Пустельга. Часть 1⁠⁠

Кроваво-красная пустельга неистово махала крыльями и мотылялась из стороны в сторону высоко над касками лейтенанта и старшины. Юный солдат, Александр Ерохин, завороженно следил за необычной птицей. Это точно была пустельга, но уж больно окрас её отливал рыжим цветом, как волосы его матери. Птица сделала последний круг над головами диверсантов и упорхнула. Ерохин проводил её взглядом.

Отряд залёг за небольшой скалистой грядой, и лейтенант со старшиной осматривали местность в бинокль.

- Ну, - буркнул лейтенант Довлатов. - Что видишь, Семён?

- Та ничого, - ответил старшина Семён Шинкевич, невысокий жилистый мужик с проседью в волосах и рваным шрамом на левом ухе. Он смотрел в бинокль, задумчиво шевеля густыми усами. - Туман дюже странный, будто стена вокруг их лагеря выросла. И не видать никого. Над пойти да проверить!

Шинкевич передал бинокль командиру.

- Отставить проверить. Тарас, глянь в свою винтовку.

Блондин слева от командира смотрел в прицел мосинки. Его большие уши смешно торчали из-под каски.

- Нікого, товаришу командир. Хоч колею покати. Дивно…

- Алелекэ?

Рослый широкоплечий боец с пулемётом Дегтярёва за спиной взял бинокль у Шинкевича и приник к окулярам.

- Плохое место, однако. И запах плохой, товарищ командир.

В подтверждение его слов порыв ветра принёс охапку болотных ароматов: тины, газов и гнилья.

Снайпер Тарас оглянулся на Ерохина.

- Ерохин, ти ж молодий, око гостре. Глянь, а?

- Та он немой, Нехлебко! Чого его спрашивать? - Ответил за Ерохина Шинкевич.

- Як не мій? А чий? - Удивился Тарас Нехлебко.

- Отставить разговорчики! - Оборвал обоих лейтенант Довлатов, глянул в сторону Ерохина. Александр только сейчас заметил, что его лицо рассекает шрам от правого глаза до левой скулы.

Александр не обижался на шутки по поводу его немоты. Привык.

Ерохина приставили к отряду в последний момент, ночью, когда они уже покидали расположение. Приказ командования был короток и ясен: «Ерохина принять в отряд». Почему и как Александр и сам не знал. Он только закончил учебку, и всех его товарищей уже распределили по полкам и дивизиям, а с ним тянули дольше всех.

- Если бы я хотел отправить на задание штрафной батальон, то так бы и сделал, лейтенант Довлатов, - обдал холодом голос сзади.

Никто из диверсантов даже не заметил, как к ним подошёл человек. Высокий, худой и бледный блондин с голубыми глазами. Кожаный плащ висел на нём, как на вешалке, и капельки росы серебристыми бусинками стекали вниз. Из-за влаги красный кант на фуражке превратился в бордовый.

Бойцы от неожиданности вскинули оружие и направили его на пришельца. Все, кроме лейтенанта Довлатова.

- Отставить, - приказал он.

Рядом с пришельцем Довлатов казался богатырём, но от человека в плаще словно волнами расходилась сила и уверенность. Ерохин взглянул на погоны — капитан.

- Здравия желаю, товарищ капитан НКВД, - Довлатов козырнул пришельцу и вдруг заулыбался. - Аскольд, какими судьбами? Со школы не виделись.

Лицо капитана немного потеплело.

- Я на задании. Как и вы. - Ерохин услышал лёгкий немецкий акцент. - С этой минуты я руковожу операцией. Приказ командования.

Капитан достал какой-то листок с печатью из планшета и протянул лейтенанту.

- Німець, чи що? - Пробормотал Ерохину на ухо Тарас.

Ерохин пожал плечами.

Капитан зыркнул на снайпера.

- Для вас «капитан Вебер» или, лучше, «товарищ капитан».

- Так точно, товариш нi… товариш капiтан! - Козырнул Нехлебко и нарочито подобрался, взяв винтовку на караул.

- Отставить паясничать, - беззлобно приказал лейтенант. - Извини, Аскольд, но командовать буду я. Это мой отряд и мои люди. Не могу я их кому-то ещё доверить. И не проси.

Капитан Вебер забрал листок с приказом у лейтенанта и нервно дёрнул головой. Несколько капелек росы сорвались с фуражки.

- Это нарушение Устава, лейтенант, - процедил капитан Вебер, поиграл скулами и продолжил более тёплым тоном. - С другой стороны, эффективность отряда под вашим командованием весьма… радует. Командуйте, но не забывайте, как младший по званию вы подчиняетесь моим приказам.

Лейтенант Довлатов помолчал немного и кивнул. Вебер продолжил:

- Наша задача: незаметно подобраться к лагерю противника и добыть сведения о его деятельности. Приступать нужно немедленно.

Алелекэ, чукча по национальности, по-доброму улыбнулся и сказал:

- Товарищ капитан, разрешите обратиться, однако?

- Обращайтесь.

- Необычный это туман, однако. Недобрый. Нам бы дождаться, когда он рассеется.

- Нет, идём сейчас, - сказал Вебер, недобро прищурившись. - Это приказ.

Алелекэ вздохнул, пожал плечами и поудобнее перехватил пулемёт. Глядя на него, остальные бойцы тоже подобрались и приготовились выступать. Лейтенант скомандовал:

- Шинкевич вперёд, Нехлебко за ним, Ерохин замыкающий. Давай, Шинкевич, ты у нас в болоте рос, тебе и вести.

- Та кто вам токое сказал, что в болоте? Рядом! Рядом с болотами. Сами вы водяные. - Пробурчал Шенкевич, но пошёл вперёд.

У границы тумана Шинкевич остановился.

– Обождите малясь. Слегу соображу. В болото без слеги лезть - самоубивство чистой воды.

Шинкевич срубил одинокую молодую березку маленьким топориком и обстругал её.

- Слега одна всего, так что след в след шагайте и друг за друга держитесь, будто репку тяните. Токмо не дёргайте, а то все в болото ляжем.

Отряд спустился с земляного откоса и шагнул в туман. Ерохин шёл последним и видел, как один за другим исчезают спины товарищей в молочной пелене. Сначала Шинкевич, потом Нехлебко с мосинкой наперевес. Лейтенант Довлатов и капитан Вебер. Алелекэ на миг обернулся и подмигнул Ерохину, дёрнул плечом, поправляя пулемёт, и шагнул в туман. Ерохин схватил его за пояс и ступил следом.

Мох влажно чавкал под ногами, пахло тиной. Мощная спина Алелекэ, как потухший маяк, покачивалась в тумане. Ерохин старался не отставать и не отпускал его ремень. Ни сейчас, в ходьбе, ни в целом. Об отряде Довлатова в учебке не слышал ленивый или глухой. Самые результативные диверсанты на Волховском фронте. Каких только операций за ними не числилось: взрывы дамб, добыча секретных сведений противника, убийства фашистских генералов, взятие высокопоставленных языков, целые составы пущены под откос! Не было в Красной Армии бойца, который не хотел бы служить в отряде Довлатова. По крайней мере, так думал Ерохин. Он-то очень хотел.

По мнению его товарищей в учебке, лучше немца никто не бил. Болтовня, конечно, но Ерохин не просто хотел, а мечтал бить фашиста. Бить его яростно и с упоением, всеми средствами: умом, силой, да хоть сапёрной лопаткой! Никогда из его памяти не вымарается, как и что сделали захватчики с ним. С семьёй, матерью и старшим братом, на которого он равнялся всю сознательную жизнь. Поэтому в день восемнадцатилетия он уже с утра стоял у дверей военкомата. И горел радостной яростью, когда узнал, что его назначили в отряд Довлатова. Он оправдает оказанное доверие. Любой ценой.

Увлёкшись мыслями, Ерохин не заметил, как растаяла в тумане алелекинская спина, а ремень пулемётчика выскользнул из расслабленной руки. Он остановился, и болотная жижа жалобно чавкнула под ногами. Это был последний звук, который услышал Саша - все остальные туман поглотил, как вата. Ни пения птиц, ни квакающих лягушек, ни зуда насекомых, даже болотный газ нигде не булькал. Ерохин запаниковал, дёрнулся в одну сторону, потом в другую, сердце бешено колотилось. Пелена тумана смыкалась вокруг него. Ерохин даже ног не видел.

Вдруг что-то клюнуло в затылок. Пустельга зависла перед Ерохиным. Клубы тумана вихрились под её крыльями, разрывались, клубились. Белёсые щупальца тянулись к птице, но быстрые крылья рассеивали их. Рыжее оперение в молочном мареве казалось кроваво-красным, зловещим, Ерохина пугала странная пустельга. Он пятился, пока птица не скрылась в тумане. Но она вновь повисла перед ним и бросилась когтями вперёд.

Ерохин зажмурился и отпрыгнул. И с оглушительным плеском рухнул в болото. Вонючая жижа тут же сомкнулась над головой и погрузила во мрак. Ерохин уже прощался с жизнью, когда кто-то схватил его за шкирку. Сильный рывок потащил наверх, вырывая из густой тины, словно большую репу, и поставил на твёрдую почву. Алелекэ добродушно улыбался, глядя на чумазого Ерохина. Он обхлопал рыжего юнца, сбивая грязь.

- Чуть не пропал, однако, - сказал чукча. - Пошли. Надеюсь, штык не потерял?

Ерохин ощупал себя — штык в ножнах за поясом, где и полагается.

Туман, уже не такой густой, расступился. Болото ожило, забулькало, заквакало. Ерохин почти бегом бросился следом за Алелекэ - не хватало снова потеряться! Чукча вывел Александра на окраину лагеря немцев. Оказывается, он был совсем рядом, но объяснить, как он заблудился в считанных метрах от отряда, Ерохин не мог.

Диверсанты ждали его и Нехлебко. Снайпер отряхивался и отплёвывался.

- Я ж казав, він нас втопити хотів! - злобно зашипел Тарас, увидев Ерохина. - Гляньте, не тільки мене Шинкевич викупав! Кажу вам, подвійний агент він. На німців працює!

- Отставить бубнёж, - отрезал лейтенант. - Странно всё это. Часовых нет, караулов тоже. Лагерь словно вымер.

- Дак эт ж хорошо, тащ командир! - Сказал Шинкевич. Он прятал улыбку за усами, слушая причитная Нехлебко. - Чем меньше немцев, тем лучше!

Капитан Вебер одарил Довлатова коротким взглядом и сказал:

- Приказ всё тот же.

- Да, Асик, изменился ты... - хмыкнул лейтенант. - Нехлебко вперёд, Алелекэ прикрывай. Мы за вами. Ерохин, не зевай, второй раз из трясины не вытащим. Проверяем каждую палатку, смотрим в оба, ведём себя тихо. Неизвестно, какие сюрпризы нам фриц оставил.

***

Диверсанты медленно продвигались вглубь лагеря. Проклятый туман ограничивал видимость. Ерохину казалось, что в нём постоянно мелькают какие-то тени, но стоило задержать взгляд на одной, как она тут же растворялась. Шинкевич шёл перед Александром, белорус, росший в болотистой местности, не обращал на миражи внимания, видать, привыкший. Шаг за шагом они исследовали лагерь. Заглядывали за каждый угол, в каждую палатку, но ничего не находили. Смятые постели, раскрытые документы, грязная посуда. Лагерь опустел быстро и внезапно.

Будто туман поглотил всех людей.

Спереди закричал гусь.

- Тарас зовёт, - расшифровал старшина Шинкевич. - Пошли, Ерохин, глянем, чого он тама нашёл.

Остальные уже были возле снайпера. Туман скрадывал силуэты диверсантов. Ерохин понадеялся про себя, что к обеду выглянет солнце и рассеет его. А то так можно и в трёх соснах заблудиться.

Нехлебко опёрся ногой на бруствер из мешков с песком.

- Кулеметне гніздо, - сказал он задумчиво. - Та тільки дивне воно.

- Не в ту сторону пулемёт смотрит, однако, - подтвердил его слова Алелекэ.

Ерохин подошёл ближе и увидел, что немецкий MG-42 не наружу лагеря, а внутрь. Гильзы золотистым ковром усеивали землю под пулемётом. Лейтенант зачерпнул горсть и просыпал сквозь пальцы.

- Куда они стреляли? - Проговорил он.

- Знамо, куда! - неожиданно громко воскликнул Шинкевич и махнул рукой в направлении пулемёта. - Туда! А вот в кого? Пошто ты мне, командир, не дал взрывчатку взять! Подорвать бы эт место к чортвой матери и дел с концом! Не нравится...

Пламенную тираду старшины оборвал росчерк трассера. Несколько пуль впились в мешки под ногой Нехлебко и подняли фонтанчики песка.

- В укрытие! - Закричал лейтенант и прыгнул за бруствер.

Шинкевич уронил Ерохина на себя. Звонко врезалась пуля в каску и отскочила. Вражеский пулемёт строчил, не переставая.

- Открыть ответный огонь! - Приказал командир и начал стрелять, положив ППШ на бруствер. - Аля, не давай ему головы поднять!

Могучая фигура чукчи выросла рядом, неспешно забухал его пулемёт.

- Я його не бачу, - сквозь грохот выстрелов прорвался голос снайпера. - Мало не зачепив, гад!

В тумане роились пули, вздымая фонтанчики песка и грязи. Ерохин извернулся, лёг на живот, прицелился в сторону, где виднелись вспышки немецкого пулемёта. «Строчит, как швейная машинка,» - отстранённо подумал он.

Его этому учили. Огонь на подавление. Приклад самозарядной винтовки Токарева услужливо ткнулся в плечо. Ерохин потянул за спусковой крючок. Выстрел. Ещё. И ещё. Громко, сочно. Отдача била в плечо, кричала: «Давай! Ещё давай! Бей немца!» И Ерохин бил. Стрелял в туман, выплёскивая накопившуюся ненависть к врагу.

Из забытья его вырвал голос Довлатова.

- Ерохин, твою мать! Не трать патроны! С Шинкевичем зайдите с фланга! Аля, прикрой их!

Пулемёт Алелекэ не замолкал. Бухал и бухал, словно кузнечный молот, с каждым выстрелом разгоняя туман. Рваные клочья, как ошпаренные, разбегались от яростных пуль. Но немец не замолкал, строчил швейной машинкой узор смерти над бруствером. Ещё одна очередь впилась в мешки и осыпала песком диверсантов, загнав их в укрытие. Но они снова подняли головы и ответили тем же. Сверчки пуль устремились в сторону врага.

Бой в тумане завораживал. Ерохин усилием воли оторвался от зрелища и отполз за угол палатки. Шинкевич уже ждал его.

- Ну, чого робеешь? За мной, дитятко!

И они, крадучись, пошли в обход. Звуки боя постепенно перемещались. Пулемёт немца на миг замолк, потом снова застрочил. «Перезаряжался, наверное,» - пыхтя, подумал Ерохин. Тяжело ему было поспевать за пожилым старшиной. Они крались, пока выстрелы пулемёта не стали слышаться сбоку.

Шинкевич обернулся и зашипел, приставив палец к губам, затем прошептал:

- Где-т тута он. Ты вперёд иди, заходи со спины. А я прикрою, вдруг он не один.

Ерохин кивнул. Наконец-то он сам убьёт немца, начнёт мстить за брата и мать, за порушенную жизнь.

Он крался, выверяя каждый шаг, заходя за спину пулемётчика, когда на него кто-то бросился из темноты. Враг повалил его на землю и намертво вцепился в винтовку. Ерохин успел заметить погоны Красной армии, когда приклад упёрся в горло. Противник, рослый солдат, давил изо всех сил. Воздух с трудом попадал в лёгкие, Ерохину едва хватало сил держаться, но враг наседал с каждой секндой сильнее. Всё больше винтовка сдавливала горло. Краем гаснущего сознания Ерохин отметил, что лакированное цевьё липло к коже. Стук крови в ушах заглушал остальные звуки.

- Н-на, вражина! - Услышал Ерохин крик старшины, и мощный пинок скинул врага.

Юнец с шумом вдохнул вонючий болотный воздух. Никогда он не казался таким вкусным.

- Быстрее! - Крик Шинкевича подбросил Ерохина. - Второго бей!

Схватив грязную винтовку, он кинулся вперёд и почти сразу спрыгнул в небольшой окоп. Фриц лежал возле раскалённого пулемёта на ковре из гильз. Его широко распахнутые серые глаза смотрели на Ерохина.

- Нихт шиссен… Нихт шиссен… - Как заклинание бормотал немец.

Его рука отчаянно дёргала пистолет, застрявший в кобуре.

Ерохин направил винтовку на фашиста и потянул за спуск. Умри. Глухо щёлкнул курок. Юный диверсант забыл сменить обойму. «Неужто так придётся?» - промелькнуло в мыслях Ерохина. Вспыхнул образ окровавленных рук и шёпот избитого им товарища «Не надо...», и то болезненное удовлетворение, которое он испытал. Ерохин остолбенел. Одно дело убить врага пулей, а другое — голыми руками.

- Найн! - Закричал фриц и выдернул наконец люгер из кобуры.

Но выстрелить немец не успел. Приклад мосинки старшины обрушился на голову врага.

- Ты чого, заснул, что ли, сопляк?!

Шинкевич бил немца иступлённо, самозабвенно.

- Как... мне этого… не хватало! - Приговаривал старшина.

Он бил, пока на бруствер не вскочил огромный чукча. Алелекэ перехватил удар. Его взгляд был необычайно серьёзен.

– Прекращай, однако, товарищ старшина.

- Уйди, Алелекэ, - пыхтел Шинкевич. - Дай душу отвести… Не то зашибу!

Ерохин испугался, что сейчас старшина и правда ударит доброго чукотского богатыря. И он не знал, на чьей стороне вступить в драку.

Рука Алелекэ не дрогнула и не ослабила хватку, а на лице появилась добрая участливая улыбка.

- Семён, не надо, однако.

Старшина злобно оскалился, седые усы встопорщились.

- Алелекэ… - Процедил он. - Вот ты чукча, так?

- Так.

- Знамо, с Севера будешь. Так?

- Так, товарищ старшина.

- А я беларус. Под Минском жил всю жисть. В деревне. Знаешь какая то деревня была? Загляденье! Рощи, луга, даже болото приятственно пахло! А знаешь, что немчина сделал? Забыл? Забыл, откель шрам на ухе у меня?

С каждым словом Шинкевич всё больше кричал, а в уголках глаз, в морщинках, которые появляются у людей смешливых, улыбчивых, копились слёзы.

- Помню, однако. Семён…

- Нет, позволь я тебе ещё раз напомню! Фриц, падаль такая, пришёл! Сжёг всё! Детей моих, братьев, сестёр! Мать! Всю жисть мою сжёг. Это не человек перед тобой лежит, Алелекэ, а зверь о двух ногах, о двух руках! Зверь этот ухо мне отрезал! А я сбежал! Горло зубами собственными перегрыз этому зверю!

- Нельзя так, однако. Зверя убей, но сам человеком останься, старшина.

- Пусти! - Вопил Шинкевич, дёргая винтовку из рук Алелекэ.

- Сам пропал, Семён, но юнца за собой не бери, однако!

- Я его войне учу! Не жить, а убивать! Хочешь одолеть жестокого зверя, сам зверем стань! Отдай винтовку!

Шинкевич продолжал неистово дёргать оружие из рук чукчи, но северный богатырь не поддавался. Ерохин понимал старшину, а Алелекэ нет, или не хотел, потому что не сталкивался с тем горем, что пережили Шинкевич и Ерохин. Горе настолько сильное и всеобъемлющее, что душа походила на выжженную пустыню, в которой никогда не появится зелёный росток. Горе настолько потрясающее, что навсегда меняет само русло, по которому течёт мысль разума. У Ерохина горе отняло возможность говорить. Да он и не хотел. Нечего было ему сказать. В душе только огонь ненависти горел, не угасая.

Но что-то отталкивало в облике старшины. И пугало. Не то оскаленные зубы, с которых капала слюна, не то седые усы с росинками крови на них, не то взгляд, отчаянный, безумный и нечеловеческий.

Старшина заревел, упёрся ногой в насыпь и дёрнул винтовку. Пальцы Алелекэ разжались, и Шинкевич чуть не упал, но удержал равновесие и тут же замахнулся на чукчу. Ерохин ахнул, дёрнулся на помощь пулемётчику. Ведь нельзя же своих! Врага только бей! Да разве зверь в ярости различает своих и чужих? Ерохин не успел.

- Отставить! - Резкий окрик командира, как пощёчина, отрезвил старшину. Довлатов появился рядом с чукчей. Шрам на лице горел красным после боя.

- Злобу прибереги, Семён. Могли языка взять.

Следом за командиром на мешки с песком запрыгнул лопоухий снайпер Тарас.

- Чи що, Семён? Знову поспішив? Я ж тобі казав, що ворога мочити треба поступово, щоб відчути встиг!

Остывший Шинкевич только отмахнулся от Нехлебко.

- Тут ищо один есть, - хрипло сказал старшина. - Неподалёку. Чуть Ероху к праотцам не отправил.

Туман после боя рассеялся, стало светлее, в небе показалось бледное солнце. В стороне Ерохин увидел тело, над которым склонился старшина, а рядом с ним словно из ниоткуда материализовался капитан Вебер. Ерохин не заметил, чтобы Аскольд участвовал в бою. Наверняка, прятался серый кардинал, а весь удар на себя принял их командир.

Человек, напавший на Ерохина и оглушённый Шинкевичем, лежал без сознания. Аскольд отогнал от него старшину и присел рядом на корточки. Едва он прикоснулся пальцами ко лбу поверженного, как тот очнулся и широко распахнул глаза.

- Как тебя зовут, солдат? - Спросил капитан..

Глаза солдата бездумно обшаривали пространство вокруг, словно он не понимал, где находится. Вдруг они зацепились за Ерохина. Юному диверсанту под его взглядом стало неуютно, и он поёжился.

- Он! - Неожиданно закричал солдат. - Он! Убейте его! Он придёт за ним!

- Кто он? - Спросил Аскольд, и в его голосе прозвенела сталь.

- Он! - Кричал солдат и тыкал пальцем в Ерохина.

- Оставь, Аскольд, - подошёл к капитану Веберу Довлатов и положил руку на плечо. - Контуженный, видишь?

Аскольд встал и отвернулся от солдата. Ему не удалось скрыть разочарование за маской безразличия — глаза выдавали его нетерпение.

- Этот человек — единственный живой свидетель. Отвечаете за него головой, лейтенант.

И Вебер ушёл.

- Алелекэ, покорми, обогрей и не дай убежать. В общем, сам знаешь. Туман рассеивается. Разделитесь и осмотрите лагерь. Ищите любые документы, припасы, оружие. Нам нужно узнать, что здесь произошло.

И Довлатов ушёл вслед за Вебером.

Пленный больше не показывал пальцем на Ерохина, но не сводил с него безумных глаз. Александр поспешил убраться подальше от пронизывающего взгляда контуженного солдата.

Следующая часть.