Величайший стратег всех времен и народов, который поломал все шаблоны.
"Лучший способ выиграть войну — это проигрывать в каждом сражении! Враг задолбается все время побеждать и сдастся, потому что ему все осточертеет!"
"Искусство войны", Зе-цзы
Мне тут прозрачно намекают (некоторые из моих любимых поклонников), что надо бы писать почаще и побольше. И, я с этим, в принципе, согласна... НО.
Последний год в моей жизни творится форменный ППЦ. На меня свалилась целая гора неудач и потерь. И теперь мне приходится вместо творчества - думать о хлебе насущном.
Дорогие и любимые! Если вы хотите, чтобы я больше времени уделяла написанию историй (или, может быть, просто хотите поддержать меня в этот тяжелый момент) - у вас теперь есть возможность сделать это с помощью донатов.
Если же возможности задонатить голодному автору у вас нет - то поддержите, плиз, хотя бы подпиской и лайками на АвторТудей. Буду вам очень благодарна!
К тому же, там я буду выкладывать много такого, чего здесь никогда не будет - например мои романы в жанрах: фантастика, фэнтези, попаданцы и т.п.
Всех люблю! Всех целую! Огромнейшее спасибо каждому, кто откликнется!
Цикл: В своей постели ты не сдохнешь!
История 1
Часть 3 (Заключительная)
Проснулся Белов оттого, что за окном кто-то пробежал с криком:
- Убили! Убили!!!
Он резко подскочил и посмотрел на часы. Половина седьмого.
В другом углу комнаты завозился Грибанов:
- Мне приснилось или кто-то кричал?
- Кричал, - сухо бросил Белов, хватаясь за одежду.
- Вот черт!.. – выругался Грибанов, тоже вылезая из кровати.
Возле дома уполномоченного Петрова стоял невыносимый гвалт. Больше всего было слышно Марью Дмитриевну, которая, схватившись за голову, то непрестанно что-то кричала, то начинала рыдать. Белов подошел вовремя. Участковый как раз вышел на крыльцо при полном параде и шикнул на толпу:
- Расходитесь, товарищи!! У вас у некоторых рабочий день давно начался! Оля! Маша! Вы почему не на ферме?! Девочки! Кто коров доить будет?!
Не став дожидаться окрика и в свой адрес, другие доярки тоже прыснули в разные стороны. Толпа женщин вокруг начала редеть.
Следом, с охами и вздохами, стали расходиться мужики.
Петров приобнял рыдающую Марью Дмитриевну за плечи и повел в милицейское отделение.
Когда они скрылись внутри, Белов тихонько скользнул следом. Самым неприличным образом он подслушал под дверью рассказ Марьи Дмитриевны. Тот был весьма коротким и маловразумительным, и, по сути, сводился лишь к двум фразам: «Нюрка пропала! Ее забрал Зубарь!»
Петров пытался ее утешить, объясняя, что то, что женщины нет дома – еще ничего не значит, и все такое в том же духе. Но Марья Дмитриевна была безутешна.
Когда участковый, наконец, начал ее выпроваживать, обещая, что сейчас же начнет поиски, Белов сделал вид, что только что пришел, и попросил воспользоваться служебным телефоном.
Петров устало махнул рукой и поспешно вышел.
Для подобного рода звонков Белов всегда использовал особый шифр, который со стороны выглядел невинным воркованием влюбленных. Девушка-оператор на том конце провода подыгрывала очень естественно – и они могли не бояться, что кто-то их подслушает.
Хотя сейчас в комнате, да и, вероятно, во всем здании никого не было – Белов никогда не делал исключений. Одна маленькая ошибка могла поставить под удар всю операцию.
- Как ты, любимая? – сладко завел он, - Соскучилась по мне? Я вот по тебе – очень! Думаю, нам стоит опять сходить в театр, так же, как и в тот раз...
Несколько ключевых слов в этих фразах означали, что все повторилось. Человек снова исчез.
О том, что его опять следует искать ниже по течению, Белов объяснять не стал – слава богу, идиотизмом никто из сотрудников не страдал. Сами знают, что надо делать.
Теперь оставалось только ждать ответного звонка от «невесты».
Еще один обкусанный труп просто не мог быть совпадением. Приходилось признать, что речь точно идет о людоеде.
Однако, конкретно это убийство может быть мотивировано и практическими соображениями. Слишком уж быстро после предыдущего оно произошло. Почти без перерыва.
А на фоне вчерашних событий под особое подозрение подпадали трое: участковый, председатель и комсомолец. Каждый из них был по-своему странным.
Комсомолец, например, не скрывал, что терпеть не мог Макеева, потому что тот испортил концерт, который они готовили много недель, и вообще периодически ронял, так сказать, «лицо» колхоза.
Председатель, хоть и воздерживался от нелестных выражений в адрес Макеева – но тоже не мог не понимать, что тот доставляет массу проблем. К тому же, Иван Александрович был каким-то дерганым, нервным и то суетливым, то молчаливым. Хотя это, конечно, может ничего не значить.
Участковый – напротив - уверял, что они с Макеевым старые товарищи, что он ему сочувствовал, жалел и все такое – что, собственно, подтверждают и все вокруг. Какие в этом случае у участкового могут быть мотивы? Может ему надоело бесконечно подтирать за дружком? А может и вся эта дружба была напускной, а на самом деле там какие-нибудь старые счеты?
В целом, наверное, каждый, кто знал Макеева, имел причины недолюбливать его. И это сильно усложняло поиск преступника.
К тому же, нужно было прощупать почву еще и насчет остальных жертв. Надо только придумать, под каким соусом безопаснее начать расспросы об этом.
Белов мысленно вернулся к своему визиту на реку. Вспомнил, как он стоял там, изучая местность, как шептались люди на берегу. А потом появилась Нюра.
Получается, убийца испугался того, что она могла видеть?
Но... тут что-то не сходилось.
Сам Белов был уверен, что она ничего не видела – иначе давно всем рассказала бы. С ее простодушием и детской наивностью – вряд ли она смогла бы хранить тайну.
Но у страха, как известно, глаза велики – и убийца мог думать, что она видела его. И каким-то образом узнала. Даже несмотря на то, что была ночь.
В доме Нюры было полно народу. Какие-то женщины, поспешившие нарядиться в черное, рылись в шкафах, плакали и тихо что-то обсуждали, начиная приготовления к похоронам. На него никто не обращал внимания.
Белов прошел к окну, которое выходило на лавы.
Он попытался встать на место людоеда, мыслить, как он.
Итак, лавы достаточно близко. Но что могла Нюра увидеть из этого окна ночью? Если только визитеры не шумели (что вряд ли, иначе люди в соседних домах тоже услышали бы), то все, что она могла увидеть – это фигуры людей где-то на мостушках или возле них.
Момент сбрасывания тела в воду она видеть не могла – иначе, наверняка, рассказала бы об этом. А значит либо у убийцы есть какая-то особая примета, такая, что его даже по очертаниям тела ни с кем не перепутаешь. Белов задумался, но из известных ему фигурантов дела никто не казался ему особо узнаваемым. Одежда у всех одинаковая. Особенно сейчас, по такой погоде – все село щеголяет в телогрейках да тулупах. Разве что... председатель чуть пониже ростом, чем другие. А комсомолец наоборот – высокий. Белов вновь бросил взгляд на мостки. Н-ннет... Чтобы узнать кого-то отсюда, ориентируясь только на рост... Это крайне маловероятно. Да в селе полно мужиков любого роста!
Что же тогда так напугало убийцу???
Никаких дельных мыслей в голову не приходило, и Белов, на всякий случай, решил тщательно осмотреть весь видимый из окна участок.
Река, лавы, лед.
Он даже перешел на другую сторону и дошел до зарослей кустов на том берегу, так ничего и не обнаружив.
Белов совсем уже было хотел возвращаться обратно. Но режим «людоед», который он мысленно в себе включил, вдруг подсказал, что эти кусты достаточно высокие и густые даже сейчас, зимой.
Еще и этот небольшой удобный овражек. Здесь можно делать что угодно – а люди с того берега и не заметят. Сейчас в поля никто не ездит – там просто нечего делать посреди зимы. То есть шансы на появление свидетелей – минимальны. Да еще и ночью. А ко времени сева никаких следов уже не останется. Сначала снегом заметет, потом травой укроет.
Белов подошел поближе к зарослям. Просто для очистки совести. Он был почти уверен, что ничего там не найдет.
Но ошибся!
Там были следы! Свежие!
Снег был слишком высокий, и все же он попытался найти хоть один рисунок подошвы. Кажется, ему это даже удалось, хотя следы оказались довольно странными – то ли от валенок, то ли кто-то обмотал тряпками сапоги. По таким отпечаткам вряд ли кого-то найдешь.
Не желая сдаваться, Белов продолжил поиски.
Капли крови в первые мгновения показались ему ягодами рябины, рассыпанными по снегу. И лишь приглядевшись он осознал, что это были алые брызги. Подходить ближе он не стал. Теперь сюда следовало вызвать экспертов. И, возможно, не только их.
Такие брызги вряд ли могли стать последствием укусов. Скорее всего, изувер сначала избил жертву. Разбил нос. Может, пытался оглушить? Запугать? Обездвижить?
В любом случае, у Белова почти не оставалось сомнений – что это и есть место последнего убийства. Отсюда не составляло никакого труда оттащить тело к лавам и сбросить в воду. И это во сто крат удобнее, чем тащить труп по улицам села. Или пытаться задушить и покусать жертву прямо на мостках – на виду у всей деревни.
Все сходилось идеально.
Получается, что и все остальные жертвы погибли здесь же. Значит, под снегом могут быть еще улики.
Руки Белова сами собой сжались в кулаки. Это было потрясающе красивое место на берегу живописной реки. Как можно было так его осквернить и испоганить?
Когда его нашла Марья Дмитриевна. Лицо ее все еще было заплаканным, однако в глазах светилось неподдельное любопытство:
- Девушка какая-то звонила! – частила она, ведя Белова к зданию правления колхоза, - Голос приятный такой, нежный. Дайте мне, говорит, Иванова Владимира Ивановича! Ну, я за вами и побежала!
- Да что же вы-то? Неловко даже! Неужто помоложе никого не нашлось?
- Ой, а кому? Не председателю же за вами бежать? Не агроному? Там все люди занятые! Но... вы скажите... это что же, невеста ваша? – тут она перевела на Белова заинтригованный взгляд.
- Да! – довольно улыбнулся тот, - Невестушка! Ненаглядная моя! Свет в оконце!
Марья Дмитриевна зарделась и мечтательно приложила руки к щекам:
- Ох и завидую же я вам! Молодость! Да еще и времена такие хорошие сейчас! Учись, работай – не хочу! Знай, живи себе в свое удовольствие! Никаких проблем! Нам так легко не было... – с этими словами она тяжко вздохнула.
В правлении колхоза творилось что-то невообразимое – в коридоре в разных позах сидели и стояли многочисленные девушки и женщины, которые разом замолчали и посмотрели на Белова, стоило ему появиться в дверях.
На секунду он даже растерялся и попятился. Но Марья Дмитриевна решительно пихнула его в спину:
- Заходи скорее! Чего встал? Щас опять звонить будет!
Девушки покраснели и захихикали.
Совладав с чувствами, Белов осторожно стал протискиваться сквозь толпу. И вовремя. На одном из столов задребезжал телефон:
- Она! – поощрительно кивнула Марья Дмитриевна.
Все еще слегка ошарашенный происходящим, Белов взял трубку.
Агенты перебросились парой проверочных фраз, чтобы убедиться, что на связи именно тот, кто нужен, после чего «невеста» завела капризным тоном:
- Ты не представляешь, какую сумочку я видела в ЦУМе! Точно такая же, как и тогда, ну, помнишь? В том магазине! Кожаная, с такой же точно отделкой! Ну просто один в один! Я считаю - нужно покупать, пока не разобрали! Что скажешь?
Белов мысленно перевел: «Тело нашли. На лице такие же следы укусов. Действуйте, пока не произошло новых убийств! Дополнительная информация по делу есть?»
Он картинно закатил глаза, прося у доярок сочувствия. Некоторые девушки ласково улыбнулись в ответ, другие же посматривали на него - с изумлением, а на телефонный аппарат - с откровенной завистью.
- Ну, что будешь с тобой делать? – ласково прочирикал он, - Пойдем, конечно, за сумочкой, но только вместе! Мне понадобится твоя помощь – честно говоря, я уже не помню, как она выглядела! И подружек с собой захвати! В кафешку сходим!
Белов запрашивал у подразделения срочной помощи – экспертов на место убийства и кое-что еще.
- Как чудесно! – защебетала «невеста», - В какое кафе пойдем?
В ответ Белов продиктовал ей заранее заготовленный текст из нескольких названий, в которых было зашифровано описание места встречи с сотрудниками.
Затем, вновь обменявшись слащавыми признаниями, агенты распрощались.
- Веревки из меня вьет! – вздохнул Белов, положив трубку, - На все готов ради моей птички! А что делать? Люблю – не могу! Она у меня – такая красавица!
Вокруг раздались завистливые вздохи. А потом все перекрыл грозный рык:
- Это что тут за собрание?! Случилось что?!
Женщины тут же бодро двинулись на выход. Белова снесло толпой.
- Марья Дмитриевна! – обратился внезапно появившийся в дверях председатель к спине пожилой женщины, - Хоть вы объясните, что происходит?!
- Я??? – изумилась та, медленно поворачиваясь, - Не знаю ничего! Я вообще только что вошла!
Участковый сидел у себя в кабинете и что-то писал. Белов поздоровался, сел и снова стал косить под дурачка.
- Знаете, а у меня тут вот... возникла мысль такая нехорошая.
- Говорите, - буркнул тот, не отрываясь от бумаг.
- А что, если Нюра пропала не просто так?
- Ну, очень уж все это похоже на... ну, вы поняли. Исчезновение моего дяди.
Участковый крякнул и взглянул на Белова недовольно:
- Идите отдыхайте, товарищ. Милиция сама со всем разберется.
- Ну, хорошо... Только ответьте на один вопрос! О чем она вам вчера рассказала? Наверное, что-то важное, да?
Петров откинулся на спинку стула, он стремительно терял терпение:
- Ни о чем! Чушь несла про Зубаря. Это водяной местный.
- И все???
- Все! - отрезал тот.
Белов покивал:
- Да-да, мне она тоже рассказала, что видела Зубаря и даже рассказала про его логово! Но я тогда серьезно не отнесся. А теперь вот жалею... Все-таки надо пойти туда и все проверить!
Участковый напрягся:
- Что??? Логово Зубаря? Чушь какая! Я про такое никогда не слышал. Да и вообще! Нюра была... ну... так скажем... кхм... женщиной не самой образованной. Хоть возраст и большой, а ум – как у ребенка. Наплела она. Не надо никуда ходить! Особенно без меня – не дай бог, упадете в канаву, об лед ударитесь... А мне потом отвечай!..
- А с чего вы решили, что там есть канава?
Петров странно посмотрел на Белова:
– С того, что местность нашу хорошо знаю! Здесь людям приезжим, да по такому снегу, ногу сломать – раз плюнуть! Если уж так хотите – пойдемте вместе! Убедитесь, что я прав. Где оно было, говорите, это ваше место?
- А вот этого я... пожалуй... говорить не буду, извините!
- Что?!.. Будете препятствовать работе милиции???
- Помилуйте! – с улыбкой развел руками Белов, - Какое отношение это имеет к работе милиции?? Вы же сами сказали, что женщиной она была не самой... «образованной». Да и само существование Зубаря отрицаете, не так ли?
Петров высоко поднял подбородок, желваки на его щеках активно зашевелились.
- Вот и получается, что к расследованию местный фольклор никакого отношения не имеет и иметь не может! И милиционерам не стоит тратить на это время. А вот мне, как простому обывателю и человеку не столь скептично настроенному – будет очень интересно на место обитания Зубаря взглянуть! Сейчас у меня дельце есть, - тут он посмотрел на часы, - но ничего. Сегодня еще успею! Пусть даже и затемно! Все равно пойду!
Такую же точно историю Белов чуть позже рассказал председателю и комсомольцу. Все они, в целом, вели себя почти одинаково – существование Зубаря отрицали, намекали на слабые умственные способности Нюры и отговаривали приезжего от опасных вылазок.
Разве что комсомолец много шутил и смеялся. А председатель все больше нервничал и хмурился.
После этого Белов прочно засел в Нюрином доме, внимательно наблюдая за лавами.
Как он и предполагал, в это время года там совсем никто не ходил. Ни одного человека! Один раз мимо пробежала собака. Еще раз неподалеку остановились, зацепившись языками, две немолодые женщины. Но, впрочем, и они скоро ушли, будто бы не желая долго находиться рядом с рекой.
Когда стало стремительно темнеть, Белов удвоил бдительность. Он не зажигал света и был весь натянут, как струна. Будет крайне неприятно, если людоед не попался на крючок. Пальцы невольно начинали отбивать частый ритм, постукивая по коленке.
Когда стало совсем темно, мостушки наконец кто-то пересек. Человек этот озирался по сторонам и старался двигаться быстро.
Белов выждал пару минут, чтобы убедиться, что это именно тот, кто ему нужен – и убедился! На той стороне человек еще раз внимательно огляделся - и нырнул за густой кустарник. Это явно была засада! Для него. Для Белова-Иванова.
Хотелось начать действовать немедленно! Но Белов заставил себя успокоиться. Лучше будет немного подождать, чтобы все выглядело более естественно.
Некоторое время спустя, он тихо вышел из дома, достал из кармана фонарик-жучок и, весело насвистывая популярную мелодию, под мерное жужжание «жучка» неспеша двинулся к лавам.
По пути он пару раз громко чертыхнулся, поскальзываясь на скользких местах. Не спеша миновал мостки, разглядывая то воду, то звездное небо, и сопровождая все это возгласами:
- Красота-то какая, эх! А воздух, воздух!.. – после чего шумно вдыхал полной грудью и продолжал путь.
Перейдя лавы, он стал особенно тщательно светить под ноги и по сторонам.
Если бы он не своими глазами только что видел спрятавшегося за кустами человека – то был бы уверен, что он здесь совсем один. Укрытие тот выбрал – идеальное! Занесенные снегом кусты представляли собой высокую живую стену.
Продолжая весело насвистывать, Белов двинулся прямиком к тому месту, где днем видел капли крови. Но шел медленно, не спеша, будто бы не совсем уверенный в том, что ищет.
Если бы он не был начеку, то, наверняка, не расслышал бы приближения сзади. Кто-то прыгнул на него как раз тогда, когда Белов воскликнул испуганно:
- Что это? Кровь?!
На самом деле до крови оставалась еще пара метров. Он нарочно не дошел до нее, чтоб не испортить доказательства.
Даже будучи готовым к нападению, Белов не смог увернуться – таким быстрым и ловким оказался противник! Он практически подмял следователя под себя и принялся наносить мощные тяжелые удары.
Белову пришлось изрядно поднатужился, чтобы сбросить его с себя, параллельно нанеся несколько ударов в ответ. Хотя бил он наугад – но, кажется, не промазал. Особенно в последний раз. «Зубарь» вдруг резко обмяк, застонав и свалившись на сторону. По иронии судьбы, теперь уже у него из носа текла кровь, орошая снег вокруг, как за пару дней до этого, на этом же почти месте она текла у Макеева.
А потом враг вдруг замешкался. Нехорошо так. У Белова даже холод скользнул по позвоночнику от неприятного предчувствия. Сообразив, что голыми руками совладать с жертвой не сможет - преступник полез за оружием. Это могло быть все, что угодно! В том числе и какой-нибудь трофейный Вальтер!
Белов как мог быстро рванул в сторону, прыгнув в снег и моментально перекатился за ближайшие кусты.
- Не двигаться! – сказал он, когда преступник вскочил на ноги.
Тот не послушал, бросившись вперед. И Белов выстрелил. Верный Стечкин никогда его не подводил.
Преступник сначала замер, а потом упал лицом вниз, тихо поскуливая:
- Не надо! Не стреляйте!
На самом деле Белов выстрелил в воздух – это был условный сигнал, по которому их должны были найти.
Посветив на лежащего жучком, который пришлось взять в левую руку, потому что из правой он не выпускал Стечкин, следователь приказал медленно подняться и вывернуть карманы.
Когда «Зубарь» это сделал, Белов отметил, что тот действительно был в сапогах, обмотанных тряпками. Это позволяло тому бесшумно подкрадываться к жертве и почти не оставлять следов.
Из кармана у него выпал всего лишь складной перочинный нож.
- Я – следователь специального подразделения, - представился Белов, - Вы арестованы по подозрению в девяти убийствах!
Душегуб сглотнул:
- Я... не нарочно. Они сами меня... спровоцировали.
- Да??? И как же?
- Я всегда все делал только ради нашего колхоза! Ради светлого будущего! Ради партии!
- И чем же помешали партии эти несчастные?
Злодей снова сглотнул.
- Ну... началось все с Филонова – он вообще был ярый антисоветчик!
- Угу. А жену его за что?
- А она разделяла его взгляды!
- А вдова комбайнера? Тоже антисоветчицей была?
- Нет! Она нет! Она... того... гулящая была! Вот. То с одним, то с другим путалась. В общем, роняла моральный облик колхоза...
Белов вздохнул. Про остальных жертв он не стал даже спрашивать. Все и так было понятно.
- То есть ты очищал советское общество?
- Да! Вот именно! – с готовностью закивал комсомолец, - Я за то, чтобы вокруг жили только нормальные, честные и порядочные люди! С правильными установками!
Белова почему-то взбесило такое объяснение. Возможно, потому, что он и сам занимался почти тем же самым.
- Нет! – жестко рявкнул в ответ он, - Ты просто маскируешь благими мотивами свое гнилое нутро! Никого этой херней провести тебе не удастся!
- Да нет! Я...
- Брешешь, собака! Зачем ты им лица обкусывал?!
- Дык... я же это... под Зубаря хотел...
- Врешь! Только ради одного этого никто не стал бы совершать подобное! Ты удовольствие от этого получал – вот что!
Грибанов потупился.
- Признавайся, скотина!
- Ну... ладно, было немного. Это... как бы... давало такую... разрядку...
- Ну, с женщинами-то я, допустим, понимаю, какую разрядку тебе это давало. А с мужчинами?
- Тоже. Ну... не с-ссовсем так, а как бы... как бы... зло срывал. После этого... прямо... такое благодушие накатывало. Хотелось весь мир целовать!
Белов не знал, что ответить. Так бывало всегда, когда он беседовал с людоедами. Они регулярно вводили его в ступор.
К счастью, звук мотора избавил от необходимости продолжать этот разговор. На дороге меж полями показалось несколько черных автомобилей.
- Ну, наконец-то! А то у меня уже рука отваливается! – с облегчением выдохнул Белов, пряча в карман «жучок». Теперь вполне хватало света фар.
Машины остановились. Из одной тут же выскочило несколько бравых молодцев с автоматами. Грибанова скрутили и потащили.
Увы, всех этих уродов не судили и не расстреливали, а свозили в то самое сверхсекретное НИИ, где, как надеялся Белов, их подвергали страшным опытам. Ибо, по его глубокому убеждению, более ни на что эта шваль не годилась.
Эксперты остались искать в снегу улики.
Следователь же покинул колхоз в одной из машин. Уставший от долгой дороги, боявшийся задремать на ходу шофер, пристал к Белову с расспросами. В частности, очень его заинтересовала легенда о Зубаре.
- Может это и не сказка вовсе! – увлеченно говорил он, - Говорят же, что по наследству могут передаваться не только цвет глаз или волос. Характер и наклонности тоже. Может, это дед его был, али прадед? Вы как думаете?
Белов равнодушно пожал плечами. Он тоже про такое слышал. И возможность такую допускал. Но доказательств не было. А дед тот давно в могиле.
А Белову были интересны лишь живые преступники. Те, за кем еще можно было поохотиться.
Чтобы никто из них не сдох в своей постели!
История 1
Часть 2
Осмотр дома Макеева – ожидаемо – ничего не дал. Полуразбитая хибара пьянчужки. Грязная, неухоженная, давно не ремонтировавшаяся. Не найдя там ничего полезного, Белов плотно прикрыл дверь и двинулся к милицейскому пункту.
Участковый уполномоченный Петров оказался хмурым грузным мужчиной с побелевшими уже висками. К «легенде» Белова он отнесся без подозрения и даже в документы заглядывать не стал. Кажется, голова его была забита чем-то другим – разговор он поддерживал вяло, на вопросы отвечал рассеянно. Все больше отводил глаза, да вертел в пальцах простой карандаш.
- Эх, дядька-дядька! Голова бедовая! – отыгрывал очередную часть спектакля Белов, - Говорят, он даже перед смертью набедокурить успел, людям концерт испортил...
Участковый пожевал губами и признал с неохотой:
- Да... Было дело.
- Вы скажите мне как на духу, товарищ милиционер! Вы может его до дома не довели? Где вы его оставили?? Как он в воде оказался?! Я – никому, обещаю! Могила! Просто... мучает меня эта... неопределенность.
Участковый насупился:
- Что вы такое говорите, товарищ! Мне ли не знать, что Макеев, когда под мухой, делов наворотить может?! Тем более при моей-то работе! – переполнившись эмоциями, он встал и нервно заходил по кабинету.
- Я – лично – проводил его до дома! Физию ему снегом обтер, чтобы он в себя пришел немножко, поругал маненько – куда ж без этого! Да только что с пьяным разговаривать? Решил – домой отведу, пусть проспится! А назавтра уж отчихвостю как следует! Может, и на пятнадцать суток посажу! Давно пора! А то... все жалел его... пропащего. А оно вон как...
- И прямо дверь за ним закрылась?
Петров усмехнулся:
- Дверь! Да я сам лично его до кровати довел! Раздевать не стал правда... что я ему, нянька?! Да и холодно в доме было, не топлено почти. Пару поленьев в печь подбросил, дверь за собой прикрыл поплотнее – и... ушел... – последнее слово участковый выдохнул трагическим шепотом.
- Что же с ним могло случиться? – снова вопросил Белов после долгой паузы.
- Сам над этим голову ломаю! Понять не могу! Куда его черт понес посреди ночи?! – тут участковый снова начал горячиться и осыпать голову пеплом.
Больше ничего полезного выудить из него не удалось.
Несколько последующих часов Белов посвятил опросу других деревенских жителей. Особое внимание он уделял тем, с кем у Макеева были драки и конфликты в недавнем прошлом. Но таковых было слишком много, а этот последний день в клубе возводил в число подозреваемых буквально весь колхоз!
Не-еет, так он провозится полгода! Нужно было попытаться зайти с какой-нибудь другой стороны.
К тому же, если преступления эти действительно совершены людоедом (как у них в подразделении принято было называть изуверов с манией убийства), то для этого может вообще не быть никаких видимых причин.
Или, вернее, причин, понятных нормальному человеку. Белов такое уже не раз видел - беседовал с людоедами. И то, как они объясняли причины страшнейших убийств - не поддавалось никакой логике! Это была либо какая-то чудовищная чушь, вроде: «Ненавижу тех, кто смеется таким визгливым голоском!», либо объяснения как такового и вовсе не было: «Не знаю, что на меня нашло... просто вдруг захотелось посмотреть, что у него внутри».
Тем не менее целый тайный отдел, созданный по приказу лично товарища..!
Впрочем, таких имен лучше не упоминать всуе.
Так вот – целый тайный отдел был посвящен тому, чтобы: во-первых, не допустить падения престижа Советского Союза в глазах иностранных держав. В конце концов холодную войну с США и жесткое противостояние почти со всем остальным миром - никто не отменял.
Во-вторых, защищать сон и покой советских граждан. И если в милиции говорили, что это несчастный случай или самоубийство – и слава богу! Пусть народ пребывает в святой уверенности, что в нашей стране преступности практически нет. А установить истину и устранить угрозу отправят специальных людей. Таких, как Белов. Надежных, проверенных, головой отвечающих за результат перед самим... Ну, вы поняли.
Третьей важной задачей подразделения являлась профилактика. Несколько максимально засекреченных научных отделов занимались изучением такого рода преступников, чтобы выявить, какие закономерности приводят к их появлению и можно ли это как-то предотвратить. Чтобы когда-нибудь, в прекрасном и светлом коммунистическом будущем, эта зараза выродилась в нашей великой стране навсегда!
Пусть она бушует где-нибудь там, на гнилом западе! А у нас будут жить лишь здоровые, чистые душой трудяги, с высокими моральными качествами!
Всю информацию по делу, включая досье на фигурантов расследования, следователи подобные Белову получали по своим каналам. Документации как таковой - не вели. Лишь писали по окончании расследования подробный рапорт, с предоставлением всех найденных улик.
Все данные собирались в одном месте - в тайном архиве глубоко под землей.
К вечеру Белов понял, что страшно проголодался. Он только утром на станции съел пирожок с ливером. И теперь, после целого дня беготни и расспросов желудок жалобно ныл и сжимался. Значит, настал момент еще одной важной беседы.
Сельпо – несомненно, является новостным центром любого поселка. Белов никогда не проводил ни одного расследования без беседы с продавщицами. Особенно если речь шла о вот таких вот маленьких деревенских магазинчиках.
Поднявшись на несколько ступеней вверх, он толкнул дверь и оказался в небольшом, наполненном фантастическим запахом свежего хлеба, помещении. В одном углу рядами громоздились ведра, грабли, калоши и куча всякого другого необходимого в хозяйстве инвентаря.
В другом – на полках были горками выложены консервы, пачки соли, большие упаковки спичек и тому подобное. Рядами выстроились трехлитровые банки с томатным соком, а также бутылки с уксусом, водкой и бог знает, чем еще. Круглолицая женщина в телогрейке и пуховом платке сосредоточенно что-то распаковывала.
От сладкого хлебного аромата желудок стал сжиматься еще сильней, Белов улыбнулся всеми зубами:
- Здравствуйте! Как же у вас тут вкусно пахнет!
Женщина довольно хмыкнула и окинула вошедшего цепким взглядом:
- Здравствуйте, товарищ Иванов!
Прекрасно понимая, что птичкой, разнесшей по селу весть о его приезде, наверняка была Марья Дмитриевна, Белов, тем не менее, изобразил картинное недоумение:
- Как вы... откуда...?!
Женщина довольно расхохоталась:
- А я всех знаю! Даже тех, кто только что приехал!
Доставив продавщице еще несколько приятных минут своим «недоумением» и неоднократно успев восхититься ее «поразительно глубокими познаниями», следователь окончательно расположил торговку к себе. После чего попросил продать ему пару банок килек в томате, кабачковую икру, буханку хлеба и кусочек «этого прекраснейшего свежайшего маслица»!
Когда продавщица принялась выставлять на прилавок все заказанное, Белов осторожно завел разговор о главном:
- Ай-яйяй-яйяй... Бедный мой дядька! И как же это его угораздило? Я вот вижу - вы женщина умная! Может, вы знаете, что с ним случилось?
Торговка замерла, не дотянувшись до банки с икрой.
Белов навострил уши, однако она, ничего не ответив, молча продолжила обслуживать покупателя. Вся веселость ее при этом разом куда-то исчезла.
- Сжальтесь же! Мне никто ничего не хочет рассказывать!
- Что ж я могу рассказать? – вдруг спросила она холодно, - Не я ведь его! Того... Так почем мне знать?
Белов погрозил пальцем:
- Не пове-еерю... Вы вот меня только что в первый раз увидели, а уже и по фамилии знаете, и кто я. Видно, что от вас – ни-чи-во не скроешь!
Вновь не удостоив его ответом, она начала складывать итог на счётах. Костяшки щелкали нервно - резко и громко.
Белов расплатился, сложил покупки в авоську и взглянул на торговку самым жалобным собачьим взглядом из тех, что были в его арсенале.
Тяжко вздохнув и закатывая глаза, продавщица наконец сдалась. Она уперлась обеими руками в прилавок и сказала тихо:
- Ну, допустим, я знаю. Да только вы все равно не поверите!
- Говорите всё! – горячо воскликнул Белов.
Девушка снова вздохнула:
- Есть в наших местах одна легенда. Говорят, что в речке Рябиновой живет... Зубарь...
Тут слова ее оборвались на полуслове, а сама она принялась делать вид, будто протирает прилавок, потому что по ступенькам снаружи затопали, входная дверь резко распахнулась – и в облаке пара появились двое мужчин.
Один был низенький, коренастый. Массивный широкий нос покрывала россыпь крупных пор и чёрных точек. Другой - высокий, белокурый, с картинной внешностью рабочего с плаката.
- Доброго дня, Ниночка! Спички и буханку хлеба! – с порога заголосил низкорослый. По его безапелляционному смелому тону сразу стало понятно, что он привык раздавать указания.
Продавщица быстро выложила на прилавок заказанное и мило улыбнулась высокому парню:
- А тебе чего, Лёша?
Тот одарил ее белозубой улыбкой:
- Конфеток мне отсыпь! Килограммчик.
- Ой! А съешь ли? – кокетничала она, принимая деньги.
- Ну что ты, Ниночка! Мне конфеты ни к чему! Я вырос давно! – хитро улыбнулся в ответ парень, - Ты же слышала, что у нас пятиклассник Вася Стрельников организовал тимуровскую команду?
- Ну-уу, - утвердительно протянула женщина, все еще ожидая пояснений.
- Вот, хочу им поощрение выдать! Молодцы ребята! И макулатуру сдают! И старушкам помогают! Грамоту им Иван Александрович уже выдать обещал, - с этими словами он слегка похлопал низкорослого по плечу, - Ну, а я со своей стороны, чем могу поощряю.
- А что тогда так мало?
- А много сладкого - вредно!
Продавщица заулыбалась и двинулась к ряду лотков в углу:
- Но шоколадных – извини – нет! Разобрали. Карамельки есть и ириски. Насыпать?
Парень махнул рукой:
- Пусть будут ириски! – и повернувшись к низкорослому, продолжил: - Ведь какие ребята хорошие растут! Какие ребята! Какое прекрасное будущее они своими руками сотворят, когда вырастут!
Тот кивал и все больше косился на Белова, который безмолвной тенью маячил у витрины, делая вид, что внимательно что-то там изучает.
- А вы, извините, кто будете, товарищ? – внезапно заговорил с ним большой нос.
Белов закрутил головой, как будто лишь только что обнаружил, что рядом есть еще люди:
- Вы это мне?
- Вам-вам!
Тут к Белову повернулся уже и белокурый. Вот уж кто, похоже, точно ничего вокруг не замечал, увлеченно рассуждая о высоком.
- А это товарищ Иванов, родственник алкоголика Макеева! – ляпнула вдруг продавщица, - Ой, простите, - тут она стыдливо прикрыла рот рукой, но выражение хитрых глаз при этом ничуть не изменилось.
- Во-оот как??? – заинтересованно протянул нос.
- А это наш председатель - Иван Александрович! – указала на него продавщица, - А это – Лёша, лучший комбайнер в нашем колхозе! Да к тому же и гармонист! И на балалайке может. И песни поет! И план всегда перевыполняет...
- Да ладно тебе! – прервал поток дифирамбов высокий парень, - Ты меня засмущала совсем. Не слушайте ее! Я просто обычный комсомолец! Алексей Грибанов, – скромно представился он, протягивая Белову руку.
Следователь ответил на рукопожатие, потом поручкался и с председателем.
- У вас наверное... много вопросов... по поводу кхм... Ну, не будем мешать Ниночке работать, пройдемте! – и слегка подталкивая Белова в спину, председатель вытащил его на улицу.
- Здесь не лучшее место для беседы, если вы понимаете... – зашептал он, когда они немного отошли от Сельпо, - Ниночка – чудесная женщина, но язык без костей! А дело... деликатное.
Через минуту из магазина вышел комсомолец-Лёша и вместе они двинулись по заснеженной улице.
- Если не возражаете, - начал Белов, выдержав паузу, - Мне бы хотелось сходить на место гибели дяди.
Председатель и комсомолец переглянулись.
- Дык оно же это... в соседнем селе, - тихо сказал председатель, нервно оглядываясь по сторонам.
- Нет-нет! – меня интересует не место, где нашли тело, а то место, где он... упал... в реку.
Селяне вновь переглянулись.
- Дык кто ж знает-то где... откуда он... – снова залепетал председатель.
- Но... сейчас ведь зима, разве река не покрыта льдом? Думаю, мест, где можно э-эээ... погрузиться в воду – не так уж и много. Наверное, это была какая-нибудь прорубь?
- Проруби нет, - вступил в разговор комсомолец, - Стыдно признаться, но... народишко у нас тут... суеверный. Во всякую чушь верят! Про какого-то Зубаря сказки рассказывают.
Тут председатель резко остановился и зыркнул на Лёху неодобрительно.
- Ну а что? – развел руками тот, - Шила в мешке не утаишь! Рано или поздно кто-нибудь все равно ему расскажет.
Иван Александрович вздохнул и вяло махнул рукой, мол: «да делайте, что хотите»!
- Сама по себе сказка придурацкая! Яйца выеденного не стоит! - продолжил повествование Лёша, - Эммм... что-то вроде местного водяного... или... духа воды? Не важно, в общем! Все равно – чушь! Так вот... – тут он запнулся, потому что председатель вдруг с силой дернул его за тулуп.
Лёха резко замолчал, и никто больше не произносил ни слова до тех пор, пока они не миновали стоящих у калитки и лузгающих семечки женщин в шерстяных платках.
Когда селянки остались позади, Леха продолжил:
- Э-эээ... о чем это я? А, ну да... река. В общем, все боятся к ней подходить из-за этого... лешего или кто он там. Так что прорубей никаких никто не делает, рыбу не ловит и купаться даже народ ходить перестал! А в воду можно погрузиться... - он на секунду задумался, и вдруг сделал резкий жест рукой, - Лавы! Точно – лавы! Больше негде!
- Покажите пожалуйста, где это. Я тут человек новый...
- Конечно! – пожал плечами комсомолец, - Мы сейчас все равно мимо проходить будем, да? – и он слегка пихнул председателя локтем.
Тот хмуро кивнул. Все происходящее явно не приносило ему удовольствия.
Вскоре вышли к перекрестку, одна дорога шла немного под уклон – и буквально в нескольких десятках метров внизу виднелась белоснежная гладь реки.
- А вот и они – лавы, - кивнул комсомолец на узкие неудобные мостки, ведущие на ту сторону реки.
- Колхоз уже выделил деньги на нормальный мост... – будто бы оправдываясь, почему-то завел председатель, - Ждем только лета, чтобы начать работы... Как только половодье закончится, так сразу и...
- Давно пора! – удовлетворенно воскликнул комсомолец, - Нужно поддерживать, так сказать, «лицо» колхоза! А то - что толку во всех этих переходящих знаменах, если народ речку перейти безбоязненно не могёть?!..
Белов перестал их слушать. Сняв шапку и сделав нарочито скорбное лицо, он приблизился к лавам. Река в этом месте была не очень широкой - не больше пятнадцати метров. У опор вода до конца не замерзла. Вокруг них виднелись широкие темные проталины. А на середине мостушек – и вовсе образовалась крупная полынья. Видимо, течение реки здесь было достаточно сильным, а может снизу били ключи. Как бы то ни было – места для того, чтобы сбросить тело в воду было более, чем достаточно.
Чтобы убедиться в этом, Белов взошел на лавы, осторожно хватаясь за хлипкие прогнившие перильца. С непривычки идти по столь узкому и шаткому мостику было страшновато. Но кто-то, кто всю жизнь переходил по этим мосткам туда-сюда, и был достаточно физически крепким (а это почитай каждый колхозный мужик, а то и баба) запросто мог затащить сюда тело и сбросить в воду. И никаких следов на этих обледеневших деревянных досках не осталось бы.
Раздумывая надо всем этим и параллельно изображая глубокую печаль по безвременно ушедшему «дядюшке», Белов не сразу заметил, что к двум оставшимся на берегу людям присоединился еще кто-то.
Это был участковый. И теперь все трое о чем-то тихо переговаривались, встав так близко, что почти соприкасались плечами. Периодически кто-нибудь из них да бросал взгляд на Белова.
Следователь с нарочито рассеянным видом огляделся по сторонам. На том берегу темнели заросли густого кустарника, а за ними поля, поля... До самого горизонта.
Он перевел взгляд на село. Оно стояло на небольшом пригорке, так что в принципе, кто-то мог что-то видеть из окна. Конечно, пропал Макеев скорее всего после событий в клубе. То есть было уже темно и поздно. Но учитывая то, как хорошо снег и лед отражают лунный свет – свидетели все же могли быть. Особенно вот в этих двух, ближайших домах. Он еще раз оглядел весь пейзаж – где-то окна смотрели в другую сторону, где-то вид перекрывали забор или деревья. Да, с жителями двух крайних домов всенепременно следовало познакомиться!
Возвращаясь назад, Белов обнаружил, что количество людей на берегу вновь увеличилось. Теперь там стояла еще и Нюрка – давешняя странная барышня, прятавшаяся за буфетом. Участковый как раз объяснял ей, что это возможное место преступления – так что лучше ей будет уйти и не мешать работе компетентных органов.
Женщина слушала, вытаращив глаза. А потом лицо ее вдруг приняло странное выражение, она закусила губу и сморщила лоб.
- Что такое, Нюра? Ты что-то видела? – тут же заинтересовался переменами в ее поведении участковый.
- Да! Э-ээ... Нет!!
Очевидно, на лице Белова изобразилось недоумение, потому что председатель пояснил вполголоса:
- Нюра живет в этом доме! – и он кивнул на одну из двух изб, в которых Белов надеялся найти свидетелей, - Если кто что и видел, то это она!
- В другом доме тоже могли что-то видеть, - подсказал Белов.
- Бессмысленно! – безнадежно махнул рукой Иван Александрович, - Там обитает древняя старуха. Слепая и глухая. Да разорвись у нее под окном фугас – она и то бы не заметила!
- А ну... пошли со мной! Побеседуем, – между тем кивнул всем на прощанье участковый и повел Нюру в отделение.
- Похоже, он напал на след! – хихикнул председатель. И было не совсем понятно, радуется он или нервничает.
- Неужто самого Зубаря отловит? – принялся зубоскалить комсомолец.
- Кстати, я хотел спросить, нет ли у вас тут гостиницы? – поинтересовался Белов, а то... в доме дяди, наверное, нельзя... расследование же.
Деревенские переглянулись.
- А идите ко мне! – все так же радостно предложил Лёша, - У меня там, конечно, не Зимний дворец - так, холостяцкая хибарка, но все же. Есть книги, есть гантели – полный сервис!
- Нет! – отрезал председатель, - Лучше ко мне! У меня жена вкусно готовит и в доме уютно.
Белов задумался. Вообще-то он не прочь был бы пойти к ним обоим – понаблюдать за каждым по отдельности в расслабленной домашней обстановке. Может, выяснить что интересное из приватных вечерних бесед. Вопрос – с кого начать?
Ну, если у председателя дома жена, то, наверное, будет сложно побеседовать приватно, и Белов с извиняющейся улыбкой обратился к Ивану Александровичу:
- Простите великодушно, но для меня нет больше соблазна, чем хорошие книги и спортивный досуг!
Председатель вскинул брови и поджал губы:
- Ну, как хотите! – пожал плечами он, - Вот увидите, завтра же вы прибежите ко мне! Потому что у Лёхи с голоду подохнуть можно! Он кроме вареной картошки ничего не готовит!
- Да вы никак завидуете, что товарищ Иванов предпочел мою компанию? – громко засмеялся Лёха, шутливо грозя указательным пальцем.
- Чему там завидовать?! – обиженно воскликнул председатель, - Вот еще глупости!
В ответ на это Лёха захохотал еще громче.
Все повернулись и двинулись прочь от реки.
В одном председатель был прав, жил Лёха по-спартански. Ни цветов в плошках, ни кружевной скатерти, ни фотографий или картинок по стенам – все только самое необходимое, разложенное в идеальном порядке. К предметам роскоши можно было отнести лишь книги. Белов с интересом изучил коллекцию – но не обнаружил ничего выдающегося: «Как закалялась сталь», «Молодая гвардия», сборник стихов Маяковского... В общем, святая классика советской литературы.
За скромным ранним ужином Алексей много рассуждал о прекрасном социалистическом будущем, которое ждет всех, стоит только немножко постараться. Рассказывал о многообещающем тимуровском отряде местного разлива, о том, как регулярно перевыполняет план их колхоз, о том, как прошла уборочная и все прочее, в том же духе.
Белов не мог и слова вставить, чтобы завести речь о чем-нибудь более полезном для дела.
Председатель оказался прав и в другом: в доме у Грибанова не было никаких изысков. Он сварил картошку, достал из погреба соленые огурчики. Были там еще чеснок, черный хлеб – вот и весь разносол.
Белов выставил на стол купленные кильки, кабачковую икру, масло - но Грибанов к ним даже не притронулся. Он весело сдирал шкурку с раскаленной картошки, посыпал ее крупной солью и проглатывал с огромным наслаждением. Глаза его все время смотрели куда-то вверх и вдаль, где он, очевидно, уже видел светлое советское будущее.
Следователь очень рассчитывал, что что-нибудь удастся выудить из Лёхи хотя бы после еды. Но когда закончили пить чай, Грибанов резко засобирался.
- Надо в ДК идти! – радостно сообщил он, - «Кис-кис» пострелятам отнесу! Они там стенгазету рисуют. Да и новый концерт уже готовить надо! Теперь – ко Дню Советской армии! Времени не так уж и много осталось. В общем – дел невпроворот! А вы уж тут не скучайте – книгу вон почитайте или радиопрограмму послушайте. Я поздно вернусь.
Конечно, у Белова была мысль пойти вместе с ним в ДК, все равно он собирался туда сходить. С другой стороны - это могло и подождать. Сегодня он собрал уже достаточно фактов. Лучше было сесть и записать их, пока не вылетели из головы.
Для этой цели у Белова был особый блокнот. На обложке он сам, своей рукой нарисовал ферзя и подписал красиво: «Записная книжка шахматиста».
При его работе прямым текстом писать: «Подозреваю Попова, улики такие-то» - было невозможно! Вот и приходилось идти на хитрости.
Всем действующим лицам давались условные прозвища: конь, ладья и т.п. Далее использовался особый шахматный шифр, с помощью которого Белов мог спокойно записывать любую информацию.
Разумеется, попадись его блокнот заядлому шахматисту – тот, конечно, сразу понял бы, что на обычную партию, да и вообще на шахматные ходы – это совершенно не похоже. Но таких умников Белову, к счастью, встречать пока не доводилось. Да и блокнот он берег как зеницу ока. Зато легко мог мельком продемонстрировать всем любопытствующим записи, если кто-то интересовался, что это у него там за книжица.
В целом, блокнот был не особо нужен – его память была специально натренирована, он легко запоминал имена, фамилии, даты и другую важную информацию. Однако полностью рассчитывать только на память было небезопасно. Да и в случае чего товарищи смогут найти записи и узнать все, что накопал агент. Такой вероятности тоже нельзя было исключать.
Цикл: В своей постели ты не сдохнешь!
История 1
Часть 1
Холодно.
Жесткий снег пополам с мерзлой грязью под пальцами. Во рту железистый привкус. В носу хлюпает, мешая дышать, кровь.
Он лежит на ледяной земле. Лицом вниз. Не в силах пошевелиться. Не в состоянии понять, что произошло.
Хотя... Стоп. Нет. Он помнит!
Они пошли в атаку. Завязался бой. Грохот орудий, что-то воодушевляющее орет командир. Слов не разобрать, но все отвечают оглушающим: «Ура-аааа!!!»
Он бежит вперед. Рвутся снаряды. Всё вокруг заволокло дымом.
А потом... на него выскочил фриц, и с размаху двинул прикладом по лицу.
Вспышка чудовищной боли, Олежка отлетел назад и спиной рухнул в глубокую воронку. Скатился вниз вместе с комьями грязи. Он надеялся, что это все, что фриц пойдет дальше, оставив его в покое.
Но этого не произошло.
Тот с холодной, хищной ухмылкой спрыгнул следом и принялся наносить восемнадцатилетнему мальчишке удар за ударом. Медленно, с оттяжкой... с нескрываемым удовольствием. Как будто все происходило не в ледяной воронке посреди хаоса боя.
Как будто перед ним лежал не человек.
Макеев, который всегда был самым хилым во всем колхозе – худым и с цыплячьей шеей – конечно пытался подняться и оказать какое-то сопротивление. Но этот противник был ему не по зубам. Он предвосхищал все выпады пацанёнка, предвидел каждую его неловкую атаку. И только улыбался все шире и шире.
Олег навсегда запомнил эти пустые голубые глаза – без намека на сочувствие.
Когда развлечение фашисту наскучило и над головой сверкнул немецкий штык-нож - Макеев понял, что это конец...
Он глубоко набрал в грудь воздуха и перевел взгляд на небо. В последний раз.
Вдруг лицо фрица взорвалось. Или это так только показалось – Олег увидел лишь фонтан кровавых брызг. И белокурая голова тут же куда-то исчезла. Воздух сотряс дикий грохот, а паренек уткнулся лицом в землю, пытаясь прикрыть голову руками...
Вот оно что.
Видимо, он лежит здесь уже давно – вон какое тело неподъемное. Только бы не получить обморожение.
И эта тишина... Очевидно, бой давно закончился.
Вдруг рядом с ухом захрустел снежок.
Шаги.
Олег не успел обрадоваться тому, что его нашла, наверно, санитарочка, как вдруг, сорвав с головы треух, кто-то с силой схватил его сзади за волосы и перевернул на спину.
Боль сразу привела в чувство. Макеев ойкнул и даже смог немного приподняться, изумленно озираясь по сторонам.
Он лежал возле речки Рябиновой. Черное небо в крупных звездах нависало прямо над головой. Сквозь заросли кустарника с противоположного берега подмигивала редкими огоньками родная деревня.
Олег облегченно выдохнул. Все в порядке. Он дома! Давно остались позади и та страшная воронка, и тот подонок, что жестоко избивал тощего мальчишку. С тех пор прошло много лет. Хоть воспоминания и преследовали его до сих пор в кошмарах. Но сейчас, в наше время, и в родной деревне – ему уже ничто не грозит.
Ведь так?..
Почему он опять лежит на снегу?
Почему над ним снова нависает чья-то жуткая фигура?
Тогда, зимой сорок первого, он хотя бы видел, кто на него напал. Теперь же – не знал и этого.
- Кто ты?!.. – вырвалось само собой.
В ответ на это черный силуэт вдруг коршуном упал на него, придавливая к земле тяжелым мускулистым телом. Железные пальцы сжались на шее, не позволяя издать ни звука.
Зубы вдруг со страшной силой впились в кожу лица!
Макеев захрипел, задергался!.. Но огромное количество алкоголя в крови сделало мышцы вялыми, а тело безвольным.
С мясом содрав кожу с одной щеки, жуткий рот, тем временем, с силой вцепился в нос, кажется, собираясь его отгрызть.
Макеев умирал медленно и долго. И все это время «зверь» ни на секунду не переставал терзать его лицо.
Колхоз «Стахановец» встречал неприветливо. Сначала Белова помотало по невозможно изрытой колеями дороге. Так что, без конца подпрыгивая на сиденье, он едва не бился головой о крышу кабины. А когда грузовик наконец выплюнул его в рыхлую чёрно-снежную кашу, оказалось, что до колхоза еще пилить и пилить.
- Все, я приехал! – отрезал водитель и махнул рукой куда-то в густую белую хмарь, - Идите дальше по дороге! Тут уже недалеко!
Поблагодарив шофера, Белов огляделся. Поблизости шла какая-то стройка. Наверное, коровник или что-то подобное. Хмурые мужики в тулупах и валенках сновали туда-сюда, перетаскивая мешки и перевозя что-то на тачках. Штабелями были свалены балки. Слышались сердитые окрики. На незнакомца никто не обратил внимания, разве что тявкнула со смесью любопытства и подозрения маленькая лохматая собачка.
Обдав следователя облаком вонючих выхлопных газов, грузовик свернул к стройке, скрывшись за грудами кирпича.
Белов побрел дальше по дороге.
Морозило, деревья покрылись толстым слоем инея. Стоял плотный ледяной туман.
Идти было тяжело – высоченные сугробы в человеческий рост с двух сторон обрамляли обширные колхозные поля. Посередине же – чуть подмороженная сверху, и разъезженная в кисель внутри - снежная масса. Белов потратил минут сорок, перепрыгивая с кочки на кочку, выискивая относительно сухие и чистые места.
Поскальзываясь на очередном льдистом островке, он останавливался, чтобы перевести дух и утереть пот со лба.
По старой своей привычке, едва выпадала свободная минута – следователь в очередной раз принимался обдумывать все известные факты. Производить анализ и, по возможности, выстраивать логические цепочки.
Итак: что мы имеем?
Восемь странных смертей за три года. Даже для такого большого села – это многовато. Каждая из них по отдельности легко могла бы сойти за несчастный случай, но все вместе они наводили уже на совершенно другие мысли. Чем и привлекли, собственно, внимание его подразделения.
До этого все смерти в колхозе были естественными – он сам все перепроверил несколько раз. Несчастные случаи если и происходили – то при многочисленных свидетелях, и сомнений никаких не вызывали.
И лишь в последние три года река раз за разом стала преподносить зловещие сюрпризы.
На первый взгляд, жертвы не имели между собой ничего общего. Разный пол, возраст, интересы. Объединяло их лишь одно – всех их находили в воде с напрочь объеденным рыбами лицом.
После множества таких случаев даже местная сонная милиция начала наконец что-то подозревать. Да и народ в деревнях ниже по течению стал чаще обращать внимание на реку. Так что в этот раз тело не успело уплыть далеко. И лицо покойного... почти не пострадало. От рыб во всяком случае.
Личность определили мгновенно. Погибшим оказался пропавший накануне гражданин Макеев Олег Степанович, как и все остальные жертвы проживавший в колхозе «Стахановец».
Сорок лет. Воевал. Дважды ранен. Получил контузию. Потерял два пальца на левой руке.
Несмотря на то, что по сравнению со многими другими (кто вернулся с войны без рук, без ног, или вообще не вернулся) Макеев отделался достаточно легко, тем не менее, после войны этот гражданин замкнулся в себе. Рвения к колхозному труду, равно как и к общественной жизни - не проявлял, жаловался на плохое самочувствие, дурное настроение и общую усталость от жизни. На партсобраниях неоднократно обвинялся в тунеядстве и злоупотреблении спиртным. Не женат. Жил бобылём в родительском доме. Большую часть времени вел себя тихо, но периодически, хорошенько заложив за воротник, мог совершить хулиганскую выходку или затеять драку. Участковый инспектор Петров проявлял к нему чрезмерную снисходительность. Чем, по мнению многих, лишь вредил Макееву.
Перед глазами вновь возник снимок последней жертвы. Теперь, когда тело нашли быстро – медэкспертиза могла рассказать довольно много. Во-первых, подозрительные синяки на шее наводили мысли об удушении. Во-вторых - и это самое интересное! - рыбы не успели объесть труп. И в результате вскрылась одна крайне любопытная деталь. Жуткая! Но любопытная.
Все лицо погибшего было покрыто глубокими следами укусов. А зубы достоверно были определены как человеческие. Не совсем понятно, при жизни это произошло или уже после смерти. Возможно, за несколько минут до или через несколько минут после. Точнее, к сожалению, установить не удалось.
Будем считать, что укусы могли начаться до смерти и закончиться после. Это, пожалуй, объясняло, почему эксперты не смогли договориться в этом вопросе.
Чтобы затруднить опознание, ускорить процесс разложения, а то и просто в порыве ярости, преступник мог исполосовать лицо жертвы ножом, молотком, топором... Такие случаи, к сожалению, были не редки. И в свое время Белов повидал их немало.
Но... чтобы собственными зубами?.. Такого не смог припомнить ни сам следователь, ни кто-либо из экспертов.
Вот почему Белов был сегодня здесь. Кажется, это дело по его части.
К селу следователь вышел весь мокрый и расхристанный. Раз пять он чуть не упал и сильно запачкался. Потертый коричневый чемодан покрылся брызгами. Голенища сапог оказались замызганы до самого верха.
Наконец, в воздухе запахло печным дымом, навозом и чем-то еще... чем-то таким родным, сладким, что сразу возвращало в детство.
Найти нужный дом удалось не сразу. Пришлось походить по улицам и поспрашивать людей.
Обычная деревянная изба с облезлыми резными наличниками на окнах и скрипучей калиткой выглядела давно заброшенной. Неухоженной и мрачной.
Входная дверь была немного приоткрыта. Внутри кто-то копошился.
Белов скользнул внутрь:
- Бу! – громко выкрикнул он, увидев двух немолодых женщин, одна из которых копалась в сундуке, а вторая что-то искала на полках буфета. Обе подпрыгнули на месте и схватились за сердце.
- Ой! Ой-ёй-ёй! – страдальчески захныкала одна, - Что ж ты так пугаешь, охальник!
Вторая же скользнула в уголок, спрятавшись за буфетом, надеясь, видимо, что Белов ее не заметил.
Новоприбывший добродушно рассмеялся:
- А что это вы тут делаете? Никак добро чужое растаскиваете?
- Что ты?! – испуганно замахала руками бабуся, тут же ловким движением захлопывая крышку сундука, - Откуда здесь какое добро!? Скажешь тоже! Мы так просто... порядок наводили.
- А-ааа... – протянул Белов, - Ну, тогда другое дело! – глаза его, впрочем, продолжали насмешливо улыбаться.
- А вы, собственно, кто? – насупилась старушка, переходя в наступление, - Что-то я не припоминаю такого молодца в нашем селе. Нюрка, ты его знаешь?
Кажется, все еще наивно надеявшаяся тихо ускользнуть Нюрка, принужденно выглянула наконец из укрытия за буфетом и выдавила опасливо:
- В первый раз вижу...
- Иванов! Владимир! Очень приятно познакомиться! – нарочито расшаркался Белов, затем, стянув с головы ушанку, продолжил на тон ниже, но все тем же ироничным тоном, — Увы. Прибыл я сюда по печальной надобности. Из-за безвременной кончины троюродного дядьки.
Все степенно опустили глаза и немного повздыхали.
- Э-ээх! Так и не довелось повидаться напоследок! – горько заключил Белов, когда посчитал, что для импровизированной минуты молчания времени прошло уже достаточно.
- Дядька, говоришь? А как же вышло, что он Макеев, а ты Иванов? – внезапно проявила бдительность старушка.
- Дык он же мне не по отцу родственник, а по матери! – с готовностью пояснил Белов. Который всегда, во всех оперативных заданиях использовал фамилию Иванов. Это было удобно – не запутаешься, да и отследить кого-то с такой фамилией крайне сложно. Что очень помогало, когда под подозрением оказывались сотрудники милиции или кто-то подобный, кто мог бы - гипотетически - попытаться что-нибудь о нем раскопать.
Обычно рассказа о «дядьке по материнской линии» бывало достаточно, ну а если попадался кто-то особо дотошный, начинавший заваливать бесконечными вопросами, Белов доставал из внутреннего кармана свой главный козырь – документы, выправленные на имя Иванова Владимира Ивановича. (Имя и отчество, кстати, были подлинными).
- А вас как зовут? – в свою очередь спросил он.
- Марья Дмитриевна.
- А я – Нюра, - раздалось из-за буфета.
- Очень, очень рад! – сверкнул всеми тридцатью двумя зубами Белов, - Вы, Нюрочка, пока идите, мне тут с Марьей Дмитриевной покалякать надо.
- Пожа-ал-ста... – обиженно протянула Нюра, не понимая, почему что-то интересное внезапно решили обсуждать без нее.
Когда дверь за женщиной закрылась, Белов указал на кособокую табуретку, предложив старушке сесть. Сам же устроился напротив:
- Дорогая Марья Дмитриевна... – начал было следователь, но она вдруг прижала палец к губам, а потом гаркнула молодецким рыком:
- Нюрка! А ну брысь!!
За входной дверью захрупал снежок, затем хлопнула калитка.
Белов улыбнулся: бабуся оказалась не так уж проста.
- Вижу, на мякине вас не проведешь! – восхищенно выпалил он.
Женщина довольно хмыкнула:
- А то ж!
- Расскажите же мне, уважаемая Марья Дмитриевна, что случилось с моим дорогим дядей? А то мне о смерти-то сообщить - сообщили, а вот подробностей никаких не представили.
Старушка вздохнула:
- Ох, темное это дело, сынок! Ох, темное! – и она замолчала, сделав долгую театральную паузу.
Белов придвинулся, всем своим видом выражая глубочайший интерес.
- Мы его в последний раз видали на концерте в клубе... А потом он... исчез! Как в воду канул!.. Ой! – она дернулась и прикрыла рот рукой, - Это я... случайно так выразилась. Вы же знаете, что его в воде нашли?
Белов изобразил подлинное недоумение:
- Ни-че-гошеньки не знаю! Расскажите, пожалуйста, дорогая, поподробнее обо всем, что произошло. Все, что вспомните.
- А ты не из милиции случаем? – вдруг напряглась старуха и отпрянула, глядя с подозрением.
Белов весело расхохотался:
- Дорогая Марьечка Дмитриевна! Хуже!!! Меня дома ждет маманька с расспросами. А это, уж поверьте мне! Куда хуже милиции будет! Сама она приехать не смогла – кому-то ж за скотиной приглядывать надо... Но если уж я во всех деталях всего ей не порасскажу – она мне этого ни в жисть не простит!
Марья Дмитриевна расслабилась. Уголки рта ее стали подозрительно подергиваться.
- Ну, слушай! В тот день был у нас концерт в клубе в честь награждения колхоза переходящим Красным Знаменем. За победу в соцсоревновании, между прочим! Да-аа! Кстати, и не в первый раз уже!..
Слушая ее, Белов восхищенно закатывал глаза и всячески выражал восторг бурной жестикуляцией.
Несмотря на лютый холод снаружи – в зале было жарко натоплено. Конечно, чтобы произвести впечатление на высоких гостей из района.
Закончил печальную песню военных лет гармонист. На сцену выскочил симпатичный белокурый парень и бодро выкрикнул:
- А теперь – девушки из колхозного ансамбля «Реченька» споют для вас час-туш-ки!!
Зал одобрительно загомонил, раздались громкие приветственные аплодисменты. На сцену выбежала гурьба девчушек в сарафанах, которые принялись задорно петь...
Наверняка какие-то весьма смешные и злободневные четверостишия. Только вот расслышать их смогли разве что в первых рядах.
Потому что, перекрывая звуки балалайки, дверь в клуб вдруг с протяжным скрипом раскрылась, а затем хлопнула так, что стекла в окнах задрожали. Протопали тяжелые шаги.
Люди стали оборачиваться. На новоприбывшего недовольно шикали, какая-то бойкая старушка даже погрозила кулаком - однако визитёра ничто не смутило. Залитыми, что называется «по самые брови», стеклянными глазами он хмуро взирал на переполненный зал. В руке чадила цыгарка. Тулуп распахнут, замурзанная ушанка съехала на затылок, держась непонятно как. От пьяницы за версту разило перегаром, потом и давно нестиранным бельем.
Затянувшись и стряхнув на пол пепел, он по-звериному зарычал, так что на него снова зашикали и замахали руками, пытаясь прогнать. Был ли в этом рыке какой-то смысл или алкоголик просто дошел уже до животного состояния – было совершенно непонятно.
- О, какие! Свистульки! – громко и похабно вдруг выдал он, глядя на девушек, - Еще вчера под стол пешком ходили. А сегодня гляди – уж бабами стали!
Девушки в кокошниках продолжали взмахивать платочками и частить про надои и веселых трактористов. Однако голоса их теперь звучали как-то вымученно, а личики покрылись румянцем. Да и публика не вся уже смотрела на сцену.
Особенно тревожно всем стало, когда алкаш привлек внимание совершенно особой группы людей. Дело в том, что за длинным, покрытым алой скатертью столом, восседали высокие гости и журналисты из района. И хотя стол этот стоял ближе всего к сцене - теперь уже даже там заметили новоприбывшего и стали недовольно на него оглядываться, перешептываясь.
Председатель колхоза, притулившийся подле них, с белым как мел лицом, утирая пот быстрыми мелкими движениями, что-то поспешно говорил, кажется, оправдываясь. А пузатый лысеющий мужик в сером костюме, насупившись поспешно делал какие-то пометки в блокноте.
Шум сзади, между тем, становился лишь громче:
- Да что ж ты делаешь, подлец?! Совсем с ума свихнулся?! – заголосила какая-то женщина. Толпа загудела. Девушки в кокошниках запели еще громче, срывая голоса, и заулыбались еще шире, пытаясь перетянуть на себя внимание высокой комиссии, однако теперь на них уже никто не смотрел. Все взгляды были прикованы к грязному пропойце, который встал в углу в соответствующей позе, собираясь, видимо, помочиться. Народ повскакивал с мест, несколько дюжих мужиков безуспешно пытались выбраться со своих мест, но все никак не могли протолкнуться сквозь плотные ряды людей.
На шум из-за кулис выглянул и давешний симпатичный конферансье. Мгновенно оценив ситуацию, он тут же оказался в конце зала и, подхватив пьянчугу под руку, стал мощными тычками выталкивать его за дверь. Вскоре к нему присоединились участковый и еще несколько высоких крепких ребят. Инцидент – вроде бы – был исчерпан.
Хотя послевкусие осталось. Да такое, что весь остаток вечера концертная программа мало кого волновала. Люди перешептывались, обсуждая и осуждая пьянчугу-Макеева. Который, видать, совсем уже допился до зелёных чертей, раз вытворяет такое!
Через несколько минут в зал вернулись почти все, кто выводил пьяницу. Не было только участкового.
Девушки, смущенные поганой выходкой, танцевали уже без удовольствия. Да и публика больше не улыбалась.
- Он когда пьяный был - буянил сильно, - поясняла Марья Дмитриевна, - Вечно кого обругает, а с кем и подерется. Главное, когда трезвый – тихий, ну, а как выпьет – как бес в него вселяется! В прошлый раз также было – завалился в клуб (хорошо хоть тогда не было высоких гостей), да как стало его посреди зала наизнанку выворачивать! Ой, срамота! Все танцы молодежи испортил!
Опасаясь, что бабуся сейчас завязнет в перечислении всех хулиганских выходок безобразника-Макеева, Белов прервал плавный поток ее речи:
- И это был последний раз, когда его видели?
- Да, сынок, последний! – грустно покивала женщина.
- Ничего не понимаю! – картинно воскликнул Белов, - Получается, его участковый домой повел?
- Повел-повел.
- Значит, дядька мой не мог заблудиться в метели! Вы ведь сказали, что в воде его нашли? Хм... Вряд ли он посреди ночи на мост пошел. Как же вышло, что он исчез?! Что с ним случилось???
Женщина пожала плечами.
- Хто ж знает?.. – задумчиво протянула она, не поднимая глаз.
Было видно, что в голове у нее вертится что-то. Что-то такое, чем она не спешит делиться.
- Мамочка! – схватился за сердце следователь, - Ну не мог же его этот... участковый... того?...
Марья Дмитриевна испуганно замахала руками:
- Что ты?! Участковый у нас человек старой закалки! И на фронте был, и медали имеет! Хороший, порядочный человек! Мухи не обидит! Да и Макееву сочувствовал всегда. Тот набедокурит, а участковый всех успокаивает – мол, войдите в положение, у Макеева контузия была... тяжело ему... А у кого контузии не было?! С войны все почти раненые вернулись! Да у нас в колхозе некоторые инвалиды без рук, без ног – и работают! А этот Макеев вечно отлынивал, прости господи!
Информация эта была очень интересной – Белов внимательно слушал, старательно запоминая все детали.
- Марьечка Дмитриевна, ну, я же вижу, что вам что-то известно!
Женщина не стала отрицать, сделав неопределенный жест и уставившись куда-то в стену.
- Ну расскажите вы мне все! Вы же знаете, что произошло, да?
- Знаю, - призналась наконец она после долгой паузы.
Белов почти перестал дышать. Никогда еще дела у него не раскрывались так легко и быстро.
- Что?! – взволнованным полушепотом выдохнул он, обратив все внимание на старушку.
Та, явно наслаждаясь моментом, не спешила говорить:
- Отчего ж не рассказать? Тут секрета нету. У нас об этом все знают.
- Да-аа???? – изумился Белов.
- Нда! Только вот сейчас, при советской власти, говорить об этом стало не принято. Вслух то есть. На людях. Дома-то люди, конечно, шепчутся.
- Ну не томите же, дорогая! Я изнемогаю от нетерпения!
Женщина заулыбалась и наконец снизошла до пояснений:
- Зубарь это был!
Белов вздрогнул. Зубарь! Что-то было очень знакомое в этом слове. Где же он его слышал? Зубарь, зубарь... Фамилия что ли? Или где-то ему встречалось такое название рыбы?..
Марья Дмитриевна тем временем продолжала:
- Дух это нечистый. В воде живет. В речке в нашей, в Рябиновой. Я от прабабки слышала, что он еще до революции людей здесь похищал, да в реке и топил. С дре-еевних времен это пошло. Надо было ему жертвы приносить – тогда он село защищал. А как жертвы ему не приносят больше – так он сам их... себе забирает. Да только злится от этого очень. Вот и не по одной в год берет, а по нескольку. Знаешь, как у нас люди реки бояться стали? Даже летом на пляж никто не ходил! Ребятишек матери со двора не отпускали! Рыбаки и те удочки забросили. Потому как жизнь дороже будет!
Белов молча хлопал глазами, не зная, что сказать. Лицо Марьи Дмитриевны вдруг приблизилось к нему, тон стал жутким, а глаза страшно засверкали - следователь поневоле ощутил противный холодок вдоль позвоночника.
- Он одно время досыта накормился, видать. И в спячку впал. За войну-то много наша реченька тел перевидала. А теперь ишь... проснулся опять. Да жрать хочет!
Когда он проснулся, вокруг стояла гробовая тишина. Тьма была абсолютной.
Ну и что же? Перевернуться на другой бок – и спать.
Но... стоп! Почему так холодно?
И... что-то еще было очень странным.
Босые пятки стояли на голой земле.
В ноздри бил запах влажной почвы и еще чего-то... такого... как от старой курильницы или каких-то прелых благовоний.
Сознание, наконец, прояснилось – и оказалось, что он вовсе даже не лежит в своей постели... а стоит...
Где???
- Дорогая? – негромко позвал он.
Никто не ответил, и он попробовал чуть погромче:
- Лили?!
В некотором отдалении что-то зашуршало. Будто бы осыпался песок.
Сам ли? Или под чьей-то стопой?
Отец семейства невольно сделал пару шагов назад. Потом приподнял руки, пытаясь нащупать хоть что-то – и понять наконец, где он.
Но вокруг ничего не находилось.
Пальцы ловили лишь пустоту.
Он с силой ущипнул себя, чтобы убедиться, что не спит.
Боль была более, чем реальной.
Под ложечкой неприятно засосало. Неизменно выручавшая до этого логика теперь пасовала перед абсурдностью происходящего. Как он ни старался – в этот раз не получалось найти не то, что достойного, а вообще никакого объяснения!
Но это подождет.
Сначала нужно выбраться отсюда. Разгадку можно найти и задним числом.
Холодная влажная земля, от которой заледенели пятки, подсказывала, что он – точно – не в доме.
Однако и на улицу это было не похоже. Ни ветерка, ни насекомых, ни света луны. Что за странное место?!
Ледяные пальцы иррационального ужаса стали бегать по спине, неприятно щекоча позвоночник.
Ничего-ничего! Он найдет решение! Обязательно найдет!
Осторожно, тщательно прощупывая землю перед собой, он стал делать первые осторожные шаги. Одновременно изучая пространство вокруг руками.
Ступать приходилось медленно – ноги все время на что-то напарывались. Несколько раз он поднимал и ощупывал то, что валялось вокруг и опасно торчало из земли. Иногда это были острые кусочки металла. Иногда что-то похожее на куски... костей?
Он нервно отбрасывал их и заставлял себя идти дальше.
В душе постепенно нарастал дикий ужас из-за непостижимой иррациональности происходящего.
Он все шел и шел – казалось, уже целую вечность! И все это время совершенно ничего не происходило.
Невольно он начал увеличивать скорость - нервы не выдерживали.
И потому почти вскрикнул от неожиданности, когда быстро двигающиеся руки вдруг ударились обо что-то ледяное и твердое.
Автоматически отдернув ладони, несколько секунд он просто глубоко дышал, пытаясь успокоить сердце.
Потом снова осторожно вытянул руку вперед и ощупал пространство перед собой.
Это была каменная стена.
Вернее бетонная. Большие прямоугольные блоки перемежались толстым слоем раствора.
- Ну вот! Это уже что-то! - на душе сразу стало спокойнее. Теперь надо идти по стеночке, все время в одном направлении – и всенепременно куда-нибудь да выйдешь!
Вскоре на пути стали попадаться какие-то трубы и вентили.
Похоже на... подвал? Неужели он в подвале?!
Но - как?!
Потом, все потом!
Сейчас главное – выбраться!
Вдруг где-то впереди показался слабо светящийся белесый силуэт.
Он потер глаза, чтобы убедиться, что ему не почудилось.
Видение никуда не исчезло.
Там как будто стоял кто-то с простыней на голове - никаких деталей лица или тела разглядеть было нельзя. Просто белесая бесформенная фигура.
Сам не понимая почему, вместо того чтобы окликнуть этого человека и попросить о помощи - он почему-то начал пятиться назад. Стараясь производить как можно меньше шума при этом, не сводя глаз с него глаз.
И тут – все волоски на теле встали дыбом! «Простыня» начала перемещаться, приближаясь! В воздухе снова поплыл запах благовоний. Только был он каким-то неправильным, мерзким! Будто бы с примесью гнили и тлена.
Атмосфера вокруг фигуры тяжелела и становилась ужасающе холодной. Ледяные волны доходили даже сюда, заставляя кожу покрываться крупными мурашками.
Но воздух от этого не становился свежее – напротив! Дышать становилось все трудней. К лицу стала липнуть... то ли пыль, то ли пепел, то ли прах? Оно набивалось в нос, лезло в глаза, вызывало нервную почесуху по всей поверхности кожи.
От одной мысли об этом становилось плохо. Опасаясь, что сейчас его скрутит в приступе удушающего кашля, он начал двигаться еще быстрее. Под стопами хрустел песок. Больно вгрызаясь в босые пятки, ломались истонченные временем кости.
А фигура подбиралась все ближе.
Теперь он ясно различал исходящий от нее жутковатый тихий шепот – как будто сотни разных голосов обиженно о чем-то вопрошали, яростно чего-то требовали, стенали и жаловались.
Он уже почти бежал, иногда больно врезаясь головой в трубы, задевая телом какие-то штыри и вентили. Понимая, что его прекрасно слышно – и от этого торопясь еще больше. Жуткое белёсое нечто – чем бы оно ни было - определенно гналось за ним не с добрыми намерениями!
Внезапно нога подвернулась, наступив на что-то большое и скользкое. Лишь повалившись наземь он понял, что это был иссохший череп. Пальцы нащупали остатки спутанных длинных волос.
С отвращением отбросив от себя жуткую находку, пересиливая острую боль, он кое-как поднялся на ноги. И захромал вперед.
Стена куда-то делась. Как ни старался, он больше не мог ее нащупать.
А неведомая хрень позади подобралась уже совсем близко! Каждую секунду он ожидал, что из темноты вот-вот появятся ледяные руки. Схватят его – и тогда ему точно конец!
Шум голосов резко усилился, подгоняя в спину. Волны холода пробирали до костей. Отчаяние овладевало им все глубже. Похоже, все надежды на спасение были тщетны!
Он и сам не заметил, как начал подвывать и метаться из стороны в сторону, как загнанный в угол зверь.
- Я тут не... не при чем! Я не виноват в том, что случилось с вами, и не знаю, чем вам помочь!!! Оставьте меня в покое!!! Я ничего не сделал!! – теперь он уже орал во все горло.
Прошло еще несколько долгих страшных минут. От ужаса и отчаяния хотелось рвать волосы.
Вдруг впереди мелькнул квадрат света.
После полной, всепоглощающей тьмы – слабый оранжевый огонек свечи сиял ослепительнее солнца!
Не помня себя от счастья, он, хромая, бросился туда. По боку в очередной раз больно чиркнула какая-то торчащая железяка, острый край разодрал пижаму, сорвал кусок кожи.
Но все это было уже не важно! Единственное, на что сейчас было обращено все его внимание – это квадратик света впереди! Только бы он не исчез! Только бы не оказался каким-нибудь коварным обманом!
Такого ему уже не вынести!
Тем более, что по мере приближения к свету, призрак начал отставать! Шепот стихал, а воздух становился все теплей и чище.
Это был продух. Похоже, он действительно оказался в подвале.
- Помогите!!! – заорал он изо всех сил, максимально близко подойдя к окошку.
Огонек затрепетал, угрожая погаснуть.
- Нет, только не это!
Где-то на границе сознания мелькнул такой своевременный в принципе, но такой второстепенный сейчас вопрос: откуда вообще здесь взялась эта свеча???
Вдруг с той стороны раздалось тяжелое хриплое дыхание, а потом там показалась чья-то жуткая одноглазая физиономия.
Машинально он отпрыгнул назад, забыв про больную ногу. Оступился и стал падать, выставив руки вперед.
Плашмя грохнувшись всем телом, он вскрикнул от боли.
Обернулся – снаружи уже никого не было. Показалось?
Что-то было в этом лице знакомое. Но среди хаотично мечущихся сейчас мыслей - он не мог найти нужного воспоминания.
Оказавшаяся так близко к лицу земля была буквально усеяна чем-то блестящим. Сначала ему показалось, что это стеклянные осколки. Но приглядевшись - он все понял.
Это были медные гребни с погнутыми зубьями, отломанные от каких-то украшений металлические цветочки, разбитые жадеитовые браслетики, позеленевшие сережки... и тому подобные скорбные остатки чьих-то - единственных в жизни - грошовых сокровищ.
Что за девушка вдевала эти серьги в ушки? Какая несчастная вставляла в волосы сей гребень?
Рука болела все сильнее. В ней появилась какая-то нехорошая пульсация. Он приподнял ее, чтобы увидеть, что произошло.
Тонкая металлическая шпилька с отломанным навершием насквозь пробила ладонь. Кровь тонкой струйкой стекала на землю, окропляя все вокруг.
В ушах вдруг зашумело, перед глазами запрыгали черно-белые мушки, а в теле разлилась чудовищная слабость. Он сделал несколько прерывистых вздохов и потерял сознание.
Мне снилось, что кто-то склонился над моей кроватью и душит меня. Как это часто бывает во сне – я не могла пошевелиться. Руки и ноги отказывались повиноваться. А воздуха в легких, меж тем, оставалось все меньше.
Вдруг, я услышала знакомый голос.
- Помогите!!! – в отчаянии издалека прокричал кто-то.
Вдруг меня осенило. Папа! Это же папа!!!
Сердце сразу забилось быстрей, пульс зашкаливал! Я проснулась и распахнула глаза.
Надо мной склонилась расплывчатая черная фигура, а дышать и впрямь было тяжело.
Так это не было сном!
Взвизгнув, я подскочила – и поняла, что лежу в закутке у родительской кровати.
Никого не было.
Только на постели рядом лежала мама.
И тоже задыхалась!
Каким-то образом сложенный в углу целлофан размотался и накрыл нас собой.
Я тут же сдернула его - и разбудила маму.
Она была вся потная и долго не могла отдышаться.
- Где папа? – спросила я ее.
Она замерла на секунду. А потом мы синхронно вскочили и бросились его искать.
Входная дверь была открыта нараспашку!
Вооружившись свечами, мы обвязались бечевкой, чтобы не потерять друг друга – и вышли во тьму подъезда. В это же время из квартиры сверху показались соседи.
- Вы тоже это слышали? – спросила я.
Оба кивнули в ответ.
Все вместе, вчетвером мы ринулись вниз по лестнице.
На первом этаже я вздрогнула и резко отпрянула в сторону, завидев кого-то прямо на пути. Вопреки ожиданиям – это оказался не призрак.
- Он в подвале, - прошамкал старик Ву, - И... немного не в себе. Мне одному его не вытащить.
Не буду утомлять вас долгими описаниями того, как мы тащили папу из подвала. Достаточно сказать, что госпожа Джан все время нараспев читала буддийские молитвы, а папа бесконечно демонстрировал всем свою израненную руку и бормотал:
- Она ведь придет за мной, да?.. Хозяйка шпильки. Я знаю, что придет...
Однако, некоторое время спустя, он совершенно оправился от происшествия в подвале. И теперь тот случай в нашей семье называют «папиным нервным срывом». Он совершенно успокоился и, кажется, даже смог убедить себя в том, что на самом деле ничего не было.
- У меня было такое перенапряжение на работе! Нет ничего удивительного, что психика не выдержала. Приснился кошмар. Случился приступ лунатизма... - со смехом иногда рассказывал он своим знакомым.
Никогда раньше я не понимала, как много общего между религией и скепсисом. Оказывается, и то, и другое – выполняют функции щита от хаотичной, сложной, пугающей реальной действительности. Которую не каждый человек может принять такой, какая она есть.
Мы переехали оттуда. Буквально на следующий день.
Позднее папа подарил всем нашим соседям по ценному прощальному подарку и поблагодарил их «за всю оказанную помощь».
Ляну достался сотовый телефон. Теперь мы могли переписываться и даже иногда встречаться, чтобы погулять вместе.
Он по-прежнему поражал меня своими недетскими рассуждениями. Выдавая иногда такие вещи, над которыми я периодически думаю и до сих пор. Например, однажды он сказал так: «Призраков везде полно. Потому что мертвых намного больше, чем живых».
Он - единственный, из тех, кого я знаю, кто никогда не пытается закрывать глаза на проблемы. Напротив – он смело встречает их, и старается решить как можно быстрее и качественнее.
Я никогда не встречала никого, чей дух был бы сильнее.
Он до сих пор для меня - поддержка, опора и пример во всем.
Послесловие.
В вышеописанных домах до самого конца почти никто так и не поселился. Квартиры не продавались.
ЖК стоял пустой, почти нетронутый - но при этом на удивление быстро разрушался.
Жители близлежащих домов боялись его настолько, что правительству пришлось – только вдумайтесь(!) - огородить эту территорию забором!
В 2015 году всю эту огороженную часть района – все 12 домов – решено было снести. В процессе этого из земли изъяли еще несколько самосвалов костей и других сопутствующих элементов (заколок и прочего).
Если сейчас вы посмотрите на эту часть ЖК на Гугл-карте (长春新竹花园), то увидите, что ее не просто перестроили. Ее переименовали! Что, по традиции, символизирует новое начало.
Конечно, наверняка были проведены еще и многочисленные очищающие ритуалы, но подробности этого мне неизвестны. Официальная пресса о них не сообщала.
Новые здания – гораздо более высокие. И это не случайно.
Дело в том, что по китайским поверьям, злые духи относятся к темной энергии Инь, в то время как живые люди – к светлой энергии Ян.
И точно так же, как человек не может существовать среди негативной энергии Инь (например, в доме, полном призраков); так же и призрак не может существовать посреди светлой энергии Ян, которую несут живые люди.
Иными словами: чем больше людей вокруг, тем больше концентрация энергии Ян. А чем больше концентрация энергии Ян - тем меньше шансов у призраков.
Кроме того, новые здания специально отстроили так, чтобы они образовывали иероглиф «фо», что означает – Будда.
Что из этого помогло? Наверное, все вместе. Но, похоже, план сработал. По крайней мере, в этих новых домах люди живут спокойно. И ни о какой паранормальщине слухов больше не ходит.
Кажется, место это все же стало чище. А духи, будем надеяться, обрели заслуженный покой!
Заметив мое состояние, Лян шепнул:
- Я пока пойду вперед!
Преисполненная благодарности, я остановилась, сделала несколько глубоких вдохов и, чувствуя, как сердце начинает успокаиваться - бросилась следом.
Без него я бы не справилась.
Без него я бы точно не успела.
Когда поднялась, я увидела, как он осторожно стягивает мою маму с подоконника.
- Мама!! - я подбежала к ней. Ножа в ее руках уже не было.
Надеюсь, она просто где-то его потеряла. О других вариантах не хотелось даже и думать.
Услыхав мой голос, она заморгала и прикрыла лицо рукой, потом нахмурилась, высвободилась из объятий Ляна, который только что стащил ее вниз и все еще страховал от падения.
- Что здесь происходит?! – как-то потерянно спросила она.
У меня коленки подогнулись от счастья - я опустилась прямо на ступеньки. Из глаз потекли слезы, а из груди стали вырываться звуки истерического хохота.
Едва мы вернулись домой, как пришла госпожа Джан и заставила маму выпить горячей воды с медом.
- Поможет восстановиться после... ночи, - пояснила она.
Мама выглядела подавленной и опустошенной. Она до сих пор не верила, что лунатила. Никогда раньше с ней не случалось ничего подобного.
И это я еще нарочно опустила практически все детали - чтобы не напугать ее еще больше. Не рассказала ни про нож, ни про то, какое страшное лицо у нее было... Почти ничего не рассказала. Сказала лишь, что она исчезла из квартиры, и мы долго ее искали.
Теперь, сидя перед нами на диване, она слегка покачивалась взад-вперед, будто пытаясь убаюкать саму себя.
- Ну, теперь вы знаете, почему люди бегут отсюда без оглядки, - констатировала госпожа Джан, - Мало кому понравится, ложась спать в своей постели, просыпаться в лучшем случае – на полу. А то и в куда более интересных и неожиданных местах: на лестнице, на улице, на крыше... И вовсе не каждый случай... скажем так, заканчивался хорошо. А те, кому не спится – слышат жуткий шепот, женский плачь. И нас постоянно куда-то зовут, будто бы тоже хотят... затащить в могилу, - добавила она после паузы.
Мы смотрели на нее во все глаза, приготовившись долго слушать, но большего рассказать она не успела - нас прервал стук в дверь. Пришел мастер подключать интернет, и госпожа Джан тут же удалилась.
Мастер все еще колдовал над нашим стареньким ноутбуком, когда в дверях появился папа!
Какое это было счастье - трудно описать! Мама прыгала на месте, совсем как девчонка!
- Обещал приехать как можно скорее – и вот я здесь! – радостно обнимал нас папа, - Соскучились?
Всю вторую половину дня мы болтали-болтали-болтали – и не могли наговориться! Папа рассказывал, как ему пришлось срочно найти себе замену, чтобы вернуться поскорей. Ну а мы, разумеется, бесконечно описывали всю ту жуть, которая с нами тут происходила.
Он посмеивался, говорил, что мы – «трусишки», и ничего не желал воспринимать всерьез.
- Но, дорогой, эта песня была действительно очень странной! Она как будто преследовала нас – ее было слышно буквально везде! – пыталась возражать мама.
- Вам показалось!
- А то, что лампочка взорвалась – тоже показалось?!
- Такое бывает. Призраки тут не при чем!
- Да, по отдельности все эти вещи, возможно, ничего и не значили бы, но... сразу, все вместе, одновременно...
- Просто совпадение! Вот слышала, например, про броккенский призрак?..
Мама помотала головой.
- Ну хорошо, пусть будет мираж в пустыне. Страшно даже и подумать, что воображали себе древние люди, видя подобное! А теперь все мы знаем, что это всего лишь безобидные процессы, происходящие в атмосфере...
Сев на любимого конька, папа принялся долго и подробно рассуждать о редких природных явлениях, физических свойствах, химических реакциях и всяком разном тому подобном, что человек неподготовленный легко может принять за нечто необъяснимое.
- Но на самом деле – в этом нет совершенно ничего загадочного! – закончил он, упиваясь собственным здравомыслием.
Мама сердилась, возражала, и папа с улыбкой утешал ее, как маленького ребенка – объятьями и увещеваниями, под конец торжественно поклявшись, что защитит нас и разгонит всех чудовищ.
- Ну, прости, - шептал он после этого, ласково прижимая маму к себе. - Ты же знаешь, я не верю во всю эту чепуху!
Хорошо ему говорить!
Мой взгляд упал на ноутбук.
В школе мне уже доводилось пользоваться интернетом, так что я уверенно открыла браузер и вбила в поиск название района: «Бамбуковый сад».
И - залипла!
Что тут скажешь? Джан Лян не врал.
- Мама, папа, идите сюда! Смотрите! – я позвала их, тыча в раскрытые интернет-страницы.
- Ты же знаешь, я не могу читать по-китайски, - махнула рукой мама.
Пришлось взахлеб рассказывать все своими словами, иногда вслух переводя прямо с экрана.
Земля в «Бамбуковом саду» оказалась просто переполнена костями.
Первым, что я нашла – была статья о том, как на месте бывшего кладбища началось строительство нового комфортабельного жилого района: «Да здравствует торжество разума над суевериями! Слава компартии! Долой предрассудки!» - бодро вещал корреспондент. И все в этом духе.
Потом появилась крохотная заметка о трагическом несчастном случае: рухнувший башенный кран насмерть задавил нескольких рабочих. Больше информации о происшествиях в официальных источниках найти не удалось.
Зато среди городских сплетен было стоо-олько интересного! Чего там только не рассказывали! Вот лишь краткий перечень: один строитель неудачно упал – головой на торчащие гвозди; другой свалился в бетономешалку, где его... скажем так, хорошенько размешало; у третьего на большой высоте порвался страховочный трос; четвертый вышел ночью из бытовки по нужде и... утром бедолагу так и нашли со спущенными штанами. Говорили, что он умер от испуга.
Неоднократно сменялось руководство. Шесть или семь начальников просто не смогли закрывать глаза на происходящее – один за другим покидая свои посты.
Строительство затягивалось, сроки горели, а найти людей на освободившиеся должности было все труднее.
Все зашло настолько далеко, что про атеизм и государственную антирелигиозную политику пришлось временно забыть. - Разобраться в ситуации пригласили даосского монаха.
Тот сразу сказал, что где-то здесь в земле лежат «неупокоенные кости». Надо бы их найти, выкопать и перезахоронить где-нибудь в безлюдном месте, желательно в горах. Потом провести соответствующие ритуалы для успокоения мятущегося духа. После чего все должно успокоиться.
Беда заключалась в том, что к этому моменту экскаваторы уже вырыли, а грузовики свезли на свалку – сотни, если не тысячи, костей! Которые теперь вряд ли можно было найти и перезахоронить.
Да и в земле их оставалось еще столько! Найти все до последней не представлялось возможным.
В строительство были вложены огромные деньги, так что с горем пополам, его кое-как завершили.
Впрочем, это не принесло компании-застройщику особых выгод.
Как ни скрывали от широкой общественности все эти несчастные случаи – слухи уже расползлись на весь город. И покупать квартиры в новом ЖК никто не спешил.
Чего только ни пытались предпринять, чтобы решить эту проблему. Даже активно распространяли в СМИ версию о якобы вероломных действиях некоей конкурирующей компании, которая «нарочно раздувает лживые слухи о несчастных случаях, призраках и всякую прочую мистическую чушь». Мол, стыдно нормальным современным людям быть такими суеверными! И т.д., и т.п.
Но это мало помогло.
Тогда начали снижать цены - и лишь после этого дело пошло! Сотни отчаянно нуждавшихся в жилье, но ограниченных в средствах семей купились на это «чрезвычайно выгодное предложение».
Однако счастье длилось недолго.
Почти сразу же народ начал массово съезжать, возвращая только что купленные квартиры. (Особенно это касалось двенадцати домов, в число которых входил и наш). ЖК стремительно пустел.
Все это наделало много шума. И новые покупатели больше не находились. Люди предпочитали брать жилье за городом, у черта на куличках, но не здесь, в новом ЖК, недалеко от центра, с баснословной скидкой в сорок процентов! В интернете писали, что не взяли бы квартиру в «Бамбуковом саду» и даром.
Так наша часть района оказалась почти полностью заброшена. Ее даже отгородили высоким забором! Потому что люди из соседних «нормальных» домов боялись за своих детей!
Все время сего повествования мама охала, а папа закатывал глаза.
- То есть мы сейчас что... фактически находимся на погосте?! – каким-то не своим голосом пискнула она.
- Да. Мы на нем живем, - отвечала я.
- Ну что вы так драматизируете? – вмешался папа, - Все кладбища рано или поздно сносят. Это происходит повсеместно! И нет в этом ничего такого. Да если бы каждый раз из-за этого появлялись призраки... мы бы с ними из одной тарелки ели! – иронизировал он.
Тут я была с ним отчасти согласна. Поэтому заглянула поглубже в предысторию, о чем и не преминула им сообщить.
Оказывается, на этом месте действительно было старинное кладбище, основанное еще во времена династии Цин (которая правила в Китае с 1644 по 1911 годы).
Причем кладбище было непростое. Оно появилось «от ближайшего района красных фонарей». То есть хоронили там - жриц любви. Которые гибли от кустарных абортов, болезней, побоев и... скажем так, «грубых» клиентов и «изощренных эротических игр».
А вы думали - зачем еще району красных фонарей могло понадобиться собственное кладбище?
При этом – соблюдались ли там какие-либо погребальные церемонии или тела просто выносили и прикапывали по-тихому – никто не знает. Но что-то подсказывает, что обходилось без привлечения властей, расследований и пышных похорон.
Все это само по себе – уже звучит так трагично, что «Гамлет» покажется невинной сказкой на ночь.
Но это лишь начало.
С 1931 по 1945 годы город был оккупирован войсками Квантунской армии (это часть Императорской армии Японии), которые устроили жесточайшие репрессии. И сколько точно людей погибло в этом горниле - невозможно сосчитать. Но счет шел на десятки и сотни тысяч, а братские могилы устраивались буквально повсюду.
В этот же период неподалеку от будущего «Бамбукового сада» была основана база так называемого «Отряда 100». Это родной брат печально известного «Отряда 731», где японцы проводили чудовищные эксперименты над людьми.
Да, вы не ослышались, таких «Отрядов» было несколько. Правда, в «Отряде 100» все больше занимались созданием биологического оружия для лошадей. Чтобы уничтожить кавалерию Красной Армии, в планируемой вскорости войне с СССР (план «Кантокуэн»). Но и эксперименты над людьми там тоже проводились. Узники были разных национальностей. Включая китайцев и русских.
И куда эти, с позволения сказать «экспериментаторы» девали останки своих многочисленных жертв - доподлинно неизвестно.
Так как большая часть их содержала опаснейшие болезни и вирусы (такие, например, как сибирская язва) – их, в основном, сжигали. Но даже пепел и кости (к тому же в таких количествах) тоже нужно было куда-то девать.
И, по некоторым данным, их могли свозить к ближайшему кладбищу и подхоранивать в костяных могильниках где-то там. (Да-да, то самое кладбище). Ведь оно располагалось всего в каких-то пяти километрах от базы «Отряда 100»!
Думаете – это все? Увы, нет.
Дальше свой вклад внесла гражданская война. В 1948 году генерал Линь Бяо взял город в кольцо. Началась блокада. И одна из застав, ведущих из города, располагалась... Угадайте, где?
Правильно. Непосредственно рядом с будущим «Бамбуковым садом». Сейчас эта улица называется Бамбуковой. Вероятно, от нее ЖК и унаследовал свое название.
Так вот, во время блокады в этом месте было расстреляно немало тех, кто пытался сопротивляться, сбежать или наоборот тайно проникнуть в город... Просто вспомните все военные фильмы, где кто-то пытался пройти вражеский КПП – и вы сами сможете дорисовать всю картину.
Естественно, убитых - в лучшем случае - наспех забрасывали землей в братских могилах тут же.
Было немало и других трагических событий, которые так же могли повлиять на количество и качество захоронений в этом районе. Например, Великий китайский голод 1959-1961 годов, который унес жизни, по меньшей мере, пятнадцати миллионов человек. И не все из-них, как вы, наверное, догадываетесь, умерли непосредственно от голода. Многих убивали за кражу горстки риса и тому подобные преступления.
Однако это уже область догадок и предположений, в которую мы углубляться не будем.
В общем, даже если брать только достоверно известные факты и только за последние сто пятьдесят лет, без экскурса в двухтысячелетние глубины истории данного региона, все равно становится очевидно, что в «Бамбуковом саду» просто какая-то невероятная плотность погибших жуткой смертью на квадратный метр!
Закончив говорить, я застыла в ожидании реакции.
Но папу невозможно было смутить:
- Я... об этом... слышал, - признался он.
- Что?! – мама даже на месте подскочила от возмущения, - И ты привез нас сюда??!!
Он пожал плечами:
- Ты же знаешь, я человек рациональный. Если придавать значение каждой ерунде... И к тому же, ты не забыла, что мы должны экономить? А здесь можно снять жилье почти даром! Прости, что сразу не рассказал тебе, но ты же такая чувствительная! – и он снова ударился в объяснения, что все это – лишь суеверия. Что тысячи поколений жили до нас на Земле – и их кости разбросаны буквально повсюду. И с этим ничего нельзя поделать. Что призраки – не более, чем выдумка темных, необразованных людей. И т.д., и т.п.
Когда он закончил очередную лекцию - мама немного успокоилась. Как я догадываюсь, больше усыпленная его невозмутимо уверенным тоном, чем убежденная доводами.
Она запоздало принялась охать, что в интернете вот так спокойно выкладывают бог знает что. Даже о... стыдно сказать, проститутках! Вон и дети прочитать могут!
- И вообще, проституток мне совсем не жаль! Другое дело – люди, погибшие из-за военных конфликтов. Там конечно – можно посочувствовать... – продолжала рассуждать она.
- Ты не права! – вдруг резко прервал ее папа, - Жрицы любви тогда и сейчас – это вообще, совсем не одно и то же! К сожалению, до прихода к власти компартии положение женщин в китайском обществе было ниже плинтуса. Их просто покупали и продавали, как товар! Никто никогда не спрашивал их мнения, а за непослушание – сурово наказывали. В борделях, в основном, работали девушки, проданные туда еще детьми. Похищенные из дома, оставшиеся сиротами, а иногда и проданные собственными родителями – они не знали другой жизни. И никогда не имели достаточно денег для того, чтобы сбежать. Весь заработок доставался алчным хозяевам. Мало кто из них умирал своей смертью. Их били, над ними издевались, могли даже убить – и никому не было до этого дела! Эти женщины были не порочны, а несчастны! Глубоко несчастны! Бесправные существа, которым некуда было идти. Сегодня их назвали бы рабынями.
Мамины глаза подозрительно увлажнились, она виновато закусила губу, потупилась и больше уже не заговаривала об этом.
Вечера я ждала с нетерпением. Посмотрим, как папа сможет и дальше играть в Дану Скалли, когда сам столкнется со всей этой чертовщиной!
Засиделись допоздна. Мама с папой все говорили и говорили, сидя с кружкой чая и обсуждая скучные взрослые дела. Наверное, маме просто страшно было идти спать.
Когда совсем стемнело, она зажгла свечу.
- Ты это серьезно? – изумился папа.
Мама тяжко вздохнула:
- Только не начинай, а? Мы ведь тебе все рассказали – и не по одному разу!
- Но, милая... – папа снова перешел на снисходительный тон.
Однако мама внезапно повысила голос:
- Я тебя прошу! Просто... просто поверь! Безо всяких «почему?», «зачем?» и «это невозможно!» - ладно? Скоро ты сам все увидишь! А сейчас давай... давай просто... просто не будем нагнетать и... провоцировать, ладно?
Ночь только начиналась, а мама уже была очень взвинчена.
- Ладно, дорогая. Хорошо, - поднял раскрытые ладони папа, - Как скажешь! Мне кажется, всем нам надо хорошенько отдохнуть! Мы все устали. Идем! – он протянул ей руку.
Однако мама колебалась. Я уже было подумала, что сейчас она и вовсе откажется идти спать. Но потом она все же взяла папу за руку, подняла свечу – и мы разошлись по комнатам.
Я не стала зажигать свет. Не стала и доставать свечи. На всякий случай осветив мобильным комнату и убедившись, что никаких монстров нет, я остановилась на пороге, не зная, что делать.
Да, теперь, когда папа вернулся, я должна просто выбросить все из головы и положиться на него. Он взрослый, умный, во всем разбирается. И он обещал защищать нас. Вот пусть и решает все проблемы.
Однако в глубине души росло странное чувство, что спать мне нельзя. Что я должна приглядывать за родителями. Потому что они – как ни странно это прозвучит – слабее, чем я.
Из-за того, что верят своим глазам меньше, чем умным книжкам.
Да нет! Ерунда все это. Кажется, я начинаю сходить с ума. Поставила себя выше папы с мамой. Что я знаю? И что могу знать лучше них?
Глубоко вздохнув, я приказала себе расслабиться и легла на доски кровати. На меня вдруг накатила страшная усталость. Я ведь почти не спала прошлой ночью: «Папа прав – всем нам нужно немножко отдохнуть... Но только не здесь, не на кровати. Нужно подползти к краю и...» - я так и не успела додумать эту мысль, провалившись в сон.
Из забытья меня вывел мамин вскрик.
Я похолодела и вскочила, как ошпаренная.
Однако, наученная жутким прошлым опытом, не стала сломя голову нестись в коридор. Вместо этого я тихонько приоткрыла дверь и вышла наружу.
В родительской спальне слышались возбужденные голоса:
- Я точно видела! Прямо там, внизу!
- Хм... Не знаю, сейчас там совершенно темно.
- Что случилось? – с облегчением выдохнула я, входя к ним.
- Твоя мама видела какое-то странное свечение внизу, - скептическим голосом пояснил папа.
- Я правда видела! – повернулась ко мне мама.
- Я тебе верю! – тут же сказала я.
Папа тяжело вздохнул:
- Хорошо! Я пойду и все проверю!
- Нет! Не надо! – почти одновременно выкрикнули мы с мамой.
- Ну, хотите – идем со мной! Вы увидите, что там нет ничего страшного. Если и была какая-то вспышка, то совершенно естественная. Может, кто-то просто светанул телефоном. Или прикурил сигарету. Обычное дело!
Говоря все это, он обулся и вышел на лестницу, прямо так, как был - в пижаме. Мы не стали спорить, доказывая, что курить или светить телефонами здесь особо некому - а просто робко семенили вслед за ним.
Я никому не стала рассказывать о том, что, вероятно, такую же вспышку наблюдала и прошлой ночью, когда передо мной стояла мама с диким выражением лица и ножом в руках.
В коленках стала ощущаться легкая дрожь. Мама изо всех сил вцепилась в мой локоть.
Выйдя из подъезда, мы остановились, озираясь.
- Вон там! – шепнула мама, показывая на заросли кустов неподалеку.
Я робела, но папа смело двинулся в указанном направлении.
Едва мы приблизились, как в кустах раздался какой-то шорох, после чего там действительно возникло слабое белесое свечение!
Но не оно напугало меня...
А несколько ясно различимых черных силуэтов, застывших в странных позах.
Мама охнула. Кажется, я тоже вскрикнула, потеряв самообладание.
Но броситься бежать мы не успели. Луч света уже упал на нас, слепя и деморализуя. Раздался бодрый мужской голос:
- Ой, кто здесь?! Как же вы нас напугали!
- Это вы напугали! Мою жену и дочь! – вмешался папа.
Глаза немного привыкли к свету, и я поняла, что перед нами стоит группа молодых людей – парней и девушек. Все обвешаны каким-то оборудованием - фотоаппаратами, камерами, фонариками и бог знает, чем еще.
- Простите! Мы – группа исследователей паранормального. У нас есть свой чат в Кью-Кью. Не слышали?
Папа помотал головой.
- В общем, ходим по всяким проклятым местам, пытаемся заснять настоящего призрака. А вы... из какого клуба?
- Мы живем здесь! – сурово отрезал папа.
Молодые люди переглянулись.
- Что? П-п-прямо здесь? – недоверчиво переспросила одна из девушек.
- Да! А что такого?
- Ой, как здорово! – мигом воодушевился тот же парень. Очевидно, он был тут за главного, - Можно взять у вас интервью? Я бы написал классную статью!
Папино лицо стало каменным. Ноздри возмущенно раздувались.
- Боже, какая удача! Мы слышали, что здесь еще кто-то живет, но, откровенно говоря, не особо в это верили! – продолжал «охотник за привидениями».
Парни и девушки согласно закивали в унисон.
- Расскажите же скорее! Вы видели призраков? Какие они? Говорят, здесь нельзя спать в кровати – это правда?
- Ну, вот что – оставьте нас в покое! – рявкнул папа, угрожающе выставив руку вперед, - Ходят тут всякие! Наводят тень на плетень! Чтоб и близко вас здесь больше не видел!
С этими словами, он взял нас с мамой за руки и потянул назад к подъезду.
- Не обижайтесь! Я не хотел вас оскорбить! Извините, если что не так!.. – продолжал кричать вслед парень. Видимо, он еще не оставил надежды взять интервью.
Но мы были уже у подъезда.
Дома папа снова расслабился и стал благодушно подтрунивать над мамой:
- Ну, вот они - твои вспышки! И черные силуэты! Убедилась теперь, что все это – чепуха и легко объяснимо?
Мама краснела, вздыхала, отводила глаза. А потом тоже заулыбалась, забавляясь над дурацкой ситуацией.
И только мне совсем не стало легче.
Не знаю, почему папа решил, что все происходящее можно списать на блогеров. По мне, так сам факт их появления являлся лишним доказательством того, насколько все плохо.
- Мама, мне страшно, можно я лягу спать с вами?
- Конечно! – быстро ответила она.
Папа хмыкнул, но ничего не сказал.
Я тут же принялась укладывать свои матрас и подушку в углу, рядом с горой целлофана и картонных коробок.
Я солгала.
Вернее, не сказала всей правды.
Да, естественно, этот дом и этот район – не перестали пугать меня. Однако лечь в родительской спальне я решила вовсе не поэтому.
Мне было страшно за них.
Я все еще не понимала, что произошло с мамой накануне. И надеялась, что, если буду рядом, то смогу оберегать ее сон. Вовремя разбужу папу, не дам ей добраться до кухонных ножей... в общем, смогу что-то предпринять, если что.
Потому что предложение снять матрас с кровати и спать только на нем – ни мама, ни я даже не пытались озвучить. Папа ни за что не стал бы слушать.
Нужно было дать ему возможность самому прочувствовать на себе все «прелести» здешних ночей, для того чтобы он начал что-то понимать и прислушиваться к советам.
Засыпать в одной комнате с родными было куда легче, чем одной. Вопреки всем тревожным мыслям, на душе было как-то спокойнее. Наверное, виной всему – остатки святой детской веры в силу и мудрость родителей, которые всегда пожалеют, и защитят.
Одним коротким рывком мама рванулась к двери – и с силой захлопнула ее!
Вой в ту же секунду стих. Все как будто остановилось. Даже само время. Никто не шевелился, не издавал ни звука. И только пламя слегка трепетало от моего учащенного дыхания.
Мы ждали, что последует дальше.
Казалось, что в дверь сейчас начнут лупить ногами, разобьется окно или произойдет еще что-нибудь столь же жуткое.
Зажигалка нагрелась, почти обжигая палец. И я вспомнила, что собиралась зажечь пару свечей.
Руки ходили ходуном. Кое-как справившись, я дала одну свечу маме. Она взяла ее и пошла на кухню. Я же зажгла еще пару свечей и с трепетом сунула зажигалку в нагрудный карман пижамы. Черта с два я теперь с ней расстанусь!
Мама вернулась с ножом в руках.
Обычно китайцы используют для приготовления пищи здоровенные тесаки, которые по виду больше напоминают топор. Но моя мама использовала самый обычный кухонный набор европейского образца. Лезвие было длинным и тонким.
Больше ничего похожего на оружие в нашем доме не было, так что она протянула мне палочки для еды.
Не смейтесь. На самом деле палочки - очень опасная вещь. Ими убили не один десяток человек. Главное – знать, куда ткнуть. К тому же это очень болезненно.
Вооружившись таким образом, мы тщательно осмотрели квартиру, чтобы убедиться, что к нам никто не проник, пока дверь стояла распахнутой.
Остаток ночи мы провели, сидя на полу в коридоре. Подперев входную дверь собственными спинами. От металла шел жуткий холод, так что пришлось сунуть подушки под лопатки и постелить одеяло на пол.
Было страшно даже представить, что это может повториться.
Первое, что сделала мама утром – это позвонила папе и все ему рассказала.
Я слышала весь разговор. Папа несколько раз не удержался и прыснул от смеха, чем совершенно вывел маму из себя.
Он у нас отчаянный скептик – всегда все пытается объяснить с позиции разума, логики и физических законов.
Естественно, он тут же вынес вердикт, что дверь мы забыли запереть сами. После чего пожурил маму за невнимательность и потребовал пообещать, что в будущем мы будем поосторожнее.
А уж такие мелочи как: чей-то ночной плачь, странная песня или взорвавшаяся лампочка – и вовсе, по его мнению, объяснений не требовали. Дело житейское!
Мама обижалась, горячилась и требовала, чтобы он приехал как можно скорее.
Папа успокоил ее обещанием, что вернется, как только сможет. А потом рассказал, что сегодня... нам доставят кровати. Он «не мог позволить, чтобы его девочки спали на полу, так что уже обо всем позаботился».
Разговор этот совершенно не удовлетворил маму. Она была подавлена и пребывала в мрачном настроении духа.
Мы позвонили в домоуправление и попросили поменять дверной замок на пару более качественных.
Потом поднялись к соседям, и мама спросила госпожу Джан, не плакала ли та ночью.
Вся приветливость мигом сползла с лица соседки, и она, вдруг став очень серьезной, медленно помотала головой.
Мама тяжко вздохнула и попросила меня перевести, что мы очень просим ее рассказать о том, что же все-таки здесь происходит.
Госпожа Джан какое-то время молчала, пожевывая губами, потом сказала:
- Наш жилой комплекс построен в очень нехорошем месте. Эта земля пропитана смертью. Мы узнали об этом не сразу... А когда узнали... В общем, все, кто мог – давно сбежали. Остались лишь те, кому совсем некуда идти. Если у вас есть возможность съехать – съезжайте! Да поскорее! А сейчас - извините, меня ждет сын. Он и так уже взвалил на себя слишком много работы.
Пока мама ждала мастера по смене замков, я спустилась вниз, чтобы встретить грузовик с кроватями.
Госпожа Джан уже вовсю махала метлой, а Лян как раз выходил со двора. Я догнала его и спросила, куда он направляется.
- На рынок, нужно купить продуктов.
- Отлично! – заявила я, - Нам как раз тоже очень нужно узнать, где здесь лучше закупаться. Покажешь?
- Конечно! – он впервые улыбнулся мне. И лицо его осветилось, тут же став еще симпатичнее.
Безумно испугавшись, что сейчас он поймет, как сильно мне нравится – я отвернулась.
По дороге мы весело болтали, обсудили кучу разных вещей. Он показал мне рынок, рассказал, у каких торговцев что лучше брать, даже познакомил с несколькими.
А на обратном пути я снова завела речь про наш странный райончик.
- На самом деле, - ответил Лян, - проблема не во всем ЖК. Прокляты лишь двенадцать домов.
- Пп-прокляты?! – заикаясь переспросила я.
- А ты как думаешь? Если построить дом на проклятой земле – будет он проклят или нет?
Я потрясенно молчала. И он продолжил:
- Когда начали стройку – по всему выходило, что возводить дома здесь нельзя. Сваи не вбивались в землю! Знаешь, что это значит?
Я кивнула.
Всем известно, что это первый признак присутствия нечисти.
- Но они все равно продолжили строить, - тут Лян перешел на таинственный шепот, - Пригласили пару то ли священников, то ли шаманов. Проводили обряды, взрывали петарды, чтобы отогнать духов. И все. И продолжили, как ни в чем не бывало. И уж не знаю, испугались ли духи, но то, что они разозлились – это точно! Потому что вскоре упал кран, насмерть задавив нескольких рабочих!
Я смотрела на него расширенными от ужаса глазами:
- Но откуда взялось столько нечисти?
- Они потревожили древние могилы. Раскопали старое кладбище. Вывезли отсюда несколько самосвалов костей! И все же многое еще осталось там, внизу, - он кивнул на землю под ногами, - Мы даже сейчас идем по костям!
Я судорожно сглотнула:
- Ну, хватит! Ты разыгрываешь меня! – как же мне хотелось, чтобы он засмеялся и сказал: «Извини, да, все это просто шутка!»
Вместо этого он, кажется, обиделся:
- Не веришь??? А ну, постой здесь! – поставив на асфальт пакеты с продуктами, Лян бросился к зарослям кустарника и стал ковырять землю палкой.
- Что ты делаешь? – нахмурилась я. Но он не обращал на меня никакого внимания.
Прошло минут десять. Я устала стоять на солнце – уже начинало неслабо припекать.
- Слушай, все, с меня хватит! Я иду домой!
- Нашел! – радостно воскликнул он и подбежал, держа что-то в ладони.
Сначала мне показалось, что это маленький белый камушек.
Однако Лян сказал:
- Видишь? Вот здесь был сустав. Это маленькая косточка. Думаю, от пальца.
Я побледнела и отшатнулась.
Ох уж эти мальчишки! Вечно берут в руки всякую дрянь! То насекомых, то теперь вот... это!
- Ты... ты это серьезно?
- Сама смотри! – он снова протянул мне раскрытую ладонь. Но я лишь попятилась.
- Мы с пацанами знаешь, сколько тут такого понаоткапывали! Тут не только кости. Еще и шпильки для волос, пуговицы, бусинки... Некоторые целые коллекции собирали! А я однажды старинный гребень нашел! Деревянный. Только он сгнил весь. Рассыпался прямо в руках. А то я бы тебе его тоже показал!
- Ну все, хватит! Брось ее! Пойдем домой! – жалобно попросила я.
Он согласно кивнул, забросил кость назад, в кусты, поднял свои пакеты, и мы пошли.
- Тут еще много всего можно найти. Иногда даже возникает ощущение, что эти останки... как будто сами прут из земли. Будто нарочно хотят выйти на поверхность! Понимаешь?
- Ты специально меня пугаешь! – снова заканючила я.
- А вот и нет! – опять обиделся Лян, - Мы правда так думаем. Иначе как объяснить, что все это до сих пор можно найти вот так, просто лежащим на земле? Да моя мама каждый раз целую кучу всякого разного сметает! Даже такого, что, казалось бы, уже должно было сгнить давно! Ты просто не поверишь, что ей иногда попадается! Бывают даже простенькие колечки, сережки и волосы!
- И она что, просто сметает все это метлой???
- Ну, а что с ними делать?
Этот вопрос застал меня врасплох. Я и сама не знала, как на него ответить.
- На работе ей сказали сметать и выбрасывать – она и сметает, - пояснил Лян. И продолжил: - Они будто нарочно лезут к ней! Возможно, хотят, чтобы она взяла себе что-то...
У меня внутри все похолодело.
- Но то, что можно найти – еще не самое страшное.
- В смысле??
- Самое страшное – это то, что уже нельзя просто так взять и убрать отсюда.
- О чем ты??
- Я о том, что сгнило, разложилось и впиталось в землю! Все эти... тела, остатки гробов и одежды... Возьми любую горсть земли – и там точно окажется чья-то плоть!.. – мрачно заключил он.
Я только хотела снова воскликнуть, что он нарочно пугает меня, (все-таки эти мальчишки – невыносимы!), как тут же услышала окрик мамы:
- Лили! Я же просила тебя дождаться грузчиков! И еще просила не уходить, не предупредив! Ну, где ты бродишь?!
Перед подъездом стояла машина. Деловитые мужчины стаскивали вниз какие-то доски.
Вдруг Джан Лян резко остановился и спросил странным голосом:
- Что это?
- Кровати привезли. Папа заказал.
Он в ужасе отшатнулся:
- Я же говорил!.. Мы же говорили, что... – не закончив фразы, он бросился к своей матери, которая, отставив метлу, хмуро взирала на происходящее.
Он шепнул ей что-то на ухо. Она кивнула, и оба они странно посмотрели на меня.
Не зная, как на все это реагировать, я глупо помахала рукой и побежала к подъезду.
Вдруг что-то заставило меня обернуться. Что-то выглядело не так, как обычно.
Я огляделась по сторонам - и изумлению моему не было предела!
На улице было непривычно людно!
Неподалеку от семьи Джан, будто старый злой петух, нахохлился старик Ву. Из дальнего подъезда высыпали несколько человек.
Я бы не удивилась, если бы изо всех проулков сюда сейчас хлынула толпа из других частей района.
И все взгляды были прикованы к нашим кроватям.
А выражения их лиц... даже не знаю, как их описать.
Все же мама права: это не район - а чистой воды дурка!
Когда рабочие уехали, мы занялись уборкой.
- А с этим что? Выбросить? – кивнула я на огромные целлофановые пакеты и картонные коробки из-под матрасов и деталей кровати, сваленные в углу в родительской спальне.
- Пока не надо, - устало утерла пот со лба мама, - Может быть, еще пригодятся.
Заговорили о другом, и я вкратце пересказала свой разговор с Ляном.
- Но такого ведь не может быть, правда? – добавила я, - Чтобы везде вот так валялись кости - а всем было плевать. Он же просто наплел с три короба, да?
Мама не ответила. Вместо этого, закусив губу, она прошлась по комнате, потом сказала:
- А знаешь, что нам нужно? Интернет!
Не мешкая ни минуты, она тут же занялась оформлением заказа. И едва успела закончить с этим, сказав, что мастер обещал прийти завтра, как в дверь постучали.
Пришла соседка. Она долго мялась на пороге, заговаривая то о погоде, то о каких-то других неважных вещах. Потом, наконец, выдала главное:
- Вы бы... не ложились спать на кроватях.
Можете себе представить, как вытянулось мамино лицо?
- У нас никто так не делает, - опустив глаза, пояснила госпожа Джан, - Я... от чистого сердца - не рекомендую.
- Почему? – не выдержала мама.
- Это... может плохо кончиться. Поверьте.
Но мама категорически не была расположена верить на слово этим странным людям. Она кивнула, будто соглашаясь. А когда соседка вышла, покрутила пальцем у виска.
Я понимала ее. Наше новое жилище было далеко от того, чтобы считаться комфортным. А эта ночь обещала быть чуточку более приятной – и отказываться от этого – просто потому, что соседка так сказала - совершенно не хотелось.
Не прошло и часа, как снова постучали. На этот раз пришел Лян. Чтобы не мешать маме, мы с ним вышли на лестницу.
Я все еще обижалась на него за утренние россказни. (Не то, чтобы у меня были основания не верить ему. Теперь я понимаю, что мне просто нужно было время, чтобы принять столь жуткую правду).
Как и его мать, он пытался отговорить нас спать в кроватях.
Помнится, на все его уговоры я смеялась и закатывала глаза, а потом развернулась, собираясь уйти.
И тут Лян схватил меня за руку. Он сказал, что боится за меня. Это прозвучало так странно.
Его горячая ладонь обжигала кожу и заставляла мое сердце биться быстрее.
Было очень приятно, что он держит меня за руку и что он беспокоится. Так приятно. Что становилось почти непереносимым.
Я вырвала руку и убежала. И долго потом еще лежала в своей комнате, спрятав лицо в подушку и глупо улыбаясь.
Вечером мама тщательнейшим образом заперла дверь. Я слышала, как щелкали замки, закрываясь на все обороты. Когда чуть позже я пошла чистить зубы перед сном, то и сама тоже на всякий случай проверила, действительно ли все закрыто. Естественно, мама все закрыла как надо. Но на душе стало легче, когда я увидела это собственными глазами.
Теперь у нас было два новеньких замка с необычными ключами и тугая задвижка в придачу. Простая, но надежная. Железный прут толщиной в палец.
Покончив с ежевечерними процедурами, я зашла к маме. Она еще не спала, стояла возле окна в задумчиво-печальной позе.
Какое-то время мы смотрели друг на друга, потом я спросила:
- Мам, а... ты... будешь спать в кровати?
- Что за дурацкий вопрос? Конечно, в кровати! – слишком быстро ответила она.
Я пожелала ей спокойной ночи и ушла к себе.
Может быть, если бы не Лян, с его горящим тревогой взором, я бы тоже последовала маминому примеру.
Но... он так просил.
Я все еще считала это глупым, но... казалось, что если я его не послушаю, то... как будто бы предам.
А если послушаю – то папа обидится, что зря купил мне эту койку. Да и мама будет ругаться, наверное.
Я вздохнула.
Но все же стянула матрас с кровати и легла на полу. Получилось почти такое же неудобное лежбище, как и у самого Ляна, в таком же узком простенке за кроватью.
Что я делаю? Кажется, схожу с ума. Становлюсь такой же чокнутой, как и все в этом ЖК.
Если честно, ложе получилось так себе. Мало того, что тесно, так еще и приходилось смотреть либо в стену, либо в пространство под кроватью, что вовсе не добавляло комфорта. Там все время чудилось какое-то смутное движение. Будто что-то переплывало из угла в угол, и я всматривалась во все это, пока перед глазами не поплыли красные круги.
Даже не помню, как мне удалось уснуть.
Ночь была поистине страшной.
Одна из самых страшных ночей в моей жизни.
Не знаю, отчего я проснулась. Кажется, от странного металлического лязга. Но, может, это был и ветер, пролетевший по ногам. А может, просто чувство опасности.
Я открыла глаза, уставившись в темноту, и сначала не поняла, где нахожусь. Что это за доски перед глазами? И почему так тесно?
Я в страхе приподнялась – и тут же все вспомнила.
Бедный Джан Лян! И как ему только удается еженощно спать таким образом?
Я с трудом выползла из своего логова, разминая затекшее тело, и осторожно выглянула в коридор.
Темно.
Если бы мама встала, она бы зажгла свечу. Теперь мы были готовы ко всему, оставляя свечи и спички повсюду.
Тогда что происходит?
Неужели дверь опять открыта, и кто-то проник внутрь?!
От одной только мысли об этом, меня бросило в дрожь!
К счастью, зажигалка все еще была в кармане. Я не вытащила ее даже тогда, когда она впивалась в тело, мешая спать. И не зря!
Я прикрыла дверь, нашла свечу, зажгла ее и только теперь отважилась выйти в коридор.
В лицо сразу пахнуло холодным ветром.
О, нет!!!
Надо немедленно разбудить маму!
Я сунулась к ней в комнату - и застыла на пороге.
Постельное белье было все перекручено, будто здесь бесновался психически больной.
Мамы не было.
Понимая, что это глупо, я все же осветила все темные углы и даже заглянула под кровать.
Разумеется, ее не было и там.
Яростно отмахиваясь от страшных мыслей о том, что мама могла встретиться с той воющей хренью, я заставила себя поверить, что она просто вышла в туалет - и продолжила поиски.
Кухня представляла собой небольшой аппендикс – она легко просматривалась насквозь. Поэтому я заглянула туда лишь на секунду, бросила беглый взгляд – и двинулась дальше.
Теперь передо мной была гостиная.
Журнальный столик весь состоял из стекла и железных палок – тени от него причудливо изгибались и шевелились в свете живого огня, однако укрыть никого не смогли бы. Другое дело – диван, вот за ним был большой квадрат густой тени. Надо было бы заглянуть туда, однако мое внимание оказалось полностью приковано к снова настежь распахнутой двери!!
Я похолодела.
Нет!! Только не это!
Неужели худшие опасения сбылись???
Дверной проем был угольно-черным, будто открывался не на лестничную клетку, а в самые темные глубины ада. Я стала осторожно приближаться к нему, но, как ни продвигался вперед круг света - за дверью по-прежнему невозможно было разглядеть ни перил, ни даже клочка напольной плитки.
Это точно была не обычная тьма.
От нее тянуло могильным смрадом.
Она клубилась, шевелилась и как будто пыталась проникнуть внутрь.
Что делать?!
Если мама там, снаружи... значит, придется идти туда??
Я колебалась, не зная, что предпринять. Вдруг за спиной раздался тихий шорох, и я обернулась, чуть не вскрикнув.
Передо мной стояла мама!
«Боже! Слава богу!..» – хотела уже было выпалить я... но вместо этого лишь судорожно сжала челюсти.
Мама держала в руках нож. Тот же, что и накануне.
Все было так же, как и накануне.
Только не слышно было горестных всхлипов за окном и... мама... была какой-то не такой.
Она смотрела сквозь меня мутным стеклянным взглядом. А нож сжимала так, что побелели костяшки пальцев.
Что-то подсказывало, что звать ее сейчас не стоит. Но, даже если бы и захотела, то вряд ли смогла бы выдавить хотя бы один звук!
Меня просто трясло от страха.
Не знаю, сколько мы стояли так друг перед другом, я – боясь пошевелиться, она – в каком-то гипнотическом состоянии. Мне показалось, что прошла вечность.
Потом снова послышалась та же песня. Та самая старинная мелодия.
Мама шагнула вперед, чуть не сбив меня с ног, и быстро направилась к двери.
Еще пара секунд – и она достигнет этой тьмы за порогом!
«Это было бы хорошо», – шепнула рациональная часть меня, - «Пусть она уйдет с этим ножом вместе».
Сама не понимая, что делаю, я вдруг на чистом инстинкте бросилась вперед и захлопнула дверь прямо у нее перед носом.
От резкого сотрясения ледяного воздуха огонек свечи резко погас. Мы оказались в полной темноте.
Поспешно закрывая замки и возясь с тугой щеколдой, я вынуждена была повернуться к ней спиной и каждую секунду ожидала, что она вот-вот вонзит мне нож в спину.
В голове кружил хоровод мыслей: что с мамой? Что, если это вообще не она? Сердце сжалось от одной только мысли, что я сама заперла себя здесь с... кем? Или чем?
Но поступить иначе было невозможно! Потому что, если это мама, то я должна... нет, просто обязана - защитить ее!
Наконец, справившись с замками, я повернулась. Ничего не было видно. Не было слышно и дыхания или звука шагов.
Здесь ли она еще?
Может, мама давно за дверью?? А это был просто морок?
А я – вот так взяла и захлопнула дверь!
Можно было протянуть руку и узнать, стоит ли кто-либо передо мной сейчас. Но у меня желудок сводило от одной только мысли об этом.
Вновь нащупав в кармане зажигалку, я щелкнула ею...
Она.
Стояла.
Прямо.
Передо мной.
Набычившись. Поднятый в замахе нож застыл над моей головой.
Я взвизгнула и отскочила в сторону. Зажигалка выскочила из мгновенно взмокших пальцев и поскакала по полу.
На то, чтобы найти ее сейчас - не было ни единого шанса.
Не помня себя от ужаса, все время ожидая, что сейчас меня схватят сзади – я, как могла быстро, продвигалась по темной квартире, мечтая добраться до своей комнаты и закрыть за собой дверь.
Вдруг рядом раздался звук, от которого меня в очередной раз бросило в холод, хотя казалось бы - куда уж больше?
Это было что-то вроде басовитого хриплого стона, в котором я не узнала голоса матери.
Ноги сами собой двинулись в сторону, уводя меня подальше от источника звука. И когда я, наконец, уперлась спиной в стену, то внезапно осознала, что пропустила нужный поворот.
Распластавшись по стеночке, я двинулась было назад.
Но хриплое стенание внезапно повторилось. Причем гораздо ближе! Не у входной двери, а всего в паре метров от меня.
Похоже, спасительный путь в мою комнату был отрезан!
Дернувшись, я стала пятиться назад, боясь дышать, боясь громко чиркнуть рукой по стене. У окна пришлось сползти на пол, потому что, как ни был черен пейзаж за стеклом - возникли опасения, что мой силуэт может быть виден на его фоне.
Опустившись на четвереньки, я медленно проползала под подоконником. Если на цыпочках это получалось еще более-менее бесшумно, то теперь ладони и коленки так и норовили громко шлепнуть по ламинату. Локти задевали стену, а волосы все время цеплялись за какие-то щепки на нижней поверхности подоконника – никогда бы не подумала, что там столько неровностей!
Когда я пару раз поворачивала голову, не в силах не смотреть туда, откуда исходила опасность - в темноте все время чудилось какое-то движение, и вспыхивали белые точки – хотя, возможно, это просто рябило в глазах.
Добравшись, наконец, до противоположного угла, слегка врезавшись лбом в стену - я присела и постаралась понять, получилось ли сбежать.
Последние пару минут было тихо. Так тихо, что в другой ситуации я бы и не заподозрила наличие здесь кого бы то ни было, кроме самой себя.
Потом увидела что-то в темноте. Какую-то парящую светлую полосу – и чуть не вскрикнула.
Во тьме смутно поблескивала зеркальная поверхность лезвия.
Тело само понесло меня дальше, вдоль следующей стены. Но это не могло продолжаться долго – на пути меня ожидало серьезное препятствие в виде старого скрипучего дивана. Бесшумно перелезть по нему не представлялось возможным. Он издавал громкое шуршание обивки и скрип усталой деревянной конструкции, даже когда на него слегка присаживались. Сейчас, в этой оглушительной ночной тишине не стоило даже и думать о том, чтобы незаметно его миновать.
Обойти? Да, можно было бы попробовать – хоть это и очень страшно.
Но почти вплотную стоял не менее древний столик из стекла и железа, который тоже начнет звонко тренькать, если натолкнуться на него. Уж я-то знаю!
Если же пройти между ними, то опять же - велика вероятность тирануться об одно или о другое.
Обойти и столик тоже? Но это значит сделать широкую дугу и пройти почти через всю комнату. В том числе и мимо той точки, где только что маячило лезвие. Кстати, где оно?
Как будто ответ на этот мысленный запрос вновь раздался басовитый хрип – и совсем близко!
Что делать?!
Пришлось разворачиваться и снова ползти к окну. Вновь достигнув подоконника, я опять повернула голову, чтобы осмотреться – и едва сдержалась, чтобы не заорать.
Не знаю, что происходило во дворе, но буквально на мгновение там вдруг вспыхнул слабый голубоватый свет – и я очень четко увидела... ее.
Она стояла всего в двух шагах. Лицо выглядело страшно – мертвенно-бледное, даже синюшное, черная полоска рта, глаза распахнуты так широко, что чуть не вываливаются из орбит – и ярко сверкающее льдисто-голубым светом лезвие ничуть не улучшало картины!
Хотя это и длилось всего секунду - я, наверное, никогда этого не забуду...
Когда луч света то ли погас, то ли переместился, и на все снова упала стена мрака – я услышала оглушающий звук стремительных шагов, двигающихся прямо ко мне!
Прикрыв голову руками, я скрючилась в углу и приготовилась к худшему...
Она остановилась возле буквально в считанных сантиметрах от моего тела.
Я перестала дышать, опасаясь издать хотя бы звук.
Не знаю, что было бы, простой она там достаточно долго – но она лишь бросила взгляд в окно (видимо, заинтересовавшись той вспышкой света) и тут же двинулась прямиком к входной двери. Залязгали замки, а потом босые ноги зашлепали вниз по ступенькам.
И снова первым порывом было – захлопнуть за ней дверь.
Но я все еще не могла этого сделать.
Ведь если это мама... как я могу не впустить ее назад??
Все еще опасаясь, что это может быть какой-то трюк, и на самом деле она никуда не ушла - я мышью скользнула вон из комнаты. Было очень страшно наткнуться на кого-то в темноте. Разогретое последними событиями воображение так и рисовало жуткие картины монстров, скрывающихся во тьме...
В конце концов, приблизительно вечность спустя, ссадив коленку о дверной косяк и больно ударившись обо что-то локтем, я все же ввалилась в свою спальню и закрыла за собой дверь, тут же подперев ее собственным телом.
Однако теперь и спальня уже не казалась мне столь уж безопасной. Что, если здесь уже кто-то есть? Что, если кто-то спрятался под кроватью?
От ужаса и отчаяния я скатилась по полотну двери, обхватила коленки руками и впервые за последние пару лет не смогла сдержать слез. Они лились из глаз и капали на пижаму – крупные и горячие.
А ведь на свой десятый день рожденья я решила, что больше не буду плакать. Никогда! Ведь я уже взрослая.
Кто же знал, что у взрослых поводов поплакать может быть даже больше, чем у детей?
Как ни старалась я рыдать бесшумно, все же пришлось пару раз всхлипнуть и прочистить нос.
Голову посещали самые страшные мысли: «Вдруг мама покалечит себя? Надо было отнять у нее нож! Но как??..»
Не знаю, сколько времени прошло, пока я решилась пройти к изголовью кровати и взять телефон.
Нужно было позвонить! Отцу или в полицию.
И в ту самую минуту, когда я уже готова была двинуться вперед - в дверь позади меня толкнулись! Тут же забыв про все, я уперлась в филенку обеими руками.
Сердце шумно бухало в ушах.
Кто там на сей раз?
Она вернулась?
Или это... что-то другое? Пришло за мной.
Несколько часов я провела так. То упираясь руками в дверь, то подпирая ее спиной. Иногда там слышались шаги, легкий шорох и какой-то стук. Периодически кто-то пытался ее открыть.
Не знаю, сколько это продолжалось. В какой-то момент я просто вырубилась, скрючившись на полу в позе эмбриона.
Проснулась оттого, что в дверь дважды стукнули. Подняв голову и с трудом разлепив неподъемные веки, быстро осмотрелась. Солнце за окном окрасило все в золотисто-розовые тона. Комната больше не выглядела пугающей.
Однако, кто там за дверью?..
Я затаилась, не решаясь открыть!
- Лили! – послышался вдруг знакомый голос.
Тут же подскочив, я распахнула дверь.
Передо мной стоял Джан Лян.
- Как ты здесь оказался?! Тебя мама впустила???
Нет, я не забыла о ночных событиях. Просто невыносимо хотелось услышать, что в доме все нормально. Что все это был просто... не знаю... дурной сон!
Однако он только медленно покачал головой.
Я выскочила в коридор, быстро обежала квартиру.
Увы, ничто не было сном.
Дверь стояла нараспашку.
И нигде никого.
- Ты видел мою маму?
Он опять грустно помотал головой.
- Надо ее найти! Подожди секунду! – я бросилась в комнату, быстро переоделась и мы выскочили из квартиры.
- Надо позвонить в полицию! И отцу! – тараторила я, пока мы спускались.
- Лили! – он снова взял меня за запястье, пытаясь притормозить, - Ты послушалась меня, а твоя мама – нет. Я угадал?
Опустив глаза, я кивнула.
Он высоко поднял голову, о чем-то задумавшись. Потом бросил:
- Пошли! – и стал быстро сбегать вниз по лестнице. Я понеслась следом.
За его спиной, которая казалась мне такой широкой - было спокойно. Я могла бы бесконечно смотреть на эти плечи и загорелый затылок. Просто хотелось положить на них голову и уснуть, обняв его сзади и забыв обо всем.
Во дворе Лян покрутил головой, настороженно осматриваясь, и побежал дальше. Мы миновали пару домов, внезапно оказавшись возле какой-то траншеи. Лян напряженно оглядывался и здесь, даже зачем-то заглянул внутрь ямы. Глубоко заинтригованная, я заглянула туда тоже – и, наверное, к большому счастью - не увидела ничего интересного. Мы двинулись дальше.
Выбор мест, в которых Джан Лян искал мою маму был предельно странным. Логика эта была понята лишь ему.
Или, вернее, так: она была бы странной для обычного человека. Но для кого-то в том помрачении рассудка, в каком я видела маму прошлой ночью... Возможно - самое то?
А он, кажется, уже не впервые сталкивался с этим.
Пробежав нехилый круг по окрестностям, мы вернулись во двор - и тут же услышали крики бежавшей к нам госпожи Джан:
- Вон она! Вон она!!
Мы посмотрели туда, куда указывала соседка - это было одно из окон в ближайшем подъезде.
Створки были распахнуты, а мама стояла на подоконнике и без выражения смотрела куда-то вперед.
- Скорее!!! – Лян дернул меня за руку, и мы ринулись вперед.
После всего этого марафона я уже не могла бежать: в боку кололо, легкие горели, пот щекотно стекал по вискам - а нужно было еще подняться на последний этаж!
