НИИЧАВО на ПИКАБУ

Роман Братьев Стругацких "Град Обреченный" философское произведение, написанное в жанре социальной фантастики, где делается несколько фантастических допущений, создающих особый мир, а дальше события происходят в обычном социуме. К книгам такого же жанра относят произведения известного американского фантаста Курта Воннегута

В романе описывается некое фантастическое место, в которое попадают герои для проведения некого Эксперимента. А дальше - энциклопедия жизненных ситуаций, которая могла случится с советским человеком.

В книге много предсказаний и сюжетов, которые актуальны и по сей день. Одним из сюжетов является военный мятеж. И как себя вести при при военном мятеже.

— Редакция "Городской газеты"? — осведомился деловой голос.
— Да, — сказал Андрей.
— Господина Воронина попрошу.
— Я.
В трубку подышали, затем раздались гудки отбоя. С сильно бьющимся сердцем Андрей осторожно положил трубку.
— Это они, — сказал он.
Изя прочавкал что-то неразборчивое, ожесточенно кивая головой. Андрей сел. Все смотрели на него — напряженно улыбающийся Денни, насупленный и взъерошенный Кэнси, жалко-испуганная Амалия и бледная подобравшаяся Сельма. И Изя смотрел на него, жуя и осклабляясь, вытирая замасленные пальцы о полы куртки.
— Ну, чего вы уставились? — раздраженно сказал Андрей. — А ну, мотайте все отсюда.
Никто не двинулся с места.
— Чего ты волнуешься? — сказал Изя, рассматривая последний пирожок. — Все будет тихо-мирно, как говорит дядя Юра. Тихо-мирно, честно-благородно… Только не надо делать резких движений. Это как с кобрами…
За окном послышалось тарахтение автомобильного двигателя, скрип тормозов, пронзительный голос скомандовал: "Кайзе, Величенко, за мной! Мирович, остаться у дверей!.." — и сейчас же в дверь внизу ударили кулаком.
— Я пойду открою, — сказал Денни, а Кэнси подскочил к камину и принялся изо всех сил ворошить груду дымящейся золы. Пепел полетел по всей комнате.
— Резких движений не делайте! — крикнул Изя вслед Денни.
В дверь прямо напротив него решительно шагнул полный невысокий человек в хорошем пальто с белыми повязками на рукавах и в огромном берете с каким-то значком. На ногах у него были великолепно начищенные сапоги, а пальто было слабо и очень некрасиво стянуто широким ремнем, на котором слева тяжело отвисала новенькая желтая кобура. За ним ввалились еще какие-то люди, но Андрей их не видел. Он как зачарованный смотрел в одутловатое бледное лицо с расплывчатыми чертами и с маленькими закисшими главками. "Конъюнктивит у него, что ли, — подумалось где-то на самом краю сознания. — И выбрит так, что вроде бы даже блестит, как лакированный…"

Человек в берете быстро оглядел комнату и уставился прямо на Андрея.
— Господин Воронин? — с вопросительной интонацией провозгласил он высоким пронзительным голосом.
— Я, — с трудом выдавил из себя Андрей, обоими руками вцепившись в край стола.
— Главный редактор "Городской газеты"?
— Да.
— А кто вы, собственно, такой?
Господин Раймонд Цвирик взглянул на него, а затем изумленно повернулся к Андрею. Андрей прокашлялся.
— Господа, — проговорил он. — Позвольте вам представить: господин Цвирик, младший коадъютор…
— Адъютор! — с негодованием поправил Цвирик.
— Что?.. Ах, да, адъютор. Но коадъютор, а просто адъютор… (Сельма вдруг ни с того ни с сего прыснула и зажала себе рот ладонью.) Младший адъютор, политический представитель в нашей газете. Отныне.
— Представитель чего? — непримиримо спросил Кэнси.
Андрей полез было снова в конверт, но Цвирик еще более негодующим тоном объявил:
— Политический представитель управления информации!
— Ваши документы! — резко сказал Кэнси.
— Что?! — закисшие глазки господина Цвирика возмущенно замигали.
— Документы, полномочия — есть у вас что-нибудь, кроме вашей дурацкой кобуры?
— Кто это?! — пронзительно вскричал господин Цвирик, снова поворачиваясь к Андрею. — Кто этот человек?!
— Это господин Кэнси Убуката, — торопливо сказал Андрей. — Заместитель главного редактора… Кэнси, не надо никаких полномочий. Он же передал мне письмо от Фрица…
— Какого еще Фрица? — сказал Кэнси брезгливо. — При чем здесь какой-то Фриц?
— Резких движений! — воззвал Изя. — Умоляю вас, не делайте резких движений!
— На каком основании вы здесь распоряжаетесь? — продолжал Кэнси, не обращая на Андрея никакого внимания. — Кто вы такой? Как вы смеете так себя вести? Почему вы не предъявляете документы? Вы просто вооруженные бандиты, которые проникли сюда с целью ограбления!..
— Заткнись, желтож…й! — дико завопил вдруг Цвирик, хватаясь за кобуру.
— На фонарь вас! — налившись кровью, дико вопил младший адъютор, размахивая огромным автоматическим пистолетом. За всем этим гамом и шумом он успел как-то вытащить свой пистолет и теперь бестолково им размахивал и беспрерывно пронзительно орал, и тут Кэнси подскочил к нему, схватил за отвороты пальто, а он стал отпихиваться обеими руками, и вдруг грянул выстрел и сразу же другой и третий. Бесшумно мелькнула в воздухе кочерга, и все замерли.

Цвирик один стоял посредине кабинета, лицо его быстро серело. Одной рукой он потирал ушибленное кочергой плечо, другая, трясущаяся, все еще была вытянута вперед. Пистолет валялся на полу. Типы в дверях, одинаково разинув рты, стояли с опущенными карабинами.
— Я не хотел… — дребезжащим голосом произнес Цвирик.
Громко ударился об пол выпавший из руки Денни табурет, и только тогда Андрей понял, куда все смотрят. Все смотрели на Кэнси, который как-то странно, медленно-медленно, закидывался назад, прижимая обе ладони к нижней части груди.
— Я не хотел… — повторял Цвирик плачущим голосом. — Видит бог, я не хотел!..
Ноги у Кэнси подломились, и он мягко, почти беззвучно повалился около камина в кучу пепла и золы и, издавши невнятный мучительный звук, с трудом подтянул колени к животу.
И тогда Сельма, страшно вскрикнув, впилась ногтями в толстое, лоснящееся, грязно-белое лицо Цвирика, а все остальные с топотом кинулись к лежащему, заслонили его, сгрудились над ним, а потом Изя выпрямился, повернул к Андрею неестественно перекошенное, с удивленно задранными бровями лицо и пробормотал:
— Мертвый… Убит…
Грянул телефонный звонок. Ничего не соображая, Андрей, как во сне, протянул руку и взял трубку.
— Андрей? Андрей! — это был Отто Фрижа. — Ты жив-здоров? Слава богу, я так за тебя беспокоился! Ну, теперь все будет хорошо. Теперь Фриц, если что, нас в обиду не даст… Он говорил еще что-то — про колбасу, про масло, — Андрей больше его не слушал.
Сельма, сидя на корточках и обхватив голову руками, плакала навзрыд, а младший адъютор Раймонд Цвирик, размазывая по серым щекам кровь из сочащихся глубоких царапин, все повторял и повторял, как испорченный механизм:
— Я не хотел. Клянусь богом, я не хотел…

Цитата достаточно объемная, но главную мысль, высказанную героем романа Изей Кацманом можноЮ выделить отдельно:

Все будет тихо-мирно, как говорит дядя Юра. Тихо-мирно, честно-благородно… Только не надо делать резких движений. Это как с кобрами…

Потому что не всегда понятно в первые часы чем это всё закончится.

Достижения цивилизации можно использовать во благо, а можно и во зло, все зависит в чьи руки они попадают, и какими внутренними убеждениями руководствуются эти руки, однако остановить прогресс невозможно и прогресс действует как в интересах добра, та и в интересах зла.

Первый раз проблему неправильного использования достижений прогресса против человечества, Братья Стругацкие сформулировали в своем романе "Трудно быть Богом".

— Ящик! — рявкнул отец Кабани и надолго замолчал, делая странные движения щеками. Румата, не спуская с него глаз, перенес через скамью ноги в покрытых пылью ботфортах и уселся, положив мечи рядом.
— Ящик… — повторил отец Кабани упавшим голосом. — Это мы говорим, будто мы выдумываем. На самом деле все давным-давно выдумано. Кто-то давным-давно все выдумал, сложил все в ящик, провертел в крышке дыру и ушел… Ушел спать… Тогда что? Приходит отец Кабани, закрывает глаза, с-сует руку в дыру. — Отец Кабани посмотрел на свою руку. — Х-хвать! Выдумал! Я, говорит, это вот самое и выдумывал!.. А кто не верит, тот дурак… Сую руку — р-раз! Что? Проволока с колючками. Зачем? Скотный двор от волков… Молодец! Сую руку дв-ва! Что? Умнейшая штука — мясокрутка называемая. Зачем? Нежный мясной фарш… Молодец! Сую руку — три! Что? Г-горючая вода… Зачем? С-сырые дрова разжигать… А?!
— Кто сложил все в ящик — он знал, для чего это выдумано… Колючки от волков?! Это я, дурак, — от волков… Рудники, рудники оплетать этими колючками… Чтобы не бегали с рудников государственные преступники. А я не хочу!.. Я сам государственный преступник! А меня спросили? Спросили! Колючка, грят? Колючка. От волков, грят? От волков… Хорошо, грят, молодец! Оплетем рудники… Сам дон Рэба и оплел. И мясокрутку мою забрал. Молодец, грит! Голова, грит, у тебя!.. И теперь, значит, в веселой башне нежный фарш делает… Очень, говорят, способствует…
— Горючая вода! — провозгласил он, наконец, перехваченным голосом. — Для растопки костров и произведения веселых фокусов. Какая же она горючая, если ее можно пить? Ее в пиво подмешивать цены пиву не будет! Не дам! Сам выпью… И пью.

Более развернуто, в виде целой повести, принцип "Хищных вещей века" был сформулирован в сочетании с другой темой, которая стояла и стоит перед мировым сообществом - проблемой наркомании.

Я вынул слег из своего приемника и из приемника Римайера, положил перед собой на стол и снова попытался вспомнить, где же я видел точно такие детали и почему мне кажется, что я видел их даже неоднократно. И я вспомнил. Я сходил в спальню и принес оттуда фонор. Мне даже не понадобилась отвертка. Я снял с фонора футляр, сунул указательный палец под раструб одоратора и, зацепив ногтем, извлек вакуумный тубусоид ФХ-92-У, четырехразрядный, статичного поля, емкость два. Продается в магазинах бытовой электроники по пятьдесят центов за штуку. На местном жаргоне — слег.

Так и должно быть, подумал я. Нас сбили с толку разговоры о новом наркотике. Нас постоянно сбивают с толку разговоры о новых ужасных изобретениях. Мы уже несколько раз садились в аналогичную лужу. Когда Мхагана и Бурис обратились в ООН с жалобой на то, что сепаратисты применяют новый вид оружия — замораживающие бомбы, мы кинулись искать подпольные военные фабрики и даже арестовали двух самых настоящих подпольных изобретателей (шестнадцати и девяноста шести лет). А потом выяснилось, что эти изобретатели совершенно ни при чем, а ужасные замораживающие бомбы были приобретены сепаратистами в Мюнхене на оптовом складе холодильных установок и оказались бракованными суперфризерами. Правда, действие этих суперфризеров действительно было ужасным. В сочетании с молекулярными детонаторами (широко применяются подводными археологами на Амазонке для отпугивания пирайи и кайманов) суперфризеры были способны дать мгновенное понижение температуры до ста пятидесяти градусов холода в радиусе двадцати метров. Потом мы долго убеждали друг друга не забывать и всегда иметь в виду, что в наше время буквально ежемесячно появляется масса технических новинок самого мирного назначения и с самыми неожиданными побочными свойствами, и свойства эти часто бывают таковы, что нарушения закона о запрещении производства оружия и боеприпасов становятся просто бессмысленными. Мы сделались очень осторожными с новыми видами вооружения, применяемыми различными экстремистами, и спустя всего год попались на другом, когда принялись искать изобретателей таинственной аппаратуры, с помощью которой браконьеры выманивали птеродактилей далеко за пределы заповедника в Уганде, и нашли остроумную самоделку из детской игрушки "Встань-сядь" и довольно распространенного медицинского прибора. А вот теперь мы поймали слег — сочетание стандартного приемника, стандартного тубусоида и стандартных химикалий с очень стандартной горячей водопроводной водой.

Пример использования достижений человечества во имя зла, очень хорошо показан в фильме Аллы Суриковой "Человек с бульвара Капуцинов".

В фильме показано, как с помощью кино, можно сеять "разумной, доброе, вечное", а можно и создавать "коммерческое кино", которое эксплуатирует самые низменные человеческие чувства. Антагонистами в фильме были Джонни Фёст и Мистер Секонд.

Первый с помощью кино воспитывал в людях добрые чувства, просвещал, второй использовал кино для извлечения прибыли, спекулируя на низменных чувствах.

Прогресс остановить невозможно, можно только лишь делать так, чтобы достижения прогресса использовались во благо. Ничего другого, как только идеологическое воспитание тут придумать невозможно.

Самый яркий пример использования прогресса во зло - телекоммуникационная сеть "Интернет" .

Вот как в своей статье «Мир через полвека» академик Андрей Дмитриевич Сахаров описывал "Интернет"

"В перспективе, быть может, поздней, чем через 50 лет, я предполагаю создание всемирной информационной системы (ВИС), которая сделает доступным для каждого в любую минуту содержание любой книги, когда-либо и где-либо опубликованной, содержание любой статьи, получение любой справки».

А потом появился Пикабу...

Это писалось малолетних подростком в 13 лет так что....
В этой книге я расскажу о людях которые скрывают свой внутренний мир или о тех других которые показывают свои эмоции людям.Эта история начнётся с двух людей , которые были просто знакомые по классу.
Первая глава .Мэли.
Её звали Мэли .Ей было 15 лет.Она была в 9 классе.Она была не высокой,пухлой маленькой девочкой которая не с кем не разговаривала и всегда ходила одна.С ней пытались разговаривать ,но это было напрасно.Её внутренний мир был как под замком.,её эмоции не могли вырваться из её маленького тельца и устремится в долгий и красивый палёт.Она одевалась не ярко.Всегда ходила в чёрной одежде и в белых кедах.На ней всегда была не понятная сумка.На ней были какие то странные надписи ,на каком то не понятном языке.У неё были тёмные длинные волосы.Они были всегда распущенны.У неё был постоянно в руке какой то кулон,похожий на маленькую куклу ,которая была вся в швах и за место глаз были пуговицы.Она постоянно уходила из школы поздно что бы к ней не кто не приставал.Она ходила одна по тёмным улицам домой.Постоянно заходила в какой то сгоревший дом и долго там сидела одна прикрываясь чёрным плащем.Она жила неподалеку от школы и ей можно было задерживаться на улице до вечера.Она жила в маленьком доме где был только один этаж.У неё была своя комната,она была мрачной и там было мало мебели.Вся комната была покрыта плакатами каких то групп.На мебели скопилось много пыли которую не убирали три года.Во всей комнате стояли только большой лаковый тёмный шкаф,кровать с чёрным одеялом и не понятный столик на котором был какой то символ.Она заходила в комнату заперла её на замок Ложилась на кровать и доставала из под матраса чёрный блокнот на замке.Там она записывала свои мысли.Так она хоть не много давала своему мозгу отдохнуть. Потом когда наступала ночь она включала свой MP3 и слушала музыку.Под неё она засыпала и ей снились странные сны.

Продолжение следует...

На Википедии, которая, как известно, "давно превратилась в рупор русофобии и враждебных сил" появилась обновленная статья про роман Братьев Стругацких "Град Обреченный"

Можно в архиве сравнить с тем, что было.

И понять "Зачем нам википедия"...

О новости узнал отсюда

Очень куцая была статья, неизвестные авторы хорошо поработали.

Очень много про историю написания, а также про политическую злободневность (на год издания)

Критик-фантастовед Всеволод Ревич в 1990-е годы называл роман «Град обреченный» провидческим, хотя и полагал, что в тексте «наиболее острые места вписаны перед публикацией». «Ведь лишь в 90-х годах в России появились силы, открыто называющие себя фашистами, произошло два путча, то здесь, то там вспыхнули очаги гражданских войн, возникла экономическая смута, — но все уже предвосхищено в „Граде…“, включая символические детали, вроде сошествия статуй с пьедесталов». Ревич обратил внимание, что все люди, собравшиеся в Городе, — это беженцы, маргиналы, которые принуждены жить в обстановке кровавой бессмыслицы. Деформация естественного бытия приводит к непоследовательности эволюции Андрея Воронина от убеждённого комсомольца-сталиниста до советника фашиствующего диктатора, «перешагивая через убийства и самоубийства друзей, не пожелавших примириться с независящими от них обстоятельствами». В условиях, когда режим не спрашивает у подданных, хотят ли они жить при нём, герои Стругацких предлагали разные выходы: Банев («Гадкие лебеди») спился, Андрей сумел убедить себя, что его работа в любом случае приносит пользу. Тем не менее, с точки зрения В. Ревича, Андрей не выдержал испытания, поскольку свобода воли предполагает ответственность перед собственной совестью. О пророческой составляющей романа в 1990-е годы говорил Сергей Волков, заявляя, что население Города — типичное российское. «Лавочники, обыватели, бандиты, интеллигенция, занимающаяся всем, чем только можно, — и всеобщее бессилие перед фатумом…».