JohnCrichton

Предыдущая часть: Чибо. Часть 2. (18+)

Я догнал Рамиреса только возле стены. Оказывается, место, куда мы попали, имеет конец. Стена была сложена из толстых древесных прутьев. Её не назовёшь высокой, но забраться на неё смог бы только альпинист-профессионал. Или Рамирес. Как ему это удалось? Чёрт, ну и ловкий парень. Вверху стена оканчивалась мягким пологом, через который тонкими ручейками просачивался красноватый свет. Рамирес без видимых усилий добрался до верха и откинул полог. Прямо мне в лицо ударил мощный и тёплый луч света. Странный говор и шум механизмов вторглись к нам вместе с солнцем. Голова Рамиреса исчезла в потоке света и тут же вернулась обратно.

- Мьерда! - Ругнулся он. - Этот каброн слишком сильно задержал нас. Теперь я не знаю, где мы.

- И что теперь делать? - Спросил я.

Хотел бы я, чтобы мой голос звучал сильно и уверенно, но вместо этого я не то просипел, не то пропищал.

- На месте разберёмся! Давай руку, я тебе помогу, и мы вместе свалим из этой дыры, амиго!

Рамирес одной рукой висел на стене, а другую протянул ко мне. Всё что мне нужно было сделать — протянуть свою. Но рука не поднималась. Внутри снова липким приторным сиропом разливался страх. Я смотрел на дыру в потолке, которую проделал Рамирес. Запах дыма и гарь стекали вниз ленивым потоком, лязгали механизмы и рычали монстры. С каждым мгновением эти звуки становились всё громче и страшнее.

- Давай же! - Закричал Рамирес. - Будешь так тупить, и мы оба исполним Предназначение старого пендехо.

«Тебе всего лишь нужно протянуть руку», - сказал я себе. - «Ну же! Просто подними её!»

Рука упрямо не хотела слушаться. Точнее, часть меня не хотела поднимать. Лучше остаться здесь. Вдруг, ничего и не случится? А Рамирес зря переживает. Ни Предназначения, ничего. Просто останемся здесь, ведь тут нам ничего не угрожает.

Совершенно неожиданно я оказался в воздухе, меня охватил ужас невесомости, когда не чуешь под ногами землю и никак не контролируешь свой полёт. Краем глаза я успел заметить, что подлетел не только я. Руки инстинктивно взмыли вверх, и Рамирес не растерялся — он схватил меня и резко дёрнул на себя. Вспышка яркого света устремилась мне навстречу, и я почувствовал как второй раз за день лечу вниз.

***

Полёт был… мимолётным. Огромные, загрубевшие, но тёплые руки одного из Них подхватили меня с Рамиресом. Я услышал громоподобную ругань этого Человека. К своему изумлению, я разобрал, что он говорил!

- Эй ты, сиволапый! Какого хрена ты делаешь? Хочешь все зёрна рассыпать? Аккуратнее, не то вместо стажировки за забор улетишь, как твой папаша!

Между Его пальцами я увидел корзину, из которой мы только что выбрались. Она быстро приблизилась, и тьма сомкнулась над нами. Мы снова оказались там, откуда пытались сбежать.

Рядом раздался безжалостный голос Рамиреса:

- Если бы ты не тормозил, Боб, мы бы выбрались.

Слова Рамиреса, моего амиго, как я его называл про себя, глубоко ранили меня. Я не понимал в чём моя вина, и от этого становилось ещё больнее.

Мы снова оказались в одной корзине, но Рамирес бродил по округе и даже не смотрел в мою сторону.

Неужели моя вина всего лишь в том, что я не смыслю, как устроен мир? Я - молодое зерно, которое не видело жизни, едва проснулось от сна и просто радовалось тёплому солнцу и зелёным листочкам. Ведь Рамирес тоже когда-то был таким. Так по какому праву он взваливает всю вину на меня? Откуда мне знать, какая судьба уготована Создателями всем кофейным зёрнам. Да я до сего момента не уверен, что все ужасы, которые рассказывает Рамирес, правда.

А если правда?

Я почувствовал, как страх вновь мерзкими холодными струйками забирается под кожу. Память услужливо подсунула воспоминания о ночном нападении хищника на меня, об огромной крылатой тени, с когтей которой капала кровь - или это разыгралось моё воображение, понукаемое страхом? - бледной луне и бесшумной стремительности птицы. В корзине царила темнота, поэтому мне даже не нужно было напрягаться, чтобы всё это вновь предстало перед глазами. Я попытался отогнать видение, но реальность с кричащими и стонущими зёрнами, которые не делали ровным счётом ничего, чтобы спастись, казалась ещё более ужасной. А болезненное бездействие других, словно они под гипнозом или в трансе, ещё больше сковывало страхом сердце. Хотелось упасть, закрыть голову руками и кричать, стенать, молить о пощаде, плакать, рыдать, размазывать сопли и слюни по лицу, ничего не видя и не слыша, кроме жалости к самому себе. Ведь все вокруг этим и заняты. Может, так и должно быть? Нужно смириться со своей судьбой и в этом обрести спасение? Что тогда ждёт меня? Смерть как избавление? Лёгкая, быстрая. Секунда, и ты в небытие. Может, Рамирес прав? Я торможу его, и мне стоит остаться здесь, встретить судьбу, а у него больше шансов спастись в одиночку, пока страх сковывает меня.

Вдруг корзина вздрогнула, зёрна подлетели, на миг обретя невесомость, словно уже отправляются на небеса, а затем с мерзким чмокающим звуком упали обратно, раздавив тех, кому не повезло оказаться в самом низу корзины. Пара зёрен рухнули на меня и погребли под собой. Растолкав безвольных плакальщиков, я выбрался. Рамиреса нигде не было видно.

Ослепительный холодный свет обрушился на глаза — кто-то отдёрнул покрывало. В то же мгновение земля ушла из-под ног, от неожиданности я зажмурил глаза и на миг снова почувствовал, что не вешу ни единой унции. Чудесное чувство полёта взорвалось посреди живота и цветастым фейерверком, брызгами от брошенного в масляную лужу камня расплескалось по членам и жилам. Радость и возбуждение смели плохие мысли, судорожный вдох остановил сердце. Я хотел бы замереть в этом моменте навсегда. Но вместо этого открыл глаза и увидел, как необъятная серая стена стремительно мчится мне навстречу.

Удар вышел болезненным, но сознание осталось при мне. Не знаю, какое расстояние я прокатился, но когда открыл глаза, то всюду, куда падал взгляд, лежали ровным слоем стенающие кофейные зёрна. Ни Рамиреса, ни Ивана, ни ещё хоть какого-нибудь знакомого лица я не видел.

Руки ныли, колени саднили, а в голове кто-то бил в огромный бронзовый гонг. Ужасный шум стоял вокруг, звенело в ушах. Я видел огромные механизмы, камеры, движущиеся дороги, повсюду сновали Они, люди. Они привозили новые и новые корзины и высыпали их на конвейерные ленты. Дикий грохот и металлический скрежет плотно забивались в уши. Казалось, в мире больше не существовало звуков, кроме этого невыносимого гула. Далеко не сразу я заметил, что тоже нахожусь на одной из конвейерных лент и двигаюсь к какому-то механизму. Впереди виднелась громада из стекла и металла, дорога двигалась прямо к хищному чреву громадины, к разинутой пасти монстра. Даже отсюда я чувствовал жар и опасность от машины.

Вдруг меня кто-то окликнул:

- Что, сопляк? Всё-таки решил умереть как мужчина?

Ко мне подошёл Иван, он заметно прихрамывал, но его лицо светилось, как начищенная бляха.

- Рамирес… - Перебил я его. - Ты не видел Рамиреса?

- А, этот… богатырь, - разочарованно протянул Иван, шкрябая подбородок пальцами. - Ну да, видал его где-то там, позади, ядрёна вошь. Можешь поискать его, если заняться нечем. Но я бы на твоём месте взглянул во-о-он на ту махину. Думается мне, что это вход в Тирск, итить. Ага?

Я боялся даже представить, что ждёт внутри такого «Тирска». Смерть, ужас, боль — это лишь малая часть.

- Лучше расслабься, соплежуй. У тебя появился шанс нащупать свои яички и стать мужчиной. Радуйся! Такая благость не каждому выпадает.

- Нет-нет-нет, - залепетал я. - Я… мне нужно найти Рамиреса.

Рамирес всё ещё оставался для меня путеводной нитью. А если он в опасности и я смогу спасти его, то, возможно — лишь возможно! - его доверие вернётся ко мне.

- Ну, шуруй-шуруй, - проворчал Иван и почесал поясницу. - А мне пора на встречу с судьбой. Кто-то же из всех нас должен быть мужиком, едрить мою кочерыжку!

Иван развернулся и побрёл в сторону камеры. С каждым мгновением она становилось всё ближе и угрожающе нависала над дорогой. Я должен спешить.

Рамиреса я нашёл довольно скоро. Бедняга лежал лицом вверх с закрытыми глазами и, казалось, едва дышал. Я подбежал к нему, рухнул на колени и стал ощупывать — кажется, цел.

- Рамирес! - Позвал я, хлопая его по щекам. - Очнись, амиго! Ну же, давай.

Я не заметил, как стенания, густой красноватой патокой заполнявшие воздух вокруг, стихли — остался только скрежет механизмов. Я осмотрелся вокруг. В свете огромных ламп, висевших под недостижимым потолком, лица зерён вокруг стали бледно-серыми, почти как у Них. Несколько сотен пар глаз смотрели на точку за моей спиной.

Я не хотел оборачиваться. Я знал, что если сделаю это, то встану лицом к лицу с величайшим ужасом в своей жизни. И он увидит меня. А сейчас, пока он где-то позади, я представлял себе, что гигантский механический монстр где-то далеко. Спасительный обман словно мог сохранить мне жизнь, сохранить иллюзию краткой безопасности, обратимости всех ужасов, что произошли сегодня. Вот сейчас я приведу Рамиреса в чувства, мы встанем и просто уйдём. А что бы там ни было сзади, оно там и останется, безмолвное и бессильное против нас, потому что нельзя испугать или убить того, кто даже не знает о твоём существовании. Верно? Жар, волнами ласкающий спину, с тихим шипением и редкими потрескиваниями шептал, что я заблуждаюсь. Если я не скину шелуху страхов, то умру, даже не взглянув в лицо смерти, не узрев лик судьбы, не увидев, что убьёт меня. Смерть будет болезненной, но быстрой.

Я не хотел умирать.

- Рамирес! - Я затряс товарища ещё сильнее.

С каждой секундой жар за спиной становился сильнее.

- Давай же! Вставай, мать твою! Грёбаный ты пендехо! - Кричал я иступлённо и лупил, лупил по щекам Рамиреса.

Рамирес не приходил в себя, пока я не ударил так сильно, что из его носа не потёк сок. Он затёк ему в глотку, и Рамирес закашлялся.

- Какого?.. - начал было Рамирес, но тут его взгляд замер, увидев нечто позади меня.

Свет заслонила огромная тень. Медленно, скрипя кожей и суставами, я обернулся. В то же мгновение нестерпимый жар впился мне в лицо тысячей раскалённых игл. Гигантский механизм, словно титанический монстр, размеры которого не под силу осознать, распахнул свою пышущую жаром пасть. Его чрево пламенело, но самого огня я не видел. Горячий воздух потоком вырывался наружу, его источником были алые трубки вверху, в пасти монстра.

В отчаянной, последней попытке я схватил ничего не понимающего Рамиреса за руку и потащил за собой. Я видел перед собой выход и кучу зерён, не желающих предпринять хоть что-то. Страх на мгновение отступил, ведь выход - вот он! - только руку протяни. Рамирес, успев понять, что к чему, не разбирая дороги, помчался за мной. Инстинктивно я протянул руку вперёд, мне казалось, что так быстрее добегу до выхода. Вот он. Ещё всего один шаг. Краем глаза я видел, как Рамирес поравнялся со мной. Немного осталось. Потоки жара подгоняли в спину. Мы почти выбрались. Потом спрыгнем с этой дороги и найдём выход отсюда, сбежим. К чёрту Тирск! К чёрту Ивана! Прохладный ветер свободы дул в лицо откуда-то сверху.

Сверху? Почему именно сверху?

Огромная, тяжёлая перегородка из толстого стекла рухнула передо мной, едва не отсёкши мне руку. Мощный поток воздуха сбил меня с ног, и я больно упал на задницу.

Вот и ответ.

Механический лязг и грохот стихли, остались там, за барьером.

Я сидел и смотрел на стекло. Оно было с потёками, которые образовались от жара. Я так думал. И испещрённое грязными точками разных форм и размеров, въевшихся в стекло. Дорога подо мной остановилась. За стеклом мир стал мутным и отдавал желтизной. Зёрна лежали на ленте, всё так же бессмысленно стенали и ничего не делали, чтобы спастись. Чего вы лежите, глупцы? Бегите! Вот он ваш шанс. Я свой упустил. Он остался там, за стеклом, рядом с вами. Мне было невыносимо мерзко от бессилия, я не мог смотреть, как те, другие, ничего не делали. Почему? Что держало их? Что заставляло просто лежать и ждать своей смерти? А что подгоняло меня? Почему я бежал?

По лбу прокатилась капля пота и угодила прямо мне в глаз. Сильно защипало, и я зажмурился, пытаясь выдавить пот. Температура внутри быстро росла.

- Пендехо, ты чё расселся? - Сердитый голос Рамиреса и его оплеуха привели меня в чувство. - Надо валить, амиго! Или мы оба здесь сдохнем!

- Но… но куда? - едва смог выдавить я.

Во рту пересохло от жары и ужаса. Я едва ворочал языком.

- Куда угодно! Всё лучше, чем сидеть здесь и ждать смерти.

Он резко дёрнул меня за руку так, что я подскочил и оказался на ногах. Плечо неприятно ныло.

- Давай, вамос-вамос! - Поторапливал Рамирес.

- О, так вы всё-таки решили пройти путь мужчины, соплежуи? - Раздался голос со стороны.

Это был Иван. Он стоял, приветственно раскинув руки, словно собирается крепко обнять сразу нас обоих. - Опять ты, пендехо, - ответил ему Рамирес. - Я же сказал тебе отвалить!

- Сказал, сказал, - голос Ивана был снисходителен, словно он разговаривал с ребёнком. - Но вы здесь. Вас, молокососов, ведёт само Предназначение. Очень уж вы ему приглянулись, видать. Может быть, вас уже заждались в Тирске!

- Давай, Боб, по этому куску мьерда психушка плачет. Надо выбираться.

Я был согласен с Рамиресом. Мне совсем не улыбалась мысль, что кто-то где-то ждёт нас, а какое-то Предназначение хочет нашей мучительной смерти.

Наши с Рамиресом глаза встретились. Я кивнул ему, он кивнул в ответ. Синхронно мы отвернулись от Ивана и пошли в сторону одной из стен, перешагивая лежащие и стонущие тела.

Но мы не успели и пары шагов ступить, как тугие струи обжигающей воды сбили нас с ног и пригвоздили к полу. Вода хлестала сразу со всех сторон, заливалась в уши, нос, рот. Я попытался вдохнуть, но вода сразу забила мне глотку, и я начал захлёбываться. Подумать только, утонуть, даже не находясь в воде!

Струи били с такой силой, что казалось, вот-вот порвут кожу. Я взмахнул свободной рукой и с силой перевернулся на живот. Вода стала бить по спине, вжимая в резиновое покрытие конвейерной ленты. С трудом я поднял голову и огляделся.

Недалеко стоял Иван в полный рост и улыбался. Толстые струи воды били его со всех сторон, но он даже не дрогнул под их натиском. Судя по довольной ухмылке, Иван наслаждался каждой секундой. Под натиском воды его кожа шелухой слетала с Ивана, обнажая его новое тело. Светлое, молочно-белого оттенка, нежное, как только распустившийся бутон цветка, но мощное, как гранитная скала. В новом теле Ивана не было ни капли жира или посторонних примесей. Целиком и полностью оно состояло из узловатых мышц, скреплённых паутиной набухших вен. Иван улыбался.

С остальными зёрнами такого не происходило. С них слетала грязь и прилипший сор. С огромным усилием я перекатился, струя теперь била в резину ленты рядом со мной, разлетаясь на мириады сверкающих брызг. На мгновение показалась радуга. От горячей воды поднимался пар, постепенно заволакивая всё вокруг. Иван скрылся за белёсой пеленой, тем последним, что я видел, был его лукавый взгляд. Я бросился искать Рамиреса.

- Рамирес! - Кричал я что есть мочи, а туман, словно вата, поглощал звуки. - Амиго!

Я шёл вперёд, уворачиваясь от струй, руками пытался раздвинуть завесу пара, но влага оседала на коже горячими каплями и сбивалась в струйки, стекающие вниз. Руки тонули в молочном мареве, я брёл, спотыкаясь о тела, и звал, звал, звал Рамиреса. Он не откликался, и в мою голову настойчиво лезли пугающие мысли о его участи.

- Рамирес! - Мой крик снова утонул в паровой завесе.

- Боб! - Вдруг услышал я голос совсем рядом.

По коже даже в такой жаре пробежали мурашки — голос не принадлежал Рамиресу.

- Бо-о-об? Я знаю, ты рядом! - Голос сильный, звонкий, уверенный.

Откуда он меня знает?

Нужно валить. Я чувствовал, что голос не добрый. Нужно валить!

Я поспешил в сторону противоположную той, откуда доносился зов. Мои руки слепо шарили впереди, а ноги спотыкались о другие кофейные зёрна. Животный ужас подгонял меня, я почти бежал, не разбирая дороги. Шум, порождаемый потоками воды, шипение пара, стоны жертв невыносимой пытки заглушали шаги преследователя. К счастью, мои шаги тоже тонули в этой какофонии.

- Боб! Ты же только был здесь! Я зна-а-аю!

Сердце тревожно ухнуло куда-то вниз и замерло, пропустив один удар, затем вспрыгнуло и вновь заколотилось с бешеной отчаянностью. Но голос был дальше, значит, я бегу в правильном направлении! Хотел бы я сказать, что это первая хорошая новость за день, но к чёрту вообще весь этот проклятый день!

Вдруг шум утих, вода больше не била тугими струями со всех сторон. Дальше, дальше, нужно убежать от голоса как можно дальше. Теплота и дружелюбие, с которыми он звал, были приторными и с привкусом мертвечины. Бежать, только бежать!

Я споткнулся. Ну надо же мне было именно сейчас споткнуться! Не удержавшись на ногах, я сделал ещё несколько неуклюжих шагов по инерции и упал на что-то мягкое и тёплое. Это мягкое и тёплое издало удивительный по своей мелодичности и громкости стон. В другой ситуации я бы оценил его по достоинству, но не сейчас!

- Боб! Вот ты где! Я тебя нашё-ё-ёл! - Голос мгновенно оказался рядом со мной. Ещё секунда и я буду у него в руках! Нет-нет-нет!

Я слышал его шаги, почти видел его ноги. Бесформенная тень, скрытая туманом, как акула кружила вокруг, постепенно приближаясь ко мне. Вдруг страх ушёл. Зачем бояться неминуемого? Я закрыл глаза и приготовился к смерти.

Вдруг чья-то рука схватила меня, я дёрнулся и попытался закричать, но ладонь крепко зажимала мне рот. Глазами я попытался найти того, кому принадлежала рука. Хотелось хоть перед смертью столкнуться с ужасом лицом к лицу и не отвернуться. Прямо передо мной из тумана выплыло чьё-то лицо. Я не сразу узнал его, но это был Рамирес! Радостный крик почти вырвался из уст, но рука моего амиго по-прежнему зажимала рот.

Рамирес поднёс к губам указательный палец, я кивнул в ответ, и он медленно убрал ладонь от моего лица. Знаками Рамирес показал мне следовать за ним и бесшумно пополз в сторону. Двигаться за ним, зная, что где-то позади тебя ищет обладатель невообразимо жуткого голоса, было страшно. Мне казалось, что голос рядом, буквально дышит мне в затылок и через секунду наступит на спину, а я, не проронив ни звука, умру от бесконечного ужаса. Но я продолжал ползти. Я едва видел ноги Рамиреса впереди, но продолжал ползти. Он явно знал, где мы сможем скрыться.

- Бо-о-об? Боб! Это я! Неужели ты не узнаёшь меня? Я не причиню тебе вреда! Мы вместе выберемся отсюда!

По спине пробежали муражки, а меня пробрал озноб. Чутьё, понукаемое паранойей, говорило, что все обещания голоса лживы. Я хотел вскочить и бежать без оглядки, только бы подальше отсюда, но изо всех сил сдерживался. Рамирес, рискуя жизнью, спасал меня. Я не мог просто взять и забыть об этом, отдавшись страху. И я полз.

Чтобы справиться с ужасом, сковавшим моё сознание, я решил смотреть на ноги Рамиреса не отрываясь. Весь мир сузился до его ног, которые он медленно переставлял, проползая вперёд. Вот он подогнул левую ногу, упёрся носком в резиновый пол, оттолкнулся, занёс правую ногу, упёрся носком… Я в точности повторял его движения. Так было проще. Не было больше ничего вокруг, только левая и правая ноги. Левая. Правая. Левая…

Наверное, я очень громко сопел, но лучше так, чем дать волю рвущемуся наружу крику. Я чувствовал, как губы онемели, а зубы поскрипывали при каждом движении, так я их стиснул, чтобы сдержать крик. Из глаз невольно катились слёзы.

- Эй, Боб! Ну же, где ты?

Левая. Правая. Левая. Правая?

Правая нога замерла. Неужели всё? Тупик? Мне показалось, что голос совсем близко.

Вдруг из тумана показалась рука Рамиреса, она помахала мне, чтобы я подполз. Я шумно выдохнул от облегчения и продвинулся вперёд, туда, где лежал Рамирес. Мы оказались возле огромной металлической решётки. Её соты были узкими, но один уголок свободно болтался в воздухе.

- Давай, подсоби! - Прошептал Рамирес, тужась от усилия. Он пытался отогнуть сетку, чтобы мы пролезли, но ему не доставало сил.

- Бобби! - Голос раздался близко. Слишком близко! - Боб, я знаю, что ты здесь!

Зловещие шлепки босых ног доносились сразу со всех сторон, словно существо, порождавшее их, мгновенно перемещалось в тумане.

- Я слышу… слышу, как бьётся твоё сердце! - Шёпот, переходящий в крик, звучал почти над самым ухом.

Как можно тише, едва шевелясь, я подкрался к Рамиресу, ухватился за соты и потянул на себя, что было сил. Неожиданно я почувствовал, что страх стал слабее. Неужели, чувство страха отступает, когда ты что-то делаешь? Интересно… Я ещё поднатужился и даже захрипел — воздух выходил из лёгких от напряжения. Сетка, наконец, подалась, и мы в мгновение ока оказались по другую сторону.

Глубокое синее море над головой завораживало. Сквозь редкие малахитовые листья, колеблемые ветром, проглядывало небо. Я проснулся от невыносимо громкого и невыносимо прекрасного пения птиц — они радостно приветствовали новый день. Их радость я целиком разделял. В грудь освежающим и бодрящим потоком врывался прохладный горный воздух, а утренние лучи солнца грели кожу. Или шкуру? Что там у ягод?

Между рядами сновали те самые боги, что вчера пробудили меня к жизни. По крайней мере мне казалось, что именно они — причина моего существования. Может быть, и Предназначение, о котором вчера талдычили Иван и Рамирес, тоже связано с ними?

В нос ворвался густой, почти осязаемый аромат. Он был сладким и терпким одновременно и казался очень и очень знакомым. Словно колыбельная матери, услышанная сквозь года. Запах возвращал в далёкое, призрачное прошлое. Оно всплывало мутными, ничего не говорящими картинками. Аромат мне нравился. Он наполнял меня радостью и грустью одновременно. Словно это не запах чего-то неведомого, а прикосновение высших сил, которое наполняет тебя чувствами, названия которым не существует, и ты преисполняешься спокойствием и умиротворением. Я дышал так глубоко, как позволяла грудь, словно пил воздух и не мог напиться.

- Нет! НЕТ! НЕТ! - Вдруг рядом со мной раздался крик.

От неожиданности я вздрогнул и чуть не оторвался от ветки, на которой висел.

Кричал Рамирес.

- Стойте! СТОЙТЕ! ХВАТИТ!

Его голос сорвался и превратился в бессвязный крик.

- Рамирес! - позвал я! - Рамирес, очнись!

Рамирес вопил, беспорядочно махал руками и раскачивался на черенке — тонкая веточка грозила оторваться в любой момент.

- Рамирес! Проснись! Эй! Ээээй! Ну же!

Он никак не желал просыпаться, кошмар цепко держал его и не собирался отпускать.

Я набрал полную грудь воздуха и изо всех сил закричал:

- Рамирес!!!

Несколько птиц вспорхнули с веток и исчезли в небе, один из Них, проходивший мимо с дымящейся кружкой, встрепенулся и тревожно заозирался. Рамирес вздрогнул и открыл глаза. Его безумный взгляд блуждал по округе, все ещё пребывая в плену кошмара, затем он остановился на кружке в руке у Него. Нос Рамиреса опасливо принюхивался. Струйка дыма змеёй заползла в одну из ноздрей амиго. Нос замер, Рамирес боялся вдохнуть ещё. Вдруг он выдохнул и снова завопил:

- Нет-нет-нет! Каброн! Это же был сон! Это должен был быть сон!

Его обезумевшие глаза остановились на мне.

- Боб! - Позвал он. - Нам надо валить отсюда! Прямо сейчас, мучачо! Иначе нам ля муэртэ!

- Что? - Спросил я. - О чём ты толкуешь?

Вчерашний самоуверенный Рамирес словно обезумел от ужаса, словно ему снится кошмар, но проснуться он не может. Внезапное преображение Рамиреса пугало и меня.

- Нет времени, амиго! - Кричал он. - Мы должны бежать отсюда!

- Но… - я вспомнил слова старика ночью. - А как же наше Предназначение?

Я уже пожалел, что разбудил Рамиреса. Лучше бы он и дальше мучился своим кошмаром и не пытался затянуть в него и меня. В его глазах леденящий ужас выплёскивался через край. В желудке у меня поселился холод. Он сковывал мои внутренности и стягивал их в тугой узел.

- К чёрту предназначение! Нам! Нужно! Валить! И быстро!

- Нет! - теперь была моя очередь кричать. - Я не хочу! Ни за что! Здесь тепло и сухо, и мне ничего не угрожает!

Рамирес пугал меня больше, чем ночная птица.

- Мьерда! Ты дурак! Ты не знаешь, что тебя ждёт!

Рамирес вдруг успокоился, его взгляд прояснился. Он посмотрел на меня и сказал:

- Ладно, амиго. Потом спасибо скажешь.

Внезапно Рамирес схватился руками за черенок, торчащий из головы. Оторвал себя от него. Повис на руках и начал очень быстро раскачиваться. Глаза Рамиреса не отрываясь смотрели на меня. Раскачавшись, Рамирес отпустил черенок и полетел прямо вменя, широко раскинув руки.

Удар.

Невесомость.

Темнота.

***

Тесно, и нечем дышать. Я чувствовал, как шевелится пол подо мной. Темноту сменил красноватый полумрак. Земля, которую я видел, копошилась, шла волнами, как кипящее болото. Откуда-то сверху падал слабый свет, настолько слабый, что я ничего не различал вокруг. Сердце бешено колотилось, в ногах и руках поселились слабость и дрожь. Липкий страх растекался по телу. Вдруг кто-то будто щёлкнул тумблером и на меня сошла лавина звуков. Уже второй раз за день, но теперь меня поглотил животный ужас.

Со всех сторон на меня обрушились крики и стоны.

- Нога! Моя нога!

- Боже… Где я? Где я?! Кто-нибудь, помогите!

- Я… кха… не могу… дышать…

- Рука! Где моя рука? Я не чувствую её!

- Остановитесь! Кто-нибудь, остановите всё это!

- Почему я ничего не вижу? Эй, включите свет! О, нет… Нет-нет-нет! Мои глаза! Где они?! Аааа!

Вспышкой молнии сознание озарила мысль, которая и привела меня в ужас мгновение назад. Подо мной копошились другие кофейные зёрна! Я содрогнулся и вскочил, представив, что случилось с теми, кто оказался в самом низу. К горлу подкатила тошнота, и я яростно затряс головой, чтобы быстрее отогнать жуткие образы.

- Жалкие молокососы, итить вашу мать! Хватит ныть! Достойно встретьте свою судьбу!

Я где-то слышал этот голос. Кажется… Кажется, я узнаю его! Это же Иван!

- Иван! - Позвал я. - Это я, Боб!

- Сопляк! И ты здесь! - Услышал я в ответ. - А я б тебя не взял — больно мал ещё.

Сморщенный старик Иван зашевелился где-то в отдалении и начал двигаться в мою сторону, переползая копошащиеся и стонущие тела.

- Мьерда! Да ты дашь мне встать или нет, каброн?!

Голос прозвучал так близко и резко, что я подскочил, как ужаленный — Рамирес! Я совсем о нём забыл!

- Рамирес! Это ты! - Я нашёл его глазами — он лежал в груде тел и не мог выбраться.

- Да ты поможешь мне встать или так и будешь пялиться? - возопил он.

Я протянул руку и помог Рамиресу выбраться — зёрна, которые были рядом, стенали и плакали, не пытаясь встать. Они словно остолбенели от ужаса.

- Что… Что здесь происходит, Рамирес? Зачем ты втянул нас в это?

- Я? Да что ты несёшь, мучачо? Мьерда, да я нас спас!

- Это ты называешь спасением? - Я обвёл руками вокруг. Меня вдруг затрясло от гнева и отчаяния. - Мы могли и дальше просто висеть на ветке и наслаждаться жизнью! Но ты прыгнул на меня, и мы оба рухнули! Ты! Ты втянул нас!

- Мать твою, да ты ни хрена ещё не знаешь, каброн! - Ответил Рамирес. - Ты даже в самом страшном сне не представляешь, что нас ждёт.

- Да? - Я сорвался на крик. - А по-моему прекрасно представляю! Ничего хорошего нас не ждёт. Особенно теперь, когда мы оказались здесь. Кстати, благодаря тебе!

- Это случайность, - оправдывался Рамирес. - Амиго, поверь, я как раз не хотел здесь оказаться. Но Они нас подхватили и кинули сюда. Ты что, не помнишь?

- Нет… - признался я. Мои спесь и гнев куда-то улетучились, оставив место тягучему страху.

- Ясно, - промолвил Рамирес. Его тон смягчился. - Ты многого не знаешь, мучачо, а я… я всё вспомнил. Всё. До последнего мгновения. Мьерда, и я этому совсем не рад!

- Сопляк! - Злой окрик заставил нас обоих вздрогнуть. Рядом стоял Иван — он наконец дошёл до нас — и грозно смотрел в глаза Рамиресу.

- Сопляк, - повторил он, словно смакуя каждый звук. - Ты должен радоваться, что оказался здесь. Чёртов гешпанец. Не прошло и года, как говорится, и нас ведут к Предназначению. Тирск… Тирск ждёт нас!

Рамирес смотрел на Ивана глазами, широко раскрытыми от ужаса.

- Да ты в своём уме, старый пендехо?! - Закричал он. - Какое Предназначение? Какой Тирск? Нас всех ждёт одно — смерть!

Последнее слово Рамирес буквально выплюнул в лицо старику, но тот и не поморщился. Его лицо посетила загадочная улыбка человека, которому доступно сакральное знание, неподвластное другим, а взгляд… взгляд был добрым и мягким.

- Нет, - молвил он. - Не смерть — Предназначение. Поэтому, соплежуи, расслабьтесь и встретьте свою судьбу.

Напуганное воображение рисовало передо мной сцены ужасной смерти — так на меня воздействовал разговор Ивана и Рамиреса. Иван оказался каким-то долбанным фанатиком. Я чувствовал, что от него стоит держаться подальше. Но его вера в Предназначение, почти нежный взгляд подкупали. Я не мог совладать с собой и стоял в ступоре — ноги словно приросли к месту, а руки безвольно болтались вдоль тела. В горле пересохло. Какого чёрта вообще происходит? Хочу обратно. На ветку. Под тёплое солнце и ласковый ветерок.

- Боб. Боб! - Окрик Рамиреса вывел меня из ступора. - Не слушай этого старого, сумасшедшего пендехо. Послушай меня. Внимательно послушай! Боб!

Я смотрел на него не в силах даже моргнуть. Мне казалось, что я на самом деле не там, а где-то в другом месте, наблюдаю через экран или хрустальный магический шар, и всё это меня не касается. Вдруг хрустальный шар треснул, брызнули звёзды, как из разбитого калейдоскопа, и пришла боль — Рамирес дал мне пощёчину.

- Боб! - кричал он мне прямо в ухо.

Руки и ноги начали оживать, они снова подчинялись моим мыслям. Щека горела огнём, будто жарилась на сковороде. Боль, затухая, растекалась по коже, забиралась вглубь щеки и гасла возле шеи. Я снова был я.

- С… спасибо, - пробормотал я, потирая щёку.

- Аллилуйя! Боб снова с нами! - был ответ Рамиреса.

Я потряс головой, чтобы привести мысли в порядок — не помогло.

- Что… Кто-нибудь объясните мне уже, что происходит?

Иван, покрытый морщинами с ног до головы, почти коричневого цвета из-за лучей палящего солнца, едва заметно пошатывался. Он чуть подался вперёд и уже сделал вдох, чтобы начать говорить, но Рамирес оборвал его:

- Только заикнись про Предназначение, грёбаный пендехо! Я тебя так отделаю, что твоим предназначением станет быть пищей для червей.

Иван замер, несколько долгих мгновений они с Рамиресом смотрели друг другу в глаза. Кривая улыбка появилась на губах старого зерна, и Иван отвернулся.

Рамирес взглянул на меня.

- Слушай внимательно, Боб, - сказал он. - Предназначение, Тирск, что там ещё он тебе рассказывал. Всё это выдумки этого старого пендехо. Нас не ждёт ничего, кроме долгой и мучительной смерти, после которой даже это адское место покажется раем.

Я нехотя оглянулся — кофейные зёрна лежали друг на друге, стонали, ворочались, кто-то бесцельно бродил, словно ища что-то или кого-то. Стенания заполнили алый полумрак.

- Когда я был молодым, зелёным зерном, примерно как ты, - продолжал Рамирес, положив мне руку на плечо и глядя прямо в глаза. - Я стал свидетелем нечто ужасного. Это событие отпечаталось в моей памяти кровавым оттиском, но подсознание спрятало его от меня, только изредка показывая в кошмарах.

У меня было несколько друзей, мы были отличной компанией мучачос, но жизнь сыграла с ними русскую рулетку, и они проиграли. Никогда не играй в русскую рулетку, Боб, понял? Никогда! Мои амигос созрели раньше меня, и один из Них, - да-да, тех самых, кто каждое утро поливает корни и так трепетно ухаживает за кофейными зёрнами, - сорвал моих друзей с ветки и затем… О, боги! Я не хочу это вспоминать! Мьерда-мьерда-мьерда!

Рамирес говорил о запахе, которые так понравился мне утром. Выходит… выходит это запах кофейных зёрен? Таких же, как я?

- Боб, нам надо валить отсюда! - Рамирес помотал головой, словно стряхивая кошмар. - Прямо сейчас!

- Остановись, Роберт! - вдруг снова подал голос Иван. - Не слушай этого дундука. Ты последуешь за ним, а что он может предложить тебе взамен? Смерть да боль, едрить мою кочерыжку! Вот увидишь! Смирись, останься здесь и пройди этот путь до конца, стань мужчиной, а не сопляком. Всем нам нужно исполнить Предназначение. Вам и невдомёк, что в этом смысл и вечная радость...

Воодушевляющая речь Ивана резко прервалась — Рамирес из всех сил толкнул старика, и тот рухнул на безвольные тела кофейных зёрен.

- Что я тебе сказал, пендехо?! - Заорал Рамирес, от крика слюни срывались с его губ. - Закрой пасть и вали отсюда! Пойдём, Боб, я знаю, где выход, но у нас мало времени. Я не буду ждать тебя вечно.

Он отошёл в сторону и полуобернувшись смотрел на меня, рукой он звал за собой. А я не мог оторвать взгляд от Ивана. Старик силился подняться, но не мог — он перевалился с одного бока на другой, то тянул руки вверх, то пытался опереться на них. Безрезультатно. И наши взгляды не отрывались друг от друга. Губы Ивана кривила горькая усмешка, глазами, мне казалось, он будто извинялся передо мной, что так вышло. Будь он моложе и сильнее, то не оказался бы повержен на землю. Но возраст берёт своё, что вышло, того не изменить. Рамирес стоял прямо за ним.

- Ну и чёрт с тобой! - резко воскликнул он.

Рамирес перестал ждать меня и быстро зашагал вглубь алых сумерек. Я боялся идти за ним, но ещё больше страшился остаться здесь. Предназначение может оказаться выдумкой, а смерть неминуема в любом случае. Умирать мне не хотелось. Я последний раз взглянул на Ивана — он всё так же смотрел на меня, но его взгляд уже ничего не выражал. Он всё понял. Я перешагнул лежащего старика и пошёл вслед за Рамиресом.

Перед глазами стояла непроницаемая алая пелена, только в середине мерцало маленькое пятно бледно-розового света. Туда-сюда сновали тени, слышались голоса. Они что-то бубнили на незнакомом мне языке. Их было слышно словно через ватные затычки в ушах. И звон. Дурацкий звон заглушал всё вокруг. Вскоре он стал тише, и со всех сторон хлынули звуки, словно рухнула огромная плотина, и мощный поток воды закружил меня в страстном танце.

Постепенно я привык к звукам, они стали тише и больше не пытались контузить меня. Мир вокруг был живым. Пели птицы, ветер шуршал листьями, под чьими-то ногами влажно чавкала земля, пахло прелой травой и недавним дождём, голоса рядом то ругались, то смеялись.

Значит, я здесь не один! Нужно поговорить с ним. Я понятия не имел кто я, что я и где нахожусь. Вагон и маленькая тележка вопросов и ноль ответов. Ещё один вопрос в копилку: что такое вагон? И что такое копилка?

Я с трудом открыл и глаза и тут же закрыл обратно — солнечные лучи чуть не лишили меня зрения. Я предпринял вторую попытку и очень медленно и осторожно приподнял веки. Солнце пряталось за изумрудными листьями, подсвечивало их изнутри, я видел каждую прожилку, по которым струился живительный сок. Прямо передо мной среди листьев висел какой-то тёмный комок, но ему я не придал особого значения. Ветер качал крону и иногда лучи снова пронзали воздух и впивались мне в глаза. Но если не смотреть прямо на солнце, то всё не так уж плохо.

Ах да, я висел на ветке среди этой листвы.

- Эй, мучачо! - услышал я.

Я повернулся и увидел смуглую, бордовую ягоду с глазами, ртом, ногами, руками и другими необходимыми для мучачо конечностями. Меня это нисколько не удивило. Я такой же, разве только чуть светлее.

- Да-да, я тебе, слепой амиго! Наконец, ты проснулся! Тебя даже вчерашний ливень не разбудил. Я — Рамирес! Можешь звать меня Рама. Правда так меня никто не зовёт. Но ты можешь попробовать! Вдруг, приживётся? А не приживётся, чёрт с ним! Подумаешь! Какая разница, как тебя зовут, если ты пендехо? Имя должно подчёркивать твоё достоинство! Если оно само себя не может подчеркнуть, конечно. Но моё достоинство тут никто не может оценить, поэтому я придумал себе имя. Хорошее имечко, да, амиго? Оно значит «бесстрашный!» Это я сам придумал! Кстати, об именах. А тебя как зовут? Не то чтобы мне не уна мьерда, но надо же как-то к тебе обращаться, а постоянно звать тебя «мучачо» жирно будет.

Я молчал. Напор этого «амиго» очень настораживал. А ещё я не знал, как меня зовут — это настораживало не меньше. Может, он мне подскажет?

- Я… не знаю, - голос предательски дрогнул.

- Ай-яй-яй, амиго! - тут же отозвался Рама. Тьфу, нет, лучше Рамирес. - Мог бы и придумать, что ты как маленький! Ладно, будешь Боб. Не от Роберта, а от «бобовых». Потому что мы кофейные ягоды семейства бобовых. Мне это один мудрый перец рассказал. Правда, перец, клянусь своим зёрнышком! Он где-то за кустами висит. Или висел. Каждый вечер с ним переговаривались, пока Они не слышат. Что-то давненько он мне не отвечает. Заболел, что ли. Неудивительно. По утрам последние дни такой туман! Зябко от макушки до задницы!

Я встрепенулся, словно мне самому стало холодно. Этот Рамирес что-то знает об окружающем мире! Нужно побольше разузнать у него, потому что всё, что я помню, это душная темнота, гулкие голоса, обволакивающие волнами прибоя, и тёплые прикосновения чего-то большого и мягкого.

- Что за Они? - спросил я. - Разве есть ещё кто-то, кроме нас? И где мы, что это за место? Перец об этом не рассказывал?

- Тише, Боб, тише! - оборвал поток вопросов Рамирес. - Давай по порядку. Они — это те огромные мучачос, которые заботятся о нас. Ну, знаешь, польют, помоют, листочки разгладят, жуков там всяких смахнут — эти твари похуже геморроя будут, поверь мне! Ты как с луны свалился, в самом деле! Ну ничего, ты их как увидишь, сразу узнаешь. Вообще, амиго, я думаю, мы их боги. Иначе чего они с нами носятся, как с жемчугом? Не, братишка, мы им точно нужны. Наверное, для какой-то великой цели! Слышишь, да? У нас есть Великое Предназначение, будь я проклят! Надеюсь, что скоро узнаем! Что ты там ещё спрашивал, Боб? Задаёшь больно широкие вопросы. Кто я, где я… Бла-бла-бла...

Они… Он говорит с такой любовью об этих… мучачос. Может, и правда верит в то, что говорит? Предназначение. Что это такое? Смысл нашей жизни? Что ж, надеюсь, оно не заключается в том, что мы должны попасть на обеденный стол. Было бы глупо появится на свет ради того, чтобы тебя просто съели. Мир не может быть настолько суров.

Вдруг задул сильный ветер и унёс последние слова Рамиреса. Я успел услышать только обрывки, что-то про плантацию, горы и бог его знает что ещё. Спокойствия у меня не прибавилось. Я лишь узнал, что я ягода чего-то бобового. А что дальше? Если всё останется, как есть, то я не против. Виси себе на ветке среди изумрудных листьев под ласковыми лучами, наслаждайся теплом, бездельем и прохладным туманом по утрам. Если не думать, что рядом висит болтливый и несколько агрессивный Рамирес, то всё не так уж и плохо.

Сквозь листья и сгустившийся зелёный полумрак проглядывало небо. На востоке оно едва прикрылось платком цвета индиго, усеянном причудливым узором из сияющих звёздных угольков. С запада алеющее солнце опускалось к горизонту, поджигая его бордовым пламенем. Я вдруг почувствовал, что бесконечно устал. Нескончаемая болтовня Рамиреса породила ещё больше вопросов и утомила меня. Я протяжно зевнул и взглянул на него — Рамирес уже сладко спал, слегка покачиваясь на ветру. В воцарившей тишине я слушал тихий шёпот ветра в листьях, добродушный стрёкот насекомых, перекличку далёких птиц и их нежное воркование. Звуки вечера, как ручейки, слились в колыбельную, и я заснул.

Я видел сон необыкновенной красоты. Я висел на ветке возле прозрачного, как хрусталь, озера, любовался игрой мальков у берега и наслаждался кристально чистым горным воздухом, яркие солнечные лучи пускали от водной глади солнечных зайчиков прямо в глаза, то и дело ослепляя меня. Казалось, что так и пройдёт вся моя короткая вечность. Затем покой сна нарушили существа, которых я прежде не видел. Меня озарила догадка, что это те самые Они, о которых упоминал Рамирес. Они были огромны, их головы были усеяны перьями, а тела покрыты грязью и странными письменами, в руках они держали смертоносные предметы из чёрного, как ночь, стекла. Они неслись по кромке берега, а их голые стопы разбивали на мириады осколков небесную гладь озера. Навстречу, с другой стороны озера, из-за деревьев выскочили другие, закованные в сталь, вооружённые остро заточенными клинками и странными палками. Их было меньше, но палки изрыгали огонь и скрывали Их в клубах белого дыма. Противники сотнями падали ниц, и над их головами тут же смыкались воды, окрасившиеся в цвет крови. Они умирали с ужасом на лице, но всё равно шли вперёд. Смертельной битве не было конца, пока из леса не показалось огромное орудие на двух колёсах. Несколько Их тащили его за верёвки, вдруг остановились, и один из них взмахнул дымящейся палкой. Из жерла орудия полыхнула пламя, способное затмить собой само Солнце, следом раздался громкий, разрывающий уши, свист. И я проснулся.

- Ах ты ж, итить мать твою! Ещё один сопляк малолетний зенки мизрит!

Голос раздавался из темноты прямо передо мной, но я ничего не видел.

- Ну, и чего ты вылупился? Прямо на меня смотришь, дундук. Ну, молодёжь, никакого уважения к старшим.

Мои глаза постепенно привыкли к темноте. Конечно, мне не стало светло, как днём, но лунных лучей, пробивавшихся сквозь листву, хватало. Лёгкие порывы ветра шевелили листву, и свет выхватывал из сумрака говорившего. Я не сразу понял, что это кофейная ягода, к которой жара, солнце и засушливая погода обошлись очень сурово. Передо мной висел тот самый тёмный комок, который я видел днём. Тогда я не придал ему особого значения. Подумал, что это засохшие листья или нераспустившаяся почка. Но сейчас у комка были глаза, рот и изрезанное глубокими морщинами лицо.

- Ты кто? - спросил я.

- Ну, конечно! - услышал я начало гневной отповеди. - Никто молодёжь манерам сейчас не учит. Зачем? Если всё равно умирать, к чему правила приличия, мораль, этикет, да? Пережитки прошлого. Невдомёк, что именно они и делают тебя достойным. Эх, вот дотянуться бы до тебя, невежы и молокососа, да отвесить хорошего пинка под зад!

- Да кто вы такой? - взбесился я. Уже второй раз за день меня оскорбляли с первых же слов.

- Ой, надо же, на «вы», вшивый интеллигент. В мои годы интеллигентов мутузили нещадно. Так что давай без этих экивоков. Иваном меня кличут. А тебя как нарекли, молодец?

- Боб, - ответил я.

Кофейная ягода по имени Иван выглядела очень старой, её взбалмошный нрав не добавлял желания с ней подружиться. Но, по моему мнению, Иван должен знать больше Рамиреса, ведь он находится здесь дольше, судя по его состоянию.

Вдруг сильный порыв ветра зашелестел листьями, заглушая слова Ивана. Сквозь крону проглянула белая, как молоко, Луна. Ветер стих, воцарилась мёртвая тишина, и над нами промелькнула гигантская тень. страх липкими щупальцами сжал сердце. Иван молчал, и я боялся выдать себя малейшим звуком. Тень промелькнула снова. Через мгновенье ещё раз. И пропала. В ночь медленно возвращались звуки: стрёкот сверчков, шуршание насекомых в опавшей листве, шелест ветра. Я уже начал думать, что пронесло или вовсе просто показалось что-то несусветное. Сердце медленно успокаивало свой ритм, как тьма вновь накрыла нас. Я заставил себя взглянуть вверх — огромная тень закрыла Луну и быстро приближалась к нам. Пара светящихся глаз, не отрываясь, смотрели прямо на меня. Я попытался закричать. Из горла вырвался только хрип. Я кожей чувствовал взгляд тени. Ближе. Ещё ближе. Глаза сами собой зажмурились. Так будто спокойнее. Можно кричать. Кричу. Громко, даже в ушах звенит. Сильный порыв ветра качает меня. Рядом со мной хлопают огромные крылья. Воздух кончился - крик угас. Пронзительный писк. Снова хлопки крыльев, и наступает безжизненная тишина.

Звон в ушах опять сменяется обычными ночными звуками и громким хохотом Ивана.

- Что, Боб, обделался? - смеялся Иван. - Портки не забудь сменить, салага. Ну, надо же, так совы испугаться! Да чихать она на тебя хотела. Она мышей жрёт, которые как раз не прочь нами полакомиться. Одна из них как раз к тебе подбиралась. Я уж думал, ты в Тирск отправишься, Боб! Но так заорал, завизжал, чуть сову не спугнул! Я уж думал от тебя рожки да ножки останутся.

Я смотрел на Ивана и не мог вымолвить ни слова. Страх до сих пор сковывал меня. Даже если сова охотилась не за мной, а за мышью, то мне всё равно угрожала смерть. Что это за мир такой, где на каждом шагу тебя хотят убить?! Просто висишь на дереве, а погибель сама подбирается к тебе. Сердце до сих пор колотится, как бешеное, того и гляди выскочит из груди или вообще лопнет, как мыльный пузырь. Нет-нет-нет, такая жизнь не для меня. Можно мне заснуть обратно и не проснуться? А что там Иван говорил, куда отправиться? В Тирск?

- Эй, Иван! - позвал я как можно более уверенным голосом, но он всё равно предательски дрожал, как голая осинка на ветру. - Что такое Тирск? Надеюсь, там нет мышей, сов и постоянной угрозы смерти.

- О, Тирск, - мечтательно протянул Иван. - Это место, куда мечтает попасть — и обязательно попадёт — каждое кофейное зерно. Это огромный дом из толстой сосны посреди снежной тундры. В центре очаг с огнём до небес! На нём жарится пища, а подле сидят самые праведные. В этом доме всегда тепло, словно за печкой. Какая бы сильная метель не бушевала снаружи, всегда есть пища и сладкий хмельной мёд. Коварный напиток оставляет ум ясным, как небо в морозную ночь, а ноги хмелеют, как голодный бурлак в портовом кабаке. Дюже доброе место, где все мы однажды окажемся и услышим песни сладкоголосых валькирий. О, Тирск, Тирск, Тирск…

Медленно затух голос Ивана и утонул в стрёкоте насекомых и душной жаре тропической ночи. Но от слов старика веяло освежающей прохладой. Вместо продолжения я услышал сначала тихое посапывание с причмокиваниями, а затем храп — Иван заснул. Недалеко от меня сидела маленькая гусеница и размеренно жевала листок. Судя по её закрытым глазам, она спала, а тело само продолжало поедать зелень. Я потянулся к ней. Не достаю. Раскачался. Протянул руку и схватил её. Гусеница проснулась и от испуга свернулась в плотный клубок. Извини, родная, но мне нужно разбудить этого старика. Похоже, он много знает, но вовсе не жаждет делиться со мной.

Я швырнул гусеницу прямо в Ивана.

В полёте гусеница распрямилась и упала прямо на лицо Ивану, после чего снова свернулась вокруг головы старика. От неожиданности Иван проснулся и завопил. Вместо крика было слышно глухое мычание и видно круглые от изумления и страха глаза. Наконец, Иван полностью проснулся, схватил гусеницу и оторвал от себя.

- А-а-а! - Кричал он.

Вдруг его глаза налились яростью, гнев пришёл на смену страху, а рот ощерился редкими зубами.

- А-а-а! - Вопил Иван.

Да он никак собрался укусить гусеницу! Нет-нет-нет, не такой судьбы я ей желал!

К счастью, гусеница тоже уже давно сбросила с себя последние остатки сна. Ещё бы! После всего, что с ней произошло. Сначала какой-то чудак хватает её и бросает неизвестно куда, она хватается всем телом за не то ветку, не то листок. Казалось бы, спасена! Но вдруг ветка начинает вопить прямо ей в живот! А затем собирается съесть! Такого ни один сон не стерпит. Гусеница, забыв, что она не бабочка, невероятным образом изгибается и вырывается из рук злодея. Её зелёное тело с сотней маленьких ножек в милых красных ботиночках исчезает в темноте. Звука упавшего тела не слышно слишком долго. Я начинаю думать, что гусеницу постигла ещё более ужасная участь, чем смерть от падения, как вдруг из мрака доносится гулкое и обидное:

- Каброн!

Значит, жива. Я радуюсь, что не стал причиной смерти бедной гусеницы.

- Какого хрена, сопляк?! - Фальцетом возмущается Иван.

- Нет, это ты какого хрена?! - Вырвалось у меня. Я даже не ожидал, что могу так кому-то ответить. - Совсем с ума сошёл? Ты хотел съесть гусеницу?

- Она на меня напала, итить её! - сказал Иван. - Я защищался. Но это ты её на меня кинул. Больше некому! Ох, едрить мою кочерыжку, доберусь я до тебя!

Здесь моя карта бита.

- Что есть, то есть. Я же не знал, что ты любитель гусениц. Но ты не закончил рассказ, - миролюбиво говорю я. - Про этот свой Тирск.

- Ах да! - в голос Ивана вернулось привычное ворчание. - Тирск, ага. Я думал, что вот-вот в него попаду сейчас. Дюже жаль, гусеница сбежала.

- Но… то есть? - Спросил я.

- Дурья твоя башка, - Иван окончательно пришёл в себя. - В Тирск всего два способа попасть! Умереть в бою либо исполнить своё Предназначение.

Если со смертью в бою ещё худо-бедно понятно, то о Предназначении я слышал впервые.

- Что ещё за Предназначение? - спросил я.

- Так я тебе и сказал, соплежуй!

Почему он каждый раз меня оскорбляет? Чем я заслужил такую милость? Гусеница не в счёт! Она следствие, а не причина.

- Придёт время, и сам узнаешь. Каждое кофейное зерно узнаёт своё Предназначение в последний миг своих жалких потуг, по недоразумению названых жизнью. На твоём месте я бы молил всех богов, чтобы этот миг настал поскорее. Иначе займёшь моё место, а здесь не сладко, поверь мне, дундук. Каждое мгновение такой жизни мучительно.

- По тебе не скажешь, Иван, — озвучил свои мысли я.

- Ничего-ничего, доживёшь до моих лет, узнаешь!

Мне показалось, или в голосе Ивана прозвучали нотки обиды? Старика не поймёшь — его мысли скачут туда-сюда, как горные козлы по скалам. Больше на мои вопросы он не отвечал, как бы я не старался докричаться до Ивана, а вскоре с его стороны раздался храп. Второй гусеницы под рукой не оказалось, поэтому остаток ночи я решил проспать. Мне снился огромный дом, сложенный из исполинских деревьев. В окнах желтели отблески огня, и изнутри доносились звуки бесконечного пира и чьё-то сладкоголосое, мелодичное пение.