Тракторист и другие

На маршруте патрулирования был расстрелян боевиками наряд ДПС. Погибли четверо сотрудников. Понятное дело, ЧП, район оцеплен. Начинается работа, отлаженная, с привлечением всех сил и средств. Такое прощать нельзя.

Тут поисковая группа и перехватила гордо едущего по шоссе, где произошёл расстрел, на своём тракторе горца.

Оттащили в отдел. Он орёт:

- Я не при чём!

- А кто при чём? – спрашивают его «зелёные человечки». - Ты должен был видеть бандитов!

Тот помялся да и выдал:

- Ну, видел двоих.

И глаза прячет, так что даже человеку, не отягощённому знаниями и опытом в психологических дисциплинах, понятно – не договаривает, гад.

Поскольку ничего он говорить больше не хотел, по сложившейся традиции заперли его в камеру. И начали плотно с ним работать.

И понеслось…

Насколько я понимаю, парень он был со сложным характером. У него был длиннющий список врагов и недоброжелателей. Припомнив его, он на допросе утром выдавал:

- Знаю бандитов. Это Султан и Махмуд.

И фамилии их, адресочки. К тем заваливается опергруппа. Берут родимых под ручки и на разбор везут.

Надо отметить, что попадания в основном были точные. Действительно, в основном это были какие-то боевики, и оружие находили у них, и гранаты. Только при детальном разборе всегда оказывалось, что ребята хоть и бандиты, но к тому расстрелу не причастны.

Тракториста опять на разбор полётов.

- Соврал?

- Да.

- Почему?

- Боялся настоящих выдать. Они мне не простят. Они страшные люди.

- Придётся сказать?

- Это Ваха и Абдулла.

И опять адресочек. История повторяется.

В общем, по списку всех недоброжелателей он заложил и принялся за родственников, которые его раньше не ценили и не любили.

Я как раз разговаривал с его дядей, которого притащили опера со спецназовцами. Он тоже был непростой, у него гранату дома нашли, и он всячески пытался от неё отнекиваться – мол, неизвестно, как залетела.

Интересно, что мужик взрослый, производил впечатление вполне серьёзного человека, без особых тараканов в голове.

- Не делал я ничего, - уверенно говорит он.

И почему-то хочется ему верить.

- Так твой племянник на тебя говорит. Родня ведь. Почему он такое заявление сделал?

- Слушай, не знаю, да! – взрывается дядя. – Сумасшедший наверное.

Я уже уехал в Москву, а Тракторист всё продолжал всех закладывать. Кончилось тем, что навёл опергруппу на какую-то банду. Та оказала отчаянное вооружённое сопротивление. Их всех положили. В общем, в ходе расследования было установлено, что вроде они тех самых гаишников положили.

К вопросу о том, что на Северном Кавказе все такие гордые и никогда земляка и единоверца не сдадут. Я не видел нигде, чтобы с такой готовностью барабанили на знакомых, соседей. Там это считается вполне себе законным способом сведения счётов и давления на конкурентов. Задолбались в итоге их доносы разгребать

А между тем бандиты у нас в ИВС накапливались.

Вон, ещё одного привезли. Ходжаев (фамилия изменена). Полный отморозок. Долговязый молодой, с руками, изъеденными землёй – крестьянин.

Он в банду входил. Им сам Дудаев нефтяную вышку в районе подарил за участие в отражении российской агрессии. Так уж сложилось, где вышка, так вокруг неё собирается банда. Которая объявляет себя хозяевами всех окрестностей. И начинает наводить свои порядки.

Сидел он у нас крепко. И как-то смиренно – карами не угрожал, жалобы не писал, не возмущался. Зато сокамерникам всем говорил, что как только его выпустят, он пойдёт в горы – взрывать и резать русских. Такая незамысловатая логика – сегодня твоя сила, так что я молчу и жду. Придёт мой час – и резать тебя буду. Такой подход свойственен большинству боевиков. Они весь мир воспринимают через призму – у кого шашка, тот и прав. И надо ждать терпеливо момента, когда шашка будет у тебя, и уж тогда не жалеть никого.

Однажды явление народу произошло – ступает на порог отдела статный высокий чеченец с усиками, в белом костюме и в белой шляпе. Мы дар речи потеряли. Ну по виду типичный мексиканский мачо, герой-любовник из мексиканского телесериала. Это на фоне задрипанного, бедно одетого населения.

- Вы кто? – изумлённого спрашиваем его.

- Я адвокат.

Изумление ещё больше. В районе ведь только мы, чекисты да прокурор, ну и ещё танки и артиллерия. Ни судов, ни адвокатур. И тут такая экзотическая птица к нам залетела.

- Да у меня и ордер есть, - адвокат протягивает документы – все у него с ними в порядке.

- Я защищаю интересы Ходжаева.

- Ну фига себе, - всплёскивает руками начальник розыска. - Ну и что?

- Я хочу заявить ходатайство.

- Даже так.

- И никак иначе. Я ходатайствую, чтобы его сильно не били.

- Да никого мы не бьем, вы чего клевещете на правоохранительные органы?!

- Я все знаю, - загадочно объявляет он и отчаливает.

Ну да, честно сказать, жестковато этого Ходжаева порой допрашивали. Оно и неудивительно, учитывая, сколько трупов, в том числе и чеченского мирного населения, числится за его бандой. Нужно было поколоть его во что бы то ни стало. А он, сволочь такая, молчит. Только что-то мычит невнятно и угрожающе. И тупые рожи строит.

Тогда решили его развести. Вечерочком вызываем его и говорим:

- Решило тебя командование поутру расстрелять.

Он уставился в пол, ничего не отвечает. В диалоге не участвует. Надо бы раскачать. В таких вопросах самое лучшее втянуть человека в беседу, чтобы он был в зоне контакта.

- Каким мыслишь своё будущее? – спрашиваю я.

- Каким?

- Ну хочешь, чтобы дом был, жена, дети?

- Хочу, - с вызовом отвечает он. – Будут дом и жена.

- Не, не будет. Тебя расстреляют. И не будет… Да шучу я, шучу… Может быть…

Ходжаев задумался. Всю ночь думал. Утром его оперативник забрал из камеры и снова стал расспрашивать. Бандюган и поплыл. Раскололся. Вломил своим подельников.

Поверил, стервец. Купился на разводку. Потому что у них так принято. Он бы сам давно нас к стенке поставил. Допереть не мог, что милиция задержанных не расстреливает. И дело даже не в том, что это незаконно. Просто это не наше.

Один генерал, из самых главных и крутых нравом, прилетал в расположение Шелковского ВОВД. Все спрашивал:

- Сколько боевиков уничтожено?

И намекал, что не фиг их жалеть. Чем больше набьём, тем лучше.

Есть только один момент. Сотрудник милиции не на то заточен. Мы как сторожевые псы – держать, охранять и не пущать. У нас развит хватательный рефлекс. Всякие там уголовные дела, судебные разбирательства, задержания. Но только не пристрелить при задержании. Это в крови. Этому учат, это с годами превращается в основу нашей натуры.

Пришить кого – это к военным, у них так и ставится задача – уничтожение противника всеми огневыми силами и средствами. А лучше – к в военному спецназу. Там нравы, скажу я вам.

У нас в Главке опер Лёха служил – из военных, командиром диверсионно-разведывательной группы ГРУ весь Афган прошёл. Много чего рассказывал удивительного. У них правило – группа, идущая в глубокой заброске по территории противника, уничтожает всех, кто её видел – боевиков, женщин, детей, не важно. Это жестокие реалии разведывательной работы. Потому что расшифрованная диверсионно-разведывательная группа долго не живёт, и срывается выполнение задания. Однажды так наткнулись на молоденькую афганскую девчушку.

Лёха и говорит сержантику:

- Кончай её, и за нам.

А парень не смог. В общем, согласился, что за неё головой отвечает, и таскал пленную двое суток по горам. А когда эвакуироваться настала пора, она сказала, что теперь её ходу домой нет, камнями забьют. Её и взяли с собой. Сержант потом в Москву увёз, до сих пор душа в душу живут, несколько детей у них. Казусы войны.

Правда, и наш ментовский люд, бывает, озлобляется и срывается. Был в ВОВД один фрукт. Всё кричал:

- Местные! Это же животные! Надо их всех уничтожать! И женщин, и детей!

В общем, озверел чуток.

- Не, это не по нашему, не по-русски, - ему сказал замначальника ВОВД. – Шибко ты злой.

И дурака домой отправили, от греха подальше.

Ну да. Потому что мы не такие. Мы отходчивые. Мы жёстко, но без лишней крови, гнём свою линию. Мы же российская милиция, а не какие-то там полицаи. Задержать, суд, следствие, процедуры - это наше все.

Хотя бывает, что логика войны пересиливает. И однажды, когда это тянется из года в год, ты принимаешь её правила.

Мой знакомый, в соседнем Главке МВД работал. Тоже в Чечне в командировки наезжал, на командных должностях. Рассказывал, как приехал в один горный райотдел. А там как раз бандгруппу взяли, которая этот отдел шла в охотку обстрелять и несколько неверных грохнуть. Такие идейные ваххабистские звери. Молчат, не колятся. А нужно кровь из носа знать, откуда они такие взялись и что дальше от их родной бандгруппы ждать. Ведь от их обстрелов люди гибнут. А эти твари не колятся – хоть что с ними делай.

А во дворе в расположении яму для сортира как раз отрыли. Ну, мой знакомый и говорит:

- Сейчас расколятся. В яму их, и закапывать.

Выполнили. Начальник отдела говорит:

- А если не расколятся?

- Ну, так и закопать их к хренам. И забыть, - усмехнулся москвич.

- Не, так нельзя.

- А можно, что они твоих сотрудников убивают? Так что закапывай.

Ясно дело, начальник ВОВД был к такому не готов. Он же мент до мозга костей. А мой знакомый уже готов. Он все войны в Закавказье и на Северном Кавказе прошёл и понимал, как надо общаться с боевиками. Он давно уже принадлежал войне. Он полностью переключился и стал её частью.

Ну что, раскололись, выдали и оружие, и сообщников. Когда до груди землица дошла…

Да, наша задача арестовать и отдасть под суд… Хотя порой и закрадывается крамольная мысль, что ни фига это не помогает. Наша законодательная система не рассчитана на борьбу с таким злом. Смертной казни нет, значит, можно творить, что хочешь. И у бандита всегда будет иметься шанс.

Сотрудники временного отдела взяли эмира Грозного – то есть командира террористической ячейки. Лет восемнадцать возраст, под ним ходило тридцать дегенератов, лет по шестнадцать-восемнадцать каждому. Такие хилые, с дебильными рожами, и не скажешь, что боевики. Но они привыкли с десяти лет людей убивать. Фанатики, возраст такой – экстремистскую идеологию и возможность творить безнаказанно насилие впитывают, как губка.

Надо отметить, что идеологическая накачка населения, особенно молодежи, в Ичкерии шла массированная. Помимо ваххабизма давили больше на патриотизм и защиту от оккупантов. Главная целевая аудитория – подростки. Передо мной шедевр – литературно-художественный журнал «Ичкерия». Ясное дело, в основном там произведения про борьбу с русскими оккупантами. Такое ощущение, что с самых кондовых воениздатовских патриотических брошюр все списали. Только советских солдат заменили на чеченцев, а немецких нацистов – на русских шакалов. А так – те же сюжеты. Гордый чеченский мальчишка патриот ждёт своей казни. А в это время доблестные чеченские войска идут в наступление на русских. И, как там сказано, «жестокие и коварные враги трусливо визжат от ужаса». Самое интересное, это все срабатывало. Мозги у значительный части населения были полностью переформатированы – или ваххабистской, или такой псевдопатриотической риторикой.

В общем, в диамате этом зверёныши свирепые, А Султан (имя изменено) главный зверёныш.

Взяли его на двойном убийстве. Вышел он в Грозном на охоту. Познакомился на рынке с двумя контрактниками. Те вышли в город зап водкой и развлечениями, вообще потеряв страх. Султан им говорит:

- Пошли баб искать.

- Пошли, - говорит один.

Султан привёл его в развалины и расстрелял. Потом возвращается и говорит второму:

- Нашли баб. Пошли к ним.

И второй как баран на заклание пошёл. Его тоже грохнули.

Ребята рассказывали, как они допрашивали этого эмира недорезанного. Волны озлобленности исходят от клиента, прямо видно, что он зубами хочет вцепиться в горло врагам, но только телосложение хилое не позволяет. Он из тех, кто ещё в возрасти двенадцати лет в лагерях в Афганистане обучался. В числе прочего учили их поведению на допросах. Поэтому давишь его, уже вроде додавил, склонил к сотрудничеству, но стоит на секунду отпустить, и он уже начинает выкручиваться, сдавать всю информацию, кроме той, которая нужна. Но за жизнь свою поганую очень сильно боится. Поэтому торговаться начинает отчаянно.

Потом поднимает глаза, глядит на следователя:

- Я выйду и тебя убью. Убью. И семью твою.

- Да? Это я твою мать сейчас вытащу и перееду БТР, - усмехается следователь.

Бандит впадает в прострацию. Долго думает. Потом заявляет:

- Не надо мать трогать. И БТР переезжать.

Думает некоторое время:

- Все равно выйду. И убью.

- Куда же ты с таким послужным списком выйдешь? Нет, из тюрьмы ты не выйдешь никогда.

Самое смешное, что вышел. Боевики как раз взяли в заложники какого-то журналиста. Наши власти его и выменяли на зверёныша. Чтобы тот снова убивал. И это неправильно. Нужна какая-то система, чтобы такое было невозможно в принципе. Вон, тот же Израиль, никогда не ведёт никаких переговоров с террористами. И для начала для террористов и убийц хотя бы смертную казнь ввести, что ли. И наплевать на Совет Европы, все равно из ПАСЕ мы ушли…

Ночная станица

Мы сидим и смотрим телевизор. Вечерние новости. Диктор бойко и радостно вещает, как на СИЗО в Чернокозова была организована массированная атака боевиков и отбита силами охраны. Нападавшие понесли большие потери. Это новость сопровождается бурными аплодисментами смотрящего передачу личного состава.

Чернокозово – это что-то вроде нашего Гуантамо. Туда боевиков со всей Чечни свозят, фильтруют. Потом половина выходит по каким-то там амнистиям, обменам и прочим. Поэтому персонал задался целью устроить им там небольшое Чистилище, чтобы неповадно впредь было за оружие хвататься. Надо сказать, преуспели в этом. Чернокозова боевики боятся как огня. Для них это такое место, где честные моджахеды от руки неверных претерпевают невероятные мучения и страдания за свою веру. Естественно, мечта у бандитов старая – смести эту обитель порока с лица Земли, а персоналу головы отрезать, а моджахедов всех освободить. Вот собрали они побольше сил и двинули на штурм.

Мы уже примерно знаем, как оно вышло. Что штурм ожидается, оперативник и знали задолго до его начала. Охранявший СИЗО спецназ УФСИН «Факел» - там ребята подобрались крутые и ушлые. Понатыкали вокруг объекта радиоуправляемых бомб, организовали засады, просчитали сектора обстрела. И встретили штурмующих честь по чести.

Так хорошо поработали, что теперь все окрестности СИЗО завалены трупами.

Вон, на экране возникают безжизненные тела. Надо сказать, отборные моджахеды, идейные. В возрасте уже, лысые, с бородами. В общем, за святое дело пришли воевать и погибать. И почему то даже оттенка жалости нет, глядя на них. Наоборот какое-то озлобленное ликование в душе поднимается. Наверное, это неправильно. Или правильно?

У нас парень в отделе работал, из омоновцев бывших. Так когда Норд-Ост Альфа захватила и по телевизору показывали убитых шахидов, он со слезами умиления смотрел. Говорил:

- На видик запишу. Как настроение будет плохое, буду пересматривать.

В общем, заряд бодрости мы получили. А тут и время отбоя подходит. Иду укладываться. На улице темнота, станица в основном не освещается – несколько лампочек только мигают. Часовые бдят, безопасность нашу блюдут, притом добросовестно и бдительно. Знают, что расслабишься – можно и голову потерять.

Все вроде в штатном режиме. Правда, в кубрике нашем никого из начальства нет. Но это дело такое, обычное.

Тут заявляется начальник штаба с заговорщическим видом. И объявляет:

- Ну все, приехали.

- Чего? – у меня ёкает сердце.

- Начальник КМ пропал.

- Что?!

- Мы с ним в городе в шалмане были. В общем, пропал.

У меня сердце какая-то холодная рука сжимает. Начальник КМ – мужик хороший, свой в доску. Жалко, если его моджахеды прибили или похитили. Не говоря уж о том, какой это будет дикий скандал с соответствующими оргвыводами.

- М-да, - протягиваю я. - Пошли к начальнику розыска.

Тот услышал, с лица весь опал. По идее, надо весь отдел в ружье поднимать, верхнее руководство уведомлять, войска привлекать. И от этих мыслей становится совсем грустно.

- Так, - говорит начальник розыска. – Я беру сейчас троих наиболее доверенных ребят. И пошли искать.

Сказано – сделано. И выходим на поиск в ночную станицу.

Тьма. Глухие заборы и металлические ворота чеченских домовладений. Какие-то птицы ухают и сверчки трещат. Идиллия провинциальная, мать её.

Правда, надо отметить, с огромным трудом, но Шелковская постепенно начинает становится похожей на нормальный населённый пункт. То есть с торговлей, кабаками и ночной жизнью – чего ещё недавно здесь не было. Во времена независимости торговля тут совсем усохла из-за отсутствия денег, кабаков с выпивкой не было и в помине, поскольку не по мусульмански это, вино Аллах пить запретил, да и время развлечений ещё не пришло, война с неверными на носу. Военные привезли не только бронетранспортёры и пушки. С ними пришли живые деньги. Запросы на то, чтобы вкусно пожрать.

Со жратвой у нас в отделе, честно говоря, дела обстоят неважно. В столовке разносолами и гастрономическими изысками не балуют. Подают в основном картошку страшенного вида и "красную рыбу". Кто не в курсе, в армии "красная рыба" - это вовсе не горбуша и нерка. Это килька в томате неизвестно какого года выпуска. Изо дня в день – красная рыба и картошка. Постепенно начинаешь ошалевать.

Недавно праздник правда был. Колонна на зачистку лесного аула отправилась. И тут из леса кабаны выходят. Ну и по ним всем колхозом полить начали. Собровцы из винтореза двоих срезали, Оттащили их на проверку в появившуюся в станице санэпидемслужбу. Там сказали, что мясо годное, и мы пару дней лопали шашлыки из кабанины – это был праздник жизни.

Теперь можно в городе прикупить воду, пиво, продукты. Поближе к комендатуре и отделу деревянные лотки стоят. Там орешки, чипсы и прочая фигня. Но главное – бутилированная вода. Это вещь необходимая. Из крана вода неважная идёт, так что приходится покупать воду в бутылках.

Цены на этих лотках совсем не демократичные, кусаются сильно. Но никуда не денешься – магазинов ведь практически нет. Покупаем. Притом с опаской. Фиг знает, может кому придёт в голову продавать федералам отравленные продукты. Говорят, были прецеденты. Но иначе ноги протянешь.

Заодно под военных оккупантов заточены открывшиеся в станице шалманчики – кафешки, где обычно неплохо готовят шашлычки, манты, какие-то местные блюда, да ещё нальют стопочку. Когда совсем одуреешь от столовской еды, туда можно заглянуть на огонёк. Они представляют из себя обычно жилые вагончики, разделенные на две части – кухню и зал. Некоторые работают допоздна, если есть клиенты.

В таком шалмане и пили начштаба с руководителем службы криминальной милиции, пока не потеряли друг друга. Эти шалманчики мы и начинаем обшаривать.

Один, другой – нет никого. Пусто. Закрыто. И куда делся подполковник?.

Набредаем на работающий шалман. Заходим туда. И всплёскиваем руками. Довольный начальник КМ поедает шашлык и весь светится радостью и самодовольством.

- А чего вы пришли? – глядит на нас с подозрением.

- Вас ищем.

- А чего меня искать? Я и есть я. Никуда не денусь…

В общем, сопроводили его в отдел, высказав претензии по поводу того, что его по ночному бандитскому городу искать приходится. На что он отвечает:

- Да ладно вам. А чего со мня стрясётся?

Что у них там с начштаба получилось – я так и не понял. Какая-то совместная пьянка из одного шалмана в другой, какие-то там девки лёгкого поведения нарисовались, хотя не уверен, что с ними что-то получилось.

В общем, утром начальник КМ заявил мне, что всё у него было под контролем, а это начштаба, зараза такая, решил его подставить по злобе душевной и раздул историю. Из зависти.

- Ведь она меня полюбила, - вздохнул подполковник. - Потому что я толстый и красивый…

Все, цикл завершен. Я всего лишь разместил на пикабу воспоминания интересного человека.

Об авторе -  Илья Рясной, Пенсионер, Полковник полицейский, Член Союза писателей, издано более 50 художественных книг, псевдонимы Илья Стальнов, Сергей Зверев и далее.

Ссылка на афтрешок тут запрещены, как камрады  писали. Желающим не составит труда отыскать  источник материала.

Первая половина второй части  - https://pikabu.ru/story/pyil_i_krov_ocherki_vtoroy_chechensk...

Неожиданно к нам заявляются гости из Ставропольского края – тамошние оперативники уголовного розыска. Вообще, мы их видим не в первый раз. Они постоянно трутся у нас, поскольку бандюганы все время шастают между Чечнёй и Старопольем. Там натворят дел, здесь скроются - или наоборот.

Приветствия, обмен любезностями. Потом выдаём им информацию по фигурантам, ради которой они приехали. Обещаем всяческую помощь при проведении мероприятий по розыску и задержанию.

Ставропольцы знают о Чечне немало. Изучили своих неспокойных соседей хорошо за века мирного и не слишком мирного сосуществования. Много лет бьются с их криминалом, знают основных деятелей. Некоторые полезные вещи мы от них узнали в рамках такого обмена опытом на скорую руку.

На ночь глядя гости вдруг резко засобирались домой.

- Вы чего? – говорит начальник криминалки. – Опасно же.

- А, не впервой, - беззаботно машет рукой старший группы ставропольцев.

Путь не шибко дальний. Но отпускать гостей одних нельзя.

Они влезают в свои «Жигули», мы – в свой УАЗик. И вперёд.

Темнота сгущается. А ехать через лесной массив, который прозвали Шервудский лес, поскольку там пошаливают бандиты, у них там какие-то лёжки, укрытия, схроны. Пару дней назад следователи наши ехали по этому волшебному лесу. Водитель, как свыше его что-то подтолкнуло, вдруг врезал по тормозам. И тут же фугас бахнул. Если бы не затормозил, взорвалось бы под днищем, и никого в живых не осталось. А тут выжили и даже не пострадали.

Так что едем мы все на взводе. И вдруг «Жигуль» впереди резко тормозит, опера выскакивают.

Ну, все, попали – первая мысль. А тело уже движется на автомате. Мы высыпаем из машины, рассредоточиваемся. Ребята щелкают затворами. У меня АКМ нет. Я как студент с тубусом все время езжу – это гранатомёт «Муха», который мне подарил старлей ВВшник. Вещь хорошая, и пользоваться ей в принципе умею. Жалко, только раз из неё долбануть можно. Так что инструмент на самый крайний случай. Зато если уж эта хреновина рванет – так рванет.

В общем, ждём когда по нам шмалять начнут.

Тут ставропольцы потягиваются так лениво и к нам направляются. И спрашивают так ехидно:

- Чего переполошились? У нас просто двигатель застучал, вот и тормознули.

Ну а мы чувствуем себя полными идиотами.

Провожаем гостей до границы. Потом держим курс обратно. По дороге один из оперов говорит:

- Ну а чего, нормально же среагировали. Быстро выскочили, взяли сектора обстрела.

- Да ладно, - отмахивается от него начальник розыска. – Среагировали быстро, это да. Но по науке нужно было сразу валиться на землю и выбирать естественные укрытия, а не маячить гордыми мишенями, как Рэмбо.

- Ну и хорошо, что брюхом асфальт не чистили, - не успокаивается опер. А то ставропольцы ещё больше по нам потешались бы. Точно стали бы героями анекдота.

- Это да. Ладно, спасибо, Господи, что нападения не было.

Возвращаемся в расположение. Уже практически глухая ночь.

Где-то со стороны Грозного работает артиллерия. Она часто молотит по близлежащим лесным массивам, где могут скрываться боевики. Где-то зачищают леса военные разведчики – много по Чечне таких бандитских лесов, как наш Шервудский, да ещё погуще и побольше, с богатыми схронами, лёжками, укрытиями. В тех местах все, кто не свой, тот чужой и подлежит утилизации на месте.

Из рации в дежурке слышится привычная эфирная суета – кто-то просит данные о расположении застывшей ночью колонны, кто-то докладывает об обстреле поста. И вдруг доносится вкрадчивый голос:

- Ежи-и-ик.

И ему похожий голос осторожно так и культурно вторит:

- Лоша-а-адка...

Это цитата из мульта «Ёжик в тумане». Традиция ещё с Первой чеченской войны пошла. Ночью обязательно какой-нибудь радист заведёт, и ему вторят.

Раньше было ещё одно ночное развлечение для тех, кто не спит – на открытые каналы связи постоянно лезли чечены, и тогда начиналась долгая и изошренная ругань вульгарно сексуального характера, с советами, чью маму и чьих ослов в каких позах. Но теперь боевики уже этим не забавляются. Во-первых, основные боевые действия давно закончены. Во-вторых, служба радиоэлектронной борьбы работает, и после такого выхода в эфир вполне можно получить бомбоштурмовой удар или свалившийся как снег на голову десант.

- Не засоряйте эфир! – гремит в радиоэфире строгий командирский голос.

Через некоторое время снова доносится вкрадчивое:

- Ёжи-и-и-ик…

Печатное слово

В отдел постоянно тащат пойманный, заблудившийся или какой-то левый подозрительный народ. Заводят доставленных к начальнику криминалки – чтобы присмотрелся, может, люди представляют оперативный интерес. Вот и сейчас сержант приводит сухощавого, с двухдневной гламурной щетиной мужичка сугубо интеллигентного вида, потёртого, но вполне себе дорого одетого. На вид ему лет сорок, и высшее советское гуманитарное образование прям в глазах светится. Как у истинного интеллигента старого розлива, на плече у него висит объёмная сумка, в которую влезла аж пара двухлитровых бутылок пива «Очаковское» - самый ходовой здесь слабоалкогольный напиток в самой распространённой таре.

- Говорит, корреспондент, - сообщает сержант.

- Да, да, - кивает интеллигент. – С «Аргументов и фактов». Вот удостоверение и аккредитация в пресс-центре группировки.

Он протягивает бумаги. Которые оказываются подлинными.

- А кто вас сюда привёз? - интересуется начальник КМ.

- Ну, так сам добрался. На перекладных.

Оказывается, этот корреспондент через всю Чечню на попутках добрался до нашего отдела, чтобы сваять героическую статью о скромных тружениках правопорядка. Во всяком случае, он сказал, что позитив в газете будет, без гнусных провокаций и намёков.

- Ничего себе, - качает головой подполковник, разглядывая несостоявшегося заложника. Вот же повезло мужику, что на него бандиты внимания не обратили. Иначе уже вой бы до небес стоял – вся журналистская братия требовала бы освободить своего собрата, пусть даже для этого потребуется вывести войска из Ичкерии. Но ничего, выжил и добрался до цели. Детям и журналистам обычно везёт.

К корреспондентам после Первой чеченской войны отношение настороженное – столько уж они грязи тогда вылили на армию и МВД, фактически, сами были пособниками боевиков, только не в окопах и засадах, а на информационном фронте. Но этот корреспондент производит впечатление парня непосредственного, наивного и безвредного.

- Ну, надо, так пишите, - кивает подполковник. – Все возможности предоставим.

Приехал журналист к нам на пару дней. Поэтому его нужно где-то размещать. Не в кубрик же к бойцам. Выделили ему койку в нашем командирской опочивальне. Привели его туда. Он тут же извлёк бутылки с пивом. Оставили на вечер. И тогда уж оторвались

Ну, у нас тоже кое-что было. И воблы, рыбы сушёной полно - все стены завешаны. Рыба хорошая, до сих пор вкус вспоминаю. И крепкие напитки тоже. И вино с винзавода соседнего.

Понеслось – за встречу, за успехи и прочее, прочее.

Скованность и взаимная подозрительность пропали. И корреспондент расслабился, начал нас грузить московскими сплетнями. А потом стал исповедоваться по поводу своей сложной жизни и разных житейских казусов.

Большинство его рассказов касалось его похождений в командировках во всех концах нашей огромной страны. Схема была примерно однотипная:

- Ну, поддал я немного. Тут меня менты на вокзале и повязали.

Аэропорты, полустанки – места менялись, но сюжет был примерно одинаков. Напился, менты докопались, отбоярился от них редакционным удостоверением. И так по кругу.

Наконец, начальник штаба, человек военный, прямолинейный и твёрдый, как чугунный лом, не выдержал:

- А чего это ты против ментов имеешь? Мы тут народ простой, и навалять за такое можем.

Корреспондент стушевался, завёл песню, что ментов он любит, просто его неправильно поняли. И тут же завёл очередной разговор почти на ту же тему, но уже с опаской.

Хорошо посидели тогда. Душевно. С нами собровцы были с Иванова. Ребята компанейские и вообще с какой стороны ни посмотри - отличные. Замкомандира их – жилистый такой, худой, уже в возрасте, вечно улыбающийся доброй проникновенной улыбкой. Вот по виду – типичный клерк с конторы, экономист там или кто ещё. Опытного бойца в нем никак не опознаешь. Вот только присмотреться – у него слишком уверенный, сильный и ироничный взгляд – такой бывает у тех, кто привык бросать людей под пули и сам пулям не кланяется. Взгляд настоящего профессионального вояки, который много видел и немало чего громкого и сурового понаделал в своей жизни.

Он и произнёс запомнившийся мне навсегда тост:

- Друзья мои. Хочу выпить за нас и наших боевых товарищей. За тех, кто добровольно пошёл на войну. Кто в мирное время решил рискнуть самым дорогим, что у него есть – жизнью. Кто не жалеет себя за нашу любимую страну, за наше общее дело.

Потом собровцы стали вспоминать всяко разное. Ребята прошли все горячие точки, не вылезали с войн. Бились с бандитами и на своей Ивановской земле. Пережили тяжёлые времена и вышли из них закалёнными. Мы слушали, как собровцы месяцами при разгуле ельцинизма не получали зарплату, и на показательном выступлении перед комиссией из МВД главный их рукопашник грохнулся в голодный обморок. Как штурмовали укреплённые города и аулы, выбивали боевиков из сельской местности.

Делились секретами мастерства. Как правильно передвигаться в боях в городе, избрать такую траекторию движения, чтобы тебя не срезал пулемётчик, у которого ты как на ладони.

- Шатаешься из стороны в сторону, а тут перед ногой у тебя фонтанчики вздыбливаются – это ты метр до своей смерти не добежал, и пулемётчик просто сбил прицел.

Рассказывали, какая сила БТР при правильном использовании и как его крупнокалиберный пулемёт пробивает кирпич и выбивает противника из укрытий и засад.

- Серьёзная штука при городских боях БТР. Поэтому их и стараются первыми выбить.

Они прошли всю Первую Чеченскую. Брали в сентябре прошлого года Чабанмахи и Карамахи. Это два ваххабитских села, которые в 1998 году, захватив местный отдел милиции и убив сотрудника, объявили себя свободной ваххабитской республикой. И атрибуты все создали, в том числе шариатский суд. В 1998 году в бытность свою Министром внутренних дел Сергей Степашин ездил тогда вопрос с сепаратистами утрясать – со всей своей либеральной дурью. Сидел на переговорах тёр о чем-то с этими отморозками. Потом в интервью договорился до того, что при общении с переговорщиками ему открылась сакральная истина – мол, ваххабизм, оказывается, мирная религия. И мы можем договориться.

Читал по случаю докладную министра Степашина президенту Ельцину, где долго и нудно пишется о том, что в Дагестане безработица и жрать нечего. А потом так там такие вот откровения:

«Проведённые встречи со старейшинами и жителями сел Карамахи и Чабанмахи, считающихся оплотом исламского радикализма и источником распространения идеологии отделения Дагестана от России и создания на его основе независимого мусульманского государства, показали преувеличенность оценок дагестанского «ваххабизма» как фактора угрозы территориальной целостности страны.

Старейшины названных сел однозначно высказали свою приверженность России, объяснив наличие оружия у своих сторонников общей обстановкой в республике, произволом со стороны преступников, местных властей. По их мнению, последнее, является отражением политики притеснения исповедующих традиционный Ислам».

В общем, мир, дружба, фроендшафт. Возьмёмся за руки, друзья.

Собственно, эти бабаи ваххабитские и притащили в Дагестан Басаева и Хаттаба с их армией вторжения. Намекнули, что Дагестан уже созрел для того, чтобы отпасть от России. До сих пор на Северном Кавказе ходит мулька, что Басаев со своим рейдом ни на кого не нападал. Его сами дагестанцы пригласили. Вообще-то, так оно и было. Только вот кто эти местные и какое отношение они имели ко всему многонациональному Дагестану? Так, свора ваххабитов, которые давно мечтали о счастливом и справедливом Ваххабитском царстве, где всем неверным отрежут головы.

Когда чеченские банды двинули на Дагестан, в том числе на соединение с этим ваххабистским анклавом, стало понятно, что его придётся выжигать. Федералы ринулись туда. И получили по зубам. Выяснилось неприятный факт – много лет тамошние бабаи делали из своих сел укреплённую крепость. Соорудили ДОТы, огневые точки, склады оружия и боеприпасов. Вон, пулемётное гнездо, прикрытое толстой бетонной плитой, приподнимавшийся в нужный момент – их даже не всякая артиллерия брала.

Сдаваться гордые моджахеды не хотели Сопротивление оказывали ожесточённое. Решили ошахидится всем скопом. Федералам пришлось брать с боем каждую улицу, каждый дом. Классические боевые действия в условиях городской среды со всеми сопутствующими рисками и потерями.

Но взяли все же. Переглушили ваххабитов немало. Кого-то в плен – не знаю, правда, чем закончилось для этих пленных, были уголовные дела, приговоры, или нет?

Замкомандира СОБРа рассказывал:

«Эх, как же они на бандитизме своём разжирели. Улицы в асфальте, дома каменные. Внутри мебель дорогая, техника элитная. Плазменные панели метровые, мы таких вообще в жизни не видели. Просто лопались эти гады от жира в голодной стране. Недаром их весь Дагестан ненавидел. Ну, наши дагестанские товарищи люди рачительные – трофеи многие по своим мешочкам и закуточкам растащили. Кто-то панельку, кто-то видеодвойку или холодильник. А у нас такая злость на этих ваххабитских выкормошей кипела. Заходишь в дом, и очередью – по плазменной панели, по мебели дорогущей. В хлам. Потому что все это на грабеже и на крови, на нашей русской. Вдрызг всё!

Потом мы в этих разгромленных аулах много чего интересного откопали. Пачки российских паспортов и военных билетов. Там держали заложников и рабов. Так что наверху Степашин за мир трёт, а внизу русские люди на цепях.

Торговля людьми – одна из существенных статей дохода у тамошних бабаев была. Но основное – они же дальнобойщики. И возили они товары в основном на ворованных КАМАЗах с перебитыми номерами. Этой техники тоже немало нашли. В общем, такая бандитская республика, очень хорошо укреплённая и вооружённая. При полном попустительстве местных и центральных властей».

Идёт разговор дальше о казусах войны. Да, вспомнить есть что. И хорошо, когда это именно воспоминание. Оно автоматически означает, что ты остался жив и имеешь возможность за стаканом описывать минувшие битвы и подвиги. Не всем так повезло. Но это война.

- Э, много чего довелось пережить, чего и врагу не пожелаешь, - продолжает собровец. – Привыкаешь ко всему. Хотя страх полностью перебороть невозможно. Вот лежишь на пыльной дороге, стараясь вжаться поглубже в землю. А вокруг осколки и пули щелкают. Это по нам работают наши же вертолёты – за боевиков приняли. Слава те Господи никого не убили. Иногда криворукость авиаторов нам даже в радость… Но самое жуткое – это прочёсывание зелёнки. Это когда мы растягиваемся в цепь и прочёсываем лесной массив, где затаились боевики или скрыты схроны, или ещё какие неожиданности нас ждут. Хрустят ветки под ногами. Из-за каждого куста могут рубануть очередью. Но самое неприятное листки - такие мины противопехотные, замаскированные под листья. Наступаешь – и ноги нет. И идёшь шаг за шагом, в напряжении, ожидая худшего. Все чувства обострены, на каждый шорох реагируешь. И тут с одной стороны взрыв – кто-то напоролся на мину. Потом с другой. А ты идёшь…

В общем, просидели за этими грустными байками мы почти всю ночь. Заодно корреспондента загрузили нашими проблемами – прошлись по поганой сущности боевиков, по гнусным властям бывшей Свободной Ичкерии, залившим свою землю кровью. И о боевых доплатах не забыли, которых тут нас лишили. Хоть в подпитии но корреспондент кивал сочувственно, мотал все на ус, отмечая в блокноте, обещал ну прям все расписать, и от волшебного слова все прямо и изменится.

Потом он уехал. А мы думали, не наговорили ли ему чего лишнего. И как это будет выглядеть в либеральной по сути газете «Аргументы и факты».

Уже по возвращении в Москву зашёл я в нашу библиотеку, располагавшуюся на чердаке здания по адресу Житная, 16. Нашёл подшивку «Аргументов и фактов». Там и пространная статья нашего гостя имелась.

Ну что сказать. Мужик оказался правильный, внимательный, с острым пером. Расписал все без передёргиваний. За что ему спасибо от всех нас… Правда, в общем-то ничего не изменилось. Проблемы остались. Не всегда они подвластны волшебным словам в газетах. Но это не страшно…

Благословенное время Шариата

Ну как определить коротко то состояние, в котором мы застали освобождённые территории Чечни. Одно слово – разруха.

У нас в отделе стажировалась в розыскной группе местная девчушка с юридическим образованием. Рассказывала:

- У нас тут абсолютно нормальная жизнь была. Зажиточная, никто не бедствовал. Магазины. Клуб. Кино показывали. Танцы были. Время молодёжь весело проводила. Работало все. Экономика какая-никакая была. А потом началось. С аулов или ещё непонятно откуда понаехали какие-то угрюмые личности. Объявили себя шариатской властью. Юбки теперь длинные носи. Женщина – глаза от пола на поднимай. Работать все перестало. Ни тебе клуба, ни заводов. И началась какая-то полная беспросветность. Они тут самостоятельное мусульманское государство строили. Ну и построили…

Станица Шелковская во время в боевых действий вообще не пострадала. То, что мы там застали – сделано ими самими, руководителями гордо отколовшейся от России республики. Ну, это натуральные картинки из страшилок про постапокалипсис.

Такой нищеты и такого уныния я не видел больше вообще нигде. Если только с Африкой сравнить – с районами, где люди в глиняных будках и тростяных хижинах живут.

Сколько Чечня фактически свободной пробыла? Года три. За это время в той же Шелковской не стало школ, электричества, зарплат, клуба, нормальных государственных структур, промышленности. Осталась гордость за свободный вайнахский народ.

Типичный эксперимент с предсказуемым результатом, который проведён на территории СССР. Последствия агрессивного национализма, завязанного на религиозной и национальной исключительности

Эх, какие песни пели сладкие – как заживёт освободившийся от тоталитарного российского ига гордый и ужасно боевой чеченский народ. Как перестанет кормить чеченской нефтью Москву, и как вырастут тут небоскрёбы будто в Кувейте. Кстати, небоскрёбы действительно выросли. Когда Чечня вернулась в Россию.

Результат этого эксперимента поражает своей повторяемостью везде, во всех освободившихся горных краях – нищета, разруха, сползание в средневековье, тотальная утрата достижений цивилизации. Вернулись в исторический уклад – жизнь товарным обменом, доходы за счёт налётов и грабежа соседей в том же Ставрополье. Глухой исторический тупик, откуда самостоятельно нет никакого выхода.

Наследие русских оккупантов – образование, культура и промышленность, было с негодованием низвергнуто.

Больше всего поразила ценность денег здесь. У населения денег не было вообще. На каждую бумажку местные смотрели с придыханием. Кстати, это сильно помогало в оперативной работе. Доходило до того, что тебе за сто рублей могли сдать скрывающегося в схроне боевика. А за пятьсот – заныканный ваххабитами склад оружия. Правда те же пятьсот можно было заработать закладкой мин и фугасов. Только если взрыв состоялся, и при этом материалы свои. Ну материалов там можно найти полно – мины, взрывчатка. Занимались установкой этих мин в основном малолетки – читали-писали они с трудом, но как взрывное устройство активизировать знали на пять баллов.

В основном в республике установилось натуральное хозяйство. Во всей его экзотической красе. Это когда у тебя есть дизель, который ты стащил с разрушенного завода. И теперь у тебя одна забота – как его обменять на машину картошки.

Денег не было практически ни у кого. Ну, кроме светлых воинов ислама и прочих бандитов, а также и тех, кто прирос к нефтяным скважинам. У этих с деньгами все нормально. У них черные «джипы», тысяча удовольствий. Они как другая раса, вознёсшаяся над серой массой основного населения. Они блистают в собственном ужасающем великолепии. У них есть власть и деньги. Оплаченные чужой кровью, которую они льют гекалитрами.

Экономические успехи Свободной Ичкерии в 1999 году озвучил Масхадов, официально заявив, что в республике начинается голод. Это ведь не тридцатые годы с Голодомором, не средневековье или времена Николая Второго. Это голод в конце двадцатого века.

Президент Ичкерии ссылался на неурожай и происки коварных русских Иванов. Ну а на деле - все запасы захапали бандиты, дикая спекуляция, бандитизм. Все разграблено, разворовано, производства нет, все попытки восстановить промышленность опять натыкаются на непреодолимые препятствия в виде коррупции и бандитизма. Забастовки учителей, которым не платят зарплаты. Сотрудников подобий армии и таможни тоже зарплатой не балуют по принципу – дали автомат, и крутись. Как же тут без голода-то?..

Чукча не писатель, чукча читатель - поэтому разрешение на публикацию от автора получено.

Продолжение. Часть два, первая половина.

Предыдущие части -

https://pikabu.ru/story/krov_i_pyil_ocherki_vtoroy_chechensk...

https://pikabu.ru/story/krov_i_pyil_ocherki_vtoroy_chechensk...

Зачистки и выезды

Жара, пыль и коровы – вот главные впечатления о чеченских дорогах двухтысячного года.

На мероприятия, задержания обычно мы выезжали часов в пять утра, чтобы заявиться пораньше нежданными гостями, пока клиенты ещё не разбежались. Примерно в это же время на поля и дороги вываливают стада коров. Кажется, их миллионы, и они завоевали планету. Они поднимают пыль и неторопливо плетутся к какой-то таинственной цели, куда их гонят пастухи.

Животноводство в равнинных районах Чечни издавна развито. Это нам только кажется, что сейчас коров много. На самом деле в последние годы поголовье сильно усохло – в разы, если не в десятки раз. Интересно, что тут раньше творилось?

Только встаёт солнце, а наша небольшая колонна – обычно два или три Уазика с занавешенными бронежилетами окнами, колесят по пыльным дорогам, пробираясь через бесчисленные стада. Машина с оперативниками и сопровождение из бойцов СОБРа. Передвижение одной машиной категорически запрещено множеством приказов и начальственных напоминаний, которые, впрочем, часто нарушаются – до очередного расстрела на дорогах. Огневое прикрытие должно быть.

По трассам с рассветом начинает работать инженерная разведка. Военные с миноискателями ищут фугасы и прочие закладки. Каждое утро. Изо дня в день. Рискуя нарваться на пулю или на взрыв. Сапёры, у них судьба такая, и жизнь их всегда на волоске. Их прозвали «одноразовыми». Это творческое развитие старой поговорки о том, что сапёр ошибается один раз.

Когда едешь по дорогам Чечни, всегда тебя слегонца обдувает потусторонний холодок – от близости фугасной смерти.

Как поётся в хорошей песне «Ментами не рождаются»:

«Кому награды россыпью,

А нам так чаще мимо.

Но если есть ты, Господи,

Спаси нас от подрыва».

Это ощущение близкого подрыва, затаившегося фугаса, который снесёт с дорожного полотна твою машину, как волна щепку, не покидает никогда. А ещё мысль, что шкура твоя не может похвалиться пуленепробиваемостью.

Самое обидное на войне – это быть мишенью. Когда бой, ты стреляешь, в тебя стреляют, или когда в рукопашную там – это как бы честный бой, у всех примерно равные шансы. А вот когда тебя из-за кустов выцеливают, и ты просто кабан на мушке – это самое неприятное… Другое дело, когда ты охотник. Это уже другая весовая категория.

Стрельба и взрывы идут по всей Чечне. Раненые, убитые – кажется, конца этому не будет.

Ну что же, такая работа. Лёгкой жизни никто не обещал. Как и лёгкой смерти.

Машины крутятся по улицам Шелковской, выбираясь на оперативный простор. На переднем сиденье скучает Борода – прижившийся на войне опер – приветливый крепкий парень, бывший десантник, прекрасный гитарист. От него впервые услышал песню «Батальонная разведка», ставшая у нас самой любимой. И исполнял он её так, что дрожь пробирала.

Не утихает в салоне Уазика вечный балаган.

- Вот большой, а ума не нажил! – возмущается Макс в ответ на очередную колкость.

Это два неразлучных друга, можно сказать брата - Балу и Макс. Первый как две капли похож на диснеевского медведя Балу – и по телосложению, и по лицу, и по характеру. Такой же здоровенный, бесшабашный, добродушный, легкомысленный, язык без костей, большой юморист, в общем, прирождённый артист разговорного жанра. Макс – его полная противоположность – невысокий, худой, язвительный, собранный и дисциплинированный трудоголик, вечно всем недовольный. Они лучшие друзья, но пикируются и скандалят друг с другом весь день без перерыва на обед. Балу просто невозможно заткнуть с его подначками, а Макс все время злится и облаивает его в ответ. За ними надо записывать, поскольку в этих перепалках порой такие перлы появляются.

Эта парочка отвечает за розыск преступников и без вести пропавших. Макс работу организовал на пять баллов. Поднял старые и новые документы, розыскные бюллетени, приобрёл источники оперативной информации. И стал давать стране угля. Постоянно идут задержания накуролесивших в Чечне или России убийц, дезертиров, грабителей. Хоть ребята и пообещали забастовку, когда их прокатили с деньгами за боевые, но уже не следующий день снова – выезды, информация. Потому как это не работа за деньги, а образ жизни.

С каждым днём отдел внутренних дел все меньше напоминает осаждённую крепость и все больше походит на стандартный правоохранительный орган субъекта Российской Федерации. Патрулирование, сигналы, выезды. Принятие заявлений от граждан по правонарушениям и преступлениям.

Кстати, заявлений полно. Точнее, просто девятый вал. Такое ощущение, что во времена бандитской оккупации люди копили претензии и обиды друг к другу, чтобы при приходе федеральной власти вывалить это все на её представителей и заставить разбираться. Кто-то у кого-то мотор от трактора украл, у кого-то корову увели, кто-то кого-то оскорбил. Как правило, всё это дрязги, мелочёвка на грани административки. Серьёзных общеуголовных преступлений тут немного. Все, кто имел тягу к ним, отлично пристроились в силовых структурах Свободной Ичкерии и крупных бандформированиях, занимаясь грабежами и убийствами вполне официально. Но это уже песня другая. И разговор с ними особый.

Кстати, при советской власти на Северном Кавказе была очень маленькая уголовная преступность – сильное традиционное общество, все вопросы старались решать на авторитетах старейшин, без привлечения правоохранительных органов.

Хоть и начинает заедать сотрудников ВОВД привычная бытовуха и мелочёвка, но все равно – борьба с террористами и бандформированиями, розыск их, пресечение деятельности остаётся основным.

Поэтому изо дня в день – зачистки населённых пунктов, проверка паспортного режима с задержанием всех подозрительных, блокпосты – и там тоже задержания. Работа, работа. Уже сложилась и отладилась система по выявлению боевиков. Что-то у задержанного на блокпосту при личном обыске найдётся - или запах пороха, или пресловутые синяки на плечах от прикладов. Кого-то срисуют в станице по дерганному поведению. Кого-то на зачистке из подвала вытащат. Худо-бедно камеры задержанных и изолятор временного содержания не пустуют.

Зачистки населённых пунктов – это прерогатива МОБ. Обычно начштаба их организует. Меня он на мероприятия отказался брать категорически:

- Да ты чего! Если тебя, представителя МВД, там грохнут, с меня же потом шкуру спустят.

Ну и ладно. Не очень хотелось. Ведь это самое скандальное и непредсказуемое мероприятие. Обычно сопровождается криками, визгами, скандалами. Тут чеченцы часто себя как цыгане ведут. Основные боевые единицы по доброй традиции – тётки с детьми. Знают, что на них рука не поднимется у русского солдата.

На этом мы ещё в первую чеченскую споткнулись. Когда вводили войска, первые существенные потери начались, когда женщины с детьми перекрывали дороги, а из-за их спин боевики палили по солдатам. Такая вот горская хитрость. И безотказно действует – что менты, что военные непременно в такой ситуации теряются и не знают, что делать. Тут спецназ ВВ только умеет ситуации разводить. Там народ на всю голову отмороженный, они сразу палить начинают – сперва в воздух, а потом как придётся. Вот так врежут по толпе и не поморщатся. А война все спишет. В общем-то правильно делают. Иначе «мирное население» совсем бы распоясалось.

Но тьфу, тьфу, чтобы не сглазить. Пока особых эксцессов в районе не было. Население не возмущается особо. С зачисток неизменно привозят задержанных. Обходится без скандалов, стрельбы… До поры до времени. Самое главное ещё предстоит, но мы об этом не знали.

Один из главных направлений деятельности ВОВД – разоружение населения. Железа тут скопилось немеряно. Вот и придумывают наверху разные способы его изъятия. Додумались уже и о выкупе стволов. Действует – правда, по большей части местное население тащит не системы Град», а старый ржавый хлам времён Турецких войн, за который неизменно получает столько денежек, что можно купить новый автомат.

И вот нововведение – боевики, явившиеся с повинной и принесшие автомат, если в отношении них нет сведений о совершенных тяжких преступлениях, подлежат амнистии. Это нам видится весьма сомнительным. Освобождать мерзавца, который стрелял по нашим войскам и по нам из засады, потому что он притащил ржавый ствол – это неправильно. Но бандюки вовсю пользуются этим и получают справки, что к ним претензий у органов нет.

Постоянно проводятся мероприятия по изъятию оружия. Отчётность наша любимая российская висит вечно как топор над шеей – а сколько у вас изъято стволов и почему меньше, чем в прошлом месяце? Показатели должны расти, как ВВП развитых стран, иначе ты попадаешь в отстающие, тебя песочат, матерят и лишают премий. Результат по изъятиям требуют с каждой службы. Притом важно изъять само оружие, а не установить и привлечь к ответственности его владельца. Вот и изгаляются участковые. Нашли одну гранату, а потом изымают её каждые три дня. Пишут, что уничтожили, и опять изымают. И по отчётам проходит постоянно – изъято. Уголовный розыск такой фигнёй не занимается. У нас и так есть, чем отчитаться.

Потому что ОУР тоже врастает в местную ситуацию. Что такое угрозыск? Это прежде всего оперативная информация. Вот и собираем её по крупицам – от задержанных боевиков, от местных, которые порой с огромным удовольствием закладывают друг друга. От военных и ФСБ тоже что-то перепадает. Так что наши машины в гаражах не простаивают – вечные выезды на проверки информации.

Создаём агентурные сети, подбираем источники. Копаемся в бумагах отдела шариатской безопасности, который занимал это здание до нашего прихода. Там тоже много интересного. Например, картотека проституток Шелковского района. Их оказалось неожиданно много для мусульманской территории. Вот опера и выдёргивают их по одной, по опыту зная, насколько ценным и осведомлённым источниками могут быть эти дамы, да ещё с учётом того, что они в своём беспокойном бизнесе и полной приключений жизни во всем зависят от милиции.

С Гудермеса пришла ценная указивка – для более эффективной обработки оперативной информации и реагирования на неё отсылать туда постоянно секретные меморандумы оперинформации, полученной от источников. Ну, мы и шлем. Забиваем всё сколь-нибудь значимое, касающееся боевиков и террористических вылазок, из агентурных записок и рапортов кратковременного оперативного контакта.

Из-за того, что требуют с нас эту информацию постоянно и в товарных объемах, приходится вместе с реальными фактами собирать разные сплетни, а то и сенсации высасывать из пальца. Ну, заканчивается тем, чем и должно по всем незыблемым законам бюрократической системы. То, что мы отправляем в Гудермес, приходит к нам обратно в виде уже их информации и указаний принять срочно меры. Поэтому мы уже начинаем осторожно фильтровать сообщения, чтобы потом не быть исполнителями идиотских инициатив. Тут бы самим себя не наказать.

Каждое утро в ВОВД приходят циркуляры, пачки шифротелеграмм со строгими указаниями, горячей оперативной информацией, требованием принять меры. Некоторые мотивы в них звучат изо дня в день в неизменном виде.

Например «имеется оперативная информация о готовящихся провокациях со стороны незаконных вооружённых формирований. Переодетые в российскую военную форму боевики под видом российских военнослужащие готовят силовые акции в отношении мирного населения с массовыми убийствами, чтобы вызвать народное недовольство и резонанс в зарубежных средствах массовой информации». Интересно, что точно такие же докладные шли и во время Великой отечественной войны на той же Украине – «бандеровцы одеваются в советскую военную форму и готовят провокации с целью вызывать недовольство населения»… Кстати, приём этот действенный, не раз использовался на практике на протяжении столетий. Так что шанс на такое развитие событий есть. Но только почему то таких вылазок всё не происходит и не происходит. А телеграммы все идут.

Очередная шифротелеграмма. Начальник розыска протягивает её мне и говорит:

- Ну и чего делать?

Там черным по белому написано, что боевики в составе двух сотен человек вошли в ногайское селение Сары-Су и готовят оттуда наступление. Две сотни человек – это очень много. Это отделом не справится, придётся проводить масштабную войсковую операцию с артиллерией и самолётами. Да и эти Сары-Су проблемный населённый пункт, там боевики ощущают деятельную поддержку мирного населения.

Начальник розыска нервно барабанит пальцами по столу. Потом отчаянно машет рукой:

- Надо проверять. Поехали на разведку.

- Поехали, - киваю я.

На трёх машинах – розыск с СОБРом, двигаем в сторону Сары-Су.

Равнинная местность. Какие-то поля, камыши, степи. Вот и долгожданное село.

Мягко говоря ощущаем себя неуютно. По большому счёту мы смертники. Если в селе две сотни боевиков, и они догадались выставить скрытое охранение и наблюдение, то нас просто расстреляют с замаскированных огневых точек. В общем, падём смертью храбрых. И как-то не шибко такого хочется. Начинаешь как-то острее воспринимать мир и понимаешь, что он прекрасен и ты не против ещё тут задержаться на несколько десятков лет.

Останавливаемся на окраине села. Собровцы занимают огневые позиции, напряжённо оглядываясь и ожидая, когда же тишина расколется звуками выстрелов. Но вот движухи вроде бы никакой. Сплошное умиротворение и спокойствие.

Осторожно двигаем в село. На улицах пусто – вообще не души. И как-то нам здесь не по себе. Может, затаились злыдни? А нас на мушке держат? Щетинимся автоматами и ручными пулемётами. Пытаемся сориентироваться.

Проходят мимо нас двое местных ногайцев. Раскосые глаза прожигают незванных гостей насквозь. Что-то добродушия в них не видно. Неудивительно – среди ногайцев полно ваххабитов. А Сары-Су – ваххабистский заповедник.

Протрещал по дороге новенький синий трактор, на котором гордо, как на скакуне, возвышается гордый сын степей. Эти трактора – подарок России. На освобождённые территории в сельхозпредприятия их загнали много тысяч. Мол, власть добрая, даёт возможность работать и процветать. Шаг, в принципе, мудрый. Работа и возможность зарабатывать порой действует куда лучше агитации, пропаганды и угроз с дубиной наперевес.

Прошерстили весь посёлок. Выдернули пару жителей на разговор. В общем, сто процентов – никаких тут боевиков нет и пока не предвидится.

Теперь можно вытереть пот со лба. И поблагодарить все высшие силы, что не нарвались мы на засаду, нас не начинили свинцовыми примочками.

- Возвращаемся, - кивает начальник розыска.

Через некоторое время мы на базе. И начрозыска то ли с радостью, то ли с разочарованием говорит:

- Пустышка. Провокация. Вот хитрозадые твари!

Это любимая фишка наших противников.. Боевики и их пособники отлично освоили искусство создания информационного шума, таких вот назойливых помех. Так, специально распространяют слухи о том, что готовятся массовые выступления, перемещения банд, теракты. Естественно, это доходит до органов. Принимаются соответствующие меры. И ни шиша не происходит.

В результате оттягиваются силы с действительно важных направлений. Федералы просто устают раз за разом отрабатывать дезинформацию, теряют бдительность. И возникает эффект мальчика, который все время орал «волки», когда волков не было. А когда они пришли, ему никто не поверил.

Конечно, боевики не успокаиваются. Так что в это Сары-Су мы наведывались ещё не раз – все с тем же результатом.

А работа по Чечне идёт. Каждый день ложатся сводки по району и республике. В нашем районе у боевиков изъяли легкомоторный самолёт. В горной Чечне в гараже нашли «Феррари» - гоночный автомобиль стоимостью под миллион баксов. Интересно, как они колесили на нём по горным дорогам? Может быть, как памятник понтам держали и за деньги показывали?

Задержан КАМАЗ с полутонной анаши. Товар это легкий, так что КАМАЗ был забит под завязку.

Шервудский лес

Начала рабочего дня. Новые сводки, сообщения о совершенных и раскрытых преступлениях. Бандиты не успокаиваются. Им нужно все время поддерживать точку кипения. Они как бешенные псы уничтожают и своих соотечественников, даже лиц духовного звания, которые высказывались против ваххабитской и бандитской власти.

«В июне 2000 года около 1.30 ч. двое неизвестных лиц проникли в дом имама Урус-Мартановского р-на— гр-на Идрисова У.Я., 1929 г/р, н произвели 4 выстрела из пистолета ПМ. От полученных ран хозяин домовладения скончался на месте.

В ходе проведения комплекса ОРМ получена информация, что организатором и непосредственным исполнителем преступления является Ц., 1972 года рождения, проживающий в. Урус-Мартане. Второе лицо, совершившее преступление не установлено».

вторая половина следом идет.

Продолжение первой части (https://pikabu.ru/story/krov_i_pyil_ocherki_vtoroy_chechensk...)

База временного отдела расположена в самом центре станицы Шелковская. Расположена, надо сказать, козырно. Раньше здесь было вполне себе монументальное здание Райпотребкооперации. Укрепили его, из кабинетов сделали кубрики. Баньки соорудили – общую для всех, и ещё ОМОНа с СОБРом, как куркули одну чисто для себя, с душем. Столовка такая просторная.

В общем, всё как у людей.

Я вместе с начальством обосновался в кабинете бывшего начальника райпотребкооперации. Кабинет просторный – несколько коек влезло спокойно, да ещё огромный начальственный стол стоял. Был и предбанник для секретарши, с работающим звонком – это чтобы по движению пальца босса прискакивать. В этой комнатушке мои сослуживцы, в основном с Азовского моря, развесили воблу и всякую другую рыбку, к которой так и просилось пиво.

В нашем спальном помещении была невиданная тем местам и временам роскошь. Работающий кондиционер. Он помогал выжить в обрушившуюся на Чечню в тот год жару.

Пулемётные гнезда и башенка на крыше с дежурящими постоянно бойцами. Заложенные мешками с песком окна, на стене у каждого - схемы с секторами обстрела. У всех своя задача по плану «Крепость» – при нападении на райотдел или расположение – кто куда бежит, где занимает оборону.

Шелковской район считается относительно мирным. Бытует мнение, что боевики его считают спальным – то есть здесь они не воюют, а отлёживаются и залечивают раны, находят отдохновение душой и телом. Но все равно ждать нам можно чего угодно и в любую минуту. Вон, недавно БТР выезжал с территории, зацепил антенной хитро прилаженную на ветках гранату. Растяжка такая, как раз рассчитанная на то, что антенной заденут. Слава тебе, Господи, никого не ранило, повезло.

Эх, сколько лет не жил я в военных лагерях и городках. Приходится вспоминать военный быт и распорядок, с его дежурствами, хозяйственными делами.

У всех здесь вечная проблема – дозвониться до дома. Мои вообще не знают, что я в Чечне – чего нервировать то их лишний раз? Связь с «Материком» только в дежурке. Там выход только по спутниковому телефону. Да и к тому поди – прорвись. Пользуясь служебным положением, сперва уговаривал дежурного дать позвонить. Звонил. И нарывался на вопрос от родных:

- Ты что там, пьяный?

Спутниковая связь идёт с задержкой и растягивает слова, поэтому полное ощущение, что разговариваешь с вдрызг пьяным человеком.

В основном, пользовались платным пунктом связи, который был рядом с расположением. Ходили туда группами – приказ меньше трёх из расположения хобот не высовывать. Звонили там все. В общем, если кто-то из боевиков имел походы к пункту связи, то мог бы получить данные о семьях практически всех бойцов.

Вообще, с защитой личных данных и секретностью в этих Кавказских войнах всегда все было через одно непристойное место. Дикие утечки шли от военных и сотрудников МВД. Мне рассказывали в полку ВВ, как в Первую войну их прапорщик попал в плен. Переговоры начались, вроде договорились его обменять. И ведут его на разговор перед обменом. В палатке восседает за столом Шамиль Басаев, собственной персоной, гордый воин Ислама. Смотрит с насмешкой на прапорщика:

- Фамилия, звание?

Тот отвечает.

Перед Басаевым комп. Он, бегая тонкими пальцами по клавиатуре, входит в программу, набирает данные. И прапорщик видит краем глаза, что там официальные какие-то списки. Басаев удовлетворённо кивает:

- Есть такой. Числишься пропавшим без вести. Готовьте к обмену.

То есть ему слили в компьютер полностью личный состав бригады внутренних войск. А, может, и всей группировки.

А вояки вспоминают случаи, когда боевики узнавали планы наступлений раньше, чем они доводились до личного состава. Утечки были массовыми. Почему, из-за чего? Да за деньги. За эти проклятые кровавые баксы.

Как все это получалось? Кто за это ответил? Что это за бардак? За подобные вещи надо сразу к стенке ставить, но что-то о громких процессах по поводу тех, кто бандитам сливал информацию, в том числе и тактическую, я не слышал особенно. Поговаривали, что выявляли все же таковых чекисты и, чтобы не тащить сор из избы, втихаря разделывались – пуля прилетела, и ага.

Всегда и всем, в том числе руководству, твердил, что когда людей посылают в горячие точки, им по полной программе надо делать документы прикрытия, особенно оперативным работникам. Но это же какая сложность, сколько бланков и бумаг извести надо. Через нашу бюрократию шиш прорвёшься. В общем, дела никому нет. А ведь полевые командиры неоднократно давали указание на выявление и расправы над всеми, кто воевал в Чечне на стороне федералов. Поговаривали, что одно время чеченцы, у которых кровная месть, пытались вычислить и натравить киллеров на тех, кто воевал против них. Неважно кого – лишь бы был на их земле с оружием, и тогда кровная месть будет выполнена…

Рядом с расположением раскинулся винзавод. Работающий на всю мощь, производящий различное вино, которое распродавали втихаря. Ассортимент был не слишком разнообразный. Как сейчас помню – литр белого вина стоил двадцать рублей, а литр красного аж целых сорок. Так что со спиртным проблем не было. Хотя, надо отметить, никто не злоупотреблял. Ребята в основной массе были настроены на тяжёлую работу. Употребление спиртного всячески каралось. Да и пьянство на войне – самый короткий пусть к героической погибели.

Только один раз временный отдел упился чуть ли не в полном составе.

Чего уж скрывать, многие сотрудники согласились на командировку из меркантильных соображений. То есть из-за денег. На милицейскую зарплату тогда особо не разгуляешься. А в зоне боевых действий платили боевые. В месяц получалось что-то около тысячи долларов – для бедного мента сумма очень приличная. Многие мечтали урегулировать за счёт этого свои жилищные проблемы, выбраться из ставшей уже привычной, но тягостной нищеты.

И вдруг в Москве кому-то пришло в голову, что слишком зажрались федералы. Много денежек уходит на них в виде этих самых боевых. Ну и решили по Тереку обрезать два якобы мирных района Шелковской и Наурский. Там же мир, тишина и покой. Какой там был покой – об этом ниже.

Приезжает из Краснодара заместитель начальника ГУВД, кажется, по тылу. Весь такой суровый и неприступный. И зачитывает решение – мол, вы теперь не на войне, а так, прохлаждаетесь. Так что шиш получите боевые, пашите за командировочные – сто рублей в день. Но это не повод расслабляться. В общем, стоять смирно, не дышать и радоваться, что вас вообще держат на поводке.

В общем, дурацкое такое выступление было. Пилюля, конечно, горькая, но с народом так нельзя. Помягче надо было. В общем, народ это воспринял как плевок.

Ну и что – решили, что дальше будет итальянская забастовка. Отныне ноль инициативы. Пущай кто эти деньги захапал, сам боевиков и ищет.

А тут ещё винзавод рядом. Пошли туда гонцы. В общем, к ночи все упились в хлам, гармошку вытащили, наяривать на ней стали. Чистая банда Махно. И начальство, видя, что личный состав на взводе, даже не реагировало. И мудро сделало.

Потому что народ протрезвел. Проспался. Огляделся. И вновь себя ощутил на острие борьбы. А тут деньги никогда не были главным. А главное - это победить и выжить. И вести себя так, чтобы стыдно не было перед боевыми друзьями.

В общем, вздохнули. Попечалились. И вновь закрутилась милицейская машина на всю катушку.

Правда, потом руководители все же нашли какие-то способы людям доплатить. Включали в списки боевых выездов, премии выписывали. Но у народа уже какой-то перелом в сознании произошёл. Решили, что деньги вовсе не главное. Стали настоящими людьми войны…

Очередной день начинается. Выезжают ранним утром на зачистку БТРы и УРАЛы. После завтрака собираются группы и отправляются в райотдел – выполнять текущие обязанности. Колесо милицейской машины раскручивается.

А вслед уходящим с какой-то тоской смотрит Ванька. Это огромный, грязно белый, с бурыми пятнами пёс породы дворняга. И взгляд у него грустный, всё понимающий.

Его подобрал располагавшийся здесь Подмосковный ОМОН. Собака пригрелась, освоилась, стала верным хорошим другом для всех, кто в военной и милицейской форме.

А потом ОМОН снялся на передислокацию. Попал в засаду. Неразбериха. По колонне прошлись боевики и затеяли какие-то мутные переговоры, так что по ОМОНу добавили ещё и свои. Несколько десятков «двухсотых».

Говорят, когда начался тот бой, Ванька в центре плаца вдруг пронзительно и тоскливо завыл и долго не мог успокоиться. Почувствовал за десятки километров, что его друзей уничтожают. Это не байка. Это военная правда…

Врачи без границ

- Так, эти кровососы к нам приезжает с инспекцией, - говорит на совещании начальник штаба. – Собираем всех арестованных, рассаживаем в автобусы и вывозим в лес.

- А зачем? – интересуется заместитель начальника ВОВД по общественной безопасности.

- К нам с инспекцией организация «Врачи без границ» приезжает.

- А, рвачи без границ. Те самые, которые за боевиков воюют?

- Во всяком случае любят их как родственников, - хмыкает иронически начштаба.

- Ну да, ездят везде, фотографируются с бандитами. Проливают над ними крокодиловы слезы для Би-Би-Си. Медикаментами обеспечивают. К нам сколько раз приезжали – хоть бы одну таблетку дали. Мы для них не люди.

- А ещё позиции наши присматривали, по которым потом боевики долбили, - вклинивается командир ОМОНа.

- Ну и чего возмущаться? – пожимает плечами начальник ВОВД. - Филиал ЦРУ, тебе же сказали, Представляете, что будет, если они нос к задержанным сунут? А их ведь туда пустят. Мы же международному сообществу кланяемся – мол, у нас права человека. А тут такое…

Да, международные организации Чечню любят. Она их главный идеологический и военный плацдарм против России. Грузия и Украина пока только раскручиваются. А тут такой подарок – сепаратистская территория внутри России. Поэтому тут вечно толкутся представители мутных организаций и фондов.

Это с начала девяностых здесь идёт. Тянет буржуев сюда, как мух на дерьмо. И ведь не сказать, что путешествия эти безопасные. Сколько их перебили чеченские боевики, о которых они так трепетно заботятся.

Вон, листал сводки и справки. 1996 год - убийство в Атагах пяти представителей Красного креста. В 1998 году похищен Глава Представительства Верховного комиссара ООН по беженцам Коштель. Двух американцев из института прикладной экологии, прибывших в Свободную Ичкерию для сотрудничества по языковой работе, тоже увели с концами, как цыгане дорогих лошадей – кстати, один был штатным сотрудником ЦРУ, так что даже куратора не пожалели, потому как в Чечне был бардак, и каждая банда сама за себя.

Список этот можно продолжать. Но они все прутся сюда. Видать, хорошо оплачиваются эти поездки, если своей драгоценной европейско-американской шкуркой люди готовы рискнуть.

Да, головная боль этот их визит. В камеры ведь полезут обязательно. А те забиты плотно. В основном административно задержанными. Пожинаем результаты ситуации, когда юридически ни войны, ни мира. Америкосы хоть Гуантамо придумали для своей «Аль-Кайды». А мы – вроде бы у нас и война, а живём по законам мирного времени. Единственно, некоторые поблажки есть. В районе пока ни суда, ни других органов. Только милиция, ФСБ, прокурор да комендатура – вот и вся власть. Поэтому за нарушение порядка пятнадцать суток и прочие административные радости выписывает начальник отдела внутренних дел. Вот все отловленные боевики и их пособники парятся месяцами за нарушение порядка. Матом любят выражаться в общественных местах. В общем, некоторые уже по три месяца там, и, что характерно, ни одной жалобы, никто не возмущается.

Почему? Потому что они поверить не могут, что живы. Когда войска входили и давили артиллерией оборонительные сооружения боевиков, практически всё мужское население бежало из населённых пунктов в леса и горы. Они были уверены, что русские станут мстить. Что мы будем их убивать так же, как они убивали русских. По их логике так и должно было быть. Такой уровень развития – все в голове до сих пор у многих из них вращается в плену нескольких категорий: «налёт, добыча, загнуть, род, кровная месть, мы самые крутые, ой, надо сматываться, иначе более крутые голову отрежут».

И им до сих пор не верится, что их не убьют. И осознать не могут, что опять начнаются бесконечные амнистии. Ну, те ельцинские амнистии боевикам – это понятно. Они же победили. Но сейчас победили их. Значит, будут резать. А тут не режут и обещают отпустить.

Вообще к боевикам и их пособникам мы отнеслись тогда достаточно мягко. Можно было копать дальше и глубже, и тогда, наверное, половина населения республики оказалась подтянутой к каким-либо преступлениям и делам. В общем, сажай всех. Можно было бы допросить каждого беженца, забить все тюрьмы. Пошли мы по другому пути. Сняли то, что на поверхности, перебили и пересажали самых одиозных, остальных простили. А сегодня некоторые бывшие боевики вообще служат в органа внутренних дел Чечни, некоторые прославились не только наведением порядка у себя дома, но и разборками и рейдерством на территории Большой России.

Да, многих не только простили, но и должности дали. Правильно сделали? Раньше однозначно считал, что надо было давить жёстче и круче, заставить оплатить кровью слезы тысяч загубленных жизней русских мирных людей, обстрелы, фугасы. А теперь, глядя на успокоенный Северный Кавказ (не совсем, но с тем, что было – никакого сравнения) понимаю, что Путин, скорее всего, выбрал оптимальную линию. Хотя и хотелось нам немножко другого.

Ну, пока что сидят они у нас в камерах и не квакают. Проверяем их на причастность к убийствам и терактам. Некоторые примеряются вполне себе нормально. Отпустить их – это выдать билет в горы и ждать, когда они выкопают автомат и положат очередного солдатика. Поэтому выход у нас один – везти всю эту шоблу в глухой лес.

- Ну а сколько нам в лесу наших бандитов от этих безграничных врачей прятать? – спрашивает начальник МОБ.

- А пока это воронье не улетит, - кивает начальник ВОВД - Хоть неделю.

- Только еду подгоняйте.

- Будет вам еда…

Конечно, мороки много от этих международных общественных организаций. Они все работают на западные спецслужбы и все заинтересованы в одном – раздуть пожар. Они такие и в Сербии были, и в Афганистане, а потом в Сирии. Такие липкие, гнусные инструменты холодной и горячей войны.

Но никого вывозить не пришлось. Врачи без границ нашли себе другую какую-то жертву, более лакомую, и поехали в другой район.

И работа у нас вошла в привычную колею. Вон, бумаги надо было выправлять. Ещё у пары боевиков пятнадцать суток кончались. И надо было срочно прикинуть, какими они матерными словами покроют сотрудников, выходя из здания ВОВД. И как все эти бесчинства покрасивше расписать в рапорте…

Комментарий автора:

Поскольку дела давние, по большей чассти пользуюсь собственной памятью, могут быть ошибки по фактологии. Буду благодарен, если мне на них укажут.

Все, что мы пережили в этих горячих точках, в тяжёлые времена России – это история. К сожалению, факты, ощущения, впечатления утрачиваются, люди уходят, забывают. И вообще события чеченских войн освещены недостаточно.

Поэтому призываю всех, причастных к этим печальным страницам нашего прошлого, собраться с силами и написать здесь свои воспоминания, истории. Они будут ценны. И позволят сохранить для будущего события. А главное, интересные и важные детали, и бытовые, и боевые моменты, имена наших друзей, ощущения людей, которые боролись за правду и Родину.

>Не мое, одобрение на публикацию от автора есть.

Если будут желающие, есть еще 2 и 3 полные части.

Портал между мирами

Война – это параллельный мир. «Там странно все, там все наоборот, там не найдёшь ни правых, ни неправых» - поётся в песне о Чеченской войне. Вот это самая Чечня и стала для всех нас эдаким параллельным миром. А Моздок – вратами в него. Эдаким порталом в иное измерение. Куском реальности между двумя мирами с прокалённой горячим летним солнцем взлётной полосой, на которой стояли транспортные вертолёты МИ-8 и вертолёты огневом поддержки «Ми-24», заруливал на посадку транспортный АН-72, прозванный за поднятые высоко турбины «Чебурашкой». Взмывает пара «Грачей» и уходит на бомбёжку – отрабатывать засевшие в горах незаконные вооружённые формирования.

Лето 2000 года. Странное и беспокойное время перемен. Тогда лопались загноившиеся нарывы, хирургически удалялись распухшие во время ельцинской эпохи катастроф опухоли. Но главная и самая ноющая рана была Чечня.

Время было такое, что властям не верил никто – ни работяги, ни сержанты, ни генералы. Время потерь и поражений. Россия балансировала на грани полного развала. Парады суверенитетов, первая чеченская война, закончившаяся позорным Хасавюртовским миром. Чувство, что живёшь в доме, который держится на бракованном клею, а тут еще землетрясение подоспело, и вот-вот все конструкции расколются и рухнут.

В прошлом году был знаменитый рейд Басаева. Бандиты от самодовольного ощущения собственной крутости и непобедимости совсем перестали дружить с реальностью и думали, что им удастся отколоть от Российской Федерации Дагестан. Мы тогда уныло предполагали, что выпрут их и опять договариваться будем не пойми о чём. Ан нет, навалились на бандитскую республику Ичкерия всеми оставшимися федеральными силами. И перемолотили всю оборону и многочисленные их силовые, считай бандитские, структуры.

К лету активные боевые действия уже были закончены. Боевики по привычке сбежали в горы и растворились по аулам, перейдя к любимому роду деятельности – стрельбе из за угла и зарослей. Террористическая активность была высокая. Остро стоял вопрос наведения общественного порядка, воссоздания полноценных органов власти на освобождённых территориях.

Ещё в Великую Отечественную войну это было – плечом к плечу с армией в освобождённые города входили сотрудники НКВД, и тут же создавался территориальный отдел. И отныне там была советская власть. Был милиционер. А остальное нарастёт.

Вот и сейчас – на освобождённых от бандитов территориях тут же создавались правоохранительные органы. Из сотрудников подразделений МВД с разных регионов России формировались так называемые временные отделы внутренних дел. Фактически – эдакий гарнизон, порой осаждённый. Островок и оплот русской государственности в бушующем море бандитско-ваххабистского беспредела.

В перспективе их должны были сменить постоянные отделы. Но это в перспективе. Пока же вся тяжесть по борьбе с бандитизмом, по охране общественного порядка ложилась на плечи ребят, собранных со всей России.

Для мудрого присмотра за деятельностью подразделений криминальной милиции в эти ВОВД направлялись советники из Главного управления уголовного розыска МВД России.

Вот и меня однажды осчастливили вопросом, как я отношусь к экстремальному туризму? Горячие точки, конечно, дело добровольное. Вполне можно отказаться – мол, больной, хворый, трусливый. Поищите кого другого. Вот только таких случаев практически не было.

Начальником Главка тогда был Иван Филиппович Храпов. Он сам годами не вылезал из этих горячих точек. И многое прощал тем, кто там побывал и проявил себя. Кроме того было такое негласное пожелание сверху – всех сотрудников центрального аппарата МВД России, а также значительную часть личного состава с территорий, прогнать через Северный Кавказ. Чтобы знали, как Родину любить, набрались боевых навыков, да и вообще бы не понаслышке знали, что такое сохранение единства России. Ну что же, многих все эти бесконечные конфликты отточили – и профессионализм, и мораль, и систему ценностей. Мозги на место встали, люди окончательно осознали, на чьей стороне они в этой жизни.

Некоторые спились. У некоторых просто что-то сдвинулось, и специфические контртерростические методы они стали использовать и дома. Была категория людей, которые просто сошли с ума – как один герой из Калининграда, после нескольких командировок начавший с подельниками грабить и убивать людей – привык к крови на войне.

Вот так и получается. Вызывает тебя начальник отдела. Спрашивает так ласково:

- Поедешь?

А ты понимаешь, что возможно спрашивают тебя не о том, поедешь ли ты на Кавказ, а о том, жить тебе или погибнуть. В ответ только пожимаешь плечами:

- Прикажете – поеду.

В общем, где наша не пропадала.

Собрали нас таких целую группу советников – в каждый отдел, да ещё в руководство временной группировки. Предполётные хлопоты. Вещевой склад, где получаешь зелёный камуфляж и берцы. С усмешкой смотрю на себя в зеркало. Ну что же, снова здравствуй, родная армия. Все же восемь лет тебе отдал. Не так и надолго мы с тобой расстались.

Извлекаешь из сейфа своё табельное оружие – ПМ. Выпендриваться и получать АПС (Автоматический пистолет Стечкина) не стал, хотя проблем с этим не было. Тяжёлый, зараза. Вещь в Чечне авторитетная, такие только у солидных полевых командиров. Но и грохнуть за неё могут запросто – чисто чтобы забрать. У горцев от вида АПС трясучка начинается, они аж вибрируют от вожделения. Ну а пулемёт, коль понадобится, на месте дадут.

Потом распределение по районам.

- Не, единственным популярным писателем в МВД рисковать не будем, - со смехом восклицает один из руководителей Главка на совещании. – Ему бы чего побезопаснее.

Побезопаснее – это Шелковской район. Там и правда было поспокойнее. Это старые казачьи земли, отделённые от основной территории Чечни Тереком. Боев там особо жарких не было. Боевиков вышибли относительно быстро и безболезненно, без потоков крови и разрушений.

Ну что, собрались. Упаковались. Пора в дорогу.

ГУУР тогда в Министерстве был в почёте. Не так, чтобы нас сильно баловали какими-то благами, орденами, призами и подарками, но розыск реально уважали все, начиная от кадровиков и хозяйственников и кончая штабистами, которые в принципе не уважают никого. Поэтому для нашей советнической группы выделили аж целый самолёт. Винтовой АН-26, старенький, прилично раздолбанный, трясущийся, как в лихорадке, страшно шумный, с ведром вместо сортира. Спартанский такой самолётик. Медленный. Поговаривали, что раньше он принадлежал нашему бывшему Министру Куликову. Наверное, тогда он был покомфортабельнее, и сортир, и финтифлюжки разные статусные имелись. Но мягкие удобные кресла остались.

Военный аэродором Чкаловский под Москвой. Сверка полётных списков. Перекличка. Толпа в камуфляже, с сумками, чемоданами, кто-то с автоматом, кряхтя, забирается по лесенке в чрево военно-транспортного самолёта. Родственников и провожающих не было.

Военно-транспортными самолётами летал я далеко не в первый раз. Дагестанскую группировку между двумя чеченскими войнами посещал, было дело. Тогда был АН-72, достаточно комфортабельный. И до Моздока мы летели часов двенадцать. Останавливались, как рейсовый автобус, на каждой остановке, подбирали пассажиров, груз – полевую кухню, ящики со снарядами, а обратно везли ящики с осетинской водкой.

Сейчас вышло быстрее. Путь был прямой. Но тоже трюхали очень долго.

Когда самолёт взмывал, наверное, у каждого в голове крутился нервный и отчаянный вопрос: «А вернёмся ли?» Но опера – народ не шибко чувствительный и склонный к рефлексиям. И отлично знает, как развеять грусть-тоску. Самый простой и действенный способ - соревнования по любимому русскому народному спорту – литрболу. И пусть у нас ребята в этом деле были не профессионалы, а больше любители, но потенциал у некоторых гигантский. Например, похожий по комплекции и окрасу на медведя гризли старший важняк зонального отдела, он же бывший начальника угрозыска Байконура, за своими бесконечными и довольно смешными байками о пьянстве и космонавтах, а часто и все в одном комплекте, спокойно мог уговорить бутылочку-другую водочки и даже не заметить. Другие литрболисты ломались куда быстрее, а некоторые ещё были склонны к буйству и неадекватным поступкам. А под ногами десять тысяч метров. И оружия полно… Но ничего, приземлились. И даже вышли на своих ногах. Главные алкогольные разборки и чудачества боевых товарищей ждали впереди.

Шасси ударились о бетонку аэродрома Моздок. Раньше мощная авиабаза морской и стратегической авиации, тут стояли стратеги ТУ-95. Перед началом Первой Чеченской стратеги с их атомными сюрпризами убрали с глаз подальше – на базу в Энгельс, остались одни лишь мощные капониры. Теперь это фактически фронтовой аэродром. А для нас тот самый перевалочный пункт, врата между пространством мира и войны.

Военных в самом осетинском городе Моздок было много. Прифронтовая зона. Тут всё заточено под нужды федералов.

Мы расселились в гостинице. Потом вся наша сплочённая компания сняла кабак, удививший демократичными ценами и прекрасной кухней. Отрывались по полной, и каждого так легонько, но навязчива, долбила мысль – а не последние ли дни в этой жизни гуляем?

Многие надегустировались местным вином и осетинской водкой в дым. Ну а дальше - раззудись плечо молодецкое. Ночью просыпаюсь от истошного вопля:

- Ах ты, шакал! А ещё в одном отделе работаем! Да я в тебя сейчас из Стечкина все двадцать патрон уложу!

В ответ – матюги, витиеватые и где-то даже изысканные.

Выскакиваем с моим соседом в коридор. Там два оперативника из розыскного отдела держат друг друга за ворот. По пьяни начали выяснять отношения - слово за слово, и нате – всех двадцати патронов для друга не жалко.

Так вошли в раж, что стало понятно – вот-вот у нас начнутся первые потери. Со всеми сопутствующими разборами полётов.

Налетели всей толпой, начали растаскивать допившихся чудиков. А те лоси оба здоровенные, брыкаются, схватили друг друга крепко, как спасательный круг, и всё к кобуре тянутся. Но кое-как справились. Угомонили.

С утра – рейсовый бронепоезд. Им ещё с Первой войны возят команды из Моздока и до Гудермеса. Нам отвели целый вагон. Ясное дело, такое надо отметить. Через некоторое время по полу катались бутылки. Народ пришёл в боевое состояние – мол, всех порубаем.

Дзинь – бронепоезд тормозит. Здравствуй, Гудермес…

Дела штабные

Гудермес – город не шибко большой. И не сильно разрушенный. Точнее, почти целый. На окраине только пара блочных многоэтажных домов стоит – без стёкол, с проломами. Это по ним артиллерия отработала. Но, благодаря Кадырову старшему, город боевики сдали практически без боя.

Город запружен сотрудниками МВД, военными. Некоторые доблестные сотрудники МВД имеют вид разудалый и пьяный. Как будто только что город взяли и пустились во все тяжкие – поток и разграбление.

- Что творится у вас? – спрашиваем сопровождающего.

- Да не обращайте внимания. Дело привычное. Это Питерский ОМОН гуляет. У них замена, вот на радостях и отрываются. От избытка чувств своему командиру, подвернувшемуся под горячую руку, лицо начистили. Но это бывает. Смена пройдёт – успокоятся.

В штабе царит штабная работа. Все кому-то докладывают. Готовят сводки. Рация звенит:

- Взрыв фугаса. Есть двухсотые.

- Колонна попала под обстрел боевиков…

Мы шатаемся как неприкаянные и пытаемся проникнуться новыми реалиями, в которых нам предстоит провести целый месяц. Обстрелы, взрывы. Проводки колонн.

За нами приезжают из соответствующих отделов и разбирают - ну, прям покупатели с войсковых частей за солдатами нового призыва. В конечном итоге остаюсь я и ещё пара человек – куда-то наши будущие подельники и сослуживцы запропастились.

В этом мельтешении ощущаю себя не в своей тарелке. Чего творится? Куда приткнуться? И вокруг все такие тёртые, бывалые, важные, чувствуют себя как рыба в воде. А ты будто под обстрелом – все косятся, губы кривят – мол, что за крендель.

В уголовном розыске докопался, помню, до меня какой-то подполковник, один из местных руководителей. Такое высокомерно-презрительный и вместе с тем напористо-болтливый - ну чисто блатной разводчик на дешёвых понтах.

- А чего вас сюда прислали? – бросает весомо. - А зачем вы тут нужны? А какие такие советы вы давать будете?

В общем, он тут центровой, а мы, масквичи такие сякие, под ногами путаемся. Я тогда ещё сановной наглости не набрался, поэтому отшить его не решился в положенном по должности стиле – типа, тебя не спросили, твоё место сбоку в десятом ряду. К моим страшим и грубым товарищам, гад, не вяжется – знает, каких матюгов огребёт… Настроение, собака, испортил. А тут ещё не едут за мной. И где ночевать? В общем, настроение как в детсаду у ребёнка, за которым вовремя не пришли.

Кстати, подполковник тот потом к нам в станицу Шелковскую приезжал. Понты куда-то делись, понял, что иметь недоброжелателя в ГУУР МВД России чревато для карьеры, потому уже был весь такой сочувственно вежливый. В общем, артист. Я так не лицедействовать не умею.

Наконец, появился начальник Шелковского ВОВД, высокий такой, круглолицый и вежливый. Пожали друг другу руки, представились – и по машинам.

Три Уазика – один начальственный, и два сопровождения с омоновцами. На окнах болтаются наспех пришпандоренные бронежилеты – чтобы шальная пуля не настигла.

Военные колонны. Танки. Блокпосты. Республика Чечня – треть от Московской области, наполненная, как тыква семечками, военными, бронетехникой, террористами, оружием, взрывчаткой. Центр сосредоточения российских и даже мировых страстей. Регион, куда весь мир готов плеснуть свой бидончик керосина.

Терек с разрушенными арками бетонного моста. Понтонный мост, который после вчерашних дождей немного не доходит до берега.

И вот станица Шелковская. Временный отдел.

Там суета царит. В самом центре станицы стрельба. Подняли личный состав в ружье. Думали боевики. Оказалось, поддатый офицер своих поддатых контрактников вывел на работу, и таким образом подгонял, стимулировал пальбой трудовую активность.

Вот и начались такие вот странные будни на освобождённой от бандитов территории…

Краснодарцы

Обычно за каждый сводный временный отдел отвечал какой-то субъект Федерации. Шелковской ВОВД комплектовался из сотрудников ГУВД Краснодарского края.

Фотография передо мной. Люди, с которыми тогда пришлось немало поколесить по чеченским пыльным дорогам. Вот начальник криминалки – в миру руководитель КМ одного из районов на морском побережье, улыбчивый, полноватый, коммуникабельный, высокопрофессиональный и в общем достаточно позитивный человек. А вот начальник угрозыска. Для него война не в новинку. Ещё на срочной службе полтора года оттрубил в Афгане военным водителем. Прекрасно знал на своей шкуре, что такое мерять колёсами военные дороги, километр за километром, когда справа фугас, а слева засада. Он в душевном смятении некотором. Как раз перед командировкой потерял своего руководителя и товарища – начальника розыска города Краснодара. Того расстреляли бандиты. И теперь все мысли были о том, кто это сделал и как найти убийц. Все версии в свободное время строил. Говорил, что погибший был настоящим мужиком и опером, и отомстить за него – это долг.

Впечатления у меня от краснодарцев остались самые положительные. Ребята не капризные были, добросовестные, не алчные. И коррупционеров, которыми якобы славится юг России, там что-то не наблюдалось.

Врезался в память специфический говор и едкий южный юмор на грани еврейского. Как-то говорили с одним таким массовиком-затейником по поводу порядка выдвижения на очередные мероприятия, мол, стоит ли мне в их машину забираться.

- Не, мы чужих в экипаж не берём, - лыбится опер. – Потому что у нас ребята проверенные в бою. Как стрельба начинается – мы из машины, врассыпную, и своим ходом каждый до отдела добирается через вражескую территорию…

Атмосфера – вечное зубоскальство, шутки, подначки, ну и просто идущие в комплекте с боевыми действиями у ментов и военных разговоры о том, где бы пожрать, выпить, да и о девках. Нормальный военный быт. Большинство как-то быстро вжились в экстемальную реальность.

Ну а у некоторых крышу снесло капитально. Не от того, что пули над головой свистят или фугас рядом шипит. Просто от самого факта, что ты в центре пусть и вялотекущей, без бросков на вражеские доты, но всё же войны. Как её не назови – наведение конституционного порядка, контртеррористическая операция, но на деле война она и есть война. Пусть уже не в горячей стадии, как несколько месяца назад, без лихих атак и артналётов. Но это сути не меняет. Здесь стреляют. Здесь совсем рядом пусть порядком потрёпанный, но ещё имеющий силы, злость и оружие с боеприпасами враг.

Это чувствуется сразу, как только пересекаешь границу района боевых действий. Будто рвёшь какую-то ленточку. И главное ощущение – рядом смерть. Она вообще в жизни идёт человеком всегда рядом. Вон, и в мирное время кирпич упадёт, Кондрат прихватит. От неё, костлявой, никто не застрахован. Но в мирное время она где-то прячется, присутствует незаметно. А здесь она рядом, на расстоянии вытянутой руки. И не устаёт махать своей косой. Она в сводках, пестрящих информацией о подрывах и погибших. Она в ночных обстрелах. Она напоминает о своей близости холодком по твоей спине, когда въезжаешь в населённый пункт, где, по оперативной информации, хоронятся бандиты и ваххабиты.

Большинство людей легко переключаются на новые реалии. Если уж сподобился согласиться на такую военную авантюру в мирное время, то уже не трус. Но когда касаешься своими пальцами ткани войны, то в любом случае сдвигается восприятие. И некоторые начинают чудить. Кто-то замыкается в себе. Кто-то распоясываются. А кто-то реально дурит.

В спальном кубрике уголовного розыска по стене идут рядком выбоины от пуль.

- Чего это? – удивляюсь я. – Бой что ли был?

- Хуже, - хмыкает начальник розыска. – У нас один дебил тут присутствовал своим бесполезным телом. Так добудет где-нибудь бутылочку горькой. Хряпнет мензурку. И орёт как оглашенный: «Мы же герои!» После чего хватается за автомат и очередь в стену. Ну, наваляли ему, автомат отобрали. Потом простили. А через несколько дней опять – «мы же герои». На этот раз кладёт гранату Ф-1 в алюминиевую кружку и пытается сорвать кольцо. Тут ему уже наваляли существенно. И спровадили по основному месту службы. Такие герои нам без надобности. Пусть у себя геройствуют, Бэтмены.

Это ещё ничего. Все хорошо, что хорошо кончается. А вот пару месяцев была пересменка. Новички ещё даже дела не приняли, ни в одной зачистке не поучаствовали. Так выходит на плац офицер – кажется, дознаватель. Вытаскивает из кобуры пистолет. И пускает пулю себе в лоб. Что у него в башке было? Зачем такое творить? Иррационально вроде бы. Просто психика не выдержала реалий войны. Не выдержала самого факта, что он здесь…

Продолжение сразу сделаю, не поместилось.

Не мое, разрешение на опубликование от автора имеется.

Война
Почти каждую неделю из полка бежит солдат, но у нас этот случай единственный. Серьёзной дедовщины во втором батальоне нет — почти все старослужащие в «районе выполнения служебно-боевых задач». У нас все рвутся на войну, вышел приказ: в районе сутки службы идут за двое.
30 марта 2000 года очередная команда из ста пятидесяти человек убывает в Чечню на замену и пополнение боевой группы полка. Поздно вечером мы выстраиваемся на перроне.
В поношенном бушлате, в шапке из искусственного, закашлатившегося барашком меха, с вещмешком-котомкой, я чувствую себя русским пехотинцем 1914 года.

Шакалы
Каждый солдат ненавидит офицеров. Ненависти этой возраст — века. Идёт она через «золотопогонников», которым во время атаки стреляли в спину, а случилось — и пораспогонили, и постреляли.
В стародавние времена солдат был отгорожен от офицеров завесой унтеров, которые не скупились на тумаки, но и тогда солдат знал искусные зуботычины ротного командира. А когда сержантов не стало в армии, когда они превратились, за исключением инструкторов в учебках, в рядовых с лычками, тогда уже и вся работа легла на офицеров, и ненависть вся.
Я сам хотел стать офицером, а потом, будучи в солдатской шкуре, как все, ненавидел этих молодых, на какие-то два-три года старше, шакалов.
А ненавидеть их по большому счёту было не за что. Самые обыкновенные люди, идущие без особого отбора, далеко не из богатых и лучших учеников, всеми условиями службы они были прижаты к стене, где всё их существование зависело от произвола вышестоящего, где свободно вздохнуть, не нарвавшись на громовой рёв и оскорбления, было невозможно. При этом они получали зарплату меньше охранника в магазине и были наделены привилегиями и властью над совсем уже бесправной массой солдат.

Кудинов
Лейтенант Кудинов сквозь пальцы смотрел на дедовщину на взводном опорном пункте, был лёгок на кулачную расправу и падающие липкими кличками оскорбления. В то время, когда от рытья окопов на солнцепёке у нас вскипали под черепной коробкой остатки мозгов, он валялся с книжкой на травке, спал и стрелял по бутылкам из пулемёта.
Но ночью Кудинов выходил проверять посты. А ночью часовые ведут беспорядочный огонь: стреляют на грохот падающих сухих веток, по шевелящимся кустам… и для того, чтоб просто не уснуть… И я не один раз направлял ствол автомата в хорошо видный силуэт идущего всегда прямо по гребню высоты Кудинова. Под шумок ничего не стоило завалить его. Списали бы на обстрел — как это бывало на той войне. Но курок я не нажал.

Дождь
Наш ВОП прикрывал участок дороги Шали — Ведено между Биноем и Сержень-Юртом. С военной точки зрения место было выбрано удачно. В пол километре через дорогу находился бывший пионерский лагерь, перед ним дорога сворачивала. Машины на повороте сбрасывали скорость, и из лагерных построек в зелёнке боевикам было удобно их расстреливать. ВОП мешал чехам безнаказанно жечь наши колонны.
Пренебрегая осторожностью, мы ходили в лагерь за водой. Там был кран, а нам привозной воды не хватало. Ещё в лагере было много полезного стройматериала: из заброшенных домиков мы выламывали доски и двери, уносили на ВОП сетчатые кровати, листы железа и сранеры — всё, что могло пригодиться.
23 апреля мы тоже должны были идти в пионерский лагерь за водой. Лагерь уже занимали боевики. Они готовились встретить колонну, и нас, идущих налегке, чтобы больше унести воды и стройматериалов, подпустив вплотную, положили бы всех.
Но начался дождь. Он шёл каких-то 15–20 минут, и этого хватило, чтобы мы остались на ВОПе. Я слышал, как Медведев сказал Кудинову: «Куда ты нахер пойдёшь?.. Дождь… Завтра…» Они пили водку. Майор Медведев, Кудинов и важный старшина зенитной батареи прапорщик Касатонов.
Через полчаса шквал огня обрушился на нас и проходившую перед нами колонну. Мы приняли бой за добротными брустверами, в дзотах, при всём вооружении.

Бой
Кудинов вытащил нас из землянки и увлёк за собой в траншею. Вот когда бы грохнуть его. Но куда там: закрыл бы своей грудью, вынес бы из-под огня, пошёл бы за ним в атаку — если б ему вдруг пришло в голову атаковать чехов в зелёнке.
Кудинов оставляет меня на позиции левого фланга, а сам бежит искать наводчика. Вскоре пулемёт в башне бэтэра забил короткими глухими ухами. Пули взвыли над головой. Куда стрелять, не видно. По дороге, в дыму, медленно ползут бээмдэшки. Спешившиеся десантники палят из-за них что есть мочи в покрытые зеленью горы. Кто-то орёт. От зенитной установки рикошетят искры. Там, за рядом набитых землёй снарядных ящиков, корчится от боли Медведев. Касатонов в ужасе забился под перекрытие, но его бойцы Палыч и Сорока под пулями подбираются к зэушке. Палыч ногой жмёт на педаль.
Я хочу рассмотреть в зелёнке вспышки от выстрелов, но ничего не вижу. Маленький Таджик пытается наладить АГС. Рядом в окопах все открыли огонь, и я всаживаю очереди в зелёные выступы гор.
Эйфория первого боя охватила меня, я плохо соображаю, мне кажется, что десантники не угодили в засаду, а пришли к нам на помощь.
Визг пуль заставляет тело клониться ниже к брустверу, я борюсь со страхом, и мне на выручку приходит азарт. Для бравады я по пояс высовываюсь из окопа и тут же получаю пулю в магазин с патронами. Волна воздуха от сопла гранатомёта закладывает уши. «Короткими!.. На одиночный всем поставить!., поставить… ставить… одиночный…» — сквозь треск очередей несётся по траншее впереди Кудинова.
Когда мы вышли из окопов, грязные, разгорячённые победители, когда БМП комбата увезла раненого Медведева, мы, увешанные с ног до головы оружием и пулемётными лентами, фотографировались в обнимку с нашим лейтенантом.

Змей
После того, как выяснилось, что полк не смог отправить для поддержки ведущего бой опорного пункта ни одной БМП, командование смекнуло, что коммуникационная линия полка слишком растянута, и мы получили приказ сдать позиции соседям и перейти на другое место: по той же дороге, но ближе к базовому центру.
Восьмого мая, в день переезда, начался дождь, и мы, смываемые ливнем, кое-как успели до темноты поставить большую, на взвод, палатку. Ночью на постах мы вымокали до костей и, часто меняясь, грелись в палатке у печки. Ноги увязали в размытой глине. Отовсюду лилась вода. Старая палатка протекала — спать было невозможно. Мы бы околели, наверное, нас спасли доски от разобранной землянки (которые почти все мы в ту ночь сожгли) и Змей.
Кудинов, уничтоженный без конца повторяемым вопросом подполковника Козака: «Почему не подготовили переезд!?.. Я вас спрашиваю!!.. Почему не подготовили переезд!!!»
— покрытый матом за нерасторопность, раскис, самоустранился от командования и поручил всё контрактнику Змею.
И этот сорокалетний мужик, получивший от нас кличку за свой удлинённый организм и за то, что при каждом слове высовывал язык и облизывал сохнущие от недостатка спиртного губы, согревал нас у печки, как наседка цыплят, не давая огню потухнуть. Он следил за сменой часовых и больше всех промокшему Курочкину отдал свою тёплую тельняшку.

Сильнее желания жить
Мы покинули дзоты и блиндажи на скрытом зеленью склоне горы, а утром, когда прекратился дождь, мы увидели, что находимся на голой, как лысина, высотке, в плохо натянутой взводной палатке, далеко видной из-за плеши пары деревьев и кустов. С трёх сторон нас окружал лес, высоты вокруг были господствующими, а зелёнка за дорогой и горной речкой напротив была в ста пятидесяти метрах.
Теперь, под палящим кавказским солнцем, мы роем окопы и ходы сообщения, сооружаем дзоты и строим блиндаж, валим деревья и устраиваем завалы. Каждый из нас по полночи стоит на посту, а с утра принимается за дело.
Мы радуемся дождю, как возможности отдохнуть, но мутная вода заполняет окопы, и глиняные их стенки рушатся, погребая наш труд. Мы падаем от усталости и ночью из последних сил боремся со сном. Мы понимаем, что нас горстка в лесу, что вырезать спящих боевикам не составит труда. Но сон одолевает, он сильнее. Сильнее желания жить.

Ёжик, ты где?
Во время дневной своей смены, через мутноватый прицел, снятый со снайперской винтовки, я наблюдаю за высоко парящим в небе орлом.
Внизу на дороге останавливается грязно-жёлтый ПАЗ, и на ВОП поднимается командир сапёрного взвода лейтенант Сорокин.
Я видел его в полку. Он и в районе на камуфляже расцветки «НАТО» носит блестящие, а не тёмные звездочки. Кокарда на его парадном оливковом берете золотым нимбом отражает лучи солнца. Своим видом лейтенант олицетворяет бесшабашное мужество, но девять сапёров всё равно не слушаются его. Он молод и ещё не научился держать солдат в повиновении, у него на щеках пух.
Тогда Сорокин должен был ставить у нас мины. Он приехал без солдат на рейсовом автобусе. Это было время, когда наша техника так часто рвалась на дорогах, что вышло распоряжение — офицерам по возможности передвигаться на гражданском автотранспорте.
Ни одной мины Сорокин не поставил, потому что забыл провода. Зато он не забыл в вещмешок вместе с минами положить водку…
Две ночи подряд пьяный Кудинов по рации докладывает в полк, что ВОП обстрелян. Ему разрешают открыть ответный огонь.
Мы радостно воюем с невидимым врагом. Зенитная установка разносит в щепы вековые деревья. В чёрное небо летят огненные трассы. Автоматные очереди, пулемёты и АГС, слепящие вспышки ракет. От выстрелов СПГ рушатся жалкие, вполнаката, крыши наших землянок.
На третью ночь навоевавшиеся офицеры не «заказывают войну», но когда плохо проспавшийся Сорокин вылезает из землянки и орёт: «Ёжик, ты где?!» — нас действительно обстреливают.
Кудинов пытается засечь место, откуда вёлся огонь, но никто больше не стреляет. Мы сидим в «кольце» всю ночь, а на следующий день, сонные, роем окопы, валимся с ног и материм проклятых шакалов.

Изюмцев
Когда в июне Кудинов уехал в Ханкалу на курсы авианаводчиков, к нам прислали старшего лейтенанта Изюмцева, который не только избивал и чморил солдат, но и с помощью Змея продавал нашу тушёнку чеченцам, а нам выдавал одну кашу на воде.
Изя сам вёл всю документацию. В специальном журнале он учитывал каждую банку консервов, и мы вообще забыли про деликатесы: сгущёнку и плавкий жирный сыр. Работать мы стали ещё больше, а отдыхать меньше, потому что хоть теперь мы и рыли не извилистые, а прямые ходы сообщения, кроме них была начата красивая показательная траншея с полуметровой бермой в полтора человеческих роста, из которой невозможно было вести огонь. Тогда мы взвыли и добрым словом вспомнили Кудинова. Ведь всё в этой жизни познается в сравнении.
Изюмцев был осторожен, на проверку постов он всегда брал с собой сержанта или контрактника. Но я знал, как подкараулить его. Бог отвёл.
Подрыв бэтэра, которым и закончилось моё участие в боевых действиях, надолго разлучил нас.
Я говорю «надолго», потому что через несколько лет после армии я встретил у себя в городе, в продуктовом магазинчике, заметно спившегося Изюмцева. И даже выпил в его обществе стакан пива.
Никакой ненависти к этому человеку в своей душе я не обнаружил. Почему-то я искренне был рад этой встрече.

Думаю про эти 9 миллиардов списанных долгов за газ не слышал только ленивый. Людей сие возмутило, но в конкретных рамках. Все согласны, что долги, возникшие во время войны, должны быть списаны. НО на дворе 2019 год, сбор коммуналки в Чечне едва-едва достиг 80% и это по официальным данным. Отсюда вывод - в этих 9 миллиардах есть серьезный кусок обычных неплатежей, которые неплохо бы списать во всех регионах России.

Но Чечня у нас не чета "другим регионам", поэтому инициативы такого массового списания уже осудили в Кремле, а Газпром заявил об обжаловании решения грозненского суда. Но это что же получается, не будет такого долгожданного подарка в 9 млрд? И в ход пошла пропаганда и обвинения в информационных вбросах: Фото №1 ТАСС "Появление суммы в 9 млрд это информационный вброс. Заместитель генерального директора Газпром межрегионгаз Грозный":

Как видим, уже и сумма не озвучивалась, и вообще это все вброс. Странно, двумя днями ранее никаких документов подтверждающих безнадежность долгов суду не показывали и собирались обжаловать это списание: Фото №2 УраРу от 18.01.2019

Как бы уже все понятно. Но идем дальше, как быть с тем, что было написано на сайте прокуратуры? Вот как это выглядело раньше:

Вот как это выглядит сейчас: http://www.chechproc.ru/news/po-isku-prokurora-sud-objazal-o...

Представляю, как увидев этот скрин, удивился гражданин Аверханов из Газпрома, ведь получается злостными информационными вбросами занимается Прокуратура!

В итоге "нереальная к взысканию задолженность населения за природный газ, превышающая 9 млрд рублей" превращается просто в "нереальную к взысканию задолженность населения за природный газ". Прямо таки детская наивность. И тем не менее, суммы нет, "ГазпромРегионГаз" так понимаю из высказываний уже не против ее списать, а раз сумма не указана, можно снести куда больше, чем 9 миллиардов рублей.

А остальные регионы России? Ну если им повезет и в одной упряжке окажутся суд, прокуратура и Газпром, как в данном случае, то спишут. А если нет - срок исковой давности еще не значит что задолженность будет автоматом списана.

За мониторинг темы и разбор спасибо камраду yushchuk: https://yushchuk.livejournal.com/959611.html

От себя добавлю, что подобного позорища, да еще и при участии Прокуратуры и дочки Газпрома, до настоящего момента я не видел.

UPD. Как НАДО БЫЛО поступить в данном случае? Очень просто. Если речь именно о просроченной и невозможной к взысканию задолженности (свыше трех лет, попытка взыскать через суд просто обламывается из-за срока давности), то надо было просто заявить, что ровно такая же процедура будет проведена в остальных регионах и провести ее. И ... все. Никаких скандалов, ничего. Тем более что ранее долги Чечне уже списывались, как я понял из интервью:

В.КАРПОВ: Поправьте меня, Джамбулат Вахидович. Год 2015, министерство промышленности и энергетики Чечни обращается к федеральным властям с просьбой списать долги за электричество и газ на общую сумму 16 млрд 230 млн рублей. Это долги тоже, их в то время называли безнадежными. И, так понимаю, властям Чечни пошли навстречу?

Д.УМАРОВ: Нужно понимать, что так называемая труба, когда в Чеченской Республике не было тепла, когда Чеченская Республика не пользовалась этим газом, вплоть до полного окончания боевых действий и несколькими годами позже, то как бы Чеченская Республика в данном случае за время вот той задолженности, которая образовалась в течение боевых действий, платить не должна. И я считаю, что это совершенно правильно.

Д.УМАРОВ: Я еще раз повторяю, да, властям Чечни навстречу пошли во многих вопросах. И огромное спасибо руководству нашей страны....

https://govoritmoskva.ru/interviews/2489/

UPD.

Госкомпания «Газпром» уточнила сумму задолженности жителей Чеченской Республики за газ. В пресс-службе дочернего подразделения — «Газпром межрегионгаз» — радиостанции «Говорит Москва» уточнили, что сумма долга составляет более девяти миллиардов рублей.

«Подтверждаем, что размер просроченной задолженности, о которой идет речь, составляет 9,353 миллиарда», — рассказали в пресс-службе компании, уточнив, что эта задолженность сформировалась с 1 января 2007 года по 30 сентября 2015 года.

https://lenta.ru/news/2019/01/22/gaz_chechaya/