Серия «Цикл: В своей постели ты не сдохнешь!»

Как будто перед ним лежал не человек.  

Макеев, который всегда был самым хилым во всем колхозе – худым и с цыплячьей шеей – конечно пытался подняться и оказать какое-то сопротивление. Но этот противник был ему не по зубам. Он предвосхищал все выпады пацанёнка, предвидел каждую его неловкую атаку. И только улыбался все шире и шире.

Олег навсегда запомнил эти пустые голубые глаза – без намека на сочувствие.

Когда развлечение фашисту наскучило и над головой сверкнул немецкий штык-нож - Макеев понял, что это конец...

Он глубоко набрал в грудь воздуха и перевел взгляд на небо. В последний раз.

Вдруг лицо фрица взорвалось. Или это так только показалось – Олег увидел лишь фонтан кровавых брызг. И белокурая голова тут же куда-то исчезла. Воздух сотряс дикий грохот, а паренек уткнулся лицом в землю, пытаясь прикрыть голову руками...

Вот оно что.

Видимо, он лежит здесь уже давно – вон какое тело неподъемное. Только бы не получить обморожение.

И эта тишина... Очевидно, бой давно закончился.

Вдруг рядом с ухом захрустел снежок.

Шаги.

Олег не успел обрадоваться тому, что его нашла, наверно, санитарочка, как вдруг, сорвав с головы треух, кто-то с силой схватил его сзади за волосы и перевернул на спину.

Боль сразу привела в чувство. Макеев ойкнул и даже смог немного приподняться, изумленно озираясь по сторонам.

Он лежал возле речки Рябиновой. Черное небо в крупных звездах нависало прямо над головой. Сквозь заросли кустарника с противоположного берега подмигивала редкими огоньками родная деревня.

Олег облегченно выдохнул. Все в порядке. Он дома! Давно остались позади и та страшная воронка, и тот подонок, что жестоко избивал тощего мальчишку. С тех пор прошло много лет. Хоть воспоминания и преследовали его до сих пор в кошмарах. Но сейчас, в наше время, и в родной деревне – ему уже ничто не грозит.

Ведь так?.. 

Почему он опять лежит на снегу?

Почему над ним снова нависает чья-то жуткая фигура?

Тогда, зимой сорок первого, он хотя бы видел, кто на него напал. Теперь же – не знал и этого.

- Кто ты?!.. – вырвалось само собой.

В ответ на это черный силуэт вдруг коршуном упал на него, придавливая к земле тяжелым мускулистым телом. Железные пальцы сжались на шее, не позволяя издать ни звука.

Зубы вдруг со страшной силой впились в кожу лица!

Макеев захрипел, задергался!.. Но огромное количество алкоголя в крови сделало мышцы вялыми, а тело безвольным.

С мясом содрав кожу с одной щеки, жуткий рот, тем временем, с силой вцепился в нос, кажется, собираясь его отгрызть.  

Макеев умирал медленно и долго. И все это время «зверь» ни на секунду не переставал терзать его лицо.

Колхоз «Стахановец» встречал неприветливо. Сначала Белова помотало по невозможно изрытой колеями дороге. Так что, без конца подпрыгивая на сиденье, он едва не бился головой о крышу кабины. А когда грузовик наконец выплюнул его в рыхлую чёрно-снежную кашу, оказалось, что до колхоза еще пилить и пилить.

- Все, я приехал! – отрезал водитель и махнул рукой куда-то в густую белую хмарь, - Идите дальше по дороге! Тут уже недалеко!

Поблагодарив шофера, Белов огляделся. Поблизости шла какая-то стройка. Наверное, коровник или что-то подобное. Хмурые мужики в тулупах и валенках сновали туда-сюда, перетаскивая мешки и перевозя что-то на тачках. Штабелями были свалены балки. Слышались сердитые окрики. На незнакомца никто не обратил внимания, разве что тявкнула со смесью любопытства и подозрения маленькая лохматая собачка.

Обдав следователя облаком вонючих выхлопных газов, грузовик свернул к стройке, скрывшись за грудами кирпича. 

Белов побрел дальше по дороге.

Морозило, деревья покрылись толстым слоем инея. Стоял плотный ледяной туман.

Идти было тяжело – высоченные сугробы в человеческий рост с двух сторон обрамляли обширные колхозные поля. Посередине же – чуть подмороженная сверху, и разъезженная в кисель внутри - снежная масса. Белов потратил минут сорок, перепрыгивая с кочки на кочку, выискивая относительно сухие и чистые места.

Поскальзываясь на очередном льдистом островке, он останавливался, чтобы перевести дух и утереть пот со лба.

По старой своей привычке, едва выпадала свободная минута – следователь в очередной раз принимался обдумывать все известные факты. Производить анализ и, по возможности, выстраивать логические цепочки.

Итак: что мы имеем?

Восемь странных смертей за три года. Даже для такого большого села – это многовато. Каждая из них по отдельности легко могла бы сойти за несчастный случай, но все вместе они наводили уже на совершенно другие мысли. Чем и привлекли, собственно, внимание его подразделения.

До этого все смерти в колхозе были естественными – он сам все перепроверил несколько раз. Несчастные случаи если и происходили – то при многочисленных свидетелях, и сомнений никаких не вызывали.

И лишь в последние три года река раз за разом стала преподносить зловещие сюрпризы.

На первый взгляд, жертвы не имели между собой ничего общего. Разный пол, возраст, интересы. Объединяло их лишь одно – всех их находили в воде с напрочь объеденным рыбами лицом. 

После множества таких случаев даже местная сонная милиция начала наконец что-то подозревать. Да и народ в деревнях ниже по течению стал чаще обращать внимание на реку. Так что в этот раз тело не успело уплыть далеко. И лицо покойного... почти не пострадало. От рыб во всяком случае.

Личность определили мгновенно. Погибшим оказался пропавший накануне гражданин Макеев Олег Степанович, как и все остальные жертвы проживавший в колхозе «Стахановец».

Сорок лет. Воевал. Дважды ранен. Получил контузию. Потерял два пальца на левой руке.

Несмотря на то, что по сравнению со многими другими (кто вернулся с войны без рук, без ног, или вообще не вернулся) Макеев отделался достаточно легко, тем не менее, после войны этот гражданин замкнулся в себе. Рвения к колхозному труду, равно как и к общественной жизни - не проявлял, жаловался на плохое самочувствие, дурное настроение и общую усталость от жизни. На партсобраниях неоднократно обвинялся в тунеядстве и злоупотреблении спиртным. Не женат. Жил бобылём в родительском доме. Большую часть времени вел себя тихо, но периодически, хорошенько заложив за воротник, мог совершить хулиганскую выходку или затеять драку. Участковый инспектор Петров проявлял к нему чрезмерную снисходительность. Чем, по мнению многих, лишь вредил Макееву.

Перед глазами вновь возник снимок последней жертвы. Теперь, когда тело нашли быстро – медэкспертиза могла рассказать довольно много. Во-первых, подозрительные синяки на шее наводили мысли об удушении. Во-вторых - и это самое интересное! - рыбы не успели объесть труп. И в результате вскрылась одна крайне любопытная деталь. Жуткая! Но любопытная.

Все лицо погибшего было покрыто глубокими следами укусов. А зубы достоверно были определены как человеческие. Не совсем понятно, при жизни это произошло или уже после смерти. Возможно, за несколько минут до или через несколько минут после. Точнее, к сожалению, установить не удалось.

Будем считать, что укусы могли начаться до смерти и закончиться после. Это, пожалуй, объясняло, почему эксперты не смогли договориться в этом вопросе.

Чтобы затруднить опознание, ускорить процесс разложения, а то и просто в порыве ярости, преступник мог исполосовать лицо жертвы ножом, молотком, топором... Такие случаи, к сожалению, были не редки. И в свое время Белов повидал их немало.  

Но... чтобы собственными зубами?.. Такого не смог припомнить ни сам следователь, ни кто-либо из экспертов.

Вот почему Белов был сегодня здесь. Кажется, это дело по его части.

К селу следователь вышел весь мокрый и расхристанный. Раз пять он чуть не упал и сильно запачкался. Потертый коричневый чемодан покрылся брызгами. Голенища сапог оказались замызганы до самого верха.

Наконец, в воздухе запахло печным дымом, навозом и чем-то еще... чем-то таким родным, сладким, что сразу возвращало в детство.

Найти нужный дом удалось не сразу. Пришлось походить по улицам и поспрашивать людей.

Обычная деревянная изба с облезлыми резными наличниками на окнах и скрипучей калиткой выглядела давно заброшенной. Неухоженной и мрачной.

Входная дверь была немного приоткрыта. Внутри кто-то копошился.

Белов скользнул внутрь:

- Бу! – громко выкрикнул он, увидев двух немолодых женщин, одна из которых копалась в сундуке, а вторая что-то искала на полках буфета. Обе подпрыгнули на месте и схватились за сердце.

- Ой! Ой-ёй-ёй! – страдальчески захныкала одна, - Что ж ты так пугаешь, охальник!

Вторая же скользнула в уголок, спрятавшись за буфетом, надеясь, видимо, что Белов ее не заметил.

Новоприбывший добродушно рассмеялся:

- А что это вы тут делаете? Никак добро чужое растаскиваете?

- Что ты?! – испуганно замахала руками бабуся, тут же ловким движением захлопывая крышку сундука, - Откуда здесь какое добро!? Скажешь тоже! Мы так просто... порядок наводили.

- А-ааа... – протянул Белов, - Ну, тогда другое дело! – глаза его, впрочем, продолжали насмешливо улыбаться.  

- А вы, собственно, кто? – насупилась старушка, переходя в наступление, - Что-то я не припоминаю такого молодца в нашем селе. Нюрка, ты его знаешь?

Кажется, все еще наивно надеявшаяся тихо ускользнуть Нюрка, принужденно выглянула наконец из укрытия за буфетом и выдавила опасливо:

- В первый раз вижу...

- Иванов! Владимир! Очень приятно познакомиться! – нарочито расшаркался Белов, затем, стянув с головы ушанку, продолжил на тон ниже, но все тем же ироничным тоном, — Увы. Прибыл я сюда по печальной надобности. Из-за безвременной кончины троюродного дядьки.

Все степенно опустили глаза и немного повздыхали.

- Э-ээх! Так и не довелось повидаться напоследок! – горько заключил Белов, когда посчитал, что для импровизированной минуты молчания времени прошло уже достаточно.

- Дядька, говоришь? А как же вышло, что он Макеев, а ты Иванов? – внезапно проявила бдительность старушка.

- Дык он же мне не по отцу родственник, а по матери! – с готовностью пояснил Белов. Который всегда, во всех оперативных заданиях использовал фамилию Иванов. Это было удобно – не запутаешься, да и отследить кого-то с такой фамилией крайне сложно. Что очень помогало, когда под подозрением оказывались сотрудники милиции или кто-то подобный, кто мог бы - гипотетически - попытаться что-нибудь о нем раскопать.

Обычно рассказа о «дядьке по материнской линии» бывало достаточно, ну а если попадался кто-то особо дотошный, начинавший заваливать бесконечными вопросами, Белов доставал из внутреннего кармана свой главный козырь – документы, выправленные на имя Иванова Владимира Ивановича. (Имя и отчество, кстати, были подлинными).

- А вас как зовут? – в свою очередь спросил он.

- Марья Дмитриевна.

- А я – Нюра, - раздалось из-за буфета.

- Очень, очень рад! – сверкнул всеми тридцатью двумя зубами Белов, - Вы, Нюрочка, пока идите, мне тут с Марьей Дмитриевной покалякать надо.

- Пожа-ал-ста... – обиженно протянула Нюра, не понимая, почему что-то интересное внезапно решили обсуждать без нее.

Когда дверь за женщиной закрылась, Белов указал на кособокую табуретку, предложив старушке сесть. Сам же устроился напротив:

- Дорогая Марья Дмитриевна... – начал было следователь, но она вдруг прижала палец к губам, а потом гаркнула молодецким рыком:

- Нюрка! А ну брысь!!

За входной дверью захрупал снежок, затем хлопнула калитка.

Белов улыбнулся: бабуся оказалась не так уж проста.  

- Вижу, на мякине вас не проведешь! – восхищенно выпалил он.

Женщина довольно хмыкнула:

- А то ж!

- Расскажите же мне, уважаемая Марья Дмитриевна, что случилось с моим дорогим дядей? А то мне о смерти-то сообщить - сообщили, а вот подробностей никаких не представили.

Старушка вздохнула:

- Ох, темное это дело, сынок! Ох, темное! – и она замолчала, сделав долгую театральную паузу.

Белов придвинулся, всем своим видом выражая глубочайший интерес.

- Мы его в последний раз видали на концерте в клубе... А потом он... исчез! Как в воду канул!.. Ой! – она дернулась и прикрыла рот рукой, - Это я... случайно так выразилась. Вы же знаете, что его в воде нашли?

Белов изобразил подлинное недоумение:

- Ни-че-гошеньки не знаю! Расскажите, пожалуйста, дорогая, поподробнее обо всем, что произошло. Все, что вспомните.

- А ты не из милиции случаем? – вдруг напряглась старуха и отпрянула, глядя с подозрением.

Белов весело расхохотался:

- Дорогая Марьечка Дмитриевна! Хуже!!! Меня дома ждет маманька с расспросами. А это, уж поверьте мне! Куда хуже милиции будет! Сама она приехать не смогла – кому-то ж за скотиной приглядывать надо... Но если уж я во всех деталях всего ей не порасскажу – она мне этого ни в жисть не простит!

Марья Дмитриевна расслабилась. Уголки рта ее стали подозрительно подергиваться.  

- Ну, слушай! В тот день был у нас концерт в клубе в честь награждения колхоза переходящим Красным Знаменем. За победу в соцсоревновании, между прочим! Да-аа! Кстати, и не в первый раз уже!..

Слушая ее, Белов восхищенно закатывал глаза и всячески выражал восторг бурной жестикуляцией.

Несмотря на лютый холод снаружи – в зале было жарко натоплено. Конечно, чтобы произвести впечатление на высоких гостей из района.

Закончил печальную песню военных лет гармонист. На сцену выскочил симпатичный белокурый парень и бодро выкрикнул:

- А теперь – девушки из колхозного ансамбля «Реченька» споют для вас час-туш-ки!!  

Зал одобрительно загомонил, раздались громкие приветственные аплодисменты. На сцену выбежала гурьба девчушек в сарафанах, которые принялись задорно петь...

Наверняка какие-то весьма смешные и злободневные четверостишия. Только вот расслышать их смогли разве что в первых рядах.

Потому что, перекрывая звуки балалайки, дверь в клуб вдруг с протяжным скрипом раскрылась, а затем хлопнула так, что стекла в окнах задрожали. Протопали тяжелые шаги.

Люди стали оборачиваться. На новоприбывшего недовольно шикали, какая-то бойкая старушка даже погрозила кулаком - однако визитёра ничто не смутило. Залитыми, что называется «по самые брови», стеклянными глазами он хмуро взирал на переполненный зал. В руке чадила цыгарка. Тулуп распахнут, замурзанная ушанка съехала на затылок, держась непонятно как. От пьяницы за версту разило перегаром, потом и давно нестиранным бельем.

Затянувшись и стряхнув на пол пепел, он по-звериному зарычал, так что на него снова зашикали и замахали руками, пытаясь прогнать. Был ли в этом рыке какой-то смысл или алкоголик просто дошел уже до животного состояния – было совершенно непонятно.  

- О, какие! Свистульки! – громко и похабно вдруг выдал он, глядя на девушек, - Еще вчера под стол пешком ходили. А сегодня гляди – уж бабами стали!

Девушки в кокошниках продолжали взмахивать платочками и частить про надои и веселых трактористов. Однако голоса их теперь звучали как-то вымученно, а личики покрылись румянцем. Да и публика не вся уже смотрела на сцену.

Особенно тревожно всем стало, когда алкаш привлек внимание совершенно особой группы людей. Дело в том, что за длинным, покрытым алой скатертью столом, восседали высокие гости и журналисты из района. И хотя стол этот стоял ближе всего к сцене - теперь уже даже там заметили новоприбывшего и стали недовольно на него оглядываться, перешептываясь.

Председатель колхоза, притулившийся подле них, с белым как мел лицом, утирая пот быстрыми мелкими движениями, что-то поспешно говорил, кажется, оправдываясь. А пузатый лысеющий мужик в сером костюме, насупившись поспешно делал какие-то пометки в блокноте.

Шум сзади, между тем, становился лишь громче:

- Да что ж ты делаешь, подлец?! Совсем с ума свихнулся?! – заголосила какая-то женщина. Толпа загудела. Девушки в кокошниках запели еще громче, срывая голоса, и заулыбались еще шире, пытаясь перетянуть на себя внимание высокой комиссии, однако теперь на них уже никто не смотрел. Все взгляды были прикованы к грязному пропойце, который встал в углу в соответствующей позе, собираясь, видимо, помочиться. Народ повскакивал с мест, несколько дюжих мужиков безуспешно пытались выбраться со своих мест, но все никак не могли протолкнуться сквозь плотные ряды людей.

На шум из-за кулис выглянул и давешний симпатичный конферансье. Мгновенно оценив ситуацию, он тут же оказался в конце зала и, подхватив пьянчугу под руку, стал мощными тычками выталкивать его за дверь. Вскоре к нему присоединились участковый и еще несколько высоких крепких ребят. Инцидент – вроде бы – был исчерпан.

Хотя послевкусие осталось. Да такое, что весь остаток вечера концертная программа мало кого волновала. Люди перешептывались, обсуждая и осуждая пьянчугу-Макеева. Который, видать, совсем уже допился до зелёных чертей, раз вытворяет такое!

Через несколько минут в зал вернулись почти все, кто выводил пьяницу. Не было только участкового. 

Девушки, смущенные поганой выходкой, танцевали уже без удовольствия. Да и публика больше не улыбалась.

- Он когда пьяный был - буянил сильно, - поясняла Марья Дмитриевна, - Вечно кого обругает, а с кем и подерется. Главное, когда трезвый – тихий, ну, а как выпьет – как бес в него вселяется! В прошлый раз также было – завалился в клуб (хорошо хоть тогда не было высоких гостей), да как стало его посреди зала наизнанку выворачивать! Ой, срамота! Все танцы молодежи испортил!

Опасаясь, что бабуся сейчас завязнет в перечислении всех хулиганских выходок безобразника-Макеева, Белов прервал плавный поток ее речи:

- И это был последний раз, когда его видели?

- Да, сынок, последний! – грустно покивала женщина.

- Ничего не понимаю! – картинно воскликнул Белов, - Получается, его участковый домой повел?

- Повел-повел.

- Значит, дядька мой не мог заблудиться в метели! Вы ведь сказали, что в воде его нашли? Хм... Вряд ли он посреди ночи на мост пошел. Как же вышло, что он исчез?! Что с ним случилось???

Женщина пожала плечами.

- Хто ж знает?.. – задумчиво протянула она, не поднимая глаз.

Было видно, что в голове у нее вертится что-то. Что-то такое, чем она не спешит делиться.  

- Мамочка! – схватился за сердце следователь, - Ну не мог же его этот... участковый... того?... 

Марья Дмитриевна испуганно замахала руками:

- Что ты?! Участковый у нас человек старой закалки! И на фронте был, и медали имеет! Хороший, порядочный человек! Мухи не обидит! Да и Макееву сочувствовал всегда. Тот набедокурит, а участковый всех успокаивает – мол, войдите в положение, у Макеева контузия была... тяжело ему... А у кого контузии не было?! С войны все почти раненые вернулись! Да у нас в колхозе некоторые инвалиды без рук, без ног – и работают! А этот Макеев вечно отлынивал, прости господи!

Информация эта была очень интересной – Белов внимательно слушал, старательно запоминая все детали.

- Марьечка Дмитриевна, ну, я же вижу, что вам что-то известно!

Женщина не стала отрицать, сделав неопределенный жест и уставившись куда-то в стену.

- Ну расскажите вы мне все! Вы же знаете, что произошло, да?  

- Знаю, - призналась наконец она после долгой паузы.

Белов почти перестал дышать. Никогда еще дела у него не раскрывались так легко и быстро.

- Что?! – взволнованным полушепотом выдохнул он, обратив все внимание на старушку.

Та, явно наслаждаясь моментом, не спешила говорить:

- Отчего ж не рассказать? Тут секрета нету. У нас об этом все знают.

- Да-аа???? – изумился Белов.

- Нда! Только вот сейчас, при советской власти, говорить об этом стало не принято. Вслух то есть. На людях. Дома-то люди, конечно, шепчутся.

- Ну не томите же, дорогая! Я изнемогаю от нетерпения!

Женщина заулыбалась и наконец снизошла до пояснений:

- Зубарь это был!

Белов вздрогнул. Зубарь! Что-то было очень знакомое в этом слове. Где же он его слышал? Зубарь, зубарь... Фамилия что ли? Или где-то ему встречалось такое название рыбы?..

Марья Дмитриевна тем временем продолжала:

- Дух это нечистый. В воде живет. В речке в нашей, в Рябиновой. Я от прабабки слышала, что он еще до революции людей здесь похищал, да в реке и топил. С дре-еевних времен это пошло. Надо было ему жертвы приносить – тогда он село защищал. А как жертвы ему не приносят больше – так он сам их... себе забирает. Да только злится от этого очень. Вот и не по одной в год берет, а по нескольку. Знаешь, как у нас люди реки бояться стали? Даже летом на пляж никто не ходил! Ребятишек матери со двора не отпускали! Рыбаки и те удочки забросили. Потому как жизнь дороже будет!

Белов молча хлопал глазами, не зная, что сказать. Лицо Марьи Дмитриевны вдруг приблизилось к нему, тон стал жутким, а глаза страшно засверкали - следователь поневоле ощутил противный холодок вдоль позвоночника.

- Он одно время досыта накормился, видать. И в спячку впал. За войну-то много наша реченька тел перевидала. А теперь ишь... проснулся опять. Да жрать хочет!

- Я – лично – проводил его до дома! Физию ему снегом обтер, чтобы он в себя пришел немножко, поругал маненько – куда ж без этого! Да только что с пьяным разговаривать? Решил – домой отведу, пусть проспится! А назавтра уж отчихвостю как следует! Может, и на пятнадцать суток посажу! Давно пора! А то... все жалел его... пропащего. А оно вон как...

- И прямо дверь за ним закрылась?

Петров усмехнулся:

- Дверь! Да я сам лично его до кровати довел! Раздевать не стал правда... что я ему, нянька?! Да и холодно в доме было, не топлено почти. Пару поленьев в печь подбросил, дверь за собой прикрыл поплотнее – и... ушел... – последнее слово участковый выдохнул трагическим шепотом.

- Что же с ним могло случиться? – снова вопросил Белов после долгой паузы.

- Сам над этим голову ломаю! Понять не могу! Куда его черт понес посреди ночи?! – тут участковый снова начал горячиться и осыпать голову пеплом.

Больше ничего полезного выудить из него не удалось.

Несколько последующих часов Белов посвятил опросу других деревенских жителей. Особое внимание он уделял тем, с кем у Макеева были драки и конфликты в недавнем прошлом. Но таковых было слишком много, а этот последний день в клубе возводил в число подозреваемых буквально весь колхоз!

Не-еет, так он провозится полгода! Нужно было попытаться зайти с какой-нибудь другой стороны.

К тому же, если преступления эти действительно совершены людоедом (как у них в подразделении принято было называть изуверов с манией убийства), то для этого может вообще не быть никаких видимых причин.

Или, вернее, причин, понятных нормальному человеку. Белов такое уже не раз видел - беседовал с людоедами. И то, как они объясняли причины страшнейших убийств - не поддавалось никакой логике! Это была либо какая-то чудовищная чушь, вроде: «Ненавижу тех, кто смеется таким визгливым голоском!», либо объяснения как такового и вовсе не было: «Не знаю, что на меня нашло... просто вдруг захотелось посмотреть, что у него внутри».

Тем не менее целый тайный отдел, созданный по приказу лично товарища..!

Впрочем, таких имен лучше не упоминать всуе.

Так вот – целый тайный отдел был посвящен тому, чтобы: во-первых, не допустить падения престижа Советского Союза в глазах иностранных держав. В конце концов холодную войну с США и жесткое противостояние почти со всем остальным миром - никто не отменял.  

Во-вторых, защищать сон и покой советских граждан. И если в милиции говорили, что это несчастный случай или самоубийство – и слава богу! Пусть народ пребывает в святой уверенности, что в нашей стране преступности практически нет. А установить истину и устранить угрозу отправят специальных людей. Таких, как Белов. Надежных, проверенных, головой отвечающих за результат перед самим... Ну, вы поняли.  

Третьей важной задачей подразделения являлась профилактика. Несколько максимально засекреченных научных отделов занимались изучением такого рода преступников, чтобы выявить, какие закономерности приводят к их появлению и можно ли это как-то предотвратить. Чтобы когда-нибудь, в прекрасном и светлом коммунистическом будущем, эта зараза выродилась в нашей великой стране навсегда!

Пусть она бушует где-нибудь там, на гнилом западе! А у нас будут жить лишь здоровые, чистые душой трудяги, с высокими моральными качествами!

Всю информацию по делу, включая досье на фигурантов расследования, следователи подобные Белову получали по своим каналам. Документации как таковой - не вели. Лишь писали по окончании расследования подробный рапорт, с предоставлением всех найденных улик.

Все данные собирались в одном месте - в тайном архиве глубоко под землей.

К вечеру Белов понял, что страшно проголодался. Он только утром на станции съел пирожок с ливером. И теперь, после целого дня беготни и расспросов желудок жалобно ныл и сжимался. Значит, настал момент еще одной важной беседы.

Сельпо – несомненно, является новостным центром любого поселка. Белов никогда не проводил ни одного расследования без беседы с продавщицами. Особенно если речь шла о вот таких вот маленьких деревенских магазинчиках.

Поднявшись на несколько ступеней вверх, он толкнул дверь и оказался в небольшом, наполненном фантастическим запахом свежего хлеба, помещении. В одном углу рядами громоздились ведра, грабли, калоши и куча всякого другого необходимого в хозяйстве инвентаря.

В другом – на полках были горками выложены консервы, пачки соли, большие упаковки спичек и тому подобное. Рядами выстроились трехлитровые банки с томатным соком, а также бутылки с уксусом, водкой и бог знает, чем еще. Круглолицая женщина в телогрейке и пуховом платке сосредоточенно что-то распаковывала.

От сладкого хлебного аромата желудок стал сжиматься еще сильней, Белов улыбнулся всеми зубами:

- Здравствуйте! Как же у вас тут вкусно пахнет!

Женщина довольно хмыкнула и окинула вошедшего цепким взглядом:

- Здравствуйте, товарищ Иванов!

Прекрасно понимая, что птичкой, разнесшей по селу весть о его приезде, наверняка была Марья Дмитриевна, Белов, тем не менее, изобразил картинное недоумение:

- Как вы... откуда...?!

Женщина довольно расхохоталась:

- А я всех знаю! Даже тех, кто только что приехал!

Доставив продавщице еще несколько приятных минут своим «недоумением» и неоднократно успев восхититься ее «поразительно глубокими познаниями», следователь окончательно расположил торговку к себе. После чего попросил продать ему пару банок килек в томате, кабачковую икру, буханку хлеба и кусочек «этого прекраснейшего свежайшего маслица»!

Когда продавщица принялась выставлять на прилавок все заказанное, Белов осторожно завел разговор о главном:

- Ай-яйяй-яйяй... Бедный мой дядька! И как же это его угораздило? Я вот вижу - вы женщина умная! Может, вы знаете, что с ним случилось?

Торговка замерла, не дотянувшись до банки с икрой.

Белов навострил уши, однако она, ничего не ответив, молча продолжила обслуживать покупателя. Вся веселость ее при этом разом куда-то исчезла.

- Сжальтесь же! Мне никто ничего не хочет рассказывать!

- Что ж я могу рассказать? – вдруг спросила она холодно, - Не я ведь его! Того... Так почем мне знать?

Белов погрозил пальцем:

- Не пове-еерю... Вы вот меня только что в первый раз увидели, а уже и по фамилии знаете, и кто я. Видно, что от вас – ни-чи-во не скроешь!

Вновь не удостоив его ответом, она начала складывать итог на счётах. Костяшки щелкали нервно - резко и громко.

Белов расплатился, сложил покупки в авоську и взглянул на торговку самым жалобным собачьим взглядом из тех, что были в его арсенале.

Тяжко вздохнув и закатывая глаза, продавщица наконец сдалась. Она уперлась обеими руками в прилавок и сказала тихо:

- Ну, допустим, я знаю. Да только вы все равно не поверите!

- Говорите всё! – горячо воскликнул Белов.

Девушка снова вздохнула:

- Есть в наших местах одна легенда. Говорят, что в речке Рябиновой живет... Зубарь...

Тут слова ее оборвались на полуслове, а сама она принялась делать вид, будто протирает прилавок, потому что по ступенькам снаружи затопали, входная дверь резко распахнулась – и в облаке пара появились двое мужчин.

Один был низенький, коренастый. Массивный широкий нос покрывала россыпь крупных пор и чёрных точек. Другой - высокий, белокурый, с картинной внешностью рабочего с плаката.

- Доброго дня, Ниночка! Спички и буханку хлеба! – с порога заголосил низкорослый. По его безапелляционному смелому тону сразу стало понятно, что он привык раздавать указания.

Продавщица быстро выложила на прилавок заказанное и мило улыбнулась высокому парню:

- А тебе чего, Лёша?

Тот одарил ее белозубой улыбкой:

- Конфеток мне отсыпь! Килограммчик.

- Ой! А съешь ли? – кокетничала она, принимая деньги.

- Ну что ты, Ниночка! Мне конфеты ни к чему! Я вырос давно! – хитро улыбнулся в ответ парень, - Ты же слышала, что у нас пятиклассник Вася Стрельников организовал тимуровскую команду?

- Ну-уу, - утвердительно протянула женщина, все еще ожидая пояснений.

- Вот, хочу им поощрение выдать! Молодцы ребята! И макулатуру сдают! И старушкам помогают! Грамоту им Иван Александрович уже выдать обещал, - с этими словами он слегка похлопал низкорослого по плечу, - Ну, а я со своей стороны, чем могу поощряю.

- А что тогда так мало?

- А много сладкого - вредно!

Продавщица заулыбалась и двинулась к ряду лотков в углу:

- Но шоколадных – извини – нет! Разобрали. Карамельки есть и ириски. Насыпать?

Парень махнул рукой:

- Пусть будут ириски! – и повернувшись к низкорослому, продолжил: - Ведь какие ребята хорошие растут! Какие ребята! Какое прекрасное будущее они своими руками сотворят, когда вырастут!

Тот кивал и все больше косился на Белова, который безмолвной тенью маячил у витрины, делая вид, что внимательно что-то там изучает.

- А вы, извините, кто будете, товарищ? – внезапно заговорил с ним большой нос.

Белов закрутил головой, как будто лишь только что обнаружил, что рядом есть еще люди:

- Вы это мне?

- Вам-вам!

Тут к Белову повернулся уже и белокурый. Вот уж кто, похоже, точно ничего вокруг не замечал, увлеченно рассуждая о высоком.

- А это товарищ Иванов, родственник алкоголика Макеева! – ляпнула вдруг продавщица, - Ой, простите, - тут она стыдливо прикрыла рот рукой, но выражение хитрых глаз при этом ничуть не изменилось.

- Во-оот как??? – заинтересованно протянул нос.

- А это наш председатель - Иван Александрович! – указала на него продавщица, - А это – Лёша, лучший комбайнер в нашем колхозе! Да к тому же и гармонист! И на балалайке может. И песни поет! И план всегда перевыполняет...

- Да ладно тебе! – прервал поток дифирамбов высокий парень, - Ты меня засмущала совсем. Не слушайте ее! Я просто обычный комсомолец! Алексей Грибанов, – скромно представился он, протягивая Белову руку.

Следователь ответил на рукопожатие, потом поручкался и с председателем.

- У вас наверное... много вопросов... по поводу кхм... Ну, не будем мешать Ниночке работать, пройдемте! – и слегка подталкивая Белова в спину, председатель вытащил его на улицу.

- Здесь не лучшее место для беседы, если вы понимаете... – зашептал он, когда они немного отошли от Сельпо, - Ниночка – чудесная женщина, но язык без костей! А дело... деликатное.

Через минуту из магазина вышел комсомолец-Лёша и вместе они двинулись по заснеженной улице.

- Если не возражаете, - начал Белов, выдержав паузу, - Мне бы хотелось сходить на место гибели дяди.

Председатель и комсомолец переглянулись.

- Дык оно же это... в соседнем селе, - тихо сказал председатель, нервно оглядываясь по сторонам.

- Нет-нет! – меня интересует не место, где нашли тело, а то место, где он... упал... в реку.

Селяне вновь переглянулись.

- Дык кто ж знает-то где... откуда он... – снова залепетал председатель.

- Но... сейчас ведь зима, разве река не покрыта льдом? Думаю, мест, где можно э-эээ... погрузиться в воду – не так уж и много. Наверное, это была какая-нибудь прорубь?

- Проруби нет, - вступил в разговор комсомолец, - Стыдно признаться, но... народишко у нас тут... суеверный. Во всякую чушь верят! Про какого-то Зубаря сказки рассказывают.

Тут председатель резко остановился и зыркнул на Лёху неодобрительно.

- Ну а что? – развел руками тот, - Шила в мешке не утаишь! Рано или поздно кто-нибудь все равно ему расскажет.

Иван Александрович вздохнул и вяло махнул рукой, мол: «да делайте, что хотите»!

- Сама по себе сказка придурацкая! Яйца выеденного не стоит! - продолжил повествование Лёша, - Эммм... что-то вроде местного водяного... или... духа воды? Не важно, в общем! Все равно – чушь! Так вот... – тут он запнулся, потому что председатель вдруг с силой дернул его за тулуп.

Лёха резко замолчал, и никто больше не произносил ни слова до тех пор, пока они не миновали стоящих у калитки и лузгающих семечки женщин в шерстяных платках.

Когда селянки остались позади, Леха продолжил:

- Э-эээ... о чем это я? А, ну да... река. В общем, все боятся к ней подходить из-за этого... лешего или кто он там. Так что прорубей никаких никто не делает, рыбу не ловит и купаться даже народ ходить перестал! А в воду можно погрузиться... - он на секунду задумался, и вдруг сделал резкий жест рукой, - Лавы! Точно – лавы! Больше негде!

- Покажите пожалуйста, где это. Я тут человек новый...

- Конечно! – пожал плечами комсомолец, - Мы сейчас все равно мимо проходить будем, да? – и он слегка пихнул председателя локтем.

Тот хмуро кивнул. Все происходящее явно не приносило ему удовольствия.

Вскоре вышли к перекрестку, одна дорога шла немного под уклон – и буквально в нескольких десятках метров внизу виднелась белоснежная гладь реки.

- А вот и они – лавы, - кивнул комсомолец на узкие неудобные мостки, ведущие на ту сторону реки.

- Колхоз уже выделил деньги на нормальный мост... – будто бы оправдываясь, почему-то завел председатель, - Ждем только лета, чтобы начать работы... Как только половодье закончится, так сразу и...

- Давно пора! – удовлетворенно воскликнул комсомолец, - Нужно поддерживать, так сказать, «лицо» колхоза! А то - что толку во всех этих переходящих знаменах, если народ речку перейти безбоязненно не могёть?!..

Белов перестал их слушать. Сняв шапку и сделав нарочито скорбное лицо, он приблизился к лавам. Река в этом месте была не очень широкой - не больше пятнадцати метров. У опор вода до конца не замерзла. Вокруг них виднелись широкие темные проталины. А на середине мостушек – и вовсе образовалась крупная полынья. Видимо, течение реки здесь было достаточно сильным, а может снизу били ключи. Как бы то ни было – места для того, чтобы сбросить тело в воду было более, чем достаточно.

Чтобы убедиться в этом, Белов взошел на лавы, осторожно хватаясь за хлипкие прогнившие перильца. С непривычки идти по столь узкому и шаткому мостику было страшновато. Но кто-то, кто всю жизнь переходил по этим мосткам туда-сюда, и был достаточно физически крепким (а это почитай каждый колхозный мужик, а то и баба) запросто мог затащить сюда тело и сбросить в воду. И никаких следов на этих обледеневших деревянных досках не осталось бы.

Раздумывая надо всем этим и параллельно изображая глубокую печаль по безвременно ушедшему «дядюшке», Белов не сразу заметил, что к двум оставшимся на берегу людям присоединился еще кто-то.

Это был участковый. И теперь все трое о чем-то тихо переговаривались, встав так близко, что почти соприкасались плечами. Периодически кто-нибудь из них да бросал взгляд на Белова.

Следователь с нарочито рассеянным видом огляделся по сторонам. На том берегу темнели заросли густого кустарника, а за ними поля, поля... До самого горизонта.

Он перевел взгляд на село. Оно стояло на небольшом пригорке, так что в принципе, кто-то мог что-то видеть из окна. Конечно, пропал Макеев скорее всего после событий в клубе. То есть было уже темно и поздно. Но учитывая то, как хорошо снег и лед отражают лунный свет – свидетели все же могли быть. Особенно вот в этих двух, ближайших домах. Он еще раз оглядел весь пейзаж – где-то окна смотрели в другую сторону, где-то вид перекрывали забор или деревья. Да, с жителями двух крайних домов всенепременно следовало познакомиться!

Возвращаясь назад, Белов обнаружил, что количество людей на берегу вновь увеличилось. Теперь там стояла еще и Нюрка – давешняя странная барышня, прятавшаяся за буфетом. Участковый как раз объяснял ей, что это возможное место преступления – так что лучше ей будет уйти и не мешать работе компетентных органов.

Женщина слушала, вытаращив глаза. А потом лицо ее вдруг приняло странное выражение, она закусила губу и сморщила лоб.

- Что такое, Нюра? Ты что-то видела? – тут же заинтересовался переменами в ее поведении участковый.

- Да! Э-ээ... Нет!!

Очевидно, на лице Белова изобразилось недоумение, потому что председатель пояснил вполголоса:

- Нюра живет в этом доме! – и он кивнул на одну из двух изб, в которых Белов надеялся найти свидетелей, - Если кто что и видел, то это она!

- В другом доме тоже могли что-то видеть, - подсказал Белов.

- Бессмысленно! – безнадежно махнул рукой Иван Александрович, - Там обитает древняя старуха. Слепая и глухая. Да разорвись у нее под окном фугас – она и то бы не заметила!

- А ну... пошли со мной! Побеседуем, – между тем кивнул всем на прощанье участковый и повел Нюру в отделение.

- Похоже, он напал на след! – хихикнул председатель. И было не совсем понятно, радуется он или нервничает.

- Неужто самого Зубаря отловит? – принялся зубоскалить комсомолец.

- Кстати, я хотел спросить, нет ли у вас тут гостиницы? – поинтересовался Белов, а то... в доме дяди, наверное, нельзя... расследование же.

Деревенские переглянулись.

- А идите ко мне! – все так же радостно предложил Лёша, - У меня там, конечно, не Зимний дворец - так, холостяцкая хибарка, но все же. Есть книги, есть гантели – полный сервис!

- Нет! – отрезал председатель, - Лучше ко мне! У меня жена вкусно готовит и в доме уютно.

Белов задумался. Вообще-то он не прочь был бы пойти к ним обоим – понаблюдать за каждым по отдельности в расслабленной домашней обстановке. Может, выяснить что интересное из приватных вечерних бесед. Вопрос – с кого начать?

Ну, если у председателя дома жена, то, наверное, будет сложно побеседовать приватно, и Белов с извиняющейся улыбкой обратился к Ивану Александровичу:

- Простите великодушно, но для меня нет больше соблазна, чем хорошие книги и спортивный досуг!

Председатель вскинул брови и поджал губы:

- Ну, как хотите! – пожал плечами он, - Вот увидите, завтра же вы прибежите ко мне! Потому что у Лёхи с голоду подохнуть можно! Он кроме вареной картошки ничего не готовит!

- Да вы никак завидуете, что товарищ Иванов предпочел мою компанию? – громко засмеялся Лёха, шутливо грозя указательным пальцем.

- Чему там завидовать?! – обиженно воскликнул председатель, - Вот еще глупости!

В ответ на это Лёха захохотал еще громче.

Все повернулись и двинулись прочь от реки.  

В одном председатель был прав, жил Лёха по-спартански. Ни цветов в плошках, ни кружевной скатерти, ни фотографий или картинок по стенам – все только самое необходимое, разложенное в идеальном порядке. К предметам роскоши можно было отнести лишь книги. Белов с интересом изучил коллекцию – но не обнаружил ничего выдающегося: «Как закалялась сталь», «Молодая гвардия», сборник стихов Маяковского... В общем, святая классика советской литературы.

За скромным ранним ужином Алексей много рассуждал о прекрасном социалистическом будущем, которое ждет всех, стоит только немножко постараться. Рассказывал о многообещающем тимуровском отряде местного разлива, о том, как регулярно перевыполняет план их колхоз, о том, как прошла уборочная и все прочее, в том же духе.

Белов не мог и слова вставить, чтобы завести речь о чем-нибудь более полезном для дела.

Председатель оказался прав и в другом: в доме у Грибанова не было никаких изысков. Он сварил картошку, достал из погреба соленые огурчики. Были там еще чеснок, черный хлеб – вот и весь разносол.

Белов выставил на стол купленные кильки, кабачковую икру, масло - но Грибанов к ним даже не притронулся. Он весело сдирал шкурку с раскаленной картошки, посыпал ее крупной солью и проглатывал с огромным наслаждением. Глаза его все время смотрели куда-то вверх и вдаль, где он, очевидно, уже видел светлое советское будущее.

Следователь очень рассчитывал, что что-нибудь удастся выудить из Лёхи хотя бы после еды. Но когда закончили пить чай, Грибанов резко засобирался.

- Надо в ДК идти! – радостно сообщил он, - «Кис-кис» пострелятам отнесу! Они там стенгазету рисуют. Да и новый концерт уже готовить надо! Теперь – ко Дню Советской армии! Времени не так уж и много осталось. В общем – дел невпроворот! А вы уж тут не скучайте – книгу вон почитайте или радиопрограмму послушайте. Я поздно вернусь.

Конечно, у Белова была мысль пойти вместе с ним в ДК, все равно он собирался туда сходить. С другой стороны - это могло и подождать. Сегодня он собрал уже достаточно фактов. Лучше было сесть и записать их, пока не вылетели из головы.

Для этой цели у Белова был особый блокнот. На обложке он сам, своей рукой нарисовал ферзя и подписал красиво: «Записная книжка шахматиста».

При его работе прямым текстом писать: «Подозреваю Попова, улики такие-то» - было невозможно! Вот и приходилось идти на хитрости.

Всем действующим лицам давались условные прозвища: конь, ладья и т.п. Далее использовался особый шахматный шифр, с помощью которого Белов мог спокойно записывать любую информацию.

Разумеется, попадись его блокнот заядлому шахматисту – тот, конечно, сразу понял бы, что на обычную партию, да и вообще на шахматные ходы – это совершенно не похоже. Но таких умников Белову, к счастью, встречать пока не доводилось. Да и блокнот он берег как зеницу ока. Зато легко мог мельком продемонстрировать всем любопытствующим записи, если кто-то интересовался, что это у него там за книжица.

В целом, блокнот был не особо нужен – его память была специально натренирована, он легко запоминал имена, фамилии, даты и другую важную информацию. Однако полностью рассчитывать только на память было небезопасно. Да и в случае чего товарищи смогут найти записи и узнать все, что накопал агент. Такой вероятности тоже нельзя было исключать.

Когда они скрылись внутри, Белов тихонько скользнул следом. Самым неприличным образом он подслушал под дверью рассказ Марьи Дмитриевны. Тот был весьма коротким и маловразумительным, и, по сути, сводился лишь к двум фразам: «Нюрка пропала! Ее забрал Зубарь!»

Петров пытался ее утешить, объясняя, что то, что женщины нет дома – еще ничего не значит, и все такое в том же духе. Но Марья Дмитриевна была безутешна.

Когда участковый, наконец, начал ее выпроваживать, обещая, что сейчас же начнет поиски, Белов сделал вид, что только что пришел, и попросил воспользоваться служебным телефоном.

Петров устало махнул рукой и поспешно вышел.

Для подобного рода звонков Белов всегда использовал особый шифр, который со стороны выглядел невинным воркованием влюбленных. Девушка-оператор на том конце провода подыгрывала очень естественно – и они могли не бояться, что кто-то их подслушает.

Хотя сейчас в комнате, да и, вероятно, во всем здании никого не было – Белов никогда не делал исключений. Одна маленькая ошибка могла поставить под удар всю операцию.

- Как ты, любимая? – сладко завел он, - Соскучилась по мне? Я вот по тебе – очень! Думаю, нам стоит опять сходить в театр, так же, как и в тот раз...

Несколько ключевых слов в этих фразах означали, что все повторилось. Человек снова исчез.

О том, что его опять следует искать ниже по течению, Белов объяснять не стал – слава богу, идиотизмом никто из сотрудников не страдал. Сами знают, что надо делать.

Теперь оставалось только ждать ответного звонка от «невесты».

Еще один обкусанный труп просто не мог быть совпадением. Приходилось признать, что речь точно идет о людоеде.

Однако, конкретно это убийство может быть мотивировано и практическими соображениями. Слишком уж быстро после предыдущего оно произошло. Почти без перерыва. 

А на фоне вчерашних событий под особое подозрение подпадали трое: участковый, председатель и комсомолец. Каждый из них был по-своему странным.

Комсомолец, например, не скрывал, что терпеть не мог Макеева, потому что тот испортил концерт, который они готовили много недель, и вообще периодически ронял, так сказать, «лицо» колхоза.

Председатель, хоть и воздерживался от нелестных выражений в адрес Макеева – но тоже не мог не понимать, что тот доставляет массу проблем. К тому же, Иван Александрович был каким-то дерганым, нервным и то суетливым, то молчаливым. Хотя это, конечно, может ничего не значить.

Участковый – напротив - уверял, что они с Макеевым старые товарищи, что он ему сочувствовал, жалел и все такое – что, собственно, подтверждают и все вокруг. Какие в этом случае у участкового могут быть мотивы? Может ему надоело бесконечно подтирать за дружком? А может и вся эта дружба была напускной, а на самом деле там какие-нибудь старые счеты?

В целом, наверное, каждый, кто знал Макеева, имел причины недолюбливать его. И это сильно усложняло поиск преступника.

К тому же, нужно было прощупать почву еще и насчет остальных жертв. Надо только придумать, под каким соусом безопаснее начать расспросы об этом.

Белов мысленно вернулся к своему визиту на реку. Вспомнил, как он стоял там, изучая местность, как шептались люди на берегу. А потом появилась Нюра.  

Получается, убийца испугался того, что она могла видеть?

Но... тут что-то не сходилось.

Сам Белов был уверен, что она ничего не видела – иначе давно всем рассказала бы. С ее простодушием и детской наивностью – вряд ли она смогла бы хранить тайну.

Но у страха, как известно, глаза велики – и убийца мог думать, что она видела его. И каким-то образом узнала. Даже несмотря на то, что была ночь.

В доме Нюры было полно народу. Какие-то женщины, поспешившие нарядиться в черное, рылись в шкафах, плакали и тихо что-то обсуждали, начиная приготовления к похоронам. На него никто не обращал внимания.

Белов прошел к окну, которое выходило на лавы.

Он попытался встать на место людоеда, мыслить, как он. 

Итак, лавы достаточно близко. Но что могла Нюра увидеть из этого окна ночью? Если только визитеры не шумели (что вряд ли, иначе люди в соседних домах тоже услышали бы), то все, что она могла увидеть – это фигуры людей где-то на мостушках или возле них.

Момент сбрасывания тела в воду она видеть не могла – иначе, наверняка, рассказала бы об этом. А значит либо у убийцы есть какая-то особая примета, такая, что его даже по очертаниям тела ни с кем не перепутаешь. Белов задумался, но из известных ему фигурантов дела никто не казался ему особо узнаваемым. Одежда у всех одинаковая. Особенно сейчас, по такой погоде – все село щеголяет в телогрейках да тулупах. Разве что... председатель чуть пониже ростом, чем другие. А комсомолец наоборот – высокий. Белов вновь бросил взгляд на мостки. Н-ннет... Чтобы узнать кого-то отсюда, ориентируясь только на рост... Это крайне маловероятно. Да в селе полно мужиков любого роста!

Что же тогда так напугало убийцу???

Никаких дельных мыслей в голову не приходило, и Белов, на всякий случай, решил тщательно осмотреть весь видимый из окна участок.

Река, лавы, лед.

Он даже перешел на другую сторону и дошел до зарослей кустов на том берегу, так ничего и не обнаружив.

Белов совсем уже было хотел возвращаться обратно. Но режим «людоед», который он мысленно в себе включил, вдруг подсказал, что эти кусты достаточно высокие и густые даже сейчас, зимой.

Еще и этот небольшой удобный овражек. Здесь можно делать что угодно – а люди с того берега и не заметят. Сейчас в поля никто не ездит – там просто нечего делать посреди зимы. То есть шансы на появление свидетелей – минимальны. Да еще и ночью. А ко времени сева никаких следов уже не останется. Сначала снегом заметет, потом травой укроет.  

Белов подошел поближе к зарослям. Просто для очистки совести. Он был почти уверен, что ничего там не найдет.

Но ошибся!

Там были следы! Свежие!

Снег был слишком высокий, и все же он попытался найти хоть один рисунок подошвы. Кажется, ему это даже удалось, хотя следы оказались довольно странными – то ли от валенок, то ли кто-то обмотал тряпками сапоги. По таким отпечаткам вряд ли кого-то найдешь.

Не желая сдаваться, Белов продолжил поиски.

Капли крови в первые мгновения показались ему ягодами рябины, рассыпанными по снегу. И лишь приглядевшись он осознал, что это были алые брызги. Подходить ближе он не стал. Теперь сюда следовало вызвать экспертов. И, возможно, не только их.

Такие брызги вряд ли могли стать последствием укусов. Скорее всего, изувер сначала избил жертву. Разбил нос. Может, пытался оглушить? Запугать? Обездвижить? 

В любом случае, у Белова почти не оставалось сомнений – что это и есть место последнего убийства. Отсюда не составляло никакого труда оттащить тело к лавам и сбросить в воду. И это во сто крат удобнее, чем тащить труп по улицам села. Или пытаться задушить и покусать жертву прямо на мостках – на виду у всей деревни.

Все сходилось идеально.

Получается, что и все остальные жертвы погибли здесь же. Значит, под снегом могут быть еще улики.

Руки Белова сами собой сжались в кулаки. Это было потрясающе красивое место на берегу живописной реки. Как можно было так его осквернить и испоганить?

Когда его нашла Марья Дмитриевна. Лицо ее все еще было заплаканным, однако в глазах светилось неподдельное любопытство:

- Девушка какая-то звонила! – частила она, ведя Белова к зданию правления колхоза, - Голос приятный такой, нежный. Дайте мне, говорит, Иванова Владимира Ивановича! Ну, я за вами и побежала!

- Да что же вы-то? Неловко даже! Неужто помоложе никого не нашлось?

- Ой, а кому? Не председателю же за вами бежать? Не агроному? Там все люди занятые! Но... вы скажите... это что же, невеста ваша? – тут она перевела на Белова заинтригованный взгляд.

- Да! – довольно улыбнулся тот, - Невестушка! Ненаглядная моя! Свет в оконце!

Марья Дмитриевна зарделась и мечтательно приложила руки к щекам:

- Ох и завидую же я вам! Молодость! Да еще и времена такие хорошие сейчас! Учись, работай – не хочу! Знай, живи себе в свое удовольствие! Никаких проблем! Нам так легко не было... – с этими словами она тяжко вздохнула.

В правлении колхоза творилось что-то невообразимое – в коридоре в разных позах сидели и стояли многочисленные девушки и женщины, которые разом замолчали и посмотрели на Белова, стоило ему появиться в дверях.

На секунду он даже растерялся и попятился. Но Марья Дмитриевна решительно пихнула его в спину:

- Заходи скорее! Чего встал? Щас опять звонить будет!

Девушки покраснели и захихикали.

Совладав с чувствами, Белов осторожно стал протискиваться сквозь толпу. И вовремя. На одном из столов задребезжал телефон:

- Она! – поощрительно кивнула Марья Дмитриевна.

Все еще слегка ошарашенный происходящим, Белов взял трубку.

Агенты перебросились парой проверочных фраз, чтобы убедиться, что на связи именно тот, кто нужен, после чего «невеста» завела капризным тоном: 

- Ты не представляешь, какую сумочку я видела в ЦУМе! Точно такая же, как и тогда, ну, помнишь? В том магазине! Кожаная, с такой же точно отделкой! Ну просто один в один! Я считаю - нужно покупать, пока не разобрали! Что скажешь?

Белов мысленно перевел: «Тело нашли. На лице такие же следы укусов. Действуйте, пока не произошло новых убийств! Дополнительная информация по делу есть?»

Он картинно закатил глаза, прося у доярок сочувствия. Некоторые девушки ласково улыбнулись в ответ, другие же посматривали на него - с изумлением, а на телефонный аппарат - с откровенной завистью.

- Ну, что будешь с тобой делать? – ласково прочирикал он, - Пойдем, конечно, за сумочкой, но только вместе! Мне понадобится твоя помощь – честно говоря, я уже не помню, как она выглядела! И подружек с собой захвати! В кафешку сходим!

Белов запрашивал у подразделения срочной помощи – экспертов на место убийства и кое-что еще.

- Как чудесно! – защебетала «невеста», - В какое кафе пойдем?

В ответ Белов продиктовал ей заранее заготовленный текст из нескольких названий, в которых было зашифровано описание места встречи с сотрудниками.

Затем, вновь обменявшись слащавыми признаниями, агенты распрощались.

- Веревки из меня вьет! – вздохнул Белов, положив трубку, - На все готов ради моей птички! А что делать? Люблю – не могу! Она у меня – такая красавица!

Вокруг раздались завистливые вздохи. А потом все перекрыл грозный рык:

- Это что тут за собрание?! Случилось что?!

Женщины тут же бодро двинулись на выход. Белова снесло толпой.

- Марья Дмитриевна! – обратился внезапно появившийся в дверях председатель к спине пожилой женщины, - Хоть вы объясните, что происходит?!

- Я??? – изумилась та, медленно поворачиваясь, - Не знаю ничего! Я вообще только что вошла!

Участковый сидел у себя в кабинете и что-то писал. Белов поздоровался, сел и снова стал косить под дурачка.

- Знаете, а у меня тут вот... возникла мысль такая нехорошая.

- Говорите, - буркнул тот, не отрываясь от бумаг.

- А что, если Нюра пропала не просто так?

- Ну, очень уж все это похоже на... ну, вы поняли. Исчезновение моего дяди.

Участковый крякнул и взглянул на Белова недовольно:

- Идите отдыхайте, товарищ. Милиция сама со всем разберется.

- Ну, хорошо... Только ответьте на один вопрос! О чем она вам вчера рассказала? Наверное, что-то важное, да?

Петров откинулся на спинку стула, он стремительно терял терпение:

- Ни о чем! Чушь несла про Зубаря. Это водяной местный.  

- И все???

- Все! - отрезал тот.

Белов покивал:

- Да-да, мне она тоже рассказала, что видела Зубаря и даже рассказала про его логово! Но я тогда серьезно не отнесся. А теперь вот жалею... Все-таки надо пойти туда и все проверить!

Участковый напрягся:

- Что??? Логово Зубаря? Чушь какая! Я про такое никогда не слышал. Да и вообще! Нюра была... ну... так скажем... кхм... женщиной не самой образованной. Хоть возраст и большой, а ум – как у ребенка. Наплела она. Не надо никуда ходить! Особенно без меня – не дай бог, упадете в канаву, об лед ударитесь... А мне потом отвечай!..

- А с чего вы решили, что там есть канава?

Петров странно посмотрел на Белова:

– С того, что местность нашу хорошо знаю! Здесь людям приезжим, да по такому снегу, ногу сломать – раз плюнуть! Если уж так хотите – пойдемте вместе! Убедитесь, что я прав. Где оно было, говорите, это ваше место?

- А вот этого я... пожалуй... говорить не буду, извините!

- Что?!.. Будете препятствовать работе милиции???

- Помилуйте! – с улыбкой развел руками Белов, - Какое отношение это имеет к работе милиции?? Вы же сами сказали, что женщиной она была не самой... «образованной». Да и само существование Зубаря отрицаете, не так ли?

Петров высоко поднял подбородок, желваки на его щеках активно зашевелились.

- Вот и получается, что к расследованию местный фольклор никакого отношения не имеет и иметь не может! И милиционерам не стоит тратить на это время. А вот мне, как простому обывателю и человеку не столь скептично настроенному – будет очень интересно на место обитания Зубаря взглянуть! Сейчас у меня дельце есть, - тут он посмотрел на часы, - но ничего. Сегодня еще успею! Пусть даже и затемно! Все равно пойду!

Такую же точно историю Белов чуть позже рассказал председателю и комсомольцу. Все они, в целом, вели себя почти одинаково – существование Зубаря отрицали, намекали на слабые умственные способности Нюры и отговаривали приезжего от опасных вылазок.

Разве что комсомолец много шутил и смеялся. А председатель все больше нервничал и хмурился.

После этого Белов прочно засел в Нюрином доме, внимательно наблюдая за лавами.

Как он и предполагал, в это время года там совсем никто не ходил. Ни одного человека! Один раз мимо пробежала собака. Еще раз неподалеку остановились, зацепившись языками, две немолодые женщины. Но, впрочем, и они скоро ушли, будто бы не желая долго находиться рядом с рекой.

Когда стало стремительно темнеть, Белов удвоил бдительность. Он не зажигал света и был весь натянут, как струна. Будет крайне неприятно, если людоед не попался на крючок. Пальцы невольно начинали отбивать частый ритм, постукивая по коленке.  

Когда стало совсем темно, мостушки наконец кто-то пересек. Человек этот озирался по сторонам и старался двигаться быстро.

Белов выждал пару минут, чтобы убедиться, что это именно тот, кто ему нужен – и убедился! На той стороне человек еще раз внимательно огляделся - и нырнул за густой кустарник. Это явно была засада! Для него. Для Белова-Иванова.

Хотелось начать действовать немедленно! Но Белов заставил себя успокоиться. Лучше будет немного подождать, чтобы все выглядело более естественно.

Некоторое время спустя, он тихо вышел из дома, достал из кармана фонарик-жучок и, весело насвистывая популярную мелодию, под мерное жужжание «жучка» неспеша двинулся к лавам.

По пути он пару раз громко чертыхнулся, поскальзываясь на скользких местах. Не спеша миновал мостки, разглядывая то воду, то звездное небо, и сопровождая все это возгласами:

- Красота-то какая, эх! А воздух, воздух!.. – после чего шумно вдыхал полной грудью и продолжал путь.

Перейдя лавы, он стал особенно тщательно светить под ноги и по сторонам.

Если бы он не своими глазами только что видел спрятавшегося за кустами человека – то был бы уверен, что он здесь совсем один. Укрытие тот выбрал – идеальное! Занесенные снегом кусты представляли собой высокую живую стену.

Продолжая весело насвистывать, Белов двинулся прямиком к тому месту, где днем видел капли крови. Но шел медленно, не спеша, будто бы не совсем уверенный в том, что ищет.

Если бы он не был начеку, то, наверняка, не расслышал бы приближения сзади. Кто-то прыгнул на него как раз тогда, когда Белов воскликнул испуганно:

- Что это? Кровь?!

На самом деле до крови оставалась еще пара метров. Он нарочно не дошел до нее, чтоб не испортить доказательства.

Даже будучи готовым к нападению, Белов не смог увернуться – таким быстрым и ловким оказался противник! Он практически подмял следователя под себя и принялся наносить мощные тяжелые удары.

Белову пришлось изрядно поднатужился, чтобы сбросить его с себя, параллельно нанеся несколько ударов в ответ. Хотя бил он наугад – но, кажется, не промазал. Особенно в последний раз. «Зубарь» вдруг резко обмяк, застонав и свалившись на сторону. По иронии судьбы, теперь уже у него из носа текла кровь, орошая снег вокруг, как за пару дней до этого, на этом же почти месте она текла у Макеева. 

А потом враг вдруг замешкался. Нехорошо так. У Белова даже холод скользнул по позвоночнику от неприятного предчувствия. Сообразив, что голыми руками совладать с жертвой не сможет - преступник полез за оружием. Это могло быть все, что угодно! В том числе и какой-нибудь трофейный Вальтер!

Белов как мог быстро рванул в сторону, прыгнув в снег и моментально перекатился за ближайшие кусты.

- Не двигаться! – сказал он, когда преступник вскочил на ноги.

Тот не послушал, бросившись вперед. И Белов выстрелил. Верный Стечкин никогда его не подводил.  

Преступник сначала замер, а потом упал лицом вниз, тихо поскуливая:

- Не надо! Не стреляйте!

На самом деле Белов выстрелил в воздух – это был условный сигнал, по которому их должны были найти.

Посветив на лежащего жучком, который пришлось взять в левую руку, потому что из правой он не выпускал Стечкин, следователь приказал медленно подняться и вывернуть карманы.

Когда «Зубарь» это сделал, Белов отметил, что тот действительно был в сапогах, обмотанных тряпками. Это позволяло тому бесшумно подкрадываться к жертве и почти не оставлять следов.

Из кармана у него выпал всего лишь складной перочинный нож.

- Я – следователь специального подразделения, - представился Белов, - Вы арестованы по подозрению в девяти убийствах!

Душегуб сглотнул:

- Я... не нарочно. Они сами меня... спровоцировали.

- Да??? И как же?

- Я всегда все делал только ради нашего колхоза! Ради светлого будущего! Ради партии!

- И чем же помешали партии эти несчастные?

Злодей снова сглотнул.

- Ну... началось все с Филонова – он вообще был ярый антисоветчик!

- Угу. А жену его за что?

- А она разделяла его взгляды!  

- А вдова комбайнера? Тоже антисоветчицей была?

- Нет! Она нет! Она... того... гулящая была! Вот. То с одним, то с другим путалась. В общем, роняла моральный облик колхоза...

Белов вздохнул. Про остальных жертв он не стал даже спрашивать. Все и так было понятно.

- То есть ты очищал советское общество?

- Да! Вот именно! – с готовностью закивал комсомолец, - Я за то, чтобы вокруг жили только нормальные, честные и порядочные люди! С правильными установками!

Белова почему-то взбесило такое объяснение. Возможно, потому, что он и сам занимался почти тем же самым.  

- Нет! – жестко рявкнул в ответ он, - Ты просто маскируешь благими мотивами свое гнилое нутро! Никого этой херней провести тебе не удастся!

- Да нет! Я...

- Брешешь, собака! Зачем ты им лица обкусывал?!

- Дык... я же это... под Зубаря хотел...

- Врешь! Только ради одного этого никто не стал бы совершать подобное! Ты удовольствие от этого получал – вот что!

Грибанов потупился.

- Признавайся, скотина!

- Ну... ладно, было немного. Это... как бы... давало такую... разрядку...

- Ну, с женщинами-то я, допустим, понимаю, какую разрядку тебе это давало. А с мужчинами?

- Тоже. Ну... не с-ссовсем так, а как бы... как бы... зло срывал. После этого... прямо... такое благодушие накатывало. Хотелось весь мир целовать! 

Белов не знал, что ответить. Так бывало всегда, когда он беседовал с людоедами. Они регулярно вводили его в ступор.

К счастью, звук мотора избавил от необходимости продолжать этот разговор. На дороге меж полями показалось несколько черных автомобилей.

- Ну, наконец-то! А то у меня уже рука отваливается! – с облегчением выдохнул Белов, пряча в карман «жучок». Теперь вполне хватало света фар.

Машины остановились. Из одной тут же выскочило несколько бравых молодцев с автоматами. Грибанова скрутили и потащили.

Увы, всех этих уродов не судили и не расстреливали, а свозили в то самое сверхсекретное НИИ, где, как надеялся Белов, их подвергали страшным опытам. Ибо, по его глубокому убеждению, более ни на что эта шваль не годилась.

Эксперты остались искать в снегу улики.

Следователь же покинул колхоз в одной из машин. Уставший от долгой дороги, боявшийся задремать на ходу шофер, пристал к Белову с расспросами. В частности, очень его заинтересовала легенда о Зубаре.

- Может это и не сказка вовсе! – увлеченно говорил он, - Говорят же, что по наследству могут передаваться не только цвет глаз или волос. Характер и наклонности тоже. Может, это дед его был, али прадед? Вы как думаете?

Белов равнодушно пожал плечами. Он тоже про такое слышал. И возможность такую допускал. Но доказательств не было. А дед тот давно в могиле.

А Белову были интересны лишь живые преступники. Те, за кем еще можно было поохотиться.

Чтобы никто из них не сдох в своей постели!