Вау! Просто превосходно! У нас появился автор, который интересно пишет археологическую фантастику на тему Древнего Египта! Наконец-то! Но где же вы были раньше, в дни моей юности, когда я запоем читал про давно забытые цивилизации!?
Итак, перед нами писатель и поэт, немного художник-иллюстратор а также приверженец альтернативной истории Древнего Египта (ЛАИ) - Хелен Визард.
Пишет она историческую и научную фантастику с альтернативным взглядом на известные события. Основное направление: Древний Египет, но фантазия, наблюдательность и пытливый разум, могут завести в любые дебри. Как видите, не всё так просто. Предпочитает наша героиня работать в жанрах научно-исторической и археологической фантастики.
Расшифровка жанров в которых работает Хелен:
1. АНФ - археологическая научная фантастика;
2.ДЕИЛР(дс) - древнеегипетский историческо-любовный роман с действием в современности;
3. АМИП - археологическая мистика и приключения.
Короче, стремление к систематике признак истинного историка, даже если в душе он немного мистик.
Рассмотрим прежде всего мир, нет даже не мир, а скорее атмосферу, которой окружает нас Хелен в своих романах. Это атмосфера аристократизма, сдержанных, немного суховатых чувств, и немалых денег, которые герои умудряются добыть для поездок в Египет, а затем по всей Европе. (Не забывайте, что раскопки тоже дорогое удовольствие!)
Любовь занимает одно из центральных мест в исторических романах. Романы Хелен также не исключение. Хотя, как мне кажется, в исторических процессах гораздо большее значение имеют деньги и борьба за власть между кланами, но тем приятнее видеть романы, где больше значения придаётся чувствам. Ярким примером этого подхода является рассказ про Тутмоса и Хатшепсут. Да он так и называется Хатшепсут (легко запомнить имечко, не так ли?).
Если в официальной истории считается, что мачеха Тутмоса III всячески задвигала его и пыталась сгноить в бесконечных боевых походах, то в рассказе Хелен наоборот, Хатшепсут тренировала пасынка в битвах и этим готовила к будущему Великому Царствованию. Именно прохождение через бесконечное количество препятствий, по пути к престолу, дало Египту великого правителя. В итоге, она сама выдвинула его на царство и приказала сбить её имена на священных сооружениях, а на их месте выбить имя Тутмоса.
С точки зрения официалов это весьма спорный момент. Но тем интереснее прочитать книгу Хелен, которая заостряет именно этот аспект жизни древнеегипетского общества. Я даже скажу вам, что это весьма классно. Это очень хорошо! Это вообще просто нереально клёво - вот так вот, через эмоциональную подачу какого-то аспекта, привлечь внимание к целому пласту жизни древнего общества. А именно к тому, что высекаемые на камне имена царей были залогом их лучшей загробной жизни.
Поэтому рассказ "Хатшепсут" просто обязателен к прочтению.
Другие произведения Хелен по Египту, , такие, как роман "Хранители библиотеки древних", "Рамет" и т. д. заслуживают отдельного рассмотрения. Одного обзора слишком мало, уж вы мне поверьте!
Многие из нас восхищаются государством, его силой и достижениями. Но что такое государство? В своё время мой учитель истории дал неожиданный для меня ответ на этот вопрос: государство – это сила, которая держит в повиновении народ. Прошли годы, и сегодня я снова убеждаюсь в мудрости нашего «историка». Более того, эта сила извлекает ресурсы не только из народа, но и из природы. Об этом пишет американский антрополог, профессор Йельского университета Джеймс Скотт.
Против зерна. Глубинная история древнейших государств.
Книга вышла уже сравнительно давно, в 2017 году и была переведена на русский язык. Я ограничусь лишь перечислением основных идей.
Историю геологической эпохи антропоцена, или века людей, кто-то исчисляет с начала освоения атомной энергии. Кто-то предлагает начать с Промышленной революции, когда ископаемые источники энергии стали ощутимо влиять на экологию планеты или с использования современных строительных технологий. Автор предлагает смотреть намного глубже в историю. Потому что давным-давно наши предки получили в свои руки инструмент, радикально изменивший природу всюду, где они жили. Это – огонь. Это было давно, задолго до появления Homo sapiens: как минимум 400 тысяч лет назад. Эту эпоху автор называет «узким» антропоценом, потому что слишком мало было население. Десять тысяч лет до нашей эры нас было всего каких-то пару-тройку миллионов на всю планету. Шесть тысяч лет до нашей эры появилось ещё одно мощное средство воздействия на окружающую среду: государство.
Как мы дошли до такой жизни в плотном окружении одомашненных животных и растений, а также себе подобных – сложный и интересный вопрос. Если широко взглянуть на вещи, государство не является ни данностью, ни естественным порядком вещей. Сапиенсы появились около 200 тысяч лет назад, из Африки вышли около 60 тысяч лет назад, а культивировать растения начали 12 тысяч лет назад. Всё это время мы жили в маленьких кочевых общинах охотников-собирателей. И продолжали так жить ещё как минимум 4 тысячи лет уже после изобретения сельского хозяйства! Эта «дыра» во времени – серьёзная проблема для теоретиков, которые вписывают образование государства как неизбежную форму организации общества по мере появления культурных растений и оседлости.
Трудно привыкать к картине мира без неуклонного прогресса и цивилизаций. Эта картина рисовалась уже идеологами первых государств, которые, будучи новыми и мощными обществами, старались как можно более явно выделиться на фоне остальных. Посмотрите на практически любое аграрное общество – и увидите прославление превосходства фермеров со всей прилагающейся мифологией.
На самом деле нет ничего особенно привлекательного в жизни крестьянина в сравнении с вольным охотником. История даёт нам достаточно свидетельств того, как кочевники сопротивлялись принуждению к оседлой жизни, не желая ни болезней, ни притеснений, с ней связанных. Индейцев удалось загнать в резервации только военной силой. Кочевники прекрасно могут взаимодействовать с цивилизацией, не входя в её состав. И всё же всё новым поколениям рассказывают в школе о прогрессе, переделывающем охотников и собирателей в крестьян. При этом подразумевается, что этот переход дал скачок в благосостоянии: больше еды, больше свободного времени, дольше жизнь, и дом с благами цивилизации. На деле оседлая жизнь имеет и серьёзные недостатки.
Появление поселений трудно связать с агротехнологиями. В южном Междуречье люди тысячами лет жили на одном месте без того, чтобы заниматься сельским хозяйством. Известна и обратная ситуация, когда люди высаживали растения и собирали урожай, не переставая кочевать. Сам момент начала доместикации растений и животных трудноуловим. Ботаники пытались выделить этот момент появлением растений с нехрупким стеблем, но нет, они появились задолго после начала культивации зерновых. Спорными оказались и находки скелетов домашних овец и коз. В любом случае ясно, что процесс одомашнивания был плавным и длительным – кое-где до трёх тысяч лет.
Наш взгляд в прошлое неизбежно упирается в великие древние цивилизации. Между тем, как в географическом и демографическом смысле они были крошечными, утопая в широком море варваров. Подавляющее большинство народов жило вне пределов государств с их налогами и принуждением. Даже четыре тысячелетия назад треть глобуса всё ещё была оккупирована охотниками, собирателями и прочими кочевниками. Если исчислять однозначную гегемонию государств с семнадцатого столетия, то этот период составит всего две третьих процента времени существования нашего биологического вида. Более того, все эти вавилоны, фивы и теотиуаканы вряд ли были Левиафанами продолжительное время: все империи склонны к распаду, и «тёмные века» были скорее правилом, чем исключением. Греки даже умудрились потерять письменность после заката Микен. Кое-где на нашей планете сила государства была ограничена временами года. Когда в Юго-Восточной Азии шли муссонные дожди, например, власть правителя не распространялась намного шире дворцовых стен. Будучи окружено морем варваров, население древних империй часто не стремилось сидеть в своих стенах, а с готовностью мигрировало в это море.
Государство не появляется на ровном месте. Для этого нужна подходящая территория с подходящими ресурсами. Ресурсов у нас маловато, но создавать их нам помогает огонь, приручённый нашими далёкими предками Homo erectus. С его помощью мы расчищаем ландшафт для нужных нам культур и готовим пищу для нашего большого мозга и короткого кишечника. Процесс концентрации ускорила доместикация злаковых, особенно пшеницы и ячменя. Культурные растения эволюционировали вместе с человеком, получив крупные плоды, определённое время урожая и пригодность к молотьбе. Они могли высаживаться рядом с хозяйством и представляли собой надёжный источник белков и калорий, как и домашний скот, который получил свои отличительные черты: быстрое размножение, способность к жизни в тесноте, послушание, мясо, молоко или шерсть.
Это всё не привело автоматически к оседлой жизни, но создало необходимую концентрацию продовольствия и населения, особенно в подходящей местности: богатой увлажнённой равнине с плодородными почвами. Однако, живя в таком раю, мало кто захочет превратиться в трудягу-крестьянина, который гнёт спину от зари и до зари. Куда лучше и интереснее охотнику на приволье. Доместикации подвергся, в конечном счёте, и сам человек, вернее лишь те, кого заставили вести монотонную жизнь в стеснённых условиях при постоянном риске заболеть какой-нибудь гадостью. Почти ясно, что многие ранние государства развалились именно в результате эпидемий.
В ходе своего повествования автор обращает внимание читателя на то обстоятельство, что практически все классические государства базировались на тех или иных злаках, включая просо. Истории не известны ни ямсовые, ни бататовые государства.
Скотт выдвигает гипотезу, что государство могло образоваться лишь тогда, когда у налогового инспектора был хороший шанс конфисковать часть урожая либо на корню, либо в закромах. Для этого этот урожай должен быть не в земле и вызревать примерно в одно время. При этом других альтернатив у крестьянина быть не должно. А то он ведь перестанет заниматься столь малоприбыльным бизнесом. Замечу: подозрительным образом автор замалчивает наличие «картофельной» империи инков.
Хоть государство не изобрело ирригацию, оно продвигало её как средство расширения базы своей власти. Оно продолжало «приручать» крестьян, заставляя их рыть каналы и осваивать новые территории. В результате был создан чёткий типовой ландшафт зерновых культур с большим населением, пригодным для подневольного труда, мобилизации и, конечно, выращивания урожая. Впервые это случилось в Междуречье.
Если автор прав, то роль принуждения ставит под вопрос теории общественного договора Гоббса, Локка и их последователей. Никакой это не магнит гражданского мира, общественного порядка и свободы от страха. Это сила. Сила, которая держит в повиновении народ. Всё, как говорил мой учитель истории. Эта сила была не всемогущей, и многие империи пали под ударами экологии, политической нестабильности и эпидемий. Причём падение было явно не результатом недостатка применения силы. Чего-чего, а принуждения у древних хватало. Вспомним хотя бы Древние Грецию и Рим, большинство населения которых составляли рабы. Кстати, ещё не до конца ясно, для чего построили Великую Китайскую Стену: для защиты от набегов или для удержания своих граждан в пределах империи.
Ранним государствам была присуща хрупкость, происходящая из присущей им агроэкологии. Гражданская война, вторжение соседей, засуха или наводнение могли быстро положить конец новой державе. К этому добавились новые факторы, порождённые самим государством: распространение болезней вследствие скученного проживания людей и животных и выращивания монокультур, сведение лесов и эрозия почв из-за интенсивного земледелия.
Впрочем, развал государства – это не всегда плохо. Жить без царя и князей вполне можно. Варварам привольно жилось у границ империй. Они дополняли государства и торговали с ними ресурсами. Ну и иногда грабили столь удобную цель. Берберская пословица гласит:
Наше сельское хозяйство – это совершение набегов.
Варвары торговали и живым товаром, а также охотно нанимались пограбить других. И тем самым серьёзно посодействовали закату своего краткого золотого века.
Из книги Скотта нам становится ясно: не так хорошо государство, как его малюют воспеватели. Видно, что автору близки анархисты Уэнгроу и Гребер, которые, кстати, на него ссылаются в своей книге. Мне не хватило ответа на логичный вопрос, который вытекает из этого: если государство так плохо для людей, почему оно добилось господства на планете? Ответ очевиден: по причине своей эффективности. Автор рассказывает о том, что государство поощряло технические нововведения, способствующие расширению базы своей власти, например, ирригацию. Но ирригация – это благо, которое идёт на пользу не только царям с королями. Именно поощрение технических инноваций и нацеленность на эффективность составляет силу государств. Можно вести прекрасную и насыщенную жизнь в лесу, но скольких охотников может прокормить один гектар? То-то. Потому я считаю современных анархистов утопистами, которые проповедуют жизнь после смерти. Жизнь малого числа счастливчиков, которые смогут остаться в живых после массового вымирания при развале государства. Лично я не питаю слишком больших надежд попасть в число таких избранных, и потому предпочитаю жить в государстве, несмотря на все его неудобства.
Сегодня история сдвинется в Финикию, а оттуда…много куда ещё. Но для начала всё же скажу немного про Финикию. Региона этого я и в более ранних заметках касалась, но о самом регионе не говорила. Да-да: назвать Финикию именно страной как-то язык не поворачивается. Потому что в плане государственности, судя по тому, что я об этом читала и знаю, это можно было назвать в лучшем случае конфедерацией, что-то вроде нынешней Швейцарии или того покруче. Хороший пример из древности – греческие полисы. Это сейчас мы говорим «Греция», на самом деле её как единого целого ни тогда, ни долгое время позже не существовало. Были города-государства. Вот и в Финикии так же.
(Финикийские корабли в порту. Использовалась, как минимум, в энциклопедии Д.В. Брусилова)
Вообще у них с Грецией немало общего: сформировавшись, по сути, примерно в XIII-м веке до н.э., после упадка Древнего Египта, который прежде контролировал эти территории, Финикия достигла своего расцвета и начала активную колонизацию в период ок. 1200-800-х годов до н.э. Причина состояла в том, что финикийцы сделали ставку на ремесла и торговлю из-за недостатка плодородной земли, и не прогадали. Финикия торговала практически со всеми странами и государствами древнего мира, а финикийская письменность стала одной из первых зафиксированных в истории систем фонетического письма и была принята на вооружение древними греками. Мощнейшими городами-государства стали Сидон (нынешняя Сайда в Ливане), Тир, Акко, Берит (нынешний Бейрут), Библ (Гебал), Триполи и Арвад. Иногда к финикийским городам относят ещё и Угарит. В основном Финикия располагалась на территории нынешнего Ливана. Это как бэ намекает на то, что одним из главных финикийских товаров был знаменитый кедр, который особенно любили египтяне (см. историю про Путешествие Уну-Амона). Правда, когда стали его не только продавать очень активно, но и пускать на огромные корабли, от кедровых лесов вскоре мало что осталось. Гринписа тогда не было, так что история не исключительная.
Прославившиеся как предприимчивые торговцы и умелые моряки финикийцы охотно шли на службу к правителям соседних государств, и им не чужда была тяга к авантюрам, приключениям и морским путешествиям любопытства ради. Так что неудивительно, что задолго до греков они, как никто другой, активно исследовали мир, попутно создавая новые города. Так около 1100-го года до н.э. на юге нынешней Испании они основали Гадир (ныне Кадис), торговавший с древним городом Тартесс, а ещё облюбовали Сицилию, Корсику, Сардинию и побережье Северной Африки, в частности, на территории нынешнего Туниса основали Утику (я об этом упоминала) тоже около 1100-го года до н.э. Карфаген же неподалеку основали выходцы из Тира уже в IX-м веке (традиционным годом считается 814-й до н.э., а легендарной основательницей Дидона (Элисса) из Тира), с чем никак не могли смириться, я смотрю, ранние советские писатели. Ну, или у них были иные данные. На достигнутом финикийцы не остановились и не позже VIII-го века до н.э. (хотя вряд ли и раньше IX-го) основали Ликсус на территории современного Марокко. Кстати, Танжер тоже они основали. Но позже. И ещё кучу городов.
Северная Африка до появления там финикийцев не сказать, что блистала какими-то цивилизациями, не считая египетской. Её жители в основе своей, подобно ливийцам из египетских хроник, жили преимущественно кочевым или полукочевым скотоводством и отчасти рыболовством. До определенного момента жители древних государств даже названий тех племен не знали. Одними из первых, с кем они познакомились, стали нумидийцы или их предки. Они стали торговать с карфагенцами, что принесло им немалые выгоды (и немалые проблемы, впрочем, тоже, так как мирно сосуществовать получалось не всегда), а ок. III-го века и вовсе создали на территории нынешнего Алжира собственное государство, Нумидию. Но об этом как-нибудь в другой раз. Скажу лишь, что все эти племена считаются предками нынешних североафриканских берберов. И есть мнение, что берберские же племена когда-то заселили Канарские острова, дав начало гуанчам. Но это не точно. Тем не менее эту тему не обошёл вниманием в своей книге один писатель, и сегодня вот расскажу о повести...
«Финикийский корабль» В. Яна
Время действия: Х век до н.э., около 969-936 годов до н.э. Время правления царей Соломона и Хирама I Великого, царя Тира и Библа. Поскольку Ровоам, сын Соломона и тоже будущий царь, здесь упоминается как мальчик, вероятно, младшего подросткового возраста, дело может происходить около 960-958 гг. до н.э.
Место действия: Финикия (территория современного Ливана), Израильское царство, Утика (Карфагена ещё не было, сейчас там Тунис), земли нумидийцев (территория современного Алжира) и условных ликсусов (самого Ликсуса ещё тоже не было, ныне это территории Марокко), Канарские острова.
Интересное из истории создания:
Василий Григорьевич Ян (1874-1954), настоящая фамилия которого Янчевецкий, был не только советским писателем, публицистом, поэтом, драматургом, сценаристом и педагогом, но и сыном антиковеда Г. Янчевецкого и братом востоковеда Д. Янчевецкого. Интерес к истории, благодаря этому, у него возник однозначно, но со знаниями вышло уже не так однозначно. Повесть «Финикийский корабль» он написал в 1931-м году для подростков. Прологом к ней служит выдуманная история о найденных при раскопках глиняных табличках с «удивительным рассказом, и неважно, правда это или нет». На деле же В. Ян не придумал ничего лучше, кроме как при создании данного произведения опереться на труды карфагенских и греко-римских авторов, а ещё на Библию, причем, на что больше, сказать трудно. Что легко сказать – выбор таких источников в качестве основных (или единственных?) на пользу произведению не пошёл. Второе, что важно знать, это то, что Ян вложил в это повествование свои идеи и взгляды, и сама повесть создавалась именно для их демонстрации, а не для знакомства читателей с реалиями древнего мира, как это было в случае, например, Р. И. Рубинштейн и во многом Р. В. Кинжалова. Но об этом я ещё скажу позже.
О чём:
Не считая пролога, история начинается с того, что в поселении Авали близ Сидона живёт мальчик-подросток (возраст его не указан, но, полагаю, ему около 10-13 лет) по имени Элисар (или сокращенно Эли) со своей матерью по прозвищу Ам-Лалайт (сейчас схожим образом могут называть женщин в арабских странах, например, Умм-Валид, где Умм означает «мать» аналогично «ам», но Валид (в противовес личному женскому имени Лалайт) – это имя сына женщины, а не её собственное, т.е. буквальный перевод "Мать Валида"). Элисар, чтобы прокормиться, пошёл в ученики-подмастерья к местному гончару, и в день, когда у дверей их дома решил поискать помощи блаженный, хотя и очень учёный старик Софэр, из-за этого случая опоздал на работу. Вроде бы ему удалось даже отбрехаться тем, что он принимал у себя странника, который хорошо ему заплатил за сделанный им глиняный светильник в виде корабля, и, услышав, что такой богач придет к нему в мастерскую, гончар сменил гнев на милость. Но ненадолго: когда Софэр реально пришёл, но отказался играть в игры с разводом богатого лоха на бабки и после этого ушёл, гончар обвинил в неудаче мальчика и прогнал его. Так паренек остался без работы. Справедливости ради, старикан, хотя и полез не в своё дело, помешав Ум-Лалайт пойти и поговорить со взбрыкнувшим работодателем на тему ТК и трудовой инспекции, дабы тот принял сына обратно, не свалил в закат, а попытался помочь.
Ну, как помочь…Зачем-то он стал учить Эли писать, а потом потащил за собой в Сидон, чтобы узнать не возьмут ли его самого на борт строящегося в Авали финикийского корабля, который должен был отправиться в очень дальнее плавание. Хозяин корабля, узнав, что старик разбирается в медицине, согласился позволить ему плыть на его судне в обмен на услуги лекаря. Попутно Софэр и Эли решили спросить, не знает ли судовладелец чего о судьбе некого плотника Якира из Авали, отца Элисара. Но тот покрутил пальцем у виска и ответил, разумеется, что и при желании б всех мимо проходящих крокодилов плотников не запомнил бы. Тут-то и выяснилось, что Якир был в числе тех, кого по приказу царя Хирама направили в Израильское царство к царю Соломону, для помощи при возведении дворцов и храма. И вопрошающим посоветовали отправиться для наведения справок именно туда. Когда корабль достроили и спустили на воду, так они и поступили.
Путешествие было увлекательным, но безрезультатным. Конечно, если не считать того, что старикан Софэр успел вылечить какого-то моряка, у которого нашли медную бляшку с надписью, которую…тарарам, сделал плотник Якир из Авали, сообщая, что оказался захвачен пиратами и попал в рабство в далекой стране Канар (я щас не шучу, серьёзно). Полные решимости Софэр и его юный друг покинули город, взошли на корабль…и вскоре после отплытия выяснилось, что судно захватил знаменитый пират Лала-Зор. Ситуация приняла бы совершенно скверный оборот, кабы не выяснилось, что им оказался тот самый вылеченный Софэром моряк. Дальше пересказывать не буду.
Отрывок:
Подобрать его было трудно, как никогда, но мне понравился этот эпизод:
«…Позади себя я услышал шипение и оглянулся. Две большие, длинные, как жерди, черные змеи ползли по белым плитам. Они высоко подняли головы и шипели, как гуси, приближаясь с двух сторон ко мне. Отступив назад, я прижался к спине каменного бога и едва не упал — сзади меня открылась дверца, я проскочил внутрь и захлопнул ее. Сверху проникал слабый свет.
Ступеньки вели к голове бога. Справа в углублении в медном котелке тлели раскаленные угли. Возле них висела связка восковых свечей. Я поднялся по ступенькам, и моя голова оказалась в пасти каменного бога.
Снаружи послышались голоса. Неизвестные говорили совсем близко.
Женский голос ласково уговаривал:
— Дедушка, не бойся, подходи ближе. Подымись сюда и сядь на ступеньках, а я буду петь молитвы. Подержи корзинку с голубями. Я посмотрю, здесь ли жрец Эшмуназар.
Слабый, старческий голос отвечал:
— Не отходи от меня, Эмашторет! Я боюсь этого бога. Он глядит на меня огненными глазами, точно хочет каменной лапой раздавить мне голову.
Сандалии Эмашторет застучали по каменным плитам. Она воскликнула:
— О священные змеи, не троньте меня! Вот я принесла вам чашку молока.
Я не сделала ничего дурного, пропустите меня в храм!
Скрипнула дверь. Кто-то сердито спросил:
— Что тебе нужно? Зачем тревожишь меня так поздно?
— Я целый день работала на поле и освободилась только сейчас. Протяни мне руку милосердия и разреши мне произнести молитвы всемогущему Ваалу-Хаммону.
— Ну, хорошо, хорошо, дочь моя! А ты не забыла принести положенное даяние в пользу храма? Не скупись, не жалей даров на богоугодное дело.
— Я принесла двух белых голубей, четыре рыбки и сноп пшеничных колосьев.
— Скупы стали люди, — хрипел жрец. — Другие не жалеют для нас барана или теленка. О чем ты хочешь молиться?
— Шесть лет назад в этот день я потеряла сына. Он с другими мальчиками играл на морском берегу. Подъехали лодки, в них сидели злые люди. Они схватили детей и увезли их в море. Только двое из игравших на берегу прибежали домой и рассказали про кражу детей… Тогда моему сыну было десять лет…
— Стань здесь на колени, — ответил жрец, — закрой глаза, протяни могучему богу руки и молись.
Нежный голос запел песню, в которой чувствовалось глубокое горе:
Верни мне сына, моего прекрасного сына! Он был похож на жемчужину в раковине. Он был мое сердце, И сердце мое вынули у меня. Верни мне сына, моего прекрасного сына! И месяц и солнце по очереди светят на землю. Они освещают и днем и ночью мою грустную жизнь. Все для меня померкло с потерей сына, И в сердце моем и пламя и ад. Верни мне сына, моего прекрасного сына! Неужели он убит и не видит больше и не слышит? Лгут они, лгут! Не умер он, а скитается по свету. Кто скажет мне, несчастной, где мой прекрасный сын? Я обернусь белой голубкой и полечу к нему.
Этот голос походил на голос моей матери, песня говорила о том же горе, которым страдала теперь Ам-Лайли. Невольные вздохи стали вырываться из моей груди. Я не мог больше удержаться, стал сильнее всхлипывать и наконец громко зарыдал.
Голоса затихли, раздался шепот:
— Ты слышишь? Даже сердитый бог Ваал-Хаммон не выдержал и сам заплакал.
Потом раздались крики и топот ног.
Я поспешил выбраться из каменного бога и вышел на ступеньки храма…»
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Я, конечно, могла бы написать, мол, да не, в целом классная книжка, можно почитать на ночь…чтобы заснуть скорее. Но мы договорились, что я буду честно делиться впечатлениями, поэтому…да начнется разнос.
Честно говоря, я даже не знаю, с чего начать. А раз так, то начну с того, что проще охватить, потому что этого было намного меньше – с хорошего. Из хорошего, несомненно, то, что здесь короткие главы. Это очень помогает удержать внимание. Иначе я бы даже за два-три дня это не осилила. Кроме того, мне правда понравились стихотворные вставки-песни. Этот тот удивительный случай, когда песни в тексте реально воспринимаются как песни, и ты практически слышишь, как они должны звучать, и вот-вот начнешь мурлыкать в такт. Признаюсь честно, раньше никогда с таким не сталкивалась. Да вот незадача-то – принадлежат они (во всяком случае, часть) перу не В. Яна, а А. Шапиро и других. Например, песня из процитированного отрывка, якобы, взята из «Сирийских рассказов» С.С. Кундурушкина. Впрочем, не прочитай я эту повесть – я бы ни о чём таком не узнала. Ну и, приходится признать, что в некоторые моменты на автора, видимо, всё же находило вдохновение, и его описания выходили довольно живописными и атмосферными. Хотя, в основном, нет. Почему – сейчас объясню.
Как я и сказала, с историчностью в этом произведении большие проблемы, кто бы ни утверждал обратное. Походу, В. Яну никто не сказал, что древние авторы могут немного прип…приукрасить, а ещё ошибиться и чего-то не знать вовсе. И, если претендуешь на историчность, то можно же не только к древним историкам обратиться, но и к современным тебе, благо связи есть. Ну там, к таким славным учёным как С.Я. Лурье, В.В. Струве, да к той же Р.И. Рубинштейн, она уже семь лет как работала, и через девять лет после написания Яном «Финикийского корабля» защитила кандидатскую диссертацию. Я не знаю, может, он с кем-то всё же консультировался (ну уж с братом-то можно было), но что-то мне подсказывает, что нет. И повесть свою первым делом зачитывал сыну и его одноклассникам. Я не знаю, почему некоторые считают, что детям и подросткам любую антинаучную шляпу можно впаять, лишь бы было захватывающе, но мнение такое есть.
Кстати, о «захватывающе». Нет, не захватывающе ни разу. Может, по тем временам, конечно, и да. Но я, признаться, и из тех времен читала куда более занятные вещи. И лучше написанные. В. Ян написал простую, местами до банальности, историю столь же незамысловатым языком, причем местами прибегая к довольно странным языковым вывертам (например, «Проехать до страны Канар может только очень опытный моряк», «подъехали всадники на красивых конях», «Желавшие сойти на берег поднимали платье на плечи и брели по пояс в воде»). Надеюсь, я не одна это вижу, и, что здесь не так, расписывать не надо.
Ну и, наконец, самое главное, и, видимо, вообще бич подобной литературы той эпохи – торчащие уши идеологии, причем не деликатно так подрагивающие собачьи ушки, а длинные и огромные, как у калифорнийского зайца. Не, я так-то тоже за всё хорошее против всего плохого. Мне рабство, нищета, необразованность и прочее тоже не нравятся. Но тут есть два «но». Во-первых, причина возникновения этих и иных вещей гораздо сложнее, чем «злые, наглые и жадные буржуи и лживые жрецы «от слова жрать»». Во-вторых, если так хочется заниматься пропагандой, зачем обязательно брать для этого историческую тематику, особенно древний мир? Ну напиши, блин, про 1905-й год, тем более, если ты его видел. Напиши про XIX-й век. Хренли ты лезешь «настырно всё выше и выше» со своей моралью, не подкрепленной знаниями, вкладывая её в хоть и вымышленных, но людей из той эпохи? Когда всё это было в порядке вещей и воспринималось иначе. И понятий-то таких не знали, какими ты их наделяешь. Причем это проблема не слишком дотошных (хотя бы) авторов и прошлых времен, и нынешних. Но в ранний советский период с этим просто беда какая-то была. Открыла вот очередное произведение Ефремова, а там опять вот это вот всё, отчего я глаза обычно закатываю. Постараюсь дочитать, но про ещё один роман уже задумываюсь – а надо ли?
Я вслух задалась вопросом, почему вот одни в состоянии не впихивать свои идеологические откровения в историческую прозу и стараются в ней передать мир и людей такими, какими они, по идее, должны были быть тогда, а другие вот не могут удержаться от этого «Вот поглядите! А раньше-то ещё хуже было! А у нас-то вот уже огого!».
Причем А. Платонов в своей рецензии 1947-го года прямым текстом написал – «Нам кажется лишь, что автор поступил бы более справедливо, если бы сказал в своей книге, что ныне, в нашу историческую эпоху, человечество гораздо ближе к „Стране Счастливых Островов“». Просто рукалицо.
Кстати, о "счастливых островах". Видала я, конечно, дро любителей Какраньшии, но чтоб вот так… Потому что «уанчи», жители описанных Канарских островов древности, даже по меркам цивилизаций той эпохи жили в каменном веке со всеми сопутствующими фишечками. И, казалось бы, несложно понять, почему это такой себе идеал для подражания. Но нет.
Так вот на мой вопрос мне неожиданно ответили – «Потому что одни авторы, прежде всего, учёные (и иногда даже учёные-историки), а другие – нет». Признаться, этот ответ заставил меня серьёзно задуматься. Теперь вот буду читать и проверять эту гипотезу. Вдруг чел прав оказался?))
Вывод: «Финикийский корабль» нужно читать (если вообще нужно), прежде всего, как продукт своей эпохи. Например, если кто-то решил диссер на соответствующую тему написать. Помимо упомянутых выше положительных моментов, могу упомянуть ещё и то, что автор коснулся тех регионов, об истории которых вообще мало написано, хотя бы так. Но, увы, на этом, с моей точки зрения, плюсы заканчиваются, и большинству эту повесть я бы читать не посоветовала.
Академик Покровский написал как-то, что история – это политика, опрокинутая в прошлое. Я заинтересовался книгой британского автора Ричарда Коэна, который рассказал о самых разных историках с их преимуществами и недостатками. В их которых он включает и обычных авторов, вплетающих в канву истории свои творения. Начинает он с Геродота, заканчивает современными телеведущими. Предупреждаю: повествование Коэна предвзято, как и у любого историка. У каждого своя правда.
Сотворение истории. Рассказчики, которые формировали прошлое.
Первые истории-мифы передавались в устной форме и потому рифмовались, чтобы было легче запоминать. Передавалось то, что хотели слышать, а именно приятное уху. Вот и Геродот пересказывал легенды, не чураясь и выдумки. Фукидид, в отличие от него, рассказывал в своей Истории Пелопоннесской войны то, что знал сам и чему сам был свидетелем. Ему было не столько важно развлечь читателя, сколь убедить его в своей версии произошедших событий. А именно оправдать собственное поведение. Правда, он тоже креативил, выдумывая речи политиков на основе их мотивов. Ну а что вы хотите – традиция записи выступлений насчитывает лишь пару столетий. Сэмюэл Джонсон занимался придумыванием речей в парламенте в восемнадцатом веке.
Труды Геродота и его последователей стали известны нам по причине изобретения письменности. Она дала нам услышать голоса прошлого, а с изобретением доступных алфавитов демократизировала процесс создания текстов и положила начало профессии писателя. Без греческого алфавита не было бы ни прозы, ни театра. Даже сам язык в определённой степени стабилизировался.
Слава греков-первопроходцев заставила взяться за перо многих римлян, начиная с Полибия и заканчивая Светонием. Но ещё задолго до самого Геродота были написаны первые книги Библии – внушительного произведения, скомпонованного их труда более чем четырёх десятков авторов, главным образом священников и пророков, писавших на трёх разных языках. Большинство из них повествовали о давно минувших событиях и не чурались выдумки. Где свидетельства существования царя Соломона? Их нет. Конечно, не обошлось и без заимствований из чужих мифов. Даже в Десяти заповедях можно отыскать фрагменты договоров с хеттами. А история Ноева ковчега, списанная с легенды о Гильгамеше? Сказки? Конечно. Сами евреи считали так и не стремились толковать ранние книги Писания буквально.
Авторство Пятикнижия сегодня приписывается четырём более разным источникам, которые были искусно сведены в единое целое. Можно заметить, что о многих событиях рассказывается дважды, и это не просто так: разные версии принадлежат разным авторам. Дело в том, что сама религия эволюционировала, и необходимо было внести новые толкования. Один автор происходил из царской семьи и писал между 848 и 722 годами до нашей эры. Адам и Ева, Вавилонская башня, Моисей, Исход и горящий куст – его творения. Ещё один жил в Израильском царстве и творил между 922 и 722 годами до нашей эры. Он был большим мастером и не рисовал чёрно-белых картин, делая героев несовершенными, а злодеев изображая более-менее адекватно. В 622 году до н.э. была найдена пятая книга Моисея – Второзаконие. Сегодня известно, что это была фальшивка, написанная незадолго до её обнаружения. Её, как и шесть других книг, скомпоновал один редактор из Силома, известного своей литературной традицией. Жил он в царствование царя Иосии в конце седьмого века до н.э.
Падение Иерусалима и вавилонский плен вынудили искать решение проблемы несбывшегося божественного правления давидова царского семейства. Решением было вставить в разных местах объяснения, обусловливавших это правление соблюдением Завета. То есть отошли от него – сами виноваты. Этим не только объяснилось прошлое, но и появилась надежда на будущее: будьте верны Господу – и вам восполнится всё утраченное. Вдохновителем и первоначальной, и пересмотренной версий, является, по-видимому, пророк Иеремия. А записывал и компоновал его друг и секретарь Варух. Прошли века – и последний редактор, Ездра, добавил в канон ещё один источник из круга священников-ааронидов. Ездра мастерски сплёл все четыре источника воедино и дал понять своему народу, что восстановление Храма – это не начало, но продолжение традиции.
Новый завет, в отличие от Ветхого, писался с целью вдохновения верности Христу и сохранения его в памяти. Но книги его – не история, хоть они и не лишены историческое значения. Их цель – обратить читателя в христианство. Матфей писал своё евангелие для евреев-христиан. Первым, однако, он, скорее всего, не был, а пользовался мрачноватым трудом Марка, который по последним данным, не был тем самым проповедником, упомянутым в Деяниях. Кем бы он ни был, его повествование о жизни Иисуса считается самым достоверным. Потом был Лука, который написал не только евангелие, но и Деяния. Глядя на его произведения, нельзя не признать, что он оказался блестящим историком. Хоть во многом из того, что он написал, можно усомниться. Чего ради он привёл Вифлеем местом рождения Христа? Уж не потому ли, что в том же месте родился и был помазан на царствие Давид? Четвёртое евангелие не было написано Иоанном, а является плодом коллективного творчества его школы на протяжении полувека. И хоть оно пользуется меньшим доверием у историков, но в то же время не лишено достоинств: когда пишут многие, картина получается более объективная.
Нельзя считать Библию буквальной историей. Конечно, некоторые книги писались на основе недавних событий. Но большинство повествует о далёком седом прошлом, о котором не сохранилось ничего, кроме легенд. Эти легенды, сдобренные выдумкой, и легли в основу книг авторов Священного писания. Сегодня у нас нет свидетельств ни исхода из Египта, ни завоевания Ханаана, ни даже взятия Иерихона. Но всё же Библия – не только миф и пропаганда, но и исторический документ. Это кладезь мудрости и тоже часть истории, пусть и в креативно переработанном виде.
В отличие от Библии, Коран имеет одного автора - Аллаха. И, разумеется, текст его обязан быть свободен от недостатков. Вот только толковать его можно по-разному. Магомет служил лишь транслятором воли Всевышнего. Вне сомнений, он существовал на самом деле, хоть сама его персона, упомянутая в Коране четырежды, довольно непрозрачна. Трудно поверить, что столь яркое произведение сорвалось с губ неграмотного купца из языческого города среди пустыни. При том авторитете, которым пользуется в обществе Коран, не удивляет, что историки до сих пор не внушают у мусульман большого уважения. В доисламские времена об истории не писали, о ней говорили. И потому неизбежно эти рассказы становились отражением современных реалий. Прошлое было предметом легенды, мифов и догадок.
А всё же были у них серьёзные авторы, и прежде всего Ибн Хальдун, который стал пионером системного анализа. Он собаку съел на политических интригах, но в конце концов это не спасло его от опалы, в которой он писал свои труды, и прежде всего Мукаддиму. Об истории он писал так:
Она имеет дело с такими условиями, затрагивающими природу цивилизации, как например, дикость и общественность, групповые чувства и разные методы, при помощи которых одна группа людей достигает превосходства над другой.
Написано в четырнадцатом веке, между прочим. Он спрашивал: «Почему историки совершают ошибки?» И отвечал, что причины – предвзятость, доверчивость и неведение касательно того, что вероятно.
Несмотря на популярность его ярких мыслей в Персии, арабы игнорировали их и оставались ограниченной цивилизацией. Части всё более ограничивавшей себя исламской цивилизации пережили долгий культурный упадок. Сотни лет книгопечатание было под запретом, частично из страха того, что доступность Корана сделает неизбежным его неправильное толкование. Когда Наполеон вторгся в Египет в 1798 году, в стране было лишь три процента грамотных. Круг замыкается в наши дни. Сегодня к историкам снова стали относиться с подозрением, если не с презрением. Всё в духе известного хадиса:
Кто уподобляется какому-то народу, становится одним из них.
Европейское Средневековье вряд ли было намного лучше в этом отношении. Историческое повествование служило главным образом помощником веры, чтобы быть иллюстрацией торжества христианства. Светские биографии сменились житиями святых. Многочисленные ценные трактаты больше не переписывали. Труды Григория Турского и Беды Достопочтенного кишат чудесами. Хроники предвзяты и фрагментарны, и даже гобелены являются образчиками лжи. Гарольду ткачи-оппозиционеры пририсовывают стрелу, которая его убила, в то время как норманнские пропагандисты рассказывали о том, как его пронзило копьё. На самом же деле его, скорее всего, зарубили топором.
Фрагмент гобелена из Байё (Гарольд слева).
Выдумать английскую историю с никогда не существовавшим королём Артуром? Легко! Спросите у Гальфрида Монмутского. Но время шло. Анналы не давали толкований событий, а хроникёры становились всё более «дерзкими». Они хотели влиять на умы.
