Не оборачивайся. Часть 4⁠⁠

Предыдущая часть

Сон растаял, как утренняя дымка, и оставил беспомощно лупать глазами в темноте. Помню, весь день провозился со скотиной, а под вечер уснул, едва голова коснулась подушки. Вымотался за последние дни будь здоров, даже сон на полу показался мне райским блаженством. Нащупал рукой спички в кармане и зажёг одну. Крохотный огонёк едва разгонял темноту, но его хватило, чтобы взять со стола свечу и зажечь её.

В царстве скачущих теней явно было что-то не так. Я прислушался: тихо гудел котёл, едва слышно потрескивая теплообменниками, снаружи глухо гулял ветер. Но одного звука не хватало. Звука, к которому я успел привыкнуть за несколько дней. Я бросился к дивану, что стоял спинкой ко мне. На диване никто не лежал и не сопел. Так я и знал! Стоило привязать его к дивану! А теперь Ярослав сбежал да ещё мои лыжи прихватил! Ох, не зря раньше говорили, что на молодых заживает всё, как на собаках. Едва оправился и тут же дёру дал.

Я жил один, вдали от других людей, если они вообще оставались. Думал, так безопаснее и… я ни к кому не привяжусь, если никого не будет. И больше ничья смерть не причинит мне невыносимую боль. А тут, как снег на голову, рухнул этот Ярослав! Словно неоперившийся птенец из гнезда вывалился. Да у него ещё молоко на губах не обсохло! Сгинет и поминай, как звали. Стоило мне его встретить, как все мои принципы дали трещину, увидел… крыло его подбитое, и расклеился, вспоминать стал. Тьфу! Аж самому противно. Сколько таких пропало, как он, во всём мире? Миллионы? Миллиарды! Одним больше, одним меньше, какая разница? Уходить Ярика никто не заставлял, так что скатертью дорога, раз такой самостоятельный!

Я поморщился от накатившей изжоги. Только её не хватало. А молоко как на зло закончилось. Но есть ещё одно средство. От изжоги вряд ли поможет, но точно заглушит назойливый шёпот совести.

Я взял свечу и подошёл к кольцу, вбитому в деревянный пол, потянул — тяжёлый деревянный люк со скрипом подался — и на меня пахнуло холодом и подвальной затхлостью. Внизу, отражая мечущийся огонёк свечи пыльными боками, стояли ряды пузатых бутылок с наливками и настойками — понаделал целую прорву алкоголя, а выпить не с кем. Без особого энтузиазма я взял одну, самую пыльную, бутылку. Устрою себе маленький конкурс «Угадай настойку с одного глотка». Я уже отвернулся, как мой взгляд зацепился за слабый золотой отблеск на полке. Так вот куда я тебя спрятал…

Позади взятой бутылки к пыльной стене прислонился старый фотоальбом. Покрытый толстым слоем пыли кожаный переплёт всё же сохранил блеск золотого тиснения. Я смотрел на него во все глаза, но не мог протянуть руку, чтобы взять. Слишком многое скрывалось в нём, от чего я бежал, чтобы спокойно жить и не вспоминать, не бередить старые раны. Но часть меня хотела взять его в руки, чтобы вновь почувствовать боль, почувствовать себя живым.

Пальцы словно сами собой коснулись золотого тиснения, скользнули по бороздам и оврагам отпечатков, даря неприятное ощущение сухости и скрипучей пыли. Из памяти давно стёрлись лица, но фотографии в альбоме сохранили их. Я вдруг понял, что не помню собственного лица. Когда я последний раз смотрелся в зеркало? Брился и стригся на ощупь. Похож ли я всё ещё на того человека с фотографий двадцатилетней давности? Или совсем потерял человеческий облик? Если бы не Маша, которой я порой изливал душу — или её остатки? - мне бы пришлось разговаривать с волейбольным мячом, дабы не забыть совсем человеческую речь.

Альбом приятной тяжестью оттягивал руки, я дохнул на него, и облачко пыли на секунду охватило меня. Вместе с бутылкой я вынес альбом наверх и положил перед собой на стол.

Это не просто альбом, а летопись моей семьи. Несколько поколений вклеивали в него фотографии: чёрно-белые, негативы фотоплёнки, цветные кадры, распечатки с цифровых фотоаппаратов. Когда альбом перешёл ко мне, я продолжил эту традицию. Жена посмеивалась над моей старомодностью, но всё же вместе со мной отбирала фотографии. А потом и подросшие дети втянулись. Мы словно играли в занудную, но любимую игру. Она была способом собрать нас вместе на несколько чудесных мгновений, чтобы отмахнуться от ежедневной рутины и побыть семьёй.

А теперь я не помнил их лиц.

Тёмная ароматная жидкость выплеснулась в стакан, а альбом с тяжёлым шелестом старой бумаги раскрылся. С чёрно-белых фотографий на меня смотрели счастливые люди из прошлого. Самых первых я никогда не видел, только подпись под фото говорила, что на грубой сколоченной скамейке подле забора сидят Аксинья и Федот в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Тяжёлое было время, но эти люди выжили и вырастили детей, в том числе мою прабабушку, Софью, вот она плещется в пруду в тысяча девятьсот тридцать втором, совсем ещё ребёнок, который не знает, чем грозит будущее всего лишь через десяток лет — Великая война, всколыхнувшая всю страну, весь народ. Вот Софья, совсем ещё юная, но уже в военной форме с красным крестом на рукаве. На руках у неё мой дед, Ерофей, а рядом Николай, ставший моим прадедом, тоже в военной форме. Под фотографией подпись: 7.XI.1941. Они оба не вернулись с той войны и остались в памяти вечно молодыми и бесконечно счастливыми. Ерофей не пропал, его воспитали Аксинья и Федот, не бросили. Вот он на ещё одной фотографии, худой, но счастливый. Страна тогда оправлялась после войны, но люди снова были уверены в своём будущем. Потому что держались вместе и своих не бросали. Может, это и делало их людьми?

Фотографии мелькали одна за другой, появились мои родители, а потом я, сразу в цвете, в девяностых. Мелкий карапуз, который даже не подозревает, что в стране опять разруха. А вот моя жена, Светка, белокурая, словно ангел, и такая же красивая, и наши дети, белобрысые шкодники, Александр и Тимофей, все в мать. За долгие годы я забыл их лица, а теперь они словно стояли передо мной и улыбались, как и я тогда.

На миг я вернулся в счастливое прошлое. У меня и жены была работа, Саня и Тимоха, как, наверное, все братья, то дрались, то дружили. Тогда не понимал этого, но сейчас… Я был счастлив каждый день той жизни. И сейчас осколки того счастья вонзались в сердце, заставляя… вспоминать.

Пустой стакан глухо встал на стол, хмель едва слышно шептал в голове, а в ногах поселилась лёгкая, но приятная слабость. Вот же он, рецепт счастья: стакан с настойкой и альбом с семейными фотографиями! Я не удержался и зло улыбнулся. Один. В пустой комнате. Ну и что? С этим рецептом всё неважно. Если только…

Голову пронзила боль, и ком в горле спёр дыхание.

Не вспоминать.

Я сжал зубы изо всех сил, чтобы сдержать шквал образов, но он прорвался, как упрямая вода, проточившая дамбу. Я сцепил веки, но чувствовал, как слёзы всё равно катятся из глаз. Безмолвные кадры из прошлого быстро сменяли друг друга, оживали и окрашивались кровью и горем.

В кои-то веки у нас совпали отпуска, и мы со Светкой и детьми собирались ехать на море. Я любил долгие путешествия на машине. Света, мой белокурый ангел, грузила багажник нашей старенькой Волги, когда это произошло. Она хлопнула крышкой и всего на миг взглянула в отражение на заднем стекле. Все стёкла в Волге взорвались фонтаном брызг, и в тот же миг моей жены не стало. Она даже испугаться не успела. Вот она улыбалась мне всего минуту назад, а теперь вместо неё… ничего. Спустя вечность я вышел из ступора и бросился за детьми, пытаясь спасти их, сам не зная от чего. Тимофей играл с машинками на первом этаже дома, когда я, окровавленный, ворвался в комнату. На моих глазах он превратился в кровавый туман, едва посмотрев на меня. Его глаза успели заметить что-то позади, и это решило его судьбу. Старинные часы бесшумно взорвались за спиной и осыпали осколками с головы до ног, те царапались и вонзались в кожу, но я ничего не чувствовал. Ни снаружи, ни внутри. Александр, уже почти взрослый белобрысый юнец, будущая гроза женских сердец, мазал помазок пеной для бритья, когда я вошёл. Он стушевался, увидев меня, залитого кровью, и всего на миг оглянулся на большое зеркало, как оно вспыхнуло нестерпимым сиянием, треснуло и лопнуло калейдоскопом осколков. За считанные мгновения я лишился всех, кого любил.

Стакан пролился на пол стеклянным ручьём. Рука отозвалась красной вспышкой в мозгу, вырывая меня из плена воспоминаний. Я тупо уставился на неё, в голове не осталось ни одной мысли, кроме тупой горькой боли. Кровь капала на стол.

Боль скинула с меня оцепенение, и я попытался захлопнуть альбом, но открылась последняя страница с фотографией. Александр на рыбалке сильно поранил ногу, а я её бинтовал, когда Тимофей схватил фотоаппарат и неумело нажал на кнопку. Больше снимков в альбоме не было. Через пару дней мы должны были ехать на море.

Я наконец закрыл альбом. Он глухо хлопнул, подняв облачко пыли, и словно легонько завибрировал под пальцами. А может быть, это меня пробирает звенящая тишиной дрожь? Я вытащил из шкафчика аптечку, чтобы забинтовать порезанную ладонь. Но вместо собственной руки я видел то ногу сына, то Ярика. В тот день у меня не было и шанса, чтобы что-то изменить. Кто вообще мог хоть что-то понять, что-то сделать? Нет, не что-то, а спасти свою семью. А я не успел, и все, кто был мне дорог, погибли.

Я смотрел на забинтованную руку, и под повязкой алело небольшое пятнышко крови — порез оказался глубоким.

Но теперь у меня есть время, я могу успеть, могу помочь. Как жители деревни помогали друг другу, как предки, не смотря ни на что, не бросали своих.

Рука сжалась в кулак, и боль пробежалась по нервам, очищая взор и отрезвляя разум.

С раненой ногой Ярослав даже на лыжах не ушёл далеко, на снегоступах я должен легко его догнать. Лишь бы успеть перехватить его до деревни, где он угодит на ужин твари, поджидающей в пожарной части. Если, конечно, Ярик снова не заблудится. Но чутьё подсказывало, что юнец куда сообразительнее, чем мне хочется надеяться, и он найдёт дорогу назад. Я взял ружьё и немного патронов от диких зверей, закрыл дом и пошёл по следам. Свежая лыжня серебрилась в ночи, и снег споро хрустел под ногами.

Не спеши, Ярик, только не спеши.

Деревня как обычно встретила могильной тишиной и мелкими крупинками снега. Они казались волшебными серебристыми ручейками в свете луны. Только волшебство не сулило ничего хорошего. Лыжня, которую оставил Ярик, тянулась сквозь деревню к пожарной части, а кое-где виднелись капельки крови, словно гроздья чёрной смородины, выпавшие на молочный снег. Ну куда ж тебя понесло с больной-то ногой, Ярослав? Про себя я надеялся, что он не остановился в пожарной части и не стал добычей монстра.

Наст негромко хрустел, проминаясь под снегоступами, а ватник неудобно скатывался в подмышках и мешал идти. Неровная лыжня исчезла за воротами, и я поспешил, боясь опоздать. Ворота тихонько скрипнули, пропуская меня. Следы Ярика огибали грузное здание пожарной части и исчезали за углом гаража. Я с облегчением выдохнул: значит, он мог быть ещё жив. Но моя радость продлилась недолго. Лыжня уходила в дыру в заборе позади пожарной части, но оттуда приходил ещё один след, который я не видел в здешних местах ни разу. След от снегохода.

Этого не может быть!

Я выглянул из-за угла, и все мои надежды на случайность или разыгравшееся воображение улетучились. След подходил к самому зданию, а у стены стоял старый, обшарпанный снегоход, утыканный острыми прутьями. В ночных сумерках он напоминал огромного больного ежа.

Твою ж! Это ещё что такое? Мародёры? Да, добрые люди вряд ли бы стали украшать свой транспорт острыми железками. Снегоход стоял возле задней двери гаража, а это значит… Ох, я боялся даже подумать о том, что это значит! Они нашли мой Урал, моё топливо, моё снаряжение, всё, что я так долго хранил и собирал. Вдруг я услышал голоса: дверь была приоткрыта, и звуки доносились оттуда.

Я слышал лишь неразборчивые обрывки фраз. Что, если они заметили лыжню? Чёрт, по ней они найдут или Ярика, или меня! И как мне остановить их?

Словно в ответ на мои мысли волосы на затылке зашевелились под шапкой — Оно вновь было прямо за спиной, нависло над плечом и призрачным дыханием щекотало ухо. Рефлексы взбунтовались и требовали бежать, но огромным усилием воли, сжав кулаки до хруста в костяшках, я подавил этот позыв. Не время бежать. Монстр позади, и монстры впереди, а я между молотом и наковальней.

Вдох, выдох, сердце бешено колотится, но постепенно успокаивается. Если эти мародёры нашли мой схрон, значит, рано или поздно найдут и меня. Наверняка это всего лишь разведчики, а основной костяк банды куда больше, и мне одному с ними не совладать. Двустволки и посредственной меткости явно недостаточно. Единственное, что в моих силах, это отвлечь их на себя и дать Ярику время уйти. Спрячется в своём бункере и переждёт. Эти стервятники долго ждать не будут, терпелка у них короткая, а значит у мальца есть шанс переждать и выжить. Да… Да! Отвлеку их на себя, задержу, может, заберу с собой несколько на тот свет! Хватит прятаться.

Луна скрылась за чёрными, как сажа, облаками и погрузила лес во тьму. Желтый свет проливался на снег дрожащими кляксами, - мародёры нашли керосиновые лампы и шумно копались в моих вещах. Я подкрался к снегоходу — на мою удачу ключ торчал в замке зажигания — и попытался его завести. Рычаг стартёра упрямо проскрежетал, когда я толкнул его ногой, но машина оставалась безмолвной. Ну же! Я ещё раз нажал на рычаг - не заводится!

- Эй! Какого хера?! - раздался резкий крик. - Кто-то пытается стащить байк!

- Наконец! - радостно ответил второй голос. - Хоть какое-то веселье!

Чёрт! Да как завести это ведро с болтами! Я бил ногой по стартеру, но снегоход отвечал только противным скрежетом. Тьфу! Будь проклят этот пылесос! Ещё чуть-чуть и меня поймают прямо здесь!

Я бросился бежать вокруг здания, раскидывая ногами жёсткий снег, а пар горячими клубами вырывался изо рта, застилая глаза. Но память подсказывала дорогу. Где-то здесь угол… Рука больно ударилась обо что-то твёрдое и тут же ухватилась. Скорее, пока у меня есть фора! Кирпичная кладка царапала ладонь и обжигала холодом. Я это место знаю, как свои пять пальцев. Внутри у меня будет шанс! Призрачным оазисом впереди замаячило крыльцо, а ружьё било в спину, подгоняя.

- Тут следы! Туда ведут! - раздалось из-за угла позади.

- Ну так шагай быстрее! - вторил другой голос.

Вот и вышли на меня, голубчики. Но опоздали, хлопцы, я почти внутри. Ох, хоть бы их всего двое было! Ведь я слышал только два голоса, а вдруг их больше? Если есть ещё хоть один…

С этой мыслью я заскочил на последнюю ступеньку крыльца и влетел внутрь. Бесформенная груда меха преградила мне путь, но я не смог остановиться и всем весом врезался в неё. От неожиданности человек в шубе пошатнулся и нелепо замахал руками. Хватило лёгкого толчка, чтобы он рухнул, как куль с мукой. Мародёр издал глухой стон, но быстро опомнился и уставился на меня. Отточенным за годы охоты движением я скинул двустволку с плеча и направил ему в лицо.

И понял, что никогда прежде не убивал человека.

Это осознание вспышкой промелькнуло в мозгу, и руки, отзываясь на неё, непроизвольно задрожали. Мародёр, увидев, как ходуном ходит ружьё, гадливо ухмыльнулся. Только не это.

- Умоляю, не надо… - прошептал я, пытаясь унять дрожь. - Не делай этого.

Самодовольная улыбка обнажила гнилые зубы, и мародёр неспешно поднялся, не сводя глаз с меня. Я никогда не убивал людей, судьба миловала, но если… если я не сделаю этого, то меня схватят, а потом доберутся до Ярика. На мгновение в голове промелькнуло воспоминание, как юнец уминает яишницу. Мальчишка, ни разу не встречавший монстров. Он и представить не может, что самые страшные монстры в этом мире носят человеческое обличье. Погибнет ведь, как пить дать погибнет. Я… Я не могу этого допустить! Любой ценой! Гореть бы мне в аду, но ад уже здесь.

Я впился взглядом в мародёра, ружьё перестало дрожать и застыло, словно гранит.

- Эй, он здесь! - зычно крикнул бандит.

По инерции он ещё улыбался, когда наши взгляды снова встретились. Улыбка сползла с лица уродливой кляксой — он всё понял.

Я выстрелил. Мощный заряд дроби огненным кулаком врезался в грудь мародёра, смял рёбра и отбросил тело к стене. Бандит сполз вниз, размазывая кровь. Я убил человека. Отнял одну жизнь, чтобы спасти другую.

Оно вновь появилось за спиной, и ему явно пришлось по вкусу убийство. Оно было довольно, я чувствовал.

- Вася! - крик с улицы вырвал меня из оцепенения. - Вася, не молчи!

Похоже, разведчиков всего трое, и Вася был третьим.

Бандит ворвался на крыльцо, громогласно топая, но меня там уже не было - я взбежал по лестнице на второй этаж.

- Нет, Вася, нет! Очнись, ну же! - слышал я причитания с первого этажа.

- Похоже, мёртв твой братишка, - произнёс второй голос. Он буквально сочился насмешкой. - Какая досада… Ну и что ты будешь делать, Сава?

Сава закричал так, что у меня мурашки по спине пробежали:

- Ублюдок, я найду тебя!

И тяжёлые ботинки дробью застучали по лестнице.

Быстрее!

Я бежал из одного заброшенного кабинета в другой, выбивал плечом двери, перепрыгивал трухлявые останки мебели, лишь бы успеть. Успеть обежать кабинеты по кругу и снова выйти к лестнице, зайти врагам за спину.

- В какую сторону он побежал? - услышал я Саву. - Уйдёт ведь, падла!

Чёрт-чёрт-чёрт! Я опоздал! Зимняя одежда сковывала движения, мешала бежать, по спине пот тёк струями, несмотря на ночной холод. Если я не смогу захватить их врасплох, мне конец. Да сколько ещё этих кабинетов!

- Ох, Сава, Сава, ты ещё тупее, чем твой брат. Мы возьмём его в клещи, так что беги в любую сторону!

Второй голос пугал меня куда больше, чем Сава. Не хотелось бы, чтобы его владелец оказался за спиной.

Я со всей силы врезался в ещё одну дверь, и гнилая фанера взорвалась пылью и опилками. Последняя комната, а за ней лестничная площадка. Последняя дверь стояла на пути, но произошло то, чего я так боялся — она открылась, и в проёме показался силуэт. Я на бегу перехватил ружьё — сейчас я второй раз убью человека. Всего на мгновение эта мысль отвлекла меня, но его хватило, чтобы я споткнулся об старый стул и полетел вперёд. От удара о пол щёлкнули зубы, и палец на спусковом крючке дёрнулся. Сноп огня вырвался из ружья и ослепил меня. Когда глаза снова привыкли к темноте, в дверном проёме уже никто не стоял.

Я убил ещё одного человека.

Звон в ушах постепенно стих, и в тишине я услышал отчётливые хлопки — некто аплодировал.

- Ну надо же! - услышал я елейный голос.

Голос настолько пугал, что кишки сжимались в тугой комок от страха. И это был не голос Савы. Я медленно поднялся и пошёл в сторону говорящего. Я бы всё отдал, чтобы без последствий обернуться и убраться подальше отсюда.

- Неужели охотник стал добычей?

Обладатель голоса, от звука которого холод пробирался в сердце, стоял на лестничной площадке ко мне спиной. С узких плеч свисала тёплая кожаная куртка, а из-под неё проглядывало голое тело. Лунные лучи бликовали на абсолютно гладкой голове.

- Наконец-то! Давно я так не веселился! Но чую — главное веселье ещё впереди!

Говорящий не шевелился, казалось, его голос звучит прямо в моей голове.

- Ты ведь позади меня, не так ли?

Вместо ответа я молча перезарядил двустволку.

- Ого, как грозно! Но ты же не выстрелишь в безоружного? - ласково сказал он и поднял руки, но тут же добавил. - Хотя о чём это я? Ты же только что убил двух безоружных братьев. Ну и как ощущения? Тебе понравилось?

Страх, холодный ужас и отвращение пробирались под кожу. Отвращение к самому себе.

- У меня не было выбора, - соврал я.

- Выбор всегда есть! - в тон моим мыслям ответил человек. - И ты выбрал убийство.

- Что вам нужно от меня? У меня ничего нет. Убирайтесь туда, откуда пришли! Или… - слова застряли у меня в горле, но усилием воли я выплюнул их. - Я снова убью.

- Ах, так тебе понравилось! Я знал, знал это! - говорящий был неподдельно счастлив. - Ну, будем знакомы, я Дмитрий! А тебя как зовут? Кстати, ему тоже нравится, как ты убиваешь.

- Что? - опешил я от слов Дмитрия. - Кому?

- Тому, кто стоит за твоей спиной, безымянный душка! Ты думаешь, почему он выбрал тебя? Он увидел в тебе родственную душу!

Какого чёрта?! Он тоже чувствует монстров?

Я прислушался к своим ощущениям — монстр точно позади, но… что-то изменилось. От него больше не исходила угроза. Неужели он больше не хочет убить меня? Надеюсь, это просто адреналиновый бред…

- Что ты несёшь… - пробормотал я.

- О, ты это почувствовал! Только не отпирайся, а то расстроишь меня. Ты знал, что Они питаются смертью и тщательно оберегают тех, кто помогает им? Как я, например. Присоединяйся! Будем веселиться вместе.

От одной мысли об этом меня передёрнуло.

- Никогда.

Дмитрий неожиданно засмеялся. Я ожидал чего угодно, но не безудержного смеха, отдающего безумием.

- Поздно! - прокричал Дмитрий, воздев руки к потолку и задрав голову. - Ты уже один из нас. И тебе никогда не сбежать от этого. Так же как не сбежать от меня!

Тело Дмитрия пришло в движение — он медленно, как гимнаст или кадавр, не чувствующий боли, начал выгибаться назад под немыслимым углом. Наши глаза встретились, и меня начала поглощать бездна, плескавшаяся во взгляде этого безумца. Страх сковал тело, невыразимый ужас сотрясал разум, но я не мог пошевелиться, чтобы сбежать. Я даже забыл о ружье в руках!

- Их можно увидеть, если не оборачиваться, - зловеще прошептал Дмитрий.

Безумец сделал неуклюжий шаг, потом ещё один. Медленно, спиной вперёд он шёл ко мне. Зрелище пугало и завораживало. Я хотел бежать, но часть меня жаждала узнать, что будет, когда Дмитрий дойдёт. Или это не моё желание? Уже не моё…

Дмитрий не отводил от меня безумного взгляда и подходил всё ближе. Кровь набатом стучала в ушах. Вдруг он пяткой задел какой-то камень, и тот с грохотом рухнул вниз. Резкий звук разбил оковы ужаса, и я бросился прочь.

- Ты не сможешь убежать от самого себя! - неслось мне в след.

Если меня поймают, то я заберу их всех на тот свет.

Эта мысль ещё отдавалась в голове противным звоном, когда я оказался в раздевалке. Я достал из шкафчика зеркальце, завёрнутое в тряпицу. Монстр следовал за мной и ликовал.

Снегоход завёлся с первого раза, и в глубине души я уже знал, почему. Но не хотел признаваться в этом.