Солнце висит прямо над головой, нагревая мозг. Косынка давно промокла, по лицу течёт пот, смывая дорожную пыль и оставляя тигриные разводы на лице. Камуфляж давно потерял свою трёхцветную расцветку и стал серым, пропитавшись копотью дизеля вперемешку с грязью.

Я сижу на броне БМП, баюкаю в сгибе левого локтя «винторез» , вглядываясь в вымершие дворы аула, лепящиеся к склонам горы. Мой сектор девять-двенадцать, по циферблату. Взгляд бессистемно и хаотично мечется по тёмным окнам и пустым дверным проёмам, вычисляя малейшие движения и изменения в уже сфотографированной мозгом картинке. Вот шевельнулся на ветерке кусок тряпки, вот вернулась на место отодвинутая в сторону шторка. На каждое такое движение ВСС прыгает к плечу, услужливо подставляя мне свою оптику.

Взрёвывает дизель и броня почти выскакивает из-под нас, мы хватаемся за ящики с цинками, намертво прикрученными проволокой к скобам. Это Рашпиль, наш механик-водитель, резко давит на педаль газа, моментально перебирая передачи вверх, и БМП лязгая гусеницами, просто прыгает вперёд, догоняя ждущий нас выше БРДМ-2 .

Мы идём по *****ю тремя машинами, на двух БМП сидит вся рота –тридцать два человека… Да, я не ошибся, не взвод, а именно рота…

В головном БРДМ всего два человека, смертники- контрактник Череп, и исполняющий обязанности наводчика Опер. Опер нервно крутит башней по угрожающим направлениям, а Череп резко и часто переставляет машину, стараясь не задерживаться на одном месте надолго. Дождавшись нас, Череп опять уносится вперёд по улице, вздымая колесами клубы пыли и резко тормозит в конце села

-шшшш –шипит рация в правом ухе. –Гражданские, шшш, девять человек. Женщины и дети.

-Приготовились, все держим сектора. –командир.

Мы все напрягаемся и с удвоенным вниманием шарим взглядами по аулу. Рашпиль медленно, со скоростью идущего человека, ведёт БМП по улице. На выезде из аула находится колодец, вокруг него толкутся, изображая суету, молодые чеченки с вёдрами. Чего им суетится то? Раньше или позже воды набрать не могли? И что такой толпой? Нет… Они занимаются именно тем, за чем их послали. Определить численность, род войск и возможные направления нашего движения. Переписать бортовые номера машин, подслушать имена, фамилии, в общем, сбор информации.

Колодец по левому борту - я могу беззастенчиво рассматривать так долго невиданных мной женщин… Пытаюсь определить нахождение спрятанного под их одеждой оружие, но определяются только контуры их молодых тел… Я трясу головой как пёс, разбрызгивая вокруг мгновенно испаряющийся пот, и теперь смотрю на них периферийным зрением.

-Остановка. Первое отделение –в охранение. –Командир спрыгивает с автомобильного кресла, закреплённого прямо на башне БМП и потягивается.

Место для отдыха хорошее –всё вокруг просматривается, чахлую тень дают дикие яблоньки.

Я скатываюсь с брони, и хоть я из второго отделения, всё равно занимаю боевую позицию в тени каменного забора, контролируя два близлежащих дома и начало улицы.

-Индеец, собери у всех фляжки, Никола, страхуешь при наборе. –командир. Стайку чеченок словно ветерком сдуло в сторону, под защиту появившихся из крайнего дома трёх старух. Три пацана, семи-девяти лет смотрят на нас, сидя на заборе.

Я допил воду из фляги, не выпуская из виду взятый самостоятельно сектор, и отдал Индейцу. Движение! Винторез прыгнул к плечу –сквозь прицел я рассматриваю распахнувшуюся калитку в воротах.

-Движение в доме, синие ворота. –синхронно с ещё кем-то шепчу в микрофон. В проёме появляется старый нохча в папахе. Старая гимнастёрка почти до пояса в военных наградах, композицию портят лишь коричневые штаны, заправленные в носки и калоши. Капитанские погоны. Я слегка отвожу толстый ствол «винтореза» в сторону и вниз, старик, глядя мне в глаза, благодарно кивает. Стоит в проёме и смотрит. Не выходит к нам, и в дом не заходит. Отошёл назад, почти в тень и вертит головой. Я снова гляжу на него в прицел –он показывает мне взглядом вниз по улице. Подползаю к углу забора, высовываю ствол –смешно ковыляя, по улице в нашу сторону идёт ещё один старик, тащит ведро, полное, с горкой, яблок. Перевожу взгляд оптики на ветерана –тот медленно качает головой из стороны в сторону, и закрывает калитку.

-Командир, старик по улице, к нам, с вёдром. –шепчу, и рыщу стволом по окрестностям.

-Остановить, досмотреть. Слон и Рыжий –займитесь.

Слон метнулся к старику, прижимаясь к забору, Рыжий медленно идёт за ним, ощупывая взглядом пространство.

Я поднялся на ноги и бегом к командиру, доложил про ветерана и вернулся на место. У начальника разведки полка, голова большая, пусть думает.

Слон уже высыпал яблоки на траву, и обшарил старика. Тот улыбается во весь рот, и ничуть не возражает. Я опять напрягаюсь. Нохча собрал яблоки в ведро, и конвоируемый Слоном идёт к командиру. Проходят мимо меня, останавливаются около БМП и начинают разговор с командиром.

Лебедь, командир первого взвода, зычно кричит:

-Эй, пацаны, идите сюда! –и достаёт из своего вещмешка полиэтиленовый мешочек с шоколадными конфетами. У меня потекла слюна. Вот блин, лучше бы своему отделению отдал –злюсь я на него. Хотя и понимаю, его сыну тоже столько же лет сколько и этим…

Волчата спрыгивают с забора, медленно и степенно подходят к Лебедю, и, не смущаясь, принимают конфеты. Никаких тебе спасибо, отпрыгивают от руки, пытающейся потеребить за вихры. Молча трескают конфеты, кидая фантики на землю.

Подходит Индеец, отдаёт мою флягу. Я делаю медленный глоток студёной воды и вешаю на ремень. Хорошо.

-Прикинь, там колодец деревянный! – восторженно скалится белыми зубами на чёрном от копоти лице Индеец, его орлиное перо в панаме вибрирует на ветру.

-Я тебе что, колодцев не видел? –удивляюсь я.

-Да нет, не такой! Там дерево целиком изнутри выдолблено! И вниз метров тридцать!

-Сильно… -выражаю я своё мнение. -Выдолбить дерево –труда нужно море…

-Ну! –уходит Индеец.

-По машинам! –шипит рация. –быстро!

Я вскакиваю и бегу к своей БМП, озираясь по сторонам, прыгаю на броню. Девять-двенадцать.

-Ну-ка, ешь сам свои яблоки. –протягивает командир большое красное яблоко старику и недоверчиво щурится… Нохча вытягивает руки в жесте отрицания и бормочет, что у него больной живот, и доктор запрещает есть яблоки…

Командир роняет яблоко в ведро и запрыгивает в автомобильное кресло, прикреплённое прямо к броне, вытирает руку об штанину. Медленно стягивается, пятясь, охранение.

В стайке чеченок шевеление –вдруг выталкивают вперёд одну из них… Мать моя… Русская девчонка, лет шестнадцати, белокурые волосы до лопаток.

-Езжайте отсюда, п…сы! –раздаётся задорный и весёлый голос, с улыбающихся губ сыпятся оскорбления. Я замер от удивления.

-А то приедет мой муж, всех вас застрелит, а кто выживет, баранов пасти будет! И каждую ночь х… сосать –и прячется в толпу, под защиту старух.

Я смотрю на командира –как отреагирует.

-Вперёд. –шепчет рация, три машины синхронно трогаются с места. Я оглядываюсь –один из чеченят, судя по росту, старший, быстро затолкнул в рот конфету, нашёл под ногами камень, и кинул вдогонку БМП. Кто-то из ребят отбил его прикладом, дернул затвор, и на лету поймав вылетевший патрон, прицелился. Никакой реакции. Знают, что стрелять не будем. Камни полетели с трёх детских рук, и, недолетая до БМП, попадали в души русских солдат, оставляя глубокие следы, которые не стираются десятилетиями…