История небольших сельских храмов всегда наполнена судьбами людей, их трудом, верой и драматическими поворотами времени. Одной из таких святынь была Церковь Казанской иконы Божией Матери в поселке Кассель Челябинской области, построенная в самом начале XX века. Сегодня от нее не осталось ни стен, ни куполов, но память о храме продолжает жить в архивных документах и воспоминаниях старожилов.
Церковь Казанской иконы Божией Матери с жителями. Поселок Кассель, 1903 г.
Церковь была возведена в 1903 году. Средства на строительство выделил один из самых состоятельных жителей Касселя - Алексей Васильевич Танаев. Он не только занимал видное положение в местном обществе, исполняя обязанности почетного судьи станицы, но и был отмечен государственными наградами, в том числе золотой нагрудной медалью «За усердие» на Станиславской ленте. Его вклад позволил начать строительство, которое стало значимым событием для всего поселка.
Храм освятили в честь Казанской иконы Божией Матери. Работы вел подрядчик А. Ишимов, однако его судьба сложилась трагически: не сумев расплатиться с долгами, он разорился.
Служение в храме нес церковный служитель Иван Архипов, который до самого закрытия церкви оставался верен своему делу. Однако репрессии 1930-х годов не пощадили и его: в 1930 году он был арестован, а в 1935-м - расстрелян.
В 1930 году храм, как и многие другие церкви в стране, был закрыт. Спустя несколько десятилетий, в период активного строительства сельской инфраструктуры, его судьба была окончательно решена. В 1954 году из материалов разобранной церкви построили Кассельский сельский клуб. Так камни, некогда служившие святыне, легли в основание нового культурного центра.
Церковь Казанской иконы Божией Матери. Поселок Кассель, 1903 г.
🔔 Подписывайтесь на наш проект"Медиа о нагайбаках | КМН РФ", чтобы узнать больше о прошлом, настоящем и будущем нагайбаков.
В истории коренного малочисленного народа России нагайбаков религиозная тема занимает одно из ключевых мест, она показывает, насколько трудно было сохранить духовную целостность, живя на Южном Урале, в пограничных землях, где веками переплетались культуры, языки и религии.
Принятие православия было обязательным условием для включения в группу новокрещен и проживания в Нагайбакской крепости. Контроль за соблюдением этой нормы существовал еще с 1730-х годов - тогда это делала Новокрещенская контора. Позже, после переселения нагайбаков из Белебеевского уезда, в 1870-х годах наблюдение перешло к Оренбургской духовной консистории.
Памятник казакам - участникам Отечественной войны 1812 г., с. Фершампенуаз
Однако современники не давали единого мнения о духовном состоянии нагайбаков в XVIII - первой половине XIX века. Одни отмечали, что священники уделяли внимание духовному состоянию новокрещен, что новокрещенным указывали на необходимость исповеди. Другие же считали, что принятие православия у нагайбаков было в большей степени внешним и обрядовым. Большим препятствием многие называли незнание священниками нагайбакского наречия (говора). Священник Емекеев также писал, что новокрещеные не могли полностью отказаться от мусульманских традиций и обычаев, которые были глубоко укоренены в их жизни.
После открытия большого базара в Нагайбакской станице в данную местность стали приезжать представители разных народов, включая чувашей и черемисов. В общении с ними нагайбаки перенимали отдельные языческие элементы. Поэтому жизнь в крепости сформировала православную принадлежность, но при этом не закрепила единую жесткую религиозную линию. На момент переселения из станиц Нагайбакской и Бакалинской Уфимской губернии в Оренбургскую губернию среди нагайбаков наблюдалось сочетание смеси верований при христианской внешней обрядности.
Художник Иван Куликов "Ярмарка"
В первые годы после переселения священники редко посещали нагайбакские поселения. Их внимание часто ограничивалось внешними признаками: ношение крестов нагайбаками, исполнение треб. По рассказам современников, поход к священнику воспринимался как сложная обязанность. Для нагайбака не было труднее обязанностей в жизни, как побывать с каким-либо делом у священника. Так, во время свадьбы самым «сложным делом» было “пуп бетереу”, в буквальном переводе, “покончить с попом”, т. е. разделаться за труды и исполнить необходимые предбрачные формальности. Исповедь нагайбака заключалось либо в бессознательном повторении пред священником “гришний-гришний, бачка”, либо какой-нибудь дядя Иван ездил в церковь исповедоваться на целый свой курмыш, и исповедь его заключалась лишь в том, что попросить дьячка отметить в книге известное число душ, заплатить за каждую душу по пяточку, и возвращается преспокойно домой.
Сами священники замечали, что приверженность нагайбаков православию постепенно снижалась. Это особенно касалось поселений, находившихся далеко от храмов и русских селений. Стариков писал, что «у нагайбаков заметная смесь понятий магометанских с христианскими: они носят на груди свою крест, а за стол садятся не молясь: соблюдают воскресные и праздничные дни, посещают, хотя и нечасто, храмы божии, исполняют многие христианские обряды и в то же время не соблюдают постов».
Церковь Казанской иконы Божией Матери., п. Кассельский, 1903 г.
В одной народной песне отразилась тревога нагайбаков из-за отсутствия знаний молитв и страха перед Страшным судом.
Бер ауыз иман безъ белмейбезъ
Ней айтербез каты сорауда?
Мы не знаем ни одного слова молитвы,
Что же будем говорить на Страшном жестоком суде?
После переселения в три района Оренбургской губернии нагайбаки стали объектом влияния сразу с двух сторон: мусульманские проповедники видели возможность вернуть их в ислам, христианские - опасались отхода нагайбаков от православия. Один из известных эпизодов начала XX века показал, что в критических ситуациях нагайбаки могли обращаться к разным религиозным практикам.
"нагайбаки Парижского поселка, озабоченные засухой в летнее время, обратились к священнику с просьбой - отслужить в поле молебен для испрошения дождя, что священником немедленно было исполнено. Дождя не последовало. Тогда они, по совету муллы, отправились на могилу какого-то татарина, слывшего между мусульманами за святого, и совершили здесь моление. Случайно с того дня полились обильные дожди, а двоеверные парижане воздвигли на могиле мусульманина в благодарность что-то вроде памятника".
Художник Григорий Григорьевич Мясоедов "Молебен во время засухи"
В 1874 году был создан Оренбургский епархиальный комитет, который сделал одной из своих задач укрепление православия среди местных «инородцев» и противодействие мусульманскому влиянию. Первые годы работа велась в основном среди казахов и чуваш, а с 1885 года - и среди нагайбаков. Миссионерскую работу осложняло то, что три группы нагайбаков были разбросаны по разным территориям, и для каждой требовался отдельный подход. В 1887 году было выделено финансирование на учителей из Казанской учительской (инородческой) семинарии и на учебные пособия.
С конца 1880-х годов Оренбургский епархиальный комитет начал уделять повышенное внимание ситуации в нагайбакских поселениях центральной группы, особенно в Требии. Миссионеры стремились противодействовать укреплению ислама среди части нагайбакского населения. Позже, уже в начале 1900-х годов, внимание было направлено также на нагайбаков южной группы в станице Ильинской.
Художник Екатерина Кизилова "Молитва"
Православные священники первоначально не анализировали причины перехода нагайбаков в ислам. В основных отчетах миссионеров чаще всего указывалось влияние соседних народов - киргизов, татар, башкир и других мусульманских групп. Контакт происходил через работу, хозяйственную деятельность и соседские связи. При этом священнослужители отмечали, что на бытовом уровне между нагайбаками и мусульманами велись частые религиозные разговоры.
Особая активность, наблюдалась в Требии. Значительная часть влияния исходила от лидера требиятцев - золотопромышленника татарина Рамеева. Среди этих рабочих были и религиозно грамотные представители, которые вели общение с нагайбаками и активно распространяли исламские взгляды. Поскольку многие нагайбаки значительную часть года работали на этих приисках, это влияло и на их религиозные ориентиры.
Хромолитография "Промывка золота на вашгерде"
Для укрепления позиций православной церкви в 1887 году в Требию был направлен новый священник - казак Алексей Батраев, родом из парижских нагайбаков. На первых этапах его деятельность была встречена положительно: количество детей, посещающих школу, увеличилось до 70, и участие в религиозных занятиях, по отчетам миссионеров, было активным. Однако несколько лет спустя оказалось, что успехи в Требии оказались скорее внешними, а священник Батраев не брал на себя лидерских функций в поселке: «Он в их глазах не авторитетное лицо: “Ведь сам не больше нашего знаешь”, - говорят ему требийцы». Местные жители вспоминали деятельность Батраева: «Говорят, он любил прихвастнуть. Как-то начал куражиться: “Если я не окрещу вновь прибывших татар, я не буду батюшкой в станице”, - и бросил об землю свою шапку». По его приказу татар «под конвоем» собрали в сарае, и батюшка потребовал от арестованных принять православие. «В конце концов Батраеву лично отомстили за вероломство - обвинили в воровстве рыбы из сетей, лишили сана и остригли. Возрадовались тогда татары-мусульмане: “Есть! Есть Аллах на небесах! Покарал Аллах попа!”»
Тем временем, по словам православных священников, мусульмане препятствовали деятельности церкви в Требии. Например, предприниматель Рамеев, по данным православных священников, осуществлял выдачу заработной платы рабочим по воскресеньям - в то же время, когда проходили богослужения. На приисках в этот день проводились базары, которые после окончания работ переносились в саму деревню. После того как Рамеев открыл русский класс для детей рабочих на приисках, священник Софронов попросил преподавать там Закон Божий, на что «Рамеев с насмешкой заметил: “Вы, батюшка, можете посещать школу, но только не в рясе, а в пиджаке”».
Художник Маковский Владимир Егорович "Молебен на Пасху"
Несмотря на миссионерские попытки укрепить православную традицию в этих поселениях, процесс перехода части нагайбакского населения в ислам продолжался. В отчетах за 1901 год фиксировались случаи принятия ислама нагайбаками не только в Требии, но и в Ильинской. Согласно этим данным, в Ильинской на тот момент проживало около семидесяти домов татар-магометан и двенадцать нагайбакских семей, перешедших в ислам. Отмечалось, что нагайбаки Ильинской находились в окружении преимущественно мусульманского населения, говорили на том же татарском языке и постепенно перенимали их религиозные практики.
История показала, что религиозная жизнь нагайбаков на протяжении XVIII - начала XX веков была сложным взаимовлиянием православия, мусульманства и языческих элементов. Православие закрепилось как официальная форма, но в бытовой жизни религиозная картина была многообразной, часто противоречивой, и зависела от окружения, социальных обстоятельств и миссионерского влияния разных сторон.
Материалы для поста были взяты из источника: Белоруссова С. Ю. Нагайбаки: динамика этничности. - Санкт-Петербург: МАЭ РАН, 2019. - 424 с.
🔔 Подписывайтесь на наш проект"Медиа о нагайбаках | КМН РФ", чтобы узнать больше о прошлом, настоящем и будущем нагайбаков.
В 1842 году малочисленный коренной народ России - нагайбаки - пережил крупное переселение. Казаки с семьями из станиц Нагайбакской и Бакалинской Уфимской губернии отправились в Оренбургскую губернию, где разделились на три группы.
Одна из них, южная, обосновалась у самой границы. Несколько десятков семей заселили поселки Нежинский, Гирьял, Алабайтал, Подгорный и станицу Ильинскую. На них возложили важную задачу - охранять приграничные участки стратегической дороги, соединяющей Оренбург и Орск.
Карпеев М. Оренбургские казаки XIX века
Происхождение нагайбаков по мнению местных жителей
Согласно устным преданиям, распространенным среди татар, проживающих в селах Нежинка, Ильинка, Подгорное, Гирьяльское, происхождение нагайбаков связывают с насильственным крещением. Местный житель села Подгорное Хапулла Гафуров рассказывал:
«Их нагайкой гнали в Урал, чтобы они насильно приняли христианскую веру».
Некоторые добавляют, что тех, кто отказывался креститься, могли подвергать наказаниям, и потому «вся река Урал была в крови».
По воспоминаниям предков потомственного казака Раима Григорьева:
«сперва казак шел в церковь, молился там, затем приходил домой, спускался в подпол и держал уразу».
При этом священники следили за поведением новокрещеных, чтобы те не придерживались мусульманского поста.
Расселение нагайбаков в 1842–1843 годах
Значение термина «нагайбак» среди местных жителей
На сегодняшний день в селах, где когда-то проживали нагайбаки, слово «нагайбак» (или его местная форма - «нугайбек») имеет несколько значений.
Для нынешних татар из села Нежинки оно ассоциируется с православием. На вопрос о том, кто такие нагайбаки, местные жители отвечают, что это «крещеные». Для них слово «нугайбек» означает переход мусульманина в православие и не ассоциируется с конкретным народом (понятие крещения передается тюркским словом «нугай»).
По словам учительницы Фании Ахматовой:
«если татарина крестили, то, значит, он нагайбак».
Другие полагают, что нагайбаки - это кочевой народ, проживавший в соседних степях, имея в виду, видимо, киргиз-кайсаков.
Круковский М.А. Портрет киргиз-кайсаков. Киргиз-кайсаки. Россия, Алтайский край. 1911-1913 гг.
Во всех версиях татары подчеркивают отсутствие связи с нагайбаками. Они признают, что их предками были крещеные татары, но говорят о них в третьем лице. Татарка Галина Степанова рассказала, что «они клеймо получили “крещеные”, а жили истинно казанскими традициями». К. Биктеева-Актемирова сообщила, что ее предков «нугайбеки к себе притягивали, но те нугайбеками быть не хотели».
Таким образом, на юге Оренбургской губернии слово «нагайбак» воспринималось скорее как внешний ярлык, введенный церковными и административными структурами.
В отношении себя местные жители его почти не употребляли, а воспринимали как прозвище. Сегодня слово «нагайбак» используется либо с насмешливым, либо с отрицательным оттенком.
Фания Ахматова поделилась воспоминаниями:
«Мы все друг друга называли татарами, слова “нагайбак” не было. Оно казалось оскорбительным, потому что казахи нас дразнили “нагайбаками” за то, что мы якобы веру меняли».
Переход из одной религии в другую
Сегодня жителей Подгорного называют «подгорнинскими нагайбаками», это прозвище они получили от своих соседей из Ильинки, вероятно, потому, что после указа 1905 г. «О веротерпимости» все ильинские татары перешли в мусульманскую веру, а нагайбаки Подгорного не спешили со сменой веры.
В отчетах приходских священников упоминаются случаи давления со стороны родственников из Ильинской, убеждавших соседей отказаться от православия.
По местным воспоминаниям, в Подгорном существовало три старинных рода нагайбаков - Ряховские, Федоровы и Гафуровы. Однако их потомки в наши дни не связывают себя с нагайбакским происхождением.
«Нагайбаки меня не касаются, я - чистый татарин», - говорил Хапулла Гафуров.
«раньше идешь по улице, а уже кричат: “О, нагайбак!” А по какому поводу кричат? Меня так дразнили», - вспоминал Фарид Гафуров.
Тем не менее татары делятся историями о своей православной родне:
«Моя прапрабабушка Наташа так и не перешла обратно в мусульманство, она сказала, когда я умру, похороните меня на русском кладбище. Она себя называла “крешен”».
На вопрос от своих односельчан о переходе в ислам она отвечала:
«В церковь я каждый день хожу, а в мечеть не смогу так ходить».
При этом ее дети без согласия матери приняли мусульманскую веру. В Подгорном из двух сестер Гафуровых Елена перешла в ислам, а Степанида так и осталась в православной вере (ее называли нагайбачкой).
Церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Оренбургская область, Кувандыкский р-н, с. Подгорное. Фото из интернета.
Урядник Леонтий Уряшев
В Нежинском решающую роль в возвращении к исламу сыграл урядник Леонтий Уряшев.
Согласно отчету Оренбургского епархиального комитета, будучи нагайбаком, он активно призывал односельчан к отречению от православной веры.
Урядник Леонтий Уряшев. Нежинский. Начало XX в. Личный архив семьи Уряшевых
Согласно устным преданиям, Леонтий Уряшев дважды встречался с императором Николаем II. В первый раз - когда наследник престола Николай Александрович проезжал через Нежинский в 1891 году, возвращаясь из Индии. Второй раз - в 1905 году, когда Уряшев лично передал царю прошение об исключении его из числа православных.
По словам правнучки К. Биктеевой-Актемировой:
"Леонтий прибыл в Петербург поездом. Николай II его хорошо принял, лично взял прошение Уряшева в руки. Император при этом был без перчаток (знак особого уважения), ведь он уже знал Уряшева [после поездки из Индии 1891 г.]. Леонтий рассказывал, что царю кофе принесли, а ему чай. Николай II расспрашивал: «Как в селе, не буянят? Чтобы таких не было!» А Леонтий ответил: «Нет, все спокойно». - «Молодцы, держите так»".
После этого прошения часть жителей Нежинки официально перешла в ислам.
О нем до сих пор сохраняются положительные воспоминания:
«При атамане Уряшеве в селе было спокойно», - рассказывают старожилы.
Однако, по воспоминаниям потомков, на Уряшева было совершено нападение - его ударили по голове кирпичом. Сегодня Уряшев считается героем - нежинские татары пишут о нем газетные статьи, гордятся родственной близостью, неизменно подчеркивая, что он никогда не был нагайбаком.
Внучки Леонтия Уряшева. Нежинка. 2016 г.
Вера и культурная память
После 1905 года татары Нежинки открыто вернулись к исламу. В Нежинском первая мечеть появилась в 1906–1907 годах на средства местного купца Хусаинова.
Примечательно то, что по словам местных жителей, купец Хусаинов, на чьи деньги была построена мечеть в Нежинском в 1906–1907 гг., вложился и в строительство церкви в 1911 г., чтобы «между мусульманами и православными не было распрей».
Татарин-казак Раим Григорьев. Нежинка. 2016 г. Фото Белоруссовой С.Ю.
О связи нынешних татар указанных поселков с нагайбаками говорят сходные поминальные обычаи. Например, татары проводят ашлар, а обеды для усопших в Ильинке и Подгорном называют Аш бирәу.
Местная жительница призналась, что она посещает как мечеть, так и церковь и «в тайне молится иконке Николая Чудотворца».
Исчезновение представителей южной группы нагайбаков
Сегодня среди жителей сел Нежинский, Гирьял, Алабайтал, Подгорный и Ильинское, нет людей, которые называли бы себя нагайбаками. Местные татары рассказывают легенды о «последних» нагайбакских семьях.
По словам старожилов Алабайтала, последние две семьи нагайбаков умерли в голодный 1921 г.
В Ильинке утверждают, что «все нагайбаки уже перевелись».
В Нежинке рассказывают о некой Татьяне Черневой - последней нагайбачке поселка. Однако, несмотря на поиски, ни ее самой, ни ее родственников найти не удалось.
В Подгорном смогли вспомнить только умершего 15 лет назад Алексея Ряховского, который называл себя нагайбаком.
Нынешние татары уже сами не особенно верят тому, что сюда когда-либо переселяли нагайбаков: в их восприятии это скорее миф, чем историческая реальность.
Бакалинская нагайбачка. Фото М. А. Круковского. 1908 г.
Исторические источники показывают, что нагайбаки как этническая группа сформировались в XVIII веке в ходе колонизационной и миссионерской деятельности Российской империи.
Нагайбакская крепость во второй половине XVIII в. сыграла роль сборного пункта и центра крещения инородцев и чужеземцев (беглых пленников), принимавшихся на поселение или казачью службу на степной границе Российской империи. Соответственно новокрещены - выходцы из Нагайбакской крепости (будущие нагайбаки) изначально представляли собой людей разного происхождения, но сходной судьбы. Это была крупнейшая на уральской степной границе база по подготовке пограничных служилых людей путем их крещения, окрестьянивания и оказачивания.
Общность нагайбаков образовалась под действием колонизационной политики государства в Оренбургском крае. Определение в казачество обособило группу будущих нагайбаков, а деятельность Новокрещенской конторы акцентировала их православную идентичность. Все, кто крестился в Нагайбакской крепости, назывались «новокрещенами», они не имели различий в самоназвании и постепенно смешивались между собой. Таким образом, живущие в Нагайбакской крепости теряли свою прежнюю этническую идентичность и приобретали новую. Такие события, как участие в бунте Пугачева и в Отечественной войне 1812 г., упрочили чувство групповой солидарности.
При переселении нагайбаки уже представляли общность по службе и религии, которая, однако, была подвержена влиянию со стороны. Осознание себя отдельным сообществом у нагайбаков родилось во многом благодаря деятельности миссионеров. Поддержка и подпитка чувства самобытности нагайбаков со стороны православных деятелей, а также обособленность проживания центральной группы стали основанием сегодняшней самобытности нагайбаков.
У северной (чебаркульской) группы наблюдается повышение интереса к своей этничности и культуре, что вызвано в том числе успехами соплеменников - жителей Нагайбакского района (центральной группы). Нагайбаки северной и центральной групп встречаются на праздниках и этнокультурных фестивалях. По мнению одного из нагайбакских лидеров, Александра Тептеева, организация регулярных встреч могла бы способствовать не только общению, но и «освежению» генофонда: «Нагайбаки внутри себя уже настолько смешались, что новые контакты помогли бы “обновить кровь”».
Оренбургские татары, причастные к нагайбакской истории, сегодня не проявляют интереса к судьбе нагайбаков. Несмотря на то что с момента переселения южная группа нагайбаков постепенно растворилась среди татарского населения, она оставила заметный след в исторической памяти местных жителей.
Материалы для поста были взяты из источника: Белоруссова С. Ю. Нагайбаки: динамика этничности. - Санкт-Петербург: МАЭ РАН, 2019. - 424 с.
🔔 Подписывайтесь на наш проект"Медиа о нагайбаках | КМН РФ", чтобы узнать больше о прошлом, настоящем и будущем нагайбаков.
10 октября 1931 года вышло постановление ЦК ВКП(б) «О начале строительства канала между Москвой и Волгой», словно специально приуроченное ко дню рождения человека, спроектировавшего этот канал за 200 лет до советской власти по заданию Петра Первого.
Автора проекта звали Георг Вильгельм де Геннин (de Hennin). Он родился в Германии (или в Голландии) 11 октября 1665 года и поступил на русскую службу в 32-летнем возрасте.
В своем «резюме» де Геннин рекомендовался пиротехником и дизайнером, знатоком «потешных огнестрельных вещей», умеющим «изображения преизрядно на бумаге вырезать и прочие хитрости». Видимо, был наслышан о том, что молодой русский царь завел у себя под Москвой потешное войско и потешный флот, и вообще охоч до всяких хитростей и кунштюков.
Но заниматься молодому немцу (или голландцу) пришлось вещами куда более серьезными. Виллем Иванович (как он решил называться в России), наверное, сильно бы удивился, узнав, что подписывает пожизненный контракт на полвека вперед; что он никогда не вернется на родину, и что ему суждено стать отцом-основателем трех городов Российской империи — Петрозаводска, Екатеринбурга и Перми. Градообразующими предприятиями этих населенных пунктов являются металлургические заводы, построенные под руководством де Геннина.
Железная руда служила одним из важнейших стратегических ресурсов XVIII века. Разумеется, в сочетании с технологией выплавки чугуна и стали. До Петра Российское государство технологиями не владело, поэтому импортировало пушки, ядра, якоря, колокола, сабли, гвозди и многие другие металлургические изделия. В первой четверти XVIII века ситуация изменилась. Во многом благодаря трудолюбию и железной воле де Геннина, разведавшего десятки железорудных месторождений, от Ладоги до Урала, и поставившего там десятки доменных печей.
Свою службу в России он начал в 1698 году со скромного чина ефрейтора-фейерверкера с жалованием «шти рублев» (6 рублей) в месяц. Но уверенно и быстро делал армейскую карьеру благодаря Северной войне, в которой Петр Первый принял активнейшее участие, желая как можно скорее прорубить окно в Европу через владения Швеции.
П.-Д. Мартен. Полтавская битва. 1726
Карьерная звезда де Геннина взошла в 1710 году, когда он лично познакомился с будущим императором. Это был самый «урожайный» для России год за всю военную кампанию. Летом-осенью русские взяли Ригу, Ревель (ныне — Таллин), Выборг и Кексгольм, отхватив у Карла XII солидный кусок балтийского берега.
Гравюра из Книги Марсовой или воинских дел от воиск царскаго величества россииских. - Спб.: 1713.
Под стенами кексгольмской крепости де Геннин отличился как артиллерийский офицер (уже в чине майора), командовавший тремя осадными батареями. Видимо, его пушки, развернутые против крепостных стен, выглядели настолько внушительно, что комендант Кексгольма предпочел не испытывать стены на прочность, а прислал в русский лагерь парламентера с предложением почетной капитуляции. Так было принято в те времена «галантных войн» — если осажденные сдавались «на аккорд», то есть добровольно и до начала штурма, они имели право выйти из крепостных ворот с развернутыми знаменами под музыку военного оркестра. Победители принимали капитуляцию, больше похожую на парад.
Вечером победители и побежденные вместе пировали, поднимая тосты по-немецки и по-французски. Русским языком в российской армии тогда пользовались, в основном, нижние чины, которых на банкеты не приглашали.
Командующий российской армией Роман Виллемович Брюс отправил в Петербург с донесением об очередной победе одного из виновников этой виктории, майора Виллема Ивановича Дегеннина.
Выслушав донесение и ознакомившись с чертежами взятой крепости, выполненными лично докладчиком, Петр пришел в отличное настроение и щедро вознаградил Брюсова посланца. По воспоминаниям де Геннина, «за взятие Кексгольма» он получил золотую медаль с алмазами стоимостью 150 рублей (майорское жалование за полгода) и деревню Азила, находившуюся в том же Кексгольмском уезде и представляющую собой процветающее хозяйство из 66 крестьянских дворов с обустроенным усадебным домом, лососевыми угодьями, пильной и мукомольной мельницами.
Но главным результатом аудиенции были, конечно, не материальные блага, а благоприятное впечатление, которое 45-летний офицер произвел на российского самодержца. С этого момента имя де Геннина вошло в историю.
Да, и навыки потешных дел мастера ему тоже пригодились, когда он устроил новогоднюю огненную феерию 1 января 1712 года перед дворцом князя Меншикова на Васильевском острове. Такого шоу жители северной столицы ещё не видели. На небе возникали фигуры Петра I на коне, богини Цереры с копьем и рогом изобилия, появлялась Швеция в виде змеи, извивавшейся между коронами России, Турции и Польши. Затем орел, символизировавший Россию, поражал несчастную Швецию стрелами, после чего из морских волн поднималась крепость Санкт-Петербург с кораблями, заплывавшими в ее гавань…
Какому-нибудь ловкому царедворцу хватило бы для дальнейшего карьерного роста одного только этого представления. Но не Виллему Ивановичу, который в 1713 году оставил армейскую службу и Петербург, чтобы занять пост коменданта Олонецких заводов в Карелии.
Это был крупнейший на тот момент металлургический холдинг Московского царства, производивший холодное оружие и боеприпасы — все для фронта, все для победы в Северной войне. Рабочими были так называемые государственные крестьяне, формально свободные, в отличие от крепостных, но приписанные к заводам. На Олонецких заводах числилось более 12 тысяч крестьянских семей. Работали они плохо, спустя рукава. Первой задачей де Геннина, как генерального менеджера оборонного предприятия, было разобраться в причинах брака и халтуры, снижающих производственные показатели.
И он разобрался. Для европейца было очевидно, что подневольный труд госкрестьян не эффективен, сколько ни ставь над ними надсмотрщиков. Крестьяне тупо отбывали трудовую повинность, сопротивляясь любым попыткам модернизации производства.
В этой безнадежной ситуации коменданту нужно было создавать новую бизнес-модель предприятия. В столице от него ждали не абстрактных соображений (по-хорошему, следовало освободить крестьян), а практических результатов — больше штыков и снарядов.
План Олонецкого Петровского завода, 1722 год
Неожиданных союзников де Геннин нашел в местных старообрядческих общинах Выговской пустыни. В экономическом плане это были автономные трудовые коммуны. Старообрядцам приходилось не только обеспечивать себя всем необходимым, но и выплачивать двойной налог государству, которое таким способом штрафовало их за богословское диссидентство.
И они справлялись. Не просто выживали, но и процветали, особенно на фоне загибающихся казенных заводов. Де Геннин начал понемногу трудоустраивать «раскольников» на свои предприятия, что вскоре привело к повышению качества продукции и перевыполнению плана. «Пустынные жители, которые живут в лесу, руду и известь на завод ставят без всякого ослушания и радеют лучше других» — докладывал царю комендант.
Царь в военном угаре не особенно интересовался причинами трудовых достижений Олонецких заводов. Лишь бы вовремя поставляли в действующую армию новые пушки. Звезда талантливого управленца поднималась все выше. Свое двадцатилетие на царской службе он отметил уже в генеральском чине.
Но почить на лаврах 57-летнему де Геннину не довелось. Внезапно он получает петровский наказ отправиться на Урал, чтобы повторить там олонецкое экономическое чудо.
Северная война недавно закончилась, но Петр, назначивший себя императором в честь победы над шведами, планировал новые завоевания. Для этого нужно было удвоить производство пушек и другой «военной снасти». И в молодости, и в зрелые годы Петр действовал по-юношески порывисто. Отдав приказ, он, казалось, напрочь о нем забывал и занимался другими делами. Однако в любой момент мог внезапно вспомнить свои прежние распоряжения. Если его воля оказывалась не исполнена, он штрафовал виновника со всей петровской строгостью — вплоть до отрубания головы или повешения на видном месте в назидание другим своим подданным.
Зная об этой особенности государя, де Геннин не спешил трогаться в путь без тщательной подготовки. Экспедицию на Урал пришлось снаряжать как небольшой военный поход. Путешествовать по России с казенными деньгами без вооруженной охраны было крайне глупо. Хотя, на самом деле, эта командировка была путешествием за пределы России. Метрополия заканчивалась на Волге, дальше простирались малопонятные не то что европейцу, но даже москвичу, башкирские и татарские земли. На которых наместники из столицы часто вели себя как жестокие завоеватели.
В начале XVIII века воевода Уфимской провинции Сергеев, явившись в Уфу, вызвал к себе башкирских старшин и устроил им грозную встречу. Дорогу к своей резиденции он «украсил» пушками и строем вооружённых солдат, «и всех людей промеж таких храбростей» провёл. Испуганные этим приёмом башкиры подарили воеводе небольшой табун лошадей стоимостью в 400 рублей.
Вскоре башкирские скакуны понадобились самому Петру для его бесконечной войны, и Сергеев получил задание — «сказку о выдаче его императорскому величеству пяти тысяч лошадей да тысячи беглых людей». Воевода тогда взял в заложники сотню башкир и, заперев собранных в «крепкий огород», насильно опоил их «вином с зельем», так что они, «напившись, лежали без памяти». Сергеев пытал их лично, демонстрируя фантазию и начитанность: поджигал порох, насыпанный им в ладони, при помощи зеркала улавливал солнечные лучи, чтобы «рожи и головы им палить». Но и этого изобретательному воеводе показалось мало, он приказал установить вокруг лежащих на земле башкир десять пушек и стрелять из них в воздух картечью до самого вечера.
Такими методами строилась вертикаль власти в Российской империи. В ответ башкиры и другие покоренные народы время от времени восставали или уходили в леса, добывая себе пропитание грабежом путников.
Обо всем этом де Геннин, проживший в России уже четверть века, был хорошо наслышан. Поэтому он оставался в Петербурге, бомбардируя правительственную канцелярию прошениями: «Прошу… дать мне для охранения от воровских людей и для караулу солдат, экзерциции обученных, с ружьём и амунициею».
После долгой переписки ему всё-таки прислали солдат, у которых были ружья, но нечем было из них стрелять. В военном ведомстве пожалели патронов, решив, что отряд, ощетинившийся штыками, отпугнет лихих людей по дороге на Урал. Но де Геннин умел добиваться поставленных целей. В июле 1722 года он пишет в Берг-коллегию (Минприроды Российской империи):
«Понеже ныне надлежит мне ехать в Сибирь (При Петре Урал и Пермь входили в состав Сибирской губернии — ред.)… да со мною будет денежная казна в дачу жалованья мастеровым людям, то для охранения в пути той казны от воровских людей и башкирцев надобно мне 50 ручных гранат и трубок, пороху ручного один пуд, мушкетных 500 пуль, того ради Берг-коллегия благоволила бы оные гранаты, порох и пули отпустить».
После того, как ему прислали гранаты, он наконец тронулся в путь. Солидный человек с серьезными намерениями и важным государственным заданием. Дело в том, что на Урале в XVIII веке всем заправляли тульские оружейники Демидовы. Предание гласит, что основатель этой династии, Никита Демидов, когда-то починил любимый немецкий пистолет молодого царя, а потом окончательно завоевал его доверие, быстро выполнив заказ на производство «трёхсот пистолей». С тех пор Петр покровительствовал дому Демидовых, из-за чего появились легенды о невероятном качестве тульского оружия, которые дожили до XX века и использовались сталинской пропагандой в годы Второй мировой войны.
К концу петровского правления демидовский клан обладал на Урале почти неограниченной властью. На частных заводах работали государственные крестьяне, почти не получавшие жалования, судя по их «ябедам» в Берг-коллегию, которые чиновники клали под сукном, зная, что с Демидовыми лучше не связываться.
Попытки уральских воевод добиться хоть какой-то прозрачности этого бизнеса жестко пресекались туляками. Стоило Никите или его сыну Акинфию съездить в Петербург и добиться аудиенции у Петра, как неугодного им чиновника убирали прочь из их владений.
Никита Демидов
Последним таким чиновником был уральский горный начальник Василий Татищев, инженер-артиллерист, более известный как автор многотомного труда «История Российская». Татищев приехал на Урал, чтобы построить новые казенные металлургические заводы. Демидовым это не понравилось. Особенное возмущение у них вызвало то, что Татищев заботился о просвещении крестьянских детей и открывал для них школы. Тульские промышленники резонно полагали, что грамотных работников будет труднее обсчитывать.
Поэтому старик Никита отправился в столицу и лично вручил Петру донос, в котором обвинял Татищева во взяточничестве.
Памятник Петру I и Никите Демидову в Невьянске
Говорят, что после этого император вызвал обвиняемого на ковер и прямо спросил — берет ли он взятки? «Конечно, беру» — ответил Татищев, изумленный наивностью царя. — «Так ведь и все берут, ваше величество». Дескать, не я такой — время такое.
Ответ уязвил самолюбие Петра, в очередной раз осознавшего, что его попытка сделать из России Голландию терпит крах. Он отстранил Татищева от дел и отправил на Урал настоящего голландца (или немца) де Геннина, чтобы тот во всем разобрался.
Василий Никитич Татищев. Портрет неизвестного художника / Wikipedia
Выводы Виллема Ивановича оказались полностью в пользу Татищева. Более того, в своем отчете Петру Геннин не побоялся охарактеризовать самого Никиту Демидова как вздорного старика, которому не понравилось, что «другие ему стали в карты смотреть». Что касается Василия Татищева, то Геннин за него хлопочет перед Петром: «Пожалуй, не имей на него гневу и выведи его из печали».
Благодаря этому письму Татищев был полностью оправдан, а Демидов за ложный донос приговорен к гигантскому штрафу в 30 тысяч рублей, который он, впрочем, никогда не выплатил.
Сам де Геннин занимался этим расследованием в свободное от основной работы время. В первую очередь он должен был разведать месторождения железа. Вскоре выяснилось, что на Урале железные руды лежат «великими гнёздами» почти на поверхности. Руду можно добывать «без стрельбы порохом» — одними кирками и лопатами. Причем содержание железа было таково, что из 100 пудов руды выходило 50 «пуд чюгуна».
Рисунок из рукописи Вильгельма Ивановича Геннина (1665 —1750) «Описание сибирских и уральских заводов», 1735 год
В 1735 году де Геннин выпустил книгу «Описание уральских и сибирских заводов», в которой обобщил опыт своей экспедиции на Урал. Это было при Анне Иоанновне, наградившей Виллема Ивановича орденом Александра Невского. Заслуги 70-летнего кавалера были очевидны — производство чугуна и стали в Российской империи выросло на порядок, на карте империи появились новые города. Егошихинский завод, вокруг которого выросла Пермь, был основан Татищевым, но доведен до ума стараниями де Геннина.
План Егошихинского завода 1730-х годов из альбома В. де Геннина
Интересно, что, награждая его орденом, императрица другой рукой искореняла на Урале вольности для старообрядцев, допущенные де Геннином. Опираясь на свой опыт, полученный ещё в Олонецкой губернии, он нанимал на работу бригады «ревнителей древлего благочестия» и не обращал внимания на жалобы Тобольской консистории, старавшейся искоренить на заводах старообрядчество. А получалось ровно наоборот. При Виллеме Ивановиче старообрядчество расцвело пышным цветом и продолжало процветать после его отъезда в столицу. Староверы выписывали себе из Грузии священников (тамошнее духовенство считалось «не зараженным никонианской ересью») и дошли до такой смелости, что даже написали Анне Иоанновне письмо с просьбой легализовать их уральскую общину. Это привело в ярость императрицу, которая начала свое правление с того, что разорвала Кондиции, ограничивавшие самодержавную власть. А тут какие-то еретики требуют свободы совести. В результате на Урал был вновь отправлен Татищев, который организовал перепись старообрядцев на заводах. Василий Никитич уверял их руководителей из числа приказчиков, что речь идет о «простой формальности», что если человек честно работает и платит двойной налог, то никто его не тронет. Это оказалось неправдой, результаты переписи были переданы в Священный синод, который начал расследование «о неслыханной дерзости раскольников», закончившееся репрессиями и арестами, которые получили название «татищевские выгонки». Но это уже другая история.
Виллим Иванович де Геннин к тому времени отошел от всяких дел и доживал свой век на покое в дарованной ему Петром деревне Азила, название которой, если записать его латинскими буквами — Asyla — означает «убежище».
Что же касается проекта канала «Волга-Москва», то он остался на бумаге как незначительный эпизод из трудовой биографии де Геннина. Таких эпизодов у него было много. Например, в бытность комендантом Олонецких заводов, он построил близ источника минеральных вод в Карелии первый в России санаторий. Так что он заодно может считаться ещё и отцом отечественной курортологии.
Памятник Татищеву и де Геннину (Екатеринбург). Скульптор П.П Чусовитин, 1998 год. Фото Wikipedia
Всё-таки Петр Первый умел подбирать кадры. Почти как Сталин. Да, и кстати «Описание сибирских и уральских заводов» де Геннина было переиздано в Советском Союзе в 1937 году.
Возникновение вольных казачьих общин на берегах реки Яик относится к первой половине ХVI столетия. По вполне достоверному преданию, между 1520 и 1550 годами там появился отряд численностью около 30 человек под предводительством атамана Василия Гугни, пришедший с Дона и «из иных городов». Казаки искали новые промысловые места, и потому берега степной реки, почти не освоенные в хозяйственном отношении, сразу приглянулись им. Здесь можно было не опасаться ни набегов крымских татар, ни своеволия царских воевод.
Первое летописное упоминание о яицких казаках датируется 9 июля 1591 года. В летописи говорилось «о службе» вольного казачества с берегов Яика царю Федору Иоанновичу. В тот год 500 яицких казаков совместно со стрельцами различных московских полков участвовали в походе на Северный Кавказ против войск правителя Южного Дагестана шамхала Тарковского.
В 1613 году яицкое казачество по собственному «челобитью» было принято в подданство Московского государства, при этом сохраняя почти всю свою «вольность». Войсковые дела казачества решались на кругу, а все казаки имели равное право на пользование угодьями и участие в выборах атаманов и войсковой старшины. Через два года, в 1615-м, войску была пожалована царская грамота на «вечное» владение рекой Яик. К тому времени яицкое казачество уже имело свою столицу - главный, самый большой укрепленный городок у впадения реки Чагана в Яик. Он назывался по реке - Яик, или Яицкий. В 1622 году поселение перенесли на территорию современного Уральска, находящегося на территории Казахстана.
Яицкое войско показало себя как хорошо организованная военная сила. Известно об его участии в походе воеводы А. И. Сонцова-Засекина 1629 года против крымских татар, в Смоленской войне 1632—1634 годов, в русско-польской войне 1654—1667 гг., в Чигиринских походах, в подавлении башкирских бунтов под Мензелинском в 1680 и 1683 годах, в Крымских походах, в Азовских походах и в ряде кампаний Северной войны.
В 1718 году царские власти назначили атамана и его помощника, а часть казаков объявили беглыми и обязали возврату на прежнее место жительства. Это решение спровоцировало волнения в среде казаков, которые не подчинились приказу царских властей о возврате беглых и замене выборного атамана назначенным. В 1723 году волнения были подавлены, а зачинщики казнены. Государство же стало всё активнее вмешиваться как во внутреннее устройство жизни казаков, подчинив Яицкое войско Военной коллегии, так и в главный промысел на Яике − рыбную ловлю. В первой половине века на Яик одна за другой направляются комиссии для переписи казаков и сыска беглых. Вводится «регулярство» — определяется штат войска, порядок выплаты жалования, происходит фактическая отмена выборности атаманов и старшин. В войске произошёл раскол на старшинскую и войсковую стороны, в которой первые держались правительства, как гарантирующего их положение, вторые требовали вернуть традиционное самоуправление. Войсковая старшина фактически становится проводником политики царского правительства, так как оно гарантирует сохранение сложившегося положения вещей. Атаманы и старшина отбирают в свою пользу некогда общественные войсковые ресурсы — покосы и участки рыбной ловли. Как писали казаки в своих жалобах на атамана Меркульева: «Повсягодно казаки, собрав по 6 и по 7 тысяч подвод, отъезжают для ловли севрюг, причем почти всякой год атаманом бывает Меркульева сын, и лучшие к ловле места с согласниками своими захватывает, и налавливает на себя по 30 и по 40 подвод, а казаки по 2 и по 3 подводы, и тем терпят обиду…»
В 1842 году началось крупное переселение нагайбаков. Казаки из Нагайбакской и Бакалинской станиц Белебеевского уезда Уфимской губернии вместе с семьями покинули родные места и были переведены в три района Оренбургской губернии, где образовали три отдельные группы.
Одна из этих групп - южная - со временем менялась под влиянием исторических бурь, смещения границ и соседства с другими народами. Эти люди, некогда православные казаки, оказались на перекрестке культур, вер и языков. В результате часть группы со временем ассимилировалась с татарским населением, и сегодня их потомки часто называют себя татарами.
Южная группа нагайбаков поселилась в следующих станицах и деревнях Оренбургского уезда: Нежинский, Гирьял (Гирьяльская станица), Алабайтал, Ильинская и Подгорный. Эти поселения располагались на стратегическом направлении - вдоль Оренбургско-Орской дороги и на границе с кочевой степью. Их переселение стало частью большой стратегии - укрепления границ Российской империи после завершения Оренбургской экспедиции.
Переселение нагайбаков в 1842–1843 годы. Источник: книга Белоруссовой С. Ю. Нагайбаки: динамика этничности
Первые поселенцы: переселение на границу степей
Первые попытки заселить эти места предпринимались в середине XVIII века. В 1740 году специальная комиссия направила поручика Калачева на Украину, чтобы набрать добровольцев. Зимой 1740/41 годов с Украины (Малороссии) были набраны малороссийские казаки - «черкасы». В 1742 году в районе появилось Нежинское укрепление; первыми поселенцами туда вошли 209 малороссийских семей. Черкасы получили льготы и орудия для земледелия, но уже через год их постигло несчастье: летом 1743 года на поселенцев напали киргизы и увели в плен 30 человек. После этого черкасы не пожелали оставаться на опасной территории - их вернули обратно в Малороссию. Позже эти места заселили русские казаки и крестьяне, а спустя еще время - нагайбаки.
с. Нежинка - село в Оренбургском р-не Оренбургской обл. Источник: Интернет
Пугачевщина, набеги и наплыв ясачных татар
Станицы Гирьяльская и Ильинская особенно пострадали во время Пугачевского бунта 1773–1775 годов. Так, 26 ноября 1773 года Гирьяльский редут понес тяжелые потери: гарнизон был разгромлен, многие погибли, остальные взяты в плен; 28 ноября 1773 года полностью разграбили и сожгли Ильинскую крепость, в том числе церковь.
После этих разрушений и повторных набегов киргизов (например, в 1778 году Гирьяльский редут был разорен до основания) в опустевшие поселения назначали немецких офицеров, состоявших на русской службе, - комендантом Ильинской крепости стал фон Бенек. Со временем ослабленные станицы начали заселять ясачные татары, в Ильинскую они переехали из деревни Карамалы Белебеевского уезда.
В связи с нехваткой военного населения в тех местах ясачных татар переводили в казачье сословие. В 1782 г. от нескольких десятков татар Ильинской крепости поступила просьба о зачислении их в казаки, которая была удовлетворена, в 1785 г. доля татар-казаков Ильинской крепости составляла 23,3 %.
Новые переселенцы - нагайбаки
Позже, в первой половине XIX века, руководство направляло в эти станицы нагайбаков, чтобы усилить военный и хозяйственный состав на границе. Часто нагайбаков расселяли малыми группами среди русских и татар, из-за чего они оказались расселенными по отдельным пунктам, а не компактной общиной. Это мешало сохранению внутригрупповых связей: расстояния между поселениями были значительны (например, Нежинка - Гирьял ≈ 85 км, Нежинка - Подгорный ≈ 180 км прямой).
Существует мнение, что нагайбаки южной группы переселились раньше остальных, в начале XIX в.; они переезжали в разное время небольшими партиями, внутри всей группы не контактировали и оставались «чужими» друг другу.
Фрагмент карты Оренбурга XVIII - XIX веков. Источник: Интернет
Население и распределение
Южная группа была самой малочисленной из трех основных групп нагайбаков. Ниже представлена информация по численному распределению южной группы нагайбаков по поселениям:
- В 1881 году - 474 нагайбака в общем (для сравнения: татар в тех же местах было 17 332).
- В 1904 году в Нежинском - 170 русских семей и 41 семья нагайбаков.
- В Ильинской: в 1890 году - 106 нагайбаков (58 мужчин и 48 женщин); в 1904 году - 170 русских домов, 33 дома нагайбаков и 80 домов татар.
- В Подгорном: к 1890 году - «до 80 душ мужского пола и до 70 душ женского пола» нагайбаков; в 1904 году - 106 русских и 34 нагайбакских семей.
Таким образом, нагайбаки часто были меньшинством в поселениях по сравнению с другими народами.
Жизнь на границе: набеги и трудности
По рассказам жителей Нежинки, их предки были переселены в XIX в. в оренбургские степи: «Они шли три месяца в сопровождении казаков. Когда пришли на новое место, то увидели ковыльную степь, казахскую кибитку и табун лошадей».
Киргиз-кайсаки, недовольные захватом своего пространства российской властью, часто устраивали набеги на поселки южной группы. Они угоняли лошадей, сжигали сено, брали в плен казаков, охранявших границу со степью. Жители Подгорного рассказывали, что киргизы отгоняли местных женщин (которые, к примеру, отправились за сбором вишни) нагайками в пределы своего поселения. Опасаясь киргиз-кайсаков, казаки Нежинского за пределы села поодиночке старались не выезжать.
Киргиз-кайсаки на рисунке XVIII века. Источник: Интернет
Религия: от православия к исламской общине
С момента переселения церковная жизнь была слаба: службы не проходили вовсе или шли на русском языке, который нагайбаки не понимали. В 1870-е годы Оренбургская епархия обратила внимание на эти поселки и начала миссионерскую работу. С 1886 по 1888 годы открывались миссионерские школы в Нежинском, Подгорном и Ильинской. Постепенно в поселениях появились новые церкви: в Подгорном - храм Покрова (построен в 1898 г.), в Гирьяле - Никольская церковь (начало XX в.), в Нежинском - большая церковь Михаила Архистратига (построена в 1910 г.). Ранее в Нежинском существовал молельный дом, преобразованный в церковь Архангела Михаила в 1877 г.
Оренбургский епархиальный комитет через миссионерскую школу и церковь вел работу по удержанию нагайбаков в православной вере. До 1905 г. самой проблемной точкой южной группы считалась Ильинская. Священник П. Львов описал следующую ситуацию: "Владыка призывал к себе на квартиру несколько таких человек - мужчин и женщин; увещевал, упрашивал их образумиться, вспомнить, что они делают, грозил им гневом Божиим и Страшным судом Его. Но безуспешно. Изменники упорно стояли на своем, категорически и даже дерзко заявляя, что это (магометанство) вера отцов и дедов их, которые и благословили их пребывать и твердо стоять в ней".
В риторике православных священнослужителей речь шла об отколе нагайбаков от христианства. Однако известно, что часть предков нагайбаков исповедовала мусульманскую веру до своего крещения, поэтому для них обращение в ислам было возвращением к прежней религии.
Важным событием для конфессионального выбора южных нагайбаков, как и для работы миссионеров Оренбургского епархиального комитета, стало принятие «Высочайшего указа об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 г., по которому «лица, числящиеся православными, но в действительности исповедующие ту нехристианскую веру <…> подлежат по желанию их исключению из числа православных». Принятие указа дало возможность открыто сменить конфессию. После этого значительная часть южной группы нагайбаков официально перешла в ислам:
- В Ильинской в 1906 году девять из 14 семей перешли в мусульманство.
- В Нежинском в 1905 году - 32 семьи, в 1906 году - еще 5 семей; к этому времени в православии оставалось лишь около пяти семей.
- В Подгорном за 1908–1909 гг. 25 из 35 нагайбакских семей приняли ислам; вскоре там появилась мечеть и мусульманский приход.
Причины перехода были разные. Важную роль сыграли исторические связи предков с исламом, влияние соседнего мусульманского населения, слабая или формальная миссионерская работа, а также личные и родовые связи.
Храм Святого Архистратига Божия Михаила с. Нежинка. Источник: Интернет
Смена этничности и фамилий
Смена религиозной принадлежности повлекла за собой изменение этничности - сегодня потомки людей, именовавшихся нагайбаками, называют себя татарами. Они отрицают свою связь с нагайбаками и считаются потомками крещеных татар, которых «насильно держали» в православной вере. По рассказам татар Нежинки, после переселения их предков в Оренбургский уезд татарские фамилии меняли на русские: Юнусовым дали фамилию Григорьевы, Каримовым - Васильевы, Хабибулиным - Яковлевы. Собственные фамилии оставили только наиболее обеспеченным и влиятельным родам Бектеевых (Биктеевых) и Уряшевых.
Старожилы вспоминают, что их предки не понимали русского языка и отказывались ходить на христианские службы. Однако православный батюшка упрашивал их хотя бы изредка посещать церковь. «Он стучался в окно и просил односельчан пойти в церковь со словами: “Делайте это не ради церкви, а ради меня”. И они ходили, потому что с него спрашивали», - рассказал житель Нежинки. Отказ от крещения был чреват денежным побором, отсутствием наделяемой земли и лишением статуса казачества. Тем более, согласно указу от 4 февраля 1835 г. «О запрещении татарам селиться на оренбургской линии», татарское население должно было либо покинуть свои территории, либо принять православную веру.
Материалы для поста были взяты из источника: Белоруссова С. Ю. Нагайбаки: динамика этничности. - Санкт-Петербург: МАЭ РАН, 2019. - 424 с.
🔔 Подписывайтесь на наш проект"Медиа о нагайбаках | КМН РФ", чтобы узнать больше о прошлом, настоящем и будущем нагайбаков.
Представителей северной группы нагайбаков можно встретить в сёлах Попово, Ключевка-2, Болотово и Краснокаменка Челябинской области, называют они себя по-разному: бакалы, кряшены, нагайбаки, а некоторые — даже чермыши.
Кто они такие и почему до сих пор спорят, к какому народу принадлежат? Мы постараемся ответить на эти вопросы.
Бакалинские нагайбаки. Фото М. А. Круковского. Ключевский-2. 1908 г.
Откуда пошло имя «бакалы»
Северная группа нагайбаков имеет несколько самоназваний, из которых самым распространенным является «бакалы». Это слово пошло от Бакалинской станицы в Мензелинском уезде, где проживали их предки.
Священник Сальников писал:
«Они не стародавние местные жители, а переселенцы из Мензелинского уезда Бакалинской волости, отчего их и называют бакалинцами или бакалами. Слово же “нагайбак” вообще не употребительно».
Дом нагайбака. Фото М. А. Круковского. 1908 г.
«Ни татары, ни башкиры — просто бакалы»
В 1908 году путешественник и этнограф М. А. Круковский, побывав в Ключевке-2 Троицкого уезда, записал интересный разговор. Сопровождавший его башкир Абдул описал местных жителей станицы так:
«Обыкновенные хлебопашцы, а народ-то особенный: ни татары они, ни башкиры, ни киргизы, а просто бакалы».
Круковский вспоминал с удивлением:
«На земном шаре, тем более в России, нет такого народа “бакалы”. “Я бакалятник”, — отвечал спрашиваемый, и больше ничего не мог сообщить. Я немало помучился, прежде чем узнал настоящее, этнографическое название этого народа».
Позже священник в этих местах пояснил ему:
«По-учёному название наше — нагайбаки. А вот откуда мы происходим — этого сказать не могу. Должно быть, что-нибудь монгольское, поскольку язык смахивает на башкирский».
Бакалинская нагайбачка. Фото М. А. Круковского. Ключевский-2. 1908 г.
Самоназвания и язык
Среди самих жителей существовало несколько обозначений своей общности.
Название «бакалинцы» использовали в речи русские, жившие по соседству. Прозвище настолько укрепилось, что нагайбаки стали себя определять как «бакалы» и говорить «по-бакалински». Сегодня это самоназвание в обиходе среди чебаркульских нагайбаков. «Бакалы — это неофициальное название, а нагайбаки — официальное», — рассуждает нагайбачка из Ключевки-2. Другая жительница полагает, что «бакалы — это разновидность малой народности». В самосознании народа одновременно уживаются понятия «бакал» и «нагайбак» благодаря народной легенде о происхождении нагайбаков: «Иван Грозный загонял всех в озеро Бакал и крестил нагайкой, поэтому мы бакалы и нагайбаки», — рассказывают чебаркульские жители.
Елизавета Юзеева из Ключевки-2 говорила:
«Мы себя крешенами называем, нагайбаки — официальное название, а бакалы — между собой».
Эта множественность имён — отражение сложной истории народа, пережившего переселения, смену сословий и эпох.
Бакалинская нагайбачка. Фото М. А. Круковского. 1908 г.
Почему в паспортах они — не нагайбаки
До конца XX века, по воспоминаниям местных жителей, бакалы не выбирали, какой национальной принадлежности они будут записаны в паспорте, их могли записать как русскими, так и татарами, хотя есть и редкие случаи записи нагайбаками.
Надежда Яковлева вспоминала:
«В 1974 году брат получал паспорт, сказал, что он нагайбак. Ему ответили: “Нет такой нации” — и записали татарином. А меня записали русской».
Таких историй — десятки. Из-за этого многие бакалы стали считать себя русскими или татарами, хотя по культуре и происхождению они ближе к нагайбакам.
Девушки. Фото М. А. Круковского. 1908 г.
Кто такие чермыши?
В Ключевке-2 сохранилась небольшая группа людей, называющих себя чермышами.
Мужчина — чермыш, женщина — чермышка. Они считают себя отдельной малочисленной общностью, частью «бакалинского народа».
Потомственная чермышка Валентина Леонидовна рассказала, что их предки жили «у Казани», исповедовали ислам, держали уразу и не ели свинину. Потом переселились на Урал, приняли казачий статус и христианство, но часть старых обычаев сохранили.
«Моя бабушка держала и православный пост, и уразу-байрам. А вообще-то мы татары, говорю на бакалинском, и черт его знает, кто я», — говорит Валентина Леонидовна.
Не исключено, что «чермыши» — это потомки жителей Черемшанской крепости. По сообщению И. И. Лепёхина, там проживали новокрещеные «Мордва, Чуваши, Казылбыши и вышедшие из киргизского плена Асиатцы, а также татары, жившие “по своему закону”». Как и в Нагайбакской крепости, часть жителей относилась к казачьему сословию, а остальные — к ясачному. Известно, что в 1830–1840-е годы большая часть населения Черемшанской крепости (около 1 800 человек) из числа бывших пахотных солдат была переселена на реку Урал.
Потомственная чермышка. Ключевка-2. 2016 г.
Сколько их было и сколько осталось
Исторические данные показывают постепенное изменение численности северной группы нагайбаков:
- В 1881 году — 1 741 человек.
- В 1912 году в Ключевском-2 проживали 230 семейств, из них 95 — нагайбакские (375 человек обоего пола).
- В 1910 году в Верхнеувельском было 479 нагайбаков (86 дворов).
- В Краснокаменке — 90 нагайбакских и 30 русских семейств.
- По переписи 1926 года — 3 227 человек.
- В 1933 году — 6,1 % населения Бишкильского района.
К 1939 году в переписях нагайбаки не выделялись, и северная группа «растворилась» среди татар и русских.
По данным переписи 2010 года, нагайбаками записались 142–147 человек.
Церковь в деревне. Фото М. А. Круковского.1908 г.
Новое возрождение
Сегодня чебаркульские нагайбаки постепенно возвращают своё имя и гордость.
В 2010 году в селе Попово появился фольклорный коллектив «Чишме», а в 2012 году открылся Музей нагайбакской культуры.
Обе инициативы связаны с активностью Надежды Уряшевой, лидера чебаркульских нагайбаков. Благодаря её усилиям северная группа вновь заявила о себе.
«Раньше я была бакалушкой, сейчас это неправильно, я — нагайбачка», — говорит старожилка Попово.
Многие считают слово «бакалы» устаревшим и даже обидным, так как в нагайбакском языке «бака» означает «лягушка».
«Это русские нас так дразнили, а мы — нагайбаки», — объясняют местные жители.
Но в других сёлах — Ключевке-2, Болотово, Краснокаменке — отношение спокойное:
«Слово “нагайбак” у нас не в обиходе, есть “бакалы”, а нагайбаки — это в Нагайбакском районе», — говорят жители.
Нагайбаки Чебаркульского района. Фото из интернета.
История нагайбакского народа — удивительный пример того, как в глубинке Южного Урала пересеклись судьбы русских крестьян и переселенцев «инородцев», которые со временем образовали особое сообщество со своей культурой, языком и образом жизни.
Мы расскажем о судьбе северной группы нагайбаков, которых в XVIII–XIX веках расселяли на территории нынешних Чебаркульского и Уйского районов Челябинской области — в станицах и сёлах, знакомых по названиям: Верхнеувельская (Варламово), Ключевский-2 (Лягушино), Попово, Болотово и Краснокаменка.
Нагайбачка в национальном костюме. Фото М. А. Круковского
Первые поселения на Уйско-Тобольской линии
Освоение этих мест началось ещё в 1730-х годах, когда создавалась Уйско-Тобольская оборонительная линия — укрепления, которые защищали российские земли от набегов киргизов и каракалпаков.
Уже в 1750-х появились первые постоянные поселения — Верхнеувельская и Кундравинская слободы. Современники писали, что «всюду застроились целые селения, хутора и заимки, давшие начало нынешним большим сёлам».
Заселялись эти территории в основном русскими крестьянами. Согласно указу Исетской провинциальной канцелярии, в Верхнеувельскую слободу записали до 100 семей государственных крестьян, переселённых из соседних округов. Кундравинская же слобода заселялась крестьянами, «переведёнными из разных слобод Исетской провинции».
К 1763 году в Верхнеувельской слободе числилось 388 мужчин, среди них — жители Попово (42 человека) и Ключевского (40 человек).
Названия многих сёл сохранили память о первых поселенцах: Попово — по имени крестьянина Попова, Ключевский-2 — от множества родников («ключей»), а Болотово получило имя от первых жителей из села Болотово Самарской губернии.
Краснокаменка, основанная в 1840-х годах, отличалась «красными горами», что и отразилось в названии.
Как крестьяне стали казаками
В 1840 году было принято особое положение, по которому земли трёх уездов — Челябинского, Троицкого и Оренбургского — передавались в состав Оренбургского казачьего войска.
Руководство представляло новый статус как «почётное звание», однако крестьяне восприняли его без особого восторга.
Спустя три года правительство выпустило новые указы: крестьяне должны были обязательно записываться в казаки, и обратного пути — в податное сословие — уже не предусматривалось.
Это вызвало недовольство и даже бунт: в Кундравинской станице несколько казаков отказались надевать форму и сбривать бороды. За «неповиновение» их наказали жестоко — «прогнали сквозь строй», и в живых остался лишь один.
Те, кто подчинился, формально стали казаками, но, как писал священник Болотовского прихода Иоанн Сальников, «по распоряжению начальства прикрыты в казаки» — то есть их крестьянский образ жизни несильно изменился с момента перехода в новое сословие.
Картина Васильковского С.В.
Появление нагайбаков на Увельской земле
Когда часть русских крестьян отказалась принимать казачий статус и переселилась в другие уезды, на освободившиеся земли направили новых казаков — в числе которых были переселенцы из Нагайбакской и Бакалинской станиц.
В Кундравинскую слободу прибыло 350 нагайбаков, а в Верхнеувельскую — 140.
Руководство ожидало, что нагайбаки должны быстро «обрусеть», но всё произошло наоборот. Они селились обособленно, сохраняли язык и обычаи.
Священник из Болотово писал:
Придя в Болотово, они поселились отдельно от русских, чуждых им и до сего времени по языку, нравам и обычаям, не имея с ними никаких сношений, кроме деловых, поселковом правлении, на базарах и то редко… Улицы их (бакалинцев. — С. Б.) не проездные, т. е. через них нет ни одной дороги никуда. Можно прожить в бакалинской улице не один год и не увидеть ни одного русского, ни услышать ни одного слова русского.
Нагайбаки женились только между собой — «браки заключаются только с бакалинцами».
Со временем они стали численно преобладать во многих сёлах: Попово, Ключевский-2, Болотово и Краснокаменка стали преимущественно нагайбакскими. Русское большинство сохранилось лишь в Варламово (Верхнеувельском), где часть нагайбаков постепенно ассимилировалась.
Бакалинские нагайбаки. Фото М. А. Круковского. Ключевский-2. 1908 г.
«Чужие среди своих»
Сразу после переселения казаки-инородцы были приняты настороженно русскими жителями. Пришлые нагайбаки создали им «этническую конкуренцию»: старожилы вспоминают о соперничестве между школьниками Попово и Варламово. После окончания начальной школы в Попово нагайбаки продолжали обучение в Варламово, которое населяли преимущественно русские. Они относились к нагайбакам как к «чужим», не стесняясь в насмешках:
«Когда мы в школе учились, нас в буфет не пускали — говорили: “Эй, бакалята, уходите отсюда!”»
Восприятие нагайбаков как «чужих» заметил отец Василий Тимофеев, который объезжал нагайбакские села в 1889 г.:
К литургии собралось из бакалинцев много народа — мужчин и женщин; только они стеснялись пройти вперед. По прочтении часов, я просил стоящих впереди русских, чтобы они пропустили их поближе к алтарю. Я заметил, что местные прихожане из русских пренебрежительно относятся к бакалинцам.
Нагайбаки-школьники слабо знали русский язык и стремились сблизиться с русскими: «Мы на русских молились, учились у них». Многие нагайбаки записывались в документах «русскими», стараясь не выделяться.
Девушка в национальном костюме. Фото М. А. Круковского.
Религия и вера
Интересно, что северная группа нагайбаков почти не испытывала влияния мусульманства, если сравнивать с центральной группой нагайбаков.
Священники отмечали, что «случаев отхода от православия не было», а наоборот — некоторые татары, жившие рядом, принимали христианство.
Однако уровень религиозности был разным. Одни священники жаловались, что нагайбаки редко посещают церковь:
«Есть такие, кто был там два раза в жизни — в день крещения и венчания».
Другие, напротив, писали, что нагайбаки «предпочитают молиться в храме» и соблюдают Великий пост.
Путешественник М. А. Круковский, побывавший в начале XX века в нагайбакских сёлах, описывал их как народ с «смешанными убеждениями»:
«Они не христиане и не мусульмане, в религиозных убеждениях у них какая-то смесь».
В прошлом они были «воинственным народом» и сейчас входят в состав «уральского казачьего войска». Круковский одновременно отметил богатые украшения на нагайбакских женщинах и «страшную нищету» и «пьянство» в деревне, в чем он винил христианскую религию. «Они были насильно обращены усердными миссионерами в христианство, но, забросив старую веру, от новой они не получили ничего, кроме возможности пить вино». Путешественник предрекал скорейшее «вырождение этого народца», которого осталось всего несколько тысяч. После непродолжительного пребывания в Ключевском-2 он «уезжал с таким тяжелым чувством, какого никогда не испытывал в своих скитаниях по России».
И сегодня — своя дорога
Несмотря на пессимизм путешественников XIX века, нагайбаки сохранились как народ.Они сумели удержать язык, обычаи и чувство принадлежности к своей земле.
Среди жителей северной группы и сейчас можно заметить спокойное, ироничное отношение к религии и традициям. Они даже шутят о своём происхождении:
«Иисус и Аллах пошли вместе в баню мыться — так и получились бакалы».
Женщина в национальном костюме. Фото М. А. Круковского. Ключевский-2. 1908 г.
Почему эта история важна
История нагайбаков северной группы — это не просто рассказ о переселении или «казачьем сословии». Это пример того, как на пересечении культур и обстоятельств рождается новая общность, которая проходит через века, сохраняя свою уникальность.
Сегодня потомки северной группы нагайбаков живут в тех же сёлах — Попово, Болотово, Ключевском, Варламово. Их культура продолжает жить — в языке, песнях, обычаях и в людях, которые называют себя нагайбаками.
Советуем ознакомится с ранее выложенным постом о том, как нагайбакские казаки вошли в Париж во время заграничных походов 1813–1814 гг.:
