
Пустельга
6 постов
Рядовой брёл в абсолютной темноте, как во время обряда Алелекэ. Но в этот раз не было птицы-проводника. Он шагал, но не чувствовал опоры, ему хотелось думать, что он идёт, а не парит на месте в невесомом нигде.
Впереди забрезжил красноватый отблеск, и Ерохин побежал к нему. Он надеялся, что это выход. А если не он, то хотя бы пустельга, которая выведет его. Он потерял контроль, и не знал, что делает демон с его телом.
Вместо выхода Ерохин оказался у себя дома в тот день, когда пришли немцы. Он знал, что неуязвим для их оружия.
Сотня немецких солдат ничего не смогли сделать с ним. Реки крови пролились на улочки деревни. Острые когти оказались превосходным оружием. Ярость, гнев и ненависть к немцам нашли выход в резне. Когда всё было кончено, он выдохнул, упал на колени и закрыл глаза. А когда открыл, то увидел, что перед ним лежит мать, и его когти проткнули ей грудь.
- Нет! - Завопил Ерохин.
И оказался в полной темноте. Оглушительный смех демона звенел в ушах.
***
Так вот где ты прятался всё это время! Веками я искал тебя, предатель!
Ерохин очнулся в своём теле и быстро понял, что он здесь бессилен.
Его руки, разбухшие от силы и мышц, подняли ритуальный камень, словно пушинку, и отбросили. В земле алело и обдавало жаром огненное кольцо-портал.
Аскольд пришёл в себя. В его глазах отражался монстр, лишь отдалённо напоминавший юного диверсанта. Бугрящиеся мускулы рвали одежду, с зубов капала ядовитая слюна, а лицо исказила гримаса ярости.
Ерохин отвернулся и прыгнул в портал. Тайник демона оказался огромной пещерой с каменным плато посреди моря лавы. Сколько хватало глаз сверху вниз протягивались сталактиты из магмы и пламени. Пахло серой, но Ерохину нравился аромат. Постепенно его разум всё больше поглощался демоном, и его это радовало, ведь тот, другой, боялся. Он сидел на троне из черепов в центре плато и трясся от ужаса. Вокруг стояли клетки с остальными бойцами отряда, а возле одной из них лежало в груду сваленные вещи и оружие.
Краем глаза Ерохин заметил, что в портал провалился капитан Вебер. Со стоном он упал на камень и попытался подняться. Жалкий человек, Ерохину нет до него дела.
Ты думал, что сможешь прятаться вечно?
Демон не ответил и бросился в стремительную атаку. Ерохин был меньше, но быстрее. Он уклонился от лапы с когтями и вонзил свои под чёрную кожу. Брызнула оранжевая кровь. Демон взревел. Ерохин испытал ни с чем не сравнимое удовольствие. Сила, мощь, бесконечная ярость, всё это теперь в его власти. Он ударил ещё раз. Демон снова взвыл и отскочил, зажимая раны. Ерохин не собирался отставать от него и сам бросился в атаку. Но, похоже, демон всю жизнь готовился к этой схватке. Он уклонился от сверкающих остротой когтей Ерохина и полоснул по спине. Брызнула горячая кровь. Ерохин отлетел к клетке, которая жалобно скрипнула под его весом и сломалась.
- Єрохін, ти, чи що? - В разбитой клетке чуть живой от страха сидел Нехлебко. Он пригляделся к демоническому лицу и закричал. - Хлопці, це ж Єрохін!
Волнение диверсантов усилилось. Теперь у них появились надежда и боец, за которого можно болеть!
Ерохин попытался вскочить, но демон смертоносным ураганом ударов обрушился сверху. Нечеловеческая реакция позволила отбить почти все удары, но несколько оставили кровоточащие раны.
А ты готовился. Становится интересно!
Мощным пинком Ерохин отбросил демона от себя и сам прыгнул сверху. Коленями придавил лапы врага и принялся с упоением полосовать его морду. Оранжевая кровь окропила плато, ручейками потекла в озеро лавы, залила глаза Ерохина, но ему было плевать. Удар за ударом обрушивал он на голову демона. Один его глаз потух от полученных повреждений. Больше упоения и удовольствия он в жизни не испытывал. Это чудесное чувство, когда твои руки обрушивают всю силу и гнев на плоть врага, не описать словами. Демон будет первым в его яростной жатве.
Противник улучил момент и открыл пасть, из которой с рёвом хлынуло пламя. Оно отбросило Ерохина на край плато. Демон подскочил и сомкнул когти на шее Ерохина. Он поднял его и ударил об землю, потом ещё. И ещё. Теперь демон вымещал злобу, копившуюся много веков.
- Приказываю помочь нашему… демону! - Лейтенант выпрыгнул из клетки, которую открыл Нехлебко и помог подняться Аскольду.
Тарас, Алелекэ и старшина схватили оружие и открыли огонь по демону. Пули отскакивали от чёрной кожи, но с удовольствием вгрызались в раны. Демон на миг остановился, замешкался. Этого хватило, чтобы Ерохин схватил его обеими руками за когти на шее и начал раздвигать. Демон взвыл, видя, что враг ускользает, и ударил второй лапой. Ерохин поймал удар ладонью. Когти пронзили её, но не грудь.
Ха-ха-ха! Неплохо, мой старый враг!
Ерохин изо всех сил держал лапы монстра, но они медленно приближались к его груди. Демон удвоил натиск и пронзил Ерохина когтями. Тот закричал от боли.
- Тарас, давай взрывчатку! Я знаю, что ты всё равно стащил её! - Где-то далеко вопил Довлатов. - Остальные, прикройте его!
На монстра снова обрушился рой пчёл из раскалённого свинца. Занятый Ерохиным, демон не мог прибить надоевших людишек. От бессилия он завопил, и в этот момент кто-то из людей вскочил сзади на камень, прыгнул и оказался на его спине. И что-то с усилием затолкнул ему в глотку.
Ерохин увидел, как Шинкевич запихивает демону в пасть противотанковую гранату, и пнул врага в живот. Монстр от удара кубарем откатился к другому краю плато. Он пытался когтями разорвать свой живот, но не успел. Демон исчез в ярком взрыве, и от него остались только копыта и дымящиеся ошмётки, падающие сверху.
Как здорово! Ещё! Ещё!
Взор демона-Ерохина обратился на диверсантов.
- Щось у нього погляд недобрий, - сказал Нехлебко, пятясь назад.
- Ерохин! - Зазвучал в голове голос Аскольда.
Капитан Вебер едва стоял, поддерживаемый Довлатовым, и смотрел в глаза демону.
- Я ошибся, Ерохин! Немцы не призвали Мефистофеля. Их ритуал прервали. Мефистофеля призвали мы!
«Не может быть, - подумал Ерохин. - Я — Мефистофель?»
Мефистофель - это я, а ты — моя тушка. И я хочу ещё крови! Твои друзья умрут, чтобы утолить мою жажду!
- Ерохин, это не ты! - Вопил Вебер в голове.
Молчи, человек.
Ерохин двинулся к Аскольду с чётким намерением вспороть живот когтями и добить израненного чекиста.
- Стой, Ероха! - Путь демону-Ерохину преградил Шинкевич. - Сопротивляйся этому! Ты человек! Не дай сделать из тебя бездумного зверя!
Прочь.
Демон шагнул к старшине и занёс руку для смертельного удара.
«Нет!» - Закричал Ерохин внутри.
Когти замерли в сантиметре от лица старшины, но тот не дрогнул. Огромным усилием воли Ерохин сдерживал демона. Но с каждым мгновением это становилось труднее, и когти приближались к голове Шинкевича.
Пусти, и я дам тебе вечное упоение смертью живых!
«Уходи!»
Ты мой.
- В круг! Возьмитесь за руки! - Грохотал голос Вебера в голове Ерохина. Остальные удивлённо оглянулись на капитана, но его уста молчали.
- Быстрее, пока Ерохин сопротивляется! Только вместе мы сможем прогнать демона!
- Слушайтесь капитана! - Разнёсся громовым эхом голос лейтенанта.
Бойцы мгновенно окружили Ерохина и взялись за руки.
- Пой Алелекэ, - послал мысленный сигнал Вебер. - А я помогу.
Алелекэ запел. Тягучая, как свежий мёд, чукотская песня разлилась под сводами пещеры. Повеяло морозом, лава недовольно зашипела и забулькала в озере, но песню это не остановило. Мелодичный звон колокольчиков оленьей упряжки пронёсся мимо. Холодный северный ветер ласково потрепал рыжую шевелюру Ерохина, одарил прохладой и улетел обратно на Север. Пахло жиром, копотью и домашним теплом. Кто-то очень родной и близкий звал к огню — поспел отвар из трав, что придаст покой и умиротворение.
Демон внутри слабел, но не спешил уходить.
Неопытный шаман, но сильный. С каким наслаждением я убью его.
Пустельга влетела в портал и порхнула к Ерохину. Она обратилась в необыкновенной красоты женщину с огненно-рыжими волосами, протянула руки к лицу Ерохина и легонько поцеловала в лоб.
- Мама… - успел прошептать он.
***
Строгая мать смотрела на Ерохина сверху вниз. Её волосы, собранные в строгий хвост, прятались под белым платком.
- Ну, давай рассказывай, чего меня в школу вызывают? - Её голос был строг, но полон материнских любви и беспокойства.
Ерохин повесил рыжий чуб и прогундосил:
- За драку.
- За драку? Мы тебя драться не учили!
- Я знаю! Простите меня.
- Отец придёт и ремня всыплет. Ты в школу не драться ходишь, а получать знания! Сам-то как? Где болит?
- Нигде, - буркнул Ерохин, готовый провалиться от стыда под землю. Теперь его всё лето гулять не пустят, будет по дому помогать. К гадалке не ходи.
- Чего случилось-то? Парту не поделили? И с кем? - Мать вытерла мокрые руки, положила полотенце на тёплую печку и строго нависла над сыном.
- Не парту! Это вообще не в школе было! - Ерохин принялся с жаром рассказывать, надеясь честностью заработать прощение.
- А где?
- У пруда. Борька там… У-у-у, сволочь!
- Ну-ка, не ругайся!
Но Ерохин не обратил внимания на предостережение матери.
- Он в полынье щенка топил. Потопит, даст отдышаться, а потом снова окунает! Живодёр проклятый! Я как увидел, щенка отобрал, а его бил, пока кровь носом не пошла. А потом… потом ещё бил, а там уж ребята оттащили.
Мать глубоко вздохнула и села на колени перед сыном.
- Ох, горе ты моё луковое, - обняла она Ерохина. - Ты правильно поступил. Иногда за жизнь приходится драться. Так уж мир устроен, маленький мой. В этом нет ничего постыдного. Главное, человека не растерять.
Ерохин кивнул и обнял мать в ответ.
- А щенок-то где?
- Вот, - Ерохин расстегнул шубу и достал того из-за пазухи. Черно-белое чудо радостно гавкнуло.
- Ладно, будет двор от недругов охранять. Иди, умывайся, я щенка покормлю и пирожки с печки достану.
***
Пустельга ещё мгновение висела в воздухе и растаяла.
«Уходи! Я не стану тобой!» - Вопил Ерохин на демона. Медленно когти отдалялись от лица Шинкевича. Ерохин, напрягая все жилы, отвёл руку назад и сжал её в кулак, впиваясь когтями в ладонь.
Закапала кровь.
Что ты делаешь?
Алелекэ продолжал петь, Аскольд и остальные стояли и покачивались, закрыв глаза. Один за другим они начали подпевать чукче. Последним к пению подключился Ерохин. Друзья не слышали его, но слышал демон и он сам.
Песня вибрировала под сводами пещеры, она приобрела осязаемую силу. Тугой плетью хлестала по проклятому месту, построенному на крови и костях. Мороз упругими ударами бил по лаве, а та отвечала огненными пузырями и всё больше чернела. Сталактиты из магмы иссякали и гасли. Волны живой силы накрывали Ерохина и заставляли Мефистофеля корчиться в муках. Тело Ерохина перестало быть приятным и безопасным местом для демонских игр.
Демон злобно завопил, сотрясая пещеру в предсмертной агонии, и исчез. Ерохин упал, истекая кровью. Рядом загрохотали камни — пещера рушилась.
Его сознание гасло, а мимо пробегали к порталу ноги.
- С такой раной люди не живут, - где-то далеко сказал Шинкевич.
***
- Ну? Ежели нечем крыть, то и помалкивай тогда! Дай настоящим господам поиграть.
- А навіщо мені крити? А я переведу. На, Алелекэ, пригощайся!
- Не честно, однако. Я тебе эти шестёрки на погоны оставлю, однако.
- Отставить балаган. Дайте Ерохину поспать нормально. Сон — лучшее лекарство.
- Судя по тому, как у товарища рядового подрагивают ресницы, он уже не спит, товарищ лейтенант.
Ерохин понял, что притворяться больше нет смысла и открыл глаза. Белизна больничной палаты ослепила его. Солнце било яркими лучами сквозь кружевные шторы и грело веснушчатое лицо юноши. На соседней койке сидели Алелекэ, Тарас Незлебко и Семён Шинкевич и бесстыдно резались в переводного дурака. Лейтенант Довлатов курил на табурете возле койки Ерохина, стряхивал пепел на улицу и читал газету. Аскольд Вебер, наполовину замотанный в бинты, замер на кресле-каталке посреди палаты. Как обычно, его лицо не выражало никаких эмоций, но голубые глаза лукаво улыбались.
- Ну, товарищи бойцы, позвольте вас поздравить! - Мысленно обратился ко всем капитан Вебер. Он ещё не отошёл от контузии и говорил ужасно плохо. - Ваш отряд из диверсионного преобразован в Первый Демонический. Лейтенант Довлатов назначен его командиром. Я буду координатором.
Нехлебко грустно вздохнул и сбросил карты.
- Мене на хуторі засміють, якщо скажу, що з чортами воював!
Вебер посерьёзнел и послал строгую мысль:
- Это секретная информация!
И довольно улыбнулся, глядя на Довлатова.
Лейтенант рассмеялся.
- Ну, Асик, какие будут приказы?
- У Аненербе тысячи щупалец, а мы обрубили только одно, - говорил Аскольд. - Есть данные, что Аненербе нарастили активность в глубоком тылу в Восточной Европе, и некоторые их проекты близки к завершению...
Ровный бубнёж Вебера в голове усыплял. Кроваво-красная пустельга влетела в окно и села на изголовье кровати, и солдат Первого Демонического закрыл глаза и спокойно уснул.
- Спасибо, - пробормотал он во сне, но никто не заметил.
***
Ерохину снился пылающий мир с гигантским дворцом из огня и магмы. На вершине дворца на троне из уродливого рогатого черепа восседал демон с красивым человеческим лицом.
Ты же не думал, что вы прогнали меня навсегда?
- К бою! - Приказал лейтенант, выхватывая ППШ.
Алелекэ бросил в костёр новую порцию отвара, которую он решил приготовить на всякий случай, отчего огонь вспыхнул ядовито-сиреневым цветом, и упал на землю, поставив на сошки пулемёт. Ерохин встал и прицелился в сторону, откуда донёсся рёв. Винтовку и его самого ещё покачивало. Шинкевич упёрся прикладом мосинки в плечо и скосил глаза на СВТ Ерохина.
- Хороша винтовка, да больн прихотлива. Я с моей мосинкой и в снег, и в грязь! Первую Мировую прошёл. И второй пройду!
Он любовно погладил затвор оружия.
Дул сильный ветер, нагоняя туман. Костёр едва теплился, и круг света становился всё меньше, а стена тумана всё плотнее.
- Кто-нибудь видит противника? - Спросил Довлатов.
- Нет, однако, - ответил Алелекэ.
- Митя, - подал голос Аскольд. Он был слишком слаб для боя. - Только не уходите никуда. Действуйте осмотрительно.
Лейтенант кивнул.
- Старшина, дай свет! Не видно ни зги.
Шинкевич достал из сумки ракетницу, и в небо устремился осветительный патрон. Кроваво-красный огненный шар разогнал туман и темноту. Между палатками на краю поляны стоял Он. Монстр, чей адский вид не поддавался осмыслению. Такое просто не могло родиться в обычном мире. Ветвистые рога упирались в небо, когти блестели запёкшейся кровью, за спиной размахивали, разгоняя туман, огромные крылья, сотканные из тьмы, и оранжевые прожилки ветвились по чёрному телу. Глаза твари горели огнём преисподней и возвышались над палатками.
Вид демона потрясал воображение. Ерохин смотрел на него во все глаза, но разум словно пытался объять необъятное, осознать жизнь, рождённую по другим, нечеловеческим законам.
Первым взял себя в руки лейтенант Довлатов и скомандовал.
- Огонь!
Шептал ППШ, цокал пулемёт Алелекэ, грохотали мосинка Шинкевича и СВТ Ерохина. Даже капитан Вебер стрелял из пистолета, целясь, насколько хватало сил. Огненный рой устремился к демону. Но ни одна пуля не смогла ранить его. Они рикошетили, врезались в чёрную плоть и падали или улетали в молоко. Тварь даже не шелохнулась.
Звякнула последняя гильза, и сухо щёлкнул затвор СВТ, Ерохин трясущимися руками стал перезаряжать винтовку. ППШ тоже замолчал, и лейтенант возился, вставляя новый диск. Шинкевич отстреливал уже вторую обойму из мосинки. Алелекэ ложил пули короткими очередями прямо в голову демона, не причиняя ему вреда.
- Да его пули не берут! - Кричал Шинкевич. - Вот бы мне сейчас СВТ, я бы задал ему жару!
- Не поможет, однако, - вторил Алелекэ.
Демон не стал ждать, пока диверсанты ещё что-нибудь придумают, и бросился в атаку. Рывок, и он возле Ерохина. Удар лапой наотмашь отбросил рядового на камень. Винтовка упала рядом.
- В спину стреляй! - направлял бойцов Довлатов.
Алелекэ попытался встать, но демон прыжком подскочил к нему и ударил когтями. Располосованный чукча перевернулся в воздухе и вместе с пулемётом рухнул на палатку.
Демон боднул головой подскочившего лейтенанта. Довлатов кубарем откатился с поляны и утонул в тумане.
«Если так пойдёт дальше, - промелькнула мысль у Ерохина. - То всему отряду конец!»
Ерохин упрямо стрелял в тварь, надеясь, что хоть одна пуля найдёт цель и вкусит демонской крови. Опять щёлкнул затвор, выскочила гильза. Ерохин потащил из подсумка последнюю обойму и выронил её. Демон даже не обратил внимания на Шинкевича. Старшина попытался ударить прикладом, но тварь взмахнула крылом, и тот отлетел в туман следом за лейтенантом.
- Старшина! - Закричал рядом с Ерохиным Аскольд, вскочивший на камень.
- Я! - Слабо донеслось из тумана.
Демон смотрел Ерохину в глаза. Страх парализовал юнца. Тварь медленно приближалась, наслаждаясь моментом.
- Освяти ракетницу!
- Как?
- Воткни крест! Это ослабит демона!
Монстр подходил всё ближе. Капитан чертыхнулся, перезарядил ТТ, схватил его двумя руками и навёл на врага рода людского. Один за другим раздались три выстрела, и пули вонзились в тело демона. От неожиданности тварь взвыла. Ерохин только сейчас заметил на рукояти пистолета выгравированные кресты.
Аскольд выстрелил ещё, но демон спрятался за крыльями, и пули отскочили от перепонок.
- Эй, чёрт поганый! - Крикнул Шинкевич. Он стоял позади монстра с взведённой ракетницей. Из сигнального патрона торчал маленький нательный крест. - Это за Тараса!
Сноп огня впился в чёрный хребет между крыльями. Тварь оглушительно взвыла. Пришлось зажать уши, чтобы сберечь их.
- Огонь! - Лейтенант Довлатов поднялся из тумана, из уголка рта вилась струйка крови. Его ППШ вновь зашептала, плюя в демона свинцом.
Грохнула мосинка Шинкевича, ожил пулемёт Алелекэ — окровавленный чукотский богатырь, оскалив зубы, стрелял от бедра. СВТ Ерохина приятно отдавала в плечо при каждом выстреле, а пули услаждали слух, с чавкающим звуком вспарывая демонскую кожу. Сердце Ерохина пело яростную песнь.
Рёв боли сотряс палаточный городок фашистов. Мефистофель открыл пасть и выпустил вверх столб адского пламени, разогнулся и ударил в землю когтистыми лапами. Сильная вспышка ослепила Ерохина.
Когда глаза снова привыкли к темноте, Ерохин увидел всё тот же лагерь Аненербе. Несколько палаток горело, на других прибавилось дыр от пуль, но больше ничего не говорило о том, что мгновение назад здесь развернулась жаркая схватка.
Лейтенант, старшина и Алелекэ исчезли вместе с туманом. Аскольд устало опустился на камень рядом с Ерохиным.
- Этого я и боялся. Мы не успели.
***
Аскольд сидел на камне, и разряженный пистолет ТТ с крестами вместо звёзд на рукояти лежал рядом. Из дула ещё шёл сизый дымок. Капитан, подставив лицо ветру, смотрел на чистое небо с мириадом сверкающих звёзд.
И ничего не делал.
Ерохин не понимал, почему. В нём ещё говорила ярость боя. Он видел, как пули его винтовки дырявили демона, так отчего сейчас капитан вёл себя, будто всё кончено? Боевые товарищи, друзья, братья… новая семья Ерохина со своими ссорами и шутками исчезла! Нужно что-то делать, спасать её!
Ерохин вскочил и схватил за грудки Аскольда, с неожиданно появившейся силой поднял его в воздух. Он многое хотел сказать Веберу: что чекист просто трус, что своих не бросают, что есть надежда, пока они живы, что друзья ждут их помощи, но слова забили глотку. Вместо яростной тирады Ерохин смог выдавить только мычание, полное горя и боли.
Так они и стояли посреди ритуального камня, возвышаясь над разрушенным лагерем, и языки пламени извивались в их глазах.
- Опусти, - сдавленно прошипел Вебер.
Ерохин почти отбросил капитана.
- Успокойся, рядовой. Я не хотел говорить, но у этого демона есть тайник, в котором он прячет жертв. Нам, пусть и необычным, но людям, в него не попасть.
- А даже если сможем? - Вебер спрыгнул с камня и поддал ногой какой-то железяке. - Что мы можем сделать? Нам не хватит огневой мощи победить самого Мефистофеля!
Ерохин злобно и презрительно уставился на Аскольда.
- Да, ты нужен демону, и я знаю почему. Мы можем выманить… - задумался Аскольд, не обращая внимания на вопрошающий взгляд Ерохина. - Попасть к нему в плен… Но что дальше?
Наконец капитан заметил немой вопрос в глазах рядового.
- Не простой немец убил твою семью, - вздохнул он. - Он был одержим демоном. Хотел убить и тебя, но ты сбежал. Он оставил метку. Ты, Ерохин, для любого демона стал лакомым кусочком. И я взял тебя на задание. Твоя особенность открывает определённые перспективы… Да, я долго изучал демонов, а твоего ищу уже очень давно, но потерял след. А теперь абсолютно все мои знания бесполезны!
Аскольд растерял былую холодность, и его щёки раскраснелись от гнева.
- Нам не выполнить приказ.
Каждая клеточка тела Ерохина противилась просто сдаться.
Он схватил капитана за рукав, пальцем больно ткнул себя в грудь и помахал руками, как крыльями.
- Твой дух-покровитель силён, тут ты прав. Но даже ему не одолеть демона. - Аскольд отмахнулся.
В словах Вебера не виделось и тени надежды. Ерохин чувствовал, как отчаяние запускает холодные щупальца внутрь и медленно сдавливает сердце. Неужели так всё и закончится? Они ничего не могут противопоставить демону? Он готов хоть тысячу обрядов пережить, лишь бы получить силу одолеть монстра. Ерохин, мыча в отчаянной злобе, разорвал на себе гимнастёрку и отбросил рваные куски залитой кровью ткани. На груди расплылся странный синяк, напоминавший голову козла. Ерохин спрятал лицо в руках и упал на колени, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.
Аскольд взял его ладони в свои и помог подняться. Взгляд капитана задумчиво блуждал по груди рядового.
- А это может сработать… - пробормотал он, в его голос вернулся прежний холод. - Ерохин, мы призовём другого демона, и ты мне поможешь.
Рядовой испуганно отступил. Ещё одного? Да они этого не могут одолеть, а двух и подавно! Что задумал чекист? В голове прозвучал голос Шинкевича: зверя победит другой зверь. Если это единственный способ, то он, рядовой Ерохин, готов.
Он кивнул Аскольду.
Самообладание вернулось к капитану Веберу, и он твёрдо стоял на ногах.
- Так мы и сделаем, - в голосе Вебера звучала холодная сталь. - Крови пролито достаточно, сойдёт за жертву. Осталось только прочесть заклинание. Пластинка с ним разбита, но, я уверен, у немцев с их дотошностью сделаны копии. Встань на камень и жди. Когда я вернусь, мы проведём ритуал и одолеем демона… и спасём наших.
Аскольд резко развернулся, взмахнув полами плаща, и быстрым шагом пошёл к одной из палаток. Через секунду он внутри.
А ещё через секунду раздался взрыв, и взметнулось пламя.
Ерохин бросился к пылающим останкам палатки. Капитан Вебер лежал на боку, прижимая что-то к груди, и как будто был в полном порядке. Ерохин упал на колени рядом с ним и повернул Аскольда на спину. Капитан громко застонал от боли. Ошмётки плаща сплавились с иссечённой осколками кожей. Одна рука превратилась в кровавое месиво, но в другой капитан держал нетронутую взрывом пластинку. Из ушей текли струйки крови.
- М-м-м-м! - Простонал Вебер и открыл глаза. Пушистые ресницы на веках сгорели. - С-с-с-ем-м-м-ё-ён-н-н…
Из-за контузии капитан мог говорить только с сильным трудом.
- П-п-п-р-р-е-е-д-д-дуп-п-п-п-реж-ж-ж-ждал...
Окровавленной рукой он схватил Ерохина, а другой вложил в ладонь виниловую пластинку.
- У-у-у… - силился сказать Вебер. - У-удачи!
И потерял сознание.
Ерохин вынес капитана из горящей палатки, держа пластинку губами, бережно положил на землю и подсунул под голову свою рваную гимнастёрку. Нашёл бинты и замотал кровоточащие ожоги и раны.
Теперь Ерохин остался один. Совсем один. Он может всех спасти или проиграть, погубив последнюю надежду. Ответственность за выбор огромным грузом придавила плечи к земле. Ерохин боялся. Вдруг ему не хватит храбрости и решительности? Что делать с призванным демоном? Как направить его? Ведь он даже говорить не мог!
На камень приземлилась рыжая пустельга. Что-то родное, неуловимо знакомое было в облике птицы. Ерохин понял - он сможет всё. И пока уверенность не улетучилась, он вставил пластинку в патефон, завёл ручку и опустил иглу. Из рупора послышалось противное шипение, а затем начал говорить зловещий голос.
Воздух вокруг камня задрожал, как в июльский полдень. Пустельга вспорхнула и закружилась истошно пища. Потусторонний жар захлестнул юношу. Он пронизывал и иссушал каждую клеточку тела. Боль пронзила сознание и затмила окружающий мир, в полыхающем мареве остался только громогласный голос, произносивший слова из мёртвого языка. Оглушающая тишина сдавила уши, и Ерохин услышал.
Что тебе нужно, смертный?
Месть.
Какая скука.
Месть демону.
Уже интереснее. Покажи его.
И Ерохин показал.
Отдай мне всю ярость, и я помогу тебе.
И Ерохин отдал.
Алелекэ сидел через костёр от Ерохина. В сгущавшихся сумерках фигура чукотского шамана выглядела зловеще. Оранжевые языки пламени плясали на лице и отражались в глазах адским огнём. С наступлением вечера туман всё сильнее наползал на лагерный городок Аненербе, наводнял проходы между палатками и стеной обступал ритуальную поляну. Он бы просочился и дальше, но сила чукотского обряда не пускала его внутрь. Рыжая птица тревожно пищала на ветвях дерева. Ерохина бил озноб.
Рядовой боялся до ужаса. Ему предстояло испытать на себе силу чукотского шамана. А слова Алелекэ, что он делает это впервые, уверенности в успешном исходе не добавляли. Шинкевич и Довлатов тоже сидели возле костра и с любопытством следили за чукчей. Они оглядывались то на Ерохина, то на Алелекэ, то друг на друга, и в их взглядах тоже не было понимания или уверенности. Аскольд бродил вокруг и исследовал границы тумана.
Костёр для Ерохина выглядел переходом между мирами, между старой жизнью и новой. Он не знал, что ждёт на той стороне, и ужасно боялся. Вдруг Алелекэ запел. От неожиданности Аскольд вскрикнул — он проверял остроту иглы патефона и неловко дёрнулся, когда услышал звуки пения.
Алелекэ пел странную, монотонную песню и подкидывал в костёр травы и порошки. Пламя плясало и вспыхивало колдовскими огнями синего, зелёного, красного цветов. Вместе с песней в круг костра пришла тундра. Ерохин чувствовал запахи северных трав, еловых иголок и дуновения ледяной метели. Он не задавался вопросом, как это возможно? Возможно и всё.
Рыжая пустельга пронзительно закричала и вспорхнула с ветки. Ерохин испугался, что она опять попытается выклевать ему глаза, и оглянулся на неё. Птица исчезла. Когда Ерохин обернулся к костру, прямо перед собой увидел лицо Алелекэ, нависшее над пламенем. Шаман сдул с ладони порошок, и Ерохин погрузился во тьму.
***
В темноте перед лицом Ерохина зависла пустельга. Она быстро махала крыльями, чтобы оставаться на одном месте. Юноша испуганно закрылся от неё, но птица не напала, и продолжила висеть в воздухе, словно чего-то ожидая.
- Куда мне идти? - Спросил Ерохин и вздрогнул. Здесь он мог говорить! Мысли в этом месте громче выстрела танка.
Ерохин не чувствовал дуновения воздуха от крыльев пустельги, не слышал ни единого звука и как будто парил в абсолютном нигде. Темнота, тишина и рыжая птица. Но она никуда не вела рядового, просто висела в воздухе, слегка покачиваясь.
- Так что мне делать?
Пустельга пролетела маленькую мёртвую петлю и снова зависла в ожидании.
- Чёртова птица, - машинально буркнул Ерохин.
Пустельга рыжей молнией бросилась к его глазам, он даже зажмуриться не успел. Но птица остановила когти на таком малом расстоянии от зрачка, что волосок не протиснется. И отлетела обратно.
- Да что я тебе сделал?! - Закричал Ерохин в отчаянии.
Вспомнил слова Алелекэ. «Она — мой энен. И я её чем-то обидел...» - Подумал Ерохин.
Он набрал полную грудь воздуха, чтобы выпалить все слова прощения разом, и… выдохнул. Оказалось, это не так просто. Из-за пустельги он чуть не утонул в болоте, разбил голову - ссадина до сих пор болела. И непонятно за что! Чем он её обидел? Если это его энен, то почему так ужасно к нему относится? Остаётся надеяться, что позже он найдёт ответ. А пока…
- Я… прошу прощения, если обидел тебя. Признаюсь, я не ведаю в чём моя вина. Но обещаю, что узнаю и обязательно заглажу её.
Птицу висела в воздухе и внимательно разглядывала его лицо. Как будто пыталась узнать врёт он или нет. Видимо удовлетворённая результатом полетела вперёд. Ерохин замешкался всего на секунду, но её хватило, чтобы птица превратилась в рыжую точку, и бросился за ней.
***
Ерохин бесплотной тенью бродил между палаток. Лагерь казался пустым, но повсюду горели факелы. Особенно много их стояло в центре. Там же собрались все люди. Ерохин чувствовал опасность, но если оставить всё как есть, то станет ещё опаснее. Он не мог понять, откуда это странное ощущение, но его правдивость не вызывала сомнений. Ерохин пошёл туда, куда ему меньше всего хотелось.
Он узнал ритуальную поляну, хоть это было непросто. Вокруг неё горели факелы, повсюду стояло странное, незнакомое ему оборудование. На камне лежал распятый человек и истекал кровью. Весь лагерь собрался на этой поляне. В её центр смотрела сотня солдатских ружей. Около распятого стоял патефон и громко произносил слова мёртвого языка.
Он не слышал их так давно. Но сейчас они желали ему зла.
В центре суетились несколько человек в белых халатах поверх чёрных кителей с молниями на воротниках. Они держали в руках приборы, которые мигали разноцветными огнями. Люди возбуждённо перешёптывались. Один, видимо самый главный, в фуражке со знаком смерти, довольно улыбался.
- Er wird bald hier sein! Er kommt schon! (нем. Он скоро будет здесь! Он уже идёт!) - Закричал один из белых халатов.
В круг света что-то упало.
- Granate! - Разнёсся крик над ритуальным капищем.
Огненные росчерки разорвали темноту. Загремели ружья, застрекотали пулемёты, полетели гранаты и мины. Земля вздымалась от взрывов. Приборы искрили и горели, факелы падали, а рядом с ними валились убитые солдаты. Кровь пропитывала землю.
- Nein! - Исступлённо закричал главный в фуражке. - Setzt das Ritual fort! (нем. Нет! Продолжайте ритуал!)
Несколько солдат телами закрыли патефон.
- Ура, товарищи! - Раздался из темноты боевой клич. - В атаку! За Родину! За Сталина!
В лагерь ворвались десятки человек. Кто в форме, кто в фуфайке или ватнике.
- Остановим кощунство врага! - Кричал тот же голос.
Солдаты и партизаны убивали врагов без разбора, гремели выстрелы, пули вгрызались в тела, ножи рассекали плоть. Ночь наполнялась предсмертными хрипами и криками ярости.
Но патефон не замолкал.
Ерохин почувствовал смесь страха и ярости. Не владея собой, он кинулся в центр лагеря. Его когтистые лапы раскидывали людей в стороны, ноги втаптывали тела в грязь, кровь лилась рекой. Выстрелы, крики, хрипы, хруст костей, всё слилось в какофонию смерти. Ерохин наслаждался каждой частичкой давно забытых ощущений. Больше крови, больше ярости, больше смертей вашему богу!
Рыжая пустельга явилась из ниоткуда и вцепилась ему в глаза. Ерохин снова упал в темноту.
***
Крики, кровь, смерть, боль и бесконечная ярость. «Прочь! - вопило естество Ерохина. - Это не я!»
- Рядовой, слушай мою команду! Приказываю очнуться!
Тьма взорвалась тысячей алых звёзд.
Ерохин открыл глаза. Щека нещадно болела.
- Очнулся, наконец, - склонился над ним Довлатов. - Тебя трясло, будто за оголённые провода взялся. Ещё птица это проклятая, еле отогнали. Ну, ты как?
Ерохин попробовал подняться, и подоспевший Алелекэ помог ему сесть. Костёр почти догорел, и Шинкевич подбросил дров.
- Пей, однако, - сказал он, протянув кружку с вонючим отваром. - Легче станет.
Только сейчас Ерохин понял, что у него болит голова, а во рту появился металлический привкус крови. Похоже, прикусил язык.. Его всего трясло, как в лихорадке. Перед глазами ещё стояли кадры кошмарного видения: смерть людей, зловещий ритуал, взрывы гранат и бесконечная трескотня выстрелов. Ощущение невыразимого ужаса не покидало его.
Глоток горячего густого зелья чукчи обжигающим комком упал в желудок. Ерохину полегчало.
- Готов? - Спросил капитан Вебер, присев рядом.
Ерохин сделал ещё один большой глоток и выдохнул.
«Готов!» - хотел сказать он, но слова как обычно застревали в горле, поэтому просто кивнул.
Холодные пальцы капитана коснулись его виска. Сначала ничего не происходило, и Ерохин успел подумать, что так, наверно, и должно быть. Прохладное прикосновение, вонючий отвар, снимающий боль, плечо товарища… Но затем его будто пронзил электрический разряд, и видение жутким калейдоскопом пролетело перед взором. Так же быстро, скомкано и непонятно, если крутануть виниловую пластинку на проигрывателе.
Зрение вернулось к Ерохину, и он увидел, как капитан Вебер со стоном оседает на землю рядом с ним. Его била крупная дрожь, а глаза закатились. Пугающее зрелище, но несколько минут назад он выглядел не лучше.
Шинкевич понюхал кружку в руке Ерохина, сморщился и спросил:
- Хадость. Ищо есть? Кажись, над будет.
Ерохин с облегчением протянул остатки старшине.
Аскольд очнулся. Он глубоко и часто дышал, а в глазах полопались капилляры. Шинкевич протянул Веберу кружку с варевом, от которой тот, едва почуяв аромат, отшатнулся. Довлатов помог подняться Аскольду и опереться на себя, закинув руку на плечо.
- Всё хуже, чем я думал, - слабый голос Вебера едва пробивался сквозь потрескивание костра. - Я знаю, чего ты боишься, Ерохин, но это был не ты.
- О чём ты, Асик?
- Он видел демона. Был им. Похоже, Аненербе удалось совершить ритуал.
- Тьху! Бес их задери! - Возмутился Шинкевич. - Чтоб их всех приподняло да разорвало!
Вебер слабо кивнул.
- Об этом можете не беспокоиться, товарищ старшина. Они своё получили. К несчастью, как и предыдущая разведгруппа.
Аскольд закашлялся и охрип. Знаками попросил пить. Довлатов дал ему свою фляжку.
- Спасибо. Из увиденного товарищем рядовым предполагаю, что отряд слишком поздно узнал о ритуале и был вынужден действовать по обстановке. Они приняли решение объединиться с группой партизан и атаковать лагерь Аненербе.
- Нет… - прошептал Шинкевич. - Токмо не говори.
- Все погибли, - кивнул Аскольд. - Все до единого. Кроме разведчика и немца.
Капитан Вебер взглядом указал на тело мёртвого пленника возле ритуального камня.
– То есть, - начал Довлатов. - Они призвали демона?
- Предполагаю, да. И не просто демона, а Фелеса. В наше время он известен как Мефистофель. Один из ближайших сподвижников Сатаны. Раньше он был тёмным германским богом, позже примкнул к адскому воинству.
Повисло ошарашенное молчание. Никто не знал, что делать в такой ситуации. Прежде им не приходилось сражаться с потусторонними силами. Партия учила, что этих сил просто не существует.
Первым очнулся Шинкевич. Он зло сплюнул на землю.
- Ежели эт правда, - старшина вытащил нагрудный крестик. - Я этого демонюку так свинцом нашпигую, что Сатана на порог не пустит!
- И спасём товарища снайпера, - нарочито холодно сказал Вебер. - Он мне должен товарища старшину подержать.
Шинкевич самодовольно осклабился.
- Ну, попробуете, чертяки, когда выберемся, старшину на зуб.
Ерохин почувствовал, что бойцы воспрянули духом. Появилась маленькая, но надежда. А это уже что-то, можно работать. И сам он ощутил прилив сил и решимости встретиться с демоном лицом к лицу.
- Отставить. Опять балаган устроили, - беззлобно ругался лейтенант Довлатов. - Про снайпера ты верно подметил, Асик. Но между нами и Нехлебко демон. И не просто демон, а правая рука Люцифера, если я правильно понял.
Вебер кивнул.
- Значит, нам нужно его как-то убить. Но у нас нет ни танков, ни артиллерии для такого боя. Я вообще не представляю, что вся Красная армия может поставить против Мефистофеля! Ставка вряд ли учитывает нашествие демонов в планах.
- А вот здесь ты ошибаешься, Дмитрий, - хмыкнул капитан Вебер. - Но есть и истина в твоих словах. Демона почти невозможно убить. Одним отрядом дело точно не обойдётся. Проще будет вернуть его назад, обернув ритуал вспять. Но сперва я должен кое-что обсудить наедине с нашим новобранцем.
Капитан оглянулся на Ерохину, но не успел ничего сказать. Из тумана донёсся зловещий громоподобный рёв, от которого кровь стыла в жилах.
Погода резко изменилась. Небо заволокло, и туман вновь наполз на лагерь, наваливаясь молочными клубами на переулки между палатками. Следы неизвестного боя скрылись за пеленой, будто ничего и не было. Вместе с туманом пришёл запах смерти и гнили. Ерохина пробрала дрожь, хоть он и не замёрз. Может, он простыл, когда упал в болото, или это последствия удара? Нет, что-то другое.
Нехлебко наклонился и на ощупь собрал несколько гильз.
- Точно можу сказати, - начал он, подбрасывая блестящую горсть. - На табір напав загін наших. Ось гільзи від ППШ, ППС, Мосіна, а ось від шмайсера і німецького кулемета. Не бреше наш чекіст! Була ще одна група.
Капитан Вебер нахмурился, глядя на наползающий туман, и нащупал рукоять ТТ в кобуре на поясе.
- Нужно действовать быстро, - сказал он. - Алелекэ, мне известно, что ты потомственный шаман. Ваш народ преуспел в обрядах для путешествия астрального тела.
Лейтенант Довлатов скрестил руки на груди.
- О чём это он, Алелекэ?
Чукча нахмурился. На его лице это выражение смотрелись неестественно и чужеродно. Ерохин успел привыкнуть, что пулемётчик всегда немного улыбался.
- Партия не любит, когда чукча занимается шаманством, однако.
- Товарищ сержант, у нас нет времени слушать историю вашей семьи, - оборвал Алелекэ Аскольд. - Нужно действовать быстро. Что вам нужно для обряда.
Чукча задумчиво уставился в пасмурное небо. Он прикрыл глаза и едва заметно зашевелил губами. У Ерохина почему-то засосало под ложечкой.
- Кое-какие ингредиенты у меня есть, однако, - сказал Алелекэ. - Травы найдём на болоте, но… нужен человек с сильным энен, который проведёт его.
Нехлебко сделал шаг вперёд и стукнул прикладом мосинки о землю.
- Я готовий! Б'юся об заклад, энен найбільший і найсильніший! А шо це?
Чукча улыбнулся прежней улыбкой.
- Эненом мой народ зовёт духа-покровителя. У тебя сильный энен, однако. Но не настолько.
- Як це? - Возмутился снайпер. - Та я зараз покажу, сам переконаєшся!
- Отставить, - буркнул лейтенант. - Алелекэ, твои шаманские штучки мы ещё обсудим. Среди нас есть достаточно сильный этот… как его? Дух-покровитель?
- Так точно, однако, - сказал чукча и с улыбкой посмотрел на Ерохина. Но глаза его оставались серьёзными.
Ерохин поёжился. Предчувствие не обмануло. Сначала хотят из отряда выгнать, а теперь требуют какой-то энен. Откуда ему взяться у рыжего юнца только из учебки? Всё что у него было, это портки да… и всё! Форма и та казённая. И будто забыли об одной важной детали: он не может говорить.
- У тебя очень сильный энен. Он проведёт. Но ты его обидел, однако. Придётся мириться, дорогой.
Алелекэ опять улыбался, но уже по-доброму, с хитрецой в узких глазах.
- Зачекайте, товариші шамани, - вмешался Нехлебко. - Ну зробите ви обряд, ну повернеться Єрохін. А як він вам розповість, що бачив? На листочку художній переказ напише?
Довлатов, чуть приподняв брови, взглянул на Аскольда.
- Я прочитаю его мысли, - сказал капитан Вебер.
- Кха-кха! Тьху! Чого? - прокашлялся Нехлебко.
- А я знал! - Довольно потёр руки Шинкевич. - Неспроста той чудик пленный проснулся, будто из ведра окатили, когда энтот к его лбу двумя перстами своими приложился. Понял я, что чекист наш темнит, да решил, из ума старый выживаю просто.
Вебер позволили себе короткую самодовольную усмешку.
- В наблюдательности вам не откажешь, товарищ старшина. Хорошо, что язык за зубами держали, в ином случае пришлось бы… вас убрать.
- А давай, чекіст, хоч щас! А я Семёна підтримаю! Ну, не ерепенься, Семёнушко, боляче не буде. Так, товаришу капітан?
Нехлебко мгновенно закатал рукава и схватил Шинкевича сзади. Аскольд снова улыбнулся.
- Отставить балаган! - Рявкнул лейтенант. - Нам обряд нужно провести, а не цирковое выступление. Если у Ерохина сильный… энен, чтоб его.
Ерохин развёл руками в стороны. Знать бы где взять этот энен! Аскольд, прищурившись, смотрел на рядового и тихонько кивал своим мыслям. Для Ерохина это хороший шанс вопреки всему остаться в отряде, доказать свою полезность.
- Ладно, разберёмся! - Громко сказал лейтенант и опёрся ногой о камень. - Алелекэ бери Тараса с Семёном и ищите нужные травы. А мы пока ещё осмотримся и костёр разведём, авось туман разгонит.
Чукча выдвинулся первым. Шинкевич закинул мосинку на плечо и сказал, поглядывая на Ерохина:
- Вы тут ходите осмотрительно. Я пару растяжек снял. Могут быть и ещё. Чай не все палатки обошли.
Развернулся и ушёл. За ним последовал Тарас Нехлебко, бормоча на ходу:
- Ось повернемося з завдання, я таку грибну юшку приготую, пальчики оближіть! Треба тільки грибів буде набрати, пішли вже. А знаєте, який у нас на Донбасі білий гриб…
- Та помолчи, без тебя жрать хоцца… - отвечал ему голос старшины.
***
Ерохин, чтобы побороть волнение, собрал дрова в казарменных шатрах. Вскоре уютно загорелся костёр, разгоняя болотную хмарь. Живое пламя дарило тепло, даже короткий взгляд на огонь заставлял улыбнуться и почувствовать себя дома, возле жаркой печки, из которой вот-вот покажется противень с пирожками или горшок ароматной каши. Ерохин улыбнулся воспоминаниям.
Вернулись капитан Вебер и лейтенант. Опять они о чём-то спорили. Вебер отошёл к камню и стал изучать знаки. Довлатов отвязал пленного от дерева и посадил возле костра.
- Молодец, Ерохин, - сказал он. - А ты, Снегурочка, давай оттаивай и рассказывай, что здесь было.
Но солдат в грязной окровавленной форме молчал и неотрывно смотрел на Ерохина. У Александра в который раз побежали мурашки по коже от его взгляда.
– Вот как, значит, - лейтенант проверил, хорошо ли связаны руки у пленного за спиной. - Ничего, заговоришь ещё. Расскажешь, почему с немцем братался и против своих пёр, предатель.
- Это германские руны, - вдруг произнёс капитан Вебер почти без немецкого акцента. Видимо, он появляется в минуты волнения. - Я изучал их в Мюнхенском университете.
- Значит, вот куда ты после школы пропал, Асик… - Едва слышно пробормотал лейтенант, прикидываясь, что занят костром.
Но Вебер услышал:
- Да, именно туда, Дмитрий. И эти руны набиты здесь не вчера. Не думал, что германские племена заходили так далеко на восток.
- Ну, германские и германские. Что с того-то?
- Они бежали, когда в Европу пришло христианство, и привели сюда своего бога. Приносили ему жертвы. Много жертв. А в обмен получали защиту и благоденствие.
- Чушь антинаучная. И чему вас в Германии только учили?
Капитан Вебер хмыкнул в ответ на неверие Довлатова и замолчал.
- Лучше расскажи, что командование хочет здесь найти, - обернулся лейтенант к Аскольду.
- Это секретная…
Пленник вскочил, оттолкнув Довлатова, и закрутил головой по сторонам.
- Он идёт, - забормотал он. - Он идёт! Он идёт!
- Кто? Кто идёт? Как его зовут? - Вебер мгновенно оказался возле безумного солдата, отпихнув Ерохина.
Рядовой чуть не упал в костёр.
Капитан тряс пленника за плечи, но тот всё твердил своё, а в глазах его плескался первобытный ужас. Вебер потерял всякое самообладание и кричал:
- Кто? Кто идёт?!
Вдруг солдат замер, и взгляд его стал осмысленным. Глупо улыбнулся и сказал:
- Он.
Верёвки, связывавшие руки солдата, упали, источая дым. Пленник медленно разжал ладонь, и из неё же выпал уголёк. Ерохин поморщился — кожа была обожжена так сильно, что отслаивалась, обнажая голое мясо. Безумец схватился за рукоять ТТ, торчавшую из кобуры капитана и попытался выдернуть. Он бы вытащил, но подоспел Довлатов и перехватил его руки за спиной.
- Ну и силища! - Простонал лейтенант, тужась от усилия. - Помогай, Ерохин!
Рядовой подскочил к дерущимся и схватил одной обезумевшего разведчика за запястье. Другой пытался разжать пальцы, сомкнувшиеся на рукояти пистолета, но безуспешно — кожа слезала кусками и ужасно скользила. Тошнота подкатила к горлу Ерохина, но смог взять себя в руки.
Вдалеке грохнул выстрел. За ним второй. Глухо застучал пулемёт Алелекэ. Все рефлекторно повернули головы в сторону звуков. Ерохин почувствовал, как у него что-то вынимают из-за пояса. Посмотрел. Пленник держал в руке штык Ерохина.
- Он придёт за тобой… - Прошептал безумец и воткнул штык себе в подбородок.
Кровь тугим фонтаном брызнула в лицо Ерохину. Рядовой отскочил. В следующее мгновение пленник обмяк, его глаза погасли, и он повис на руках лейтенанта безвольной куклой. Выстрелы тоже смолкли. Довлатов посмотрел на Ерохина.
- Ерохин, твою мать, ты… - начал он, набирая воздуха в грудь.
«Не я!» - хотел воскликнуть юнец, но слова застряли в горле, как и всегда за в последнюю пару лет.
- Это не он, лейтенант, - сказал Вебер. Он хладнокровно отряхивал плащ от кусочков кожи умершего.
Довлатов аккуратно положил обмякшее тело возле камня. Казалось, пленник просто уснул. Если бы не кровь, заливавшая гимнастёрку сошедшего с ума бойца.
- Зачем он это сделал? - задался вопросом лейтенант, стоя рядом с погибшим. Он снял каску, стянул пилотку и сжал её в кулаке.
Через мгновение Довлатов подобрался и скинул с плеча ППШ.
- Узнаю, почему стреляли. Ждите здесь.
- Скоро и так узнаем, - сказал Аскольд, глядя в сторону.
Два бойца шли между палаток, по очереди прикрывая друг друга от невидимого противника. Они двигались бесшумно, лишь слегка бряцал сошками пулемёт Алелекэ.
- Ушли, кажись, - измученно пробормотал Шинкевич, подходя к костру.
Алелекэ сел рядом и уставился в огонь. Его лицо застыло в горестной маске: глаза сощурены, губы сжаты, а их уголки смотрят вниз, скулы напряжены. Чукча положил подле себя обмотанную грязными тряпками винтовку Нехлебко.
***
Дуло ППШ Довлатова упиралось в лоб капитана Вебера. Шинкевич повис на одной руке командира, а Ерохин на другой, пытаясь спасти лейтенанта от опрометчивого шага, о котором он очень горько пожалеет. Но даже под двойным весом, Довлатов не дрогнул. Как не дрогнул и Вебер, смотревший на Довлатова убийственно холодными глазами. Его губы изогнула горькая усмешка.
Ерохин хотел позвать Алелекэ на помощь, но чукча продолжал сидеть и смотреть в костёр. На коленях у него лежала винтовка снайпера Нехлебко, который не вернулся из похода за травами для обряда.
- Говори! - Почти кричал лейтенант, его шрам на лице побелел от гнева. - Что у нас за задание? Кто убил Тараса? Клянусь, если скажешь «секретная информация», я выстрелю!
Аскольд молчал и так же холодно смотрел на лейтенанта. Неужели тем самым хотел его остудить? По мнению Ерохина, эффект получался обратный.
– Командир, перестань! - Прошипел Шинкевич. Он всё ещё пытался оттащить Довлатова.
- Мы должны продолжить задание, товарищ лейтенант. Мне жаль вашего бойца, но это приемлемый ущерб. - Слова Вебера тяжёлыми камнями упали под ноги диверсантам.
- Приемлемый ущерб? - Кричал Довлатов. - Эти солдаты — моя семья! Смерть твоих родителей тоже будет для тебя приемлемой?
- Моих родителей убил Гитлер.
Лейтенант пыхтел, закипая всё сильнее, вдруг отскочил, столкнув лбами Ерохина и Шинкевича, закричал и бросил оружие об землю. К счастью, чудом обошлось без выстрелов.
- Чтоб тебя, Аскольд!
Ерохин встал, потирая шишку, и помог подняться Шинкевичу — тому досталось сильнее.
- Митя, ты хороший командир, ты прекрасно знаешь, как важно выполнять приказы, - говорил капитан Вебер с ничего не выражающим лицом, но голос его потеплел.
- Не «митькай» мне тут, Аскольд! Не можешь ты «митькать» больше! Я даже не знаю, где его искать, чтоб не пустым гроб хоронить. Я как впотьмах бреду с твоим заданием. Поди туда, не знаю куда. Что это за лагерь, что мы здесь делаем? Отвечай, проклятый!
Вебер вздохнул и спрятал лицо в ладонях.
- Думаешь, мне нравится всё это, Дима? Нравится жертвовать людьми ради приказов? - Немецкий акцент слышался сильнее.
- Тогда зачем, Асик?
- Ты сам знаешь. Если не выполнять приказы, то погибнет куда больше, чем группа разведчиков и один снайпер по фамилии Нехлебко.
Лейтенант сжал кулаки, но при взгляде на Вебера разжал их и сник. Даже в размерах будто уменьшился.
Вебер отнял руки от лица, вытер глаза и продолжил ледяным тоном.
- Всё, что вы сейчас услышите, умрёт вместе с вами.
- Это настолько серьёзно?
- Да, Дима. Любой слух о происходящем может посеять панику в рядах Красной армии. Вы готовы хранить эту тайну даже от самых близких людей?
Ерохин кивнул. Ему было легко согласиться, близких у него не осталось. Шинкевич задумчиво покусал себя за усы, сплюнул, но тоже кивнул. Алелекэ всё так же смотрел в костёр. Вебер оглянулся на него, но не стал требовать словесного согласия или кивка. И так было ясно. Для бойцов отряда самые близкие люди - боевые товарищи.
- Этот лагерь разбило подразделение Аненербе.
- Ане… хто? - спросил Шинкевич.
- Аненербе, - Вебер был терпелив. - Организация в составе СС, которая занимается поиском… нетрадиционных способов победить Советский Союз.
- И Гитлер верит в эту чушь? - Лейтенант скорчил гримасу презрительного удивления. - Может, он ещё и к гадалкам ходит?
- Совсем недавно у Гитлера случился кризис веры.
- Когда мы сломали хребет нацистам под Сталинградом?
- Именно, - Вебер вздохнул. - Гитлер готов поверить во что угодно, лишь бы это принесло ему победу. Суперсолдаты, ракеты, новейшие танки… и даже демоны.
- Да ну, брось брехать! - Возмутился Шенкевич. - Не может здравый человек в такое верить. Он бы ещё домового воевать отправил. Тьху! Пропащий.
- Подожди, Асик, подожди, - затряс головой Довлатов. - Какие суперсолдаты, какие демоны? Это… Это просто не может быть правдой!
- Я бы и сам не поверил. По донесениям наших агентов, Гитлер вкладывает огромные суммы в исследования Аненербе. Мы не знаем, чего именно они хотят добиться, но, я уверен, дыма без огня не бывает.
Вебер сел на камень рядом мёртвым пленником.
- Ты сам видишь, что здесь происходит.
- Что дело не чисто ясно стало сразу. Но чтобы настолько… Прости, Аскольд, пока не увижу своими глазами, не поверю.
- Я выстрелил в него всю обойму, - вдруг заговорил Алелекэ, не отрывая взгляда от костра. Оранжевые языки пламени плясали в его глазах. Ерохин отшатнулся — чукча изменился, он больше походил на мрачного богатыря из страшных сказок, чем на добряка Алелекэ.
- А он просто ушёл.
- Что это было? - Оживился Аскольд. - Что ты видел?
- Кэле. Злой дух, однако.
- Как он выглядел?
Алелекэ помотал головой.
- Тень в тумане. Огромная, как дерево, однако. И больше ничего.
- Больше ничего? - Довлатов ухватился за последнюю фразу чукчи, как утопающий за соломинку. - Ты видел Тараса?
- Нет, однако. Когда я выстрелил в кэле, он ушёл. Нехлебко там не было. Только… вот.
Алелекэ сжал в руках винтовку снайпера.
Довлатов воодушевился:
- Слушай мою команду! Приказываю... рядового Нехлебко считать живым! Мы найдём его ребята и вытащим, пусть хоть сам чёрт на пути встанет.
- Подожди, Митя, - Аскольд взял за локоть лейтенанта. - На войне самое ценное оружие — информация. Проведём обряд и определим, с кем или чем имеем дело. Если изыскания Аненербе успешны - Ставка должна знать об этом.
- Кэле не даст нам уйти, однако.
Довлатов кивнул в ответ Алелекэ.
- Значит, мы должны победить, спасти Нехлебко и выбраться отсюда.
На кривую ветку дерева села красная пустельга. Та самая, что совсем недавно пыталась выцарапать глаза Ерохину. Он с опаской покосился на неё, но птица сидела неподвижно и просто смотрела. Бесшумной тенью рядом появился чукча.
- Энен, - негромко сказал он. - Твой, однако.
- Алелекэ, - позвал лейтенант. - Вам удалось собрать травы для твоего обряда?
Чукча кивнул.
- Так точно, однако.
- Тогда начинай.
Ерохин с первого дня войны мечтал вступить в Красную армию, чтобы защищать Родину от нацистских захватчиков. Но из-за возраста его не брали никуда, как бы он не напрашивался. Даже старшего брата, Алексея, хотя тому должно было вот-вот стукнуть восемнадцать лет. Александр и Алексей часто ссорились из-за этого, Саша хотел пойти вслед за братом, но тот отговаривал всеми силами, просил младшего Ерохина остаться и присматривать за матерью и хозяйством, иначе мужиков в доме не останется. Их отец погиб, сражаясь с японскими самураями в боях на Халхин-Голе.
А теперь нет ни матери, ни брата. Только горе и ненависть. Именно поэтому для Ерохина назначение в отряд Довлатова само по себе было наградой. Он будет сражаться на острие войны и бить врага, причинившего столько боли. Заставит его испытать те же чувства, или ещё хуже.
Но и Алелекэ прав. Сражаясь со зверем, сам рискуешь ему уподобиться. Часть Ерохина не просто хотела этого, жаждала. Юноша не видел ничего плохого в том, чтобы мстить врагу, и мстить всеми средствами. Эта же часть жалела, что он промедлил, и немца убил Шинкевич. Это и пугало Ерохина. Пусть гнев его праведный, но тьма всё равно поглощала душу. Снова перед мысленным взором возникла картина из учебки. Поверженный враг и окровавленные руки. Тьма превращала его в яростного зверя.
Контуженный солдат, что бросился на него, смотрел на Ерохина так, словно тот уже зверь. Зверь похуже немцев.
Ерохин вошёл в большую палатку. В паре предыдущих квартировались простые солдаты, и ничего стоящего он не нашёл. Но эта палатка оказалась сокровищем. Похоже, Ерохину повезло найти оружейный склад немцев. Чего здесь только не было: шмайсеры, карабины, пистолеты, гранаты. Арсенала хватит на целый батальон!
Он бросился вон из палатки, собираясь найти кого-нибудь, чтобы показать находку. Но неловко задел ящик с гранатами. Ерохин замер, боясь вздохнуть. Одна граната, весело подпрыгивая, выскочила за полог. Он кинулся за ней, согнувшись в три погибели и махая руками, как ветряная мельница, но граната оказалась ловчее. Ерохин споткнулся, прокатился кубарем, подскочил, как ванька-встанька, но так и не поймал её. Маленький цилиндр на деревянной ручке мог положить весь отряд. И сейчас он задорно скакал по каменистому склону прямо к большой офицерской палатке. Ерохин понимал, что если кто-нибудь заметит, как он ловит убегающую гранату, то после задания его точно отправят если не в штрафбат, то в помощь поварам, где он не сможет никому навредить. Он разбежался и в отчаянном кульбите прыгнул за гранатой. И ему повезло. Он шлёпнулся в кучу брезента, прижимая к груди добычу.
«Вот бы не взорвалась!» - запоздало подумал Ерохин.
Когда кровь перестала стучать в висках, он услышал голоса в палатке. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, но Ерохин, не знакомый с поговоркой, нашёл место, где в брезенте была крохотная рваная дырка, словно от пули. Может, и правда от неё. Залетела рикошетная во время боя. Ерохин приник глазом к отверстию.
Внутри разгорался яростный спор. Беспокойный лейтенант Довлатов ходил из угла в угол и яростно жестикулировал. Капитан Вебер стоял неподвижно, и от него веяло холодом, как от айсберга.
- Дело нечисто, Аскольд, - говорил лейтенант, сцепив руки за спиной. - Лагерь этот как будто вымер. Что у нас за задание… на самом деле?
- Это секретная информация, лейтенант.
- Да брось ты это! Лейтенант, лейтенант… Мы с тобой за одной партой сидели!
Вебер смотрел на Довлатова.
- Ещё пленный этот, - продолжил Довлатов, не выдержав молчания капитана. - Он же из разведчиков, по погонам видно! Что всё это значит? Почему он помогал немцу? Он ведь не просто рядом стоял! Пулемётную ленту подавал. Разведчик Красной армиина одной стороне с фашистом! Что ты скрываешь, Аскольд?
- Это секретная информация.
- Если ты ещё раз скажешь «секретная», я тебе! И на регалии не посмотрю!
И Довлатов сунул кулак под нос капитану. Лицо Вебера казалось фарфоровой вазой рядом с мозолистым кулаком командира. Но тот даже бровью не повёл.
- Лейтенант, вы не хуже меня знаете, как важно выполнять приказы командования.
- Приказы… Секретно… Хоть скажи, зачем мне этого Ерохина навязали? Тоже приказ? Обуза, да и только! Помяни моё слово, Аскольд, он нам всё задание испортит.
У Ерохина кольнуло сердце. Значит, вот как. Он-то думал, что его взяли в отряд Довлатова за отметки в учебке, за потенциал, а, оказывается, навязали, как ненужный куль с мукой.
- Ерохин — чрезвычайно полезный элемент. Дай ему время, Дмитрий, и он покажет себя.
- Покажет, как же! Как ты показал в бою? Куда ты делся? Мы с тобой спина к спине когда-то стояли… А сегодня чуть пули засвистели, тебя и след простыл! Не стыдно в зеркало после такого смотреться?
Лицо Вебера перекосило от злости, но он быстро взял себя в руки, лишь сжал кулаки за спиной так, что костяшки побелели:
- Мой бой ещё не состоялся… товарищ лейтенант.
Довлатов сверлил глазами Вебера, но капитан стойко держал его взгляд. Ерохину казалось, что ещё чу-чуть, и между ними начнут скакать разряды молний и греметь грозы. Воздух в палатке словно сгустился.
- Тьху! - сплюнул Довлатов и выскочил вон, как чёртом ужаленный.
Вебер сразу сник, ссутулился, словно лопнувшая пружина, и покачал головой. Лицо на миг помрачнело и вновь приобрело прежнюю строгость, и Вебер взглянул прямо на Ерохина. От неожиданности юный диверсант отскочил от палатки и шлёпнулся в грязь. Слишком много он услышал, чего не следовало. Если Вебер заметил, то так этого не оставит. В лучшем случае Ерохин отделается трибуналом.
Саша встал и пошёл прочь от палатки. В сердце зияла огромная дыра. Ерохин мечтал наравне со всеми бить немца, но от него хотят избавиться при первой же возможности. Впрочем, сам виноват. Умудрился в метре от товарищей заблудиться, не считал патроны, немца и того прибить не смог! Какой же он диверсант?
Могильный холод забирался под гимнастёрку. Бледное солнце показалось в голубом небе и окончательно разогнало туман, но его лучи не дарили тепло. Ерохин по инерции осмотрел ещё несколько палаток, но не нашёл ничего, кроме походной кухни и подобия казарм, а про оружейный склад он и думать забыл. Ерохин направился к центру лагеря, где виднелась поляна с большим деревом. И фигура Алелекэ на его фоне.
Когда Ерохин вышел из-за палаток, то замер на полушаге. Земля пропиталась кровью, повсюду были следы взрывов, валялись стреляные гильзы и груды немецкого оборудования. Посередине поляны торчал камень, плоский, как стол, с одиноким патефоном на нём. На поверхности кто-то выбил знаки, вид которых повергал в потустороннюю дрожь. За камнем стояло дерево с обугленной корой и голыми изломанными ветками. Злая сила осквернила некогда зелёный дуб.
- Саша! - Окликнул Ерохина Алелекэ.
Ерохин подошёл к чукче, но пленного не увидел.
- К дереву привязал, однако, - махнул рукой пулемётчик в ответ на немой вопрос. - Молчит, как рыба. Нашёл чего?
Ерохин разочарованно покачал головой. Нашёл, да не то.
Алелекэ кивнул, словно понимая.
- Нет здесь ничего хорошего, однако. Злое место, - чукча повёл руками вокруг. - Много зла скопилось, много невинной крови пролилось, много душ загублено. Очень много, однако.
Ерохин подошёл поближе к Алелекэ. Земля влажно чавкала под ногами, и юноша боялся даже думать, почему.
- Землю зло пропитало, потому солнце не греет. Кэле здесь, однако. Злой дух.
Подул холодный ветер и побренчал гильзами. Алелекэ взглянул на Ерохина и лукаво улыбнулся.
- Но ты не бойся, однако! - Весело сказал он. - У тебя сильный энен есть.
Ерохин скептично изогнул бровь. Злые духи, добрые… Какая разница, если он вылетит из отряда, как пробка от шампанского?
- Мой дед шаманом был. Много про духов мне рассказал. Сам я не шаман, однако. Не успел дед обучить. - Алелекэ засмеялся. - И стреляю плохо. Плохой из меня чукча, однако!
Ерохин пожал плечами. Алелекэ первый представитель северного народа, которого он видел. Единственное чего он хотел — месть. Но и этому желанию не суждено сбыться, если он не найдёт способ остаться в отряде.
На ветку дерева села уже знакомая пустельга и уставилась на Ерохина.
- Надо остальных позвать, однако.
Птица сорвалась с ветки и накинулась на Ерохина. «Опять!» - подумал он, отмахивайсь от неё. Но пустельга наседала, била крыльями и норовила выколоть глаза. Первобытный страх лишиться зрения обуял солдата, и он стал кидаться из стороны в сторону, чтобы избавиться от птицы. Но куда бы он побежал, она тут же пыталась вцепиться в глаза. Ерохин споткнулся. Ударился головой и рухнул во тьму.
***
Голову Ерохина держали в тисках и били каждый раз, когда он пытался закрыть глаза. Больно били. Немец с двумя молниями на петлицах истязал его мать.
- Сынок, - шептала она разбитыми губами. - Сынок, ты только не смотри.
Фашисты тщательно следили, чтобы он не закрывал глаза. И смеялись каждый раз, когда Ерохин пытался.
Мёртвый брат лежал рядом — он посмел ударить фрица.
По щекам Ерохина катились слёзы. Немцы думали, что русский подросток плачет, но ошибались. Он ненавидел. Ненависть переполняла его и выплёскивалась из глаз.
***
Он не помнил, что именно не поделил с тем призывником, но тот назвал Ерохина «вшивым фрицем». Саша бил его с упоением, со сладкой яростью, истекающей на сердце, будто бьёт настоящего немца, будто наконец мстит. Вдруг пришло осознание, что перед ним не враг, а будущий боевой товарищ. Они даже до фронта не доехали. Но руки уже не отмыть от крови.
Мощная тень подскочила, оттащила и стала бить по лицу.
- Ерохин!
***
- Ерохин! - ещё один звонкий удар, от которого загудела голова, но прояснилось зрение.
Он лежал рядом с плоским камнем. С острого угла стекали капельки крови. Командир навис над Ерохиным и сильно тряс за плечи. Голова у юного диверсанта болталась так быстро, что мир превратился в калейдоскоп из грязно-серых красок с осколками голубого неба.
- Ну, будет, будет! - Остановил Довлатова Шинкевич. - Всю душу из мальца вытрясешь.
- Добре приклався, - сказал Тарас, оценивая количество крови на камне. - Як би не було струсу.
- И за что твой энен так с тобой? - Спросил Алелекэ, помогая Ерохину подняться. - Рассердил ты его, однако.
Голова гудела и кружилась. Если бы не плечо Шинкевича, о которое опёрся Ерохин, то он бы упал и ещё раз ударился о камень. Старшина сделал вид, что ничего не заметил.
- Он в порядке, - подошёл капитан Вебер и огляделся. - Мы нашли искомое. Теперь нужно выяснить, что произошло и куда делась предыдущая разведгруппа.
- Предыдущая группа? - переспросил Шинкевич.
Ерохин тоже уставился на Аскольда, как и лейтенант Довлатов, не сводивший с бывшего одноклассника ошарашенного взгляда.
Снайпер почесал мушкой мосинки нос, немного прошёлся вокруг, внимательно приглядываясь к следам, и задумчиво произнёс:
- Бій тут був. Спочатку одні з іншими, потім третій з'явився. Але хто, не розберу. Дивні у нього сліди. Нелюдський. Коли назад в часі не вирушимо, то і не дізнаємося.
- Он сможет, - капитан Вебер кивком указал на Алелекэ.
Чукча добродушно улыбался как ни в чем не бывало.
- Однако.
Кроваво-красная пустельга неистово махала крыльями и мотылялась из стороны в сторону высоко над касками лейтенанта и старшины. Юный солдат, Александр Ерохин, завороженно следил за необычной птицей. Это точно была пустельга, но уж больно окрас её отливал рыжим цветом, как волосы его матери. Птица сделала последний круг над головами диверсантов и упорхнула. Ерохин проводил её взглядом.
Отряд залёг за небольшой скалистой грядой, и лейтенант со старшиной осматривали местность в бинокль.
- Ну, - буркнул лейтенант Довлатов. - Что видишь, Семён?
- Та ничого, - ответил старшина Семён Шинкевич, невысокий жилистый мужик с проседью в волосах и рваным шрамом на левом ухе. Он смотрел в бинокль, задумчиво шевеля густыми усами. - Туман дюже странный, будто стена вокруг их лагеря выросла. И не видать никого. Над пойти да проверить!
Шинкевич передал бинокль командиру.
- Отставить проверить. Тарас, глянь в свою винтовку.
Блондин слева от командира смотрел в прицел мосинки. Его большие уши смешно торчали из-под каски.
- Нікого, товаришу командир. Хоч колею покати. Дивно…
- Алелекэ?
Рослый широкоплечий боец с пулемётом Дегтярёва за спиной взял бинокль у Шинкевича и приник к окулярам.
- Плохое место, однако. И запах плохой, товарищ командир.
В подтверждение его слов порыв ветра принёс охапку болотных ароматов: тины, газов и гнилья.
Снайпер Тарас оглянулся на Ерохина.
- Ерохин, ти ж молодий, око гостре. Глянь, а?
- Та он немой, Нехлебко! Чого его спрашивать? - Ответил за Ерохина Шинкевич.
- Як не мій? А чий? - Удивился Тарас Нехлебко.
- Отставить разговорчики! - Оборвал обоих лейтенант Довлатов, глянул в сторону Ерохина. Александр только сейчас заметил, что его лицо рассекает шрам от правого глаза до левой скулы.
Александр не обижался на шутки по поводу его немоты. Привык.
Ерохина приставили к отряду в последний момент, ночью, когда они уже покидали расположение. Приказ командования был короток и ясен: «Ерохина принять в отряд». Почему и как Александр и сам не знал. Он только закончил учебку, и всех его товарищей уже распределили по полкам и дивизиям, а с ним тянули дольше всех.
- Если бы я хотел отправить на задание штрафной батальон, то так бы и сделал, лейтенант Довлатов, - обдал холодом голос сзади.
Никто из диверсантов даже не заметил, как к ним подошёл человек. Высокий, худой и бледный блондин с голубыми глазами. Кожаный плащ висел на нём, как на вешалке, и капельки росы серебристыми бусинками стекали вниз. Из-за влаги красный кант на фуражке превратился в бордовый.
Бойцы от неожиданности вскинули оружие и направили его на пришельца. Все, кроме лейтенанта Довлатова.
- Отставить, - приказал он.
Рядом с пришельцем Довлатов казался богатырём, но от человека в плаще словно волнами расходилась сила и уверенность. Ерохин взглянул на погоны — капитан.
- Здравия желаю, товарищ капитан НКВД, - Довлатов козырнул пришельцу и вдруг заулыбался. - Аскольд, какими судьбами? Со школы не виделись.
Лицо капитана немного потеплело.
- Я на задании. Как и вы. - Ерохин услышал лёгкий немецкий акцент. - С этой минуты я руковожу операцией. Приказ командования.
Капитан достал какой-то листок с печатью из планшета и протянул лейтенанту.
- Німець, чи що? - Пробормотал Ерохину на ухо Тарас.
Ерохин пожал плечами.
Капитан зыркнул на снайпера.
- Для вас «капитан Вебер» или, лучше, «товарищ капитан».
- Так точно, товариш нi… товариш капiтан! - Козырнул Нехлебко и нарочито подобрался, взяв винтовку на караул.
- Отставить паясничать, - беззлобно приказал лейтенант. - Извини, Аскольд, но командовать буду я. Это мой отряд и мои люди. Не могу я их кому-то ещё доверить. И не проси.
Капитан Вебер забрал листок с приказом у лейтенанта и нервно дёрнул головой. Несколько капелек росы сорвались с фуражки.
- Это нарушение Устава, лейтенант, - процедил капитан Вебер, поиграл скулами и продолжил более тёплым тоном. - С другой стороны, эффективность отряда под вашим командованием весьма… радует. Командуйте, но не забывайте, как младший по званию вы подчиняетесь моим приказам.
Лейтенант Довлатов помолчал немного и кивнул. Вебер продолжил:
- Наша задача: незаметно подобраться к лагерю противника и добыть сведения о его деятельности. Приступать нужно немедленно.
Алелекэ, чукча по национальности, по-доброму улыбнулся и сказал:
- Товарищ капитан, разрешите обратиться, однако?
- Обращайтесь.
- Необычный это туман, однако. Недобрый. Нам бы дождаться, когда он рассеется.
- Нет, идём сейчас, - сказал Вебер, недобро прищурившись. - Это приказ.
Алелекэ вздохнул, пожал плечами и поудобнее перехватил пулемёт. Глядя на него, остальные бойцы тоже подобрались и приготовились выступать. Лейтенант скомандовал:
- Шинкевич вперёд, Нехлебко за ним, Ерохин замыкающий. Давай, Шинкевич, ты у нас в болоте рос, тебе и вести.
- Та кто вам токое сказал, что в болоте? Рядом! Рядом с болотами. Сами вы водяные. - Пробурчал Шенкевич, но пошёл вперёд.
У границы тумана Шинкевич остановился.
– Обождите малясь. Слегу соображу. В болото без слеги лезть - самоубивство чистой воды.
Шинкевич срубил одинокую молодую березку маленьким топориком и обстругал её.
- Слега одна всего, так что след в след шагайте и друг за друга держитесь, будто репку тяните. Токмо не дёргайте, а то все в болото ляжем.
Отряд спустился с земляного откоса и шагнул в туман. Ерохин шёл последним и видел, как один за другим исчезают спины товарищей в молочной пелене. Сначала Шинкевич, потом Нехлебко с мосинкой наперевес. Лейтенант Довлатов и капитан Вебер. Алелекэ на миг обернулся и подмигнул Ерохину, дёрнул плечом, поправляя пулемёт, и шагнул в туман. Ерохин схватил его за пояс и ступил следом.
Мох влажно чавкал под ногами, пахло тиной. Мощная спина Алелекэ, как потухший маяк, покачивалась в тумане. Ерохин старался не отставать и не отпускал его ремень. Ни сейчас, в ходьбе, ни в целом. Об отряде Довлатова в учебке не слышал ленивый или глухой. Самые результативные диверсанты на Волховском фронте. Каких только операций за ними не числилось: взрывы дамб, добыча секретных сведений противника, убийства фашистских генералов, взятие высокопоставленных языков, целые составы пущены под откос! Не было в Красной Армии бойца, который не хотел бы служить в отряде Довлатова. По крайней мере, так думал Ерохин. Он-то очень хотел.
По мнению его товарищей в учебке, лучше немца никто не бил. Болтовня, конечно, но Ерохин не просто хотел, а мечтал бить фашиста. Бить его яростно и с упоением, всеми средствами: умом, силой, да хоть сапёрной лопаткой! Никогда из его памяти не вымарается, как и что сделали захватчики с ним. С семьёй, матерью и старшим братом, на которого он равнялся всю сознательную жизнь. Поэтому в день восемнадцатилетия он уже с утра стоял у дверей военкомата. И горел радостной яростью, когда узнал, что его назначили в отряд Довлатова. Он оправдает оказанное доверие. Любой ценой.
Увлёкшись мыслями, Ерохин не заметил, как растаяла в тумане алелекинская спина, а ремень пулемётчика выскользнул из расслабленной руки. Он остановился, и болотная жижа жалобно чавкнула под ногами. Это был последний звук, который услышал Саша - все остальные туман поглотил, как вата. Ни пения птиц, ни квакающих лягушек, ни зуда насекомых, даже болотный газ нигде не булькал. Ерохин запаниковал, дёрнулся в одну сторону, потом в другую, сердце бешено колотилось. Пелена тумана смыкалась вокруг него. Ерохин даже ног не видел.
Вдруг что-то клюнуло в затылок. Пустельга зависла перед Ерохиным. Клубы тумана вихрились под её крыльями, разрывались, клубились. Белёсые щупальца тянулись к птице, но быстрые крылья рассеивали их. Рыжее оперение в молочном мареве казалось кроваво-красным, зловещим, Ерохина пугала странная пустельга. Он пятился, пока птица не скрылась в тумане. Но она вновь повисла перед ним и бросилась когтями вперёд.
Ерохин зажмурился и отпрыгнул. И с оглушительным плеском рухнул в болото. Вонючая жижа тут же сомкнулась над головой и погрузила во мрак. Ерохин уже прощался с жизнью, когда кто-то схватил его за шкирку. Сильный рывок потащил наверх, вырывая из густой тины, словно большую репу, и поставил на твёрдую почву. Алелекэ добродушно улыбался, глядя на чумазого Ерохина. Он обхлопал рыжего юнца, сбивая грязь.
- Чуть не пропал, однако, - сказал чукча. - Пошли. Надеюсь, штык не потерял?
Ерохин ощупал себя — штык в ножнах за поясом, где и полагается.
Туман, уже не такой густой, расступился. Болото ожило, забулькало, заквакало. Ерохин почти бегом бросился следом за Алелекэ - не хватало снова потеряться! Чукча вывел Александра на окраину лагеря немцев. Оказывается, он был совсем рядом, но объяснить, как он заблудился в считанных метрах от отряда, Ерохин не мог.
Диверсанты ждали его и Нехлебко. Снайпер отряхивался и отплёвывался.
- Я ж казав, він нас втопити хотів! - злобно зашипел Тарас, увидев Ерохина. - Гляньте, не тільки мене Шинкевич викупав! Кажу вам, подвійний агент він. На німців працює!
- Отставить бубнёж, - отрезал лейтенант. - Странно всё это. Часовых нет, караулов тоже. Лагерь словно вымер.
- Дак эт ж хорошо, тащ командир! - Сказал Шинкевич. Он прятал улыбку за усами, слушая причитная Нехлебко. - Чем меньше немцев, тем лучше!
Капитан Вебер одарил Довлатова коротким взглядом и сказал:
- Приказ всё тот же.
- Да, Асик, изменился ты... - хмыкнул лейтенант. - Нехлебко вперёд, Алелекэ прикрывай. Мы за вами. Ерохин, не зевай, второй раз из трясины не вытащим. Проверяем каждую палатку, смотрим в оба, ведём себя тихо. Неизвестно, какие сюрпризы нам фриц оставил.
***
Диверсанты медленно продвигались вглубь лагеря. Проклятый туман ограничивал видимость. Ерохину казалось, что в нём постоянно мелькают какие-то тени, но стоило задержать взгляд на одной, как она тут же растворялась. Шинкевич шёл перед Александром, белорус, росший в болотистой местности, не обращал на миражи внимания, видать, привыкший. Шаг за шагом они исследовали лагерь. Заглядывали за каждый угол, в каждую палатку, но ничего не находили. Смятые постели, раскрытые документы, грязная посуда. Лагерь опустел быстро и внезапно.
Будто туман поглотил всех людей.
Спереди закричал гусь.
- Тарас зовёт, - расшифровал старшина Шинкевич. - Пошли, Ерохин, глянем, чого он тама нашёл.
Остальные уже были возле снайпера. Туман скрадывал силуэты диверсантов. Ерохин понадеялся про себя, что к обеду выглянет солнце и рассеет его. А то так можно и в трёх соснах заблудиться.
Нехлебко опёрся ногой на бруствер из мешков с песком.
- Кулеметне гніздо, - сказал он задумчиво. - Та тільки дивне воно.
- Не в ту сторону пулемёт смотрит, однако, - подтвердил его слова Алелекэ.
Ерохин подошёл ближе и увидел, что немецкий MG-42 не наружу лагеря, а внутрь. Гильзы золотистым ковром усеивали землю под пулемётом. Лейтенант зачерпнул горсть и просыпал сквозь пальцы.
- Куда они стреляли? - Проговорил он.
- Знамо, куда! - неожиданно громко воскликнул Шинкевич и махнул рукой в направлении пулемёта. - Туда! А вот в кого? Пошто ты мне, командир, не дал взрывчатку взять! Подорвать бы эт место к чортвой матери и дел с концом! Не нравится...
Пламенную тираду старшины оборвал росчерк трассера. Несколько пуль впились в мешки под ногой Нехлебко и подняли фонтанчики песка.
- В укрытие! - Закричал лейтенант и прыгнул за бруствер.
Шинкевич уронил Ерохина на себя. Звонко врезалась пуля в каску и отскочила. Вражеский пулемёт строчил, не переставая.
- Открыть ответный огонь! - Приказал командир и начал стрелять, положив ППШ на бруствер. - Аля, не давай ему головы поднять!
Могучая фигура чукчи выросла рядом, неспешно забухал его пулемёт.
- Я його не бачу, - сквозь грохот выстрелов прорвался голос снайпера. - Мало не зачепив, гад!
В тумане роились пули, вздымая фонтанчики песка и грязи. Ерохин извернулся, лёг на живот, прицелился в сторону, где виднелись вспышки немецкого пулемёта. «Строчит, как швейная машинка,» - отстранённо подумал он.
Его этому учили. Огонь на подавление. Приклад самозарядной винтовки Токарева услужливо ткнулся в плечо. Ерохин потянул за спусковой крючок. Выстрел. Ещё. И ещё. Громко, сочно. Отдача била в плечо, кричала: «Давай! Ещё давай! Бей немца!» И Ерохин бил. Стрелял в туман, выплёскивая накопившуюся ненависть к врагу.
Из забытья его вырвал голос Довлатова.
- Ерохин, твою мать! Не трать патроны! С Шинкевичем зайдите с фланга! Аля, прикрой их!
Пулемёт Алелекэ не замолкал. Бухал и бухал, словно кузнечный молот, с каждым выстрелом разгоняя туман. Рваные клочья, как ошпаренные, разбегались от яростных пуль. Но немец не замолкал, строчил швейной машинкой узор смерти над бруствером. Ещё одна очередь впилась в мешки и осыпала песком диверсантов, загнав их в укрытие. Но они снова подняли головы и ответили тем же. Сверчки пуль устремились в сторону врага.
Бой в тумане завораживал. Ерохин усилием воли оторвался от зрелища и отполз за угол палатки. Шинкевич уже ждал его.
- Ну, чого робеешь? За мной, дитятко!
И они, крадучись, пошли в обход. Звуки боя постепенно перемещались. Пулемёт немца на миг замолк, потом снова застрочил. «Перезаряжался, наверное,» - пыхтя, подумал Ерохин. Тяжело ему было поспевать за пожилым старшиной. Они крались, пока выстрелы пулемёта не стали слышаться сбоку.
Шинкевич обернулся и зашипел, приставив палец к губам, затем прошептал:
- Где-т тута он. Ты вперёд иди, заходи со спины. А я прикрою, вдруг он не один.
Ерохин кивнул. Наконец-то он сам убьёт немца, начнёт мстить за брата и мать, за порушенную жизнь.
Он крался, выверяя каждый шаг, заходя за спину пулемётчика, когда на него кто-то бросился из темноты. Враг повалил его на землю и намертво вцепился в винтовку. Ерохин успел заметить погоны Красной армии, когда приклад упёрся в горло. Противник, рослый солдат, давил изо всех сил. Воздух с трудом попадал в лёгкие, Ерохину едва хватало сил держаться, но враг наседал с каждой секндой сильнее. Всё больше винтовка сдавливала горло. Краем гаснущего сознания Ерохин отметил, что лакированное цевьё липло к коже. Стук крови в ушах заглушал остальные звуки.
- Н-на, вражина! - Услышал Ерохин крик старшины, и мощный пинок скинул врага.
Юнец с шумом вдохнул вонючий болотный воздух. Никогда он не казался таким вкусным.
- Быстрее! - Крик Шинкевича подбросил Ерохина. - Второго бей!
Схватив грязную винтовку, он кинулся вперёд и почти сразу спрыгнул в небольшой окоп. Фриц лежал возле раскалённого пулемёта на ковре из гильз. Его широко распахнутые серые глаза смотрели на Ерохина.
- Нихт шиссен… Нихт шиссен… - Как заклинание бормотал немец.
Его рука отчаянно дёргала пистолет, застрявший в кобуре.
Ерохин направил винтовку на фашиста и потянул за спуск. Умри. Глухо щёлкнул курок. Юный диверсант забыл сменить обойму. «Неужто так придётся?» - промелькнуло в мыслях Ерохина. Вспыхнул образ окровавленных рук и шёпот избитого им товарища «Не надо...», и то болезненное удовлетворение, которое он испытал. Ерохин остолбенел. Одно дело убить врага пулей, а другое — голыми руками.
- Найн! - Закричал фриц и выдернул наконец люгер из кобуры.
Но выстрелить немец не успел. Приклад мосинки старшины обрушился на голову врага.
- Ты чого, заснул, что ли, сопляк?!
Шинкевич бил немца иступлённо, самозабвенно.
- Как... мне этого… не хватало! - Приговаривал старшина.
Он бил, пока на бруствер не вскочил огромный чукча. Алелекэ перехватил удар. Его взгляд был необычайно серьёзен.
– Прекращай, однако, товарищ старшина.
- Уйди, Алелекэ, - пыхтел Шинкевич. - Дай душу отвести… Не то зашибу!
Ерохин испугался, что сейчас старшина и правда ударит доброго чукотского богатыря. И он не знал, на чьей стороне вступить в драку.
Рука Алелекэ не дрогнула и не ослабила хватку, а на лице появилась добрая участливая улыбка.
- Семён, не надо, однако.
Старшина злобно оскалился, седые усы встопорщились.
- Алелекэ… - Процедил он. - Вот ты чукча, так?
- Так.
- Знамо, с Севера будешь. Так?
- Так, товарищ старшина.
- А я беларус. Под Минском жил всю жисть. В деревне. Знаешь какая то деревня была? Загляденье! Рощи, луга, даже болото приятственно пахло! А знаешь, что немчина сделал? Забыл? Забыл, откель шрам на ухе у меня?
С каждым словом Шинкевич всё больше кричал, а в уголках глаз, в морщинках, которые появляются у людей смешливых, улыбчивых, копились слёзы.
- Помню, однако. Семён…
- Нет, позволь я тебе ещё раз напомню! Фриц, падаль такая, пришёл! Сжёг всё! Детей моих, братьев, сестёр! Мать! Всю жисть мою сжёг. Это не человек перед тобой лежит, Алелекэ, а зверь о двух ногах, о двух руках! Зверь этот ухо мне отрезал! А я сбежал! Горло зубами собственными перегрыз этому зверю!
- Нельзя так, однако. Зверя убей, но сам человеком останься, старшина.
- Пусти! - Вопил Шинкевич, дёргая винтовку из рук Алелекэ.
- Сам пропал, Семён, но юнца за собой не бери, однако!
- Я его войне учу! Не жить, а убивать! Хочешь одолеть жестокого зверя, сам зверем стань! Отдай винтовку!
Шинкевич продолжал неистово дёргать оружие из рук чукчи, но северный богатырь не поддавался. Ерохин понимал старшину, а Алелекэ нет, или не хотел, потому что не сталкивался с тем горем, что пережили Шинкевич и Ерохин. Горе настолько сильное и всеобъемлющее, что душа походила на выжженную пустыню, в которой никогда не появится зелёный росток. Горе настолько потрясающее, что навсегда меняет само русло, по которому течёт мысль разума. У Ерохина горе отняло возможность говорить. Да он и не хотел. Нечего было ему сказать. В душе только огонь ненависти горел, не угасая.
Но что-то отталкивало в облике старшины. И пугало. Не то оскаленные зубы, с которых капала слюна, не то седые усы с росинками крови на них, не то взгляд, отчаянный, безумный и нечеловеческий.
Старшина заревел, упёрся ногой в насыпь и дёрнул винтовку. Пальцы Алелекэ разжались, и Шинкевич чуть не упал, но удержал равновесие и тут же замахнулся на чукчу. Ерохин ахнул, дёрнулся на помощь пулемётчику. Ведь нельзя же своих! Врага только бей! Да разве зверь в ярости различает своих и чужих? Ерохин не успел.
- Отставить! - Резкий окрик командира, как пощёчина, отрезвил старшину. Довлатов появился рядом с чукчей. Шрам на лице горел красным после боя.
- Злобу прибереги, Семён. Могли языка взять.
Следом за командиром на мешки с песком запрыгнул лопоухий снайпер Тарас.
- Чи що, Семён? Знову поспішив? Я ж тобі казав, що ворога мочити треба поступово, щоб відчути встиг!
Остывший Шинкевич только отмахнулся от Нехлебко.
- Тут ищо один есть, - хрипло сказал старшина. - Неподалёку. Чуть Ероху к праотцам не отправил.
Туман после боя рассеялся, стало светлее, в небе показалось бледное солнце. В стороне Ерохин увидел тело, над которым склонился старшина, а рядом с ним словно из ниоткуда материализовался капитан Вебер. Ерохин не заметил, чтобы Аскольд участвовал в бою. Наверняка, прятался серый кардинал, а весь удар на себя принял их командир.
Человек, напавший на Ерохина и оглушённый Шинкевичем, лежал без сознания. Аскольд отогнал от него старшину и присел рядом на корточки. Едва он прикоснулся пальцами ко лбу поверженного, как тот очнулся и широко распахнул глаза.
- Как тебя зовут, солдат? - Спросил капитан..
Глаза солдата бездумно обшаривали пространство вокруг, словно он не понимал, где находится. Вдруг они зацепились за Ерохина. Юному диверсанту под его взглядом стало неуютно, и он поёжился.
- Он! - Неожиданно закричал солдат. - Он! Убейте его! Он придёт за ним!
- Кто он? - Спросил Аскольд, и в его голосе прозвенела сталь.
- Он! - Кричал солдат и тыкал пальцем в Ерохина.
- Оставь, Аскольд, - подошёл к капитану Веберу Довлатов и положил руку на плечо. - Контуженный, видишь?
Аскольд встал и отвернулся от солдата. Ему не удалось скрыть разочарование за маской безразличия — глаза выдавали его нетерпение.
- Этот человек — единственный живой свидетель. Отвечаете за него головой, лейтенант.
И Вебер ушёл.
- Алелекэ, покорми, обогрей и не дай убежать. В общем, сам знаешь. Туман рассеивается. Разделитесь и осмотрите лагерь. Ищите любые документы, припасы, оружие. Нам нужно узнать, что здесь произошло.
И Довлатов ушёл вслед за Вебером.
Пленный больше не показывал пальцем на Ерохина, но не сводил с него безумных глаз. Александр поспешил убраться подальше от пронизывающего взгляда контуженного солдата.
Лыжня Ярослава петляла и терялась между деревьями, но я упрямо находил её вновь. Штыри на снегоходе цепляли ветки деревьев, и снег скатывался за шиворот, но мне было плевать. Дорога каждая секунда, мародёры точно пойдут по нашему следу, и я молился, чтобы успеть забрать Ярика и сбежать, иначе нам обоим конец.
Луна окончательно скрылась за тучами, погрузив лес в непроглядный мрак. Фара снегохода едва работала, робким мерцанием отыскивая призрачную лыжню. Сильный ветер раскачивал кроны деревьев, словно насмехаясь над моими мольбами. Эта ночь подготовила мне ещё один умопомрачительный сюрприз — метель. Она может погубить нас, а может спасти. Если я найду парнишку раньше, чем снег скроет следы, то у нас будет шанс спастись. Метель наверняка запорошит борозду снегохода, а лыжню и подавно. Но шанс на это так мал, что я боялся спугнуть его, лишний раз подумав.
А монстр в это время ликовал. Он нашёл кормильца, что накормит его не единожды - много раз.
Плевать. Пусть монстры убивают монстров.
Окатив снегом напоследок, деревья расступились и явили бескрайнюю черноту. Я резко затормозил и чуть не вылетел из сиденья. В пятне электрического света мельтешили снежинки, закручивались в вихри и танцевали сальсу холода и смерти. Лыжня уводила в бездну. Даже монстр за спиной замер в нерешительности. Но это всего лишь снег всего лишь ночью. И всего лишь метель. Я крутанул ручку газа и устремился вперёд, рассекая мглу.
Поле тянулось уже целую вечность. Не припомню его, видать совсем далеко забрался. В пятне света проносилась бесконечная лыжня, изредка сквозь наст торчали жухлые стебли полевых трав, и глаз своевольно цеплялся за них и провожал. Метель скрывала горизонт. Мародёры взяли след? Надеюсь, что нет. Я взмолился всем богам, каких знал, чтобы хоть один из них помог нам с Яриком бежать. Словно в ответ на молитвы холодный ветер бросил в лицо охапку снежинок — буря усиливалась. Она скроет следы, но и нам придётся несладко посреди снежного безумия.
Где, чёрт возьми, Ярослав?! Что он нашёл в этом поле?
В пятне света оказался огромный валун, припорошенный снегом. Снегоход налетел на него и взмыл вверх, словно пытаясь взлететь как можно выше. «Улететь бы отсюда, - успел подумать я. - Да как Машка и курицы без меня?» Бесконечный столб снежинок, выхваченных фонарем, вращался огромной дубиной. Она ударила прямо в лицо, и я ухнул во тьму.
- Дядя Андрей! - кто-то кричал мне в самое ухо, пытаясь пересилить ветер, и бил по лицу мокрыми ладонями.
От снега должно быть.
- Дядя Андрей! - услышал я снова, хотя ветер завывал немилосердно .
Веки словно слиплись, и я не мог открыть глаза. Рука нащупала на лице что-то липкое, наверняка кровь. Я взял пригоршню снега, попробовал растереть лицо и вскрикнул от нахлынувшей боли — во лбу словно раскалённой кочергой ковырялись. Но снег помог, и я разлепил веки.
Чтобы тут же зажмурить их от попавшей в глаза крови. Похоже, на лбу не хилая ссадина. Но после такого падения считай легко отделался. Стоп! Падения? Я же врезался на снегоходе во что-то! Передо мной сидел Ярик, но я едва его видел — метель разыгралась так сильно, что собственные руки можно было различить с трудом. О ружье можно забыть, в такой круговерти его не отыскать.
- Дядя Андрей, вы очнулись! - Ярик бросился на шею с горячими объятиями. - Я думал, вы погибли!
- Снегоход… - хотел сказать я, но вместо этого издал неразборчивый хрип. И давно я стал «дядей»?
Но Ярик понял, смышлёный парень.
- Та страшная штука, как её… в общем, разлетелась вдребезги. Вас чудом этими штырями не задело.
Значит, отсюда нам не убраться. Я обессиленно рухнул назад в снег.
- Ты чего сбежал-то? - спросил я.
- Я испугался, - смущенно ответил Ярослав. - Боялся, что пока меня нет, кто-то в бункер залезет и… украдёт моих родителей.
Так всё-таки бункер. Надо же. Вот почему он сбежал, перепугался за своих стариков. Его можно понять… Но где они сами? Рядом я их не вижу.
- Родителей?
- Да… Они… Они умерли недавно. Сначала мать, потом отец. Я думал, что мне конец, но встретил вас. Честное слово, я хотел только забрать родителей и сразу назад!
Ярик показал рукой на две большие банки растворимого кофе, занесённые липким снегом. Вот оно что. У Ярослава никого не осталось... Как и у меня.
- Я уже хотел возвращаться, но началась метель, а потом вы врезались прямо в бункер! Вы так меня напугали!
Буря рвала и метала, ещё чуть-чуть и меня самого заметёт. Пытаться кого-то искать в такую метель чистое самоубийство. Может, у нас ещё есть шанс? Я должен попытаться спасти Ярослава! Любой ценой. Иначе так и останусь просто убийцей.
- Ярик… - я прочистил горло, чтобы перекричать ветер. - Говоришь, бункер рядом? Нам надо где-то непогоду переждать и убираться отсюда. Слышишь? Очень нехорошие люди нас ищут!
Ярик кивнул и стал серьёзным в мгновение ока.
- Вот бункер! - показал он рукой куда-то за спину. - Вход в том камне, в который вы врезались!
Я вгляделся, сквозь бесконечный снегопад пробивалось пляшущее оранжевое зарево. Топливо из снегохода вспыхнуло. Лишь бы оно догореть успело, пока метель идёт, не то станет маяком для всех.
Ярик схватил меня за руку и повёл в сторону зарева. С каждым шагом оно становилось ярче, но в то же время впереди росла тёмная громадина. Похоже, тот самый камень, будь он проклят.
Пляшущие языки пламени лизали холодную ночь. Огонь был столь горяч, что растапливал снежинки ещё в полёте, и метель словно утихала рядом с ним. А может… Я боялся даже думать об этом, но яростный ветер больше не бил в лицо ледяными струями. Может, эти твари не только на механизмы способны влиять, но и на погоду? Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо, чтобы не накаркать!
Монстр позади словно ухмыльнулся. Иди ты к чёрту! Я не буду твоим слугой.
Показался тёмный провал хода, но Ярослав встал, как вкопанный, и его рука сильно сжала мою — проход кто-то загораживал.
- Ты правда думал, - услышал я самодовольный голос. Дмитрий, издевательски улыбаясь, вышел на свет. - Что сможешь спрятаться от меня, когда у тебя один из них на хвосте? Большего разочарования я в жизни не испытывал!
Ещё несколько фигур вышли на свет. Я насчитал чуть меньше дюжины. Оранжевые отсветы плясали на жестоких лицах. Похоже, вся банда здесь. Я задвинул Ярика за спину. Чем же мы им так приглянулись?
- Послушай, - начал я, пытаясь договориться. - Мне жаль, что я убил твоих людей… Поверь, я не хотел этого. Я не убийца!
Ответом мне были шум ветра, шипение кипящего снега и тягостное молчание. Ни один из бандитов даже не шелохнулся. Только Дмитрий улыбался, любуясь нашими мучениями.
- У меня… - я запнулся, в горле встал ком.
Как же не хочется говорить то, что грозит сорваться с языка! Но я знал, что иного пути спасти Ярослава нет. Парнишка даже не пожил толком, а смерть уже хочет прибрать его к рукам. Да и прикипел я к нему, как к родному. Отдам всё, что нажил за два десятилетия.
Я сжал кулаки изо всех сил, чтобы не струхнуть, и сказал:
- У меня… есть дом. Там хозяйство, пища, забирайте всё, но оставьте нас.
Дмитрий рассмеялся. Он смеялся долго, искренне наслаждаясь каждым мгновением. В жизни мне не хотелось оборвать чей-то смех так сильно, как сейчас. Но от моего терпения зависели жизни.
- Я… фух! - просмеялся главарь — Да, весело. Я по пожарной части уже понял, что ты у нас мужик хозяйственный. Один Урал чего стоит! На такой махине много добра можно увезти. И дом мы твой найдём. Даже не сомневайся. А может ты и сам расскажешь? Стой, молчи! Не порть мне всё веселье!
- Будь ты проклят, - сплюнул я.
Дмитрий будто и не заметил:
- Мне нужно кое-что другое. Точнее, кое-кто. Это существо словно огромный маяк указало мне путь прямо сюда. Я знаю, Оно хочет быть со мной! Ты — размазня и не достоин чести быть Его поводырём!
- Забирай! - завопил я в бессильной злобе. - Будто мне нужен этот монстр! Забирай! На здоровье! Они убили всю мою семью… Забирай же. Ну!
Дмитрий скорчил плаксивую гримасу и издевательским жестом тёр кулаками глаза.
- У-тю-тю, я сейчас заплачу! - дразнил он.
- Дядя Андрей, - шёпотом спросил Ярослав. - Он же… Он же сумасшедший! Что нам делать?
- Тихо, малец. У меня есть план. Когда скажу «глаза», закрой их и не открывай, пока не разрешу. Понял?
- Понял, - буркнул Андрей. Видать, даже сейчас умудрился обидеться, что с ним как с ребёнком. Ай, не до обидок сейчас!
- К моему превеликому удовольствию, - продолжил Дмитрий, закончив дразнить меня. - Ты и есть монстр! Один из нас! Очень жаль, что ты отказался веселиться вместе. Что ж, ты накормил Его двумя смертями, и теперь я должен переманить Его тем же. Как думаешь, где мне взять двух людей и скормить их монстру? Подожди-подожди, не отвечай, я сам догадаюсь! Эники-беники ели вареники…
Как же гротескно сейчас выглядела добрая считалка из детства.
- Это правда? - спросил сзади Андрей. - Вы — убийца?
Я не смог ответить.
- Раз! - Дмитрий ткнул пальцем в Ярослава. - И два! - уже в меня.
- По-моему, это идеальный вариант! Ты убил моих людей, а я убью тебя и твоего сынка. Какая ирония! Аж муражки по спине бегают, хо-хо-хо!
Похоже, спектакль подходил к логическому завершению. Нам больше нечего сказать друг другу, и вскоре безумец прикажет убить нас. Я… нет, монстр это чувствовал. Рука нащупала в кармане маленькое зеркальце.
- Прежде чем я отдам приказ вас убить, - начал Дмитрий. - Ответь на один маленький вопрос: что ты забрал из раздевалки? Я буквально каждой клеточкой чувствую, это что-то очень важное. Меня съедает любопытство! Что это было, а? Фото жены, нет? Кулон с портретом матери! Тоже нет… Какая-нибудь детская бирюлька? До чего интересно!
- Любишь загадки? - сказал я сквозь сжатые зубы. - Тогда угадай эту: что у меня в кармашке?
Глаза всех членов банды вцепились в мою руку, что я держал в кармане. Пальцами я распутал тряпку и вытащил зеркальце.
- Глаза! - крикнул я и потянул руку из кармана.
Но не смог вытащить её. Мгновенно Дмитрий оказался рядом и цепко схватил меня за руку.
- Зеркало. У тебя в кармашке зеркало.
Главарь глядел прямо в глаза и гадко улыбался. Он был так близко, что я чувствовал его тёплое дыхание.
- Эмоции для Них словно приправа к еде. Особенно Они любят страх.
Живот пронзила глухая боль. Дмитрий ударил меня кулаком под дых.
- И отчаяние.
Он выбил зеркало из руки. Оно улетело в сторону. Всё кончено. Мы с Ярославом встанем в бесконечный сонм жертв банды головорезов. Не моргнув глазом они убьют нас, найдут мой дом, пустят старую Машку на мясо, куриц — в суп или жаркое. Будут пировать, пока животы не наполняться едой, а души не напьются злобой и насилием.
Новый удар в живот взорвался тысячей искр и повалил меня в снег. Мир вокруг кружился в хороводе смерти.
- Убейте мальчишку! - услышал я.
Пинок в лицо повернул голову, и тяжёлый ботинок придавил сверху.
- Оно ушло, когда я перестал его кормить. Нечем было! Но я нашёл Его, и теперь накормлю до отвала. Смотри!
Люди Дмитрия пытались схватить Ярослава, но он каждый раз выскальзывал в последний момент, падал, кувыркался в снегу, снова вставал. Это не могло продолжаться вечно. Точный удар свалил его и несколько человек навалились сверху. Падая, Ярик пнул сугроб, и что-то ткнулось мне в руку.
Зеркало. Случайность? Или нет.
Я сжал его в руке, пластиковая рамка хрустнула и сломалась.
Разве я убийца?
На моих глазах Ярослава избивали несколько человек. Нет, мародёров и убийц. Но разве я сам — убийца? Разве я один из них? Ярослав громко вскрикнул и сжался в комок, стараясь скрыться от бесконечных ударов. Провёл всю жизнь в бункере, едва потерял родителей, а затем и самого себя в огромном жестоком мире. И нашёл только пинки и удары.
Разве я — убийца?
Ответ пришёл сам.
Да.
- Эй, твари! - крикнул я.
Они обернулись. Ни один из бандитов не успел отвести взгляд, все, как завороженные, смотрели на маленькое зеркальце в моей руке. Ночь окрасилась кровью. Один за другим бандиты превращались в кровавый туман, оседали алой росой на снегу, одежде, ботинках, коже. Ещё тёплые капли даже не чувствовались на лице, как не чувствуешь кровь, бегущую из раны.
- Нет!
Обезумевший Дмитрий изо всех сил топнул по руке. Осколки зеркала вонзились в ладонь. В одном из осколков я увидел Его, Оно смотрело на меня, крохотная дрожащая тень посреди языков пламени. На миг я позволил себе удивиться, ведь ничего не происходило, и я был жив. Оно ждало ещё.
- Ах ты засранец! Чем мне теперь кормить Его?
Главарь бандитов возвышался надо мной исполинской горой, отсветы огня плясали на голом теле. Дуло моего ружья смотрело мне в лицо.
- Сдохни, - процедил сквозь зубы Дмитрий и нажал на спусковой крючок.
Щелчок. Ещё щелчок. Патроны успели отсыреть, пока оружие валялось в снегу. Я почувствовал, как губы сами изгибаются в ядовитой усмешке. Дмитрий на миг стушевался, но этого хватило, чтобы я схватил ружьё за ствол и пнул безумца.
- Теперь тебе весело? - закричал я и ударил Дмитрий наотмашь прикладом ружья.
Он упал в снег и засмеялся, а я вскочил на него и позволил убийце внутри говорить вместо меня. Приклад ружья раз за разом со свистом опускался на голову Дмитрия, но он смеялся и кричал между ударами:
- Ты… не один из нас! Ты… лучший… из нас!
Я продолжал бить. За Ярослава. За его родителей. За всех тех, кого ты убил или убьёшь! Если нужно стать монстром, чтобы победить монстра, я буду им!
Дмитрий затих, но я продолжал бить, пока приклад не треснул и не развалился. Громогласная тишина воцарилась вокруг. Только огонь шипел на падающие снежинки.
Я выбросил сломанное ружьё. Все они были мертвы.
- Дядя Андрей… Вы… вы монстр? - услышал я голос позади.
Как же я хотел сказать простое, короткое «нет», убедить Ярослава, что я поступил так ради его блага. Но это ложь. Я так устал, что готов на всё, чтобы не остаться одному. Как выяснилось, не просто на всё, а абсолютно на всё. Даже на убийство, даже на союз с монстром, лишь бы победить. Даже стать монстром.
- Вы монстр! - пронзительно закричал Ярослав.
Боль, обида, горечь, неверие, гнев, злость, ярость сплелись в его крике. Огненным жгутом он хлестал по моему сердцу, рвя и кромсая, убивая последнее человеческое, надежду на призрак нормальной жизни.
- Ты не должен так говорить, Ярослав…
Слёзы катились из глаз, оставляя холодные дорожки.
- Монстр! Ты — монстр!
Я обернулся — чувствовал, что могу.
Ярослав, мокрый от крови и снега, смотрел на меня, в его глазах плескался ужас, и я видел в них моих детей. У них был такой же взгляд. Позади Ярика стоял Он — зыбкая тень на грани реальности и сна, мерцающая, дрожащая и тянущая руку к плечу Ярослава.
- Нет! - закричал я.
Слишком поздно. Хотя я до сих пор не знаю, мог ли мой крик что-то изменить, прозвучи он на секунду раньше.
Глаза Ярослава наполнились слезами, почти плача, он обернулся.
Безмолвная Тень обняла его обеими руками и прижала к груди. Ярослав вспыхнул кровавым туманом и исчез. Ещё миг я чувствовал на себе Его взгляд, и Он исчез следом.
Я остался один. Последний монстр.
Я много раз спрашивал себя, как можно было всё исправить, избежать смертей, убийств, но какой в этом толк? Всё уже случилось, прошлого не вернуть, мне не стать человеком.
Животные тоже почувствовали это и постепенно покинули мою жизнь один за другим. Машка продержалась дольше всех. Больше я не слышал кудахтанье куриц или обеспокоенное мычанье в ночи, не чувствовал влажный язык и тёплое дыханье на лице, не слышал «дядя Андрей!».
Я остался один. Почти.
Вернулся Он. В поисках новой пищи. Или ради моей компании? Компании такого же монстра.
Я обернулся в последний раз и сказал:
- Ну, здравствуй.
Сон растаял, как утренняя дымка, и оставил беспомощно лупать глазами в темноте. Помню, весь день провозился со скотиной, а под вечер уснул, едва голова коснулась подушки. Вымотался за последние дни будь здоров, даже сон на полу показался мне райским блаженством. Нащупал рукой спички в кармане и зажёг одну. Крохотный огонёк едва разгонял темноту, но его хватило, чтобы взять со стола свечу и зажечь её.
В царстве скачущих теней явно было что-то не так. Я прислушался: тихо гудел котёл, едва слышно потрескивая теплообменниками, снаружи глухо гулял ветер. Но одного звука не хватало. Звука, к которому я успел привыкнуть за несколько дней. Я бросился к дивану, что стоял спинкой ко мне. На диване никто не лежал и не сопел. Так я и знал! Стоило привязать его к дивану! А теперь Ярослав сбежал да ещё мои лыжи прихватил! Ох, не зря раньше говорили, что на молодых заживает всё, как на собаках. Едва оправился и тут же дёру дал.
Я жил один, вдали от других людей, если они вообще оставались. Думал, так безопаснее и… я ни к кому не привяжусь, если никого не будет. И больше ничья смерть не причинит мне невыносимую боль. А тут, как снег на голову, рухнул этот Ярослав! Словно неоперившийся птенец из гнезда вывалился. Да у него ещё молоко на губах не обсохло! Сгинет и поминай, как звали. Стоило мне его встретить, как все мои принципы дали трещину, увидел… крыло его подбитое, и расклеился, вспоминать стал. Тьфу! Аж самому противно. Сколько таких пропало, как он, во всём мире? Миллионы? Миллиарды! Одним больше, одним меньше, какая разница? Уходить Ярика никто не заставлял, так что скатертью дорога, раз такой самостоятельный!
Я поморщился от накатившей изжоги. Только её не хватало. А молоко как на зло закончилось. Но есть ещё одно средство. От изжоги вряд ли поможет, но точно заглушит назойливый шёпот совести.
Я взял свечу и подошёл к кольцу, вбитому в деревянный пол, потянул — тяжёлый деревянный люк со скрипом подался — и на меня пахнуло холодом и подвальной затхлостью. Внизу, отражая мечущийся огонёк свечи пыльными боками, стояли ряды пузатых бутылок с наливками и настойками — понаделал целую прорву алкоголя, а выпить не с кем. Без особого энтузиазма я взял одну, самую пыльную, бутылку. Устрою себе маленький конкурс «Угадай настойку с одного глотка». Я уже отвернулся, как мой взгляд зацепился за слабый золотой отблеск на полке. Так вот куда я тебя спрятал…
Позади взятой бутылки к пыльной стене прислонился старый фотоальбом. Покрытый толстым слоем пыли кожаный переплёт всё же сохранил блеск золотого тиснения. Я смотрел на него во все глаза, но не мог протянуть руку, чтобы взять. Слишком многое скрывалось в нём, от чего я бежал, чтобы спокойно жить и не вспоминать, не бередить старые раны. Но часть меня хотела взять его в руки, чтобы вновь почувствовать боль, почувствовать себя живым.
Пальцы словно сами собой коснулись золотого тиснения, скользнули по бороздам и оврагам отпечатков, даря неприятное ощущение сухости и скрипучей пыли. Из памяти давно стёрлись лица, но фотографии в альбоме сохранили их. Я вдруг понял, что не помню собственного лица. Когда я последний раз смотрелся в зеркало? Брился и стригся на ощупь. Похож ли я всё ещё на того человека с фотографий двадцатилетней давности? Или совсем потерял человеческий облик? Если бы не Маша, которой я порой изливал душу — или её остатки? - мне бы пришлось разговаривать с волейбольным мячом, дабы не забыть совсем человеческую речь.
Альбом приятной тяжестью оттягивал руки, я дохнул на него, и облачко пыли на секунду охватило меня. Вместе с бутылкой я вынес альбом наверх и положил перед собой на стол.
Это не просто альбом, а летопись моей семьи. Несколько поколений вклеивали в него фотографии: чёрно-белые, негативы фотоплёнки, цветные кадры, распечатки с цифровых фотоаппаратов. Когда альбом перешёл ко мне, я продолжил эту традицию. Жена посмеивалась над моей старомодностью, но всё же вместе со мной отбирала фотографии. А потом и подросшие дети втянулись. Мы словно играли в занудную, но любимую игру. Она была способом собрать нас вместе на несколько чудесных мгновений, чтобы отмахнуться от ежедневной рутины и побыть семьёй.
А теперь я не помнил их лиц.
Тёмная ароматная жидкость выплеснулась в стакан, а альбом с тяжёлым шелестом старой бумаги раскрылся. С чёрно-белых фотографий на меня смотрели счастливые люди из прошлого. Самых первых я никогда не видел, только подпись под фото говорила, что на грубой сколоченной скамейке подле забора сидят Аксинья и Федот в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Тяжёлое было время, но эти люди выжили и вырастили детей, в том числе мою прабабушку, Софью, вот она плещется в пруду в тысяча девятьсот тридцать втором, совсем ещё ребёнок, который не знает, чем грозит будущее всего лишь через десяток лет — Великая война, всколыхнувшая всю страну, весь народ. Вот Софья, совсем ещё юная, но уже в военной форме с красным крестом на рукаве. На руках у неё мой дед, Ерофей, а рядом Николай, ставший моим прадедом, тоже в военной форме. Под фотографией подпись: 7.XI.1941. Они оба не вернулись с той войны и остались в памяти вечно молодыми и бесконечно счастливыми. Ерофей не пропал, его воспитали Аксинья и Федот, не бросили. Вот он на ещё одной фотографии, худой, но счастливый. Страна тогда оправлялась после войны, но люди снова были уверены в своём будущем. Потому что держались вместе и своих не бросали. Может, это и делало их людьми?
Фотографии мелькали одна за другой, появились мои родители, а потом я, сразу в цвете, в девяностых. Мелкий карапуз, который даже не подозревает, что в стране опять разруха. А вот моя жена, Светка, белокурая, словно ангел, и такая же красивая, и наши дети, белобрысые шкодники, Александр и Тимофей, все в мать. За долгие годы я забыл их лица, а теперь они словно стояли передо мной и улыбались, как и я тогда.
На миг я вернулся в счастливое прошлое. У меня и жены была работа, Саня и Тимоха, как, наверное, все братья, то дрались, то дружили. Тогда не понимал этого, но сейчас… Я был счастлив каждый день той жизни. И сейчас осколки того счастья вонзались в сердце, заставляя… вспоминать.
Пустой стакан глухо встал на стол, хмель едва слышно шептал в голове, а в ногах поселилась лёгкая, но приятная слабость. Вот же он, рецепт счастья: стакан с настойкой и альбом с семейными фотографиями! Я не удержался и зло улыбнулся. Один. В пустой комнате. Ну и что? С этим рецептом всё неважно. Если только…
Голову пронзила боль, и ком в горле спёр дыхание.
Не вспоминать.
Я сжал зубы изо всех сил, чтобы сдержать шквал образов, но он прорвался, как упрямая вода, проточившая дамбу. Я сцепил веки, но чувствовал, как слёзы всё равно катятся из глаз. Безмолвные кадры из прошлого быстро сменяли друг друга, оживали и окрашивались кровью и горем.
В кои-то веки у нас совпали отпуска, и мы со Светкой и детьми собирались ехать на море. Я любил долгие путешествия на машине. Света, мой белокурый ангел, грузила багажник нашей старенькой Волги, когда это произошло. Она хлопнула крышкой и всего на миг взглянула в отражение на заднем стекле. Все стёкла в Волге взорвались фонтаном брызг, и в тот же миг моей жены не стало. Она даже испугаться не успела. Вот она улыбалась мне всего минуту назад, а теперь вместо неё… ничего. Спустя вечность я вышел из ступора и бросился за детьми, пытаясь спасти их, сам не зная от чего. Тимофей играл с машинками на первом этаже дома, когда я, окровавленный, ворвался в комнату. На моих глазах он превратился в кровавый туман, едва посмотрев на меня. Его глаза успели заметить что-то позади, и это решило его судьбу. Старинные часы бесшумно взорвались за спиной и осыпали осколками с головы до ног, те царапались и вонзались в кожу, но я ничего не чувствовал. Ни снаружи, ни внутри. Александр, уже почти взрослый белобрысый юнец, будущая гроза женских сердец, мазал помазок пеной для бритья, когда я вошёл. Он стушевался, увидев меня, залитого кровью, и всего на миг оглянулся на большое зеркало, как оно вспыхнуло нестерпимым сиянием, треснуло и лопнуло калейдоскопом осколков. За считанные мгновения я лишился всех, кого любил.
Стакан пролился на пол стеклянным ручьём. Рука отозвалась красной вспышкой в мозгу, вырывая меня из плена воспоминаний. Я тупо уставился на неё, в голове не осталось ни одной мысли, кроме тупой горькой боли. Кровь капала на стол.
Боль скинула с меня оцепенение, и я попытался захлопнуть альбом, но открылась последняя страница с фотографией. Александр на рыбалке сильно поранил ногу, а я её бинтовал, когда Тимофей схватил фотоаппарат и неумело нажал на кнопку. Больше снимков в альбоме не было. Через пару дней мы должны были ехать на море.
Я наконец закрыл альбом. Он глухо хлопнул, подняв облачко пыли, и словно легонько завибрировал под пальцами. А может быть, это меня пробирает звенящая тишиной дрожь? Я вытащил из шкафчика аптечку, чтобы забинтовать порезанную ладонь. Но вместо собственной руки я видел то ногу сына, то Ярика. В тот день у меня не было и шанса, чтобы что-то изменить. Кто вообще мог хоть что-то понять, что-то сделать? Нет, не что-то, а спасти свою семью. А я не успел, и все, кто был мне дорог, погибли.
Я смотрел на забинтованную руку, и под повязкой алело небольшое пятнышко крови — порез оказался глубоким.
Но теперь у меня есть время, я могу успеть, могу помочь. Как жители деревни помогали друг другу, как предки, не смотря ни на что, не бросали своих.
Рука сжалась в кулак, и боль пробежалась по нервам, очищая взор и отрезвляя разум.
С раненой ногой Ярослав даже на лыжах не ушёл далеко, на снегоступах я должен легко его догнать. Лишь бы успеть перехватить его до деревни, где он угодит на ужин твари, поджидающей в пожарной части. Если, конечно, Ярик снова не заблудится. Но чутьё подсказывало, что юнец куда сообразительнее, чем мне хочется надеяться, и он найдёт дорогу назад. Я взял ружьё и немного патронов от диких зверей, закрыл дом и пошёл по следам. Свежая лыжня серебрилась в ночи, и снег споро хрустел под ногами.
Не спеши, Ярик, только не спеши.
Деревня как обычно встретила могильной тишиной и мелкими крупинками снега. Они казались волшебными серебристыми ручейками в свете луны. Только волшебство не сулило ничего хорошего. Лыжня, которую оставил Ярик, тянулась сквозь деревню к пожарной части, а кое-где виднелись капельки крови, словно гроздья чёрной смородины, выпавшие на молочный снег. Ну куда ж тебя понесло с больной-то ногой, Ярослав? Про себя я надеялся, что он не остановился в пожарной части и не стал добычей монстра.
Наст негромко хрустел, проминаясь под снегоступами, а ватник неудобно скатывался в подмышках и мешал идти. Неровная лыжня исчезла за воротами, и я поспешил, боясь опоздать. Ворота тихонько скрипнули, пропуская меня. Следы Ярика огибали грузное здание пожарной части и исчезали за углом гаража. Я с облегчением выдохнул: значит, он мог быть ещё жив. Но моя радость продлилась недолго. Лыжня уходила в дыру в заборе позади пожарной части, но оттуда приходил ещё один след, который я не видел в здешних местах ни разу. След от снегохода.
Этого не может быть!
Я выглянул из-за угла, и все мои надежды на случайность или разыгравшееся воображение улетучились. След подходил к самому зданию, а у стены стоял старый, обшарпанный снегоход, утыканный острыми прутьями. В ночных сумерках он напоминал огромного больного ежа.
Твою ж! Это ещё что такое? Мародёры? Да, добрые люди вряд ли бы стали украшать свой транспорт острыми железками. Снегоход стоял возле задней двери гаража, а это значит… Ох, я боялся даже подумать о том, что это значит! Они нашли мой Урал, моё топливо, моё снаряжение, всё, что я так долго хранил и собирал. Вдруг я услышал голоса: дверь была приоткрыта, и звуки доносились оттуда.
Я слышал лишь неразборчивые обрывки фраз. Что, если они заметили лыжню? Чёрт, по ней они найдут или Ярика, или меня! И как мне остановить их?
Словно в ответ на мои мысли волосы на затылке зашевелились под шапкой — Оно вновь было прямо за спиной, нависло над плечом и призрачным дыханием щекотало ухо. Рефлексы взбунтовались и требовали бежать, но огромным усилием воли, сжав кулаки до хруста в костяшках, я подавил этот позыв. Не время бежать. Монстр позади, и монстры впереди, а я между молотом и наковальней.
Вдох, выдох, сердце бешено колотится, но постепенно успокаивается. Если эти мародёры нашли мой схрон, значит, рано или поздно найдут и меня. Наверняка это всего лишь разведчики, а основной костяк банды куда больше, и мне одному с ними не совладать. Двустволки и посредственной меткости явно недостаточно. Единственное, что в моих силах, это отвлечь их на себя и дать Ярику время уйти. Спрячется в своём бункере и переждёт. Эти стервятники долго ждать не будут, терпелка у них короткая, а значит у мальца есть шанс переждать и выжить. Да… Да! Отвлеку их на себя, задержу, может, заберу с собой несколько на тот свет! Хватит прятаться.
Луна скрылась за чёрными, как сажа, облаками и погрузила лес во тьму. Желтый свет проливался на снег дрожащими кляксами, - мародёры нашли керосиновые лампы и шумно копались в моих вещах. Я подкрался к снегоходу — на мою удачу ключ торчал в замке зажигания — и попытался его завести. Рычаг стартёра упрямо проскрежетал, когда я толкнул его ногой, но машина оставалась безмолвной. Ну же! Я ещё раз нажал на рычаг - не заводится!
- Эй! Какого хера?! - раздался резкий крик. - Кто-то пытается стащить байк!
- Наконец! - радостно ответил второй голос. - Хоть какое-то веселье!
Чёрт! Да как завести это ведро с болтами! Я бил ногой по стартеру, но снегоход отвечал только противным скрежетом. Тьфу! Будь проклят этот пылесос! Ещё чуть-чуть и меня поймают прямо здесь!
Я бросился бежать вокруг здания, раскидывая ногами жёсткий снег, а пар горячими клубами вырывался изо рта, застилая глаза. Но память подсказывала дорогу. Где-то здесь угол… Рука больно ударилась обо что-то твёрдое и тут же ухватилась. Скорее, пока у меня есть фора! Кирпичная кладка царапала ладонь и обжигала холодом. Я это место знаю, как свои пять пальцев. Внутри у меня будет шанс! Призрачным оазисом впереди замаячило крыльцо, а ружьё било в спину, подгоняя.
- Тут следы! Туда ведут! - раздалось из-за угла позади.
- Ну так шагай быстрее! - вторил другой голос.
Вот и вышли на меня, голубчики. Но опоздали, хлопцы, я почти внутри. Ох, хоть бы их всего двое было! Ведь я слышал только два голоса, а вдруг их больше? Если есть ещё хоть один…
С этой мыслью я заскочил на последнюю ступеньку крыльца и влетел внутрь. Бесформенная груда меха преградила мне путь, но я не смог остановиться и всем весом врезался в неё. От неожиданности человек в шубе пошатнулся и нелепо замахал руками. Хватило лёгкого толчка, чтобы он рухнул, как куль с мукой. Мародёр издал глухой стон, но быстро опомнился и уставился на меня. Отточенным за годы охоты движением я скинул двустволку с плеча и направил ему в лицо.
И понял, что никогда прежде не убивал человека.
Это осознание вспышкой промелькнуло в мозгу, и руки, отзываясь на неё, непроизвольно задрожали. Мародёр, увидев, как ходуном ходит ружьё, гадливо ухмыльнулся. Только не это.
- Умоляю, не надо… - прошептал я, пытаясь унять дрожь. - Не делай этого.
Самодовольная улыбка обнажила гнилые зубы, и мародёр неспешно поднялся, не сводя глаз с меня. Я никогда не убивал людей, судьба миловала, но если… если я не сделаю этого, то меня схватят, а потом доберутся до Ярика. На мгновение в голове промелькнуло воспоминание, как юнец уминает яишницу. Мальчишка, ни разу не встречавший монстров. Он и представить не может, что самые страшные монстры в этом мире носят человеческое обличье. Погибнет ведь, как пить дать погибнет. Я… Я не могу этого допустить! Любой ценой! Гореть бы мне в аду, но ад уже здесь.
Я впился взглядом в мародёра, ружьё перестало дрожать и застыло, словно гранит.
- Эй, он здесь! - зычно крикнул бандит.
По инерции он ещё улыбался, когда наши взгляды снова встретились. Улыбка сползла с лица уродливой кляксой — он всё понял.
Я выстрелил. Мощный заряд дроби огненным кулаком врезался в грудь мародёра, смял рёбра и отбросил тело к стене. Бандит сполз вниз, размазывая кровь. Я убил человека. Отнял одну жизнь, чтобы спасти другую.
Оно вновь появилось за спиной, и ему явно пришлось по вкусу убийство. Оно было довольно, я чувствовал.
- Вася! - крик с улицы вырвал меня из оцепенения. - Вася, не молчи!
Похоже, разведчиков всего трое, и Вася был третьим.
Бандит ворвался на крыльцо, громогласно топая, но меня там уже не было - я взбежал по лестнице на второй этаж.
- Нет, Вася, нет! Очнись, ну же! - слышал я причитания с первого этажа.
- Похоже, мёртв твой братишка, - произнёс второй голос. Он буквально сочился насмешкой. - Какая досада… Ну и что ты будешь делать, Сава?
Сава закричал так, что у меня мурашки по спине пробежали:
- Ублюдок, я найду тебя!
И тяжёлые ботинки дробью застучали по лестнице.
Быстрее!
Я бежал из одного заброшенного кабинета в другой, выбивал плечом двери, перепрыгивал трухлявые останки мебели, лишь бы успеть. Успеть обежать кабинеты по кругу и снова выйти к лестнице, зайти врагам за спину.
- В какую сторону он побежал? - услышал я Саву. - Уйдёт ведь, падла!
Чёрт-чёрт-чёрт! Я опоздал! Зимняя одежда сковывала движения, мешала бежать, по спине пот тёк струями, несмотря на ночной холод. Если я не смогу захватить их врасплох, мне конец. Да сколько ещё этих кабинетов!
- Ох, Сава, Сава, ты ещё тупее, чем твой брат. Мы возьмём его в клещи, так что беги в любую сторону!
Второй голос пугал меня куда больше, чем Сава. Не хотелось бы, чтобы его владелец оказался за спиной.
Я со всей силы врезался в ещё одну дверь, и гнилая фанера взорвалась пылью и опилками. Последняя комната, а за ней лестничная площадка. Последняя дверь стояла на пути, но произошло то, чего я так боялся — она открылась, и в проёме показался силуэт. Я на бегу перехватил ружьё — сейчас я второй раз убью человека. Всего на мгновение эта мысль отвлекла меня, но его хватило, чтобы я споткнулся об старый стул и полетел вперёд. От удара о пол щёлкнули зубы, и палец на спусковом крючке дёрнулся. Сноп огня вырвался из ружья и ослепил меня. Когда глаза снова привыкли к темноте, в дверном проёме уже никто не стоял.
Я убил ещё одного человека.
Звон в ушах постепенно стих, и в тишине я услышал отчётливые хлопки — некто аплодировал.
- Ну надо же! - услышал я елейный голос.
Голос настолько пугал, что кишки сжимались в тугой комок от страха. И это был не голос Савы. Я медленно поднялся и пошёл в сторону говорящего. Я бы всё отдал, чтобы без последствий обернуться и убраться подальше отсюда.
- Неужели охотник стал добычей?
Обладатель голоса, от звука которого холод пробирался в сердце, стоял на лестничной площадке ко мне спиной. С узких плеч свисала тёплая кожаная куртка, а из-под неё проглядывало голое тело. Лунные лучи бликовали на абсолютно гладкой голове.
- Наконец-то! Давно я так не веселился! Но чую — главное веселье ещё впереди!
Говорящий не шевелился, казалось, его голос звучит прямо в моей голове.
- Ты ведь позади меня, не так ли?
Вместо ответа я молча перезарядил двустволку.
- Ого, как грозно! Но ты же не выстрелишь в безоружного? - ласково сказал он и поднял руки, но тут же добавил. - Хотя о чём это я? Ты же только что убил двух безоружных братьев. Ну и как ощущения? Тебе понравилось?
Страх, холодный ужас и отвращение пробирались под кожу. Отвращение к самому себе.
- У меня не было выбора, - соврал я.
- Выбор всегда есть! - в тон моим мыслям ответил человек. - И ты выбрал убийство.
- Что вам нужно от меня? У меня ничего нет. Убирайтесь туда, откуда пришли! Или… - слова застряли у меня в горле, но усилием воли я выплюнул их. - Я снова убью.
- Ах, так тебе понравилось! Я знал, знал это! - говорящий был неподдельно счастлив. - Ну, будем знакомы, я Дмитрий! А тебя как зовут? Кстати, ему тоже нравится, как ты убиваешь.
- Что? - опешил я от слов Дмитрия. - Кому?
- Тому, кто стоит за твоей спиной, безымянный душка! Ты думаешь, почему он выбрал тебя? Он увидел в тебе родственную душу!
Какого чёрта?! Он тоже чувствует монстров?
Я прислушался к своим ощущениям — монстр точно позади, но… что-то изменилось. От него больше не исходила угроза. Неужели он больше не хочет убить меня? Надеюсь, это просто адреналиновый бред…
- Что ты несёшь… - пробормотал я.
- О, ты это почувствовал! Только не отпирайся, а то расстроишь меня. Ты знал, что Они питаются смертью и тщательно оберегают тех, кто помогает им? Как я, например. Присоединяйся! Будем веселиться вместе.
От одной мысли об этом меня передёрнуло.
- Никогда.
Дмитрий неожиданно засмеялся. Я ожидал чего угодно, но не безудержного смеха, отдающего безумием.
- Поздно! - прокричал Дмитрий, воздев руки к потолку и задрав голову. - Ты уже один из нас. И тебе никогда не сбежать от этого. Так же как не сбежать от меня!
Тело Дмитрия пришло в движение — он медленно, как гимнаст или кадавр, не чувствующий боли, начал выгибаться назад под немыслимым углом. Наши глаза встретились, и меня начала поглощать бездна, плескавшаяся во взгляде этого безумца. Страх сковал тело, невыразимый ужас сотрясал разум, но я не мог пошевелиться, чтобы сбежать. Я даже забыл о ружье в руках!
- Их можно увидеть, если не оборачиваться, - зловеще прошептал Дмитрий.
Безумец сделал неуклюжий шаг, потом ещё один. Медленно, спиной вперёд он шёл ко мне. Зрелище пугало и завораживало. Я хотел бежать, но часть меня жаждала узнать, что будет, когда Дмитрий дойдёт. Или это не моё желание? Уже не моё…
Дмитрий не отводил от меня безумного взгляда и подходил всё ближе. Кровь набатом стучала в ушах. Вдруг он пяткой задел какой-то камень, и тот с грохотом рухнул вниз. Резкий звук разбил оковы ужаса, и я бросился прочь.
- Ты не сможешь убежать от самого себя! - неслось мне в след.
Если меня поймают, то я заберу их всех на тот свет.
Эта мысль ещё отдавалась в голове противным звоном, когда я оказался в раздевалке. Я достал из шкафчика зеркальце, завёрнутое в тряпицу. Монстр следовал за мной и ликовал.
Снегоход завёлся с первого раза, и в глубине души я уже знал, почему. Но не хотел признаваться в этом.