Осень
Ну, здравствуй.
Я узнаю твое приближение не по календарю и не по багряным листьям, этим вульгарным афишам твоего пришествия. Я узнаю тебя по запаху. Воздух в городе становится трезвее. Из него выветривается липкий, сахарный дурман лета, и впервые за долгие месяцы он начинает пахнуть неизбежностью — озоном, холодной сталью и едва уловимой нотой грядущего тления.
И вот ты здесь. Ты не приходишь. Ты врываешься. Твой первый поцелуй — это не нежное касание, а резкий, отрезвляющий удар холодного ветра по лицу, который срывает с людей их летнюю расслабленность, как дешевую бижутерию. Твоя работа — это не живопись. Это акт божественного вандализма. Ты не красишь парки в золото и багрец. Ты поджигаешь их. Устраиваешь грандиозный, великолепный пожар, в котором сгорает все фальшивое, все ненужное, все, что слишком разрослось под глупым летним солнцем. Я часами стою у окна, наблюдая за этой оргией разрушения, и впервые за долгое время чувствую нечто похожее на восхищение. Ты — единственный художник, чья беспощадность равна его таланту.
Потом, когда первая ярость твоего прихода стихает, мы остаемся вдвоем. Эти дни, задрапированные дождем, — наше время. Город за моим окном исчезает, растворяется в молоке твоего тумана. Остаемся только мы, хрусталь с виски в моей руке и твоя азбука Морзе на стекле. Стук капель по подоконнику — наш единственный, предельно откровенный диалог, в котором нет ни одного лишнего слова. Это не уют. Это затишье — антракт между твоим огненным дебютом и ледяным финалом. Время, когда увиденное перегоняется в мысли, а мысли — в тот самый яд, что делает меня зрячим.
Но по-настояшему я люблю тебя не за это. Не за твою кричащую, цыганскую красоту и не за нашу молчаливую интимность. Я люблю тебя за твой финал. За твой триумф. Когда ты, устав от карнавала, срываешь с деревьев последние остатки мишуры и являешь миру их истинную суть — безупречную графику скелетов на фоне свинцового неба. Вот он, апофеоз твоей философии. Обнаженная правда. Архитектура без прикрас. В этой строгой, холодной красоте больше смысла, чем во всех книгах о счастье. Ты учишь главному: все, что не имеет прочного внутреннего каркаса, превратится в прах.
Скоро ты уйдешь. Передашь этот мир своей скучной, стерильной сестре, которая заморозит все в своей предсказуемой, безжизненной белизне. Я не буду скучать. Это было бы слишком сентиментально. Мы оба знаем правила. Наша связь — не ровное пламя, которым греются у очага. Она — удар молнии в монотонности года. Ослепительная, обжигающая вспышка, после которой в воздухе еще долго дрожит озон.
До встречи.
