(Для тех у кого комментарии настроены "по актуальности" и "по рейтингу" продолжение оставлю в ветке под комментарием "Часть 2". )
Рейтинг: +18!
Я пел сколько хватало легких. Пел я, откровенно говоря, плохо, да и песня была совершенно неподходящая. Услышал эту песню по радио, перед тем как вылетать, её навязчивый мотивчик докучал мне всю дорогу, и даже теперь, когда жить мне остается всего несколько часов, она, похоже, даже и не думает меня оставлять.
Сейчас мне бы полагалось напевать себе похоронный гимн или, скажем, душераздирающую балладу, а у меня на устах дурацкая песенка про недоумка, что влюбился в девицу с рыжими косами. Я попытался напеть другую песню, не менее прилипчивую, в надежде избавиться от предыдущей, да только всё впустую. Меня всего потряхивало, точно от озноба, а я всеми силами старался израсходовать свой кислород, чтобы поскорее забыться. До сих пор поверить не могу, что всё это со мной произошло. Всего каких-то пару часов назад я завтракал в общей зале нашего космического корабля, грезя о том, как буду купаться в лучах славы, когда вернусь на Землю. Капитан команды – Гэрри О ’Хорбе, спустился вместе с нашим химиком, Даэлом Тавном, и оба уставились на меня, точно хотели своим взглядом испепелить меня на месте. Я тотчас понял причину их гнева.
Они знают.
«Этот гнусный и подлый человек…, – брызгал слюной капитан. – …Лжец! – громом гремел его голос в огромном помещении зала. – Убийца!»
Да, все верно.
Я и глазом не успел моргнуть, как охранники сковали мне руки за спиной. Я попросил было адвоката, и чтобы мною занялся суд на Земле, но меня огрели резиновой дубинкой по голове и запихнули в скафандр. Вышвырнули меня в открытый космос, как какого-то пьяньчугу из кабака, вот я и болтаюсь тут – в бескрайнем космосе. Кислорода у меня ещё процентов шестьдесят, но, если так и буду практиковаться в пении, то умру, скорее всего, через часа четыре.
Я мог бы остаться жив, если капитан в то утро занимался бы своими делами, а не смотрел новости по телеку. Меня бы судили, дали мне, быть может, пожизненное, или же казнили – вкололи бы смертельную инъекцию, и я бы просто уснул. Но то, что эти сволочи сделали со мной – сбросили за борт, чтобы я медленно умирал… если подумать, я заслужил это, да, ещё как заслужил.
Но я должен был попасть к ним на борт. Я готовился к этому, я заслужил стать героем, стать знаменитостью, стать тем, на кого показывают мамаши своим детям. «Смотри, зайчик, это же Райан Герцби, микробиолог с корабля «Новая надежда». Надеюсь, когда ты вырастешь, то тоже станешь космонавтом», – будут они щебетать своему ребенку и гнаться за мной по улице, выпрашивая автограф.
Но не вышло. И вот я лечу вперед к звездам и думаю, что же пошло не так. Я же всё так тщательно продумал. Я готовился – я не оставил ни улик, ни свидетелей. Ну почему какому-то придурку понадобилось нырять с аквалангом именно сейчас! Почему не завтра, когда я уже был бы на Земле и мог бы тихонечко улизнуть.
Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Я ещё не умираю, но решил заранее начать вспоминать, просто, чтобы занять себя: свое детство, юность, мою девушку – Шанни. Мне хотелось вспомнить что-то хорошее из прошлого, но его вдруг оказалось так мало, что я и вовсе начинаю задумываться, а был ли я счастлив хоть когда-нибудь. Я с самого детства мечтал стать космонавтом и приложил все усилия, чтобы этого достичь. Я учился и учился, тренировался и тренировался, но этого всё равно оказалось недостаточно. Меня спихнули в сторону.
У меня не было выбора – я должен был лететь. Я выследил того микробиолога, которого взяли вместо меня, я узнал про него всё и навязался ему в друзья, заявился в гости с бутылкой вина и подарками, чтобы пожелать удачи перед началом миссии… Я придушил его проволокой, а затем расчленил и вышвырнул останки в море.
Я получил его место в команде ученых и вместе с ними горевал о пропаже убитого мной человека – я прирожденный лицедей. Я бы не добился всего этого, если бы не разбирался в людях, если бы был плохим актером.
Я хороший ученый, и мне даже не нужно прикрываться медалями и дипломами, чтобы это доказать. Я свою работу знаю, и те образцы, что я собрал и изучил… – люди их не выбросят, но и радоваться проделанной мною работе тоже лишний раз не будут.
Я лечу себе, разглядываю звезды, и думаю о нашей миссии. Наш корабль – «Новая надежда» летел на Тицири – люди видели в ней наш новый дом. Земля перенаселена, и нам просто необходимы были новые колонии на планете с благоприятными условиями для жизни. Тицири подходила для этого как нельзя лучше – минимальный радиационный фон, мягкий климат, кислорода в атмосфере даже больше чем нужно. Но меня больше заботят те образцы микроорганизмов, которые «Надежда» везет на Землю, хотя… какое мне теперь дело до них! Меня, если это можно так назвать, уволили. Всё! Сами теперь разбирайтесь в моих записях. Даже если команда вдруг передумает и вернется за мной, я и пальцем о палец не ударю, чтобы посодействовать им. Пусть какой-нибудь их лаборант оплошает с образцом, и они все передохнут там в страшных муках.
Я обреченно вздохнул. Мне хорошенько дали под зад – я лечу чёрт знает куда, и мой труп, мою могилу, уже никто никогда не найдет. Меня притянет к какому-нибудь космическому объекту и размажет, как муху по стеклу гоночной машины. Надеюсь это случится до того, как я израсходую кислород – хочу умереть быстро, а не корчась от удушья.
Как-то в детстве, когда я нырял в океане, практикуясь задерживать дыхание, меня затянуло течение и я начал тонуть. До сих пор не помню, каким образом мне удалось выплыть наружу, но всему виной хорошая физическая подготовка – я был крепким малым – я умел побороться за жизнь и за место под солнцем. А сейчас я умру. Я умру так, как всегда боялся. Меня до сих пор мучают кошмары, в которых я иду ко дну и погибаю, пытаясь сделать последний вдох. И вот мой кошмар стал явью – я умру от удушья, но не водой, как всегда боялся, а воздухом, и чёрт его знает, как умирать страшнее.
Я попытался вновь спеть песню, но ничего не вышло. Я расплакался. Я разрыдался, и даже слезы вытирать не стал об подушечку в углу шлема – пусть меня найдут таким, пусть думают, что я раскаялся. Что сожалею, что не остался на Земле, не вернулся к моей Шанни, не попросил у неё прощения за то, что оставил её.
Я лечу через пояс астероидов, и мне постоянно кажется, что я скоро врежусь в объект впереди себя, но, как только подлетаю ближе, оказывается, что я пролечу в сотнях миль от него. Все звезды, замершие передо мной, кажутся такими близкими, а глыбы черных скал, мимо которых я лечу, просто недосягаемыми. Между нами могли бы разместиться города и целые страны, да и сами эти куски породы вполне могут превышать их размеры. И вот он я – ничтожная песчинка, мусор, что выбросили за борт. Совсем один, и никто не станет оплакивать меня. Меня хотят убить люди, хотят затянуть в смертельные объятья астероиды, а если представится такая честь, то и черная дыра когда-нибудь встретится на моем пути.
Я решил вздремнуть. Если бог смилуется, то я умру во сне. Батарея на моем скафандре разрядится, и я превращусь с ледышку, но это произойдет не раньше, чем кончится кислород – я умру окруженный теплом, прямо как в утробе матери.
Бога, видимо, я прогневил не на шутку, и меня выдернули из дремы, когда кислорода у меня оставалось около двадцати трех процентов. Я выругался от отчаяния, не в силах снова заснуть, и стал дожидаться смерти. Петь мне точно больше не хотелось, и даже тот веселый мотивчик решил бросить меня сейчас одного. В голове ничего не осталось. Я рыскал среди своих воспоминаний, стараясь занять свои мысли хоть чем-то, но даже формулы и вычисления уворачивались, удирая от меня. Я остался один, со звенящей пустотой в голове и гнетущей тьмой и тишиной, смыкающимися вокруг моего скафандра.
Мне было бы легче, если моя тюремная камера была бы сейчас попросторнее. Если бы у меня была гравитация, я мог бы ходить взад-вперед и причитать, заламывать руки, тереть глаза или, скажем, рвать на себе волосы, но я лишен всего этого. Я не знаю, чем себя занять, не знаю, как должен вести себя человек перед смертью, о чем должен думать. Может мне нужно было выучить пару молитв для подобного случая? Когда пора звать матерь? Сейчас, или когда кислорода останется на пару вздохов?
Я болтал руками и ногами, качал головой, маясь от тоски. Я хотел было снова поплакать, чтобы мне вновь хоть немного полегчало, чтобы забыться на время, но у меня не получалось. Я не мог выдавить из себя ни слезинки, я кривил лицо и сжимал кулаки, но разрыдаться, как в тот раз, у меня не вышло. Я повесил нос и прекратил все попытки. Я парил в невесомости полностью расслабленный, изредка моргая. Звезды, холодные и недвижимые, больше не притягивали к себе мой взгляд. Пройдут миллионы лет прежде чем я приближусь хоть к какой-нибудь из них.
Справа и слева от меня, откуда-то сзади, начали расти огромные серые башни. Я не сразу сообразил, что именно я вижу. Галлюцинации? Нет – кислорода ещё пятнадцать процентов – пройдут часы прежде чем появятся первые симптомы отравления углекислым газом. То, что я вижу – вполне реально: огромные многогранные шпили всё вырастают, пронзая звездное небо напротив меня. Некоторые их треугольные грани зеркальны, и башни в них отражают одна другую. Я завертел головой, а башни всё росли, уходили дальше, становились всё громаднее, больше любого из небоскребов, которые я когда-либо видел. Когда я увидел, как обе башни синхронно мигнули парой красных огоньков со своих тонких шпилей, я вдруг понял в чем дело и судорожно расхохотался, расходуя оставшийся кислород, и никак не мог остановиться. Яркий белый свет подкрался сзади и поглотил меня. Гравитация резко потянула вниз, и удар об пол выбил у меня из груди весь воздух. Глаза больно резало от белого света. Меня потянули за руки, пытаясь поставить на ноги, но они совсем меня не слушались. Сквозь выступившие на глазах слезы я видел огромные тёмные фигуры, блуждающие в ярком свете, и больше ничего. Я отключился и проспал, кажется, целую вечность.
Я проснулся в какой-то нелепой позе, негнущимся, как доска. Спал я на голом полу. В небольшой, но очень высокой комнате, где я себя обнаружил, не было абсолютно ничего, только круглый железный горшок, видимо, чтобы я мог справить в него нужду, но я не торопился это делать, вдруг потом окажется, что мне сюда будет подана еда. В том, что я выжил, я ни на миг не сомневался, а вот кто мне в этом помог, было для меня загадкой. Я посидел какое-то время на полу и подошел к высокой двери. То, что на двери не было ручки, а также царящий в комнате полумрак, сильно действовали мне на нервы. Я принялся колотить в дверь и та, к моему удивлению, почти сразу открылась.
Я попятился назад, отчаянно стараясь сохранить невозмутимое лицо. Ещё сидя на полу и вспоминая те фигуры, что видел в толще яркого света, я понял, что меня подобрала другая форма жизни, она же и предстала передо мной: великан – в два моих роста – имел четыре массивные руки, две таких же ноги и длинный хвост. Всё его туловище было покрыто светло-серыми и темно-серыми пятнами, симметричными с обеих сторон. С широченных плеч на необхватной шее на меня смотрела голова, горбоносая и вытянутая, как у гончей собаки, к тому же у чудища, было шесть глаз. Быстро взглянув на меня, пятнистый нагнулся и поднял с пола за дверью поднос, должно быть, с едой для меня, и двинул его ко мне через порог, затем привлек моё внимание и указал на светлый кружок на раздвижной двери и тут же прикрыл её.
Я с минуту слушал, как гулко удаляются его шаги, и лишь тогда вновь взглянул на поднос. На нем стоял железный стакан с прозрачной жидкостью, а рядом миска с шариками, что цветом напоминали хлеб. Я недоверчиво принюхался и потискал один – запаха от них не было, к тому же если он и был, то его перебивал едкий запах от моей одежды. Видимо, пятнистые ребятки сняли её с меня и продезинфицировали. Я больше удивился третьей вещи на подносе – кислородная маска. К моей прозрачной маске, что одевается на лицо, они приделали другую трубку и баллон, чуть большего размера, чем был в моем скафандре, но значительно легче его. Зачем? – спросил я себя. В комнате, где я сижу, вполне пригодный для дыхания воздух. Может в баллоне какой-то другой газ? Я попробовал осторожно вдохнуть. Да нет, обычный воздух, как и в этой комнате. Я поднял глаза на дверь и засмотрелся на светлый кружок на ней. Это и есть дверная ручка?
Я попробовал съесть один из принесенных шариков. Точно жеванный картон, скривился я, но плеваться и сетовать на еду я не стал. Сомневаюсь, что эти создания вообще знают, чем меня кормить. Может мне вскрыли живот и посмотрели, чем существо вроде меня питается – я вроде только кусочек хлеба и успел проглотить прежде, чем меня повязали. Я оттянул рубашку за воротник и взглянул на живот, но шрамов или порезов там не было. Я пригубил воду и вновь скривился, но на сей раз от холода – ледяная, аж пальцы к кружке прилипают, к тому же дистиллированная, наверняка они слили её с какого-нибудь механизма на корабле за неимением другой. Я отставил еду и уставился на дверь.
Я одел кислородную маску, закинул баллон за спину, просунув руки в лямки, подошел к двери и с минуту колебался. Потом встал на цыпочки и нажал на светлый кружок на двери, а тот продавился, как кнопка, и дверь отъехала в сторону. Я осторожно выглянул наружу, но моего стражника не было, должно быть, дождался, когда я проснусь, покормил и пошел по своим делам. А меня охранять кто будет? Я вышел в коридор и постоял там, крутя головой и переминаясь с ноги на ногу. Логично предположить, если меня хотели бы препарировать, как лягушку, то привязали бы покрепче, а не показывали, как выбраться из камеры. Что же, если никто не против, то я тут немного погуляю.
Я уставился на свою закрытую дверь, запоминая символ на ней – три черточки образуют треугольник и точка посередине. Решил отправиться налево, туда, куда удалялись шаги того существа.
Я широко шагал и дышал полной грудью – как же хорошо оставаться в живых! Узнать бы ещё, какие на меня планы у тех существ. Да пусть хоть на фарш пускают или во внутренностях копаются – я не против, пусть только обезболят сперва или же сначала легкую смерть мне подарят. Ерунду думаю, конечно, но меня аж распирало от радости. Ведь, если задуматься, какой шанс, что песчинку, вроде меня заметят, да еще и на борт возьмут. Что я, прежде чем умру, узнаю, что мы не одни во вселенной. Если эти пятнистые ребята начнут допрос, то я всё им выложу – что мы за существа, где находимся, а как микробиолог, так я вообще бесценен – я знаю столько зараз, способных выкосить человечество столь же легко, как хлорка травит микробов.
Я хмыкал себе под нос и считал двери, которые я миновал, чтобы не потеряться. Одна из дверей, огромная, точно ангарные ворота, была приоткрыта, и я заглянул внутрь. Здесь, как и в коридоре, преобладал полумрак, и в воздухе висела едва заметная сизая дымка. Трое таких же пятнистых существ переговаривались между собой, хрипя и каркая, будто вороны. Их крокодильи челюсти, полные кривых зубов, доверия мне отнюдь не внушали, но я двинулся к ним вальяжной походкой, точно был сейчас у себя дома. Я не писался от страха и не рыдал, когда меня вели в шахту для запуска торпед, туда я шел с высоко поднятой головой и гневной ухмылкой на устах, и сейчас я тоже намерен искусить свою судьбу, направляясь к ней твердой поступью.
Существа примолкли и повернули морды, асинхронно моргая черными глазами на меня.
Я дружелюбно улыбнулся, не показывая зубов.
– Как жизнь? – спросил я, держа руки в карманах и покачиваясь на носках ботинок.
Пятнистые отвернулись и продолжили свой диалог. Я шмыгнул носом в своей маске и обошел их. Вся фронтальная стена помещения была заставлена ящиками разных цветов, форм и размеров, возле них работали двое: один брал коробку из общей кучи, изучал надписи на ней и относил к разным столикам, коих было здесь очень много, второй пятнистый брал штамп со стола, у которого его четырёхрукий товарищ оставил коробку, отмечал её и уносил в другое помещение, затем возвращался и делал заметки за тем же столом. Я понаблюдал за ними некоторое время, а они уделили мне от силы полминуты внимания. Меня это не расстроило, я вообще-то ожидал, что на меня прикрикнут, что поволокут обратно в мою комнату или, хотя бы, прогонят со своего склада, но нет. На меня изредка поглядывали с любопытством или же и вовсе не обращали внимания. Меня это устроило, возвращаться к моим четырем стенам и ночному горшку мне совершенно не хотелось.
Тот пятнистый, что носил коробки из общей кучи, поставил одну маленькую прямо на стол. Столов было так много и у каждого уже немало их собралось, этих коробок. Второй пятнистый, что ставил штампы, оформлял документацию и уносил коробки прочь, явно за всем не поспевал, а те трое так и болтали у двери, не торопясь им помогать. Всё как у людей, ухмыльнулся я и направился к столику, на котором оставили маленькую коробку.
Стол был примерно моего роста, а то существо работало за соседним сильно согнувшись. Я подскочил и подтянулся на руках, залезая на стол с ногами. Двое, что работали, остановились, позабыв про свои дела, и уставились на меня. Трое позади продолжали хрипло переговариваться меж собой, то и дело перебивая друг друга. Я взял штамп со стола, приложил его к боку маленькой коробки, оставив метку, и положил штамп на место. Те двое, что работали, пристально смотрели на меня, асинхронно моргая, затем переглянулись и громко хрипло закаркали. Они смеются, понял я и тоже улыбнулся. Я вновь поднял штамп и свесился со стола, поставив метку на другом ящике из этой же кучи. Теперь на меня смотрели и те трое у двери. Неужели они так и позволят мне дурачиться? Может быть, эти пятнистые ребятки добавили в мой баллон веселящий газ, раз мне так весело, но скорее всего, я просто был счастлив, что остался жив.
Я разогнался, пробежав по краю стола, и ловко перепрыгнул на другой, взял с него штамп, соскочил, и принялся отмечать все коробки, что сгрудились у этого стола. Теперь надо мной потешались все пятеро. Я вновь заскочил на стол и прошелся по его краю на руках, болтая ногами в воздухе. Мое трюкачество вновь встретили оглушительным карканьем. Я мог бы и сальто назад сделать, вот только с этим баллоном за плечами это не казалось такой уж хорошей идеей.
Ну вот я и расположил их к себе, ухмылялся я. Авось кто-нибудь из них и замолвит за меня словечко, что не стоит изучать внутренности у столь веселого зверька. Из коридора гулко донеслись громкие шаги, и пятеро рабочих мигом засуетились, вспомнив про свои дела. Двое громил ворвались в открытые двери склада, и тот, что был шире в плечах и выше другого на голову, принялся громогласно распекать своих рабочих, а те, едва не сшибая друг друга на бегу, растаскивали коробки по каморкам в боковых стенах.
Я вовремя соскочил со стола и замер по стойке смирно, глядя на вошедших. Стоило или нет смотреть им прямо в глаза, я не знал, но решил дерзнуть. Те безразлично взглянули на меня и удалились, отчитав напоследок одного из пятерых рабочих.
Я решил больше их не отвлекать и отправился дальше исследовать космический корабль, что меня подобрал. А он весь представлял собой путаницу коридоров и складских помещений, как я рассудил по размеру дверей. Похоже, на меня наткнулся торговец, или, быть может, это почтовый корабль, я не знал, да и мне не было до этого дела. Я блуждал по коридорам и изредка заглядывал за двери, если те были открыты. На пути встречались и другие пятнистые, я тут же жался к стене, уступая им дорогу.
Единственным местом, где я надолго задержался, была комната с иллюминатором. Я смотрел, как быстро проносятся звезды мимо нас.
Я проголодался, но возвращаться в свою комнату мне не хотелось. Сзади ко мне кто-то подходил, и я обернулся. Существо резко замерло, точно изначально намеревалось поймать меня, как мышонка, но я раскусил его замысел.
– Быстро летим, – улыбнулся я ему, указывая на звезды за стеклом. – Пешком я бы ещё долго сюда добирался. Спасибо, что подбросили.
Пятнистый моргал и таращился на меня. Я отвернулся к стеклу, делая вид, что его здесь нет. Если эта детина и впрямь решила меня изловить, то к чему смущать его осуждающим взглядом, да и удирать от него у меня не было настроения. Пятнистый потоптался, почесался и пошел дальше. Я же, повздыхав, отправился назад в комнатку, надеясь, что мою пищу ещё не унесли.
Когда я проходил мимо склада, то решил вновь заглянуть к тем ребяткам. Там оказалось лишь четверо из них, и они почти закончили сортировать ящики. Трое на меня покосились и вновь сделали вид, что меня здесь нет. Я зашел за дверь, разглядывая кучу мусора, что они оставили: сломанные ящики, куски какой-то материи, груда огромных металлических скоб… Поразмыслив, я потянул на себя кусок грубой ткани, похожей на парусину, вытаскивая её из-под груды металлолома. Когда я обернулся к рабочим, комкая в руках свою добычу, все четверо уставились на меня, держа перед собой коробки.
– Я это возьму? – спросил я, переводя взгляд с одного на другого. – Это ведь мусор? – Те недоуменно моргали. – Да бросьте, это же просто упаковка, в которую вы заворачивали свои коробки, кому вообще нужна порванная упаковка?
Я сложил её как попало, сунул подмышку и поплелся к себе. Меня никто не остановил и не отобрал утащенное мною добро. Как только я вышел, то услышал, что пятнистые продолжили свою работу.
Из этого куска грязной парусины я соорудил себе спальное место. Спать на голом полу, пусть даже теплом, мне совсем не хотелось. Я никогда не спал без подушки и сейчас не собирался. Мою еду и воду никто не тронул, и я, поплевав на руки и потерев их о штаны, подобрал все шарики до последнего и запил водой. Микробиолог внутри меня вопил от возмущения за подобное игнорирование санитарных норм, но я его проигнорировал и улегся спать, поминутно ерзая, пытаясь найти удобную позу для сна.
Хорошо, может я и плохой специалист. Когда я проснулся, то понял, что всю правую щёку, которой я лежал на импровизированном спальнике, обсыпало прыщами, и я весь чесался с ног до головы. Я вернул этот мусор на то место, откуда взял, и от души попинал, поклявшись себе больше не пренебрегать мерами предосторожности. Я надеюсь, что это просто зуд и раздражение, но, если это паразиты… Мне не выдали никакой спецзащиты или, хотя бы, обработки для рук. Разве так обращаются с неизвестными видами, которых вы подобрали чёрт знает где? – хотелось бы мне их сейчас спросить.
Ну что же – сам дурак, и что только на меня вчера нашло? Может мне и впрямь намешали в воздух, которым я дышу, не совсем то, что нужно? Да нет, мне до сих пор хочется в пляс пуститься от одной только мысли, что со мной произошло. Интересно, как бы отреагировали мои коллеги, узнай они об этом?
На самом деле, я просто тешил себя надеждами, что останусь жив и здоров, что мне не причинят вреда и позволят мирно существовать.
За предыдущий день я успел сделать кое-какие выводы, а именно: пятнистые зверюги пролетали себе мимо, заметили меня и решили подобрать, связались со своими и спросили, что им со мной делать, и те велели доставить меня к их ученым умам. Одно не понятно – почему меня не заперли? Я ведь могу оказаться источником заразы или сам могу заразится. Определить, что я белковая форма жизни, они, скажем, смогли и подобрали для меня рацион, чтобы я не помер, пока меня везут на их планету, ну или куда там… но почему кругом такая вседозволенность? Я притащил в свою конуру кусок мусора, который был опасен для меня, и у меня никто его не отобрал! Ладно, признаю, что я недоумок, раз так халатно пренебрег элементарными правилами безопасности, но как же их ответственность за меня!?
Я дождался своего стакана воды и шариков, которые я прозвал человеческим кормом, и прислонился к стене, поглощая завтрак. Я дал волю воображению и размышлял о своей дальнейшей судьбе, о том, известен ли наш вид в их краях, и готовил свою речь, каким полезным я могу оказаться, если оставить мне жизнь.
Когда я допивал свою воду, ко мне в комнату зашло одно из существ и закрыло за собой дверь. На его шее был ошейник, из которого доносилось тихое шипение, а от ошейника тянулись трубки, соединяющие его с баллонами на ремнях, висящими на груди пятнистого. Оно не может дышать воздухом в этом комнате, мигом сообразил я. Ему нужна эта маска для дыхания, как и мне мой баллон с кислородом, чтобы находиться за пределами своей комнаты.
– Я могу присесть? – хрипло громыхнул вошедший.
У меня чуть челюсть на пол не упала, а сам я едва удержался от смеха.
– Да! – вскрикнул я от восторга. – Садись, конечно. – Я подобрал ноги, давая возможность этому здоровяку устроиться на полу.
Я все ждал, когда тот начнет, а тот, почесываясь то одной рукой, то другой, видимо, ждал, что начну я.
– Знаете наш язык? – нетерпеливо спросил я.
– Он не сложный, – невнятно пробормотал пятнистый, слабо двигая челюстью. – Хотели было тебя нашему обучить, но вскоре поняли, что выучить твой язык куда проще.
– Так вы знаете кто мы? – ерзал я, сгорая от нетерпения засыпать его вопросами.
– Мы вычислили траекторию, откуда ты летел, изучили местность неподалеку и обнаружили вашу планету.
– Если вы намерены вернуть меня по адресу, то я скажу всё, как есть – со мной хорошо обращались, кормили, поили, вреда не причиняли, – протараторил я.
– Вообще-то, – замялся пятнистый, – мы не намерены тебя возвращать…
– Вот и чудно, – перебил я его, улыбаясь до ушей, – а я и не планировал возвращаться. Мне и тут хорошо – на полу.
– Почему тобою выстрелили, как снарядом? – спросил он.
Я не видел смысла лгать, пусть даже эти странные существа и сочтут моё вранье за правду. К тому же, если он знает причину, по которой я оказался в открытом космосе, то и нет смысла выдумывать белиберду. Это просто проверка, они и так знают почему я здесь, а этот переговорщик здесь для того, чтобы выяснить, что я за фрукт.
– Мои сородичи вдруг узнали, что я убил человека и занял его место в команде из корыстных побуждений, вот они и решили меня проучить, – ответил я, следя за его реакцией.
Пятнистый кивнул, обдумывая услышанное.
Я устал ждать, когда он заговорит, и спросил напрямую:
– Что со мной сделают?
– Ничего, – развел он верхней парой рук. – Капитан отдал приказ взять тебя на борт. Было велено тебя усыпить и разбудить, когда выясним, что ты такое. Как только мы поняли, что твои сородичи не слишком опечалены твоей пропажей, капитан приказал оставить тебя на борту.
Так и знал, что врать бесполезно, мысленно подытожил я.
– Значит меня не бросят на лабораторный стол? – поинтересовался я, недоверчиво косясь на гостя.
– Нет-нет, – замахал он сразу всеми руками. – Ты просто останешься на нашем корабле, пока капитан не решит, что с тобой делать.
– Значит, меня могут продать?
– Или оставить себе, – склонил голову набок пятнистый. – Капитан пока не знает, что выгоднее.
– Можете сказать вашему капитану, что я очень ценная находка. И обязательно передайте, что я бесконечно благодарен ему за мое спасение, – заискивающе промурлыкал я.
– Ты мог бы и сам ему об этом сказать, он тебя поймет, – Я призадумался на миг, а тот продолжил: – Могу проводить тебя к нему, если хочешь.
А чем ещё ты прикажешь заняться в этой конуре!
Я попросил провести меня к моему новому начальнику, господину или хозяину, понятия не имею, как мне его величать. Не капитаном же! Он капитан для своих подчинённых, а я мусор с обочины, который ещё предстоит как следует рассмотреть, чтобы понять, тащить его дальше или же выбросить за ненадобностью.
– Мне стоит улыбаться? – донимал я вопросами своего провожающего.
– Да, можешь улыбаться, мы понимаем, что это означает.
– А зубы можно при этом показывать? – оскалился я сквозь маску. – Это не сочтут проявлением агрессии?
– Нет, – покачал он головой.
– Вот и чудно, – улыбнулся я. – Мы, люди, привыкли улыбаться, когда чем-то довольны, но некоторые виды животных на нашей планете воспринимают это по-своему. А есть неприличные жесты? Говори сразу – я не хочу прослыть дураком или ненамеренно оскорбить вашего капитана.
Мой спутник нервно зачесался, отводя от меня взгляд.
Веди себя обыденно для своего вида, – сказал он, – мы тебя поймем.
