В начале двухтысячных я учился в университете в промышленном городе-миллионнике. Собственно, учёба была в одном районе, а обитал я в общаге в другом, минут сорок на автобусе. Жили мы по-разному. С одной стороны, некоторые комнаты населяли горячие южные парни – рядом стоял большой рынок, а комендантша была довольно мутной бабой и пускала торговцев на постой то ли за рубли, то ли за продуктовые наборы. В общем, немного это напрягало, плюс еще знатно попахивало девяностыми, можно было периодически получить от местной гопоты с местности. С другой стороны, с собратьями по учебе мы хорошо дружили: собирались друг у друга то за тетрадками и учебниками, то за чашкой чая, а то и совсем не чая. Выручали нуждающихся чем могли – денежкой, конспектами, ужином, а то и сахаром-солью. Устраивали вечеринки, местами даже тематические – был у нас и Хэллоуин, и Наурыз, однажды прямо в коридоре соорудили театральную постановку по «Мальчишу-Кибальчишу». Словом веселились, как могли. Это, значит, предыстория, фон, план местности.
Дело было в феврале. Я тогда повторял жизненную линию главного героя произведения Ильи Стогова «Мачо не плачут», а попросту бухал. Семестр только начинался, и преподаватели и студенты были на расслабоне. Распитие поддерживали товарищи – ребята и девчата из соседних блоков, блочная у нас была планировка в общаге. Это когда на две комнаты – «трёшку» и «двушку» – общая прихожая и общий санузел. Пили мы тогда, как бы это дико не звучало, лосьон «Апельсиновый». От полторашки газировки «Колокольчик» отпивался стакан, добавлялся этот самый лосьон и – вуаля – человек пять можно уработать за буквально полчаса.
Окромя соседей, приехал одногруппник Костян – мрачный молодой человек с львиной гривой волос, шириной плеч примерно с две моих, фанатичной любовью к скандинавской тяжелой музыке околосатанинского и языческого толка и способностью вливать в себя горячительные напитки литрами. Ну, а что, если здоровье позволяет, а религия не запрещает? Наварили мы похлёбки из гречки с картофелем, в недрах тумбочки обнаружилась пачка красного перца, в магнитофон загрузили кассету с каким-то трэшем и угаром и стали веселиться. Первую чарку выпили чинно-благородно, а дальше начался цирк – Костян наливал грамм по 150, бахал, крякал и орал: «Так пьют настоящие викинги!». Как говорится, и все засмеялись. Потом Костян кидал в свою тарелку с похлебкой горсть – ей богу! – красного перца, ел, крякал и орал: «Так жрут настоящие викинги!». И так продолжалось с периодом несколько раз в пять минут.
Ничто не вечно. Естественно, к излету часа все уже были хороши. Тем более, как же не покурить под это дело? Естественно, никотин только усугубил ситуацию. И вот, в очередной раз возвращаясь с перекура, Костян запнулся о блок питания советского телевизора. Телевизор материализовался в моем жилище накануне, когда я выходил выбросить мусор и обнаружил его одиноко стоящим возле мусоропровода. В затуманенную винными парами голову пришла мысль, что это именно то, чего мне не хватало для полного счастья. Телевизор был принесен и разобран на ценные и не очень детали.
Так вот, запнулся Костян за эту железку, а в ней мало того, что весу несколько килограмм – советские телевизоры вообще были очень основательными, так еще и всякие острые колючки везде понатыканы. Взревел наш викинг и как истинный берсерк схватил и кинул трансформатор в направлении окна. Все, кто сидели в комнате, в долю секунды замолчали. Даже магнитофон. Да что там – время замедлилось. Мы сидели и смотрели, как кусок металла размером с небольшой шкаф плавно, аккуратно и чётко входит в раму открытой форточки, а за ним развеваясь, реет черным флагом мой зацепившийся шерстяной носок.
Несколько минут мы всей компанией молчали, потом также молча сходили-перекурили, все под огромным впечатлением от увиденного, ну а я еще и от осознания минувшей беды – в феврале месяце остаться без окна такое себе удовольствие. Потом очень долго истерично хохотали.
Дальше был большой тарарам: все перевернуто вверх дном, куча грязной посуды, уставшую грозу северных морей тошнило в уголке – да-да, так блюют настоящие викинги! – кто-то ушел восвояси в чужих тапках, кто-то уснул непосредственно там, где был пир. Наутро, поправив себя свежим пенным мы дружно принялись за уборку последствий нашествия. В открытую форточку пахло приближающейся весной и гнилыми фруктами с рынка. Ни трансформатор, ни носок я так и не нашел.