Woolfen

___________________________________________________________________
Оглавление цикла:
Введение
Нарративный источник — царь доказательств?
Археология: вторая среди равных
Методы истории: сила в многообразии
Империя расстояний
Империя городов
Империя вилл?
Кризис 3 века
От контроля цен к руке рынка
Империя налогоплательщиков
___________________________________________________________________

Роль государства в жизни античного общества изначально сводилась к двум основным функциям: обеспечению военной и продовольственной безопасности. Государство могло тратить некоторые ресурсы на общественное строительство или организацию праздников для горожан, однако в значительной мере данные траты традиционно брали на себя аристократы. Римские munus (общественные обязанности или, на греческий манер, литургии, далее буду называть преимущественно так) и гражданский эвергетизм (благотворительность) были основными источниками благ для горожан в классический период.

В Риме это было заметно как нигде из-за специфической политической культуры. Желание заработать авторитет и занять высокое положение в политической системе толкали многих аристократов тратить свои деньги на общественно важные дела: строить храмы, ремонтировать дороги и акведуки, устраивать праздники и гладиаторские бои. Каждый такой акт щедрости стремились закрепить в надписи, чтобы память сохранялась как можно дольше [6: c. 47-50]. Чем активнее велась политическая борьба — тем больше денег тратилось на городскую инфраструктуру и увеселения плебса. Как таковой разницы между литургиями и эвергетизмом в тот момент не было — оба явления были добровольны.

Но радикальные изменения римской политической системы из-за установления принципата привели к тому, что эти два понятия стали расходиться по смыслу. Так как принцепсы установили личный контроль над назначениями на магистратуры и создали параллельно чиновничий аппарат, то проявление щедрости для завоевания популярности у народа Рима стало для многих терять свой смысл. Однако императоры, ставшие главными спонсорами городской жизни, не хотели полностью брать всю эту сферу на себя. Поэтому они ожидали и хотели, чтобы римская аристократия продолжала воспроизводить старый образ поведения в новых условиях.

Так как делать это добровольно у них не было стимула, то нужно было их заставить. Так некогда добровольные пожертвования денег на общественные нужды постепенно становились обязательными для продвижения по карьерной лестнице, а литургии превратились в обязательства не перед общиной как таковой, а перед империей. Для этого они были формализованы в начале в виде устоявшихся практик, а потом и законодательно.

Сенаторы по одному лишь факту принадлежности к этому сословию были обязаны проходить традиционный курсус хонорум (лестницу магистратур), каждая ступень в котором была связана с масштабными тратами денег на нужды столицы. Без этого можно было попросту лишиться своего статуса. Как и переехав из Рима в провинцию сенатор был обязан жить в столице империи и участвовать в её общественно-политической жизни, даже если сам император находился далеко от города.

В провинциях интеграция в империю на первых порах наоборот вызвала всплеск политической и экономической активности внутри цивитасов [13: c. 390-391], но к концу 2 века и там наметились схожие процессы, так как совпали сразу несколько тенденций. Во-первых, начались взаимосвязанные процессы спада производства в сельском хозяйстве и городской экономики в тех цивитасах, экономическая модель которых в предыдущие десятилетия так и не вышла на самодостаточность. Вкупе с похолоданием климата и чумой это привело к спаду финансовых возможностей куриалов в части провинций [29: с. 12; 30: 2.18]. Во-вторых, в этот период империя стала изымать почти все налоги у городов, тем самым ещё сильнее увеличивая финансовую нагрузку на декурионов (местных магистратов). В 3 веке же забирать будут вообще все налоги [42: с. 205]. В-третьих, рядом с куриальной системой постепенно росла имперская бюрократия, обладавшая и значительной властью, и финансовыми ресурсами. Получение статуса чиновника подчас позволяло значительно сильнее поднять свой авторитет, нежели будучи декурионом. При этом этот статус ещё и давал возможность получить иммунитет от куриальных обязанностей.

Всё это вместе взятое привело к тому, что в 3 веке явно наметился спад популярности должностей декурионов и общий спад проявлений эвергетизма в провинциях [14: с. 458]. В более богатых регионах куриалы всё ещё следовали старым моделям, но вот в тех, по которым кризис ударил сильнее всего — эпиграфические свидетельства (надписи на монументальных объектах) почти полностью исчезают [2: с. 144]. Однако следует учитывать, что надписи — это косвенный признак, и снижение их числа могло отражать не только уменьшение инвестиций в города, но и отказ от необходимости именно в таком методе повышения собственного авторитета и увековечивания личных достижений [13: c. 46].

Несмотря на то, что империя в 4 веке вынуждена была взять под прямой контроль сбор налогов на уровне пагов (сельских районов цивитасов), брать на себя всю ответственность за управление общинами никто не хотел. Императоров вполне устраивало, что все вопросы управления городами оставались в руках куриалов [13: c. 194]. Поэтому правители вынуждены были и тут прибегнуть к ограничительным мерам. Однако проблема заключалась в том, что вообще не пускать провинциальные элиты в чиновники было попросту невозможно. Кроме того, что их следовало теснее привязать к империи для купирования сепаратизма, так ещё и это был единственный кадровый ресурс для заполнения растущего числа позиций в госаппарате.

Поэтому большое число законов в 4 веке было направлено на регулирование этой сферы. В первую очередь, конечно же, на законодательном уровне обязали куриалов исполнять литургии декурионов. Правда, так как наказывать за неисполнение было особо нечем, то этого оказалось недостаточно. Пытались запрещать куриалам переходить в чиновники, но это подрывало работу бюрократического аппарата. Поэтому постепенно к последней четверти 4 века складывался новый порядок, при котором чтобы стать наместником провинции (низшая руководящая должность в госаппарате) нужно было до этого исполнить обязанности декуриона. А чтобы число потенциальных декурионов не снижалось, детям бывших имперских чиновников всё равно требовалось исполнять куриальные обязательства, даже если их отцы получали статус сенатора [42: с. 205-206].

Таким образом империя на уровне цивитасов пыталась законодательно законсервировать старую социально-экономическую систему. Выходило ли? Судя по всему — не очень. В 4-5 веках даже в благополучных регионах юга Средиземноморья наблюдается всё меньшее число свидетельств участия декурионов в политической жизни, сами куриалы жаловались на непомерность бремени литургий на них [43: c. 10], встречались попытки добиться отмены декурионских назначений [7: c. 28]. Были даже случаи попыток получения куриалами статуса «лета» — поселенца на пограничной территории, освобожденного от налогов [10: c. 30-31]. Поэтому всё чаще прежние куриальные обязанности стали выполнять губернаторы и христианские епископы [2: с. 144; 42: с. 331]. Так что именно государство своими силами будет в основном продолжать пытаться поддерживать старые порядки и имперское величие городов.

Но не только поддержанием городских институтов ограничивались литургии. Римское государство всегда было вынуждено привлекать большое число частников для стабильного функционирования важнейших систем: армии, анноны и добычи драгоценных металлов. Однако к 4 веку и тут возникла необходимость законодательного закрепления обязанностей. Но в зависимости от характера услуг и положения в обществе литургии имели разный характер.

Владельцы кораблей, перевозящих грузы для анноны, обязывались содержать нужное число судов и брать грузы для перевозки по фиксированной сумме. Владельцы мукомолен и пекарен, работающих по заказу анноны, обязывались выпускать продукцию по фиксированной цене, а поставщики мяса — предоставлять его в определённом количестве [9: c. 25]. Так как это были, обычно, куриалы, то государство в обмен на их услуги освобождало их от части куриальных обязанностей.

Другое дело, если речь заходит о простых работягах. Тут уже разговор иной. В 4 веке в рамках реформ армии и системы её снабжения обеспечение легионеров снаряжением было взято на себя центральной властью. На ремесленников были наложены литургии поставлять по требованию властей в необходимом объёме одежду и обувь для легионеров. Но куда дальше зашли в части производства оружия и брони. Для этого были созданы государственные фабрики. Все ремесленники, заключившие контракт на работу в них, теряли возможность уволиться и были обязаны передать свои обязательства детям. Да, рабочие на таких фабриках стабильно получали зарплату, но для античного мира такое принуждение лично свободных граждан было новшеством. Схожая ситуация была и на государственных шахтах [24: c. 1-2, 8].

Избежать таких литургий было нельзя. Государство готово было жёстко наказывать беглецов, ограничивая возможности для законного получения иммунитета. Можно ли говорить, что поздняя Римская империя была более несвободна, нежели ранняя? Да, но с оговоркой, что не для всех. В некоторых секторах экономики, где у государства не было явных интересов, влияние принуждения не чувствовалось. Но там, где был интерес государства — в снабжении армии и столичного плебса — свобода воли начинала заметно ограничиваться [9: с. 26; 42: c. 317].

Продолжение следует...

Источники данной главы:

2 - Сборник «A companion to late antiquity» под ред. Philip Rosseau, 2009 г.
6 - Сборник «Civic Identity and Civic Participation in Late Antiquity and the Early Middle Ages» под ред. Yitzhak Hen, 2021 г.
7 - Matthias Stern «Taxes and Authority in the Late Antique Countryside», 2024 г.
9 - Clark Patrick «Taxation and the Formation of the Late Roman Social Contract», 2017 г.
10 - John Steven Mooney «Fourth-Century Gothic Settlement and the Late Roman Economy», 2018 г.
13 - Stephen Mitchell «A History of the Later Roman Empire, AD 284–641», 2015 г.
14 - Simon Esmonde Cleary «The Roman West AD 200-500: an archaeological study», 2013 г.
24 - Željka Šajin «The Roman mining legislation of the Late Empire», 2015 г.
29 - Сборник «Archaeology and Economy in the Ancient World. 8.7» под ред. Martin Bentz and Michael Heinzelmann, 2019 г.
30 - Сборник «Performances économiques de l’Empire romain. Une nouvelle archéologie du commerce et des techniques» под ред. Jean-Pierre Brun, Despina Chatzivasiliou and Willem M. Jongman, 2024 г. (доступен онлайн, ссылки по номерам глав не считая вступления и абзацам)
42 - «THE CAMBRIDGE ANCIENT HISTORY. VOLUME XIII», 2008 г.
43 - GILLES BRANSBOURG «THE LATE ROMAN EMPIRE AND THE DREAM OF FAIR TAXATION», 2017 г.

Список всех источников цикла, так как их очень много и Пикабу не переварит полный список, вынесены в отдельную статью: https://teletype.in/@catlegat/A5X_XkBcTH7

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Также читайте мои тексты первым на других ресурсах:

ВК
Телеграм

___________________________________________________________________

Оглавление цикла:
Введение
Нарративный источник — царь доказательств?
Археология: вторая среди равных
Методы истории: сила в многообразии
Империя расстояний
Империя городов
Империя вилл?
Кризис 3 века
От контроля цен к руке рынка

___________________________________________________________________

Как я уже говорил ранее, налоговая система Рима до Диоклетиана была не просто сложной, а чертовски запутанной. Так сложилось ещё в ходе объединения Италии, что единой налоговой системы у Рима не было. Были общие правила, по которым для каждого цивитаса устанавливался свой налоговый режим в зависимости от условий присоединения. Так как цивитасов были сотни, то и налоговых режимов было столько же, со своими исключениями и исключениями из исключений.

Понятное дело, что администрировать такую сложную систему налогов никакая централизованная бюрократия не смогла бы. Поэтому все функции их сбора, что при республике, что в раннюю империю, висели на самих цивитасах. Публиканы, выкупавшие право сбора налогов у сената, а позже наместники провинций, просто забирали у цивитасов причитающиеся суммы. Ещё интереснее было с Италией, которая была освобождена от любых прямых налогов. Такая система была негибкой — власти никогда точно не знали, сколько в этом году соберут налогов. А местные элиты активно сопротивлялись любым изменениям и стремились снизить фискальное бремя [54: с.109-110]. Однако империя вынуждена была тащить это историческое наследие.

Первый шаг на пути унификации налогов предпринял Каракалла, убрав своим эдиктом 212 года н.э. различия между общинами разных прав — сделав всех римлянами. Однако потребуется ещё больше полувека, чтобы Диоклетиан смог логически закончить этот процесс, создав, наконец, единую налоговую систему, где любое исключение из правила лишь подтверждало само правило.

Введённый им новый универсальный принцип расчета налогов capitatio-iugatio был развитием идеи поземельного налога. Он был основан на оценке производительных возможностей земли по её площади (iugum) и числа людей (caput). Раз в 5 лет (к середине 4 века раз в 15 лет) чиновники должны были проводить перепись iugum и caput. В налоговой декларации указывались размеры земли, а также какие культуры и в каком объеме выращиваются, а также сколько животных и людей обрабатывают землю. На её основании рассчитывалась средняя производительность владения и сельского хозяйства в регионе (фактически считался ВВП). На основании этих цифр канцелярия императора могла точно знать, сколько налогов может дать конкретный регион, и на основании этого ежегодно верстался бюджет.

К сожалению, хотя мы знаем принцип формирования налога, формулы его расчета утеряны в веках. Iugum, как предполагается, был фиктивной единицей, отражая площадь участков с одинаковым доходом. В зависимости от выращиваемых культур, наличия животных и географического положения, значения iugum могли меняться. C caput еще сложнее — обычно считается, что это просто число людей, обрабатывающих землю. Но имеющиеся данные настолько противоречивы, что установить точное соответствие между caput, iugum и объемом налогов не выходит [9: c. 43-48; 35: c. 6-7].

Унификация налога позволила империи отказаться от промежуточных звеньев и взять прямой контроль над его сбором в свои руки. Теперь он осуществлялся назначаемыми сборщиками налогов на уровне сельских округов — пагов (pagus, origo, oikos — наименования территориальных единиц разнились), под прямым надзором провинциальных властей. За организацию переписи землевладельцев и сбора налогов отвечал препозит пага, избираемый или назначаемый из числа куриалов цивитаса [38: c. 64]. При этом, если налогоплательщик являлся арендатором, то налог у него обязан был собирать сам землевладелец.

Земельный налог был основным источником доходов империи, из которого финансировалась армия. Однако, кроме денег той нужны были и новобранцы, причём в больших количествах. Поэтому при Диоклетиане был введен постоянный рекрутский набор, который во времена Константина превратился в полноценный налог. В зависимости от необходимости государство ежегодно устанавливало для каждой провинции квоту по числу рекрутов, но позволяло заменить выставление рекрута выплатой налога золотом в размере 36 солидов.

Обычно замена рекрутов деньгами устанавливалась для тыловых провинций. Однако в ходе тяжелых войн правительство часто требовало только рекрутов, а после — стремилось получать только деньги. Например, после Адрианопольской катастрофы (378 год н.э.), где от рук вестготов погибла значительная часть армии восточной половины империи, Константинополь для получения денег на покупку их лояльности полностью заменил рекрутчину выплатами золотом на два года. В то же время, ближе к концу века империя снизила стоимость замены до 25 солидов, как считается благодаря большому числу вестготских рекрутов в армии, обходившихся заметно дешевле римлян [10: c.4].

Военный налог взимался отдельно от поземельного и осуществлялся по немного другой схеме. Базовыми единицами для него были либо виллы, либо консорциумы фермеров, способные выставить рекрута или выплатить компенсацию за него. Контроль за сбором рекрутов или золотого налога осуществляли специальные чиновники — темонарии или капитуларии, набираемые из куриалов.

Так как все денежные налоги со времен Константина взимались только в золоте, то важной частью функций сборщиков налогов стала «коммутация» — перевод натурального продукта, бронзовых и серебряных монет в золото. Государство жёстко устанавливало обменные курсы для такой деятельности: ежегодно собиралась статистика цен в каждой провинции и определялся справедливый курс обмена при осуществлении налоговых платежей. Так как для подобных операций нужно было немало золота, то только состоятельные куриалы могли выполнять функции коммутации, так что использование их для сбора налогов было логичным решением.

В теории сборщики налогов должны были обменивать только по установленному курсу, но считается, что нередко они занимались манипуляциями рынка, чтобы обеспечить более выгодные обмены. Например, можно было сбить цены на урожай и по текущей низкой цене осуществлять коммутацию [5; 10: с. 29]. Однако государство старалось наказывать за такие манипуляции, а других бонусов сборщики налогов не получали, поэтому должность не была популярной и от неё даже пытались иногда отпетлять [7: с. 28].

Особняком от описанной системы стояли земли, принадлежавшие императору. Количество земли во владении трона не поддается оценке, так как сведения отрывочные. Например, известно, что в Африке не менее 1/6 всех земель принадлежали императору [42: c. 301]. Также обширные владения были в Италии, Египте, Паннонии, Фракии, Сирии и Малой Азии [62: с. 109], тогда как о земельных владениях короны в северной Галлии, Германии и Британии сведений нет [65: с. 264].

Так как точной информации нет, оценка общей площади владений императора плавает от 5 до 15% всего земельного фонда империи. Это очень много — никто другой не имел столь огромных владений. И у императоров была постоянная возможность увеличения собственных владений за счёт наследования имущества недействительных завещаний и конфискаций [62: c. 260]. Императорские земли в основном обрабатывались арендаторами. Но, в отличии от частного землевладения, ставка налогов у них была выше — так как включала в себя арендный платеж [21: c. 93]. Императорские поместья были защищены от куриальной системы поземельного налога и от рекрутчины с военным налогом до последней четверти 4 века. Все деньги от них шли в личную казну правителя (фиск), расходы которой могли идти на любые нужды. Огромные доходы с личных владений позволяли императорам быть крупнейшими инвесторами в государстве, чьи финансовые интересы лежали как в сельском хозяйстве и промышленности, так и в развитии инфраструктуры [21: c. 67-70].

Города, хотя они больше не были в центре налоговой системы, всё ещё находились на привилегированном положении. В основном горожане платили косвенные сборы — сбор с оборота торговли, налоги на наследство, продажу имущества и прочие. Также были отдельные муниципальные налоги, шедшие на поддержание транспортной инфраструктуры. Однако объём этих сборов был меньше, чем земельный налог [13: с. 181].

Всеохватность новой системы сбора налогов потребовала и более жёсткого их администрирования. Империя была заинтересована в предсказуемости объёмов податей, поэтому каждый гражданин обязан был зарегистрироваться в своём налоговом округе. Сборщики налогов и губернаторы должны были следить, чтобы списки плательщиков всегда были актуальны [13: c. 182-183]. Естественно, что государство боролось с попытками уклонения от налогов, чему посвящено множество законов. Запрещалось использование незарегистрированных арендаторов (чем больше арендаторов — тем выше налог), их переманивание у других землевладельцев и махинации с урожаем. Также активно преследовались неплательщики, особенно сбежавшие арендаторы [9: с. 62-63].

Законы, связанные с налогами, выглядят жёстко и даже тоталитарно. Но проблема империи была в том, что ее власти вынуждены были постоянно балансировать между двумя крайностями. С одной стороны, государству нужно было максимизировать объём налогов. С другой, чем больше платил налогов землевладелец — тем меньше у него было стимулов расширять обработку земли, так как у каждого участка была предельная урожайность. А для империи критически важно было, чтобы валовый сбор урожая был высоким, так как это увеличивало и налоги. А для этого нужно было удерживать фискальные сборы на низком уровне. Поэтому для разных регионов были установлены не только разные размеры iugum, но и ставки самого налога — те, где урожаи были больше, обычно и отдавали больший процент урожая [38: c. 74]. В то же самое время империя пыталась законодательно ограничивать арендные платежи, чтобы снизить финансовую нагрузку на арендаторов [21: c. 105].

При этом всё равно остро стояла проблема запустения земли. Особенно в Италии, где после введения единого налогообложения многие участки оказались невыгодными для хозяйственной деятельности [16: с. 5; 42: c. 282]. Империя стремилась заставить земледельцев обрабатывать всю возможную землю, чтобы получать больше налогов. Поэтому пытались штрафовать владельцев заброшенных участков, в то же время предлагая льготные условия налогообложения в случае их обработки. На императорских землях (а возможно и на частных) с той же целью получили распространение договоры эмфитетической (квазипостоянной) аренды. Пользователи такой земли были освобождены от большей части налогов, пока она не начинала приносить достаточный урожай, но за это они обязывались длительный срок жить на этой земле [42: c. 281].

Также империя старалась не сверхэкспулатировать налогами землю. В случае, если по тем или иным причинам происходил масштабный спад обработки земли (как от слишком высоких налогов, так и от неурожаев, стихийных бедствий или набегов варваров), то для восстановления пострадавших территорий налоги могли на время заметно снижать. Например, так поступили после разорения Италии вестготами Алариха в начале 5 века [35: c. 13-14].

Обычно налоговый гнёт римской империи в 4 веке принято описывать невыносимым. Однако наши источники по этой теме пристрастны, а свидетельства более независимого характера немногочисленны. Легко понять недовольство богатых землевладельцев, которые в прежние времена не платили вообще налогов за землю в Италии, а теперь все оказались равны и платили по единым ставкам. Тем не менее, из сохранившихся налоговых документов следует, что фискальные сборы колебались от 10% (в самых бедных провинциях) до 30% (в самых богатых) урожая [13: c. 182-183]. Эти цифры не сильно отличались от известного уровня налогов времен принципата, но опять же, по обоим периодам точной статистики нет.

Тут небольшое пояснение для тех, у кого математика не друг. Большая в 3 раза ставка налогов может значить, что в казну поступит более чем в 3 раза большая сумма. Это вызвано тем, что в Египте или Африке урожаи были в несколько раз больше, чем, например, в Северной Галлии. Т.е. при одинаковой ставке налога разница в абсолютных значениях была бы в разы. При этом для простого выживания в первом случае достаточно было и 10-15% урожая, а вот во втором требовалось значительно больше. Следовательно, житницам Африки, Египта и Сицилии можно установить большую ставку налога, и оставшегося зерна все равно хватит не только на собственные нужды, но даже на продажу. Эти провинции приносили значительно больше доходов, нежели бедные территории на севере.

Были, конечно же, злоупотребления наместников, которые потом приходилось героически исправлять [13: c. 385]. Как, например, будущий император Юлиан сумел снизить непомерно задранные в Галлии налоги, и денег всё равно хватило на нужды государства [9: с. 99-100]. Многие императорские законы появились именно как реакция на злоупотребления на местах [34; 43: с. 9]. Однако все эти факты не позволяют утверждать, что непомерные налоги были везде.

Но на сборе налога в округах наша история не заканчивается — ведь собранное нужно было доставить адресатам. С деньгами всё было просто — они поступали губернатору, а дальше по разнарядке из столицы их либо тратили на месте, либо переправляли туда, где они нужнее. Но в первой трети 4 века значительная часть налогов из-за монетарного кризиса взимались натурой, т.е. зерном или другими товарами. Во второй половине века имперские власти просто будут обязывать сборщиков налогов проводить коммутацию на золото, оставляя их с головной болью куда и как деть свалившееся на них добро.

Но не всегда империи нужны были деньги. Некоторые регионы и целые провинции передавали свои налоги натурой в пользу анноны: системы продуктового снабжения армии и населения Рима, которая была создана ещё при Октавиане. К 4 веку аннона превратилась в мощный экономический хребет государства, в деятельности которого были задействованы десятки тысяч человек. Многочисленные корабли и повозки, груженые припасами, ежегодно перемещали тысячи тонн провизии на сотни километров.

В 4 веке только в рамках алиментарной системы снабжение из анноны получали сотни тысяч бедняков в Риме и Константинополе. Частично также снабжались крупные города имперского значения — Александрия, Путеолы и Таррацина в Кампании, Антиохия, Карфаген [42: с. 329]. Эти государственные обязательства были вызваны желанием задобрить городской плебс и лишить повода для бунта. Кроме того, продовольствием по линии анноны снабжались все армии Рима и его чиновничий аппарат, хотя относительно двух других категорий последняя была сравнительно малочисленна.

В 4 веке основными поставщиками для анноны были Африка и Египет, но свой вклад вносили и прочие провинции. После строительства Константинополя поставки из Египта шли в основном на его нужды и в армии востока, тогда как Африка стала главной продуктовой базой анноны запада. Этот «африканский налоговый хребет» был мощнейшим из механизмов перераспределения ресурсов в западном Средиземноморье. Поспорить с ним там мог разве что только «аргоннский налоговый хребет» — из Центральной Галли к Рейну, по которому шли многочисленные припасы для армий на северо-восточной границе [14: с. 319].

Во всех этих случаях участие в работе анноны коррелирует с уровнем экономической активности: чем он выше — тем выше участие в поставках. Вопреки ожиданиям, в данном случае большие налоги в регионах, тесно связанных с поставками для анноны, стали стимулом для ещё большего роста сельского производства в них [21: с. 209; 36: с. 8; 42: c. 327]. Аннона была отлаженным механизмом поставок товаров, для чёткого функционирования которого государство не жалело средств. Власти использовали подрядчиков для перевозки товаров, полностью их оплачивая по фиксированной стоимости. То есть для владельца корабля любой груз, перевезённый на этом рейсе сверх требований империи, становился бесплатным. Поэтому вместе с зерном, маслом и вином для государства, рядом плыли нередко точно такие же грузы, но уже для частного потребления [14: с. 312-313; 42: с. 320].

Империи из-за этой практики пришлось даже вводить предельный срок доставки грузов… в 1 год. Это при том, что из Африки до Италии кораблю плыть не больше месяца.

Перевозки на дальнее расстояние требовали развития на месте производства тары. Создавались склады, строились новые причалы и крупные предприятия по переработке. На путях перевозок возникали укрепленные поселения, созданные для складирования и охраны грузов. В результате провинции, активно участвующие в работе анноны, получали рост инвестиций в сельское хозяйство и инфраструктуру, что давало коммерческое преимущество перед другими и оказывало положительный эффект на многие стороны жизни в них. Достаточно было империи сместить данные потоки, чтобы недавно процветающий регион стал депрессивным [14: с. 311-312, 399-400].

Таким образом, налоги были иногда не только проблемой, но и благом. Вся описанная выше система отличается от времен принципата лишь большей системностью и формализованностью, но не своей сутью. Однако, в период поздней Империи обязательства граждан перед государством не исчерпывались только налогами. Но об этом в следующей части.

Продолжение следует...

Источники данной главы:
5 - Paolo Tedesco «THE POLITICAL ECONOMY OF THE LATE ROMAN EMPIRE:AN ESSAY IN SPECULATION», 2019 г.
7 - Matthias Stern «Taxes and Authority in the Late Antique Countryside», 2024 г.
9 - Clark Patrick «Taxation and the Formation of the Late Roman Social Contract», 2017 г.
10 - John Steven Mooney «Fourth-Century Gothic Settlement and the Late Roman Economy», 2018 г.
13 - Stephen Mitchell «A History of the Later Roman Empire, AD 284–641», 2015 г.
14 - Simon Esmonde Cleary «The Roman West AD 200-500: an archaeological study», 2013 г.
16 - James Moens «Agronomic Policy: Re-evaluating the Agricultural Decline of the Later Roman Empire»
21 - PAUL ERDKAMP, KOENRAAD VERBOVEN, and ARJAN ZUIDERHOEK «Ownership and Exploitation of Land and Natural Resources in the Roman World», 2015 г.
34 - Сахаров С.А. «КОРРУПЦИЯ В ПОЗДНЕЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ. ПРОБЛЕМЫ ВОСПРИЯТИЯ И ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ», 2018 г.
35 - Gilles Bransbourg «The later Roman empire», 2015 г.
36 - Paul Johnson «Late Roman economic systems: their implication in theinterpretation of social organisation», 2003 г.
38 - J.A. (SANDER) BOEK «Taxation in the later Roman Empire a study on the character of the late antique economy», 2008 г.
42 - «THE CAMBRIDGE ANCIENT HISTORY. VOLUME XIII», 2008 г.
43 - GILLES BRANSBOURG «THE LATE ROMAN EMPIRE AND THE DREAM OF FAIR TAXATION», 2017 г.
54 - Christopher Kelly «Ruling the later Roman Empire», 2004 г.
62 - Alberto Dalla Rosa «Imperial Properties and Civic Territories: Between Economic Interests and Internal Diplomacy», 2019 г.
65 - Сборник «THE REAL ESTATE MARKET IN THE ROMAN WORLD» под ред. Marta García Morcillo, Cristina Rosillo-López, 2023 г.

Список всех источников цикла, так как их очень много и пикабу не переварит полный список, вынесены в отдельную статью: https://teletype.in/@catlegat/A5X_XkBcTH7

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Также читайте мои тексты первым на других ресурсах:

ВК
Телеграм

___________________________________________________________________

Оглавление цикла:
Введение
Нарративный источник — царь доказательств?
Археология: вторая среди равных
Методы истории: сила в многообразии
Империя расстояний
Империя городов
Империя вилл?
Кризис 3 века

___________________________________________________________________

Начнём издалека. Основой римской монетарной системы со 2 века до н.э. была пара из бронзовых и серебряных монет разных номиналов. Сложилось так исторически: оба металла в достатке имелись в Средиземноморье и были ценны, так как активно использовались в ремесле. Бронза, как более дешевый металл, использовалась в основном для мелких покупок, тогда как серебро — для крупных. Золотые монеты чеканились, но использовались гораздо реже, серебряных и бронзовых.

Покупательная способность монет напрямую зависела от количества ценного металла в них (пробы) и его цены на рынке. Поэтому возникало сразу несколько интересных следствий:

1. Любые изменения веса монеты или содержания металла в ней требовали пересмотра курса пересчёта.

2. Долгосрочное изменение соотношения цен на металлы могло также требовать корректировки курса.

Так как главным эмитентом денег всегда было государство, то у него возникала возможность манипулировать курсом валют. Основным способом было либо изменение веса монеты, что очень быстро обнаруживается, либо более незаметная порча — увеличение доли более дешевых металлов. Последний метод был распробован во времена империи, так как позволял из одного и того же количества серебра сделать больше денег. Пока все экономические агенты поймут, что в монете стало меньше серебра и больше меди, пока скорректируют цены, государство могло извлечь немалый гешефт.

Почему вообще империя обратилась к порче монеты? Потому что нередко её расходы не сходились с доходами. Масштабные строительные проекты, увеселения столичного плебса и войны требовали огромных средств. А резко нарастить сбор налогов было сложно, так как это сопряжено с рисками недовольства местных элит и населения. Добыча серебра на рудниках, вероятно, покрывала лишь небольшую часть расходов бюджета и тоже не могла быть резко увеличена. А порча монеты выглядела легким и безопасным способом создать больше денег почти из ничего.

Однако у этого метода были крайне неприятные последствия — раскручивание инфляционной спирали. Ведь налоги собираются в том числе и в порченой монете, а цены уже выросли, что снова могло привести к дефициту бюджета, для покрытия которого портить монету нужно было ещё сильнее… Императоры осознавали эти проблемы, и поэтому до середины 2 века н.э. старались часто не прибегать к такому способу. Но войны, похолодание климата и вспышки чумы в конце 2 века привели к снижению доходов казны, а всё более затратная покупка лояльности армии династией Северов резко увеличила расходы бюджета. Поэтому монету стали портить ещё чаще.

При этом на проблемы с серебром оказывали влияние ещё два фактора: во-первых, оно утекало из экономики через покупку у Индии роскоши (китайского шелка, специй), а во-вторых, с конца 2 века н.э. наблюдалось снижение добычи серебра. Иногда вообще можно увидеть утверждения, что у империи в 3 веке серебро просто кончилось. Но это не совсем так. Действительно, археология свидетельствует о том, что в Иберии с конца 2 века снизилась его добыча [26: c. 1]. Однако, роль испанского серебра в монетной политике империи уже в 1 веке н.э., на пике добычи, была не определяющей, и заметное место заняло серебро из Галлии, Балкан, Малой Азии [21: с. 321].

В то же время само испанское серебро было недешевым — его добыча в тот период требовала строительства серьёзных шахтных комплексов, из которых необходимо постоянно откачивать воду. А это было дорого, даже с учётом широкого использования рабской силы. Малейший перерыв в работе шахт мог привести к их затоплению, что делало возобновление работ почти невозможным. Что конкретно привело к остановке многих шахт в Иберии в конце 2 века — неизвестно. Кроме очевидного истощения руды, есть ещё несколько вероятных причин. Возможно, что добыча серебра на них стала просто слишком дорогой при текущих уровнях цен на серебро. Возможно — чума заставила на время бросить добычу, а потом её не смогли восстановить [26: с. 14-15; 31: с. 8]. А может быть всё дело в выводе легионов из Иберии, так как именно военные контролировали добычу серебра и его доставку на монетные дворы [21: 317-318, 320]. В любом случае добыча серебра не могла бы спасти бюджет империи от дефицита из-за ограниченности её объемов.

Когда начался масштабный политический кризис и военная анархия второй половины 3 века, портить монету начали постоянно, так как значительно выросшие расходы на армию было просто нечем покрывать [50: c. 8]. К концу 3 века в «серебряном» денарии весом 4 грамма было только тонкое напыление серебра. Из-за этого экономика пошла в разнос, и цены за полвека выросли десятикратно.

При этом сложившаяся ситуация была близка к катастрофе, так как на руках у населения ходили монеты совершенно разного содержания серебра, но формально с одним и тем же номиналом. Как собирать налоги, так и расплачиваться с солдатами в условиях такого зоопарка и роста цен было чертовски сложно. А простое на первый взгляд решение собирать налоги в натуральной форме — часто было невыгодным. Империя так делала только в том случае, если собранные ресурсы было легко и дешево отправить потребителям: в армию или крупнейшие города.

Поэтому стабилизация денежного обращения была крайне необходима, вот только Диоклетиан столкнулся с тем, что ему одновременно с этим нужно поддерживать высокие траты на армию и городское строительство. В результате рост экономической активности, совпавший с ростом денежной массы, снова привёл к росту инфляции [50: c. 21-22]. И, стремясь побороть инфляцию, Диоклетиан решил просто её отменить. В ноябре 301 года он ввёл эдикт, которым были установлены жёсткие пределы цен товаров и услуг в новых стабильных монетах и штрафы за нарушение. Это действительно был небывалый уровень вмешательства в экономику. И это решение, как и многие попытки жёсткого госрегулирования, не сработало.

С одной стороны, доверие к серебряной монете вернуть удалось — ведь её проба стабилизировалась. С другой — возник обширный чёрный рынок с более соответствующими рынку ценами на товары. Дошло до того, что из-за негибкости всей монетарной системы стоимость серебра в монетах оказалась выше её установленной покупательной способности. И поэтому серебряные монеты переплавляли в слитки или украшения и продавали, даже несмотря на запрет, под страхом смертной казни. Так что директивно отменить инфляцию не вышло, она просто переместилась на чёрный рынок, показав тем самым, что государство не может эффективно навязывать гражданам невыгодные им законы.

Константин (306 – 337 г. н.э.), сменивший Диоклетиана, решил, что вышла какая-то фигня, и эдикт о пределе цен тихонько отменил. Решение же проблемы инфляции он увидел в полной смене парадигмы денежного обращения. Им была проведена радикальная финансовая реформа. Государство вообще отказалось от регулярной чеканки серебряной и бронзовой монеты. Единственной монетой, обращение которой империя теперь систематически поддерживала, стали новенькие золотые солиды. Ими взимались налоги, ими платились зарплаты и госконтракты. Содержание золота в монетах было стабильным и максимально возможным, так что они быстро завоевали доверие и популярность. А обилие этого металла, в том числе достигнутое благодаря изъятиям у языческих храмов, позволило полностью отказаться от участия в государственных финансах бронзы и серебра [33: c. 105].

А теперь самое взрывающее мозг. Курс золотой монеты был полностью отдан во власть рынка. Государство более не манипулировало им и не устанавливало жёсткие курсы пересчёта в другие валюты. Бронза и серебро из экономики никуда не делись, но стали вторичными средствами расчета — их периодически дочеканивали, но по какому принципу — неясно. Курсы пересчёта золотых номиналов, как в модии (единицы веса) пшеницы, в которых выражались натуральные налоги, так и в бронзовые, и серебряные монеты, не были зафиксированы и зависели полностью от рыночной конъюнктуры.

В сложившихся условиях чрезвычайную важность приобрели сборщики налогов и аргентарии (менялы). Они проводили операции коммутации (обмена), руководствуясь сведениями о текущих рыночных ценах. Т.е. в поздней империи монетарная система была целиком во власти рыночных отношений, и единственный способ воздействия на неё у государства был в контроле за эмиссией новых золотых монет.

Как это все повлияло? Инфляция для той части экономики, которая вела расчёты в золоте, вернулась в норму. Империя более не испытывала финансовых кризисов сопоставимого масштаба с тем, что охватил её в 3 веке. А золотые монеты быстро вытеснили серебро и бронзу из многих финансовых операций. То есть победа?

Не совсем. У современных историков есть довольно полярные мнения о том, как реформа сказалась на простых людях. Например, Джарус Банаджи считает, что реформа не оказала серьёзных негативных эффектов, так как золота у империи было достаточно, чтобы к середине века значительная часть торговли велась в нём [33: с. 105, 111, 114-116]. Вторит ему и Лукас де Блуа, утверждающий, что в 4 веке 2/3 всей денежной массы империи были в золоте [1: с.38]. Однако в то же самое время большая часть находок кладов 4 века — это серебряная монета [14: с. 330]. Паоло Тедеско [5] обращает внимание, что налоговые агенты (и аргентарии) получили возможность наживаться на бедняках, манипулируя курсами обмена в золото. В то время, как Джон Муни [10: с. 2], Андреа Джеардина [20: c. 760] и Гиллес Брансбург [35: c. 10] уверены, что из-за реформы все инфляционные риски просто были перенесены на простой народ, в основном использующий серебряные и бронзовые монеты. Это привело к обеднению простых людей и обогащению элит.

Истина, как водится, лежит где-то посередине. Солид был очень дорогой монетой, излишней в повседневной жизни. Даже наличие его дробных номиналов не сильно меняло суть. Зарплата поденщика на селе составляла 4,5 солида в год [10: с. 42], каменщика — 7, причём на эту сумму он кормил всю семью [54: с. 66]. Очевидно, что эти люди едва ли оплачивали солидами свои повседневные расходы. А следовательно инфляция серебра и бронзы относительно золота не могла не оказывать на них влияния. Однако, так как платежи не были привязаны к этой монете и часто в документах указывался эквивалент в мерах зерна, то можно предположить, что через него и могли осуществлять расчеты.

С точки зрения государства, реформа Константина наконец-то позволила получить стабильное налогообложение. Заодно она закончила длительный период интервенций государства в экономику с помощью контроля за курсом монет. С этого момента именно золото станет основой монетарной системы империи, а позже и всей Европы.

Однако, не только монетарной политикой ограничивалось вмешательство империи в экономику: были ещё налоги и прямой контроль над некоторыми отраслями производства. Довольно часто их считают исключительно отрицательными явлениями, но так ли это — мы разберемся в следующей части.

Продолжение следует...

Источники данной главы:
1 - Сборник «The transformation of economic life under the roman empire» под ред. LUKAS DE BLOIS & JOHN RICH, 2002 г.
5 - Paolo Tedesco «THE POLITICAL ECONOMY OF THE LATE ROMAN EMPIRE:AN ESSAY IN SPECULATION», 2019 г.
10 - John Steven Mooney «Fourth-Century Gothic Settlement and the Late Roman Economy», 2018 г.
14 - Simon Esmonde Cleary «The Roman West AD 200-500: an archaeological study», 2013 г.
20 - «THE CAMBRIDGE ECONOMIC HISTORY OF THE GRECO-ROMAN WORLD», 2008 г.
21 - PAUL ERDKAMP, KOENRAAD VERBOVEN, and ARJAN ZUIDERHOEK «Ownership and Exploitation of Land and Natural Resources in the Roman World», 2015 г.
26 - Alfred M. Hirt «Gold and Silver Mining in the Roman Empire», 2020
31 - Wilson Andrew «Indicators for Roman economic growth: A response to Walter Scheidel», 2009 г.
33 - Jairus Banaji «EXPLORING THE ECONOMY OF LATE ANTIQUITY», 2016 г.
35 - Gilles Bransbourg «The later Roman empire», 2015 г.
50 - Prodromos Prodromidis «Economic Environment, Policies and Inflation in the Roman Empire up to Diocletian’s Price Edict», 2009 г.
54 - Christopher Kelly «Ruling the later Roman Empire», 2004 г.

Список всех источников цикла, так как их очень много и пикабу не переварит полный список, вынесены в отдельную статью: https://teletype.in/@catlegat/A5X_XkBcTH7

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Также читайте мои тексты первым на других ресурсах:

ВК
Телеграм

___________________________________________________________________
Оглавление цикла:
Введение
Нарративный источник — царь доказательств?
Археология: вторая среди равных
Методы истории: сила в многообразии
Империя расстояний
Империя городов
___________________________________________________________________

К сожалению, экономическая жизнь империи — это тот раздел, который в античной литературе освещен довольно скупо. Книги и письма донесли до нас отдельные сведения о крупных землевладельцах, правильной организации вилл, методах расширения земельных владений, но эти сведения отрывочные и несут мало конкретики про более мелких земледельцев. Законы тоже не сильно много проливают света на жизнь в сельской местности, так как охватывают не все сферы жизни. А результаты переписей, где обычно указывались не только численность населения, но и размеры владений, дошли до нас лишь по отдельным небольшим областям фрагментарно. На этом немногочисленном базисе во многом и была основана убежденность прошлого в доминировании вилл и почти полном упадке всех прочих форм хозяйства с 1 века до н.э.

Археологическая революция второй половины 20 века, казалось бы, должна была дать нам точные ответы на вопрос устройства сельской местности, но на этом пути, к сожалению, есть немало проблем. Долгое время археологи были сосредоточены на поиске каменных зданий вилл, игнорируя прочие строения, из-за чего о них известно сейчас в разы больше, чем о всей остальной сельской местности. Только в 2000-е начнут появляться результаты исследований, направленных на изучение хозяйственной деятельности вилл и более мелких землевладельцев.

Но, тут опять же есть проблема. Лучшей археологической видимостью обладают крупные поселения. Каменные дома оставляют после себя хорошо видимые следы. От деревянных домов, тоже широко распространенных в античность, сохраняются куда меньше свидетельств, но они часто соседствуют с бытовым мусором, остатками утвари, сельхоз инструмента или пищи (кости, семена). Чем больше поселение - тем выше шансы найти эти признаки, тогда как одиночную ферму обнаружить уже гораздо сложнее. И еще сложнее с участками обрабатываемой земли.

Благодаря аэрофотосъемке и лидарам сегодня есть возможность примерно оценивать зонирование сельхозугодий в древности. Но проблема в том, что с археологической точки зрения обрабатываемый участок не столь радикально отличается от необрабатываемого и нужны значительные усилия для установления его сельхозназначения. Более того, если участок кажется, что не обрабатывался — это вовсе не значит, что его не использовали, так как он пригоден для выпаса скота. Но археология не может уверенно определить такое применение земли, так как оно оставляет мало следов [14: с. 266].

В связи с такими сложностями чаще всего, когда анализируют сельскую местность, упор делается на поселения. Рост или снижение числа домов в одной местности можно связать с изменением населения и количества обрабатываемой земли. Однако, эта связь не вполне однозначна - ведь изменение числа заселенных участков в деревнях могло быть связано не только с изменением численности людей, но и с ростом или падением числа одиночных ферм [14: c. 269-270]. Однако, как уже сказано выше, обнаружить такие фермы сложнее, да и выборка часто отражает число раскопанных участков, а не реальность прошлого [30: 4.21]. Поэтому данные археологии все еще сильно зависимы от других источников и их контекста, но они тем не менее могут серьезно скорректировать устоявшиеся ранее представления.

И тут мы возвращаемся к виллам, которые «укрупнялись за счет разорения фермеров». Эта тема проходит красной нитью через значительную часть источников еще с позднереспубликанского периода. Из чего можно сделать вывод, что за столетия аристократы должны были получить контроль над большей частью земли в империи. Однако даже имеющиеся нарративные источники свидетельствуют, что это едва ли так.

Данные переписей по нескольким регионам с востока империи за 4 век н.э. свидетельствуют, что в общинах от 3 до 7,5% богатых владели половиной земли в провинции, но при этом было немало и мелких собственников [42: c. 301]. По западу, к сожалению, таких полных сведений нет [21: c. 54]. В то же время законы империи в 4 веке н.э. регулировали вопросы налогообложения с мелких собственников (не арендаторов), т.е. это явление точно имело место даже тогда и было достаточно распространено, чтобы придумывать для него новые механизмы.

Археологические исследования, начиная с 70-х годов, тоже не подтверждали точку зрения о почти полном исчезновении мелкого землевладения. Первое и самое главное, что она показала — это многообразие сельской экономики с 2 века до н.э. и на протяжении всей имперской эпохи. Крупные виллы соседствовали с участками средних и откровенно небольших размеров [14: c. 273-274, 293-294; 42: с. 297]. Причем, в Италии виллы до правления Суллы были часто не очень крупными и окруженными чересполосицей мелких и средних хозяйств.

Как предполагается, в Риме покупка земли была не столь частым явлением - в латыни даже нет специального слова для человека, профессионально торгующего землей [21: c. 8]. В основном, участки оставались в ведении членов семьи, но дробились между наследниками и объединялись лишь в случае браков или преждевременной смерти родни. Часто такие участки, приобретенные по наследству, располагались не рядом и их не обменивали, а организовывали отдельные виллы [6: с. 52].

В период, начиная с Суллы и до эпохи Октавиана Августа (единоличный правитель с 27 г. до н.э. по 14 г. н.э.), произошел серьезный насильственный передел земли в Италии, который позволил создать сверхкрупные владения - латифундии. Но это в основном происходило за счет землевладений аристократов, которым не повезло в ходе проскрипций, тогда как средние и малые хозяйства продолжали существовать. Их число подпитывалось постоянно обратными потоками людей, расселяемых по земельным законам, как гражданских, так и ветеранов.

Здесь я должен сделать ремарку, так как большая часть источников данного цикла западные, а это вызывает у некоторых граждан недоверие. Поэтому для тех, кто предпочитает классические отечественные работы, сошлюсь на книгу авторитетного советского историка Штаерман Е.М. «История крестьянства в Древнем Риме» страница 125 и далее.

Виллы и латифундии действительно заняли важнейшее место в экономике римской Италии в 1 веке до н.э., но процессы их укрупнения никогда не охватывали всю территорию Италии и еще менее выражены в провинциях [21: с. 49, 51, 177; 30: 4.10-4.12]. Процессу концентрации земли серьезно мешала практика наследования, требовавшая раздела имущества между всеми наследниками [6: c. 52]. При этом различались и подходы к организации вилл. В римской Италии с 1 века до н.э. по 1 век н.э. произошел действительно расцвет рабовладельческих централизованных вилл, хотя и не повсеместно [20: c. 554-555]. А вот в провинциях такие типы вилл прижились гораздо хуже и чаще встречались хозяйства смешанного типа, где часть земли обрабатывалась рабами, а часть - издольщиками (арендаторами) [20: c. 557-558; 39: с. 268].

Такое отличие в типах хозяйств вызвано спецификой рабского труда: это труд низкоквалифицированный и слабо мотивированный, а также отнюдь не бесплатный. Это лишь на первый взгляд кажется, что рабовладельческую виллу организовать просто. На деле это чертовски сложное мероприятие. Раба нужно заставлять работать, контролировать этот процесс и его результат. Понятное дело, что эффективнее всего раб делает какие-то простые вещи. Соответственно на выращивании массовых товаров, например зерна, рабство идеально - так как довольно просто контролируется и масштабируется. Уже на столь же массовых выращивании винограда и оливок все становится сложнее, так как эти культуры более требовательны к уходу.

При этом у рабов есть существенный минус - их нужно содержать круглогодично, тогда как основные сельхозработы обычно происходят весной и летом. Иногда куда выгоднее на некоторые работы нанимать поденщиков (сезонных рабочих) из городов или сельской округи, а не держать рабов круглогодично [39: c. 271]. Кроме того, римские авторы отмечали, что глаз да глаз нужен и за рабами, и за управляющими вилл (виликами), так как без прямого контроля те склонны были начать приворовывать или лениться [21: c. 183, 185]. А это приводило к тому, что многие землевладельцы вынуждены были каждый год инспектировать свои виллы, чтобы те не снижали эффективность.

Т.е. рабовладение при неоспоримом плюсе высокой масштабируемости и потенциальной эффективности массового производства, имело минусы, которые могли нивелировать все плюсы. На рубеже тысячелетий в Италии сложились идеальные условия для него: низкие издержки из-за отсутствия поземельного налога и высокий спрос на массовые пищевые культуры - зерно, оливки и вино, вызванный масштабной экспансией по всему Средиземноморью. Все это позволило итальянскому сельскому хозяйству на время стать доминирующей силой во всем этом регионе, чьи товары встречались почти везде.

Однако во 2 веке н.э. уже провинции будут поставлять значительную часть товаров в метрополию. Почему так вышло? Ключевую роль в этом играло распространение вилл, как рыночно-ориентированных хозяйств. Римская агротехника и более эффективная форма организации хозяйства - вилла - привели к росту производства сельхозпродукции. А интеграция в Средиземноморскую торговлю с низкими барьерами и высокой транспортной связностью помогли сначала вытеснить итальянскую продукцию со своих рынков, вызвав в метрополии спад производства и переориентацию на новые культуры, которые уже были менее пригодны для преимущественно рабского способа обработки [20: с. 555, 756; 21: с. 177].

Часто сюда же записывают и тезис про снижение числа рабов и рост цен на них, но источники не дают убедительных доказательств этого. Во-первых, имеющиеся данные по ценам на рабов разрозненны и в основном происходят из римского Египта, т.е. экстраполировать их на всю империю сомнительно [21: c. 316]. Тем не менее, если принять эти данные за верные, то из них вырисовывается картина постепенного роста стоимости рабов с 1 века до н.э. до 4 века н.э. в 2 раза, что не выглядит признаком драматической нехватки рабов [3].

Во-вторых, имеется немало доказательств того, что рабы активно применялись в сельском хозяйстве после 2 века [21: с. 57; 33: с. 87-88; 39: с. 492, 495-496]. В-третьих, тезис про прекращение торговли рабами из-за прекращения завоеваний тоже сомнителен, так как Рим неоднократно обращал в рабство побежденных варваров, вторгшихся на его территорию. А Рим во 2 веке активно сам пытался вторгаться за Рейн и Дунай. А еще есть интересная гипотеза, выдвинутая Джоном Мэддэном в статье «Slavery in the Roman Empire Numbers and Origins» [60], что одним из важнейших источников рабства - были дети-подкидыши.

При этом создание вилл, которые сбывали свою продукцию на дальние расстояние, имело кумулятивный эффект для местной экономики: так как для этого требовалась тара для перевозки (бочки или амфоры), а также транспорт. Вокруг вилл появлялись новые производственные цепочки, чье благополучие зависело от успешности их торговли, причем в двух соседних регионах такая кооперация могла носить совершенно разные формы [21: c. 220, 221].

Переориентация торговли в ходе интеграции провинций могла приводить к гибели целых отраслей в регионах, которые проиграли конкуренцию из-за разных условий для выращивания культур и перемещения торговых маршрутов. Как, например, случилось с центрами производства гончарных изделий «красной керамики» в восточной Галлии [14: с. 310-311].

Но далеко не всегда эти процессы были вызваны рыночной логикой. Во времена Октавиана Августа была создана аннона - система поставок продовольствия для армии и раздач беднякам в столице. Осуществлялись они в основном за счет натуральных налогов с провинций. Хотя это кажется не совсем логичным, но участие регионов в поставках для анноны приводило к росту в них производства, так как империя готова была поддерживать инвестиции в его расширение и логистику. Например, долгое время испанская Бетика процветала на поставках оливкового масла для анноны. Но в начале 3 века император Септимий Север лишил её участия в анноне и любых преференций в отместку за поддержку его соперника в борьбе за престол, что привело к упадку региона и подъему африканских провинций [14: с. 297, 312].

Какой же была типичная римская вилла? Смешанного типа - с рабовладельческим ядром и множеством арендаторов. В этом случае снижалась прибыль с площади, так как арендатор не все излишки отдавал хозяину, но и снижались издержки на организацию обработки земли рабами. Последние также использовались, но только на наиболее подходящих для этого участках. При этом, важный нюанс, сами арендаторы также могли владеть рабами.

Именно виллы во многом содержали города и армию, став тем самым становым хребтом экономической жизни империи. Рост спроса в городах, у государства и армии вызвал в 1 веке до н.э. и рост числа вилл по всей империи, так как инвестиции в них стали очень выгодными [14: с. 247]. Многие из вилл были мелкими и не поражали своей роскошью [30: 4.11-4.12], а также явно концентрировались вдоль удобных транспортных маршрутов и узлов потребления [30: 4.28].

Однако, в то же время все еще продолжали существовать и мелкие земледельцы, жившие на отдельных фермах или в деревнях [14: c. 273-275; 21: c. 98-99]. На данный момент это буквально непаханое поле деятельности, так как долгое время археологи упускали из виду такие поселения. Имеющиеся сведения позволяют предполагать, что многие участки продолжали обрабатываться без механизации (даже животными), чисто силами самой семьи [1: с. 36-37]. На этом фоне виллы выглядят и вправду прогрессивными, просто за счет большей механизации и оптимизации труда. А это уже приводит к сомнениям в значительном росте благосостояния сельского плебса в эпоху ранней империи.

С одной стороны, есть свидетельства того, что значительно выросло разведение свиней, а следовательно, и потребление мяса [21: с. 251-252, 286]. Однако эти данные невозможно интерпретировать однозначно - так как нет надежных свидетельств, что это мясо потреблялось на селе. Исследования костей умерших демонстрируют противоречивые данные [32: с. 11 -12; 59: с. 9-10]. Если с городами есть довольно четкая метрика “улучшения качества жизни”, связанная с числом общественных пространств, то сельская жизнь простого населения оказывается куда более ускользающей. Но точно можно сказать, что на селе люди были здоровее и жили дольше, нежели в городах [1: c. 30-31; 58].

Интенсификация сельского хозяйства в первый век империи, с которой никто особо не спорит, часто связывается и с ростом населения. Во-первых, потому что для обработки больших земель без инноваций в части механизации (а их не было - римляне, например, так и не внедрили тяжелый плуг, хотя технически могли) нужно было привлечь больше людей. Во-вторых, археология фиксирует рост в 1-2 веках плотности заселенности отдельных территорий. Однако, мы вновь упираемся в вопрос интерпретации: рост заселенности конкретной местности мог быть вызван не ростом численности населения империи вообще, а горизонтальной мобильностью - когда люди переезжали с одного места на новое. Кроме того, имеющиеся свидетельства переписей римского населения в республиканский период показывают довольно низкие темпы прироста населения. И вряд ли это изменилось в имперский период. Причем, римская аристократия, в целом живущая значительно лучше простого населения, имела довольно высокую смертность - существует предположение, что до трети всех земельных владений наследовались несовершеннолетними сиротами [1: с. 39]. Поэтому любые модели демографического роста — это лишь гипотезы, подтвердить которые пока что не удается.

То есть, если с городами мы можем построить непротиворечивую картину бытия, то вот с сельской местностью все куда сложнее. Бум строительства вилл в последний век республики и первый век империи, сменится уже во втором коррекцией, которая могла как сама стать причиной спада в экономике городов, так и следствием. Виллы серьезно зависели от рыночной конъюнктуры и спад потребления мог вызвать отказ от обработки значительных территорий. Малые фермерские хозяйства в этом плане были менее уязвимы из-за меньшей рыночной ориентации, но зато они имели и куда меньший запас прочности при неблагоприятных внешних факторах, которые ударили по империи в конце 2 века: чуме и похолоданию климата. Что уж говорить про 3 век, когда к этим напастям добавился и масштабный военно-политический кризис.

Империя, как государство, претерпела серьезнейшие изменения в ходе этих событий. Поэтому следует поближе рассмотреть то, как империя выходила из кризиса 3 века.

Продолжение следует...

Источники данной главы:

1 - Сборник «The transformation of economic life under the roman empire» под ред. LUKAS DE BLOIS & JOHN RICH, 2002 г.
3 - Kyle Harper «Slave Prices in Late Antiquity (and in the Very Long Term)», 2010 г.
6 - Сборник «Civic Identity and Civic Participation in Late Antiquity and the Early Middle Ages» под ред. Yitzhak Hen, 2021 г.
14 - Simon Esmonde Cleary «The Roman West AD 200-500: an archaeological study», 2013 г.
20 - «THE CAMBRIDGE ECONOMIC HISTORY OF THE GRECO-ROMAN WORLD», 2008 г.
21 - PAUL ERDKAMP, KOENRAAD VERBOVEN, and ARJAN ZUIDERHOEK «Ownership and Exploitation of Land and Natural Resources in the Roman World», 2015 г.
30 - Сборник «Performances économiques de l’Empire romain. Une nouvelle archéologie du commerce et des techniques» под ред. Jean-Pierre Brun, Despina Chatzivasiliou and Willem M. Jongman, 2024 г. (доступен онлайн, ссылки по номерам глав не считая вступления и абзацам)
33 - Jairus Banaji «EXPLORING THE ECONOMY OF LATE ANTIQUITY», 2016 г.
39 - «THE CAMBRIDGE WORLD HISTORY OF SLAVERY», 2011 г.
42 - «THE CAMBRIDGE ANCIENT HISTORY. VOLUME XIII», 2008 г.
58 - Claudia Moro, Lucie Biehler-Gomez, Federica Boschi, Cristina Cattaneo «Urban vs rural lifestyle in Roman Italy: a bioarchaeological and paleopathological investigation», 2025 г.
59 - Kim Bowes «Rural Poverty in the Roman Empire», 2017 г.
60 - LUKAS DE BLOIS «THE CRISIS OF THE THIRD CENTURY AD. IN THE ROMAN EMPIRE: A MODERN MYTH?», 2002 г.

Список всех источников цикла, так как их очень много и Пикабу не переварит полный список, вынесены в отдельную статью: https://teletype.in/@catlegat/A5X_XkBcTH7

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Также читайте мои тексты первым на других ресурсах:

ВК
Телеграм