что переломов у нас нет, только ушибы. У мужа ушиб груди, у меня не пострадали только руки. Все остальное в гематомах. Нас отпустили домой.
Сейчас почти все в порядке и с мужем и со мной. Машина на штрафстоянке, мы ждем закрытия дела.

Теперь надо будет продавать машину, решать со страховой(ОСАГО) и всё это просто ни за что, ребята. Я три недели плакала от боли во всем теле, не спала нормально, приобрела в авто панические атаки, просто потому, что мы оказались не в то время, не в том месте.
Виновник, по словам следователя, водитель Камри.
Обиды на него никакой нет, ведь и его больше нет. Я думаю, он нас просто не заметил, жалко его, ужасная смерть. И я как будто, не могу принять тот факт, что косвенно мы виноваты в гибели человека.
Я думала, что я морально крепче…

Холодный осенний ветер гнал листву по улочкам парка. На скамейке сидели двое мужчин, которые неторопливо вели беседу.

– Пап, – спросил молодой черноволосый юноша, одетый в серое пальто, – я хочу сделать Лизе предложение.

– Что ж, похвально, – ответил ему седоволосый мужчина в черной теплой куртке.

– И все?

– А чего ты от меня хотел, Саш? Это твоя жизнь, твой выбор, не мне за тебя решать.

Парень призадумался и посмотрел вдаль.

– Я хотел узнать, правильно ли я поступаю? Не рано ли? Мы же лишь два года вместе…

– А ты любишь ее? – спросил отец у своего сына.

– Я… не знаю… наверное да…

– Если бы любил, ответил бы сразу и не думал, – усмехнулся седоволосый мужчина.

– А ты? Ты в моем возрасте хотел пожениться?

– Да. Я по-настоящему хотел этого лишь один раз.

– На маме?

Мужчина ухмыльнулся и ответил:

– Нет…

– Да ладно? Как так? Кто она?

– Она… Она моя королева мертвых.

«Это было очень давно. Я был даже младше тебя. В то время только только появлялись социальные сети. Она у нас была только одна, по сути.

Я тогда уже жил отдельно, начал работать экономистом в крупной компании. Должность была не самая лучшая, но она позволяла мне спокойно снимать квартиру и обеспечивать мои базовые потребности.

Я пользовался популярностью у девушек, ведь интернет дал даже такому робкому парню как я возможность познакомиться. Достаточно сделать хорошее фото и половина дела сделана.

В один из дней я познакомился с девушкой. Невзрачной девушкой. У нее даже друзей было всего 40 штук, а в то время считалось модным, если у тебя их как минимум 200. Это был своего рода показатель общительности и популярности.

Переписываться я с ней начал скорее от скуки. Мне она показалось очень странной: у нее на аватарке стоял черный квадрат. Когда я спросил к чему это, она ответила, что это показатель ее душевного состояния.

“Ну, и не с такими общались”, – подумал я и продолжил общение.

Меня удивляло, что она сама не позвала меня на свидание. Любая другая уже бы сама взяла инициативу под напором моего красноречия, но не она. И спустя месяц после нашего общения я сам предложил с ней увидеться.

Меня насторожил ее ответ:

“Знаешь, я стесняюсь встречаться где-то на нейтральной территории в первый раз. Поэтому давай ты заедешь ко мне на работу, чтоб я не чувствовала себя неловко”. И скинула мне адрес.»

– Сейчас такой фразой мошенники приглашают в театр и просят купить билеты через левые сайты, – сказал молодой парень.

– Ага, но тогда это было не так распространено, да и она оказалась далеко не мошенницей.

«Я выбрал день и приехал к ней на работу по назначенному адресу. К моему глубочайшему удивлению, этим зданием оказалось отделение морга.

Я сперва не понял, и даже решил обойти на всякий случай здание с разных сторон, может где-то есть вход в офисное помещение.

Увы, но нет, это оказался морг. Мрачный серый морг.

В тот день девушка, а звали ее Елена, работала одна, поэтому я мог спокойно зайти к ней и посидеть у нее.

Я открыл дверь, осмотрелся и увидел ее – черноволосую девушку с аккуратным каре. У неё были большие карие глаза, а кожа была бледной, под стать этому заведению. Да и сама она была одета во все черное. Белый халат был единственным не черным предметом ее одежды.

“Королева мертвых” – подумал я.

Увидев меня, она сразу же спросила:

– Вы к кому?

– Я к вам. Точнее к тебе. Лен, это я, Сергей, мы с тобой переписываемся.

– А, точно. Я не привыкла к живым во время работы, поэтому не сразу сообразила.

Я сел напротив нее в ожидании того, что беседа будет крайне скучной, но Лена взяла меня в оборот. Оказалось, что за ее фасадом из мрака кроется очень живой человек. При этом очень интересный человек.

Мы проболтали с ней несколько часов до самого вечера. В тот день к ней никого не привозили, поэтому мы смогли пообщаться.

Она рассказала мне столько интересного о книгах, которые читала с младшим братом, о кино, об искусстве. Периодически она прерывалась на рассказы о своем месте работы и очень “по-черному” шутила о своих, как она их называла, временных друзьях.

Не было заезженных тем и глупых вопросов в духе кто ты, что ты и так далее. Она умело выстраивала беседу, давала мне время высказаться, и сама дополняла меня.

В тот момент я понял, что до этого общался с картонными овцами, у которых, кроме страницы в социальной сети, в жизни ничего нет. У Лены был потрясающий внутренний мир, который я хотел узнать, потому что до этого не видел такое сочетание обширного кругозора и острого ума.

Я ей даже рассказал, что у меня отец погиб и скорее всего был в этом морге. На это она ответила: “тебя мать не пугала тем, что если будешь себя плохо вести, то будешь ночевать у папы?”.»

Саша рассмеялся.

Отец ответ:

– Да, это и сейчас смешно. В эпоху интернета, подобного черного юмора много, но тогда она была кладезю подобных шуток. Наверное, из-за своего странного чувства юмора Лена и была так одинока.

«Мне было с ней очень интересно, поэтому я пообещал заглянуть еще через несколько дней.

Но даже тут она не дала мне права выбора: Лена заявила, что уже готова к нормальной встрече, поэтому можем встретиться хоть завтра. Я согласился и ушел.

Это прозвучит странно, но никто никогда не выходил настолько довольным из морга, как я в тот день. Встреча, которая не должна была предвещать чего-то интересного, в итоге вылилась в то, что я с нетерпением ждал новой.

К следующей встрече я был готов. Я надел красивую белую рубашку, уложил лаком волосы, достал свои туфли с дальней полки. В общем выглядел я на миллион. Но все равно я проигрывал Лене.

В тот день она пришла в белом легком платье и белых сандалиях. На фоне белой одежды ее чёрные волоса смотрелись великолепно.

Она буквально выбралась из своей мрачной обители и передо мной предстала уже другая девушка. Ее кожа не выглядела такой бледной, глаза горели, а лицо не покидала улыбка.

Я не знаю, кто кого из нас охмурил в тот день. Но одно я знал точно – я был влюблен как дитя.

Я в те годы общался с разными девушками, многих влюблял. Но они были скучными, поэтому дольше пары ночей не задерживались.

Лена же была иной. С первого взгляда я понял, что она та самая. В животе проснулись бабочки, которые дремали еще с первой школьной влюбленности.

Мы прогуляли с ней целый день. Мы обсуждали все на свете. В один момент мне даже показалось, что не хватает воздуха, потому что столько всего хотелось обсудить, о стольком поговорить.

Вечером я проводил ее домой. Она предложила зайти и я не смог устоять. Ее младшего брата, с которым она жила, не было дома, он уехал к родителям на несколько дней, поэтому эти несколько дней мы провели не покидая пределов кровати.»

В этот момент седой мужчина замолчал и с улыбкой посмотрел вдаль.

– А дальше то что? – спросил сын.

«Довольно быстро мы поняли, что не можем друг без друга. Нас охватило неведомое ранее чувство. Мы испытывали острую необходимость делать все вместе. При этом понимали друг друга с полуслова. Она могла начать предложение, а я его тут же подхватывал и заканчивал.

Поэтому довольно быстро мы начали жить вместе. Причем у нее.

Она жила с младшим братом, но это нам не мешало. К тому же он был спортсменом, поэтому постоянно мотался на сборы и соревнования. Восходящая звезда хоккея.

Часть выходных, которые ему выпадали, он проводил у родителей в деревне, поэтому у Лены он оставался не так часто, как мог бы.

В те редкие дни, когда он был с нами, я видел, что мир Лены вращается вокруг нас. Мы были двумя главными мужчинами в ее жизни, а она была нашей звездой. Я делал все для того, чтобы она чувствовала себя любимой и желанной, а брат делал так, чтобы она могла им гордиться.

Буквально сразу после того, как мы начали жить вместе, мы начали обустраивать ее квартиру. Сделали вместе ремонт… где-то через два месяца после начала отношений.»

– Да ладно, пап, ну не может же быть так быстро.

– Уж поверь, может. Когда ты находишь своего человека, все происходит само собой и очень быстро.

«Так мы вместе прожили два года. У нас были ссоры, не без этого. Но мы оба понимали, что тратим впустую время на обиды. Поэтому довольно быстро наши крики переросли во что-то… простое.

Например, я мог ей сделать замечание, она кивала и на этом все. Ни я ни она не вставали в позу, как наша мама.

Те чувства, что были между нами, они обеспечивали наше взаимопонимание. Именно благодаря им мы легко перестраивались друг под друга, ведь лучше видеть улыбку на лице любимого человека, чем обиженную гримасу.

При этом, если между нами начинался серьезный разлад, то мы говорили до тех пор, пока не выявим корень проблемы. И разговоры такие проходили без ругани. Это был обычный разговор, так сказать “словами через рот”, чтобы донести свою позицию до партнера.»

– И что потом произошло?

– Даже к королеве мертвых может постучаться смерть. Угости отца сигаретой.

– Пап, ты ж не куришь уже лет 10.

– Финал этой истории я просто так не расскажу.

Сын достал сигарету для отца и закурил вместе с ним. Затем седой мужчина продолжил.

«В один из дней после работы я решил заглянуть к Лене, чтобы сидя в морге дождаться конца ее рабочего дня. Она обещала, что мы сходим вечером в ресторан, потому что у нее есть какая-то важная новость. Я тоже хотел удивить, поэтому купил кольцо.

Зайдя в знакомую мне обитель мертвых я никого не увидел, что показалось мне странным. Тут ко мне на встречу вышел ее коллега. На нем не было лица. Он только помахал мне, чтоб я следовал за ним, и молча повел меня вглубь здания.

По мере приближения к холодильникам я все отчетливее слышал плач. Женский плач.

Зайдя в комнату с холодильниками я увидел стол, на котором лежал молодой человек. Лена стояла перед ним на коленях и рыдала. Коллеги стояли вокруг и пытались успокоить ее, но безрезультатно.

Я посмотрел на покойника, что лежал на операционном столе. Им оказался ее брат.

Первый по значимости в жизни человек для моей Лены лежал перед ней мертвым после аварии.

Я понимал, что дальше все будет не так, как раньше. Тогда я обнял Лену, ведь я оставался единственным островком света для нее. Она вжалась в меня, и мы вместе пошли домой. Лена даже не переоделась.

Следующие несколько дней ее трясло. Я взял отгулы, чтобы не оставлять ее одну, потому что моя любимая не могла вынести горя от потери брата.

Через пару дней она стала приходить в норму. Если это можно назвать нормой. По крайней мере она стала со мной говорить и даже попыталась поесть.

Однако это не все беды, что настигли нашу ещё не образованную семью в тот момент.

Уйдя на работу через пару дней, я думал, что все закончится и придет в норму. Но этого не случилось. С работы меня выдернул звонок. Голос на том конце трубки сказал, что Лену повезли в больницу.

Я помчался туда. Врачи сказали, что у нее случился выкидыш на нервной почве.

Это было... ужасно. Я сел прямо в коридоре. Там где стоял. Из моих глаз потекли слезы. Я не знал что делать в этой ситуации. Но чувствовал, что Лене тяжелее, чем мне. Я должен был держаться ради нее. И я держался.

Я забрал ее из больницы через несколько дней. Но это был уже не тот человек. Моя звезда погасла, а вместо нее осталась лишь безжизненная оболочка.

Мы с ней перестали разговаривать… совсем. Из нее будто бы ушла жизнь.

Я начал отдаляться от неё, пропадать на работе. Мне было сложно жить в той квартире, в которой раньше звучал ее смех, пахло вкусной едой, что она готовила.

Она не смогла восстановиться. Она осталась одна и стала пить, начала пропускать работу, но ее коллеги все понимали, ведь такое горе пережить невозможно.

Однажды, придя с работы домой, я нашел ее безжизненное тело на полу кухни. Она наелась таблеток и запила это дело убойной дозой дешевого виски. Это было самоубийство.»

Седой мужчина докурил и выбросил бычок в урну. Он посмотрел вдаль, вытер рукавом выступившие слезы и продолжил.

«После этого дня мой мир рухнул. Я не мог прийти в себя год. Я жил, работал, общался с людьми, но мир стал как тот морг – мрачный и серый.

Я сменил район, старался уйти в работу с головой, но везде в городе я видел ее. Даже сейчас я надеюсь, что все это окажется страшным сном. Что я сплю в маршрутке по дороге к ней на работу. Я зайду домой и найду ее не на полу, а сидящей за кухонным столом. Она приготовит мне свою самую вкусную лазанью и все у нас будет хорошо. Но нет.

Потом я встретил твою маму. Она чувствовала мое состояние, поэтому постепенно, не спеша, стала меня восстанавливать. Несколько месяцев человек неторопливо и методично залечивал мои душевные раны. Она старалась для меня, и это было приятно.

Потом мы переспали. Один раз, другой, третий. Это было… хорошо. Но это не была любовь.

Я просто знал, что нужно делать, будучи в отношениях: дарил цветы, говорил комплименты, ухаживал, улыбался. Но это механика.

По-настоящему я ее так и не смог полюбить.

Спустя несколько лет пребывания с ней. Несколько сложных лет, потому что человеку приходилось много чего рассказывать и показывать, я задумался: а нужно ли оно мне?

И я ушел. На несколько дней.

Твоя мама звонила, переживала, я говорил что у меня командировка. На самом же деле я просто снял квартиру и каждый день ходил на могилу к Лене.

Там я решил, что лучше уж так: жить, иметь надежный тыл, такое укрепление, пусть и хлипкое, в которое всегда можно вернуться. Поэтому я оставил у неё на могиле кольцо и вернулся к твоей маме.

Мне пришло осознание, что полюбить кого-то сильнее, чем Лену, я не могу. Для нее я был теплым весенним ветром, что случайно заглянул в обитель королевы мертвых. И я же, отдалившись от нее, довел ее до смерти.

Для твоей мамы я сломанная игрушка, которую она починила и поставила на самую лучшую полку. На ней оказалось достаточно комфортно, поэтому с этой полки я слезать не стал.»

Отец с сыном сидели молча несколько минут.

Потом Саша все же задал вопрос:

– То время, проведенное с Леной, ты о нем не жалеешь?

– Сын, если бы я мог, я бы еще раз прожил эти годы.

– Что ж, тогда я пожалуй подумаю над тем, стоит ли делать предложение. Потому что свою любовь, такую как у тебя, я еще не встретил.

Отец и сын встали со скамьи и молча пошли по дорожкам парка. Тишину нарушал лишь шелест листьев, гонимых холодным осенним ветром.

Начало зимы ощущалось в воздухе холодными покалываниями рук и щёк. Осень официально ещё не сдала свои права, но её сестрица вовсю царствовала на улицах, не давая возможности морально подготовиться к морозам. Я стоял у двери из подъезда, взяв в руки ручку, и медленно дышал, пытаясь внутренне подготовиться к пронизывающему ветру, который рыскал снаружи, ожидая новую жертву. Мне хорошо слышались его завывания, похожие на зов хищника. Противный писк домофона эхом пронёсся по подъезду, и внутрь ворвались порывы ветра, ударяя в лицо и заставляя зажмуриться. Я почувствовал, как мороз коснулся моей кожи, практически нежно, любовно. Холод снаружи сразу же вошёл в гармоничный ритм с тем холодом, что наполнял меня изнутри. Я замер на пару секунд, свыкаясь с царящей снаружи погодой, после чего твёрдо шагнул вперёд, услышав стук магнитов за спиной. Поправив шарф, я немного пригнулся и двинулся по улице к остановке, серый квадрат которой виднелся в паре сотен метров.

Серые дома вдоль дороги создавали давящую атмосферу осенней меланхолии. Их стены, мокрые от моросящего дождя, покрылись тёмными подтёками, словно на панелях открылись стигматы, из которых сочилась тоска. Я остановился, завороженный видом горящих окон, мерцающих теплом и светом в декорациях безысходности. Между крышами, словно чёрные плети, протянулись провода, создавая бесконечную металлическую сеть, тонувшую в сумерках. Мне почудилось движение на одной из крыш, и я подумал, что вероятно там живёт гигантский металлический паук, готовый в любой момент почувствовать дрожь одной из нитей и броситься к своей жертве. Не спуская взгляд с того места, где что-то шевельнулось, я дошел до остановки и теперь просто стоял, вглядываясь в хрупкий ансамбль противоположностей, где серость и мрак безуспешно наступали на свет и теплоту горящих окон, но раз за разом покидали это поле битвы ни с чем.

Свет фар подъехавшей маршрутки прервал внезапную медитацию, я скользнул в тёплый салон, занял место, достал книгу и погрузился в музыку. Путь до театра занимал в среднем около часа, и музыка с книгой всегда отлично скрашивали подобные поездки, делая их даже частично полезными и желанными. За чтением путь до метро пролетел незаметно, после чего пришлось вновь выплёвывать себя из салона маршрутки и тащиться до входа на станцию. Длинные щупальца теплого воздуха коснулись моего лица за пару десятков метров до подземки. Мои шаги эхом отдавались в пространстве, и я внезапно осознал, что вокруг воцарилась полная тишина. Я огляделся, но площадь перед станцией была пуста, а свет лился через стеклянные двери станции, за которыми виделся только пустой вестибюль. Казалось, что город замер в немом ожидании чего-то очень близкого и важного. Не было видно ни машин, ни людей, ни даже какого-либо движения. Я крутился на месте, пытаясь рассмотреть хоть кого-нибудь, как вдруг резкий звук заставил меня вздрогнуть: какой-то парень с силой толкнул дверь метро и недовольно пошёл дальше. Этот шум словно проделал рану в безмолвии, и со всех сторон хлынули другие звуки: шум дороги, звук шагов и разговоров людей на площади. Мир наполнился привычной суетой, а наваждение закончилось. Я потряс головой и, всё ещё оставаясь под мистическим настроением, поспешил спуститься к поездам.

Платформа была наполнена людьми, и их вид окончательно разрушил те чувства, которые я испытал, стоя перед входом на станцию. Мимо быстрым шагом прошагал парнишка, сжимая в левой руке книгу так, что было видно обложку. "Танатос", - прочитал я и сразу почувствовал к незнакомцу симпатию: не всегда встретишь тех, кто читает твоих любимых авторов. В этот момент парень обернулся, его залил яркий свет, и мне показалось, что вместо лица у него голый череп. Я вгляделся повнимательнее, но тут раздался гудок, и мимо промчался поезд - свет пропал, и иллюзия, создаваемая стилизованной маской и освещением, рассыпалась. Чувствуя лёгкую дрожь, я зашёл в вагон и погрузился в чтение.

Из метро я выбрался за сорок минут до спектакля, и этого времени вполне хватало, чтобы никуда не спешить. Пока меня не было на улице, темнота заполнила всё вокруг, а с неба начал накрапывать дождь, чей тихий шелест заполнил собой всё вокруг. Вглядываясь в ночное освещение я представил себе город целиком, словно с высоты полёта - светящуюся кляксу на теле планеты, такую хрупкую в своём существовании. Мне казалось, что стоит лишь на секунду потерять его из виду, как он моргнёт и исчезнет навсегда, и тогда подо мной останется только ненасытная темнота. Пока я думал об этом, дождь усилился, и, раскрыв зонт, я быстрым шагом двинулся дальше по проспекту.

Улицы окончательно погрузились в ночную темноту, рассеиваемую ярким светом фонарей и витрин. Влажный асфальт поглощал его, размазывая неровными линиями, пульсирующими при моём движении. Казалось, что отражения нарисовал какой-то художник, бешено взмахивая кистью, и если наступить на них, то светящиеся осколки разлетятся яркими искрами, оседая на одежде. Свет тротуара словно бы выбрался из заточения, заполнив собой дорогу, создавая замысловатый кордон для проезжающих мимо машин. Не сбавляя шага я любовался, как их яркие фары проносятся мимо в диковинном потоке, дополняя свет на земле золотым туннелем с алыми вкраплениями.

Редкие прохожие, силуэты людей в неоновом свете, скользили мимо, словно в ускоренной съёмке. От дождя и порывов ветра мои глаза слезились, поэтому все лица смазывались в неразборчивую гамму, а шум их голосов казался странным жужжащим звуком. В этом месиве перетекающего чёрного и бежевого изредка проглядывали провалы глаз, в которых сквозило одиночество, лезвиями раздирающее своего носителя. Я чувствовал единение с ними, ощущал ту же самую пустоту, что раскрыла пасть у них в груди. Мне казалось, что останови кого-то из них, тряхни за плечи, крикни в лицо - и он упадёт, словно марионетка, пустая и брошенная умирать. От подобных мыслей всё внутри сжалось холодной рукой тревоги, от которой взмокла спина. Хотелось закричать так сильно, что разлетелись бы стёкла окрестных домов. Это чувство, вытекающее в желание, вспыхнуло внутри и также быстро погасло, оставив лишь чадящие угли тоски.

На перекрестке я повернул налево и направился к виднеющемуся вдали мосту. По тротуару навстречу двигалась девушка, лицо которой было закрыто куполом белого зонта. Когда мы поравнялись, то синхронно наклонили свои зонты в разные стороны, чтобы не задеть друг друга. Этот жест, в сути самый простой и обыденный, глубоко впечатался в мою память. Это похоже на приветственное снятие шляпы джентльменами или, что куда интереснее, на дуэль мечников, которые слегка склоняют клинок в знак уважения. Я захотел было взмахнуть зонтом, как мечом, но ветер тут же едва не вырвал его из моих рук. Испуганно вцепившись в рукоять, я оставил эту затею.

Чем ближе я был к мосту, тем более успокаивающе его огни действовали на меня, растапливая холод внутри. Каменная дуга казалась изогнувшимся хребтом чудовища, который рассекает реку надвое. Вздохнув, я начал подниматься, и в этот момент камень у меня под ногами приятно завибрировал: мимо продребезжал трамвай, словно большая коробка с колокольчиками. За ограждением показалась река, и мой взгляд сразу оказался прикован к отражению света на чёрном зеркале воды. Справа и слева от кромки реки по освещенному шоссе скользили десятки автомобилей, создавая причудливую картину бесконечного потока. Часть этого сияния растягивалась ржавыми росчерками по водной глади, словно колонны из солнца. Ещё дальше, за шоссе, виднелись многоэтажные дома, сверкающие множеством горящих огней. Они походили на новогодние ёлки: такие же красивые, переливающиеся и игрушечные.

Не отрывая взгляда от сияющей огнями миниатюры города передо мной я прошёл почти две трети моста, когда внезапная тишина вновь вернулась, окутав меня непроницаемым одеялом. Осмотревшись, я понял, что все машины куда-то запропастились, как и редкие прохожие. Пустое шоссе, освещенное фонарями, выглядело тревожно и устрашающе. Тут я заметил движение: фары троллейбуса, который неспешно подъехал сзади и остановился у обочины напротив меня. Такого старичка стоило поискать: похоже, что он был на ходу ни много ни мало несколько десятков лет. Синий корпус переходил в белую полосу краски снизу, заляпанную грязью и дождевой водой. Окна мутные, и через них видно разве что размытые силуэты. В детстве, благодаря этому налёту грязи, весь мир снаружи этого монстра казался серым, блеклым и депрессивным. Впрочем, как оказалось потом, грязи на окнах троллейбусов стало меньше, но вся она осела на наших сердцах.

Окна призрака из прошлого светились грязно-оранжевым светом, который вырывался наружу, разгоняя темноту. Мне даже показалось, что я вижу, как эти ржавые лучи растекаются в воздухе, делая весь мир таким же оранжевым и безликим. Внутри салона этот оттенок теплоты так сильно концентрировался, что я практически ощущал невероятный жар, окружающий пассажиров. Я вгляделся в те лица, что были видны через редкие прорехи чистоты на окнах, и страх тонкой холодной змейкой пополз по спине: в салоне сидели мертвецы. Вскрытые шеи, оголенные внутренности, синие вывалившиеся языки - они все двигались, как живые, но живыми быть никак не могли. Я невольно отступил на шаг назад, пытаясь не закричать и сосредоточившись на бешеном биении сердца, которое рвалось из груди.

Двери троллейбуса с шипением распахнулись, и ржавый свет хлынул наружу непрерывным потоком. Я почувствовал, как меня обдало теплом: внутри точно должно было быть настоящее пекло. Старушка, практически скелет с редкими обрывками плоти и волос, с хрустом повернула голову, смотря со своего сидения на улицу, прямо на меня. Пока страх сковывал меня своей липкой паутиной, что-то внутри вопило, просило зайти в салон, сесть на сидение и уехать, уехать куда-то очень далеко, откуда нет возврата, где нет беспокойства и сомнений. Я сделал неуверенный шаг вперёд, и в этот момент сверху на меня упала тень: высокий бесформенный силуэт в форме кондуктора осматривал меня, слегка склонив голову вбок. Его отростки-руки держались за поручни с обеих сторон, загораживая весь проход. В местах сочленения одежды и на открытых участках я видел только клубящуюся густую тьму, которая поглощала всё освещение. На том месте, где у человека должна быть голова, у существа была сфера с круговоротом красок внутри, внизу которой протянулся тонкий разрез, прыгающий и изгибающийся.

Кондуктор пристально смотрел вниз, и я почувствовал себя обнаженным на медосмотре, под бдительным взглядом врача в толстых роговых очках. Секунды растянулись так сильно, что если бы дождь продолжал идти, то я смог бы разглядеть полёт каждый капли в подробностях, прежде чем она упала бы на землю с тихим шлепком. Затянувшееся столкновение наших взглядов прервал резкий звук: мужчина с бледно-серым лицом, сидящий справа от центральной двери, что-то пробулькал, обращаясь к тени в проходе. Одна из рук кондуктора отпустила поручень, и он отступил было в сторону, но в этот момент я почувствовал как телефон во внутреннем кармане завибрировал, сообщая о новом сообщении. Этот тихий обычно звук гонгом прозвучал в гробовой тишине. Машинально моя рука дёрнулась, чтобы достать его, и я почувствовал, как что-то важное разрушилось в этот момент.

Бесформенная тень замерла, после чего вновь преградила собой проход и та сторона её головы, где находился разрез, повернулась в сторону водителя. Раздался шипящий звук, и двери закрылись. Тепло тут же пропало, растаяв в окружающем воздухе, словно дым. А в следующее мгновение я понял, что мир вновь стал прежним: мимо с шумом проносились машины, а вдалеке появились силуэты прохожих. Я тяжело вздохнул, провожая уезжающий троллейбус взглядом, а мои глаза всё ещё были наполнены этим тёплым светом, сочащимся из его окон. Подняв к глазам трясущуюся руку с часами, я выдохнул: "Блять". Телефон снова завибрировал, требуя к себе внимания. Я разблокировал экран и улыбнулся. Воспоминания о странном троллейбусе быстро таяли, исчезали, и уже через пару десятков секунд от них остались только намёки. До спектакля оставалось пятнадцать минут. Быстрым шагом я поспешно двинулся вниз, приближаясь к театру, который был уже виден за мостом. Внутри медленно расцветало предчувствие хорошего вечера.