Для некоторых людей слово «коммуналка», тем более – «петербургская коммуналка», связано с чем-то возвышенным.
Но та квартира…
Впрочем, в ней, как мне сейчас кажется, тоже была своя романтика, пускай и грязная. Смесь Хармса, Миллера и Селина.
Разумеется, молодой семье с маленьким ребенком все это ни к чему.

В соседней комнате жила полоумная старуха-кошатница.
На всем белом свете Людмила Ивановна осталась одна-одинешенька. Были какие-то подруги, да и те отвернулись после того как она стала уделять слишком много внимания своим любимцам.
Котов, действительно, у нее водилось в избытке. То есть их было столько, что одной лишь старческой любовью к фауне это не объяснялось.

Коридор, выложенный безнадежно раздолбанными пластмассовыми квадратиками, Людмила Ивановна терла наждачной бумагой, полагая, что наводит тем самым какую-то особенную чистоту. Кошачью шерсть, покрывавшую все окружающее пространство, собирала клочком газеты, сворачивала в комок и тащила в комнату. Уж не знаю, что она там с ней делала.

Всяческим образом экономила электричество.
Один раз забыла запереться в ванной, а я, увидев, что лампочка не горит, открыл дверь. Там, в полумраке, узрел обнаженную старуху с куском хозяйственного мыла в руках.
Натерла себя им и стояла, недоуменно изучая меня своими зелеными глазами. Скользкая, сгорбленная, как Горлум. На батарее рядом с раковиной висели коричневые, вечно невыстиранные, колготки и заляпанный кухонный фартук.
Прошло десять секунд. Двадцать. Тридцать.
И тут Людмила Ивановна зашипела. Ровно так, как шипели ее коты, когда я выходил в коридор. Это была уже поздняя стадия безумия, старуха почти не общалась с людьми, только с котами, оттого, видимо, и переняв их язык.
Я убежал в комнату, но от такого не скроешься просто так – вид оголенной склизкой кошатницы навсегда останется со мной.

Говорят, она утонула в ванной. Нашли ее не сразу и тело начало разлагаться прямо в воде. Целая ванная, заполненная ошметками несчастной одинокой судьбы, пропахшей кошками и газетами.

Почему-то мне всегда казалось, что как-нибудь вот так это и должно было произойти.

Одна из главных бед коммунального жилья – общая кухня, контурная карта враждующих домохозяек.
Я туда боялся выходить – на кухне обитал Братик, так Людмила Ивановна называла чайный гриб, росший в трехлитровой банке на подоконнике. Во время приготовления обеда она могла часами разговаривать с ним. Стоит, режет что-то на доске и бормочет.
Все это с трудом укладывалось в моей детской голове.
-Сейчас я тебя покормлю, не ругайся ты так, - говорила Людмила Ивановна и высыпала в банку с грибом немного сахара.
Умиротворенно садилась напротив и долго смотрела, как сахар растворяется в воде.

Ранним утром нас разбудил звук бьющегося стекла.
Я выбежал в коридор и сразу же наступил на что-то скользкое, оказавшееся при ближайшем рассмотрении кусочком Братика.
Как выяснилось, один из питомцев, огромный серый кот по кличке Барсик, нечаянно уронил на пол банку с грибом.
По всей кухне, тут и там, валялись студенистые элементы.
Людмила Ивановна стояла посреди растекающейся лужи чайного напитка и дрожащей рукой гладила обрывки своего друга. На лице ее я в первый и последний раз увидел слезы.
В тот же день были организованы похороны. Столовой ложкой старуха выкопала небольшую ямку рядом с тополем, растущим неподалеку от нашего подъезда, и положила туда останки Братика.
Все ее коты участвовали в церемонии. Учуяв скорбь безумной хозяйки, вели себя тихо. Неподвижно сидели полукругом около могилы.

Придя домой, Людмила Ивановна первым делом собрала осколки.
Выбрасывать не стала.
Долго копалась в шкафу, достала оттуда пестик, ступку и принялась их толочь. Стекло, издавая неприятный хруст, медленно превращалось в порошок.
Когда процесс был завершен, налила в миску немного молока и высыпала в него толченое стекло.
-Барсинька, иди-ка сюда, - ласково позвала Людмила Ивановна.
На кухню выбежал ничего не подозревающий Барсик.

Его терзания длились очень долго, почти сутки. Все это сопровождалось мученическими стонами, которые, казалось, могли разодрать на куски даже самое черствое сердце.
Родители пытались образумить Людмилу Ивановну, предлагали за свои деньги вызвать ветеринаров и усыпить несчастное животное. Она напрочь отказывалась.
На ночь мы ушли к бабушке и дедушке.
Назавтра, когда вернулись, мяуканья уже не было слышно. Создалось впечатление, что история на этом окончилась.
Но Людмила Ивановна не желала останавливаться.
К вечеру квартира наполнилась отвратительным запахом, исходившим из кухни. Мама вышла разузнать что к чему и, спустя минуту, вернулась в комнату с белым, как простыня, лицом – наша соседка варила труп кота в огромной эмалированной кастрюле.
На этот раз папа не вытерпел и вызвал милицию. Но что они могли поделать с сумасшедшей старухой?

Соседи рассказывали, что до самой смерти Людмила Ивановна ухаживала за крошечным холмиком у тополя.