SMakE535

После не совсем удачного эксперимента Домашняя ветчина решил попробовать поработать с целым куском мяса.
Был взят подопытный кусок свиного окорока, небольшой, около 1 кг.

Дальше ледяная вода, посолочная смесь (10 г поваренной соли + 10 г нитритной) и недолгая процедура ее вливания через шприц.
Через сутки кусок был обработан чёрным молотым перцем и сушеным чесноком (по 1 чайной ложке), и перемотан пищевой плёнкой.

В кастрюле нагрел воду до 85 градусов и притопил кусок.

Цельный кусок варился дольше, чем нарезанный, 1,5 часа. На выходе получилось вот это.

На вид получилось не очень, на вкус - вроде хорошо: сочно, просолено, натурально.

За основу был взят рецепт Anatoly161. Первая попытка изготовления домашней ветчины была из свиного окорока. Вторая (на фото) - из филе бедра курицы. Посол: поваренная соль + нитритная. Вымешивание холодного мяса, конечно, ад. Приправы: черный молотый перец, сушеный чеснок. В этот раз косячнул: не добавил мускатный орех и не перетянул батон верёвкой. И неудобно всё-таки с одним термометром, приходится контролировать температуру воды (между 2-кой и 3-кой на печке), а готовность батона периодическими протыкиваниями, нарушая целостность оболочки (пищевая пленка). Но, несмотря на отступления от технологии и приготовление буквально "на коленке", поглощение ветчины из натурального мяса по 300 рублей за килограмм, вызывает самые положительные эмоции.

Отец резко открыл глаза, очнувшись от сморившего его на секунду сна. Не поворачивая головы, он обвел взглядом маленькую комнатку – все было на месте. Прислушался, на улице ни шороха, даже собаки перестали лаять. Облегченно вздохнул и тихонько поправил одеяло на лежащем рядом ребенке.

«Долго мы здесь не сможем прятаться», - подумал отец, - рано или поздно и эту хату вычислят».

Мальчишка безмятежно сопел, а отец вспоминал, как после смерти жены пытался успокоить его, плачущего  уже охрипшим голосом, и гладил его вспотевшую головку. Именно тогда он пообещал себе сделать все, чтобы сын вырос сильным и всегда мог за себя постоять.

Конечно, такое воспитание было жестким, порой даже жестоким, но к своим 12 годам сын научился обращаться с ножом, огнестрельным оружием и четко усвоил закон силы.

Теперь, когда началась вся эта канитель с арестами и облавами, отец украдкой радовался при виде того, как сын, не задумываясь, мастерски заряжает ружье и прикрывает отца в случае необходимости.

Отец бесшумно встал, подошел к кухонному столу чтобы взять воды и услышал стук. Легкий металлический стук, когда ключом едва задевают замочную скважину двери. Отец замер, привычно опустив руку к поясу, но с ужасом обнаружил, что пистолет остался у кровати.

Замок щелкнул, входная дверь начала по миллиметру открываться и на дощатом полу комнаты появился узкий луч света. Отец лихорадочно думал:

«До кровати метра два. Даже если прыгну – не успею, пришьют на месте.»

Покрутил головой в поисках чего-нибудь тяжелого, чтобы можно было бросить и выиграть секунду драгоценного времени, но кроме пластикового стакана в руке ничего поблизости не было. Полоса света становилась все шире и вдруг отец увидел, как сын открыл глаза.

Он посмотрел на отца и медленно положил руку на ружье.

«Ваня, стой!» - вскрикнул отец, но удар тяжелого сапога по деревянной двери уже раздался и несколько голосов вразнобой начали рявкать:

- Стоять! Ни с места! Руки за голову!

- Папка, беги! - ребенок уже поворачивал дуло ружья к двери, когда раздались выстрелы и легкое тело отшвырнуло к стене…

Стоя под прицелами автоматов, отец увидел, как в комнату вошел коренастый майор и окинул взглядом комнату.

- Пиздец, - едва слышно прошипел майор, затем повернулся к отцу, - вот за это ты, гнида, вечно в аду гореть будешь.

P.S. Реально такая дичь приснилась.

- Черт! - прошипел беззвучно Иван сухими обветренными губами. Подрагивающими пальцами он снова и снова пытался примотать подошву драного сапога обратно на место. Длинный лоскут когда-то белой ткани с каждой новой попыткой завязать узел обретал цвет сырой земли, на которой сидел юноша. Наконец ему это удалось и он, облокотившись на холодную стену окопа, тяжело выдохнул, словно только что перетаскал несколько пудов муки.

Попытавшись в очередной раз пошевелить пальцами окоченевших ног, Ивану снова дико захотелось замахнуть стакан чего-нибудь крепкого, и укутаться в теплое одеяло. Еще ему ужасно хотелось перестать ждать того момента, когда по окопам пронесется надрывный крик приказа и придется снова выкарабкиваться из этой скользкой траншеи, превозмогая слабость и ломоту в теле и скребя ободранными пальцами по скатанным комкам глины.

- Интересно! - подумал Иван, - а что чувствовали наши предки перед тем, как со всех ног бежать в эту кровавую кашу. Наверное, шептали молитвы своим разномастным богам, втягивая расширенными ноздрями уже витающий в воздухе запах смерти с железным привкусом крови на губах. А может быть, так же как и я, мелкой дрожью тряслись в ожидании последнего рывка, прерванного внезапным ощущением холодной стали между ребер.

Святые угодники, почему же так страшно. Как нам с братьями отец говорил, что трус – это не тот, кто не боится, а тот, кто при этом поступает правильно. А как это – правильно? Сам-то он не часто был настроен разглагольствовать на эту тему. В детстве я частенько допытывал батю просьбами рассказать мне о том, как он неприятеля в иноземных походах бил. Но отец, беря своими огрубевшими от тяжелой работы пальцами очередную рюмку, тяжело вздыхал, проводил другой рукой по бугристой полосе, оставленной на его шее вражеской саблей, и молчал. Так и сидел безмолвно, уставившись невидящим взглядом в раскаленную печку.

Только повзрослев, я начал понимать, что там, за подернутыми хмельной пеленой немигающими глазами, раз за разом вспоминалось что-то страшное. Мелькали отблески самых ужасных вещей, которые могут творить люди над себе подобными, поддавшись животному инстинкту самосохранения, перерастающим в звериную жажду крови. От этого взгляда всегда неприятно холодело внизу живота. Так же, как и сейчас.

При мысли о том, что случится после этого «сейчас» на Ивана снова накатывали волны цепенеющего страха. Чтобы хоть как-то отвлечься, он решил оглядеться по сторонам, но почему-то ему никак не хватало сил поднять глаза на кого-нибудь из своих товарищей по оружию. Единственная мысль назойливой мухой непрерывно зудила в его голове. Постоянно казалось, что стоит только ему взглянуть в чье-то лицо, то со всех сторон понесутся презрительные насмешки:

- Глянь, глянь! Ванька-то как перетрухал!

- Вот потеха!

- Тюфяк!

- Да налить ему надо!

- Глаза б мои не видели!

- Стыдоба!

- Да отстаньте от парня-то!

- Парень? Девка трусливая!

- Розгами его!...

От всех этих мыслей горело лицо, но Иван не мог даже пошевелиться, чтобы каким-то неловким движением не выдать своего состояния. Ощутив очередной прилив жалости к себе, в голове Ивана начали вспыхивать размытые картинки собственных поминок.

- Ну, дружки соберутся. Петька не придет, наверное, обиду затаит. Червонец так и не отдал ему, да и с Людкой я его опередил. А сама Людка-то придет или нет? Придет, наверное. Вся родня загодя уже нас поженила. Да и колечко я ей подарил. Ждет меня сейчас, наверное, не знает, что скоро черное одевать придется. Сядут с мамкой вдвоем на лавочке, зареванные. Мамка-то! Мамочка! Не переживет ведь, один я у нее остался …

Стало трудно дышать, и Иван до ломоты в горле душил в себе подкатывающие слезы. Стараясь не всхлипнуть, грязным сырым рукавом пытался вытереть нос.

- Внимание, внимание! Вторая группа! Съемки переносятся на завтрашний день! У пиротехников проблемы с оборудованием! Оплата массовке будет произведена в полном объеме, подойдете к Наталье Сергеевне, там же оставляете реквизит! Сбор завтра в 9 утра…

Голос ассистента режиссера продолжал разноситься по окопам, но Иван, не вслушиваясь в смысл сказанного, уже по интонации понял, что все наконец-то закончилось. Мелкими шажками он брел сквозь недовольный ропот одних и оживленное обсуждение вечерних планов других. Куда-то испарялась гнетущая весь день тяжесть, становилось легче дышать, идти, жить.

- Жалко сорвалось сегодня! Ну, ничего! Завтра вся веселуха будет! Ванек, ну что, завтра за тобой заезжаю? – хлопнув Ивана по плечу, громко протараторил жизнерадостный увалень.

- Да, да, – ответил еле слышно Иван.

- Ты слышишь? Завтра, говорю, заеду за тобой! – не понял его приятель.

Иван, не поднимая на него глаза, принялся судорожно перебирать варианты: срочный экзамен, вызов на работу, заболела бабушка, прорвало трубу дома, нужно посидеть с племянницей…

- Ванек! Ну, ты что, оглох что ли? Едем или нет?

А Иван, приготовившись наплести что-то про срочные обстоятельства, вдруг посмотрел в искренние глаза своего друга, и кивнул…